Сердце

1. Столица 
Эрнест Костакис приехал в Россию весной 1994 года. Ему было тридцать два года. Его родители увлекались творчеством Хемингуэя, и поэтому и назвали малыша не очень-то русским именем. Хотя и фамилия тоже скорее заморская. Вроде бы их предок приехал из Греции в Московию ещё во времена царствования Ивана Грозного. Но, разумеется, никаких достоверных сведений об этих событиях не сохранилось. Его манила та необузданная атмосфера свободы, которая появилась в стране, выпрыгнув, словно чёрт из табакерки. Конечно, он приехал вовсе не за этой эфемерной свободой, которой было навалом и у него во Франции, где он постоянно жил, но и в других европейских странах. В рыночной устоявшейся западной экономике всё уже давно было поделено и захвачены многие ниши для обогащения. Для Костакиса не составляло никакого труда найти приличную работу у себя дома. Но ему захотелось духа авантюризма. Всё-таки по происхождению он был русским человеком. Его предки уехали из бушующей России сразу после Октябрьской революции 1917 года.
А современная Россия, куда попал их уже внук – это был Клондайк всяких магов и чародеев. Это невесть откуда взявшаяся оккультная громадина, прорвав плотину, огромной волной обрушилась на неподготовленные головы бедных и абсолютно замороченных людей. Словно открылась некая магическая дверь и из «метафизического» мира хлынул нескончаемый поток ведьм, колдунов и прочих магов всех мастей и званий. Причём, несмотря на всю «потусторонность» эти маги питались отнюдь не воздухом и амброзией. Их магическая рыночная экономика зиждилась на вполне материальных объектах и оценивалась твёрдой валютой.
Если финансовые мошенники строили свои заоблачные пирамиды на основе денег и запудривании мозгов обывателей, то чародеи от магии занимались практически тем же, только подавали свои услуги под другим соусом. Но механизм обмана был одним и тем же. И те и другие торговали мечтой. После дружного строительства материализма люди бросились строить финансовый рай. Хотя философы до сих пор до хрипоты спорят, что первично: сознание или материя. Маги всех сортов ловко преобразовали мифическое содержание в конкретную форму.
Финансовые чародеи без обиняков предлагали доверчивым гражданам не ждать светлого будущего, а заняться его строительством не отходя от кассы. В результате такого скороспешного «воздвижения» материального рая, облапошенные люди так и остались дожидаться небесного рая в своих «хрущёвках» и со своими болячками. А ловкие проходимцы поехали обустраивать свой земной рай в заграничные кущи.
Оккультные маги предлагали легковерным людям несколько иной рай. За определённую цену они предлагали нуждающимся людям приобрести не акции воздушных замков, а другой, не менее ценный товар – это здоровье и счастье. И если акции, деньги, ваучеры – можно было, хотя бы пощупать и при хороших стечениях обстоятельств и обогатиться, то здоровье и уж тем более счастье – было абсолютно эфемерным созданием. Но русская загадочная наивная душа верила, как первым, так и вторым.
Костакис на волне всеобщей доверчивости и хотел подзаработать денег. Понятное дело, он не мог потянуть финансовую пирамиду. И влиятельных покровителей у него не было. А без них такие сложные дела невозможно провернуть. Да и к тому же Костакис был специалистом в другой сфере. Он скорее, примыкал к оккультной касте, нежели к финансовой. В принципе, его больше привлекало занятие магией. Он для этих целей, собственно говоря, и прибыл в Россию.
Дедушка и бабушка, а также родители Эрнеста были обычными людьми. Они занимались разными делами и имели самые заурядные профессии. И только их отпрыск, Эрнест, стал, в какой-то степени «отщепенцем». Хотя он и окончил историко-филологический факультет Парижского университета – знаменитую Сорбонну. И, тем не менее, он выделялся неуёмной харизматической энергетикой. Его любознательность во всех сферах доходила до крайностей. Он не мог сконцентрироваться на одной какой-то деятельности. Когда Эрнест проявлял излишнюю любознательность в каких-то предметах, то это не очень раздражало и волновало родителей. Но когда их сын на полном серьёзе взялся за изучение парапсихологии, в том числе и магии, то родители переполошились.
Никто из родственников его не понимал и даже близко не подпадал под его увлечения. Правда, семейные предания, как-то уклончиво говорили, что его прабабушка была в деревне ведуньей. И не исключено, что Эрнесту достался этот далёкий «генный» привет от предков. Вот таким замысловатым образом «магический» ген выполз на поверхность и заставил правнука уделять огромное внимание чародейству. Во Франции и вообще в Европе, трудно было проявить подобные магические способности. Законодательство этих стран стояло на страже интересов своих граждан и не позволяло облапошивать слишком доверчивых людей. Да и сами люди больше доверяли врачам, нежели всяким колдунам и провидцам.
В России всё было шиворот-навыворот. Правительство начихало на своих граждан и давало невероятные возможности для всевозможных махинаций всяким дельцам и прохиндеям, дав им в руки «магический» карт-бланш. Правда, Костакис не считал себя жуликом. Он, конечно, не был и идеальным человеком. В его лице сочеталось: хорошее образование, неплохая эрудированность, он разбирался в психологии и в медицинских вопросах. Кроме этого, он в совершенстве овладел некоторыми видами гипноза, освоил сложную программу НЛП. Один тибетец обучил его некоторым хитрым психотехникам, а также научил приёмам восточных единоборств. В западной демократии он не вполне мог развернуться на полную катушку, и поэтому решил на время перебраться в Россию, где, по его мнению, можно было творить всё что захочешь. Тем более что почва для этого как раз созрела.
Несмотря, на хорошую подкованность, Эрнест не имел реального понятия, куда он едет. Это всё равно, что идти по болоту не зная тропинок. Костакис считал себя достойным человеком, но он был наивным человеком по отношению к своей второй родине. Запад ставил слишком много препон для реализации идей, которые хотел попробовать и претворить Костакис. Он прослышал, что в России в этом отношении сняты все преграды и открыты дороги по любым направлениям, включая и самые сумасбродные. Вот поэтому сюда и хлынул поток, а точнее сказать, тайфун всевозможных оккультистов всех мастей. В их числе был и Костакис.
Он приехал в Столицу, где возможностей было на порядок больше, чем в других городах. Костакис понятия не имел, с какой коварной и сильнейшей конкуренцией он тут столкнётся. Все жаждали заработать солидные барыши, пользуясь дремучестью российских людей. Эрнест ничуть не скрывал, что он и сам тоже хочет подзаработать денег. Дельцы всех категорий охмуряли людей, выкачивая из них «излишки» денег. Такого «магического» раздолья Костакис нигде не встречал. Разве где-нибудь в отсталых районах Африки. Но и там была своя доморощенная самоуправа. Если колдун не помог клиенту, запросто могут лишить «лицензии». В России никаких лицензий и в помине не существовало. Закончил двухнедельные курсы, и диплом «Маг высшей категории» у тебя в кармане. Российское мракобесие называлось и прикрывалось красивыми словами «демократия и свобода».
И вот Костакис и угодил в эту самую гущу событий, даже не догадываясь, что его здесь ждёт. Он просто хотел в мутной воде половить золотых рыбок и опять свалить на свой благополучный и скучный Запад. Он не понимал, что в воде водятся не только безобидные рыбки, но и пираньи. Костакис имел смутные представления о реальном состоянии дел в России. Хотя справедливости ради, и сами граждане необъятной страны, имели туманные понятия, что же происходит в их родном государстве.
Самым главным моментом в России тех времён для различных авантюристов – это вовремя унести ноги из страны. Но некоторые теряли контроль и самообладание в порыве алчного азарта. Самое главное в казино – это вовремя остановиться. А Россия формата 1990-х – это огромное казино, без внешних правил и законов. Хотя, разумеется, внутренние не писаные правила и законы существовали. Надо было обладать хорошей интуицией и проницательностью, а также и осведомлённостью, чтобы уловить подходящий момент, сорвать солидный куш и удрать. Тех, кто не обладал такой «озаряющейся» прытью, могло поджидать грустное разочарование. И это в лучшем случае, а в худшем, зарвавшийся человек мог получить пулю в лоб. Криминальные войны за передел собственности и сферы влияния пылали пышным цветом.
Костакис был далёк от таких войн, хотя их последствия, в виде реальных перестрелок и трупов, иногда видел. Но он, как и большинство магов и чародеев вынужденно покорялся и работал под «крышей» какой-нибудь криминальной группировки, которая «курировала» данный район. Причём, его деятельность облагалась двойным «налогообложением». Приходили одни бандиты и требовали плату за то, что он работает на их территории. Потом захаживали другие экспроприаторы и говорили, что маги – это их специфика. Костакис, несмотря на то, что владел восточными единоборствами, при виде накачанных мордоворотов не решался вступать с ними в схватку и безропотно платил дань. Ну, прямо в точности, как это происходило во времена «Золотой Орды», про которую он читал в книжках. Но Костакис посчитал, что если он сам занимается, в общем-то, не очень честным делом, то и расплачиваться приходиться тем же макаром. На защиту государства не приходилось рассчитывать, поэтому нужно было соблюдать правила, установленные рэкетом.
Западное общество, в котором жил Костакис наложило на его сознание определённый отпечаток. И поэтому при всей вакханалии, творившейся в России, он всё же по возможности соблюдал букву закона. Правда, этих законов либо совсем не было, либо они находились на стадии разработок. И всеми этими законодательными прорехами и пользовались циничные проныры. У большинства коллег Костакиса по магическому цеху существовало одно огромное преимущество перед ним. Все они не только говорили по-русски, но и мыслили по-русски. А это не одно и то же. Костакис прекрасно владел русским языком. Его родители чуть ли не с пелёнок приучали малыша говорить на русском языке. Да вот мыслить по-русски они его не научили. Западная система ценностей вдолбилась в него основательно, что в российских реалиях давало ощутимый сбой.
Костакис без всякого труда мог составить хорошую конкуренцию своим коллегам по оккультизму. Но вот противостоять им по части нелогического российского мышления, он не мог. Вся его логическая западная система образования запуталась на необъятных просторах российского менталитета. Ведь Эрнест сперва думал, а потом делал. Именно на этих тонкостях русского мышления, его коллеги и могли опережать события. То есть в России ничего нельзя планировать, пока будешь заниматься планом – всё растащат из-под носа. Надо ковать железо, не отходя от кассы. Стоит лишь замешкаться, как конкуренты уведут клиента.   
А конкуренция в Столице была невероятная. Куда не повернёшь голову, практически везде взгляд натыкался на рекламу какого-нибудь очередного суперэкстрасенса, который обещал избавить человека от любых хворей и проблем. Хотя, скорее всего, проблемы как раз добавлялись, как неверие людям, так и в ощутимом опустошении кошелька.
Костакис, живя в Столице, познакомился со многими известными и не очень, экстрасенсами. Он убедился, что в большей своей массе – они не шарлатаны. Каждый из них обязательно обладал талантом и какой-нибудь магической фишкой. Именно на это они и опирались в своей работе. В этом парапсихологическом омуте встречалось много харизматических личностей, которые одной только беспредельной напористостью могли задавить конкурента и привлечь на свою сторону новых клиентов. Костакис удивлялся, насколько плодородна российская земля, породившая таких неординарных людей. Во Франции, как и в других европейских странах, Эрнест и десятой доли не встречал на своём пути подобных своеобразных незаурядных индивидуумов.
Но экстрасенс – это собирательное название. Каждый уважающий себя экстрасенс, обязательно выделял свой имидж на фоне других конкурентов. Никаких обывательских штампов, типа: маг, закончивший месячный курс экстрасенсорики приглашает к себе на сеанс. Такой номер с «зажравшимися» клиентами не пройдёт. Нужна была яркая подача своих суперспособностей. И не важно, какой реальной силой и квалификацией обладал экстрасенс, самое главное в этой безумной «магической» гонке, опередить конкурентов в части эффектной подачи своего яркого имени. Ведь бум и спрос на подобные магические услуги был невероятно востребованным. И чтобы не затеряться в этой «серой» экстрасенсорной массе и приходилось проявлять недюжинные рекламные способности. Требовалась определённая изюминка.   
Изобретения в этой мистической области были неслыханными. Одни «изобретали» новейшие методы лечения болезней, включая и неизлечимых. Но при этом сами не могли избавить себя от насморка. Люди как-то не задумывались, почему маг, занимающийся излечением плохого зрения, сам носит очки. Или почему ясновидящий, обещающий (со 100% гарантией) показать человеку на какое число нужно ставить в казино, почему-то сам не спешит играть в рулетку. В этом и заключалось мастерство экстрасенса, так запудрить мозги, чтобы у человека не работал логический разум.
Другие специализировались на поисках людей. Ткнут пальцем на карту, мол, здесь ищите, и безутешные люди «ищут» иголку в стоге сена. Третьи привлекали и заманивали людей своей экстравагантной внешностью. На впечатлительных людей такой сногсшибательный приём действовал магическим образом. Четвёртые не скупились и тратили солидные деньги на рекламную и шумную кампанию. И такой «проломный» метод тоже приносил определённые дивиденды. Одним словом, каждый экстрасенс занимал свою магическую нишу и вытворял то, на что у него хватало наглости. И на этой ниве зарабатывал большие деньги. Поток доверчивых страждущих граждан не иссякал ни на миг.
Практически каждый именитый экстрасенс носил какое-нибудь мудрёное магическое «звание». В этом отношении, каждый пытался переплюнуть своего конкурента. Они выдумывали такие «коленца», что даже у циничных коллег, это вызывало бурю негодующей зависти. Мол, как этот сукин сын ловко всех обскакал. Встретить на двери табличку, примерно с таким содержанием: «Экстрасенс», или «Биоэнергетик», было также редко, как, скажем, встретить на российских подворьях, страуса.
