Сель

Из воспоминаний родителя: «А твой любимый ответ из детства так и остался самым любимым…»


Внезапный грохот резко отодвинул в сторону тишину.

Из сарайчика выглядывать не хочется, однако придется.

«И что случилось? В саду все на месте, дом цел, летняя кухня тоже. Криков о помощи не слышно, значит, все живы. Уже легче…»

Можно спокойно доделать то, зачем заглянул в сарай и заняться своими делами.

Взгляд случайно пробегает вдоль реденького забора, и оторопело остановившись на чем-то, ранее не замеченном, удивленно возвращается к увиденному: «Куда исчез огромный темно-бордовый камень, на котором они с соседскими подростками загорали? И откуда на его месте появился такой же огромный, но белый?». «В крапинку», - довольно хихикая, уточняет раскраску недоумение.

И тропинка рядом с забором почти вся смыта водой. Грязным бурлящим потоком, плотным кольцом окружившим дом с садом. Как раз вдоль невыразительного заборчика, более похожего на свое подобие, чем на что-то, способное кого-то остановить. Разве, что своим гордым названием «Забор».

Бушующая вода повсюду. За невидимой границей, помешавшей отчего-то смыть заодно и забор с садом. Даже странно - вода обогнула дом, хотя снесла мост, унесла один камень и приволокла откуда-то издалека – другой, и неужто потоку было удобно раздвоиться именно перед этим домом…

В соседнем саду растения радостно купаются «по колено» в грязи. А тут, хоть плачь, хоть смейся, но еще и поливать, потом придется, – сухо, как на острове.

«Это сель». - Комментируют взрослые.

«Грязевой поток, несущийся с гор» - вспоминается определение из географии. - «Красиво».

Кому-то весело, а кому-то не очень.

Метрах в двухстах выше по течению небольшой горной реки унесло крепкий по виду мост. Остатков его, весело разыскивающие дети, не нашли. У многих сады оказались густо покрыты глиной, вперемежку с камнями.

«А откуда он вдруг взялся?» - С любопытством расспрашивает приехавший на лето к недавно найденным родственникам, подросток.

«Может быть - последствие недавней грозы с бурей и ливнем. Ты проболела эти три дня, потому и не помнишь, как все вокруг бушевало». - Мимоходом объясняет «бабушка».

Наморщив лоб, память не восстановишь, поэтому приходится сидеть и напряженно думать, пытаясь восстановить события, в которых то ли принимал участие, то ли нет, – не помнишь.

Память нехотя разворачивает картину внезапной стычки из-за варенья, несколько дней назад сваренного сестрой бабушки, и оставленного на столе в доме, и поэтому забродившего: кто же в тепле хранит недоваренное варенье?

Картинки приобретают краски, насыщаясь утраченными было, деталями.

«Ну, да, помню, как брошенное обвинение, будто это я туда лазила ложкой, задело что-то внутри, оскорбив и расстроив. Почему все решили, что я трогала чужое варенье? Не такой уж я и любитель варенья, чтобы не удержаться от пробы. Дома меня даже заставляют его есть зимой, и, то, не всегда успешно. А тут, зачем бы оно мне было нужно? С чего вдруг меня это задело? Помню, что ушла в сад, чтобы тихо проплакаться от обиды. Потом помню забор, в том месте, где его только что сделали из металлической сетки. Он метра три в высоту, шаткий такой, хлипкий, неустойчивый… Помню, что он как-то странно прогнулся под моим весом. Дальше – провал. Помню, что перешла вброд речушку, и ушла в горы. Босиком. В легком платье. Это хорошо помню. Ногам было колко. И телу очень скоро стало холодно, когда жаркое летнее солнце куда-то вдруг спряталось и небо закрылось темными тяжелыми тучами. А холодный пронизывающий ветер все время норовил сбить с ног. И было никак не согреться в расщелине, куда спряталась, и крупную дрожь помню…. Зубы смешно стучали, и никак не понять было: от холодного ветра или от чего-то другого? А вот, когда и как вернулась, – не помню. Помню, что стало жалко тех, кто меня ищет. Их было видно из моего «укрытия». Они старательно осматривали все вокруг и беспокоились. Потом я решила вернуться…. Дальше – не помню. Очевидно, именно об этом отрезке времени «названная» бабушка отозвалась как о моей болезни….»

Сель понемногу упокаивается. Подростки радостной шумной толпой дружно разыскивают унесенные потоком вещи. Некоторые удается найти в нескольких километрах от места их прежнего «обитания». Человеческих жертв нет, или детям об этом не говорят. Взрослые налаживают нарушенный ритм жизни, восстанавливают утраченное. Многие рады, что сель почти не нанес ущерба, скорее попугал, напомнив о себе и своей разрушительной силе, чем продемонстрировал ее.

Поэтому все быстро забывают о случившемся, и жизнь продолжает катить своим неторопливым потоком.

«…Мам, у нас сель был! Такой грохот, и вода кругом, грязная. Мы не пострадали, не волнуйся!» - умалчивая о размолвке, чтобы не беспокоить родителя, выпаливает «яркую» новость подросток.
Мама внимательно слушает, улыбаясь возможности наконец-то увидеть свое чадо, по которому соскучилась за летние месяцы.

«Часто у них такое бывает? И почему?»

«Не знаю, мам. Говорят, что не часто…», - продолжая радоваться встрече с родным человеком и спеша выпалить все новости сразу, продолжается торопливый рассказ.

А потом, уже почти закончив все, что накопилось из желаемого рассказать, уворачиваясь от настойчивого взгляда родителя получить все-таки исчерпывающий достоверный ответ, почему-то выпаливается само собой: «Я не знаю, почему он был…. Оно само…»

 
Ноябрь, 2006 г. Матросова Елена (Velen)