Карпик

Самый лучший праздник (не считая Нового Года) – это День Рождения.
И не важно где вы его отмечаете, дома или на работе. Из всех, так
называемых «Днюх», мне запомнился август 1990 года. Всё бы ничего,
но отмечать свое двадцатилетие мне пришлось в армии. И не где-нибудь,
а в центре Европы, в Дрездене, где в то время располагался наш особый
батальон связи. Прошло чуть больше девяти месяцев, как «добрые немцы»
сломали Берлинскую стену, и вовсю продавали её на сувениры. Западные
товары селевым потоком хлынули на прилавки ГДР-овсских магазинов,
вымывая из них остатки «социализма». Наш «плешивый» генсек вконец
выжил из ума и подписал договор о выводе Советской группировки из
Германии, в течении пяти лет. Военнослужащие Западной Группы Войск
оказались заложниками ситуации. По новым немецким правилам, мы
(якобы) являлись «гостями», но не имели права покидать территорию
своей части без разрешения местных властей. Солдатам срочной службы
продолжали выплачивать те же «несчастные» двадцать пять марок.
Только вместо розовых купюр с комбайнами и циркулями, нам стали
выдавать зелёные и фиолетовые, с кучерявыми мужиками и тётками.
В ЧеПоК (местный гарнизонный магазин) стали завозить не только йогурты
с печеньем и сосиски, но и видеомагнитофоны, джинсы, и алкоголь.
Последний, продавали только офицерам и прапорщикам, а также
«вольнягам» - местным истопникам. А попробовать «западного» пива,
ой, как хотелось. Не говоря уже о крепких напитках. И вот, 18 августа
с четвертаком в кармане я заглянул в наш магазинчик. Глаза разбегались
от яркого разнообразия плееров, кроссовок, и электронных часов.
Я прикинул в уме цены и пришёл к выводу, что приемлемой тратой, будет
сумма, не превышающая пяти марок. И я купил себе на три марки молока с
пряниками, а на оставшиеся две, электронные часы, чёрные, с пластиковым
ремешком. У самого выхода, я увидел стенд с аудиокассетами. Мне
бросилась в глаза алая роза на чёрном фоне, и белая надпись «Violator».
Я был фанатом «Depeche Mode» и поэтому с лёгкостью расстался с ещё
двумя бундес-марками. Ну и что, что в казарме нет магнитофона. У меня,
через три с небольшим месяца, дембель. Стоп, а когда у нас сто дней до
приказа? Неужели сегодня? Вот так совпадение. Мое настроение
подпрыгнуло до космических высот. Я даже не заметил, как по дороге в
казарму,  слямзал пакет пряников и поллитра молока. Казалось, что про
мой День Рождения знает уже вся часть. За полчаса меня уже поздравили
как минимум десять человек; рядовые Кривуля, Нурхалиев, Иванов,
Тюбиков, и др. Многие фамилии я уже не помню. А также капитан
Марковцев, сержант Сенцов и старший прапорщик Ширинян.

Когда в три часа дня наша рота пришагала в столовую, стол на шесть
персон, за которым я сидел, ломился от круглой варёной картошки
обжаренной на растительном масле до красновато-коричневой корочки.
Так у нас в батальоне чествовали именинников. Я наелся от пуза и после
обеда, уже не ходил, а «катался» по части, как колобок. В честь «праздничка»
меня освободили от всех нарядов и всевозможных повинностей. Так хотелось
чтобы этот день никогда не заканчивался. Но время на моих новых
электронных часах, перемахнув через ужин, неумолимо полетело к отбою.