Костакис встречал экстрасенсов с экзотическими именами. Попадались «альфацентурионы», прибывшие для помощи и спасения землян с планеты Глория. Или: колдун в седьмом поколении, чей далёкий предок служил аж шотландским королям. Редко кто «служил» у герцога или какого-то там князя – только у царя или короля. Мелкий полёт их тщеславию был противопоказан. Один раз встретился Магистр высшей магии Ордена тамплиеров. Эрнест, хорошо знавший историю этого Ордена, спросил у этого новоявленного «магистра» кое-какие детали. Тот, заметив подвох, быстренько удалился и стал искать себе более неучёных людей. Самый главный козырь в руках многих экстрасенсов – это полная дремучесть народа. Костакис просто фигел, слушая такие сумасбродные имена. И не мог вразуметь, как это люди клюют на подобные идиотские заманухи. В этом и заключалось главное отличие Эрнеста от других экстрасенсов, что он не мыслил, как русские люди. Это была его ахиллесова пята. Экстрасенсорные пигмеи, печатавшие свои рекламы в небольших изданиях, и зарабатывали соответственно. Чтобы чего-то добиться, требовался грандиозный размах.
Костакис никак не мог решиться переступить запредельную черту. Он хотел действовать по законам, поэтому и проигрывал в конкурентной борьбе, тем, кто действовал по понятиям. Конечно, Эрнест и сам не брезговал некоторыми рекламными и психологическими манипуляциями. Костакис никогда не скрывал, что тоже желает заработать денег. И всё-таки ярмарка магического тщеславия, на ниве которой он и сам подвизывался, вызывало у него некоторое отторжение.      
Костакис подыскивал себе место, где можно было проводить свою экстрасенсорную деятельность. Один раз он пришёл в один крупный НИИ, где сдавались в аренду кабинеты. Из-за «рыночной» экономики и финансовой недостаточности многих сотрудников уволили, а кто-то и сам уволился. И образовались свободные места, которыми руководство и решило «по-хозяйски» распорядиться. Поскольку НИИ располагалось почти в центре города, то и цены там были заоблачными. Но Костакис об этом пока не знал.
Эрнест подошёл к огромному сверкающему зданию в двенадцать этажей. Возле входа висела полированная доска, извещающая, что в этом здании находится «Научно-исследовательский институт, лёгких, средних и тяжёлых сплавов при министерстве энергетики». Костакис никак не ожидал, что в таком серьёзном научном заведении, «тусуются» ну уж совсем ненаучные сотрудники. Таких сюрпризов он встречал в России множество. Рядом с этой солидной вывеской было прикреплено множество наклеенных бумажек с объявлениями. Эрнест с любопытством бегло пробежал по ним: «Куплю ваучеры», «Продам ваучеры», «Продаю полное собрание сочинений Ленина». Остальные объявления были в том же духе. «Рыночная экономика в действии», – усмехнулся Костакис и вошёл внутрь.
Дородная женщина-вахтёр лет шестидесяти с крашеными волосами грозно преградила путь: «Куда?». Костакис физически прочувствовал, как здание своей мощной энергетикой придавило его. И ещё к этому присовокупился грозный вид женщины с остро впившимися в него глазами, которые бдительно изучали его с ног до головы.
Костакис выдохнул напряжение и просительным тоном сказал: «Я по поводу аренды помещения». Вахтёрша вдруг преобразилась и сменила вид фурии на добрую фею. Она улыбнулась фальшивой улыбкой и поправила кокетливо свои волосы: «А, вы насчёт аренды?». Эрнест кивнул головой. «Вот пройдите прямо по коридору, там, в конце будет лестница, подниметесь по ней на третий этаж, кабинет номер сто одиннадцать. Там вам всё более подробно расскажут и покажут», – заискивающе проворковала вахтёрша, как будто ей за это, что-то перепадало. Всем стали нужны деньги и приходилось становиться вежливыми и угодливыми.
Эрнест робко побрёл по длинному коридору. Он шёл и читал красивые сверкающие таблички на дверях. На одной красовалась помпезная надпись «Магистр чёрной и белой магии – умею всё – дорого». Костакис неодобрительно качнул головой. Он-то знал, что скрывается под сенью громкого «всё». Некоторые соперники по магическому цеху сами активно сдавали своих коллег, шепча, что вот такой-то и вовсе не маг, а самозванец. И поэтому свои кровные денежки нужно нести ему, а не тому проходимцу. Стукачество было распространённым явлением среди экстрасенсов. Что удивительно, все экстрасенсы хвастались своими сверхсильными способностями, но при разборках с конкурентами прибегали вовсе не к магическим средствам, а вполне к земным и тривиальным технологиям.
Костакис медленно шёл по коридору и перед его взором мелькали таблички, одна хлеще другой. Он остановился возле одной и прочитал «Ведьма в десятом колене, потомственная ведунья, ведущая свой род от волхвов». Эрнест на миг представил, что совсем недавно в этом кабинете сидела какая-нибудь очаровательная «ведьма», которая составляла рутинный отчёт о сплавах. От такой «научной» метаморфозы, случившийся с Россией за несколько лет – Костакис печально ухмыльнулся. Он прошёл на второй этаж – там было почти то же самое.
Эрнест неспешно продвигался и изучал диковинные «иероглифы» на дверях. Костакис с интересом разглядывал «мистические» таблички, на которых совсем недавно были вполне материальные и земные надписи. Вот, например, на двери номер шестьдесят шесть висела табличка с надписью, гласящая что здесь «заседает» ни больше, ни меньше, как Верховный Президент Галактического Сообщества. Если учесть, что раньше в этом кабинете располагался главный бухгалтер, для которого магией служили различные цифры и символы, то, как не поиронизировать, на сей счёт.
На третьем этаже Костакиса поджидал сюрприз. Он остановился как вкопанный возле двери, где было написано «Ясновидящая Гавана – предвижу будущее». Такая простенькая надпись его околдовала и заворожила. Она маняще притягивала, и какая-то неведомая сила подталкивала Эрнеста к двери, словно мощный водоворот засасывал в эту воронку. Костакис немного помявшись, сам не понимая, почему-то подчинился этой невидимой силе, и постучал в дверь. «Войдите», – раздался таинственный голос оттуда. Эрнест открыл дверь и робко переступил порог. И сразу же попал в объятия лёгкого мистического полумрака. «Здрасьте», – простодушно сказал он, увидев сидящую за красивым дорогим столом женщину лет сорока.
– Я вас ждала, проходите, – сказала таинственным голосом незнакомка. Костакис поддался этому чарующему голосу, и уселся на мягкий стул.
– Вы хотите увидеть будущее? – спросила ясновидящая. Эрнест сам не знал, хотел он знать своё будущее или нет, но в такт женщине кивнул согласием головой. Женщина взяла в руки, лежащий на столе блестящий стеклянный шар и начала внимательно сквозь него смотреть на Эрнеста.
Она внимательно и дотошно изучала каждую морщинку на лице мужчины. Потом пробормотала: «Луна в пятом квадрате, Марс в оппозиции, Солнце в зените, так, так. – И напуская побольше таинственности продолжила: «Бойтесь воды, я вижу, что от неё исходит опасность».
«Что ж мне теперь в ванне не мыться?» – подумал Эрнест, а вслух спросил: «А я вот собираюсь разводиться со своей женой. Стоит ли мне это делать?». Женщина ещё раз внимательно вгляделась в шар, и недовольно сказала: «Что же ты врёшь? Ты же не женат». Эрнест сильно смутился. Он хотел проверить ясновидящую, а та взяла и угадала. А может и не угадала, а знала. Костакису стало немного не по себе, и он тихо произнёс: «Я, пожалуй, пойду». «С тебя сто долларов», – вдруг, разрушая всю ауру магического сеанса, буднично сказала женщина. Костакис стоял обалденный, и начал растерянно шарить по карманам. «У меня только рубли», – сконфуженно пролепетал он. «Хорошо, по курсу с тебя пять тысяч рублей», – равнодушно проговорила женщина. Костакис расплатился и вышел ошарашенный из «магического» кабинета.
Он стоял в коридоре, словно очумелый, пытаясь понять, что сейчас произошло. «Зачем я туда вошёл? Зачем так бездарно потерял деньги?» – всё время вертелось у него в голове. Он, сам профессионал попался на удочку, и даже не заметил, как это произошло. Гипнотические чары постепенно расходились, приводя Костакиса в чувство. Простояв в прострации около пяти минут, он вспомнил, куда собственно, и зачем шёл. Неприятный осадок мошенничества лёг на его сердце. Тут он понял, насколько простым людям трудно разобраться в этих хитросплетениях, если даже он сам, так простодушно опростоволосился, угодив в «магическую» ловушку.
Подойдя к кабинету №111, Костакис впервые увидел табличку с «нормальной» надписью: «Заместитель директора по коммерческой части». Заместитель оказался мужчина небольшого роста около пятидесяти пяти лет, с хитрыми бегающими глазками. Эрнест таких людей с заискивающе-плутоватыми глазками повстречал уже множество. «Как деньги меняют людей», – подумал Эрнест. Хотя откуда он мог знать, как они выглядели раньше? Может, они всю жизнь были такими, и только экстремальные условия открыли их истинное лицо.
Заместитель радушно принял нового потенциального клиента и подробно рассказал об условиях договора аренды. Причём некоторые фразы, он повторял по несколько раз, лишь их немного видоизменяя, и при этом тепло и по-дружески невзначай касался руки Эрнеста. Костакис с подобным психологическим приёмом был знаком – сам изучал НЛП. С «ясновидящей» он бездарно прокололся, а вот в финансовые сети, в которые заманивал заместитель – Костакис благополучно миновал. Заместителю не удалось втюхать свой товар по баснословным тарифам. Костакис вежливо, но настойчиво ответил отказом. Арендная плата, даже с учётом скидок, была непомерно завышенной. Костакис представил, какие огромные суммы кладёт себе в карман, руководство этого НИИ. В отличие от рядовых сотрудников, которые получали скромные зарплаты, да и те, с перебоями и задержками.
В итоге, Костакису пришлось подыскивать себе место для работы на окраине Столицы. Самый главный и важный нюанс, которым руководствовался он при подборе места – это было наличие рядом станции метро. Всё-таки к нему обращались больные люди, для которых нужны были транспортные удобства. В центре, где он пытался арендовать помещения, размещались, в основном, зубры оккультной магии. И хотя Костакис понимал, да и знал, что он ничуть не уступает, а в чём-то даже превосходит своих собратьев-экстрасенсов, ему недоставало главной черты характера – наглости. Костакис, несмотря на свой харизматический и тщеславный нрав, не мог переступить границу нравственности. И поэтому ему не нашлось места в стройных рядах экстрасенсов, которые занимали лучшие помещения.
Но, Костакис не отчаивался, он и здесь на окраине зарабатывал приличные деньги, даже по западным меркам. У себя во Франции, он точно, таких денег заработать не смог бы. Костакис не занимался ни ясновидением, ни приворотами, или прочими сомнительными «чудесами». Он помогал людям избавляться от реальных болезней. Эрнест не подозревал, что в России столько страждущих людей. С одной стороны его этот факт радовал – можно хорошо на этом подзаработать, но с другой стороны – он проникся искренним чувством сострадания к людям, которых бросили на произвол судьбы, оставив один на один со своими болезнями. Люди из бесплатных клиник кинулись в коммерческие, наивно надеясь, что там им помогут. Но опять же, стоило бы включить здравомыслие, чтобы понять, что если бы за деньги можно купить здоровье, то богатые не загибались бы от болезней.
Элитные акулы экстрасенсорики не заморачивались подобными пустяками. Они больше специализировались на бизнесменах. Особенно они заманивали в свои сети бизнес-леди, которые были богаты, но не обрели счастья на личном фронте. Чародеи в таких случаях напускали тумана и говорили: «У тебя дорогуша венец безбрачия. Вот сейчас почищу твою ауру, и ты обретёшь уверенность в своём будущем». А чистить надо не ауру, а свой второй подбородок, да надменно-нагловатый взгляд, который отпугивал потенциальных женихов. Ну, разумеется, никто не осмелится произнести такие крамольные мысли вслух. Для этого люди и платят деньги, чтобы услышать то, что они хотят услышать. Хороший маг – это хороший психолог. Люди находятся в перманентном стрессовом состоянии, и нуждаются в хороших ободряющих словах. Богатые люди – тоже люди. И им хочется дружеского похлопывания по плечу, а не правдивую и занудную информацию о характере человека, типа, что нужно убрать «галифе» на ляжках. Только тонкий и циничный экстрасенс, уловивший такую еле слышную мольбу о помощи, и вытаскивает у доверчивых людей большие деньги. Что удивительно, эти акулы бизнеса тоже хорошо разбирались в людях, но так простодушно верили во все байки, что даже не на миг не задумывались, и отдавали свои немалые деньги за сомнительные «магические» обряды.
Но если богатые люди несли не последние деньги, то одураченные шумной рекламой, простые люди тащили, действительно, последние деньги, наивно надеясь, что разбогатеют. А ведь экстрасенсы прямо уверяли людей, что вы бедны не, потому что неспособны, а потому что у вас всего-навсего забит энергетический денежный канал. Стоит лишь основательно почистить «трубу» магическим ёршиком, как финансовые потоки устремятся в ваш карман. Человек будет сидеть возле телевизора с банкой пива, а деньги нескончаемой лавиной ринутся на счёт этого человека. И люди верили таким сумасбродным байкам, лишаясь последних денег. Костакис удивлялся подобному русскому феномену. Он об этом слышал вскользь, но сейчас воочию удостоверился, насколько российский человек доверчив. Костакис, по своим делам частенько обивал чиновничьи пороги, и вот где, воистину, совершались настоящие «чудеса». Из-за залихватского росчерка пера продажного чиновника, можно было решить очень многие проблемы, в том числе и «нерешаемые».            
