Ёлки-палки

Название рассказа уже говорит само за себя. А я, поддавшись новогоднему настроению очередного наступающего года, вспоминаю некоторые эпизоды, участником которых мне довелось быть и которые связаны с этим знаковым деревцом - новогодней ёлкой. Палка в названии упоминается для пущей важности, как в расхожем сочетании с этим выражением, употребляемым иногда обычно то ли с досадой, то ли с недоумением, то ли с восхищением и, наконец, с удивлением по любому поводу. Так, что я не намного ошибусь, если выскажусь именно так, комментируя мои эпизодические зарисовки этим ласковым словцом на эмоциональном подьёме - Ёлки-палки! По крайней мере, оно именно так звучит в моём восприятии. Тем более, что это полностью согласуется с контекстом.   

Ёлка в Боярке 

Небольшой городок под Киевом, увековеченный писателем Николаем Островским в его романе "Как закалялась сталь", в получасе езды на электричке - Боярка, был хорошим пристанищем для нашей дружной студенческой компании во время учёбы и позже, после окончания института. Один из нас - Толя Салюк проживал там со своими родителями: папой - директором местной школы и мамой - милейшей домохозяйкой и хранительницей очага. Жили они в собственном небольшом уютном домике с таким же небольшим земельным участком. Любили мы там собираться. Наши лыжные катания зимой, летние прогулки и походы в окрестностях с ночёвками и песнями у костра по живописным лесам с заключительным обязательным хлебосольным застольем в доме у Салюков были непреложным увлечением нашей жизни и поводом для содержательного общения, без которого мы не могли обойтись. Другими словами - нам было что делить! Нам было комфортно друг с другом. Это ли не жизненная удача, подаренная судьбой?!
      
Гостеприимная семья Салюков всегда была рада гостям, тем более, что эти гости были самыми близкими друзьями их сына. В моей памяти наши "боярские встречи" остались в числе самых заветных и дорогих воспоминаний молодости! Теперь, когда многие мои друзья уже давно"вошли в науку", "остепенились", а их дети и внуки, в свою очередь, стали профессорскими детьми и внуками, невольно возвращаюсь мыслями в то далёкое время, когда мы, не обременённые ещё своими послужными и прочими регалиями, непосредственно предавались молодому задору с жаждой жить, любить, творить и наслаждаться нашей дружбой, без каких бы то ни было условностей и тяжких забот. Все мы учились в одном и том же технологическом институте. В основном - ровесники. А главное - близкие по духу и по предпочтению жизненных ценностей. Со своими особенностями и пристрастиями. А вместе - дружная компания молодых людей.

Конечно, сплотила нас первоначально окончательно и бесповоротно, я думаю, наша поездка в Крым. Тогда, в течение целого летнего месяца, наша компания, путешествуя с палатками и рюкзаками, обогнула южную оконечность Крымского полуострова от Феодосии со Севастополя: где пешком - по горам и равнинам, где на автобусах, где на морских катерах. Тот вояж оставил неизгладимые воспоминания множеством фотографий и любительской кинохроникой, снятой мною с помощью примитивной кинокамеры на плёнку.

... Мы сговорились встретить Новый год в Боярке. Собирались накануне ещё днём неспеша и с толком. Каждый привёз с собой что мог, собирая по крохам к новогоднему столу сьесное и выпивку. Настроение было боевое. Задор и веселье сопровождали наши приготовления в предвкушении предстоящего торжества. Ведь, Новый год - самый радостный праздник! И это не подвергалось даже сомнению. Так уж повелось...
      
Наши хлопоты неожиданно прервались чьим-то справедливым замечанием: "А ёлка где?" Этот вопрос своей трагичностью повис в воздухе немым укором нерадивым участникам приготовлений в преддверии предвкушения самореинкарнации: из себя, в самих же себя в наступающем году, только в более совершенном, более лучшем качестве. В этом потаённом состоянии надежды, наверное, каждый подспудно пребывает в ожидании перемен к лучшему в приходящем году. Это то, что выше нас и ничего нам с этим не поделать. Ничего и не надо делать. Мечтать не возбраняется. Даже об этом. В этом и состоит таинство новогоднего действа.
      
Поодиночке и все вместе мы подивились своей нерасчётливой безалаберности, поохали-повздыхали o неполноценности предстоящего торжества, но делать было нечего. До Нового года оставалось совсем немного - несколько часов...
      
