Елки зеленые, что за хрень!
Не все знают, что цивилизация, к которой мы принадлежим, далеко не первая на нашей старушке-Земле. Была цивилизация Атлантов – покорителей океанов и звездных конкистадоров, в глазах которых таилась жажда познания неведомого. Ее сменили собакоголовые, перекусавшие все и вся, а затем превратившиеся в базальтовую породу, остатки которой хаотично разбросаны тут и там. После собакоголовых возникла цивилизация рептилий-архитекторов, теоретически доказавших, что не все жидкости принадлежат к ньютоновским, а вершина инженерной мысли – шестиугольная форма откладывания яиц.
Отчего все вышеперечисленные сгинули, не ведомо никому.
Но как, каким образом возникают цивилизации, есть точная, проверенная информация.
На земле полным-полно чудаков. Достаточно выйти из дому и взглянуть в лицо первому попавшемуся прохожему, чтобы понять: они существуют. Но такого чудака, как Милый Аркадий Кустодиевич, мало кому доводилось встречать.
Выглядел он совершенно обыкновенно: две ноги, две руки, тело с небольшим животиком, голова-два уха. Чудаковатость заключалась в том, что он терпеть не мог людей. Разумеется, бывает, что люди не любят друг друга, особенно если кто-нибудь из них без причины врежет другому под дых, или, к примеру, мастерски, со знанием дела нахамит в общественном транспорте, но тянущаяся на протяжении всей жизни колючая нелюбовь к себе подобным нынче большая редкость: чай, не средневековье.
Нелюбовь никак не проявляла себя в обыденной жизни. Аркадий Кустодиевич (дед его был без ума от портретов художника Кустодиева, отчего и нарек сына в его честь) был обыкновенным обывателем: по выходным пил пиво с товарищами по работе, частенько ходил на футбол и два раза в неделю расписывал пульку по пять рублей вист.
Странность Милого была вызвана тем, что он считал, будто люди – виновники его злоключений. Вряд ли кто счел бы жизнь Аркадия Кустодиевича вереницей досадных оплошностей, но у него была другая точка зрения. Во всем происходящем с ним были виноваты люди. И не было им никакого оправдания.
Поначалу Аркадий хотел сбежать прочь и тем самым избавиться от людского общества при помощи смерти. Да, он был не оригинален. Свести счеты с жизнью, что может быть проще? Петля, бритва, таблетки, огнестрельное оружие – выбирай!
Оказалось, что попасть на берега Стикса ему не под силу, поскольку для этого недостаточно одного лишь желания.
Прочная и крепкая с виду пеньковая веревка на поверку оказалась гнилой и порвалась, как только Аркадий оттолкнул ногой табуретку.
Разрезанные запястья не желали превращать воду в ванне в озерцо липкой красной жидкости из фильма ужасов, а порезы срослись прямо на глазах.
Летальная доза таблеток, понижающих давление, не оказала даже терапевтического действия на беглеца из реальности.
Рассердившись, Аркадий, для храбрости напившись пива, решил утонуть в вонючем канализационном пруду, который находился в одном из отдаленных микрорайонов, но две веселые русоволосые нимфы, словно два буксира, схватили и вытащили его из воды, будто он был легче перышка, потом продули легкие с такой силой, что Аркадий едва не воспарил в небеса, как наполненный гелием воздушный шарик.
Тогда Милый спрыгнул с многоэтажки. И угодил прямиком в кузов грузовика, перевозящего узлы с тряпьем. Причем так удачно, что даже не поцарапался.
Несмотря на некоторую глупость, Аркадий сообразил, что мир не отпускает его.
Значит, нужно прибегнуть к другому способу, решил он.
И принялся молиться.
Молитвы он придумал сам, чем очень гордился. Все они лаконично повествовали о горячем желании молящегося избавиться от самого дорогого дара – жизни.
И через два года молитвы сработали. Вероятно, Аркадий так надоел сущностям, обитающим там, за чертой, что они послали своего представителя угомонить несносного попрошайку.
Однажды утром во время произнесения сакральных слов к Аркадию пожаловало некое существо, представившееся Гарококпусом – владыкой некоего не известного науке мира. Пожаловало весьма эффектно: в густых клубах серного дыма, который за пару секунд втянулся в ноздри прибывшего, отчего пришелец налился пунцовой краской.