Костакису приходилось тоже частично подчиниться циничному бизнесу, который подмял под себя все остатки морали. Тёмный эгрегор алчности, действовавший в России, и особенно, в Столице, негативно влиял на Эрнеста. Он с трудом справлялся с могущественным Молохом, который пожирал любого, кто хоть на миг проявлял чувство благородства и сентиментальности. Костакису приходилось проявлять небывалые чудеса, чтобы только не скатиться в безнравственную яму, наполненную подлостями.
Эрнест читал всякие газеты и журналы, в том числе и специализированные, где содержалась только «мистическая» информация. И вот там, на страницах всё было завалено рекламными баннерами от всевозможных экстрасенсов. Костакис и сам давал в эти издания рекламу о себе. Но та мощь оккультного океана не могла сравниться с его каплей воды. Эрнест хорошо разбирался во многих вещах, и понимал, что многое, о чём пишут, о себе экстрасенсы, не соответствует действительности. Конечно, без приукрашивания обойтись невозможно, и сам Костакис к ним прибегал, но во всём нужно соблюдать чувство меры и такта. А судя по тому, что публиковалось в этих рекламных изданиях, Россия уже должна быть поголовно и здоровой и счастливой. Одним словом, экстрасенсы есть, а счастье по-прежнему нет.
Костакис понимал, что при таком бурном развитии «экстрасенсации» в России, счастье в стране точно не будет. Вообще, Костакис особо не заморачивался политическими проблемами, которые происходили на его прародине. Он считал себя образованным человеком и по этой причине и просматривал газеты. Эрнест вспомнил, как удивился простой формулировке, которую высказал вождь мирового пролетариата: Социализм – это электрификации всей страны плюс Советская власть. Сейчас вполне логично было выдвинуть новый лозунг: Капитализм – это «экстрасенсация» всей страны плюс демократия.
У Костакиса возникла любопытная дуалистическая мысль: что лучше – нравственность в сочетании с атеизмом, или вера в сочетании с безнравственностью? На Западе Костакису и в голову не приходили подобные «умопомрачительные» идеи. Он вдруг понял, что постепенно становится философом. Он ещё не подозревал, что в России – все философы, где каждый знает, что и как нужно делать. Эрнест уловил краеугольную мысль российского народа: все мечтают о социалистическом капитализме. Или: духовный материализм. То есть хотят жить в элитной квартире, но платить как за однокомнатную «хрущёвку». Или целый час человек будет напутствовать своего собеседника библейскими истинами, а потом вдруг потребует, чтобы тот у него купил Библию. Духовная «рыночная» экономика в действии. Такие парадоксы Костакис встречал на каждом шагу.
И хотя по-крупному Костакис не увлекался политикой, он всё же пытался выяснить из целого сонма вдруг невесть откуда взявшихся множества партий хотя бы примерные направления мыслей этих партий. Как в атеистической стране, словно грибы после дождя наплодилось много экстрасенсов и прочих «магов», так точно и в политической жизни страны после однопартийной системы вдруг возродилось куча партий и партиек. При более близком рассмотрении, Костакис понял, что обилие партий – это блеф. Почти все партии были похожи, как две капли воды: все желали российскому народу процветания. Правда, не уточнялось за чей счёт.
Когда Костакис развернул одну центральную газету и увидел огромнейший список политических партий, зарегистрированных и претендующих на власть – он чуть не брякнулся со стула. У него не хватило силы воли, чтобы только прочитать весь этот список. Где уж тут проникнуться идеями и программами этих партий. «Как тут не сопьёшься?» – посочувствовал Костакис русским людям. «Пожалуй, даже в самом лучшем ресторане Парижа меню будет победнее, чем изобилие партий в России», – язвительно заметил Эрнест. Вот такой политической кухней и потчевали российский народ. Хотя шеф-повар был один.    
Костакис не собирался вникать во все хитросплетения этих партий. Он выбрал одну партию, пришёл на приём, сказал секретарше, что хочет выступить спонсором партии, и та мгновенно доложила об этом приятном предложении лидеру партии. Как называлась эта партия, у Костакиса вылетело из головы уже в первые минуты пребывания в офисе этой партии. Несмотря, на то, что Костакис представился «спонсором» – лидер партии явно чувствовал себя центром Вселенной, и вёл себя соответствующим образом. А ведь вчера этот человек возглавлял овощную базу, а сегодня он мнит себя спасителем России. Как в экстрасенсорике было множество целителей, готовых излечить человека от любого заболевания, так в точности и в политике – существовало порядочное количество политиканов, которые обещали вмиг вывести страну из экономического кризиса.
Вот и данный лидер мелкокалиберной партии принялся бурно рассказывать Костакису прекрасные перспективы своей партии, если вдруг они победят на выборах. А по тону высказывания было ясно, что победят, именно, они. С такими самоуверенными балбесами (и не только в политике), Костакису приходилось встречаться на каждом шагу. Эрнест спросил лидера, как тот собирается осчастливливать свой народ в случае прихода к власти. Костакис дома перед зеркалом репетировал данный вопрос, чтобы не показать и не выдать ироничность этого вопроса. Лидер, вальяжно развалившись в кресле, живописал, что ждёт Россию, если их партия победит. Костакис услышал в ответ, то, что слышал уже миллион раз. Костакис убедился, что потерял время зря, и вежливо попрощавшись, покинул уютные апартаменты партии, название которой он забыл через несколько минут.
Если в политике всё было скрыто от посторонних глаз, то в сфере торговли, наоборот, казалось, что все только и занимаются торговлей. Практически на каждом шагу самообразовывались мини-базары. На улицах сплошным потоком стояли люди и предлагали свой незамысловатый товар, который сто лет пылился у них в шкафах, и вот, наконец, пришло и его время. Существовали огромные базары, которые формировались на базе остановившихся заводов и фабрик, которые не выдержали наглого напора «рыночной» экономики. Заводские площади перепрофилировали под торговые ряды, где за прилавком стояли вчерашние инженеры этих заводов, которые теперь вынуждены были торговать колготками и прочими тряпками. 
Но самое примечательное, с чем Костакис познакомился в Столице – это так называемые «блошиные» рынки. Эрнест оценил юмор и иронию людей, назвавших базар такой точной характеристикой. В один из дней Костакис решил прогуляться по такому «рынку». Несмотря, на хорошую погоду, антисанитария стояла ужасная. Кто-то располагал свои товары на ящиках, а кто-то просто на земле, подстелив газетку. Помимо всякой дребедени и хлама, которые люди повытаскивали из своих чуланов, продавалось много и добротных вещей, причём по весьма умеренным ценам. Именно это и привлекало большинство потенциальных покупателей в эти грязные торговые ряды.
Колорит продавцов не отличался разнообразием. Товар тоже был стандартным. Костакис медленно проходил по рядам, вглядываясь в лица людей, экономическая реформа, которую точно окрестили «шоковой терапией», выгнала на улицу людей, заставив заниматься несвойственной им работой. Когда Эрнест смотрел сперва на лица людей, а потом переводил взгляд на товар, то продавцы встрепывались и начинали бойко навязывать свой товар. Особенно, приставучими оказывались бабульки со своими вездесущими пирожками. Встречались люди, которые не продавали, а покупали. Их интересовали, в основном, редкие вещи, старинные иконы, советские ордена, предметы дореволюционного быта.
Пройдя немного, Костакис остановился возле человека среднего возраста с козлиной бородкой. Он сидел на стуле, а рядом на небольшом столике стояла надпись «Хиромант», и в скобках для непонятливых людей расшифровка (гадание по руке). Эрнест встречал множество колдунов, ведьм, магов, но вот хиромант ему попался впервые. Он остановился и спросил: «Сколько?». «Пятьсот рублей», – лаконично ответил хиромант. Костакис уселся на стульчик и протянул ладони для диагностики. Хиромант, взяв обе руки, стал поочерёдно деловито изучать узоры на ладонях клиента. Хиромант очень низко наклонил голову и чуть ли не касался ладошек своим носом. Время от времени он записывал свои наблюдения в блокнот. Дотошное изучение «географии» линий ладоней заняло примерно десять минут.
Затем хиромант взял блокнот и с важным таинственным видом начал рассказывать Эрнесту о его прошлых и грядущих событиях. Правда, хиромант сразу предупредил клиента, что обзор будет кратким, поскольку более детальная прогностика стоит дороже и проводить её нужно только в домашних условиях. Костакис согласился и на краткий экскурс. О прошлой жизни Эрнеста хиромант поведал довольно точно, за исключением нескольких неточностей. Отчего Костакис сделал вывод, что перед ним не шарлатан. Поэтому Эрнест уже настороженно и с любопытством ожидал предсказаний насчёт своей будущей жизни. Но тут хиромант начал нести какую-то ахинею про не радужные перспективы Костакиса в России. Хиромант настаивал, чтобы Эрнест как можно скорее покинул страну, иначе возможны опасные тенденции. Хиромант бормотал, что-то и про опасность, исходящую от воды, в точности повторив слова ясновидящей. Костакис сдержанно поблагодарил хироманта за консультацию и пошёл дальше.
Он набрёл на художника, который за приемлемую цену рисовал портреты любого желающего. Эрнест захотел запечатлеть себя и попросил нарисовать его портрет. Далее Костакис отправился гулять по базару со своим портретом под мышкой. Через пятьдесят шагов он наткнулся на торговца старинными картинами. Продавец – старик, а может и не старик, по его неряшливому виду, неухоженными с проседью волосами и не определишь истинный возраст. «Старьёвщик» на полном серьёзе уверял, что все картины подлинные, а не копии. Костакис не слыл знатоком в искусстве, но он понимал, что подлинники не могут стоить дёшево. Эрнест вспомнил, как бродил по египетскому рынку, где точно такой же жуликоватый продавец неопределённого возраста, пытался всучить ему по сходной цене, древнеегипетские раритеты.
Костакис дошёл до книжного развала. Он любил читать, обожал и русскую литературу. У него разбегались глаза от изобилия названий. Да вот только почитать хорошую литературу ему не удавалось. Все было захламлено бульварной литературой низкого пошиба. Он с улыбкой вспоминал, что книги Флобера и Бодлера запрещали в своё время за безнравственность. Современная российская литература вызывала у Эрнеста приступы тошноты. И он опять переключился на чтение классической литературы.
Булгаковский профессор Преображенский советовал не читать советских газет до обеда. Костакис перестал читать современные российские газеты, и до завтрака, и до обеда, и до ужина. Вначале, когда он только обустраивался в Столице, то почитывал многие издания. Но потом своим свежим взглядом понял, что их читать очень вредно и опасно. Помимо того, что пропадал аппетит, вообще пропадала тяга к жизни. Костакис оценил это, как умелое психологическое воздействие на умы людей. Каким-то силам выгодно держать людей в постоянном напряжённом и депрессивном состоянии. Телевизор Эрнест по возможности просматривал тоже изредка. Он понял, насколько могущественной магией владеет печатное слово, которому простые люди продолжали верить. И некоторые бессовестные писатели, и журналисты нещадно эксплуатировали свободу слова. Большинство читателей наивно верило той информации, которую они жадно черпали в газетах, не вдаваясь в подробности, кто же является собственником издания. Раньше шеф-поваром всей прессы был один – государство. Потом этих поварят развелось целые стада, и каждый при этом «стаде» держал собственную газету.
Костакис в Столице познакомился со многими людьми, обладавшие, как они сами заявляли «сверхъестественными возможностями». Во многих газетах пестрели рекламные объявления, обещавшие вылечить от любых заболеваний. Каждый экстрасенс пытался переплюнуть своего коллегу не умением своего таланта (если он был), а умением преподнести товар лицом. Объявления типа: сниму порчу и сглаз, верну любовь или приворожу – хотя и встречались, но были вчерашним днём. Наиболее опытные экстрасенсы применяли тяжёлую артиллерию. Они не просто предлагали свои магические услуги, а делали это в развёрнутых статьях. Такие не «сухие» рекламы более эффективно воздействовали на подсознание людей. Короткие объявления в несколько строчек значительно проигрывали статьям с подробным описанием, как целитель заполучил свой бесценный дар. Красочные рассказы о том, что данного мага посещает ангел, который обучает, как вылечить ту или иную болезнь, многократно повышало шанс, что именно этому экстрасенсу поверят больше.    
Костакис специально ходил на массовые сеансы своих конкурентов, чтобы реально посмотреть и оценить уровень их мастерства. В результате таких «хождений», он понял, что экстрасенсов с большой буквы, насчитывается едва ли один процент. Все остальные находились в ранге экстрасенсорных ремесленников. Но об этом знал лишь только сам Костакис. Обыватели не догадывались, что ходят к обычным художникам, умеющих рисовать кувшин. Талант не доступен для всех.
Иногда экстрасенсы грозили своим конкурентам порчами и проклятиями. Эрнест в совершенстве владел энергетической самозащитой, создавая вокруг себя невидимый непроницаемый бронежилет. Чтобы не подхватить всякую магическую заразу, приходилось напяливать энергетический презерватив. Но большинство экстрасенсов, к счастью, были страшны лишь на словах. В своей борьбе они применяли обычные пули, а не энергетические. Но такую технику убивания на расстояние, Костакис наблюдал в Тибете. Один монах специально для него продемонстрировал магическую пулю, убив пролетающую над ним птицу, лишь махнув рукой. Эрнест недоверчиво осмотрел птицу, но не нашёл каких-либо следов внешнего воздействия. У птицы просто остановилось сердце. Такой сложной киллерской техникой Костакис не владел. Но вот останавливать у себя сердце по желанию, он мог. 
