Каменные Братья

"Эленор, Огненная Стрела", часть Третья, глава 4, "Братья"
Встреча Лола и Зага с духами своих древних предков и сновидение о Посвящении в Великой Пирамиде

- Миридаэль! – прошептала Эленор, блаженно улыбаясь. Лежа на темени одного из Каменных Братьев, того, что был похож на ее названного брата Лола, она пила глазами мерцающий голубой свет яркой звезды над своей головой. Звезда под пристальным взглядом девочки парила в черно-синей бездне ночного неба и казалась то ближе, то дальше, а ее сияние, живо отзываясь устремленным к нему жадным глазам, непрестанно меняло оттенки, отливая то бирюзой, то изумрудом, то вдруг становясь совсем теплым, медово-янтарным или подобным светящемуся яичному желтку, то белея и тут же начиная играть всеми цветами радуги. Порой Эленор отчетливо видела глаз, смотрящий с неба в ее глаза так же пристально и неотступно, и завораживающе, и завороженно. И так же, как звезда под ее взглядом, она сама неуловимо менялась под взглядом звезды. Звезда распускала свои лучи, одеваясь ярким ореолом, рассеивая тьму вокруг себя все дальше, росла и приближалась, превращалась в солнце, начинала слепить, и Эленор закрывала глаза, но продолжала видеть ее сквозь крепко сомкнутые веки все так же явственно.  И тогда звезда теплилась уже в ней самой, струясь и трепеща, неотделимая от Внутреннего Огня.
- Миридаэль, - замирал на губах Эленор беззвучный шепот. Губы ее немели. Тишина сгущалась вокруг нее, окутывала, обволакивала плотным коконом, а ее собственное тело отслаивалась, как шелуха от луковицы.
- Миридаэль! – мысленно повторяла Эленор имя, сладкое как горный мед.
- Молчи, - отвечали звезда с неба и Огонь изнутри, слитые воедино. И Эленор уже знала ответ на вопрос, который хотела задать той, кто развернула свое тело как свиток и сбросила как змея – старую кожу, чтобы остаться одним лишь чистым сиянием и светить всем устремленным к ней глазам из бездны ночи. Далеко-далеко внизу, на маленькой голубой звезде по имени Земля, с почти отвесной голой скалы, одной из многих в длинной цепи ей подобных, высоких и неприступных, широко раскрытые глаза с восторгом и ужасом следили за ее полетом среди других звезд, не замечая даже самые яркие из них, с мольбой взирая лишь на нее одну.
- Эленор!
  Тишина рассыпалась на мириады хрустальных осколков. Эленор почувствовала, что на нее опять надето тело – по нему с ног до головы быстро пробежали сотни маленьких острых иголочек, будто пришивая его обратно. Обе руки ее кто-то крепко сжимал, тряс и тянул. Она открыла глаза.
- Лол? Заг?!
В первые мгновения девочка недоумевала, откуда они взялись рядом с ней. Ей казалось, будто наедине со звездой прошла целая вечность, и она не сразу вспомнила, что пришла сюда на закате с ними вместе.
- Прости, Эленор, но, пожалуйста, не делай так больше! – услышала она испуганный возглас Зага и почувствовала, как он сжимает ее левую руку.
- Как? – спросила она чуть слышно, ибо голос еще не очень ее слушался.
- Ты опять начала приподниматься над землей, поднялась почти на локоть и висела, - тихо заговорил Лол справа от нее.  – Висела несколько мгновений, а потом рухнула назад, на скалу, да так, что нас самих подбросило в воздух, и стала вся холодная как камень. Да у тебя и сейчас ледяные руки! – и он, так же, как Заг, стиснул ее пальцы в своих, очень горячих, как ей вдруг показалось. – Да ты вся дрожишь! – воскликнул Лол, и только после этих слов девочка осознала, что по телу ее пробегают судороги, а кожа покрылась мурашками. – Точно как в прошлый раз, у Астэрум, когда мы были там вместе с Ири и Эльдом!
Это напоминание окончательно вернуло Эленор в тело. И в самом деле, ей было в нем очень холодно.
- Не волнуйся, Лол, - обратилась она к названному брату, стуча зубами, но решительно садясь на скале и овладевая собой. – Сейчас я согреюсь.
Согревающее дыхание, которому научила Эленор мама Лола еще в самую первую зиму в храме Равновесия, всегда действовало безотказно и быстро, но потребовалось несколько минут, показавшихся девочке необыкновенно длинными, пока мучительный сковывающий холод не ослабил хватку. И только тогда, вновь ощутив внутри тепло Огня Жизни, она призналась с затаенным восторгом:
- Миридаэль, как и Астэрум, показала мне, как она это сделала.
- Что – «это»? – опасливо спросил Заг.
- Сняла с себя тело, - пояснила девочка, оправдывая его опасения. – Они все сделали это вслед за Эленор: и Готаэм, и Атариэль, и Сириэль, и Астэрум, и Роулар, и Миридаэль. Эленор была первой, и ее звезда показала им, как стать такими же как она. Так же, как они теперь показывают мне.
- Но ведь это значит умереть! – воскликнул Заг. – Неужели они хотят, чтобы ты умерла?
- Заг, как же ты не понимаешь? – возмутилась Эленор. – Ведь Эо не умели снимать с себя тело тысячи лет! Они улетали и уже не могли вернуться на Землю. А с тех пор, как они научились…
- Ты хочешь сказать, что они приходят? – взволнованно, с несвойственной ему горячностью перебил Лол. – Приходили и прежде? Ведь если они сбросили свои тела с высоких скал для того, чтобы переодеться в новые и вернуться, значит, за тысячи лет они должны были вернуться уже не раз. Почему же мы их не узнавали?