Пройдя вечернюю поверку, наша первая радиорелейная рота, стала
расходиться по кубрикам. Лёжа в кровати, краем уха, я слышал разговоры
о ста доприказовских днях, но особого значения им не придал.
- Надо отметить: говорил голос.
- Надо. А чем? – отвечал второй.
- Бабки есть?
- Есть трохи.
- Давай. Мы пошлём гонца.
После этого голоса смолкли и стало слышно посапывание Ваньки Кабулы
с кровати напротив. И мал-помалу я тоже начал кемарить.
И тут меня тормошит сержант Сенцов:
- Вставай, паря. Сто дней до приказа осталось. Это дело надо непременно
отметить.
Когда я протёр глаза, я заметил в его руке большую бутылку. Откуда-то
из-за его спины вынырнул рядовой Иванов со стаканом и какой-то
консервной банкой, как из-под компота. Я привстал с кровати и сделал шаг
вперёд. Вадим по-быстрому булькнул мне пятьдесят грамм в стакан.
- Ну, за дембель!
Я резко выдохнул и на вдохе выпил тёплой обжигающей жидкости.
Горло горело.
Иванов сунул мне под нос консервную банку;
- На братка, закуси.
Из вскрытой банки торчала вилка. Ткнув пару раз вилкой, я выудил из банки
пучок лапши в томате. «Блин», думаю, «что у них за дурацкая закуска,
нет чтобы огурчиков малосольных принести, или там сальца с хлебушком…»
(Но не занюхивать же рукавом в самом деле?)
Как только я закусил и отдышался, услышал голос Ваньки Кабулы;
- Пацаны, а вы ему ещё рюмку налейте, за День Рождения.
- Вано, да сегодня, наверное вся часть знает, что у рядового Пятикова,
Днюха. И Вадим ещё делает несколько бульков из бутылки в гранёный
стакан. При свете уличных фонарей мне наконец удалось прочитать надпись
на водочной этикетке. «Прекрасная Водка». И мелкие цифры в верхнем
правому углу, семьдесят оборотов алкоголя. «Ничего себе водка», - подумал
я. Но сержант Сенцов, уже провозгласил тост:
- Ну, за твой юбилей Андрюха. Не тормози.
Я закрыл глаза, остановил дыхание и опрокинул «злое» пойло в себя.
Рядовой Иванов услужливо, как и первый раз поднёс банку со спагетти.
Сказав, - спасибо пацаны, - я сделал шаг назад и повалился на кровать.
Этот странный питейный дуэт, состоящий из дежурного по роте и
дневального, пошли дальше между кроватями дрыхнущих бойцов.
Кажется я даже успел задремать, как вдруг, дневальный на тумбочке,
начал кричать: - Смирно! Вольно!
И тут в наш кубрик ворвался ворвались замполит, командир роты, и
дежурный по части с зажжёнными фонариками. Стали шмонать тумбочки.
- Хрен здесь что найдёшь, товарищ майор, жаловался замполиту старший
лейтенант Залепенин. Нужно тревогу играть и всех строить во фрунт.
- Ладно, будите всех, - отвечал майор Власов. И уже обращаясь к нашему
ротному Марковцеву Дмитрию Михайловичу: - Капитан, командуйте
подъём по тревоге.

Капитан Марковцев сделал под козырёк: Есть товарищ майор.
И выбежал в освещённый коридор. Дальше последовало то, чего я больше всего
боялся. Дневальный на тумбочке начал орать: - Рота подъём! Тревога!
Тревога! Тревога!
И в спальном кубрике молниеносно зажёгся свет. Заспанные солдаты начали
кое-как одеваться. Но увидев замполита Власова, всем стало понятно, что
это не учения. Значит опять в части случилось ЧП. Тот шепнул что-то
капитану.
- Первая рота, сапоги можно не одевать. Достаточно тапочек. – рявкнул
Дмитрий Михайлович.
Со стороны, нестройная шеренга квёлых бойцов выглядела наверное
уморительно. Из тридцати человек, человек десять раскачивались как
корабельные сосны на ветру. Остальные, перетаптывались как пингвины
на дрейфующей льдине. Солдаты были одеты, кто как; Ефрейтор Кривуля
был одет почти полностью, кроме сапог, рядовые Коренко и Тюбиков
успели надеть только штаны и тапочки. Экипированным на все сто, был
только сержант Сенцов, да и то, лиишь потому, что был дежурным по роте.
Он стоял немного в стороне и замполит сверкая своими монохромными
очками «пропесочивал» ему мозги. Минут через несколько из кубрика
донеслось радостное: - Нашёл!
 