В общем, Костакис никого не боялся из экстрасенсорной публики. Он больше боялся бандитов и чиновников. Первые могли применить вовсе не энергетические пули, а вполне реальные. А чиновники ловко вертели многочисленными законами, которые менялись, чуть ли не каждый день.
Особенно невыносимо жилось перед выборами. Принималось множество невыполнимых законов на усладу электората. После выборов эти законы отменялись или игнорировались. Людям, требующим каких-то благ, чиновники совали законы, в которых говорилось, что эти блага уже отменили. Даже у опытных адвокатов кружилась голова от калейдоскопически меняющихся законов. Поэтому Костакис в сто раз больше опасался любого маленького чиновника, вооружённого юридической бумажкой, чем могущественного экстрасенса.
Но один раз Костакис очень серьёзно испугался за своё здоровье. Он посетил психологическое мероприятие под красивым зазывным названием «Управление своим телом, мыслями и энергией». Эрнест примерно предполагал, что скрывается за подобными тренингами. Но его интересовали некоторые нюансы.
Организация, проводившая такие тренинги, называлась «Радостный Рассвет». О ней Костакис прочитал в одной «магической» красиво оформленной газете. Несмотря на дорогие рекламные расценки, объявление об этом психологическом сеансе было размещено на целую страницу. Там в радужных тонах описывалось, что ждёт человека, посетившего данный сеанс. В рекламной статье ничего не говорилось конкретно, а изобиловали одни эзотерические термины для придания статье могущества. Чем меньше человек понимает, тем легче ему запудривать мозги. Костакиса тоже раздирало любопытство.
Выяснить, что и кто скрывается за броским названием «Радостный Рассвет» Эрнесту не удалось. Это была, какая-то сверхзакрытая секта, центральный орган, которой располагался в одной из стран Востока. Подобная закрытость всегда настораживала Костакиса.
В рекламе говорилось, что приглашаются все желающие в ближайшее воскресенье на суперэффективный психологический сеанс. Привлекало то, что данный сеанс будет проводиться бесплатно. Пропуском-билетом служила купленная в фойе книга «Эффективное управление своим разумом». Плата за книгу составляла чисто символическую сумму.   
В воскресенье к 12 часам люди стали собираться к зданию школы. Секта арендовала на весь день вместительный спортивный зал. Вчера здесь ещё кувыркались и бегали дети, а сегодня взрослые пришли за новым учением, которое обещало им всемогущество. Перед входом в спортзал продавалась та самая книга, служившая пропускным билетом на сеанс. Костакис приобрёл книгу, пролистал её. Авторство и другие выходные данные о книге отсутствовали. Это насторожило Эрнеста.
Школьный спортзал постепенно наполнялся, страждущими до знаний людьми. Вдали располагался небольшой помост, который пока был пуст. Костакис не стал лезть вперёд, а устроился в середине зала у правой стены. Он спокойно оглядел весь зал. Раньше тут в торжественной обстановке принимали школьников в пионеры и комсомол. Теперь наступили «продвинутые» времена. Людей принимали в разные «священные» союзы, обещая «светлое будущее». Поменялась атрибутика: вместо значков и галстуков вручали «чудодейственные» амулеты.
Зал постепенно наполнился, набралось около 300 человек. Все эти люди мечтали за один сеанс управлять своим мозгом. Костакис занимался разными восточными системами около 10 лет, и то не смог до конца подчинить своё тело приказам мозга. Эрнест в очередной раз убедился, как люди подвержены внешнему влиянию.
Словно по чьему-то указанию одновременно на все окна опустились светло-коричневые шторы. В зале наступил лёгкий полумрак. В районе помоста зажглись свечи, и зазвучала приятная восточная мелодия. Людей погружали в небольшой транс для большего внушения. На помост взошли четыре человека. Двое встали по бокам, третий подошёл к микрофону и начал говорить:
– Дорогие друзья, уважаемые адепты! Приветствуем вас на нашем психологическом сеансе, где каждый из вас сможет пробудить в себе дремавшие сверхъестественные силы. Этот сеанс является предварительным этапом для последующего более глубокого изучения психотрансовых технологий. Каждый из вас сегодня сам определит, стоит ли продолжать обучение или нет. – Голос звучал дружески, доверчиво и казалось ненавязчиво. Костакис понял, началась предварительная обработка сознания людей.   
Костакис ради любопытства посещал разные курсы по экстрасенсорике. Но там люди занимались примитивным исписыванием кучи тетрадей. Этакий школьный курс экстрасенсов. От них не было пользы, но и вреда почти не приносили. Сейчас же был задействован мощнейший психологический фактор, который сразу вовлекал человека в круговорот энергий. Даже Эрнест, тёртый калач, почувствовал на себе первое психологическое влияние.
Говорящий на помосте продолжал:
– Русские люди, собравшиеся здесь, вы живёте в великой стране. Но вы безграмотны. Мы научим вас управлять собой, а потом вы уже сможете управлять другими. И всё это направлено на благо великой России.
Костакис впервые услышал такое странное внушение. Обычно о патриотизме трындели квасные патриоты, и прочие политиканы, мечтавшие захватить или удержать власть. Эрнест такой лилейный финт оценил как превосходный. Даже у него, не совсем русского человека и то ёкнуло в сердце. Словесный бальзам всегда лили на личное тщеславие человека, здесь же на всю страну. 
С помоста продолжала литься речь:
– Глубокоуважаемые адепты! Я хочу представить вам нашего великого восточного учителя – достопочтимого гуру Шрисанда. – Стоявший чуть сзади бородатый мужчина сделала два шага вперёд и, приложив руку к сердцу, совершил лёгкий поклон. – Наш великий гуру является основателем школы «Радостный Рассвет». Уже десятки тысяч людей по всему миру обучились его психотехнике, которую он лично разработал. Теперь не нужны годы упорных йогических тренировок. Гуру Шрисанда создал уникальную технологию, где каждый за десять сеансов сможет овладеть секретными приёмами методики. Великий гуру каждому ученику персонально выдаст священную мантру и благословит на подвижническую работу. Тот из вас, кто захочет у нас обучаться, буквально через десять дней преобразится и станет полнокровным членом нашей школы «Радостный Рассвет». Вы сможете по окончанию курсов не только сами излечиться от многих болезней, но и лечить других людей. Вы будете нести свет и здоровье всему обществу. Вы станете богаты и почитаемы. А сейчас я хочу предоставить слово великому гуру Шрисанда. Он не говорит по-русски, поэтому я, его покорный слуга, буду переводить все, что скажет наш великий учитель.
Шрисанда подошёл к этому микрофону, а переводчику вынесли другой микрофон и поставили чуть позади. Гуру начал говорить на санскрите. Его голос мягкий и уважительный буквально лился и растекался флёром по всей аудитории. Через каждые тридцать секунд он поворачивал голову в сторону переводчика, и тот хорошо поставленным голосом переводил слова гуру. В зале стояла абсолютная тишина. Все кашляющие, которые обычно посещают театр, сюда не пришли. Было слышно потрескивание горящих свеч. Зал с пиететом и доверием внимал словам разрекламированного учителя.
А гуру говорил, что человечество погрязло в грехах и только в России ещё остались чистые люди. Именно к ним он взывает и призывает прийти на его бесподобные курсы, которые обучат, как спасти Россию и мир от тлетворного влияния пагубных страстей и вульгарного материализма. Гуру сказал, что видит в зале много сияющих аур. Но они слабо выражены и имеют разные энергетические изъяны. И вот те, кто пожелает обучаться на курсах, сможет все эти дефекты исправить.
Люди, разинув рты, глаза и уши, слушали великолепные слова в свой адрес. От политиков они слышали совсем другие речи. Завороженная речь сладким мёдом разливалась и попадала в благодарные умы слушателей. В зале образовался единый энергетический монолит. Он походил на один огромный конгломерат живых существ. Именно такого состояния и добивался ведущий. Управлять сознанием множества людей поодиночке сложно. Надо, чтобы все люди превратились в коллективное сознание, которым управлять гораздо проще.
Минут через десять, Костакис вдруг понял, что главным на сцене является вовсе не гуру, а переводчик. Эрнест знал такой приём отстранения. Великий учитель был отвлекающим фетишом, а главным психологом выступал «переводчик». Костакису подобный приём показался хитрым и высокопрофессиональным. Всё внимание людей было сосредоточено на выступление гуру. А переводчик служил голосовым фоном. Именно он, и служил главным ретранслятором, который распространял энергетические флюиды по всему залу. От слегка затемнённого силуэта переводчика разлетался голос, словно из космоса или небытия. «Потусторонний» голос оказывал огромное воздействие на подсознание. Костакис понял, что он попал в ловушку, что им тонко манипулируют. Он разволновался и огляделся по сторонам. Люди, как ни в чём не бывало, слушали гуру.      
Убаюкивающая, но настойчивая речь переводчика давала свои плоды. Через несколько минут Костакис ощутил в области третьего глаза лёгкий холодок. Это означало, что его энергетический бронежилет стал давать сбой. Кто-то пытался пробить его энергозащиту и завладеть его сознанием. Эрнест расстегнул верхнюю пуговицу у рубашки и помахал себе на лицо купленной книгой. Одна энергетическая волна за другой стали накатывать на него. Кокон, отвечающий за психооборону начал трещать по всем швам. Он стал похож на судно с многочисленными пробоинами. «Но почему этого разрушительного воздействия не чувствуют другие люди?» – думал Костакис, лихорадочно оглядываясь вокруг себя. Он знал, что такое свобода, что такое чужеродное влияние, и поэтому так тонко реагировал на чуждое воздействие. Люди, привыкшие, что ими манипулируют, уже привыкли к подобным приказам.
Эрнест ощущал, что в его голове хотят установить хаос, и внедрить чужой код. Код послушания. Именно под таким психовоздействием люди безропотно отдают свои деньги и квартиры. И руководил этой психодиверсионной реакцией переводчик. Он находился в тени, подобно кукловоду и умело дёргал за ниточки. Люди всё внимание сосредоточили на гуру, а гипнотизёр-переводчик из темноты кодировал сознание людей.      
Костакис внутренне замешкался. Выйти он не мог, везде плотными рядами стояли люди. Тогда он взял себя в руки, закрыл глаза и начал проводить свою внутреннюю установку. Надо было любым способом прекратить воздействие мощного гипнотического голоса, который стал, как зараза распространяться по всему мозгу. Помимо словесного внушения ещё добавлялось и «селёдочное» замкнутое пространство. Как шулер знает и подмечает повадки другого шулера, так и Костакис, владевший приёмами гипноза, понимал, где его хотят подловить. Он пытался всеми усилиями противодействовать завуалированному натиску.
Костакис был прижат к стене и в прямом и переносном смысле. Энергетическая волна одна за другой накатывала от голоса «переводчика». Гипнотизёр хорошо поставленным голосом из полумрака внедрял программу в умы наивных людей, которых без бронежилета в упор расстреливали словесными пулями. Эрнест поспешно «зашивал» свой раздербаненный энергетический бронежилет. Как слабая иммунная система позволяет проникать микробам, так и отсутствие энергозащиты даёт шанс вредоносному коду проявить себя в полной мере. 
Эрнест не знал санскрит, но догадался, что переводчик не излагает речь гуру, а произносит хорошо отрепетированную зашифрованную программу. После такого завуалированного внушения мозг становится как пластилин, из которого можно потом создать любую форму. Восточным гастролёрам нужно было одно – чтобы люди якобы добровольно отдали свои деньги. Сектанты не желали нарушать уголовный кодекс, и применяли психоэнергетический рэкет. 
Костакис считал себя не слабовольным человеком, которому можно внушить, что захочешь. Но он почувствовал, что его психика начинает «плыть», подобно воску. Длинные энергетические щупальца спрута исходили от «переводчика», достигая каждого человека. Никто и не догадывался, какая хитроумная происходит промывка мозгов. Самое главное в этом деле – наивность слушателя. В этом случае снимаются все энергобарьеры. Костакис не слыл новичком, но даже он ощутил наглое вмешательство в свою психику.
Эрнест закрыл глаза, сделал несколько энергичных вдохов и начал про себя читать защитную мантру. Верующим можно произносить молитву. Суть метода одна – сойти с энергетической волны, не вступить в резонанс с «переводчиком». В противном случае – щупальца-присоски будут закачивать по этому «кабелю» любую информацию. Костакис как тутовый шелкопряд воссоздавал вокруг себя продырявленный кокон. Надо было сохранить контроль над своим мозгом. Ведь большинство людей только думают, что это они сами принимают решения. Костакис неоднократно убеждался, что это не так. Он настолько глубоко погрузился в медитацию, что не заметил, как вокруг люди засуетились и пошли к выходу. Он встрепенулся, посмотрел на сцену, там никого не было.
В фойе за столом сидели улыбающиеся юноши и девушки, которые записывали всех желающих на курсы. Желающих оказалось много. Люди со светящимися глазами добровольно расставались с деньгами. Каждый мечтал за несколько уроков обучения стать всемогущим магом. Психологический сеанс обольщения прельстил людей, заставив их раскошелиться.