- Вы были не готовы, и они не хотели быть узнанными, - ответила Эленор без тени сомнения. – Или по-твоему им должно было понравиться то, что вы сделали с кастой и как поступили с преданием? Да и как могли бы вы узнать их, давно забыв о том, кем они были? Вы ведь ждали, что после всего того, что уже случилось однажды, они снова придут показывать, как умеют летать по воздуху. А они приходят ради совсем другого трюка, того, который можно выполнить лишь однажды в жизни. Именно он стал самым главным в их искусстве.
- Ты опять говоришь про смерть! – Заг напрягся всем телом, судорожно сжавшись в комок. – По-твоему, и моя тетя Рола была Эо? И другие, которые разбились? По-твоему, они сделали это нарочно?
- Разбиться и снять с себя тело – не одно и то же! – веско заметила Эленор.
Как раз в эту минуту из-за вершины Эллар показалась луна. Заг вскочил на ноги.
- Сейчас станет светлее. Давайте спустимся! – взмолился он.
- Мы пришли сюда ночевать и останемся до рассвета,  - возразила Эленор.
- Чтобы ты всю ночь училась сбрасывать с себя тело, пока у тебя не получится, а мы смотрели? – выкрикнул Заг.
- Чтобы уснуть и увидеть то, что покажут нам духи этого места, - напомнила Эленор. – А учиться снимать с себя тело мне еще очень долго, можешь не сомневаться.
- Успокойся, Заг. Если ты сейчас полезешь вниз, все шансы разбиться как раз у тебя,  - попытался вразумить его Лол.
- Духи этого места не отпустят отсюда никого из нас,  - поддержала Эленор названного брата.  – До утра мы в их власти. Ведь мы сами этого хотели. И ты, Заг, тоже. Если ты передумал, - она понизила голос до чуть слышного шепота, - Каменные Братья рассердятся на тебя. Они уже сердятся. Разве ты не чувствуешь?
От этих слов Эленор Зага бросило в холодный пот: он поймал себя на том, что готов броситься с кулаками на ту, перед кем трепетал с той минуты, когда зеленый огонь ее глаз поразил его в самое сердце. Гнев, какого он никогда прежде не испытывал, вовсе ему чуждый, поднимался в нем, и Зага охватывал ужас перед этим в самом деле чужим чувством, проникавшим в него извне. Гнев гудел в висках, стучал в уши, выходил из головы и окутывал ее, как облако пара, а ужас держал за ноги так, что тряслись колени. В какой-то момент Заг, уже вне себя от этого раздвоения, готов был сорваться и броситься к краю скалы, к почти отвесному спуску, а то и сразу прыгнуть с обрыва, но крепкая рука Лола вовремя поймала его руку и сдавила намертво, словно в железных тисках.
- Сядь! – приказал грозный повелительный полушепот, и Заг не смог ему противиться. Опускаясь на разостланный на скале плащ, на свое прежнее место рядом с Эленор, он с изумлением понял, что голос не принадлежит ни ей, ни Лолу, и тотчас ощутил сильный удар. В следующий миг он уже не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, ни кончиком пальца и увидел свое тело внизу под собой, выброшенный из него, вися над ним в воздухе и не зная, как спуститься, чтобы попасть обратно.
- Что, нравится? – насмешливо прошептал тот же голос; он был шуршащий и вкрадчивый, как шелест опавших листьев. -  А то вы все с чего-то взяли, будто нет ничего лучше, чем быть легче воздуха! Вот и повиси пока, а я немного побуду в твоем твердом теле. Не бойся, я верну его тебе целым и невредимым. Только смотри, не улети. На, держись!
Заг почувствовал напряжение в животе и что-то вроде щекотки чуть ниже пупка. Хотя он болтался в воздухе отдельно от своего плотного тела, все телесные ощущения остались. Непривычно было лишь чувствовать себя подобным шару, привязанному к земле на нити, выходящей как раз оттуда, где щекотало,  но и это чувство он как будто уже испытывал когда-то, хоть и не мог вспомнить, когда.
- Вижу, тебе и вправду нравится! – Заг услышал сухой смешок, похожий на треск пламени, когда оно охватывает охапку хвороста.  – Висеть над скалой вниз головой, в которой нет черепа, способного расколоться о камни – не в этом ли предел совершенства для всех тебе подобных?
В этой насмешке послышалась нотка горечи, такая пронзительная, что Заг не выдержал.
- Кто ты? – взмолился он беззвучно, не владея собственной гортанью и языком. В тот же миг вместо трех тел на скале, одно из которых он привык считать своим, Заг увидел существо, похожее на человека, только полупрозрачное, текучее и светящееся изнутри. Оно сидело, подогнув под себя ногу, обхватив руками вторую за прижатое к груди колено. Лицо его было живым воплощением того каменного лица, в котором Заг узнал свое собственное или по меньшей мере лицо своего древнего предка. Заг всматривался в существо, и оно становилось все более плотным, все меньше светилось, и вот он уже видел словно бы своего двойника во плоти и крови, продолжая пристально наблюдать за ним сверху. Завороженный созерцанием этого превращения, Заг не заметил, когда и как рядом с существом появилось другое, но он вдруг увидел двойника Лола, такую же совершенно точную копию, как его собственная. Второе существо сидело, скрестив ноги, опираясь о скалу ладонями чуть разведенных в стороны рук, слегка раскачиваясь вперед и назад и явно получая от этого удовольствие.
- Он не хочет снимать с себя тело, - проговорил двойник Лола таким же странным шуршащим голосом, но более глубоким и низким, чем голос первого существа. – Он забыл, что умеет это делать и не хочет вспоминать.
- Но теперь он никуда не денется! – усмехнулся двойник Зага. – Страх смертного не спасет от памяти Эо этого маленького трусишку!
