42. Вывеска во мраке

   Уже не помню, про что был сон, но был он приятный, лёгкий, такой, какие покидать не хочется ни в какую. Я не проснулась, когда часы на кухне пробили три ночи, но секунду спустя будильник залился популярной эстрадной песней, и единственной моей текущей задачей стало обезвредить эту бомбу. Я специально поставила ненавистную мне мелодию, давно прожужжавшую все уши, лезущую из каждого второго радиоприёмника - так я была уверена, что проснусь вовремя и не опоздаю на встречу. Нет, вернее, на свидание.
   Погода за окном стояла не лучшая: пока я спала, прошёл дождь. Мокрый асфальт скользко блестел в свете уличных фонарей, клумбы, опустошённые к грядущей зиме, превратились в ведьмовские котлы с жидкой грязью. Редкие прохожие шли, не складывая зонтов. Но это не отбило желание выбраться на ночную прогулку. Я не умела быстро решать, во что нарядиться, поэтому надела первое, что вслепую выудила из шкафа: длинное платье с капюшоном цвета "мантии ночного духа", полосатую куртку, матовые туфли. Телефон в карман, сумка через плечо - и я шагнула за край, за порог своего дома, в мокрую, холодную тьму глухой ночи.

   Шла я быстро. Глубинные инстинкты поторапливали меня, прогоняли последние остатки тёплого сна, навязывали чувство, отдалённо напоминающее страх. Скрывать это нет смысла, я тайно боюсь темноты, точнее, тех, кто в ней обычно прячется. Фонари горели тускло, формируя под собой совсем маленькие пятна света. Стук моих каблуков по асфальту мог привлечь внимание своры бродячих собак или компании пьяных мужчин, и мне было совершенно нечем от них отбиваться. Только, собственно, каблуками. К счастью, всё это было лишь маленькими страхами, почти не способными воплотиться в реальность. Мой путь пролегал мимо стадиона. Огромные прожекторы освещали улицу, рассекая влажный воздух широкими белыми лучами. Рядом с ними я ощущала себя в безопасности, не хотела идти дальше. Может быть, в прошлой жизни я была мотыльком... Остановилась на минутку, посмотрела наверх, куда устремлялся свет прожекторов. В небо. Оно было фантастического, тёмно-фиолетового цвета, испещрённое чешуями, ремнями и серпами мягко светящихся оранжевых облаков. В ту ночь я видела над собой не бескрайнюю пустоту Вселенной, а океан магмы, медленно остывающей у подножия исполинского вулкана.

   Я ждала Керру в назначенном месте около двадцати минут и уже собиралась звонить ему, когда он внезапно возник из темноты, стремительно приближаясь. Даже издалека было заметно, что парень не удосужился надеть что-нибудь понарядней своего ежедневного обмундирования, серого костюма городского ниндзя. Возможно, Кер решил, что я его не узнаю, если тот явится в другой одежде.
      - Здравствуй, - я встретила его с улыбкой.
      - Да, привет, - ответил он, отдышавшись. - Бежим, бежим, времени не так уж много!
   Керру взмахнул рукой, приглашая меня следовать, и нырнул во дворы. Без каких-либо объяснений, без ничего. Я была заинтригована. Он беззвучно, быстрым шагом скользил по отмостке, словно ожившая тень, я едва успевала за ним. Когда мы с моим будущим приятелем только знакомились, он отнюдь не показался мне странным или необычным. Сейчас же я понимала, насколько он своеобразен, всегда узнаваем, не важно, во что он одет. Буквально все его черты намекали на то, кем Йенсен на самом деле является: остроугольная фигура, длинные, узкие стопы и кисти, созданные не для того, чтобы хватать с силой, а лишь аккуратно подцеплять тонкими пальцами, практически кошачья ловкость, гибкость, плавность движений. Может быть, он - артист балета? Ответ неверный.
      - Куда идём?
      - В парк, - буркнул Кер.
      - Парк это хорошо. Но зачем так торопиться? Времени хватит. Ещё же вся ночь впереди...
      - Не-не-не, ты не понимаешь, - судя по голосу, он изрядно нервничал. - Я почти месяц следил за площадью, чтобы понять, в какое время суток там никого не бывает. У нас впереди всего один час, максимум полтора. Нас никто не должен увидеть.

