После Нового года

Александр Сергеевич Кирпичный шёл морозным январским утром на остановку общественного транспорта коротким путём через гаражи. Мороз стоявший в  Новогоднюю ночь, и весь следующий день за тридцать градусов, немного сегодня отпустил, но всё равно, на улице было не выше минус двадцати. Конечно после минус тридцати, минус двадцать было почти лето.   
- Всё познаётся в сравнении. – Подумал Кирпичный и прибавил шагу.
Вот и остановка. Это была небольшая площадь, конечная остановка троллейбусного маршрута № 3 и конечная остановка ещё как минимум пяти маршрутных автобусов, на которой они разворачивались и стояли в ожидании своей очереди в соответствии с графиком движения.
Корпичный прошёлся по остановке влево, вправо, достал сигарету и закурил. 
Взгляд его упёрся в табличку на столбе « Троллейбус. ОКБ». Остановка называлась О.К.Б. – Областная клиническая больница.
Здание этой больницы, как огромный утёс возвышалось над вековыми соснами и елями справа от остановки. Мимо здания больницы, туда к ДК (Авангард) уходила дорога, ведущая в город. Перпендикулярно этой дороге, в глубь лесного массива, уходила другая дорога. Эта дорога проходила мимо крыльца областной больницы и терялась где-то там, среди елок и сосен. По этой неширокой дороге, в будние дни, люди шли со своими проблемами и болячками, довольно плотным потоком, в больницу. Сегодня было утро выходного, праздничного дня и эта дорога была совершенно пуста.    
Кирпичный докурил сигарету, бросил её в переполненный мусором бачок и поёжился; ему было как-то не комфортно на пустой остановке одному.
- Спят все, что ли – Подумал он.
Прошёлся влево, прошёлся вправо, глянул на уходящею к Авангарду дорогу и, убедившись в полном отсутствии движения на ней, загрустил ещё больше.
- Чёрт бы побрал этих студентов! – подумал он с раздражением. – Принял бы сейчас пару рюмок коньяка, и было бы все прекрасно…. Во истину, дурака работа любит. -
Александр Сергеевич был преподавателем в одном из местных вузов. Читал он основы Механики студентам второго курса, читал и заочникам. Сейчас он ехал  к студентам второго курса, для принятия у них практического минимума и допуска к экзаменам. Ехать надо было через весь город, и это само по себе не добавляло оптимизма. Кирпичный снова закурил.

II
Время шло медленно и лениво. Казалось, прошла уже целая вечность, с того времени как Кирпичный пришёл на остановку, и эта вечность тяготила его.
К тому же мороз хоть и ослабел, но был ещё достаточно приличным, и Кирпичный стал зябнуть. Он втянулся в дублёнку, поправил шарф, замотав им лучше шею, и засунув руки в карман, стал ходить по остановке с надеждой согреться. Так продолжалось не долго, так как со стороны видневшейся за соснами девятиэтажки подошла женщина с сумкой, в тёплой куртке на двойном синтипоне. Она поставила на снег видимо очень тяжёлую сумку и тяжело вздохнула. От неё шёл пар. Кирпичный перестал ходить, так как женщина встала посредине остановки, это с одной стороны, а с другой это было совсем не прилично маячить перед женщиной как маятник, как мальчишка. Кирпичный закурил.
Прошло ещё несколько минут и со стороны больницы, громко разговаривая и громко смеясь, подошли два молодых человека. Они были одеты в лёгкие куртки, лёгкие шапочки, на них были бриджи в обтяжку и кроссовки. У каждого в руке было по смартфону, и они не переставали громко говорить и смеяться. 
- Студенты, – Без ошибочно определил Кирпичный.
Прошло ещё немного времени, и к ним на остановке, присоединился ещё и мужчина средних лет, среднего роста, и среднего телосложения в тулупе и чунях.
Лицо у мужчины было сосредоточено и чем-то озабочено. Видно было, что он обжевывал и обсасывал в голове надоедливую мысль, которую хотел бы отбросить, забыть, да всё не мог с ней расстаться, да всё не мог про неё забыть, и она вертелась и вертелась у него в голове, донимала его и донимала.
На остановке стало не так одиноко, как сначала показалось Кирпичному, но так же безнадёжно, как и прежде: дорога в город была пуста.
Прошло ещё минут пять: бесконечно длинных и мучительных.
- Нет ни чего хуже чем ждать, и догонять…. – подумал философски Кирпичный,
и настроение его ещё больше испортилось.
