Свобода воли - самого писателя или его персонажа?

    Вступление.

1. Рок Эвелин.
 
2. Рок Пильграма.

3. Резюмируя.

***
   Вступление.

   Мысль, высказанную известным современным писателем и журналистом (на одной из лекций нашего курса много лет назад), о том, что «герой произведения живёт отдельно от писателя, своей жизнью…» я осознала не сразу, а по прошествии определенного времени – судя по всему достаточного для принятия подобного суждения. Результатом принятия стали собственный анализ и размышления, появившиеся после прочтения двух произведений – новеллы Дж.Джойса «Эвелин» и рассказа Вл.Набокова «Пильграм».
   Поначалу я категорически сопротивлялась такой постановке вопроса – меня возмущал сам факт «свободного плавания» персонажа по «просторам» литературного произведения вне зависимости от жанра. В разное время мною были прочитаны
сначала «Эвелин», а потом «Пильграм» – по счастливой случайности обе книги
даже вышли в сборниках под эгидой «Азбуки классики»:

1) Джойс Дж.
Дублинцы: Рассказы / Пер. с англ.; Под ред. И.Кашкина. – СПб.: Азбука-классика, 2008. – 288с.

2) Набоков В. Совершенство: Повесть, рассказы. – СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2013. – 224 с. – (Азбука-классика).

   Уже дочитывая набоковского «Пильграма» меня пронзило словно вспышкой молнии воспоминание об «Эвелин» Джойса. Почему всё-таки выбор пал на эти два произведения? В обоих текстах есть едва уловимая, но едино звучащая мелодия.
С течением времени отрывочные размышления о судьбах героев объединились для меня под «крышей» одной общей темы, ставшей камертоном к написанному далее, проще сказать – воплотилась идея свободы выбора героя. Жанр новеллы или рассказа «малой прозы» не предполагает многослойности. В написанном материале представлен разбор индивидуальных обстоятельств жизни персонажей, отчасти – их характеров, без учета политической, исторической и прочей обстановки на момент создания обозначенных литературных произведений.

(Примечание О.Л. –спойлерить не планирую, чтение оригинальных текстов приветствуется, оригинальное цитирование представлено в кавычках).

***

1.Рок Эвелин (по новелле Дж.Джойса «Эвелин»).

   Джойс создаёт вокруг Эвелин почти безвоздушное пространство. Нет атмосферы
и нет атмосферности. Куда ни глянь – всё удручает и печалит. Это и банальный интерьер скромного жилища (эпитеты к предметам «разбитая фисгармония», «пожелтевшая фотография», «тесная и темная комната»), и взаимоотношения с близкими («непрестанная грызня из-за денег по субботам становилась просто невыносимой»). Почти маркесовское запустение (как в знаменитом романе «Сто лет одиночества» – прим.О.Л.) пугает своей предопределенностью и только усугубляет общую картину. Да и сама главная героиня вспоминает свое прошлое в мрачных тонах:
«Дом! Она обвела глазами комнату, разглядывая все те знакомые вещи, которые сама обметала каждую неделю столько лет подряд, всякий раз удивляясь, откуда набирается такая пыль».
   Восклицая «Настоящее!» читатель верит в способность Эвелин создать его и сделать ярче, оптимистичнее…В помощь своей героине Дж.Джойс дает Фрэнка, призванного преобразовать ее серое настоящее в ближайшее другое будущее. Когда читатель впервые знакомится с новеллой «Эвелин», то его может невольно обмануть кажущаяся предсказуемость сюжета (читатель размышляет так: стандарт, как у всех… Фрэнк увезёт Эвелин… всё получится). Писательский дар ярко проявляется
в эффекте неожиданности обыденного сюжета (чем традиционно характеризуется жанр новеллы). Джойс тонко чувствует своих персонажей и, несомненно, искренне сопереживает их судьбам, потому и преподносит житейскую историю, каких тысячи, концентрированно напряженно, умело расставляя акценты. Тогда история становится похожей на до предела натянутую струну в старинной арфе, которая вот-вот лопнет
и наружу хлынет вся горечь мира…
   Где-то на третьем плане исподволь прорывается стежками тема «плюс» – «минус», «теза» – «антитеза», «Фрэнк» и «отец девушки». Однако у бедняжки Эвелин просто не остаётся жизненных сил и, безусловно, воли, чтобы балансировать с соломинкой над бездной в стремлении совершить шаг, так необходимый ей, в сторону отца (бесцветно-рутинное прошлое и такое же настоящее) или Фрэнка (кардинально новая система координат в её будущей жизни) –
«Как-то раз отец повздорил с Фрэнком, и после этого ей пришлось встречаться
со своим возлюбленным украдкой».
   Но писатель уже отпустил свою героиню, он дал ей шанс! Вперед!
   К сожалению, Эвелин оказывается безвольной рабыней и не прощается
с прошлым, а лишь робко предполагает про себя: «Но в новом доме, в далекой незнакомой стране все пойдет по-другому».
   Джойс далее уточняет: «Она решилась отправиться вместе с Фрэнком на поиски другой жизни». И эта жизнь носит вполне конкретные очертания, зрима и скоро будет ощутима при надлежащем выборе: «…будет жить с ним в Буэнос-Айресе, где у него дом, дожидающийся ее приезда». Да, замечательно. Осталось сделать всего шаг с причала на палубу корабля вместе с женихом. «Выбери Фрэнка, – хочется воскликнуть, – выбери счастливое настоящее!» Мгновенное просветление, когда Эвелин и сама понимает: «Надо бежать! Фрэнк спасет ее. Он даст ей жизнь, может быть, и любовь. Она хочет жить. Почему она должна быть несчастной? Она имеет право на счастье. Фрэнк обнимет ее, прижмет к груди. Он спасет ее».
   Ещё Пифагор отмечал, что «великая наука жить счастливо состоит в том, чтобы жить только в настоящем». Но, к сожалению, эти слова не для нашей героини. В выбор Эвелин отчаянно вмешивается даже не её прошлое, а прошлое её матери. Оно кричит, взывает почти ежеминутно, буквально терроризирует героиню. («И жизнь матери, возникшая перед ней, пронзила печалью всё её существо – жизнь, полная незаметных жертв и закончившаяся безумием»). На этом фоне подсознание Эвелин работает подобно осциллографу, который преобразует на выходе все эти постоянные переживания, накопленные ею за 19 лет жизни.
   Преобразованные сознанием бушующие образы-воспоминания («Волны всех морей бушевали вокруг ее сердца») опрокидывают Эвелин не в виртуальную бездну, а в самую настоящую морскую:  «И в пучину, поглощавшую ее, она кинула вопль отчаяния». «Он (Фрэнк – прим.О.Л.) бросился за барьер и звал ее с собой. {….} ..он всё еще звал. Она повернула к нему бледное лицо, безвольно, как беспомощное животное. Ее глаза смотрели на него не любя, не прощаясь, не узнавая».