- Не насмехайся над ним, - вступился двойник Лола. – Он не виноват, что забыл. Ему и так придется нелегко. Память Эо для смертного – бремя, которое не многим по плечу.
- Если бы они меньше цеплялись за свою смертность, с ними не приходилось бы нянчиться как с новорожденными! – возразил двойник Зага.
- Однако мы с тобой здесь именно для того, чтобы нянчиться с ними, - напомнил двойник Лола. – И должны радоваться, что теперь нам есть с кем нянчиться. Ведь мы ждали этого тысячи и тысячи лет. И вот наконец она привела их к нам, как обещала, чтобы и мы исполнили данное ей обещание.
Двойник Лола не переставал раскачиваться вперед-назад, все чаще, все быстрее. Вдруг он оттолкнулся руками от скалы и на миг завис над ней в воздухе. Ослепительно яркая вспышка вырвалась из его тела, и тело рухнуло навзничь, обратно на скалу, а текучее сияющее существо отделилось от него и плавно поплыло вверх, свободно кружась и вращаясь.
- Смотри-ка, а твой не боится! – удивился двойник Зага. – Да он сейчас так и улетит к звездам, если ты его не придержишь!
- Не улетит, - уверенно ответил двойник Лола, поднимаясь и снова садясь на скале.  – Ему еще не время. Он видящий, и созерцает Огонь. Сейчас он все вспомнит. И ты тоже отпусти своего.
- Мой не видящий, - возразил двойник Зага. – И, сдается мне, как только я отдам ему его тело, он первым делом наложит в штаны.
- Она поможет ему, - стоял на своем двойник Лола, - и тогда он тоже вспомнит. Или ты этого не хочешь?
- Ладно, лети, - обратился к Загу его двойник. – И смотри внутрь себя, если не хочешь заблудиться!

Заг ощутил новый удар, да такой силы, что в глазах у него потемнело, хотя так можно было бы сказать лишь если бы он был уверен, что у него есть тело. Однако оно осталось на скале. Поэтому Загу показалось, что он умер, исчез навсегда в непроглядной тьме. Но это длилось всего одно мгновение.
Тьма вокруг рассеялась, и Заг с изумлением обнаружил, что свет исходит из него самого. Его взгляд был направлен в точку между бровями, прикованный и заворожённый ее пульсирующим сиянием. Эта точка преображалась в источник, в поток, в океан по мере того, как Заг погружался в нее все глубже. Все его существо сосредоточилось там, между бровей, а остальное тело было как будто пустое. Да, у него снова было тело, но оно не летело по воздуху в небо, а шло по земле спокойной, плавной поступью. И оно было не мальчишеское, а взрослое, красивое, мускулистое тело юноши с кожей цвета бронзы, обнаженное, если не считать тонкой набедренной повязки. В этом сильном, гибком, упругом, отточенном как клинок теле Заг чувствовал себя дома, привычно и естественно, будто то, другое, мальчишеское, еще нескладное, никогда не имело к нему никакого отношения – с первым же шагом он вовсе забыл о нем.
Могучие ноги сами несли его, легко, не ведая сомнений, сквозь огромное людское море, расступавшееся перед ним безмолвно и почтительно опуская взгляды. Погруженный в созерцание, он замечал мельком, боковым зрением, торжественно застывшие бронзовые лица с носами, похожими на клювы хищных птиц; он видел, как протянутые руки бросают перед ним красные цветы и как сами люди склоняются, опускаясь на землю при его приближении; он ощущал ногами сплошной покров из нежных лепестков и их сладкий аромат, он улавливал всем телом трепет и желание, обращенное к нему алчной толпой, словно к вожделенному хлебу, желание, горевшее в ее голодных глазах даже сквозь опущенные веки, отпечатанное на губах, припадавших к земле, где только что ступила его нога. Людское море, лежавшее у него за спиной, росло с каждым шагом, и каждым своим шагом он дарил этим людям обещание напитка, который проносил сейчас мимо них. И каждый шаг приближал его к месту, где обещанию его суждено исполниться. Легко проскальзывал он сквозь липкую жажду, оставаясь для нее недосягаемым. И шаги его не замедлились, когда он ступил на широкую массивную лестницу, когда поднялся над оставленной за спиной толпой по крутым ступеням, когда вошел в отверстую пасть пирамидального святилища, перешагнув порог, который переступают лишь однажды.
Смертный холод пронизал его ноги и отдался в теле, опустошенном и приготовленном к своей участи. Не дрогнув и не замерев ни на мгновение, шагнул он навстречу служителям и протянул им руки. С едва уловимыми ободряющими улыбками двое мужчин, статных и мускулистых, чьи обнаженные тела, так же как и лица, покрывали узоры, нанесенные белой и красной краской, крепко обхватили его запястья своими пальцами, холодными и твердыми как железо, и подвели к широкой каменной плите, испещренной знаками и  письменами. У плиты его ждал третий, сжимая в руке большой обсидиановый нож, отполированный до зеркального блеска и остро заточенный. Взгляд третьего безмолвно возвращал в сияющую точку. Это был приказ неодолимой силы, и внутренняя дрожь, пробежавшая по спине, как только ноги ступили на ледяную каменную плиту, не могла стать ему помехой. Двое первых, не ослабляя своей железной хватки, спросили одними глазами, готов ли он, и тотчас же уложили его на плиту лицом вниз, стиснув его запястья и ладони вдвое крепче, так, что едва не хрустнули кости. Сияющая точка вспыхнула как солнце. Он почувствовал, как сорвали с него набедренную повязку, и как острие ножа вонзилось  под лопаткой и заскользило по спине, рассекая кожу, и воздух обжег кровоточащую плоть как огонь.  Руки, что все сильнее сдавливали и выворачивали его запястья, велели еще плотнее сжаться в ослепительную точку, отпустить тело вместе с кожей, которую с него снимали, отпустить целиком, перестав за него держаться, не мешая огню превращаться в чистый свет. В какой-то миг казалось, что это удалось ему. Он приподнялся над собой, распластанным на каменной плите и окровавленным под жертвенным ножом жреца, переставая ощущать жжение и явственно зная, что произойдет дальше, будто глядя в недра памяти, где кровавый ритуал запечатлен во всех деталях. Ритуал священный и великий в глазах посвященного, готового отдать не только свою кожу, но и сердце ради высшего Посвящения, но в глазах Зага чудовищный и дикий.