   Слова "никого" и "никто" меня тогда сильно встревожили. Романтика ночной прогулки, до этого кое-как, но всё же державшаяся, развеялась окончательно. Сегодняшняя встреча оказалась деловой - совсем не то, чего я ожидала, но своё разочарование я решила оставить при себе. В голову полезли подозрения, что Керру замыслил что-то, связанное с памятником на площади, ведь осень была в самом разгаре и близился День, Когда Закончилась Война. Оставалось только надеяться, что это будет очередной безобидный розыгрыш, а не какая-нибудь оскорбляющая память выходка. Я суеверно старалась не думать о плохом, словно это могло как-то повлиять на ситуацию...
   Миновав художественную галерею, мы незаметно перешли на бег. Мой приятель был в кроссовках, а вот я была обречена бежать на высоких каблуках, с трудом, еле удерживая равновесие на поворотах. Каждый мой шаг расходился звонким эхом по пустынным улицам, отчего вся наша скрытность сходила на нет. В конечном итоге я поскользнулась на мокрых опавших листьях и свалилась, если можно сказать, в кювет, в сырость и грязь. Кер притормозил и по-джентельменски помог мне встать, но при этом страшно разворчался:
      - Ну вот зачем ты надела туфли с каблуками? О чём ты думала вообще?
      - Честно признаться? - спросила я, отряхиваясь от налипшей на подол и колготки прелой травы.
      - Ну давай, попробуй объяснить это недоразумение.
      - Я думала, что иду на свидание.
   Керру закатил глаза, надул щёки и шумно выдохнул.
      - Серьёзно?
      - Да.
   Я не врала. И он прекрасно это понимал. Он видел меня насквозь, впрочем, как и я его.
      - Слушай, ты действительно моя лучшая подруга. Больше скажу: единственная подруга. И сегодня мне очень, очень нужна твоя помощь. В одиночку я не справлюсь. Рук не хватает.
   Уж не ожидала я, что когда-то будь услышу от него подобную просьбу о помощи. Разве есть какое дело, на выполнение которого у асура не хватит рук? Всё указывало на значительный масштаб действа, которое он замыслил. Я, продолжая старательно не думать о плохом, сняла туфли - всё равно уже вся в грязи - и дальше двигалась куда более уверенно.

   Два квартала спустя мы добрались до парка. Ногам было холодно, а душе тревожно. Свет спрятавшихся среди дерев фонарей, пробиваясь сквозь полуобвядшие ветви, рисовал на неровной поверхности мощёного тротуара странные, порой устрашающие теневые узоры, но вокруг не было никого. Тишина стояла потрясающая - было слышно даже жужжание ламп и рёв моторов ночных гонщиков, которые обычно устраивают заезды за городом. Кер остановился в центре площади, возле постамента, занимаемого тремя бронзовыми статуями. Трое мужчин с суровыми лицами были чем-то неуловимо похожи на моего приятеля.
      - Знаешь, что это? - спросил он, указав на них взглядом.
      - Это памятник миротворцам.
      - Да. Тот, что стоит слева - Вестарр Йенсен. Мой прадед. В 421 году он вместе со многими другими пополнил ряды партизан-миротворцев. Тех, что своими руками не убили ни одного врага, но предотвратили множество смертей союзников. Они следовали за армией по пятам, незаметно проникали в лагеря, на базы, к арсеналам - и уничтожали всё, что могло служить орудием убийства. Ломали на части винтовки и пулемёты, гнули клинки, выводили из строя технику. Людям оставалось не с чем воевать. Вестарр был храбр до безрассудства, рискуя, пробирался на самые охраняемые объекты. И однажды не вернулся. Говорили, он поймал семь пуль прежде, чем последняя его настигла...
   Керру устроил минуту молчания, а затем снял рюкзак, пошарил внутри и вытащил лоскутки ткани, собранные в пучок. Штуки три он дал мне и попросил залезть наверх, на постамент, чтобы протереть статуям головы. Сам он занялся тем же самым. На какое-то время во мне воцарилось спокойствие: я смогла убедить себя, что вся затея заключалась в том, чтобы к празднику начистить памятник до блеска. Эх, если бы... Пока я возилась с самой правой фигурой, Кер справился с оставшимися двумя и снова полез копаться в своих вещах, а секундой позже вручил мне инструмент, похожий на большую отвёртку с остроконечной дуйкой вместо плоского наконечника.
      - Сбоку кнопка, просто жми на неё, чтобы горело. Регулятор мощности там же, рядом.
      - Стоп. Что это?
      - Газовый паяльник.
      - Зачем?!
      - Восстановить историческую справедливость.
   Он вытащил из рюкзака пакет и широко раскрыл его передо мной, чтобы показать содержимое. Внутри тускло сверкали три пары бронзовых асурьих рогов. Я потеряла дар речи.