А между тем, студенты, так громко разговаривающие и смеющиеся, стали ещё громче разговаривать, почти кричать, и смеяться, показывая один другому рукой в сторону больницы. Из-за угла стоящего на остановке довольно большого павильона, Кирпичный не мог видеть над чем, или над кем, смеялись студенты.
Он с большим раздражением и неудовольствием воспринимал их крики, махание руками, и громкий смех.
- Обезьяны, как есть обезьяны. – Подумал Кирпичный. Прошло ещё какое-то время и чувство неудовольствия, сменилось чувством любопытства. Ему стало интересно: над, чем же так смеются студенты. Просто так подойти и посмотреть на это ему не давала собственное достоинство, поэтому он закурил, и с сигаретой стал прохаживаться по остановке. Туда, сюда. Туда, сюда. И вот, наконец, он вышел за угол павильона.   
Увиденное там его ни сколько не поразило. Он надеялся увидеть что-то такое, из ряда вон выходящее, а увидел, метрах в двадцати от остановки, медленно бредущую фигуру мужчины. Кирпичный внимательно рассмотрел эту фигуру, на сколько это было возможно на таком расстоянии, и не нашёл ни чего, над чем можно было бы так глупо и громко смеяться. 
- Обезьяны. – Подумал он про себя и прошёл в другой конец остановки.
Между тем крики и смех студентов заинтересовали и женщину. Она отдышалась, привела себя в порядок и теперь тоже скучала на остановке возле своей сумки.
Бочком, бочком она, приблизившись, встала возле студентов и обратила свой взор на подходящего к остановке мужчину. Некоторое время она всматривалась в подходящую фигуру, а затем вдруг запричитала;
- Да как же это так…. Да что ж это такое. -
Студенты ещё более развеселились, и один из них, тот, что был повыше, стал громко рассказывать женщине:
- Он в приёмном покое так провонял, так провонял…. – и студенты, глядя друг на друга, хохотали с новой гомерической силой.
- А потом, когда с него стали сдирать примерзшие к ногам ботинки, он визжал как поросёнок. - 
- Как свинья ….- говорил второй, и они снова смеялись.
- И ты завизжишь, если с тебя с живого начнут кожу сдирать. – резко ответила им женщина, продолжая качать головой и поднеся руки к груди.
После этих слов, студенты как-то сразу смолкли, потеряли интерес к происходящему, и, отойдя к краю остановки шагов на пять, стали показывать друг другу что-то интересное в своих смартфонах. 
Кирпичный, слышавший этот краткий диалог, оказался им очень заинтригован.
Он уже хотел, было снова заглянуть за край павильона и утолить своё любопытство, как из-за угла появилась фигура человека, больше похожая на тень, и, остановившись, замерла.
Одного взгляда хватило Кирпичному, что бы без ошибочно определить – Это бомж - человек опустившийся, по воле тех или иных обстоятельств. Человек?
Тень человека, только его лишь тень, с равнодушными и мёртвыми глазами.
Чёрное, от грязи лицо, заросшее такими же грязными волосами, чёрная шапка на голове, искусственная шуба, такая же грязная, как и всё остальное и ….
Кирпичный опустил глаза на ноги; почти до самых колен ноги были забинтованы белоснежными бинтами. На ногах не было ни валенок, ни ботинок, ни какой другой обуви. Только белые, белые бинты. 
Мгновение, длившееся вечность, на остановке царила тишина.
Его нарушила женщина. Обращаясь как бы в пространство, ни к кому-то конкретно, она спросила: - Он, что… босиком. -
- Нет, не босиком. У него снизу подошвы от ботинок примотаны бинтами. Сами ботинки порвались – один из студентов, тот, что поменьше, не отвлекаясь от смартфона, ответил спокойно на вопрос. – Больше у него ни чего с собой не было.-
Кирпичному, стоявшему в трёх метрах от бомжа стало как-то не по себе; толи от всей открывшейся ему картины, толи от слов студента. Вместе с человеком пришёл на остановку и запах больницы. Кирпичного конкретно стало мутить. Он отступил назад два шага, развернулся, и быстро зайдя за остановку, стал глубоко дышать. 
Между тем социально опустившийся мужчина, приметив широкую, деревянную скамейку на остановке, грузно опустился на неё. Откинувшись на спинку скамейки, переходящую в стену павильона, он закрыл глаза и замер.
Сцена была закончена и наступила небольшая пауза.
Отдышавшись, Кирпичный вернулся на остановку. Глядя на сидящего, на скамейке бомжа, он с ужасом думал о том, что он поедет с ним в одном троллейбусе или маршрутном такси. С ним грязным и вонючем, носителем, какой ни будь заразной болезни. 