   Всё! Точка. Конец. Как такое могло произойти? Почему писатель не даёт своему персонажу другой судьбы. Такой разворот колоссально ошарашивает читателя, читатель просто не успевает приготовится к нему, а грезит (подобно Фрэнку)
о новом доме и о новой жизни Эвелин.
   Так «почему»? – потому что герой в произведении давно живет своей собственной жизнью. Автор создает такую канву бытия персонажа, в рамках которой события и герой взаимодействуют только таким образом, существуют только так, а не иначе, ибо любой другой сценарий фатально не осуществим. Так дОлжно и так будет.

***

2. Рок Пильграма (по рассказу В.Набокова «Пильграм»).

   Набоков филигранен. Вопрос целеполагания у Пильграма обстоит гораздо лучше нежели у Эвелин. Куда уж проще, из рассказа мы узнаем, что Пильграм копил
деньги на свою будущую свободу и исполнение одной единственной мечты, однако дважды судьба ломала ему все планы (инфляция, война…).У Эвелин не было
даже элементарной возможности экономить деньги: «Она всегда отдавала весь
свой заработок – семь шиллингов, и Хэрри (брат – прим. О.Л.) всегда присылал сколько мог, но получить деньги с отца стоило больших трудов».
   Сам писатель выступает роком для Пильграма. Будто одетый в мантию-невидимку иллюзионист, Набоков делает пальцами щелчок и … «О-па!» Несчастный случай «успокаивает» тщеты Пильграма, его метания вкупе с искушениями и «да!» даёт
билет в новую жизнь, но не Пильграму, а его многострадальной жене. Рок Пильграма мстителен и прицельно направлен на персонажа в отличие от рока Эвелин (смиренно
и скорбно принимающего неизбежное).Ну, а сколько можно терпеть эгоцентричные выходки Пильграма и его злобные помыслы по отношению к жене – «что хорошо бы взять топор и шмякнуть ее по темечку»), а стремление к собственной выгоде
за счёт вдовы коллекционера?
   Финал «Пильграма» оглушителен. Концовка завораживает, особенно если её текст отпечатан книгоиздателем на следующей странице – сходу не забежишь вперёд,
усилие надо совершить, перелистнув. И узнать финал: каким образом финишировал
не вызывающий эмпатии персонаж. Вот он – безусловный гений писателя, особенно такого, как Владимир Набоков, когда возникает настолько неожиданная коллизия
(у Набокова этот приём блистательно проявится в романе «Приглашение на казнь»).
   Занавес.

***

3. Резюмируя.

   В обоих произведениях у главных героев есть цель – начать новую жизнь. И на горизонте у Эвелин и Пильграма даже ясны очертания других стран. Эффект неожиданности, присутствующий в обоих рассказах, рушит читательский стереотип, привыкший ожидать от повествования определённого шаблона.
   В сравнении с новеллой Джойса рассказ Набокова выписан достаточно кропотливо, но и образ Пильграма сложен (по крайней мере, Пильграм банально старше Эвелин в два раза). У Эвелин нет ни средств на изменение и преодоление жизненных обстоятельств, ни какого-то мало-мальски оформленного стремления выйти за рамки рутины и обыденности, вообще нет ничего, кроме гнетущих воспоминаний. Зато появляется физически ощутимый локомотив в лице жениха Фрэнка, который способен улучшить её жизнь в самой ближайшей перспективе. И что же Эвелин? Роком для неё становится её же собственное подсознание, извлекающее из своих глубин унаследованное материнское безумие, которое, в конечном итоге, губит саму героиню. Причём, Джойс милосерден и предлагает читателю самому додумать истинную причину в судьбе героини, вскользь упоминая: «(…) жизнь матери (…), закончившаяся безумием».
   И если Эвелин по-настоящему жаль, то к Пильграму применительна скорее такая позиция «А так тебе и надо..!» Набоков даёт своему главному герою несколько шансов к исполнению мечты (у бедняжки Эвелин был всего один – один вечерний пароход, один Фрэнк, один шаг). Но наш ослеплённый  Пильграм в движении к мечте проявляет впечатляющую мелочность. Он отдает вдове коллекционера за редких бабочек вместо запланированных 75 марок всего 50: «…и визит к доверчивой старухе, которой он скрепя сердце, отдал пятьдесят марок, ..». Заметим, от сердца оторвал, скряга. А ведь именно эта женщина (или рок в её образе) преподносит герою третий шанс к реализации всех планов. Пильграм понял? Почувствовал? Внял? Пустое.
И именно эта деталь усугубляет и без того омерзительный образ Пильграма.