   В буквальном смысле. Я не могла выдавить из себя ни единого слова, внезапно осознав, что ОН делает, что МЫ делаем и что, в конечном счёте, Я делаю... Мне стало очень холодно. От ужаса моё тело потеряло способность обогревать себя достаточно, чтобы не обращать внимания на леденящий ночной воздух вокруг. А Керру, кажется, не заметил, насколько я была шокирована. Или просто игнорировал это, хоть подобное безразличие моему приятелю не было свойственно совершенно. Но данный факт бессильно мерк на фоне того, что он решился на вандализм, на настоящее преступление, и, что самое кошмарное, меня втянул в это дело!..
   Мне оставалось только безмолвно наблюдать, гадая, почему тот, кого я, казалось бы, хорошо знаю, внезапно оказался здесь и сейчас, с этим намерением, с этой целью.
   Кер достал три рога из пакета, отпустил их висеть в мыслях и широкой кистью нанёс на их основания белёсую пасту из банки. Один из них тут же оказался в воздухе рядом со мной: он протягивал его мне. Имея возможность рассмотреть бронзовую деталь вблизи, я не могла не обратить внимание на то, как качественно, с каким старанием она была сделана. Несмотря на страх и негодование, кипевшее внутри, мне хотелось любоваться ей.
      - В чём дело?
   Керру, видимо, ожидал, что я сразу зажгу паяльник и приступлю к работе. Делать было нечего. Было уже поздно отказываться от участия в его затее. Я попыталась взять рог, но Кер его не отпустил.
      - Я подержу, руками не берись - металл быстро нагревается.
   Бездумно кивнув ему в ответ, я щёлкнула кнопкой паяльника, призвав на его кончике бледный, но очень жаркий огонёк, и начала разогревать вымазанное в пасте основание. Йенсен взял сразу два инструмента, одинаково уверенно орудуя правой и левой руками. Два рога он держал у себя, один у меня, над головой правой фигуры вертелась брошенная мной мокрая тряпка. Четыре "руки". Большее количество Керру вряд ли мог бы удержать.

   Со временем шок сменился тревогой, смешанной с безнадёжностью, скорее даже обречённостью. Ведь я всегда существовала по законам и правилам, согласно которым ничто не должно оставаться беспоследственным, безнаказанным. "Нас заметят," - настойчиво твердил голос в голове. - "Заметят, и тогда уж точно проблем не оберёшься..." Не считая этой гнетущей мысли, мой разум был пуст. Все его ресурсы были брошены на остроту зрения и слуха. Кроме нас двоих в парке не было ни души, но в любой тени, в любом подозрительном движении веток я готова была видеть случайного свидетеля, слышать его в каждом шорохе. Наконец я заставила себя заговорить:
      - А ты не задумывался над тем, что люди могут понять эту выходку неправильно?
   Кер молчал. Он сосредоточенно раскалял медленно краснеющие основания бронзовых рожек.
      - Ты ведь знаешь... Тут раньше викинги жили. Лютые разбойн...
      - У викингов не было рогов, - он перебил меня, не отрываясь от работы. - Я прав? Я всё делаю правильно. Те, ради кого я это делаю, поймут правильно.
   Это прозвучало как заклинание. Мой приятель, похоже, заклинал самого себя, чтобы сохранять спокойствие и уверенность.