Люблю вызов. Дрожжи адреналина бродят и будоражат кровь. Невольно ищешь глазами амбразуру, чтобы кинуться на неё и прикрыть свою никчемность и неспособность решить проблему, пакостно и предательски отравляющую нормальный ход вещей. Но не бездумно ищу, а соизмеряя. В этом-то всё и дело. Поэтому и дожил до того благословенного момента, когда смог взять пишущее перо и написать об этом...
      
Решение созрело тут же. Долго не думал - некогда было. Стрелки часов неумолимо двигались со скоростью наступления на пятки старому году - нового. Обратный счёт в секундах до начала боя курантов на Спасской башне в полночь явственно стучал своим молоточком в воспалённом виске.
С категоричностью опытного хирурга во время операции, требующего скальпель, я протянул руку хозяину дома и приказал:
- Топор!
Поначалу Толя испугался, но виду не подал.
- А шо? А где?..
- Лес кругом! - как больному объяснил я Толику, - Чего-нибудь, да добудем!
   
Скальпель в виде топора был мне выдан беззаговорочно. Мой уверенный голос не оставлял сомнений в задуманном. В общих чертах, расспросив Толика, где можно найти в лесистой Боярке ёлку и получив довольно приблизительное направление, я, как тот разбойник, ещё зАсветло вышел на большую дорогу. Прохожие при моём приближении с топором шарахались в стороны и обходили стороной - чего такое-этакое взбредёт в голову под Новый год этому незнакомцу?! Надо сказать, они зря волновались. Мне не было до них никакого дела. Я следовал по азимуту наития к своей цели. Ориентировка по звёздам не представлялась возможной из-за отсутствия темноты, а компас мне не выдали. И даже сухого пайка, не говоря уже о суточных...
      
Перейдя узкоколейку, которую в Гражданскую войну прокладывал Николай Островский, я углубился в лес. Ходил я не долго и набрёл на посадку молодых ёлочек. Они росли ровными рядами - одна в одну. Выбрав "свою", в несколько взмахов топора срубил её под корень и даже топор не затупился. С топором я умел обращаться - не одну сотню деревьев положил, работая в Сибири.
      
Только хотел двинуться обратно, как где-то вдалеке заслышал едва различимые чьи-то голоса. Не желая встречаться ни с кем в лесу, по понятным причинам, залёг, как партизан в снег за ёлочным частоколом и стал высматривать: кого это там несёт в самое неподходящее время. Начало уже смеркаться - декабрьский день был короток. Показались двое. В одинаковых добротных тулупах, со знаками различия принадлежности к чему-то официальному, видимо, к какой-то службе. При ближайшем их приближении и по характеру их уже различимого разговора, я понял, что это лесные инспектора, а я, стало быть, нахожусь в лесном заповеднике... При этом, даже наличие моего топора не придало мне уверенности, а срубленная мною в заповеднике элитная ёлка, немым вещественным доказательством преступления лежала у моих ног. Не помню, чтобы Толик перед моим походом хотя бы обмолвился об этом. А мне и не к чему. Увидел - срубил. Не знаю, как каралось то, что было мною совершено. Наверное - не слабо. Наверняка - так. Не зря упоминают в народе что-то про тюрьму и про суму... Ёлы-палы. Нарвался!
      
Фигуры приближались. Я лежал и старался дышать через раз и в ладошку, дабы конденсирующимся на морозном воздухе паром дыхания не выдать своего присутствия. На моё счастье "тулупам" было не до чего и по обрывкам разговора, долетавшего до меня я понял, что они сами боялись опоздать к встрече с Новым годом, мысленно и всецело находясь в его преддверии. Так они и прошли торопясь куда-то мимо, не вертя головами по сторонам и вскоре растаяли вдалеке к моему превеликому удовольствию.
      