Костакис путём энергичного отторжения, восстановил своё равновесие в психике и поэтому равнодушно прошёл мимо стола и зашагал к выходу. И вдруг перед ним возникла стройная фигура симпатичной улыбающейся девушки. «А вы разве не хотите записаться на наши курсы?» – обворожительным голосом защебетала эта девушка. Искрящиеся глаза привлекательной девушки, как бы говорили: «Мы вот тут распинаемся перед вами, желаем вам процветания, а вы беспардонно уходите». Эрнест немного растерялся. Его внутренний самонастрой, с трудом восстановленный, опять забуксовал. Мягкая, хорошо натренированная пленительная девичья улыбка смутила Эрнеста. Заискивающие очаровательные глаза девушки пытались нащупать контакт с потенциальным клиентом. К тому же она ещё нежно дотронулась до его плеча, чтобы он посмотрел ей в глаза. Костакис знал, что нельзя отзываться и смотреть в глаза в подобных случаях. Именно таким способом действует так называемый цыганский гипноз, когда доверчивые люди без применения угроз и насилия отдают деньги и украшения. Эрнест нагло пялился девушке на грудь, а потом пробормотал: «Нет, нет, меня ждут дети и жена», и сразу же обогнув девушку, стремительно пошёл к выходу. В этой секте профессионалами были не только гуру, переводчик, но и обслуживающий персонал. В хорошо расставленные сети попадало множество людей. Часть из них лишалось только денег. Особо не везучие теряли здоровье и становились клиентами психушек.
Костакис с трудом выбрался из этой психологической ямы. Придя домой, он принял контрастный душ, чтобы смыть грязные энергетические наслоения. Потом в течение часа слушал релаксирующую музыку, интенсивно медитируя. Несколько дней Эрнест выковыривал из своего мозга психологический вирус. В отличие от антибиотиков, тут требовалась профессиональная помощь. Костакис сам себе смог помочь, но другие люди становились инвалидами.         
Ещё Костакис восстанавливал свою энергию и душевное спокойствие чтением стихов. Поэзия облагораживает любую душу. Поэтологию можно приравнять к психологическим наукам. Люди, погрузившиеся в чтение стихов, становятся более чисты. Но, правда, и уязвимы. Стоит поэтическому кумиру, которого многие обожают, принять ту или иную политическую окраску, то люди ему поверят, как стали верить гипнотизёрам. Функции «светочей разума» (подобрать другое слово) от литературы заменили на магов. Человек – гуманитарное животное. Кроме жратвы требуется хоть какая-то мысль. Теперь в эклектичной России появилось много разноплановых мыслей, в том числе и в литературе, и в поэзии в частности. 
Костакис любил поэзию, но особенно боготворил русскую. Но сейчас кроме классической поэзии появилось множество новых поэтов. Когда сняли все препоны, поэтический мир буквально захлестнули новоявленные стихотворцы, которые считали себя поэтами. Каждый поэт стремился обессмертить своё имя, выпустив самиздатом книгу. Но прошли те времена, когда поэты собирали полные залы и даже стадионы. Все увлеклись базаром. Литература не вошла в число необходимых людям товаров. Залы и стадионы теперь собирали другие властители душ – маги и чародеи.
Костакис по вечерам, чтобы разгрузить мозг, читал книги и журналы, посвящённые поэзии. В основном, это было рифмоплётство. Писать стихи, ещё не значит быть поэтом. Но попадались и стихи высокого уровня. Как среди экстрасенсов, так и среди поэтов было менее одного процента людей, действительно, обладавших Даром. Наиболее понравившиеся стихи Эрнест выписывал себе в блокнот. А напротив фамилии поэта ставил вопросительный знак. И лишь через какое-то время, в основном, после личной встречи, Костакис мог утвердительно поставить восклицательный знак. Чтобы заслужить такое признание требовалось, чтобы были не только неординарные стихи, но и сам поэт слыл харизматической личностью.
В Столице, в отличие от провинции ещё иногда устраивались встречи поэтов в кафе. Масштаб со стадиона скатился до маленьких кафе. Находилось около пятидесяти человек, которые предпочли прийти на поэтический вечер, нежели посетить кино с крутым боевиком. Особенно Костакис старался не пропустить выступления поэтов, которых он занёс в «скрижали». После таких вечеров он иногда переправлял вопросительный знак на восклицательный. Но бывало и наоборот. Прекрасные стихи никак не вязались с увиденным образом. Мало писать хорошие стихи, нужно ещё уметь их хорошо пропиарить. Наглость, напористость в небольших дозах была необходима. Успех футуристов был связан с их эпатажностью. Но вот в «вечность», как правило, выходили крупные поэты. Одного фраппирования для успеха было маловато.
Костакис мало что понимал в политической поэзии, в ироничных остросатирических стихах. Это были стихи на злобу дня, так называемые стихи-однодневки, подобно фирмам-однодневкам. А ему хотелось прочитать настоящую живительную завораживающую поэзию. Трудно творить и мыслить высокопарно, когда кругом разруха и не только в головах. Эрнест ценил и восхищался, именно такими поэтами, которые, несмотря на вакханалию, творившуюся рядом, оставались искренне преданными поэзии. Сидит поэт в своей Белой Башне, отгородился от мира, и кропает стихи. Тоже касается и настоящего мага, который живёт отшельником в горах. Самобытность – это всегда одиночество.
Для Костакиса настоящий поэт – это поэт, владеющий магией слов. И самое главное, умеющий их укротить. Ведь почему одинаковые слова, у одного поэта превращаются в шедевр, а у другого так и остаются банальными словами, не затрагивающие душу. Удачные слова в удачном порядке производят фурор на человеческий дух. Многие магические заклинания схожи со стихами. Источник и природа магии неизвестны. Но откуда рождаются поэтические строчки, также загадка. Ну, то есть, конечно, в голове. Но ведь голова-то есть у всех…
Сам Костакис радовался и завидовал, когда после прочтения стихов кружилась голова, словно достиг горной вершины. Вообще, Эрнест не обладал чёрной завистью. Он никогда ни на кого не насылал порчу или сглаз, хотя и умел это делать. Не изрыгал лавы ненависти на оппонента. Даже, когда был страстно влюблён, то и здесь, владея единоборствами, старался со своими соперниками (мнимыми или реальными) обходиться без драки. Один восточный учитель сказал, что выигранный бой тот, который удалось предотвратить. Поэтому если Костакис встречал одарённого человека, то снимал перед талантом шляпу. А таких людей ему попадалось мало, как среди экстрасенсов, так и среди поэтов. И когда Эрнест читал, что такой-то человек не просто талант, а талантище, то он непременно хотел того увидеть воочию.       
Костакис обожал нетривиальные стихи. Для него содержание всегда стояло на первом месте. А если при этом соблюдалась и форма, то он радовался за талантливого поэта. Несмотря на обилие поэтов, у Костакиса в блокноте значилось только пять фамилий современных поэтов, к которым стоило присмотреться. Разумеется, Эрнест рассматривал стихи со своей колокольни, но он имел на это придирчивое право. Лишь стихи, приправленные флёром магии, не до конца понятые и осознанные, вызывали в его душе трепет. Хорошо оформленные и законченные стихи пригодны для школьной программы. Для истинного ценителя и гурмана важны недосказанность и загадочные метафоры. Один раз, прочитав стихотворение Костакис ничего не понял. По прошествии времени, читая статью об одном явлении, он вдруг понял, о чём идёт речь в том метафорическом стихе. Важна не только эрудиция поэта, но и читателя.
В той же газете Костакис познакомился с интересной статьёй, рассказывающей об автоматическом письме. Это когда не сам пишущий является автором текста, а становится посредником между духом и бумагой. И вот в этой статье говорилось о девушке, живущей в провинции, которая уверяет, что ей диктуют стихи известные покойные поэты. В качестве примера было приведено два стихотворения. Костакис, как очень взыскательный читатель высоко оценил творчество девушки. Но сама девушка открещивалась от авторства. Эрнеста удивили не только стихи, но и честное поведение девушки, которая даже и не пыталась присвоить чужой талант себе. В стране шла масштабная прихватизация, и не только материальных активов. А тут вдруг упрямая честная поэтесса, категорически не желавшая прикарманить чужое добро.   
Марина (так звали девушку) не хотела примерять лавровый венок поэта. Костакиса заинтриговал такой странный случай, и он решил съездить к поэтессе. В редакции ему дали адрес и он отправился в провинциальный городок.
Девушка очень смутилась, когда увидела на пороге своей квартиры гостя из Столицы. И хотя к ней захаживали журналисты и экстрасенсы, всё равно она стушевалась при виде красивого статного молодого мужчины. Несмотря на то, что Марине было 22 года, она совсем не походила на своих современниц. Костакис, как профессионал сразу отмёл какую-либо психическую болезнь у девушки. Физических изъянов он тоже не заметил. Обычно в чём-то ущербные люди занимаются подобными делами. Это он наблюдал многократно. Один раз он слушал девушку-калеку, которая проникновенно, наизусть декламировала «Фауста». У него даже мурашки пробежали по телу.   
Но Марина была красива, без всякой косметики, с длинными волосами, с бездонными синими глазами, излучавшими отрешённость. Именно по этому еле уловимому взгляду, Костакис понял, что девушка не врёт. Он уселся на диван, а Марина принесла ему толстую тетрадь и вручила со словами: «Вот здесь все стихи, надиктованные мне душами разных поэтов». Это выглядело так естественно, как если бы она сказала: «Вот мои пирожки, попробуйте».
Эрнест раскрыл тетрадь и на первой странице сверху прочитал фамилию известного умершего поэта. А в скобках значилась дата. Он прочитал стихотворение и понял, что манера написания, действительно, смахивает на указанного поэта. Но это был абсолютно оригинальный стих, не принадлежавший данному поэту. И в тоже время Костакис засомневался, что девушка сама могла написать такое прекрасное стихотворение. Но ведь она и не претендовала на авторство. Эрнест прочитал ещё несколько стихов и попал в замешательство. Он хорошо знал творчество всех выдающихся русских поэтов. Но ни один стих не принадлежал поэтам, которые были указаны как авторы. Либо Марина – великий поэт, либо – она, правда, записывает стихи автоматическим письмом.
Марина сидела рядом на диване, и равнодушно взирала, как Костакис взахлёб читает стихи. Обычно поэты, жаждущие услышать чужое мнение о своих стихах, с беспокойством ждут вердикта. Девушка безучастно сидела и молчала. У Эрнеста из уст частенько вылетали эпитеты «прекрасно», «здорово», «потрясающе». Он никак напрямую не решался спросить, почему, мол, вы не хотите выдать эти стихи за свои? Конечно, Марина вряд ли бы заработала на поэзии приличные деньги, но вот застолбить своё имя на Парнасе, она могла бы. Но девушка упрямо дистанционировалась от авторства. Такая странность вызывала удивление, но и уважение. Костакис очень редко встречал людей мыслящих не «по-рыночны».
Через полтора часа увлекательного чтения, насладившись сочным поэтическим языком, Костакис всё же произнёс давно вертевшуюся на устах фразу:
– Марина, ваши,… но в смысле вот эти стихи – изумительны. Почему вы не желаете выпустить их под своим именем? Я могу помочь профинансировать издание книги, но только под вашим именем. Вы согласны?
Девушка смутилась, словно ей объяснялись в любви. Потом посмотрев на Эрнеста своими лучезарными наивными глазами сказала:
– Ой, нет, я не могу присваивать себе чужие стихи. Это ведь писали великие поэты. Выходит, что я хочу примазаться к их славе.
Такая скромность и честность покоробило Костакиса. В Столице то и дело все пытались что-то урвать друг у друга, обмануть, обвести вокруг пальца. Плагиат был не редкостью, о чём свидетельствовали громкие скандалы в прессе. То, что писала Марина нельзя отнести к плагиату. Разве только что попенять на копирование поэтической манеры.
Здесь же в крохотной квартире Костакис ощутил себя, словно попал в другой мир. За полтора часа, что он тут находился, он зарядился неведомой чистой духовной энергией добра и отсутствием стяжательства. В Столице ему постоянно приходилось быть начеку. Там на каждом шагу у него пытались отнять и деньги и энергию. Эрнест потом ещё долго вспоминал встречу со странной девушкой. Когда ему становилось на душе плохо, то он представлял образ этой бескорыстной девушки, и его разбалансированная энергетика приходила в порядок.
Возвращаясь в Столицу на поезде, Костакис только и думал о девушке и её прекрасных стихах. Такое благодушие он испытывал, когда бывал на святых источниках. Пообщавшись с девушкой, он словно напился родниковой воды. «Жаль, что такой услады не каждый попробовал», – сокрушался Эрнест, памятуя о том, что девушка отказалась издать книгу.
Костакису встреча с этой поэтессой навеяло воспоминание об одном чудо поэте. Он жил в Индии, в небольшой деревушке, в ашраме. Это был поэт-лекарь. Вот такое странное словосочетание. Вообще, Костакис путешествуя, много повидал чудес, в том числе и вот таких, казалось несочетаемых профессий. Можно, к примеру, ещё как-то представить шамана, вызывающего дождь с помощью бубна. Но трудно вообразить хирурга, который «операции» проводит на холсте. Он рисует внутренние органы человека, пришедшего к нему на приём. Больные органы художник-хирург излечивает не скальпелем, а кистью. Он окрашивает проблемные органы в здоровый цвет. Это мистика, попахивающая шарлатанством. Но такое искусствоведческое плацебо помогало определённой категории людей.
Вот и поэт-лекарь лечил людей своими стихами. Причём эти стихи были экспромтом, а не домашней заготовкой. Эти лечебные стихи рождались сразу при постановке диагноза. При одной и той же болезни, но для разных пациентов применялись разные стихи. Как пояснял поэт Костакису: болезнь одна, а причины, её вызвавшие – разные. Поэтому и стихи подбирались строго индивидуально. В основном, это были четверостишия. Но бывали и более длинные стихи. Их «длинность» зависела не от тяжести заболевания, а от причины, усугубившей эту болезнь.