Дежурный по части гордо нёс в приподнятой руке «виновницу» переполоха,
ополовиненную бутылку водки.
- Не всю успели приговорить засранцы!
И тут началось самое интересное, капитан Марковцев и старший лейтенант
Залепенин стали обнюхивать каждого бойца как настоящие немецкие
овчарки. Я стоял в шеренге самым последним и старался не дышать.
А тем временем майор Власов отчитывал рядового Карпыкова, по кличке
«Карпик».

- Сакен, а ты-то чего хлёбаешь? Ты же водитель самого Николая Петровича.
А вдруг завтра с утра комбату надо будет срочно куда-нибудь в город?
Ну вот, ротный добрался и до меня. Я стоял и протирал сонную физиономию,
как будто бы всё происходящее меня совсем не касалось.
- А, Пятиков. Ну ты конечно не пил?
- Нет. – И я коротко мотнул головой.
- Ладно, - резюмировал Дмитрий Михайлович, - всем отбой, а кого вывели
из строя по три недели нарядов вне очереди. Чтоб этот «автобан», - он
демонстративно чиркнул подошвой новых яловых сапог о белоснежный
кафельный пол, - блестел как у кота яйца. Всем понятно? Разойтись!

По прошествии двух недель, эта история с «обмывкой» ста дней до приказа,
стала мало- помалу забываться. С внешней стороны окон первого этажа
появились ажурные кованные решётки. Но вот однажды, когда командир
роты составлял очередной журнал нарядов. К нему подошёл рядовой
Карпыков, с обиженно выпяченной нижней губой.
- Товарищ капитан, а почему Пятикова не наказали? Он ведь тоже со всеми
пил.
- Пятиков, говоришь?
Я как раз проходил мимо и слышал всё вышесказанное. Меня прошиб озноб
и я впал в некое состояние транса.
- Иди-ка сюды, рядовой. – Михаил Дмитриевич поманил меня пальцем.
Я молча повиновался.
- Сакен не брешет насчёт тебя?
- У меня был День Рождения.
- Я знаю про твой День Рождения. Ты лучше скажи, ты пил, или нет?
- Да, чуть-чуть.
-А чуть-чуть это сколько?
- Ну, пару рюмок.
- Хорошо, выписываю тебе две недели нарядов дневальным по роте,
по одной, за каждую рюмку. Всё, свободен.

Как мне хотелось стукнуть по этой расплывшейся подленькой улыбочке.
Или крикнуть вслед, - «Карпик - ты «козёл», стукач, и подставщик!
Но я представил себе эту азиатскую харю с моим фингалом под щёлкой его
хитрого глаза, и сразу передумал. Тут даже «стучать» не надо, этот
деревенский, казахский увалень возит на УАЗ-ике самого командира части,
подполковника Лугину. Ничего, две недели, это не два года. К тому же до
дембеля осталось, всего-ничего. Меня ещё в школе учили не сдавать своих.
Если ты облечён некой тайной, то ты должен хранить язык за зубами, как
«Мальчиш-Кибальчиш». Как говорится, «сам погибай, а товарища выручай».
Но это не про «Карпика». Очевидно, отец-пастух не научил маленького
Сакена прописным истинам. Вместо того чтобы играть со сверстниками
в «войнушку», или читать книги про героев, он пас баранов в горах.

И я вышел из казармы, чтобы выдохнуть из себя минутный негатив. Я
попросил у какого-то бойца сигарету. Затянулся и сразу же закашлялся с
непривычки. Зато о «Карпике», я больше не вспоминал. Бог ему судья. Пусть
это будет на его совести. И от сердца сразу как-то отлегло. Я улыбался сквозь
едкий сигаретный дым и думал о доме.