Заметно вечерело. Я ещё чуток полежал для верности, затем встал, отряхнулся от налипшего снега, взвалил ёлочку на плечо и тронулся в путь обратно. Мама дорогая! Ёлочка казалась - так себе, маленькая. На плече это ощущалось по-другому. Учитывая неблизкую дорогу обратно, я было загрустил, но знание того, что подписался под это дело и дал слово не возвращаться без ёлки, толкало меня вперёд. К весу деревца добалялась ещё его обширная ветвистось, которая загораживала обзор моего пути. Ко всему прочему, - не пальму нёс. Молодые иголки норовили меня колоть в самые неприспособленные для этого места: щёки, лоб, нос, глаза - во всё то, что было у меня на голове. Вспомнилась песня: "Я иду по Уругваю: тьма, хоть выколи глаза. Слышны крики попугаев и мартышек голоса..." Кстати сказать, тех пор я невзлюбил Уругвай! Вобщем, доложу я вам, это надо было видеть! Видеть меня, согнувшегося в "три погибели" от тяжести груза, с постоянными разворотами то туда, то сюда, приоткрывая обзор перед собой, чтобы не сбиться с верного пути, с трудом определяемого в густом лесу. И без ёлки можно было бы легко заблудиться, а с ней... Добавим сюда уже спустившуюся вечернюю густую зимнюю темноту и морозец. Не могу пожаловаться на холод. Чего не было, того не было. Наоборот. Запредельная мышечная нагрузка вызывала тепловыделения и потоотделения, а попросту - пот катился градом. Как я дошёл - сам не понимаю.
      
Не могу сказать, что встреча новоявленного Деда Мороза и подарочной ёлки была столь горячей. Бедные мои друзья перволновались моим долгим отсутствием и я поначалу не увидел никакой радости на их измученных ожиданием лицах - одно волнение и озабоченность моим долгим отсутствием. Толик даже ходил в милицию и так, осторожно, без наводящих детелей интересовался: не было ли у них каких-либо происшествий? Его успокоили, ещё и налили. Одним словом - Новый год!
      
После моих обьяснений, лица моих друзей просветлели, а радость об удачном исходе предприятия вылилась в бурные хлопоты установки ёлки и её украшение. Но здесь я уже был "пас". Мне требовался отдых. Пока все хлопотали вокруг ёлки, мы с Толиком уединились на кухне и "приняли на грудь", отметив тем самым успех дела. Когда позже, просохнув у кухонной печи и "с поправки" я вошёл в комнату, где уже были накрыты столы, то ахнул! Моя подопечная, почти упираясь в потолок своим ростом, вся такая большая и роскошная, в блеске игрушечных украшений, наполняя всю большую комнату непередаваемым запахом свежесрубленной ели, предстала во всей своей красоте. Нет, не зря согнал я с себя "семь потов"! И грудь мою распирала радость и блаженство не только от "принятого" до того на кухне, но и от того, что всё-таки сумел внести персональную лепту и создать новогоднее настроение для нашей компании. Гуляли мы тогда всю ночь. Но это уже другая история... Как та, о которой я расскажу дальше.

Ёлка-Феникс
      
"Время берёт себе", - сакраментально говорила вполне серьёзно, не заканчивавшая университетов, наша древняя старушка-соседка по киевской коммунальной квартире, каждый раз, когда она хотела выразить своё философское понимание жизни. А то, что "Время берёт своё", так это её не касалось. Мы над ней подсмеивались. Сейчас я понимаю, что в чём-то она тоже была права…

Где-то сродни этому по содержанию может звучать античный фразеологизм Гераклита: "Всё течёт, всё изменяется". Мне захотелось разделить лавры златоуста с древним греком и изречь нечто такое же - фундаментальное и на века. Долго я не думал и нашёлся сразу. Цитирую самого себя, вступая с Гераклитом в принципиальную дискуссию и несколько уточняя его непреложный постулат. "Всё течёт, всё изменяется, - это так же, как и было, а дальше - моё, - Не меняется лишь только крепость водки - как была сорокаградусной, так и осталась таковой." А насчёт "течёт", так это правильно. Здесь я с ним согласен. Ещё и как! Рекой! Правда, там, где позволяет её русло... По легенде, своей сорокаградусностью, самый популярный напиток в мире похмельного веселья и культурного пития - водка, обязана выдающемуся учёному-химику – Дмитрию Ивановичу Менделееву. Это он постарался подобрать оптимальный состав напитка. Поэтому, в качестве первого тоста любого застолья может служить тост за великого русского изобретателя. С тех пор, встречи Новых годов традиционно не обходятся без этих, как минимум, двух составляющих: Ёлки и Водки. И это закономерно. По крайней мере, в обществе просвещённых и пьющих людей…
      
Уделив так много места "эликсиру жизни" - Водке, попробую теперь сконцентрироваться на Ёлке. Не на Ёлке вообще, а на той самой конкретной - павшей и воскресшей в одночасье, как та эпосная птица Феникс. Возрождённая из пепла... Чувствую, интрига повисла в воздухе своей загадкой. Но только до тех пор, пока я не вышел проветриться на свежий воздух, ненадолго оставив праздничный новогодний стол. И что я вижу? Нет ёлки. Испарилась… И в этом случае придёться рассказать всё попорядку.
      