Откашлявшись от едкого запаха серы, Гарококпус представился, а после того, как Аркадий назвал себя, предложил сменить место жительства и отправиться жить на его родную планету.
- А там есть люди? – с придыханием спросил Аркадий.
Гарококпус помотал головой.
- Зачем они там? Противные твари, не знающие, что делать с собственными экскрементами. Терпеть их не могу.
Аркадий просиял.
- Старик, вот счастье-то! Вези скорее!
Гарококпус недовольно поморщился, наверно, оттого, что Аркадий вел себя панибратски.
- Я – Гарококпус, а не какой-то старик! – с гордостью произнес он и со значением закивал, впившись взглядом в Аркадия.
Призванное Милым невесть откуда существо было крошечного роста, к тому же с огромными ушами, отчего его кивки выглядели комично: уши звонко хлопали по щекам, прилипая к ним, и, когда Гарококпус поднимал голову, еще некоторое время не отклеивались от щек.
- И что значит: вези? У тебя есть прививка от космической лихорадки? От вакуумной болезни?
- Мы, земляне, с детства привиты, через плаценту, - уверенно солгал Аркадий.
- Тогда ладно. Дай-ка заберусь на тебя.
И с этими словами существо ловко запрыгнуло к Милому на плечи.
- Держись за хвост, - прокричало оно в наступившей буре, и перед Милым возник хвост, сильно похожий на обыкновенный спортивный канат, распушенный на конце.
Аркадий вцепился в хвост, и они рванули прямиком в космос.
Звезды едва успевали чиркать мимо Аркадия своими раскаленными добела стрелами.
От дыхания черных дыр - притаившихся в засаде хищников - веяло таким холодом, что душа уходила в пятки.
Зарождающиеся пылевые облака проходили сквозь него, отчего появлялось ощущение, похожее на щекотку.
Лавочка была удобная, по форме тела. Деревянная, покрашенная зеленой краской. Нависающие ветви кустов, похожих на сирень, закрывали глаза от солнечных лучей. Невдалеке о чем-то пела птица. Путешествие закончилось. Он на своей новой родине.
Гарококпуса нигде не было видно.
Аркадий заворочался на лавке, и тотчас перед ним возник стол. На столе лежала нарядная белая скатерть, на которой стояли разные яства. Он протянул руку и взял с ближайшей тарелки ломтик неизвестного фрукта, повертел его и уже было намерился откусить, как на ум пришло, что фрукт может быть ядовитым для землянина. Аркадий рассмеялся: недавно прилагал столько усилий, чтобы умереть, а теперь боюсь, что еда отравлена! И без колебаний закинул в рот незнакомое лакомство. Ему показалось, что фрукт в мгновение ока распался на множество мелких сладких червей, тут же расползшихся по рту в поисках укромных закутков. Аркадий поискал их языком, но тщетно: черви скрылись непонятно куда. Впитались в слизистую, решил он.
Внезапно он почувствовал сильный голод. Желудок громко и противно заурчал, требуя, чтобы его наполнили. Милый стал беспорядочно набивать рот едой.
Наевшись до отвала, он заснул.
Гарококпус появился на двадцатый день пребывания Аркадия на неизвестной планете. За это время Милый выяснил, что солнце здесь такое же яркое и желтое, как на земле, только с легким красноватым оттенком, придававшим солнечным лучам непонятный трагизм. У планеты были три спутника с разными периодами вращения. Аркадий назвал их Ниф-Ниф, Нуф-Нуф и Наф-Наф, потому, что разглядывая спутники в бинокль, увидел на поверхности улыбающиеся поросячьи мордочки, более похожие на затертые и выцветшие от времени татуировки.
Бинокль нашелся в кустах, в которых Аркадий соорудил себе ложе. Там же нашлись туалетные принадлежности, а также водопроводный кран, из которого лилась вода, стоило повернуть барашек. Поначалу Аркадий удивлялся, потому что кран ни к чему не был подсоединен, но скоро привык. Привык и к тому, что птицы приносят в клювах еду, а звери моют тарелки в протекающем неподалеку ручье. Насекомые поедают перхоть в волосах, пока Аркадий спит. А ночные сущности вращаются перед ним призрачным водоворотом до тех пор, пока его не смаривает сон.