Поэт разрешил Костакису присутствовать на приёме больных. Пациент садился на пол, напротив сидящего лекаря. Поэт пристально, в течение двух-трёх минут смотрел в глаза больному. В это время ставился диагноз (сам больной ничего говорил о своих проблемах со здоровьем). Потом лекарь переводил взгляд в область третьего глаза пациента. Около одной минуты он сосредоточенно, не моргая смотрел на лоб. Затем поэт клал левую руку на макушку головы больного, правую руку себе на сердце. Закрывал глаза, и где-то через минуту начинали литься стихи. Поэт читал стихи на санскрите. Костакис знал этот язык. Некоторые стихи мог понять и обычный человек, не знающий тонкостей поэтического искусства. Но часть стихов были со сложной метафорой. Эрнест смог расшифровать их, лишь спустя какое-то время. В чём заключалось «лечебность» стихов, он не мог уяснить. Сам поэт (умевший едва читать и писать) говорил, что его стихи содержат скрытый код, который пробуждает в больном механизм самоисцеления.
Основной контингент пациентов составляли бедные люди. Богатые брезговали лечиться у сельского лекаря, предпочитая отдавать огромные деньги бизнесменам в белых халатах. Поэт припомнил случай, когда к нему на приём буквально приполз больной богач. Тот лечился в лучших клиниках мира от рака. Спустив солидные суммы – результат был нулевым. И вот уже отчаявшись, обратился в ашрам к «невежественному» лекарю. Положение больного было катастрофическим. Поэту пришлось читать не стихи, а целую поэму (разумеется, и она была экспромт). Примерно через полгода богач приехал отблагодарить целителя. Рак отступил, и дела шли на поправку. Богач предложил за выздоровление большие деньги. Но поэт, следуя своим религиозным и философским воззрениям, отказался от вознаграждения. Но попросил исцелившегося отремонтировать ашрам. Богач с радостью выполнил такую просьбу.    
Костакис понимал, что поэт на интуитивном уровне владеет магией, приправленной психотерапией. Скорее всего, это был один из разновидностей гипноза. Экзотика в Индии присутствовала во всём: в растениях, в животных, в птицах. Теперь к этому добавился ещё экзотический вид трансового гипноза. Хотя поэт вряд ли разбирался в таких медицинских тонкостях. Он служил медиатором и в состоянии транса выполнял лишь чьи-то указания. Многие лекари, в том числе и этот поэт, были посредниками в лечебном сеансе. Но, естественно, целители не принижали своих достоинств. Флёр таинственности мага, служил одним из условий успешности лечения.
Ясно, что выздоровление больного наступало в результате фармакологических реакций. Но вся проблема заключается в подборе ключа к этой внутренней аптеке. Слово – ключ от всех замков. Для поэта слово было, что для хирурга скальпель.  Поэт своими неординарными стихами и включал механизм самоисцеления. Никому не удаётся рассекретить подобную методику. Магия – один из краеугольных камней для эффективного лечебного процесса.
Также хорошему лечебному эффекту способствовала людская пиар-молва о чудо-лекаре. Ведь больной, пришедший к целителю с верой, уже на 50% подвинул себя к излечению. А вторую половину добавлял поэт чудодейственными стихами. Кроме того, духовное сознание лекаря было настолько чистым и светлым, что даже простое общение с ним, давало другому человеку душевное удовольствие. Эрнест это ощутил на себе.
Костакис записал некоторые стихи, и впоследствии пытался их применить для лечения своих пациентов. Но, увы, результат был нулевым. Лекарственные стихи действовали строго на определённого человека. Тем и отличалась восточная медицина, что не лечила людей одной таблеткой от всех болезней.
Костакис лежал на полке, погружённый в свои мысли. И это равномерное спокойствие нарушил громкий чих соседа на верхней полке. Все сидящие рядом рассмеялись и пожелали мужчине, как водится в таких случаях здоровья. А у Эрнеста от этого внезапного чиха, прервавшего его воспоминания о поэте-лекаре, всколыхнулось новое воспоминание.
Это было в той же сказочной Индии. Если поэт-целитель вызывал определённое восторженно умилительные мысли, чихальшик-лекарь – вызывал уже настоящую усмешку. С таким курьёзным случаем Эрнест познакомился лично, а не по слухам. Точнее сказать, это был не лекарь, а диагност-предсказатель. Он ставил диагноз, а также делал некоторые ясновидческие прогнозы на основе собственного чиха.
В шутку у многих людей, когда кто-нибудь выскажет правильную мысль и рядом, кто-то чихнёт, то все говорят: вот тому подтверждение. Но это, конечно, забавные эпизоды, на грани фольклора. Этот же чихальщик поставил естественную потребность на магическую службу.
В соседней деревне с поэтом лекарем и проживал этот чихальщицкий «пророк». Несмотря на достаточное количество клиентов, он жил небогато. В отличие от поэта-лекаря, этот чихальщик брал деньги, но небольшие суммы. В основном, к нему обращались малообразованные и малообеспеченные люди. Но, правда, иногда приезжали и солидные бизнесмены, чтобы узнать, стоит ли им заключать такой-то договор. И если чихаловидец смачно в буквальном смысле чихал на договор, то можно смело было его подписывать. Как уверяли люди, ещё ни разу «пророку» не предъявляли претензий.
Костакис с недоверием отнёсся к такому прогнозисту и пытался найти какое-то средство, которое вызывает искусственный чих. Но в течение дня, на который чихальщик любезно разрешил поприсутствовать Эрнесту, ему так и не удалось поймать за руку этого «пророка». Всё «священнодействие» происходило вполне естественным образом.
Например, будущая тёща ещё до свадьбы заранее невзлюбила своего будущего зятя. И вот она протягивает фотографию жениха и просит чихальщика ответить, следует ли отдавать замуж дочь за этого «проходимца»? Чиховидец внимательно в течение одной-двух минут рассматривает и обнюхивает фотографию. Если после такой забавной процедуры следовал завершающий громкий чих, значит – это означало «да». Кстати говоря, вопросы необходимо было задавать только в положительном ракурсе. Правда, если на поставленный вопрос не совершался чих, то это вовсе не означало, что случится что-то плохое. Но звучное чихание – знаменовало 100% одобрение.
В конце дня, Костакис попросил чиховеда дать прогноз ему: стоит ли ехать в Россию? У Эрнеста не было с собой отдельной фотографии, и он дал свой паспорт. «Пророк» долго его обнюхивал, но чиха так и не последовало. Костакис подумал, что чихальщик уже просто устал. Но на самом деле… Эрнест много повидал на своём веку необычных людей, но об этом чудаковатом чихальщике, он вспоминал чаще.       

Ступив на перрон столичного вокзала, Костакис опять попал в мир алчного тёмного эгрегора, начавшего вытягивать из него все соки. Он понял, что больше не может оставаться в Столице. Его душу по кусочкам растаскивали, как кирпичи их Храма. Костакис мечтал, хотя бы изредка встречать глаза, излучающие благость, а не алчность и зависть.
    
 


От чтения подобных газет Костакис заработал себе духовный геморрой. В его душе происходил маленький апокалипсис. Он боялся заполучить духовный инфаркт. Душа запарилась жить в неимоверных стяжательских условиях, где от каждого не по способностям, и уж тем более, каждому отнюдь не по потребностям. У Костакиса возникла мысль покинуть душную хищную Столицу. Но он не хотел совсем уезжать из России.               
2. Лебедь
В России для Костакиса и ему подобных был создан обширный простор для его энергичной харизматической деятельности. Только здесь, в стране неограниченных возможностей, Костакис и мог проявить свои сверхспособности. Правда, и произвол, творившийся на всех уровнях, не удовлетворял Эрнеста. Начался медленный распад его личности. Он не хотел примыкать к людям, которые оккупировали духовно и экономически растерявшуюся Россию. Костакис, собственно говоря, и приехал обогатиться, пользуясь доверчивостью неопытных людей. Прошло чуть более года, как Костакис обитал в Столице, а ему стало немного стыдно, что и он принадлежит к этой своре, которая беспардонно набросилась на  растерзанную страну. И хотя Костакис по большей части честно вёл свой бизнес, всё равно чувство неловкости возникало в его душе. Костакис не считал себя святым, но и не относил к стану духовных мародёров, рыскающих по полю в поисках новых жертв.   
Костакис захотел покинуть Столицу и перебраться в какой-нибудь крупный город, и там попытаться начать новую карьеру. Сверхциничная Столица оказалась не по зубам человеку с определёнными нравственными качествами. Но прежде чем перебраться в другой город, Эрнест мечтал посетить одно таинственное Озеро. В Столице, Костакис вращался во многих интеллектуальных кругах, а не только в сугубо своих профессиональных. И вот однажды в таком «философском» клубе, он услышал любопытную и малоправдоподобную легенду об Алмазном Лебеде. Вообще, Костакис подивился, как русские любят потрындеть насчёт вот таких чудес. Чем невероятнее проект, тем больше у людей горят глаза и они готовы поверить в фантастику. И Костакис тоже поверил. Он трезвомыслящий человек, крепко стоявший на ногах, внезапно заинтересовался легендой и загорелся маниакальной идеей, посетить Озеро.
А легенда гласила, что где-то в горах Алтая, на одно из озёр изредка прилетает удивительной красоты Лебедь. Его крылья при каждом взмахе отбрасывают отблески-искры, а на голове царственно восседает и ярко сияет алмазная корона. Лебедь в сопровождении охраны мигрирует от одного озера к другому. Поговаривали, что его видели и в Тибете, и в Гималаях, и ещё в других сакральных местах, в том числе и на Алтайских озёрах. Но поскольку никто не знает точного «расписания» прибытия Лебедя на то или иное озеро, то и шансов его увидеть, очень мало. Алтай, как и некоторые места в России славятся своей таинственностью и мистичностью.
Краеугольный смысл этой легенды в том, что тот, кто проявит изрядное терпение и усидчивость, и сможет лицезреть невероятный заход Алмазного Лебедя на гладь озера, и в это время загадает своё сокровенное желание, то оно непременно сбудется. Одним словом, не писанная мифическая народная сказочная история, придуманная русским народом, чтобы облегчить себе жизнь. Вот, мол, прилетит Птица Удачи – и все сразу станут жить хорошо. Да вот только искать её надо, а лень не позволяет.
Костакис клюнул на эту невероятную и бесподобную легенду. Его душа, которая начала покрываться замшелым мхом, вдруг встрепенулась и обрела новое нестерпимое желание. В течении двух недель сердце грела одна мысль – посетить Алтай. Он поподробнее изучил географию расположения озёр. Уточнил другие подробности, как насчёт самого Лебедя, так и местности. Увы, все сведения носили фрагментарный и отрывочный характер. Абсолютно нет никакой гарантии, что Лебедь в этом сезоне посетит какое-нибудь озеро. Костакис становился русским – он понадеялся на авось. Он не мог понять, но какое-то необъяснимое глубинное чувство говорило ему, что мистическое рандеву состоится. Наверно, в России особая атмосфера, которая благодатно ложится на умы и души людей. Вот и Костакис заразился небывалым духом безрассудности. Глубокие русские корни, дремавшие в сухости, напитались иллюзией и начали бурный рост в душе Эрнеста.       
Костакис закрыл своё дело, обрубил все «хвосты», и, собрав свои нехитрые пожитки, вылетел самолётом в Барнаул. Он уже наметил примерный маршрут своего следования. В столице Алтайского края, Эрнест ещё немного порасспросил и двинулся в предполагаемый район. В этом районе располагались два крупных горных озера, и, по мнению Костакиса, Лебедь запросто может заглянуть на одно из них.
Ранним утром, стопы Костакиса коснулись плодородной земли маленькой глухой деревеньки. Бренное, полусонное тело Эрнеста привёз сюда, старенький, на ладан дышавший автобус. Эта деревня, под характерным названием «Таёжная», служила конечным пунктом всего дорожного движения. Далее простиралась бездорожная необъятная тайга. В эту (как и другие) деревню можно было добраться только в хорошую погоду. В распутицу, когда грязь доходила до колена, а то и больше, а зимой, когда снега наваливало по пояс – деревня оказывалась отрезанной от внешнего мира. Наступал временный сельский апокалипсис. Поэтому когда по телевизору объявляли об очередном глобальном апокалипсисе, то местные жители лишь заунывно позёвывали и ждали, когда им завезут хлеб.
Дальше, за деревней почти сразу, буквально в двухстах шагах, раскинулся огромный безразмерный и нетронутый лес. Костакиса охватило волнение, он почувствовал сильнейшее дыхание тайги, которая пахнула на него. Эрнест не решился сразу идти в глухомань, он захотел немного поподробнее разузнать у местных жителей об Озере, и если повезёт, то и о Лебеде. Правда, Костакис сомневался, знают ли «дремучие» сельчане, живущие в глубинке об этих мистических фактах. Эрнест ещё не понимал, что у русских людей своя, особая философия, которую кроме них, никто больше и не понимал.
Костакис немного задержался на импровизированной остановке, посмотрел как в него сели трое местных жителей. Шофёр деловито обошёл кругом весь автобус, стукнул со злом ногой по привычке по заднему колесу, уселся за руль, и автобус грузно фырча, поехал в обратный путь. Костакис проводил печальным взором автобус, и пошёл в сторону домов, которые находились в пятидесяти метрах от остановки. Как только он поравнялся с первым домом, из дыры в заборе выскочила небольшая дворняжка и принялась с удвоенной энергией облаивать чужака. Эрнест немного оторопел, и остановился. Он посмотрел на дом, ожидая, что хозяева уберут собаку. Но никто не отреагировал на звонкий лай собачки. Костакис достал из сумки кусок хлеба, и собака, увидев это, завиляла хвостом и перестала гавкать. «Какой ты брат доверчивый», – сказал Эрнест и бросил собаке кусок хлеба. Та его схватила, отбежала под забор, и, улёгшись, начала с аппетитом грызть.