Как только Заг отделился от тела юноши, едва успев коснуться этой ужасающей памяти, он ринулся прочь точно от прикосновения каленого железа. «Великий Дух, спаси меня!» - взмолился он что было мочи всем своим существом, как всегда в ночных кошмарах, когда не остается ничего, кроме истовой молитвы, и молитва эта неизменно действенна. Не подвела она Зага  и на этот раз. Ужасное место, мучения и мучители сразу исчезли. Он открыл глаза и увидел над собой небо с бледнеющими звездами. Да, это был всего лишь сон. Только сердце Зага все еще билось часто и испуганно. Он успокаивающе приложил к груди руку, словно уговаривая свое сердце забыть кошмарное видение. Лол и Эленор еще спали, но уже начинало светать, а значит, Загу не придется долго ждать их пробуждения. Однако он боялся провалиться в новый кошмар и, приподнявшись, сел на скале, чтобы ненароком не уснуть.
Небо на востоке бледнело, звезды таяли и исчезали в его светлеющей синеве. Было холодно. Все тело Зага сотрясала мелкая дрожь. Он ощущал едва уловимое движение воздуха вокруг себя. Конечно, он здорово продрог, пока спал на скале, а проснулся в самый холодный, предрассветный час. Казалось, даже сердце у него в груди замерзло и стучало все еще как-то судорожно. Вдруг ветер на миг подул сильнее, прямо ему в лицо и в самые уши. «Ты трус!» - явственно расслышал он презрительный шуршащий шепот. И тотчас воцарилось полное безмолвие и такая тишина, что Заг отчетливо слышал гул собственной крови. Все вокруг – и угасающие звезды на небе, и скалы, и горные духи, и звезды – все молчало и чутко вслушивалось, как стучит сердце в груди Зага, как бежит по венам его кровь. Мир как будто видел его насквозь, сидящего высоко на скале, не смея поднять глаз на этот видящий мир. Весь мир вокруг Зага, чудилось ему, знал, что он пожалел отдать на алтаре свое сердце.
Вдруг он услышал то ли вздох, то ли слабый стон и повернулся к спящим. Эленор и Лол лежали рядом, не касаясь друг друга, вытянувшись навзничь. Девочка как будто спала спокойно. Голова Лола была чуть запрокинута назад. Вот он снова протяжно вздохнул, но не пошевелился. Лицо и все его тело словно окаменели. Должно быть, ему было тяжело дышать. Заг наклонился к нему и услышал третий непомерно долгий выдох, так отчетливо похожий на подавленный стон, что пальцы Зага бессознательно стиснули руку Лола, крепко, как только могли, подражая стальной хватке двоих служителей из только что покинутого сна. Но Лол не проснулся и не пошевелился. Он лежал сейчас на каменной плите жертвенного алтаря, и жрец с красными и белыми священными знаками на лице и теле вскрывал ему грудь огромным ножом из черного обсидиана. Заг увидел это, как только коснулся холодной как камень руки Лола; такой холодной, будто это была уже рука мертвеца. Сейчас окровавленное трепещущее сердце окажется в руке жреца, вырванное из живого тела и все еще живое. «Великий Дух!» - взмолился Заг на этот раз вслух, так громко, что вздрогнул от внезапно резкого звука собственного голоса. Но и тут Лол не пошевелился, лишь снова выдохнул, еще длиннее и протяжнее. Зато Эленор сразу вздрогнула и открыла глаза. «Не кричи! – прошептала она требовательно. – Ты ему мешаешь, - и, опустив ресницы, нащупала рукой ладонь Лола, пытаясь разжать вцепившиеся в нее пальцы Зага. – Отпусти сейчас же!» Заг повиновался. Ему показалось, она сразу же задремала. Загу ничего не оставалось, как наблюдать дальше. Выдохи Лола становились все длиннее, но при этом тише и незаметнее, а между ними – задержки дыхания все дольше и дольше. Дыхания Эленор не было слышно. Уже совсем рассвело, когда Зага начал охватывать новый страх: а что если оба вовсе перестанут дышать и уже не вернутся из плена наваждения, из которого самого его спасло лишь своевременное бегство?
Но как только он так подумал, из-за вершины Эллар забрезжил первый луч солнца. Ресницы Эленор дрогнули.
- Лол! – позвала она названного брата.
Прошло несколько мгновений, прежде чем грудь Лола поднялась и опустилась. Он открыл глаза и смотрел на нее, не мигая, долгим неподвижным взглядом. Наконец, зрачки его ожили, в них отразилось удивление.
- Если бы ты знала, что со мной было! – произнес он тихо, и его голос прозвучал хрипловато, ниже обычного, с какой-то необычайно глубокой проникновенностью, никогда прежде ему не свойственной. В этом голосе послышалось нечто вовсе не мальчишеское и даже не юношеское.
- Я все видела, - заверила Эленор ему в тон, словно не девочка, а зрелая женщина говорила в ней. – Благодарение Каменным Братьям! Теперь нам нужно спуститься отсюда и двигаться в сторону храма Равновесия. Мы можем разговаривать по дороге.
