После расстрела

Я стоял, прислонившись спиной к щербатой стенки, глядел в прищуренные дула направленных на меня винтовок, и ожидал команды «огонь».
И тут я вдруг пожалел, что много не успел сделать в жизни.
Мне до слез стало обидно, что я не глянул на мир с главного восьмитысячника планеты, ни разу не накормил лошадь с руки, и, так и не разгадал загадку пещеры Лейхтвейса.
«А что еще я не успел?»-подумал я.
Еще я не успел сказать той, единственной, что она есть та, единственная и теперь уже точно она этого не узнает.
Начальник расстрельной службы, капрал Крузейро, зевая подошел к стоявшей на изготовке роте, пусто посмотрел в мою сторону, вяло махнул рукой и сказал:
-Огонь!
Тот он вдруг спохватился и замахал руками:
-Отставить огонь,отставить! Отставить, я говорю!
Потом достал из кармашка клочок желтоватой бумажки, поизучал его и повернулся в солдатам:
-Это Зловунов, Аркадий Катонович. Его решили опустить.
Солдаты недовольно зароптали. Один, худощавый и кадыкастый, высоким фальцетом крикнул:
-Армен Степаныч, так нельзя! Ребята уже настроились, каждый взял свой прицел. Я, например, метил в нос...
-Разговорчики!-крикнул капрал Крузейро-говорю вам, принято решение его опустить. В связи с тезоименитством его президентского величество, решено проявить милость и освободить одного заключенного. И вот, выбор пал на этого бедолагу. Ну что, Зловунов, можешь топать домой. Сегодня не твой день.
И я пошел.
Моросил мелкий дождь, грязь стояла по колено,с трудом передвигаясь и выдергивая ноги из чавкающей жижи, я дрожал от пробирающего меня холода.
-Черт побери-вдруг сказал я вслух-у меня ж дома ни крошки хлеба!
Зная, что меня должны расстрелять, я не сделал никаких запасов и теперь мне предстояла голодная ночь.
Тут я вспомнил про свои мысли перед расстрелом и чуть-чуть развеселился.
«Ну и глупости приходят в голову в последние минуты»-подумал я и ускорил шаг.
Завернув за поворот, я увидел ту, единственную. Она остервенело дергала за поводья навьюченного ишака, который уселся на задницу и не собирался вставать.
-Вставай, козлина!-кричала она неприятным криком -вставай пидарас несчастный.
Но несчастный пидарас, с довольно счастливой ухмылкой, сидел на заднице и периодический принимался орать что-то на своем, на ишачьем.
Я быстро пригнулся и незаметно прошмыгнул мимо неё, что б она меня не заметила.
Нервишки у меня ни к черту и возиться с ишаком мне сейчас было не с руки.