Однажды он заговорил с мохнатым обитателем планеты, немного похожим на медведя. Тот стелил скатерть перед ужином.
- Кто ты? Как тебя зовут?
Медведь, не переставая стелить скатерть на стол, кивнул и, будто в нем включили механизм, воспроизводящий запись, затараторил:
- Мы животные смирные. По-человечески не разумеем. Так, самую малость. Да и сами люди не больно-то здорово по-своему говорят. До Цицерона далеко. Но здесь людей нет. Повывелись все. Раньше были. Давно когда-то. Фабрики были, заводы, многоэтажки. Самодвижущихся экипажей было пруд пруди. Бетон, сталь, стекло, асфальт, полимеры. Потом люди исчезли. Здания да прочее постояли-постояли бесхозные, а потом их раз – и всосало в землю. И следа не осталось. Потом на тех местах трава выросла, кое-где лес. Будто никогда человека и в помине не было. Девственная чистота не познавшего оскорбление присутствием гомо сапиенса мира. Реки как текли, так и текут, горы как стояли, так и стоят. Численность живности саморегулируется. Стабильность и умиротворение. Покой и стабильность. Традиции! Незыблемость! Вера! Инфекция человеком убьет нас. Пропадем ни за понюшку табаку. Не сразу, конечно. Как индейцы в Америке. Сейчас наша планета только наша. И пусть так и будет.
Медведь умолк.
- А ты наш гость, - добавил он через некоторое время, – и вреда от тебя нет. Потом надо сказать, что ты, как человек, скоро исчезнешь. Видишь ли, скорость исчезания пропорциональна численности людей, а ты один. Правда, у тебя есть выбор. Две возможности.
Медведь замолчал.
- Вот так поворот, - сказал Аркадий.
«Удружил Гарококпус», - подумал он. – «Вот попал».
- Первая: ты исчезнешь. Просто исчезнешь. Раз – и нету. Ни боли, вообще ничего. Такой конфигурации больше не появится в мире. Никогда. Тебя разметает. Произойдет полное стирание.
- Вторая: ты станешь Отцом, - продолжал он. – Наша планета, мы – единый организм. Подсоединяем тебя к сети, и что из этого выйдет, какое возникнет детище, никто не знает. Но что-то будет. Большое и чудесное. Это переполнит тебя. И ты станешь Отцом. Говорят, сильная эйфория охватывает тело в момент трансформации. Мгновение божественного счастья. Всеведение и всемогущество.
- Не успели тебя предупредить о наших порядках, - медведь умолк на пару секунд, затем, словно извиняясь, продолжил. – Все как-то времени не было. Но перед самым концом сказали бы. Можешь не сомневаться. Так-то ты мужик нормальный. Видно, что замучался. Понятно, по ошибке здесь оказался. Тебя, поди, какой-нибудь халтурщик сюда определил. Настоящих Агентов практически не осталось. Вечно какие-то недоучки. Хотят одно, а в итоге совсем не так. Тебе же на планету Ненавидящих Людей надо было, да? А ты попал на Прекрасное Время. После прекрасного времени, сам понимаешь, другого-то времени уже не бывает. Кончилось время, и все. Раз – и баста.
А отсюда, по большому счету, только в Отцы. Других лазеек нет. Такая планета. На других и по три выхода, и по пять, по семь. Но на них сложнее. У нас всего один, кроме полной смерти. Которая необратимая. Вера в загробную жизнь тоже не спасает. На некоторых планетах воздается по вере. Выход один: в Отцы. Познаешь себя. Ненадолго. Перед Кульминацией.
Медведь замолк.
Откуда ни возьмись, перед Милым появилось животное, чем-то похожее не ламу, но ниже в холке, как пони.
«Понилама», - подумал Милый.
«Ламапони», - подумалось в ответ.
Животное ткнуло Аркадия головой.
- Расклад такой. Тебя подключают к нам, и ты становишься каждым из нас. По очереди. И сразу. Сливаешься с нами. Постепенно. А потом случается Прекрасное. Тебя больше нет, но есть что-то другое. Ты это, или нет, никто не знает.
Голос у пониламы был в точности, как у медведя, будто тот забрался внутрь и говорил, шевеля губами пониламы посредством неизвестного устройства.
- Сейчас прекрасные девы принесут волшебный напиток. Пригуби его и присядь на скамью. И священные быки унесут тебя на небеса.