   Паста расплавилась и начала шкворчать, как масло на сковороде. Керру подождал ещё немного, а затем с силой приставил детали к подготовленным для них местам на головах статуй. Раздался глухой звон, шкворчание на какое-то время усилилось, а потом, по мере того, как едва заметное свечение горячего металла гасло, начало стихать, пошёл чёрный дым. Из рюкзака вылетели маленькие металлические прутики.
      - Хватай! - прокричал он хриплым шёпотом, голосом человека, разрывающегося между двумя неотложными делами. - Приложи сверху к стыку и подогревай, пока не расплавится.
   Не уверена, что у меня получилось проделать это так, как нужно. В жизни никогда не занималась подобным. Кончик прутика от высокой температуры сначала обмяк, а потом и вовсе посыпался жидкими блестящими бусинами на манер ртути, затекая в щель и тонкой плёнкой обволакивая основание рога. Кер убрал "руку". Я боялась, что деталь отвалится или покосится до того, как успеет полностью остыть, но этого не произошло. Не успела я с облегчением вздохнуть, как у меня под носом оказался ещё один рог, на этот раз правый.
      - Прости. Нам действительно нужно торопиться.
   Мне самой уже хотелось закончить с этим и побыстрее сбежать отсюда. Всё повторилось снова: тусклое свечение разогретых деталей, шкворчащая паста, звон, скатывающиеся вниз бусины. Работа над второй партией рогов заняла даже несколько меньше времени, чем ожидалось. Странно говорить, но результат мне понравился. Образы трёх миротворцев, созданные скульптором несколько десятков лет назад, наконец обрели завершённость. Новые элементы идеально дополнили их. Излишек металла от расплавленных прутиков застыл каплями пота на бронзовых висках.

   Мы не успели их убрать. Краем глаза я заметила за деревьями движение. Девушка в рыжем пальто вывела своего испаньёля на предрассветную прогулку. Сперва она увидела нас, потом перевела взгляд на памятник и застыла. Собака, пользуясь искренним изумлением хозяйки, вырвала поводок из её рук и резво побежала вглубь парка. Девушка опомнилась, бросилась за ней, и как раз этот момент мы использовали, чтобы скрыться. Мы бежали дворами и переулками, инстинктивно стараясь не пересекать открытые, хорошо освещённые пространства. Всё перевернулось с ног на голову в тот момент: могла ли я когда-нибудь подумать, что сама буду прятаться в темноте?
   Остановились перевести дух мы у подножия какого-то многоэтажного дома без единого горящего окна. Сердце выпрыгивало из груди, разум разъедало паникой. Я не знала, куда себя деть, и вновь подняла взгляд к небу, но к тому времени ветер уже содрал с него остатки облаков. Оно утратило свою фиолетово-оранжевую окраску и было просто чёрным. Без единой звезды. Пустота.