Заг смотрел на них и видел, что оба изменились. Это было что-то неуловимое в лицах и движениях. Они казались усталыми, как после напряженной, старательно выполненной работы. Но оба вскочили на ноги неожиданно бодро и легко. Эленор спешила скорее покинуть это место и его духов, и Лол разделял ее стремление. Они бросились спускаться с быстротой и ловкостью ящериц, и Загу приходилось напрягать до предела все силы, чтобы не слишком отставать.  Внутренняя суета, переходящая в раздражение и даже в злость на свою нерадивость едва не стоила ему жизни: пару раз он чуть не сорвался, соскальзывая ногой с очередного крохотного уступа, причем во второй раз удержался просто чудом. После спуска же отдыхать перед новым перевалом было негде, приходилось карабкаться и прыгать по обломкам каменных глыб. Лол и Эленор скакали словно горные козы, как будто сговорившись вымотать из Зага всю душу. Это черное подозрение шевельнулось в нем вместе с другим, от которого у него даже волосы на голове зашевелились: а что если это вовсе не Лол и Эленор, а те самые горные духи из сновидения, принявшие их обличье? Один из тех духов откровенно насмехался над Загом, а другой, хоть и вступился за него, смотрел свысока, и кто знает, что было у него на уме. Ведь про горных духов говорят, они большие шутники, и смертным их шутки могут стоить дорого.
Как только он так подумал, Лол и Эленор, не сговариваясь, обернулись в его сторону.
-Прости, что мы убежали так далеко вперед, - обезоружила его Эленор, в чьем вдохновенном голоске прозвенела искренность и прежняя детская невинность. – Честное слово, ноги несут нас сами. Бежать легче, чем стоять на месте!
Она и в самом деле пританцовывала.
- Верно, ты встал не с той ноги, - заметил Лол, оглядывая запыхавшегося, мокрого до нитки Зага и тоже пританцовывая. – А то бы и в тебя вселился ветер. Но, раз уж так случилось, придется нам его оседлать.
- Духи этого и хотят от нас! – звонко воскликнула Эленор. – Они знают, что мы должны справиться! Заг, а ты сможешь добраться до следующей вершины? Соберись, пожалуйста. Мы полезем помедленнее, а наверху отдохнем. Будем сидеть там хоть целый час или еще дольше. Хорошо?
Загу ничего не оставалось, как кивнуть в ответ, виновато опустив глаза. Конечно, подумал он, трусу с таким подарком духов ни за что не справиться, и это они тоже знают. А значит, знают и Эленор с Лолом. Их великодушная снисходительность обязывала его взять себя в руки и напрячь последние силы.
Никогда еще подъем на вершину не давался Загу с таким мучением. Склон был очень крутой, почти отвесный, но мало ли ему, рожденному в храме Равновесия, среди высоких гор, пришлось преодолеть подобных склонов? Конечно, меньше, чем Лолу, старшему четырьмя годами, но даже маленьким мальчиком, совершая свои первые горные прогулки, казавшиеся тогда далекими и изнурительными, Заг так не выдыхался. Пот лил с него ручьями, каждое движение чем дальше, тем большего усилия ему стоило, будто он не карабкался на гору, а силился сдвинуть ее с места, и тело его все тяжелело и тяжелело, уподобляясь камню. Это была настоящая пытка, и Заг ни на миг не забывал, за что несет наказание. Эленор и Лол по-прежнему с быстротой и проворством ящериц добирались до каждого достаточно широкого выступа, чтобы остановиться и подождать отставшего товарища, и дожидались его с неизменным терпением. Под конец Заг едва полз, молитвенно взывая к скале под собой как к самому Великому Духу. И когда он в последний раз подтянулся на руках, сердце его колотилось так, что, казалось, вот-вот расколотит грудь вдребезги, словно цыпленок скорлупу, и выпрыгнет наружу. Да, теперь оно явно хотело вырваться из клетки на свободу, искупив свою трусость. Лол схватил Зага за обе руки и втащил на вершину. И пока тот, распластавшись лицом вниз, жадно глотал воздух и носом, и ртом, ни Эленор, ни ее названный брат не произнесли ни слова. 
Как только Заг отдышался, Лол снял со спины и развернул плотно скрученный плащ, служивший им постелью этой ночью. Заботливо укутав мокрые плечи и спину товарища прежде, чем тот успел остыть и замерзнуть, он отвернулся и устремил взгляд куда-то далеко-далеко. Солнце ярко освещало его неподвижное сосредоточенное лицо, обращенное к западу. Отсюда, с более высокой соседней вершины, казалось – до Двух Братьев рукой подать. В глазах Эленор, пристально следивших за названным братом, светилось ожидание.
- Я помню этот город, - сказал вдруг Лол. – С пирамидой на главной площади.
Голос его прозвучал уверенно и твердо, без тени сомнения.
- Люди, которые толпились вокруг со всех сторон, не помешали тебе разглядеть его? – спросила Эленор.
- Они заполнили всю улицу и площадь, но я помню и эту улицу, и эту площадь пустынными. Я много раз ходил по ним ночью, при свете луны, и на рассвете, и в сумерках. Я знаю их наощупь и сразу узнал, как только там очутился.
- Ты бывал там в своих снах?
- Да. Но когда я попал туда в самый первый раз, у меня уже было это чувство, что я бывал там раньше. Что… что я жил там! Давно. Много сотен лет назад. Но, просыпаясь, я никогда ничего не помнил. А теперь я узнал его, город Великой Пирамиды, и уже не забуду. Ведь там я был посвящен.
Лол прикрыл глаза.