- Такси. Нужно срочно вызвать такси – пронеслось у него в голове.
- Сколько, сколько? Триста рублей. Нет, девушка спасибо. Триста рублей…. Зажрались совсем – Кирпичному банально стало жалко этих денег, тем более что он стоял минут уже пятнадцать, и что-то должно было уже подойти с минуты на минуту. Но дорога в город была по-прежнему пуста. Лишь со стороны гаражей к остановке, преодолев небольшую горку, направлялись две фигуры.

III
- Ты что ни будь, сегодня ел? – мужчина, про которого Кирпичный совсем забыл,
Наклоняясь, спрашивал у бомжа. Тот, лишь смотрел на него отрешённым взглядом, не реагируя на вопрос и не шевелясь.
- Понятно – заключил мужчина и, выпрямляясь, огляделся по сторонам, что-то соображая. Через минуту, приняв решение, он вошёл в дверь павильона находящегося на остановке.
- Вот тебе и клоун Витёк…, ну, ладно Дед мороз. А ты Новый год закончился, хватит пить…. Праздник Витёк продолжается, и ни какая курица нам его не испортит, и мать твоя в том числе. -
Это подошли две фигуры от гаражей и, встав на остановке с интересом рассматривали сидящего на скамейке. Первая фигура представляла собой сорокалетнего мужика, одетого в ещё не старую дублёнку, формовку, и в тёплые брюки и ботинки. Лицо этого мужчины было открытое, упитанное, пышущее здоровьем, с хитрой и немного нагловатой улыбкой.   
- Вздрогнуть надо, вздрогнуть надо Витёк – говорил он второй фигуре. Вторая фигура представляла собою молодого человека, одетого в тёмную, видавшую виды куртку, в дешёвую шапку-ушанку, вытянутые трико и никогда не чищенные чёрные ботинки. По лицу Витька трудно было определить, сколько ему лет. Моложавое, в прыщах, оно подходило, как и юноше тринадцати лет, так и молодому человеку лет двадцати восьми. Волевых чёрточек в лице не наблюдалось. Такого склада молодые люди сидели за своими мамами как за каменной горой, до самой пенсии, потом смерти своего друга – мамы.
- Не надо, Лёша. Ты обещал маме больше не пить. -
- Я обещал ей не пить дома, а на улице я ни чего ей не обещал. -
Леша достал из внутреннего кармана дублёнки бутылку водки, маленькие пластиковые стаканчики.
- Держи, - он дал два стаканчика Витьку, и плеснул в них водки.
- Давай! За праздник, кло…, дед Мороз, – воодушевлённо сказал Лёша и протянул стаканчик с водкой сидящему бомжу. Тот ни как не отреагировал на предложение Лёши, сидя всё также отрешённо.
- На! что я перед тобой стоять здесь буду, клоун. -
Леша запихнул в лежащую на коленях  руку бомжа стаканчик с водкой, и опрокинул свой себе в рот. В это время из павильона вышел мужчина, держа в руках четыре разогретые булочки. Он гляну спокойно на Витька и Лёшу и, сделав искусственную улыбку, сказал – Пьянка продолжается. -
- Какая это пьянка? Не закусить, не выпить. – Лёша глубоко втянул в себя воздух. Мужчина тут же предложил ему горячий пирожок с луком и яйцом.
Второй пирожок был предложен Витьку, и он с удовольствием, развернув его от целлофана стал есть. Две оставшиеся булочки мужчина дал бомжу со словами
- На, ешь. -
Тут же была извлечена из дублёнки бутылка, и два мужика выпили за новый год, закусив одним пирожком на двоих.
- Был у нас такой клоун, – начал разговор Лёша.
- У вас на вахте, - переспросил Витёк.
- Ну, да на вахте, – продолжал Лёша. – Вася звали. Ну, Вася и есть Вася. Жил с мамой. Мама умерла. Охмурила его одна кобра. Женила на себе, а через месяц привела своего кобеля, и говорит, мол, мы будем жить с Мишей, ты уходи, мешаешь. А он куда пойдёт? Дурак, и есть дурак. Так и стали жить втроём.
А кобель её был мент. Подкинули ему дурь и сдали. Прокурор ему требует пять лет, а он дурак, дураком – стоит и улыбается. Ни здравствуй, не прощай. Дали три года химии…. Привезли его к нам. А он улыбается и всё бегает на остановку,
Ждёт – она сказала, что его любит и обязательно к нему приедет. Каждый день. Слышь, каждый день. -
- Ну и она приехала, - спросил Лёшу Витёк.
