Дорога на Север - часть 2 - окончание

Когда после безлюдья дальней трассы, где машина может сломаться, разбиться, где ее могут остановить бандиты, после леса, непрерывного леса, надоедливого леса, постепенно превращающегося в сообщество худосочных деревьев, растущих на землях, свободных от унылых болот, превращающихся зимой в заснеженные пустынные пространства, где ветер разгоняется так, что машина едва не слетает с трассы, возникают дома долгожданного города, маленького нефтяного города, пусть не красивого, но желанного и жилого, где можно отдохнуть, хочется целовать всех подряд за такой подарок. Сиюминутно, проходяще, но хочется. Вопроса, как возник город, в этот момент не возникает, как у большинства не возникает вопроса, как родилось солнце – греет, каждый день восходит – и слава Богу. Хотя и Бога, пожалуй, редкий человек благодарит. Да что солнце!? Город в тайге воспринимается в первый момент более восторженно, чем солнце, потому как можно не увидеть и не доехать. Дома, магазины, светофоры, машины, люди, и в квартирах есть вода, и холодная, и горячая там, где говорили, что лишь медведи по улицам ходят.
Родственник поселил Алика у себя. Квартира была трехкомнатная и по стандартным меркам вполне хорошая, если не считать недостатком сумрак, который в ней стоял в любое время дня. Причем солнце редко и слабо гостевало в этой квартире не столько из-за северного ее расположения, сколько из-за того, что стекла покрывались толстым слоем льда, а как раз зима и бесилась за окнами.
Подъезд напоминал хорьковую нору по признаку, по которому определяют человека, как хорька. Много подъездов – много хорьковых нор. Но в целом приятно, что не древесные избушки, и не шкурные чумы, и снег не надо собирать в кастрюлю, чтобы натопить горячей воды, и хорошо, что и кухня, и плита, и еда, и все по-домашнему. И выпить по этому поводу не грех…
Алик полагал, что за те деньги, которые люди зарабатывают на Севере, они трудятся, не покладая рук. Он часто вспоминал рабочих возле гудящих, устрашающе сильных токарных станков, через чей цех он проходил каждое утро от проходной в родном сибирском городе, куда как южном по отношению к Крайнему Северу. Сверкающая, сияющая синеватой окалиной пружиноподобная стружка собиралась возле станков в темные змеиные кучи, а рабочие стояли целый день у станков и точили какие-то болванки. Они их точили изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год. Из болванок получались какие-то блестящие свежерезаной сталью детали. Утром их было мало, а то и вовсе не было, вечером они выстраивались строем новобранцев. Ничего ужаснее жизни, которую вели эти рабочие, Алик не мог себе вообразить. Восемь часов на ногах, бездумная механическая работа, в которой каждое действие заучено наизусть, вечерняя усталость, домашний диван и телевизор, и опять по кругу. Он думал, что северные рабочие, судя по зарплате, стоят возле станка не с утра до вечера, а с утра и до утра, что они и не знают диван и телевизор. Однако, первый рабочий, замеченный им на промышленной зоне, когда они проезжали по маленькому нефтяному городу на «Ниве», беспечно шел, почти прогуливался по заснеженной территории своего предприятия, лениво попинывая ледяные катышки, попадавшиеся ему на пути. Никто не кричал ему вслед: «Давай быстрее!» Никто не ругал матерно. Рабочий шел, никуда не спеша, и похоже без дела. «Вот это Север!!!» - мысленно восхитился Алик и запомнил эту картинку на всю оставшуюся жизнь. Север был щедро намазан сладким, но не деньги или посулы предопределили выбор Аликом своей будущей работы - выбор предопределило прошлое.