- Ты ведь тоже видела Пирамиду, - помолчав, продолжал он. – У нее четыре лица. Они смотрят на Север, на Восток, на Юг и на Запад. Пирамида собирает силу Четырех Ветров. Кто ищет силы ветров и легкости воздуха, тот отдает ей сердце. Но сначала должен отдать кожу в знак того, что уже не держится за свою форму. Жрец помогает ему раскрыться, развернуть оболочку, созерцая Огонь. Воздух охватывает его как пламя, и жрец освобождает его сердце, устремленное к выходу. И тогда он может лететь. Вся Вселенная открывается перед ним. Он становится…
Голос Лола оборвался и замер, будто от встречного порыва ветра. У него перехватило дыхание.
- Эо, - подсказала Эленор слово, на которое ее названному брату не хватило воздуха. – Он проходит через все это, чтобы стать Эо. Ради свободы Эо ему не жаль отдать даже сердце.
- Да, - подхватил Лол с глубоко затаенным торжеством. – Потому что он знает, чего ищет. Для него нет большего счастья, чем отдать сердце, видя цель. Он знает, что значит быть Эо. И я теперь тоже знаю. Когда жрец вырвал из моей груди сердце… Нет! Я не могу этого описать…
- Если бы ты не знал этого изнутри себя, ты не смог бы выдержать до конца, - сказала Эленор. – Значит, у воинов, которые стремились к этому Посвящению, было знание об Эо!
Лол помолчал. Казалось, он снова погружается в свой сон и напряженно всматривается в нем во что-то.
- Эти улицы и площадь Великой Пирамиды! – произнес он наконец. – Сколько раз я бродил по ним туда и обратно, нащупывая это знание в своей памяти и одновременно представляя себе, что прохожу этот путь в последний раз, от начала до конца. Это похоже… Как если бы я собирал на нем рассыпанные зерна. Я собирал их во сне и наяву, пока не собрал все до единого. Да, в двух мирах одновременно, наяву и во сне, и граница между ними стиралась шаг за шагом. Она стерлась, когда все зерна были собраны. Я вспомнил. И достиг в своем сновидении того, к чему стремился. А значит, я был готов пройти этот путь наяву.
- Ты и сейчас готов пройти его, - тихо проговорила Эленор, одарив названного брата взглядом, в котором было что-то от взглядов служителей Пирамиды, в чьи руки он только что бестрепетно отдался в своем сновидении. И странная, едва уловимая улыбка коснулась губ Лола.
- В том, что я прошел его, немалая заслуга тех, кто провожал меня и тех, кто сопровождал, - признался он. – Их пылающие взгляды, полные жадной любви, уже раздевали меня до костей, пока я шел среди них. И служители, что держали меня за руки – какую великую любовь я чувствовал в их железной хватке! А Верховный жрец… Он был со мной одним целым. Он каждый раз дожидался моей готовности, прежде чем сделать новый надрез своим жертвенным ножом. Он внимал мне так чутко, словно мать ребенку, слышал малейшее движение моего сердца, пока оно не созрело до конца. И до самого конца он питал мое сердце любовью.
От слов Лола крупная дрожь пробежала по телу Зага. На самом деле вот эти-то жуткие глаза и безжалостные твердые руки до сих пор не давали ему покоя. Его буквально подбросило в воздух.
- Любовью?! – взвился он вдруг как ужаленный. – Любовью людоедов к человеческому мясу! Разве не смерти и пролития твоей крови жаждали эти люди? А жрецы Пирамиды – разве не съели они твое сердце по своему варварскому обычаю, надеясь приобщиться к твоей силе?! И ты говоришь о любви этих алчных дикарей?
Лол пристально посмотрел на Зага. В его глубоких черных глазах отразилось понимание, и даже сочувствие, такое искреннее, что даже уже оно одно было способно обезоружить.
- Все мы, ландэртонцы, так воспитаны, что алчная любовь пугает нас, и всякое кровопролитие для нас варварство, - произнес он мягко. – Но для этих людей, что провожали меня и поклонялись мне, я был воплощенным богом, который, как они верили, возвращается на небо. Их алчность помогала мне не меньше, чем их вера. Она поглощала все, от чего я стремился освободиться. А для жрецов Пирамиды я был тем, кем могли бы стать они сами и все еще надеялись стать. Я поглощал их внимание вместе с болью, которую они причиняли мне, выражая свою любовь. Они привели меня к моей цели и унаследовали мое сердце, благодарное им и готовое стать их пищей. Теперь ты видишь, как совпали все желания. В этом кровопролитии не было насилия, как не было страдания в этой боли: ведь мы соединялись в одно целое, и жрецы становились мною, а я – ими. Иначе я не смог бы достичь легкости и свободы.
Глядя в скуластое бронзовое лицо Лола, в его большие черные глаза с глубоко затаенным огнем, слушая его спокойный, уверенный голос, Заг видел, что этот потомок воинов – плоть от плоти тех людей, что толпились на подступах к Великой Пирамиде. Ландэртонское воспитание не мешало ему смотреть на чудовищную ритуальную пытку без тени ужаса и отвращения и говорить о ней языком посвященного из своего народа. Он с легкостью говорил о своем сердце как плоде, что предназначен на съедение, лишь только созреет. Говорил так просто и естественно, словно и теперь почитал это наивысшим благом. Непостижимая благодарность жертвы своим мучителям ужасала Зага сильнее всего, причиняла почти физическую боль и вытесняла стыд за собственную неудачу.