- Шучу, - понилама осклабилась. – Ничего не надо. Поешь в последний раз. Негоже на пустой желудок в Вечное собираться.
За едой Милый спросил у пониламы, которая смотрела на восходящий Нуф-Нуф:
- Что это за планета – Прекрасное Время? Почему на ней такие законы?
- Везде есть правила, - ответила понилама. – Хочешь, чтобы их не было? И к чему это приведет? Историю в школе учил? А законы издревле такие. Всегда были, есть и будут. Ты станешь Отцом. Это почетно. А Прекрасное Время потому, что любой отрезок времени перед смертью всегда прекрасный. Тебе же говорили: Агент ошибся. Не туда доставил. Отсюда один выход – в герои. Больше предложить нечего.
И тут возник Гарококпус. Он, не теряя времени, сказал:
- Ребята, мы здесь по форме 3-а.
Он вскочил на стол и посмотрел в глаза пониламе.
Та отвела взгляд.
- На нем же не написано, что по 3-а, - пробормотала она.
- Лукавишь, - Гарококпус ехидно ухмылялся, - отлично знаешь, по какой форме. Вы, торгаши, постоянно хотите на чем-нибудь сэкономить. Получить восемь сотен кредитов, а оказать услуг на триста. Недурное соотношение!
- Что позоришь нас перед молодым человеком, - укоризненно пробормотал медведь, а понилама кивнула, показав всем своим видом, что согласна с земляком. – Кстати, сколько ты выручил за его голову на Бирже?
- На какой такой Бирже? – боязливо спросил Гарококпус, а глаза его забегали.
Медведь переглянулся с пониламой и усмехнулся.
- Ты изъял существо из мира приписки, не так ли? Причем добровольно, верно? Тогда давай считать. Первое. «Изъятие разумного существа с планеты приписки оплачивается в ближайшем филиале Биржи по существующим расценкам». Второе. «При добровольном изъятии разумного существа с планеты приписки дополнительно выплачивается премия в размере пятидесяти процентов от существующих расценок». Третье. Твой ведомый ни черта не знает законов космоса. Еще плюс двадцать пять процентов. Четвертое. Районный коэффициент. Ты же был в Запрещенных мирах. Добавь еще пятнадцать. Недурной улов за пару дней. А еще корчишь из себя альтруиста. Эх ты, любитель задворок.
От последних слов Гарококпус дернулся, как от пощечины, но промолчал.
- Не понимаю, почему Агенты так поглупели в последнее время, - сказал медведь. – Будто эпидемия охватила все планеты, начиная от Сциллы и заканчивая Харибдой. Ты наверно подумал, что коль мы одеты в шубы, так и мозги у нас мехом кверху? Ничего подобного. Кстати, и на этой планете приемники имеются. Так что все твои художества нам известны. Голуби передали, птицы мира. Можем прямо сейчас инспектору позвонить. И тогда твое будущее на ближайшие триста витков вперед будет известно. Только кредитов за посещение инспектора не получишь. Там с кредитами туговато. Ни на воздух, ни на еду, ни на идеи. Пропадешь ведь. Ни за грош. А все твоя необразованность.
Гарококпуса трясло, как в лихорадке. Он закрыл глаза ушами, чтобы не смотреть на медведя, говорящего, видимо, о страшных вещах.
- Мы вот что предлагаем, - продолжал медведь. – Иди себе малой скоростью куда-нибудь, а мы с твоим ведомым сами договоримся.
Гарококпус собрался с силами и сказал:
- Может, конечно, так и будет, да только 3-а вряд ли кто простит. Тогда вспомнят и про человечество, которое вы загубили, и про алчность вашу, возведенную в абсолютную степень, и про то, как вы недавно отказали в посадке Скитальцу, терпящему бедствие со своими Белыми Стадами.
- Прощайте, скряги, - сказал он и запрыгнул Милому на плечи. – А ты держись, Гарококпус своих в беде не бросает!
И он исчез.
- Эти Агенты – недалекие болтуны, - сказал медведь. – Думают, что если умеют по задворкам лазать, так при их виде все должны головные уборы снимать. Ничего подобного, у нас и шапок-то нет никаких. Тепло ведь на планете-то. Вот шапки и не нужны.