… Находясь на улице после декабрьского ежегодного празднования Рождества, натыкаюсь взглядом на ёлки, лежащие то там, то тут на земле и ждущие быть подобранными и вывезенными куда-то ещё за ненадобностью. Их скоротечный жизненный путь, созданный лишь только для короткого мига триумфа в конфетти и блёстках - печален. А мы что? В сущности - та же участь… Но не будем о грустном в новогоднюю ночь.
      
... Встречали мы тот новый год спокойно, хлебосольно и в хорошей приятной компании наших соседей по дому. Упомянутая водка была уже к двум часам ночи почти вся выпита. Я, как и обмолвился ранее, пошёл проветриться на улицу, а заодно лишний раз полюбоваться на красавицу-ёлку, которую я установил за несколько дней до этого внизу у лифта, чтобы придать всем живущим в доме праздничное настроение. Выхожу и вижу... А вернее, не вижу ничего. И не потому, что порядочно выпил, а потому, что нЕчего было видеть. Я остолбенел. Протёр глаза, пытаясь сфокусировать оптику. Ан, нет. Была и нет! Ну, вот же, стояла на этом самом месте: радующая всех жильцов дома большая красивая ёлка, любовно и с желанием понравиться убранная моими собственными дорогими игрушками и гирляндами, сверкающая бегущими и мигающими светлячками разноцветных лампочек. По крайней мере, несколько часов тому назад она здесь стояла. Опустевшее место зияло своим вопиющим отсутствием праздника.
      
И здесь, на мраморном светлом полу я заметил явно различимый след из ёлочных иголок, тянущийся к входной двери. Пошёл по следу: открыл дверь, железные ворота. След из иголок не прерывался. Увидел я свою ёлку только выйдя на улицу. Лежала она почему-то ровненько, как раз посреди проезжей части рядом проходящей дороги. Вся растерзанная, жалкая, в месиве разбитых стеклянных игрушек и других разнообразных украшений. Кошмар! Я мигом мысленно воссоздал картину происшедшего и виртуально смоделировал этот акт беззакония. Кому это понадобилось?! У какой твари поднялась рука на святой символ наступающего года! Какой негодяй захотел похитить праздник у людей! Не ты поставил, не тебе и убирать! Тем более в такой зверской форме и в такое неподходящее для этого время. Я догадывался, кто это. Но... Не пойманный - не вор. А тот мерзавец-алкоголик, часто выпивая, в состоянии подпития мог себе позволить всё что угодно. В запасе у меня остаются ещё некоторые слова, которые я мог бы использовать, характеризуя его. Не буду ему уподобляться. Мир наш устроен так, что всякое зло раньше или позже наказуемо. И тот разрушитель не стал исключением. Не избежал этой участи...
      
... Забыв обо всём на свете, я восстанавливал справедливость. Это чувство пересилило во мне чувство заманчивого возвращения к новогоднему столу и продолжения радостного и спокойного времяпровождения в тёплой компании. Так я устроен. Не могу дать волю творящемуся беззаконию и хамству.
      
По счастливой случайности, лежащая на дороге ёлка не была покалечена проезжающими машинами. Улица перед домом тихая, а ночью и подавно. С трудом прикладывая всё моё нетрезвое старание, кое-как протиснул ёлку с остатками украшений через дверные проёмы и вернул её на законное место. Возвращая всё обратно, я мог натурально убедиться и представил себе ту степень злости и ярости, с которой тот негодяй совершал своё неправое деяние. Собрал валяющиеся целые украшения и водрузил на ёлку. Развесил упавшие гирлянды и включил их. Подмёл все опавшие иголки и разбитое стекло. Два полноценных часа в ту ночь мне понадобилось для этого. Зато cправедливость восторжествовала! А та самая, недопитая мною вовремя водка, после моей непредвиденной работы, уже позднее за праздничным столом, к которому я всё-таки наконец вернулся, текла, вливаясь в меня маленькими рюмочками, восполняя своей калорийностью растраченный мною энергетический баланс и в утешение о мысли, что правда, ёлки-палки, -  всё не только течёт, но и изменяется.