- Наверное, я просто трус, - снова заговорил он против воли, на этот раз тихо, хоть и со скрытым вызовом. – Ветер сказал мне, что я трус, как только я проснулся, - продолжал Заг, решительно отбрасывая притворство и переадресовывая вызов своему стыду. – И это правда, потому что проснулся я нарочно. Мое сердце чуть не разорвалось от страха, лишь только почуяло, что его собираются вырвать и сожрать. Но мне кажется, что это не страх, а отвращение заставляет мое тело трястись, словно лист на ветру. Меня тошнит от твоего рассказа, Лол. Я не могу слышать, как ты находишь любовь в дикости и мудрость в людоедстве. Но может быть, все просто оттого, что сам я не смог выдержать до конца эту дикую боль, когда с тебя медленно сдирают кожу. А ведь пока я не выскочил из сновидения, они помогали мне, жрец и эти двое, что меня держали. Точно так, как ты говоришь. Они были ко мне так внимательны, как никто и никогда. Но меня вдруг  вышвырнуло из этого сновидения. Так же, как прежде в него зашвырнуло. Как будто и в тот, и в другой раз мне дали хорошего пинка.
Произнеся последние слова, Заг глубоко вздохнул.
- Ты не трус уже потому, что заговорил об этом сам, - сказала Эленор. – Я опасалась, что ты не справишься, но ты справился. Ты чувствуешь, что тебе стало легче?
- Да, - смущенно согласился Заг. – Немного.
- Лолу было куда проще, чем тебе, - ободряюще улыбнулась Эленор. – Он потомок тех воинов, как и его предок, который взял его в свое сновидение. Поэтому Лол разделял и чувства, и желания своего предка, оставаясь в этом сновидении самим собой.
- Если это сновидение одного из Каменных Братьев, то у меня такое ощущение, что я и был им в одной из прежних жизней, - заметил Лол. – Потому что его память это и моя память, и до сих пор я порой продолжаю видеть его сны.
- И потому в твоем сердце нет места отвращению к ритуалам жрецов Великой Пирамиды, - продолжала Эленор. – Ты смотришь на них глазами Духа. Второй из Каменных Братьев забыл, что когда-то обрел легкость Эо, пройдя через кровавое Посвящение. Он верил, что пришел со звезд и считал себя наследником Бессмертных с Затонувшей Земли. Его сновидение о Посвящении в Пирамиде наполнено его ужасом и отвращением к собственной памяти. Ты не обязан разделять их с ним, Заг, и считать своими. Я видела, как он выскочил из сновидения. Тебя вышибло оттуда его страхом, и он же обозвал тебя трусом. Этот дух начал глумиться над тобой еще вчера вечером. Помнишь, как ты хотел убежать с этого места? А когда мы проснулись, то поспешили оттуда так быстро только затем, чтобы он поскорее оставил тебя в покое. И сейчас ты чувствуешь себя уже намного лучше, чем на рассвете.
- Пожалуй, - снова согласился Заг. – Теперь, когда ты это сказала, я чувствую, что все именно так и есть. Этот дух, этот окаменевший Эо очень зол на меня за что-то, вот что еще я чувствую. Его прерванное сновидение похоже на месть или наказание.
- Он зол прежде всего на самого себя, - заметила Эленор. – Постарайся не принимать на свой счет его месть и наказание.
- Сдается мне, что этот гордый Эо не только мой далекий предок, - ответил Заг. – Как Лол был одним из окаменевших братьев, так я был другим. И теперь я буду завидовать Лолу и чувствовать себя трусом до тех пор, пока не досмотрю до конца это сновидение. Он насмехался надо мной, высокомерный Эо, но хочет, чтобы я сделал это за себя и за него. И я должен это сделать.
Эленор посмотрела на него одобрительно и даже восхищенно, но не произнесла больше ни слова.
Уже вечером, дома, в храме Равновесия Эленор, Лол и Заг сидели на матах в одном из свободных тренировочных залов, возвращаясь мыслями к Каменным Братьям.
- Кажется, мы узнали сегодня об Эо нечто такое, чего никак не могли ожидать, - заметила Эленор, выразительно глядя на Зага.
- Ты хочешь сказать: то, что не готовы были узнать о себе они сами? – уточнил он, все еще со смущением и не без усилия, опустив глаза в пол. – Знаешь, что мне кажется? Этому Эо настолько не по душе сновидение с Пирамидой, что он предпочел бы считать, будто его затащил туда его соперник. Ему было бы проще видеть в этом кошмаре месть, чем примириться со своей памятью. И если бы ты не предупредила меня, я был бы склонен с ним согласиться. Мне трудно понять, заразил ли он меня своим отвращением к этому кровавому ритуалу или я с самого начала разделял с ним его отвращение.
- Скажи, ты хорошо помнишь, как отделился от тела, когда оно лежало на алтаре? – спросила Эленор. – Ты видел свое тело сверху?
- Видел очень отчетливо, - признался Заг. – В том-то и дело, что оно не было ни моим, ни телом того Эо.
- Но ты ведь понимаешь, что это значит?
- Да. Как только я его увидел, я мгновенно вспомнил, что будет дальше, и тут же меня вышвырнуло оттуда. Это значит, что весь ритуал мне знаком, я тоже принимал это Посвящение. То есть прежде, чем стать Эо, я был рожден в народе воинов. Это так же не могло уложиться в голове того Эо, как не укладывается в моей то, что когда-то я был им. Тело, которое лежало на алтаре, не было его телом. Оно было чужим.
- Я понимаю, - кивнула Эленор. – Когда с чужого тела снимают кожу, а ты чувствуешь его как свое, первое, что хочется сделать, это бросить его и убежать.