Костакис снисходительно улыбнулся и пошёл дальше вдоль улицы. Дома были, в основном, послевоенной постройки. Чувствовалось, что здесь живут пожилые люди, которым не под силу произвести хороший ремонт. Почти все дома производили удручающее впечатление. Костакис прошёл семь или восемь домов, как заметил, что во дворе одного дома копошился в огороде пожилой мужчина. Эрнест подошёл вплотную к забору и поздоровался. Мужчина выпрямился в полный рост, и, облокотившись на лопату, слегка кивнул в ответ. Дремавшая в будке собака, выскочила, и начала усиленно лаять. Она рвалась вперёд, но цепь не давала ей разорвать чужака на клочья.
Костакис немного смутился, ему стало стыдно, что он тут припёрся с какими-то заоблачными мечтами, и отвлекает человека от работы. Но, затем преодолев робость, Костакис неуверенно, но напрямую спросил:
– Извините, что отрываю вас от работы. Я приехал издалека. Хочу совершить путешествие на Озеро к Алмазному Лебедю. Вы может быть, что-нибудь о нём слышали?
Эрнест сам не понял, отчего он доверился первому попавшемуся человеку и выложил свои сокровенные мечты наружу. Мужчина молчал, внимательно придирчиво и оценивающе осмотрел незнакомца, будто за забором стоял не человек, а инопланетянин. Костакис от такого фейс-контроля ещё больше стушевался, и начал нервно переминаться с ноги на ногу. Собака продолжала неугомонно заливаться. Мужчина махнул рукой в сторону собаки, и та сбавила бешеный темп, но всё равно продолжала лаять.
Мужчина воткнул лопату в землю и подошёл к калитке. Повернул плохенькую полугнилую вертушку, которая служила формальной преградой, и, отворив скрипучую дверь, сказал:
– Ну, коли издалека, тогда заходи мил человек. Костакис застеснялся, но принял приглашение, и они прошли в дом хозяина. Зайдя в непрезентабельную комнату, мужчина представился:
– Меня зовут Григорий Степанович Харитонов. И он дружелюбно протянул свою мускулистую загоревшую руку для пожатия.
– А меня зовут Эрнест. Очень приятно познакомиться, – ответил Костакис и пожал руку гостеприимному хозяину.
– Хм, Эрнест, ну проходи, садись…, Хемингуэй, – немного с задоринкой произнёс мужчина. – Вещи свои положи, вон туда в угол.
Костакис снял со спины рюкзак, и отнёс туда и его и две сумки. Потом он с опаской уселся на старенький табурет, боясь как бы тот под ним не развалился. Рядом находился точно такой же задрипанный деревянный стол. «Этот стол, наверно, ещё при царе Горохе смастерили», – мелькнуло в голове у Костакиса. Пока хозяин собирал нехитрую закуску, Эрнест осмотрел всю комнату. Такой «антикварный» антураж, он лицезрел впервые. Ветхие окна, затыканные ватой щели в рамах, занавески салатного цвета. Сами стёкла у окон тоже давно не протирались, и за ними постоянно стоял туман. Потолок был почти весь в саже, по-видимому, от печки, которая горделиво возвышалась у стены. Из-за печки выскочила мышь, но увидав постороннего, она быстро юркнула обратно. Полы были стёрты до основания, виднелись голые доски с занозами. Поэтому хозяин не снимал галоши, и гостю не велел снимать ботинки. Под потолком висела обычная лампочка, вся засиженная мухами.
Григорий Степанович подошёл к столу, смахнул с него пыль, тряпкой, которой в обед – сто лет. Костакису показалось, что эту тряпку, похожую на портянку,  дед притащил ещё с Первой мировой войны. На стол перекочевало несколько тарелок с простенькой снедью. А затем, с какой-то бравадой дед водрузил на центральное место стола, самый главный «душевный» атрибут русского застолья – бутылку водки. Костакис про такой странный обычай уже знал, и поэтому не стал перечить хлебосольному хозяину. Усевшись на такой же «ветеранский» табурет, Григорий Степанович, как бы в оправдание произнёс:
– Обычно мы самогонку пьём, но для гостей у нас завсегда припасена настоящая водка.
Хозяин взял бутылку, мастерски откупорил её и налил по пятьдесят граммов. Стопки, по всей видимости, тоже были ровесницами хозяина.
– За наше знакомство, – сказал Григорий Степанович, и, чокнувшись, они выпили. Взяли по солёному огурчику и смачно закусили. Эрнест по опыту уже знал, что бесполезно торопить собеседника на откровенный разговор. Русскому человеку обязательно надо присмотреться к человеку, тогда может он и откроет свою душу. Поэтому Костакис ждал.
– И откуда тебя, Эрнест, занесла нелёгкая в наши дремучие края? – спросил мужчина, прожевав огурец.
– Я живу и работаю в Столице, – кратко ответил Костакис.
– И кем же ты работаешь? – продолжил допрос хозяин.
Костакис немного смутился, правду говорить не хотелось, и врать тоже, и поэтому он ответил витиевато:
– Я специалист по маркетинговым исследованиям.
Григорий Степанович сделал вид, что понял, и одобрительно кивнул головой, но при этом лукаво прищурился, явно не доверяя собеседнику. Он налил ещё по полстопки и они хряпнули молча.
– У нас еда, конечно, не столичная, но зато всё натуральное, не то, что в городе – одна химия. Вот недавно ко мне приезжала внучка. Привезла всяких деликатесов и заморских продуктов. Так я два дня из уборной не вылазил. Изжоги никогда в жизни не было, а тут съел колбаски, и на тебе. Не хочет желудок принимать всякую отраву, – поворчал Григорий Степанович, и пододвинул тарелку с салатом поближе к гостю.
– У меня два правнука, так их по всем клиникам возят, не знают, как избавить от аллергии и прочих болячек. И всё ведь от этой искусственной, напичканной всякой дрянью еды, – сказал дед и прикряхнул.
– Да мы уже как-то привыкли, – сказал Костакис. – Вот вы, Григорий Степанович сказали, что у вас два правнука, а если не секрет, сколько же вам лет?
– А сколько дашь? – с лукавым прищуром спросил дед.
– Ну, примерно, лет шестьдесят пять, – ответил неуверенно Эрнест.
– Почти угадал, на следующее лето стукнет восемьдесят лет, – сказал хозяин, и в улыбке обнажил зубы, практически все целые, но жёлтые.
– Да, ладно, – искренне удивился Костакис.
– Я прошёл всю войну, а потом всю жизнь проработал в родном колхозе, – сказал Григорий Степанович.
Костакис уже сам по-хозяйски налил по полстопки, и бодро сказал:
– Григорий Степанович, за ваше здоровье, – и они, чокнувшись, выпили. Закусив помидорчиком, Эрнест спросил:
– Григорий Степанович, а жена ваша где? Он понимал, что такой видный мужчина не может жить бобылём. Дед помрачнел:
– В прошлом году свою любимую Евдокию Ивановну похоронил. Более пятидесяти семи лет прожили душа в душу.
Костакис налил ещё понемногу, встал и тихо произнёс:
– Вечная память вашей супруге.
После возникшей непродолжительной паузы, Григорий Степанович спросил:
– Так, ты, значит, идёшь к Лебедю, за исполнением сокровенного желания? И дед устремил свой прямолинейный взгляд в глаза Эрнесту. Костакис сконфузился, и заёрзал на табуретке, от такого проницательного вопроса. Затем он налил полстопки только себе и залпом выпил, не закусывая, а лишь слегка прикоснулся рукавом к губам. Дед сидел неподвижно и как следователь не спускал глаз с разволновавшегося гостя. Костакис полуробко поднял глаза и сказал:
– Да, к нему иду, правда, вот не знаю, может это всё байки? Вы сами-то, Григорий Степанович, что-нибудь о нём слышали?
– Хм, слышал ли я? Да я его видел воочию, – ответил немного суровым голосом хозяин дома.
Костакис от услышанного распахнул глаза пошире и разинул рот. Уж не разыгрывает ли его дед? Тут в деревне скучновато, вот и решил пошутковать над незадачливым горожанином.
– Можешь не сомневаться – видел, – серьёзно сказал мужчина и налил себе полстопки. Выпив и немного закусив, Григорий Степанович поведал свою историю про встречу с Алмазным Лебедем.
– Это ещё до войны дело было. Я был молод, силы хоть отбавляй, ну и решил, чтобы энергию попусту не транжирить – жениться. Но тут случилась неприятная оказия. Мой старший брат, женившийся около двух лет назад, постоянно бурчал, что какая ему попалась отвратительная и сварливая жена. Все уши прожужжал, говорил, что даже домой после работы не охота возвращаться. И вот я от этих тягостных разговоров испугался жениться. А с другой стороны, ну никак нельзя без жены и без семьи. Вот я про эту легенду и вспомнил тогда, что, мол, Лебедь исполняет любые желания, если, конечно, увидишь его. Я собрал свои пожитки и отправился на Озеро. Ох, как тяжко мне пришлось. Почти два месяца ждал. В последние дни голодал, питался ягодами, травой и корешками. И всё же я был вознаграждён за своё терпение. Лебедь со своей свитой прилетел на Озеро. Должен сказать тебе, зрелище потрясающее. В кино такого не увидишь. Прошло почти шестьдесят лет, а я вижу, как будто вчера всё произошло, – дед завершил, покачал головой, и погрузился в свои далёкие приятные воспоминания.
Костакис слушал, как завороженный и, не утерпев, спросил:
– И что дальше?
Дед приподнял глаза:
– Что дальше? Притопал я оттуда голодный, но радостный. И поехал в город учиться на курсы трактористов. И там повстречал и познакомился с прекрасной девушкой, моей ненаглядной Дуняшей, которая и стала моей женой и верной спутницей на долгих пятьдесят семь лет. Не поверишь Эрнест, за всю жизнь ни разу серьёзно не поругались. Прожили в полном ладу и согласии длинную и сложную жизнь. Вот и кумекай, то ли Лебедь, действительно, помог, то ли просто мне повезло с хорошей женой, – и дед развёл руками в сторону, как бы давая понять собеседнику, что сам додумывай, что да как.
Костакиса такой ответ шокировал. Он от удивления чуть отпрянул назад, забыв, что сидит не на стуле со спинкой, а на табуретке, и чуть не шмандыкнулся навзничь, еле удержавшись обеим руками за края табурета. На Костакиса произвёл большой эффект, не то, что его визави повстречал Лебедя, а его простенькое наивное желание. Эрнест, абсолютно, непритворно подивился такому примитивному, с его точки зрения, желанию. Идти за тридевять земель, чтобы попросить себе хорошую жену. Что за бред? Странное, незатейливое желание этого русского мужика, обескуражило Костакиса. Он, конечно, многократно слышал о загадочной русской душе. Живя в Столице, Костакису попадались вовсе не загадочные души, а вполне материально алчущие. И вот тут, в глухой деревеньке, он внезапно столкнулся с этим необъяснимым русским феноменом. Всё, что Эрнест читал  в русских сказках, на поверку оказалось правдой. Для полноты картины недоставало только злой Бабы-Яги.
Немного посидели молча. Каждый думал и переваривал разговор у себя в голове. Григорий Степанович погрузился в свои тёплые юношеские воспоминания, а у Костакиса загорелась внутри искра, значит, всё-таки Лебедь существует. И никакая это не аллегория мифического счастья, а вполне реальная птица, которая каким-то замысловатым способом исполняет желания. Первым прервал молчание Костакис:
– Григорий Степанович, а вот кроме вашего случая, ещё были какие-то чудесные эпизоды, связанные с Лебедем?
Дед поднял свои захмелевшие глаза и сказал:
– Да, бывали. За всё моё жительство здесь, сюда приезжало человек пять-шесть. Правда, я не справлялся насчёт того, видели они Лебедя или нет, как говорится, в душу к ним не лез. Вот про один случай, который  произошёл с моей односельчанкой, я тебе расскажу.
Григорий Степанович пожевал помидорчик и поведал историю.
– Жила у нас талантливая девушка. Звали её Клавдия. Она постоянно выступала в нашем Доме колхозника, то, как певица, то, как танцовщица. Лицом и фигурой девка вышла хоть куда. Так вот она всем вечно тарахтела, что хочет стать кинозвездой, как её любимая артистка Любовь Орлова. Сельчане над ней подтрунивали и незлобно посмеивались. Но у девахи, в самом деле, имелся талант, и к тому же упёртый характер. А ей прямо говорили, куда ты, мол, со своим деревенским образованием суёшься в артистки. Для этого надо ехать в Столицу учиться. Клавка оказалась одержимой, ну в смысле этой профессии. Ну, вот, и в один из летних дней, в самый разгар полевых работ, она исчезла из деревни. Больше всех недовольство проявлял председатель колхоза. Рабочих рук не хватает, а молодая здоровая девка куда-то запропастилась. Учинили допрос матери пропавшей девушки. Та объяснила, что ночью дочь тайком ушла на Озеро, за «счастьем». В записке на столе, так прямо и написано: «Ушла на Озеро в поисках счастья». Приблизительно через полтора месяца, девушка объявилась в деревне. Вся исхудавшая, изодранная, но глаза светились от небывалой радости. Сразу стало ясно – встреча с Лебедем состоялась. Буквально через три дня наша Клавка, собрав нехитрые пожитки, уехала в Столицу.
Дед не выдержал и налил себе меньше полстопки, закусил огурчиком, и смачно кряхнув, продолжил:
– Несколько лет от неё не было слышно ни слуху ни духу. И вот к нам приехал киномеханик, привёз для просмотра в нашем Доме колхозника, новый кинофильм. Собралось полдеревни посмотреть фильм, и где-то через несколько минут начала, кто-то из зала закричал: «Смотрите, да ведь это же наша Клавка». И впрямь, с широкого экрана на зрителей смотрела шикарная актриса советского кино Клавдия Петухова. Правда, потом прочитали в главной роли другую фамилию. По-видимому, Клавка там, в Столице вышла замуж и сменила фамилию. Полтора часа весь зал, затаив дыхание, с завистью и гордостью смотрел фильм. Всё-таки наша колхозница Клавка утёрла всем нос и стала знаменитой артисткой. И я полагаю, что не без помощи Лебедя. Вот так-то Эрнест, и думай, чья здесь заслуга.      