- Жди! Замёрз он. Осень уже была. Наши утром приехали, а он на остановке сидит весь синий, с открытыми глазами. Ох бабы эти стервы. Попадёшь к ним в лапы и всё…. Давай по чуть-чуть за баб.-
Налили. Выпили.
- О, троллейбус идёт, – радостно сообщил всем Витёк.
По кругу, разворачиваясь, медленно шёл троллейбус.

IV
Кирпичный стоял всё это время рядом с компанией и слышал весь их разговор. 
- Врёт. Всё врёт,- думал он про себя по поводу Лёшеной вахты. - Зону топтал.
Тоже мне вахтовик. – Он остался, очень доволен, когда его догадки подтвердились. Ещё более он остался доволен появившимся, наконец, троллейбусом. Женщина с сумкой, студенты, Кирпичный не мешкая, зашли в троллейбус и сели на самые лучшие, как им казалось места. Витек уже двинулся в сторону стоящего не остановке троллейбуса, но вернулся, так как Лёша всё продолжал что-то с жаром рассказывать остававшемуся на остановке мужчине.
Усевшись удобно Кирпичный вдруг вспомнил о сидящем на скамейке бомже.
Настроение его тут же испортилось, и он стал озираться по сторонам, ища того в салоне троллейбуса. Но в салоне его не было. Он всё так же безучастно сидел на скамейке, не собираясь, по всей видимости, куда то ехать. Кирпичный совсем успокоился. Между тем Лёша всё что-то рассказывал и рассказывал мужчине, и Витьку пришлось приложить не мало усилий, что бы оторвать Лёшу от слушателя, и почти насильно запихать его в троллейбус.
Леша вызывал у Кирпичного, неподдельный трепет. Физически крепкий, взрывной, к тому же из мест не так отдалённых, он казалось, не признаёт ни каких сопротивлений своей натуре. Кирпичный стоя рядом с ним на остановке чувствовал физически подавление своей натуры невидимыми силами, исходящими от Лёши. Именно поэтому, когда Витёк и Лёша вошли в троллейбус, Кирпичный немного съёжившись, отвернулся от них и стал смотреть в окно.
Кондуктором в троллейбусе был мужчина. Лёша, не успев зайти в салон и увидев кондуктора, выразил ему своё пренебрежение словами: 
- Лучше дочь проститутка, чем сын клоун….- при этом ни как не хотел рассчитываться, и только благодаря Витьку, он, наконец, рассчитался и сел в конце троллейбуса. Кирпичный в один момент подумал, что без драки не обойтись, и ещё больше вжался в кресло, но всё обошлось. Какой бы он не был на взводе, он отметил про себя, что Витёк имеет определённое влияние на Лёшу. 
Толи Лёши нравилось покровительство над Витьком, и он ему, где-то уступал, как подопечному, толи всё было гораздо глубже; но Витёк определённо имел позитивное влияние на Лёшу.
Леша сидел не долго: не успели проехать и пол остановки, как Лёша уже подошёл к кондуктору, поздравил его с Новым годом, и предложил дерябнуть по этому поводу. Опять завертелась карусель; кондуктор отказывался, Лёша настаивал. Трудно сказать, чем бы всё закончилось, если бы через одну остановку они не вышли. Вышли они на площади возле ДК (Авангард), где была наряжена новогодняя ёлка, залиты разнокалиберные горки, вырезаны изо льда фигурки и залит каток. Все в салоне с облегчением вздохнули. Дальше Кирпичный ехал без приключений.

V
Остаток дня прошёл, в общем, хорошо, хотя всё начиналось довольно банально и скучно. К 12 часам Кирпичный был возле кафедры. Студенты, отягощённые ожиданием, встретили Кирпичного не то, что бы с радостью, (Тут о радости вообще не могло быть ни какой речи), а с неким воодушевлением.: им хотелось скорее закрыть долги, получить зачёт и отправиться по своим делам.
- Ищите свободный кабинет – предложил Кирпичный студентам.
- Двести двадцатый свободный. -
- Пусть будет двести двадцатый. Я сейчас подойду. -
В кабинете преподавателей находилась одна Наталья Васильевна. Это была крупная женщина лет… после сорока пяти. У неё было крупное тело, крупное лицо, большие ноги и бёдра, большие руки. Кирпичный представлял себе, что в руках Натальи Васильевны гармонично смотрелся бы рожковый ключ на 32 или 36. всё остальное было к ней как-то мелковато. Поздоровавшись, и поздравив друг друга с Новым годом, обменявшись последними новостями, Кирпичный и Наталья Васильевна разошлись по своим аудиториям.