      - Я всё сделал правильно. Если бы я не решился, решился бы кто-то другой, рано или поздно.
   Керру весь дрожал. Не от холода: он был одновременно напуган и воодушевлён. Он горел изнутри оттого, что в нём грызлись на равных совесть и гордость, оттого, что он совершил нечто запретное, преступное, но важное и значимое как для него самого, так и для всего его народа.
      - Нам надоело скрываться. Эта традиция, это установленное далёкими предками правило ныне безнадёжно устарело. Мы достойны быть самими собой, понимаешь? Подумай, сколько пользы мы могли бы приносить обществу, если бы имели право действовать в открытую! Мы могли бы работать на высоте, не заставляя людей рисковать своим здоровьем, легко обращаться с тем, к чему нельзя прикасаться руками. Могли бы ловить пули, останавливать ножи, занесённые над невинными... Возможно, не завтра, и даже скорее всего, но когда-нибудь люди должны узнать, что мы существуем не только в легендах. Поверь, мы засияем! Как вспышка в ночи, как... - Керру на глаза попалось горящее неоном название какого-то бара. - Как вывеска во мраке!
   И тут по нам ударил прожектор. Мы оказались совсем беспомощны посреди широкого пятна слепящего белого света. Нет, за нами никто не гнался, нас никто не выслеживал, но в том состоянии крайнего нервного напряжения, в каком мы вдвоём тогда находились, приуроченное к часам автоматическое включение освещения произвело эффект взорвавшейся бомбы. Мы моментально исчезли с улицы. Я слышала, как хрустит асфальт, видела, как Керру на запредельной скорости уносится прочь, и сама бежала сломя голову, по тёмным дворам, не жалея стоп, защищённых лишь тонкими колготками, бежала, пока не начала задыхаться.

   Уже плохо помню, как я добрела до дома. Первым делом залезла в душ и постаралась успокоиться. Призналась себе, что таких приключений на свою голову я прежде ещё не находила. Перед глазами застыло на долгие часы лицо Керру в тот момент, когда яркий луч выхватил нас из темноты. Его широко распахнутые глаза, полные ужаса, с мелким бисером вместо привычных огромных зрачков. Никогда раньше не видела, чтобы у Кера зрачки настолько сжимались. Непроглядная чернота отступила, оказалось, что под ней скрыты обычные, вполне человеческие карие радужки.
   Я пробовала уснуть, но не получалось. Солнце взошло. Часам, наверное, к восьми меня потянуло вернуться в парк. Почему - не знаю. Будто что-то во мне истерично требовало увидеть последствия того, что мы натворили ночью. Когда я добралась туда, на площади уже собралась приличных размеров толпа. Простые люди, бурно обсуждающие произошедшее между собой. Подоспевшие первыми журналисты с фотоаппаратами, выискивающие лучше ракурсы для снимков в свежий выпуск местной газеты. Какой-то тип в форме - скорее всего сторож парка - в одиночку как мог отгонял от памятника агрессивно настроенных мужчин с ломиками в руках. Они явно не хотели ждать, когда приедут полицейские и засвидетельствуют повреждения.
   Я осталась стоять в стороне, на почтительном расстоянии. Хоть опасность миновала, я всё равно боялась шансов. Возможностей того, что пламя горелки не выжгло окончательно отпечатки моих пальцев, что та девушка с собакой разглядела и запомнила моё лицо.

   Толпа звучала множеством голосов. Большинство было переполнено удивлением, недоумением, непониманием. В некоторых ощущалась злость, в других - беспомощная обида. Вдруг очередной недовольный возглас был перебит уверенным и совершенно спокойным тоном. Увы, я не смогла расслышать сказанного, но видела, что словесная перепалка началась между одним из воинственных ломоносов и юношей в шляпе и плаще. Закончилась она стремительно и непредсказуемо: шляпа была с чувством сброшена, и гладкие костяные спилы, оставшиеся от рогов, блеснули в свете утреннего солнца. Юноша начал подниматься в воздух, медленно, словно под водой легонько оттолкнулся ото дна, и, взлетев вверх метра на три, повис неподвижно.
   Над площадью моментально воцарилась тишина. Незнакомец сиял - он был решителен в своих действиях. В одиночку в центре внимания он оставался недолго: за ним последовал ещё один, потом ещё одна, в чьих распущенных волосах виднелись рога абсолютно целые. Трое обменялись взглядами, едва заметно кивая. Я не могла этого видеть, но мне казалось, все они мысленно держались за руки в тот момент. Постепенно к немой церемонии присоединялось всё больше народу. Толпа разделилась. Среди множества лиц я искала взглядом Керру, но не могла его найти ни сверху, ни снизу. Шапки осыпались на булыжную мостовую. А асури, открывшись наконец, ещё не миру, но уже маленькому датскому городку, плавно взмывали вверх.