- Жрец для того и снимает с него кожу, чтобы ты постепенно перестал за него держаться, - заметил до сих пор молчавший Лол. – Но это очень кропотливая работа: развязать все узелки, не повредив ни одной ниточки. Мне тоже не раз хотелось все бросить и убежать, но жрец всякий раз терпеливо дожидался, когда я буду снова готов двигаться дальше. И я не даром столько ходил к Пирамиде по этой улице и через эту площадь, вперед и назад: когда мое тело лежало там, на алтаре, я так же уходил и возвращался назад, снова и снова, пока оно не перестало быть моим, и чувствовал уже только свой Внутренний Огонь.
- Ты двигался вверх, Лол, а Заг проваливался вниз, - сказала Эленор. – Ты был Эо до своего рождения в городе Великой Пирамиды, и ты стал им снова после своего Посвящения. А потом ты родился сыном женщины-Эо и воина из твоего народа, одним из тех двоих, чьи лица навеки отпечатаны в скалах, которые мы назвали Каменными Братьями. Мы ночевали сегодня на его темени. Второй из Братьев, как я вижу, обрел способности Эо в первый раз, но через то же Посвящение, столь ужасающее для всякого, кто не помнит его цели.
Заг уставился на нее с недоумением.
- Я, конечно, понимаю, что из всего этого выходит именно то, что ты говоришь, - пробормотал он. – Но получается же какая-то бессмыслица. Вращение по кругу! Зачем?
- Ты хочешь спросить, зачем Эо нисходят назад, в тела обычных смертных, и начинают все с начала? – улыбнулась Эленор. – Это похоже на иголку, которой Великая Мать сшивает небо и землю.
- Точно! – решительно согласился Лол. – На иголку! И приходится признать, что, хоть наше предание приучило нас думать об Эо прежде всего как о существах, которые легче воздуха, это может быть не совсем так. Главное в другом. Эо – это именно те, кто осознает свое движение сквозь жизни и смерти. Оно подобно движению иглы в руках швеи сквозь ткань, стежок за стежком. Полет Эо и есть это движение, свободное от привязанности к телам, жизням и смертям.
- Ты, значит, тоже видел со мной мой сон про иголку, нить и ткань! – слегка удивилась Эленор. – Еще до того, как отправился в Пирамиду.
- Да. Это было очень короткое, мгновенное сновидение, - подтвердил Лол, прикрывая глаза. – Когда мы с тобой лежали рядом и вместе созерцали Внутренний Огонь. Я увидел и почувствовал себя иглой в Ее руке. Игла вонзилась в ткань. Я сжался в точку и оказался в теле другого себя, идущего по той знакомой улице, что ведет на площадь Пирамиды.
Глаза Эленор просияли.
- И ты прошел сквозь смерть, как игла сквозь ткань, - произнесла она тихо и торжественно. – Потому что только сознавая себя в Ее руках, мы обретаем безграничную свободу. Эо знает, что руки, которые его держат, это Ее руки. Ты пронес это знание через весь ритуал, когда каждая минута растягивалась до бесконечности. Она держала тебя руками двоих служителей Пирамиды, и Ее материнскую любовь ты узнавал в чутком внимании жреца, когда он освобождал твой Внутренний Огонь от оболочки.
Загу слова Эленор показались едва ли не кощунством. Ему опять было не по себе от дикой мысли о взаимной любви мучителя и жертвы. Но теперь Эленор договорилась до того, что жертва принимает от мучителя любовь Самой Великой Матери. И Заг видел, с каким безусловным единодушием внимает Лол вдохновенному детскому голоску своей названной сестры, как зеленый огонь ее глаз отражается в его зрачках, глубоких, огромных и черных. Смотреть на это было невыносимо.
- О, Великий Дух! – невольно вырвалось у Зага, точь-в-точь как нынче на рассвете.
Эленор и Лол повернули к нему головы.
- Эо с сердцем смертного! – вспомнил вдруг Лол. – Да, Заг, так он сам сказал о себе в моем сне, когда мы побывали у Каменных Братьев в самый первый раз. «Эо с сердцем смертного не чета смертной с сердцем Эо», - вот как он сказал. Он считает, что способность подниматься в воздух сама по себе ничего не стоит в сравнении с тем, что мы с Эленор пережили прошлой ночью. Как ты ни вздыхай, кроме тебя ему никто не поможет.
- И он не оставит тебя в покое, Заг, пока ты этого не сделаешь! – подхватила Эленор убежденно. – Притом, что сам же он и заражает тебя своим отвращением и страхом. Если ты не перестанешь ему поддаваться, у тебя ничего не выйдет.
- Боюсь, что он тут не при чем, - признался Заг. – Потому что меня бросает в дрожь от одной мысли, что Мать Создательница может сдирать с нас кожу и вырывать сердце руками жреца кровавого культа, выражая этим Свою любовь.
- Ты слышишь, Лол? – воскликнула Эленор. – Великая Мать для него только лишь наседка на яйцах! Но разве не говорят про Нее, что от Нее все происходит и в Нее же возвращается; что Она дает, и Она же забирает? Как же ты собираешься принимать Посвящение в искусство Равновесия, если страшишься Ее сурового лика? Ведь в этом искусстве мы сначала отдаемся ей как пряжа, из которой Она скручивает и перевивает тугие упругие нити, а потом уже как веретено, которое Она вращает в воздухе. Но разве мы ужасаемся тому, как Она нас мучает? Мы все хотим стать посвященными и готовы умереть во время испытаний. А все потому, что мы чувствуем Ее любовь и отвечаем Ей доверием и отвагой настолько, насколько на них способны. В том числе и все те, кто сложили свои головы на дне Гоэ и все те, кто еще их сложат. Подумай об этом.
Заг не смел больше спорить. Да и о чем? За душой у него не было никаких доводов, только внутренний ропот против людоедских ритуалов, какова бы ни была их цель. И в то же время Заг понимал, что деваться ему в самом деле некуда: дух его предка-Эо не даст ему покоя, пока не добьется того, чего хочет.