Надо сказать, что Кирпичного все студенты звали между собою – Пушкин. Студенты приходили и уходили, а кличка оставалась.
- Пусть уж лучше Пушкин, чем Рычаг или Рессора – думал про себя Кирпичный, внутри даже немного гордясь своей кличкой.
Час пролетел незаметно в общении со студентами. Хотя это и не приносило большой радости ни студентам, ни Кирпичному, в общем, все были довольны: студенты тем, что, получив зачёт, были свободны, а Кирпичный тем, что худо или бедно студенты материал знали. – Через час, думал Кирпичный – можно будет и идти домой. -
Но в это время заглянул в аудиторию Трушин.
- Александр Сергеевич! Можно тебя на минутку. -
- Там Тян пришёл, салатиков принёс, я грибков…. За коньячком не сгоняешь….-
Выдал Трушин подошедшему Кирпичному.
- Куда я пойду! Ты смотри, что у меня делается. -
- Вот так всегда: Трушин должен за всех отдуваться. Ладно, давай триста рублей я сгоняю. Через полчаса прошу к столу. -
Минут через сорок все сидели на кафедре, внимая сладковатый вкус коньяка с солёными грибками и острыми салатами. Подошёл Сафронов. Он принёс тортик и шампанское. Пили, закусывали и обменивались последними новостями вузовской жизни. Всё было чинно и благополучно, как вдруг Кирпичный вспомнил, он ещё ни разу не позвонил жене Маше, да и от неё ещё не было ни одного звонка. Он достал из кармана дублёнки смартфон, тот был выключен. Когда он его мог выключить, Кирпичный не помнил. Включил смартфон. Маша звонила уже шесть раз, видимо волнуясь: почему Кирпичный не доступен. 
- Ты знаешь, - говорил Кирпичный жене, - я не заметил, как отключил смартфон.
Вот только полез за ним и увидел. -
- Звонили соседи. К шести часам зовут к себе. Ты успеешь? – Маша говорила тихо и без претензий, - Серёжа с друзьями ушёл играть в футбол. -
- Да, я уже заканчиваю, и буду собираться. -
- Ты куда? Давай ещё немного посидим. – Увидев, как собирается Кирпичный, к нему подошёл Трушин.
- Нет, спасибо. Дома ждут. Пора  мне, пора. – Оправдывался Кирпичный.
- Я с тобою Александр Сергеевич. Составлю компанию. – Сказал подошедший к ним Тян, и стал собираться тоже.
И Тян и Кирпичный прекрасно знали об амурных отношениях Трушина и Натальи Васильевны: об их неформальных отношениях, как говорил сам Трушин. Они попытались забрать с собой Сафронова, но тот категорически отказался.
Вышли на улицу. Потеплело. Редкие снежинки падали им под ноги. Как и утром пошли на троллейбус. Тяну, было по пути с Кирпичным, но он выходил через две остановки, а Кирпичный ехал через весь город.
Уже смеркалось, когда подъехали к конечной остановке. Троллейбус, не высаживая ни кого на привычном месте конечной остановки, проехав быстро по кругу площади, остановился и открыл двери на том месте остановки, где обычно он забирает людей, начиная движение в город. В открытые двери с визгом, не выпуская Кирпичного, ворвалась молодёжь. Их было человек семь. Кондуктор пыталась их утихомирить и пристыдить, но они, не обращая на неё ни какого внимания, всё так же с шумом, занимали свои места. Кирпичный, вышел лишь только после того, как молодёжь с визгом зашла в троллейбус. Вышел он как раз напротив той скамейки на остановке, где утром сидел человек с забинтованными ногами. Возле скамейки валялись те самые бинты: часть из них была со следами крови, лежали две подошвы от обуви большого размера. На самой скамейке стояли пустые пластмассовые стаканчики и лежали две булочки: одна целая, другая едва надкусанная. Кирпичный, увидев всё это, сначала крякнул, потом, сказав растянутое – Да. -  Улыбнулся, чему-то своему, и не спеша, пошёл домой. Через минуту он уже забыл окровавленные бинты, пустые стаканчики, недоеденные булочки. Всё что его сейчас занимало, это предстоящий ужин с соседями. Настроение у Кирпичного было хорошее. Падал не спеша пушистый снег. Падал, как и в прошлый год, и в позапрошлый год, падал как он и падал и двадцать и тридцать лет назад: лениво и равнодушно.