- Ты уже поел? – спросил он у Милого.
- Угу.
- Пошли, подготовим тебя к Отцовству.
Милый пристально посмотрел на медведя.
- Знаешь, что-то не хочу ни в Отцы, ни в Матери, - медленно сказал он. – И на тот свет тоже не хочу. Давайте разойдемся мирно. Верните-ка меня назад, на Землю. А кредиты, которые вы отжали, мне не нужны. Вернете домой - велосипед подарю, новый. На толстых шинах. Специальный, цирковой. Вот радости будет! И масленку подшипники смазывать вместе с насосом.
- По рукам! – как ребенок обрадовался медведь, а понилама кивнула.
Рукава проплывающих мимо галактик махали ему вслед, словно девушки добровольцам, уходящим на фронт.
Сверхновые дарили теплые улыбки.
Темные туманности звали поиграть в прятки.
Милый вернулся в то же самое мгновение, в которое отправился прочь с планеты в компании Гарококпуса: хоть медведь был и животным, но хорошо соображал в межзвездных путешествиях.
Теперь Аркадий не стремится свести счеты с жизнью. Говорит, что она – интересная штука. Иногда – когда выпьет – рассказывает про космос. Все его слушают, но никто не верит, что Аркадий был на планете, населенной говорящими животными, которым удалось уничтожить злокачественную опухоль – собственное человечество.
- Нам, людям, инопланетян не понять, - начинает он рассказ, - там сплошные шизофреники. Хоть животные, хоть гуманоиды.
- С чего ты это взял? – спрашивают у него.
- Мутные они, - отвечает Аркадий. – Хотели меня каким-то Отцом сделать. Не знали, что детей не люблю. Вот у них ничего и не получилось. А климат на той планете хороший. И звери гостеприимные, посуду за мной убирали и мыли.
Пару раз к Милому наведывался Гарококпус, предлагал перебраться на планету Ненавидящих Людей. Но Аркадий наотрез отказался.
- Ненависть кончилась, - говорил он. – Хочу теперь любовь испытать.
И прижимался к пониламе, а та нежно смотрела на него влажными влюбленными глазами.
Отец сдернул с Аркаши одеяло, и мальчик проснулся.
- Вставай, соня, - отец улыбался в усы, - а то все на свете проспишь.
Аркаша потер глаза.
- Пап, мне такой сон приснился, - начал он и зевнул. – Будто я стал взрослым, а потом улетел на планету, где животные были главными. Затем вернулся назад и стал зоофилом.
- Теперь ты понимаешь, сынок, - серьезным тоном сказал отец, - к чему приводят компьютерные игры. Они ж психику калечат. Будешь продолжать играть во всякую дрянь – вырастешь неврастеником. Тысячу раз ведь говорил.
- А это что? – спросил Аркаша, увидев, что отец что-то прячет за спиной.
- Подарок, - отец снова улыбнулся. – На, открой.
И протянул небольшую картонную коробку.
Внутри находилось странное существо с большими ушами.
- Кто это?
- Гарококпус, - ответил отец. – Он лучший сказочник из синтетических. Захочешь, чтобы рассказал сказку, погладь ему уши.
- Папа, во сне тоже был Гарококпус! – вскрикнул Аркаша. – Точь-в-точь как этот.
- Правильно, сынок, - сказал отец, - сон-то заказывал я. У Гарококпуса. Тебе понравилось?
- Совсем не понравилось!
- Ничего, привыкнешь, - сказал отец, выходя из комнаты, - поверь, это лучше, чем компьютерные игры.
Аркаша с ужасом увидел медвежий хвост, торчащий сзади из отцовских трико.
От увиденного голова Аркаши закружилась. Затем его охватил страшный жар, в считаные секунды достигший звездных температур. Пылающее раскаленным блеском тело прожгло бетон и обрушилось сквозь перекрытия вниз, а потом взорвалось, разметав солнечную систему, словно ребенок игрушки.
Вот так и появилась наша цивилизация. Конечно, не каждый поверит, что Солнце, Земля, Луна и прочие небесные тела появились из Большого Взрыва мальчика Аркаши, но у нас есть точные, проверенные факты. Потому что если суждено стать Отцом, то станешь им несмотря ни на что. На Прекрасном Времени в этом уверены.
Свидетельство о публикации №218123100332