Костакис всё это время жадно слушал Григория Степановича. Он ни на грамм не сомневался, что мифический Лебедь, на самом деле, существует. У Эрнеста разгорелись глаза и он начал дотошно расспрашивать об Озере, и прочих мелких деталях. Григорий Степанович, не таясь всё подробно рассказал, куда идти, и как себя вести на Озере. И, напоследок, Костакис задал деду неожиданный вопрос:
– А скажите, Григорий Степанович, вот многие люди в других городах, понятия не имеют о существовании Озера и Лебедя, а другим далеко ехать сюда. А ведь местные жители всё знают, и почему-то не проявляют особого рвения, чтобы попасть на «приём» к Лебедю. Неужели ни у кого не возникало каких-либо желаний?
Дед осоловелыми глазами зыркнул на Эрнеста, и по-философски выпалил:
– Как говаривал Цицерон «Каждому своё». – Дед пожал плечами, – кто же в душу к человеку залезет? Кому надо, тот и шёл. Учти, ведь Лебедь не по графику прилетает, как наш рейсовый автобус приходит, а когда ему вздумается. А я тебе Эрнест так скажу, что ждать тоже надо уметь. Не знаю, как там у вас в городах, а мы сельчане привыкли надеяться на синицу в руках, чем ждать пока Лебедь прилетит, да исполнит все желания. У нас если не позаботишься о будущем урожае, то зимой трындец придёт. Нам тут в глухой глубинке не на кого надеяться. Ведь как бывает, ищешь счастье на краю земли, а оно рядом находиться, только руку протяни. Я считаю, что к Лебедю идут люди, которые исчерпали свои ресурсы и жаждут помощи. Хотя, что я расписываюсь за других? Вот я у тебя Эрнест и спрашивать не буду, зачем путь держишь к Лебедю, ведь всё равно правду не скажешь.
Костакис сравнил эту деревеньку с селением, которое располагалось возле подножия Эвереста. Люди веками жили и живут рядом с великой вершиной мира, но никому в голову не приходило её штурмовать. А ведь до славы, как говорится, один шаг. Но никто из местных жителей не гнался за славой. А большинство альпинистов приезжало с разных концов света, чтобы попробовать покорить и взобраться на «крышу» Земли. Мечта всегда притягательней, чем дальше она находится.
За окном вовсю разгорался жаркий летний денёк. Первым длительное молчание нарушил Григорий Степанович:
– Ты, Эрнест, приляг на диван, а я пойду в огороде покопошусь.
Костакис встал из-за стола и сказал:
– Григорий Степанович, давайте я вам чем-нибудь помогу.
Они вышли во двор. Солнце уже подходило к зениту. Жизнь и работа в деревне давно кипела. Собака для приличия несколько раз тявкнула на гостя, а потом улеглась в тенёчке и равнодушно смотрела на Эрнеста.
– Ну, коли так, Эрнест, помоги мне попилить дрова большой пилой. А то я один с ней плоховато справляюсь.
Костакис снял с себя рубашку. Приятные тёплые солнечные лучи начали ласкать его белесое городское тело. Эрнест от удовольствия закрыл глаза и глубоко втянул свежий воздух. В мегаполисе о таком чистом воздухе, он только мог мечтать. Благостное томление прервал дед:
– Эрнест, положи вон ту дровину на козлы.
Костакис встрепенулся, и направился к дровам, которые лежали почти рядом с будкой собаки. Сторож не стал лаять или кидаться на пришельца, но проводил строгим собачим взглядом Эрнеста пока тот брал солидный старый тополь. Пилили лихо. Дед, несмотря, на свой возраст, ничуть не отставал от молодого напарника. Примерно через час, Григорий Степанович сказал:
– А теперь чуток передохнём. И они отошли и сели в тенёк на завалинку. Костакис посмотрел на свои ладони, там проявились и краснели первые трудовые мозоли. Дед достал папиросу «Беломорканал» и спросил:
– Ты, Эрнест, наверно, не куришь?
Костакис отрицательно покачал головой.
– А я вот пристрастился с училища, так и курю до сих пор, – сказал дед и затянулся папиросой. Костакис сидел и медленно осматривал весь двор своего гостеприимного деда. «А он, пожалуй, мне ещё фору даст», – критически размышлял Эрнест. На «дворе» приближался двадцать первый век, а Костакису показалось, что он попал в девятнадцатый век. Возле будки лежала собака и старательно грызла уже весь обмусоленный мосол. Справа, за небольшой латаной-перелатанной сетчатой оградой, деловито копошились в навозе куры, выискивая «жемчужины». Забор с соседом держался на честном слове. Невдалеке под навесом валялись всякие полуржавые железки, коих возраст невозможно определить на глазок.
По улице проехал колёсный трактор, который Костакис только и видел в старых фильмах. Тракторист звучно бибикнул, приветствуя односельчанина. Григорий Степанович поднял в ответ правую руку.
– Мой кореш, Сильва, – сказал дед, выдохнув табачный дым.
– Как, как? – переспросил Эрнест, понимая  под этим именем, совсем другой персонаж.
– Мать у него чудила была. Назвала сына Сильвестром. Ну, а ребятне неохота называть таким сложным и длинным именем, вот и сократили. Мужику уже за шестьдесят, а его всё пацанской кличкой зовут, – сказал дед и опять запыхтел папиросой.
– В прошлом годе, – Григорий Степанович, именно, так и сказал «годе», с ударением на первом слоге, – наш Сильвестр своим трактором вытащил из ямы, увязших в грязи прихватизаторов из города.
– А что тут у вас приватизировать? – спросил недоуменно Костакис.
– Как что? – недовольно вспылил дед, – нашу родимую землю. Каким-то нуворишам приглянулась наша тихая сторона. Воздух чистый, рядом лес, можно поохотиться, в речке порыбачить, да и вообще отдохнуть от городской суеты. По слухам, кто-то из областного начальства хотел за копейки приобрести наши колхозные поля, да понастроить тут свои хоромы. И вот они решили поближе познакомиться со своими будущими помещичьими угодьями. А тут дождь, слава Господу, ливанул. И все их «мерседесы» по уши ушли в нашу непролазную грязь. Вот Сильва их и спас, дотащил до самого асфальта. С тех пор никто больше не отваживался вступать на нашу землю. Никто из новых хозяев не пожелал прокладывать  асфальтовую дорогу к своим виллам. За гроши можно приобрести землю, а вот дорогу никто не хочет строить бесплатно. Сама природа нас защищает от всякой сволочи. Дед вздохнул и опять принялся смолить папиросу, как обычно собака мусолит свой мосол.
– Понятно, как собака на сене, – сказал в сторону Костакис. Дед резко вынул папиросу изо рта, хотел, что-то выпалить, но потом передумал, махнул рукой, и опять продолжил дымить. Немного отдохнув и покалякав, они опять принялись за дрова. К вечеру получилась солидная куча тюлек.
– Ну, теперь, Григорий Степанович, вам дров хватит на всю зиму, – сказал радостно Эрнест, вытирая пот с загоревшего лица. Дед ухмыльнулся:
– Это, смотря, какая зима будет. Если установятся морозы под тридцать градусов, то и на месяц этих дров не хватит.
Утомлённые, они зашли в дом. «Сейчас поужинаем и спать ляжем. Тебе надо утром идти с первыми лучами», – сказал дед. Выпили только по сто грамм. Григорий Степанович постелил Эрнесту на диване, а себе приготовил скрипучую, видавшую виды, железную кровать. Дед вышел перед сном на крыльцо покурить. Костакиса от работы и водки, дремота стала одолевать всё сильней и сильней, и он незаметно погрузился в сладостные объятия Морфея.
На улице ещё было темно, но стали слышны переклички петухов, когда Костакис услышал настойчивые теребления за плечи и голос деда:
– Эй, Эрнест, вставай. Пора.
– А сколько времени? – спросил Костакис, потягиваясь.
– Половина четвёртого, – ответил дед.
Костакис оделся, умылся.
– Садись, позавтракай, – сказал хозяин.
– Да я не хочу так рано, – ответил Эрнест.
– Тебе предстоит топать очень много. Садись, говорю, – более настойчиво произнёс дед. Пока Костакис завтракал, дед вышел во двор, и зашёл в дом уже с ведром картошки и удочкой. Эрнест допил чай, встал, поблагодарил за завтрак.
– Ты с собой какую еду взял? – спросил дед.
– В основном, тушёнку, сухари, немного конфет, рис, макароны и картошку, – ответил Костакис.
– Давай, раскрывай свои сумки и рюкзак, рассуём ещё мою картошку. Неизвестно сколько тебе там куковать придётся, – сказал Григорий Степанович и, не дожидаясь ответа, стал развязывать рюкзак. Кое-как всё утрамбовали и упаковали.
– Вот ещё хочу дать тебе удочку. Рыбачить-то умеешь? Будешь рыбу ловить и уху варить для разнообразия. Хотя, Эрнест, ты мне не поверишь, но в этом чудном (он опять сделал ударение на втором слоге) Озере водится хитрющая рыба. Больше одной штуки в день не поймаешь, – сказал дед и хитро почесал свой затылок.
– Это как? – удивился Костакис, думая, что дед решил немного поёрничать.
– Я когда тогда сидел на Озере, думал, что рыбой прокормлюсь. Рыбак-то я отменный. Так вот, не тут то было. Поймаю одну рыбёшку в день, и всё, дальше как отрезало. Я сперва кумекал, что это чистая случайность. Ан нет, все дни, что там торчал, строго по одной рыбке мне Озеро выдавало. Мистика какая-то. Такое ощущение, что какой-то товаровед там, на дне Озера сидит и дозированно выделяет паёк. Прямо как наш председатель колхоза, в жизни лишнего ведра картошки не допросишься, – дед тяжело вздохнул и продолжил:
– Кроме того, от Озера нельзя отлучиться. Сидишь как собака на цепи. Не пойдёшь в лес по грибы по ягоды. Неотрывно нужно следить за горизонтом, вдруг Лебедь в любой момент нагрянет. Костакиса растрогала такая отеческая забота и внимание со стороны абсолютно незнакомого человека. Этот образ простого деревенского человека неоднократно вспоминал Эрнест в последующем.
– По русскому обычаю, присядем на дорожку, – сказал дед. Когда вышли из дома, уже начало светать.
– Пошли я тебя провожу до леса и покажу куда идти, – сказал дед.
Минут через пятнадцать, они стояли на берегу небольшой речки, которая слегка извиваясь, уходила вглубь леса. Источник реки находился где-то в горах, и здесь она уже бурным потоком устремлялась в глухой лес. Первые лучи солнца начали пробиваться из-за кромки леса. Зарождался новый летний день.
– Вот иди всё время вдоль речки, – и дед махнул правой рукой вдаль, –  а когда она круто повернёт вправо, ты всё равно иди прямо. Река впадает в Озеро, но если вдоль неё идти, ты сделаешь лишний огромный крюк, а так всё равно, приблизительно через двадцать километров, ты опять её повстречаешь. И уже дальше по ней и держи ориентир, – сказал дед.
Костакис поставил сумку на землю и, пожимая руку деду, сказал:
– Большое спасибо, Григорий Степанович за помощь.
Эрнест взял сумку и бодро зашагал вдоль речки. Метров через сто, он не удержался и обернулся; дед всё не уходил и помахал ему рукой. Свежие силы и прохладное утро придавало Костакису силы, и он уверенно и быстро шёл к своей цели. Часа через три, Эрнест понял, что уже притомился и пора сделать привал. Он поставил сумки, снял рюкзак, достал из сумки одну конфету, и слегка ее, посасывая, уселся на пригорок и завороженно смотрел на реку, которая неспешно несла свои чистые воды в Озеро.
Почувствовав, что силы опять вернулись, он взгромоздил рюкзак на спину, взял обе сумки, и жизнерадостно направил свои стопы к своей заветной мечте. Примерно через час ходьбы, река, как и говорил Григорий Степанович, резко вильнула вправо, временно попрощавшись со своим спутником. Костакис не повёлся на «уговоры» речки, и продолжил свой путь прямо. Пройдя километров десять, Эрнест ощутил, что силы стали его покидать, и он решил сделать уже основательный перерыв. Достав из сумки домашней колбаски, которую ему дал хлебосольный Григорий Степанович и кусок хлеба, Костакис прислонился спиной к дереву и сидя стал не торопясь жевать бутерброд.
До этого момента, Эрнест под гнётом груза шёл упулясь себе под ноги. И только сейчас он медленно и с интересом стал осматривать лес. А смотреть было на что. С дерева на дерево порхали всякие птицы, некоторые виды Костакис знал, но попадались, о которых он никогда и не слыхивал и не видел. С ветки на ветку шустро прыгали белки. Медведи вроде бы не водились, во всяком случае, дед говорил, что ни разу не встречал косолапого. А вот лисы и волки точно обитали в лесу. Григорий Степанович говорил, что это зверьё боится огня, поэтому он вручил Эрнесту стальной прут с намотанной на конце горючей паклей и зажигалку.
Затем Костакис закусил конфетой, выпил немного воды, и несколько минут просидел просто так, наслаждаясь чистейшим воздухом и приятной ненавязчивой лесной тишиной. Эту тишину внезапно нарушило грозное шипение большой белой змеи. Костакис вскочил, как ошпаренный. В нескольких шагах быстро, извиваясь, проползла змея. Он подивился такому необычному окрасу. Один раз ему снилась подобного цвета змея. В соннике, в который заглянул Эрнест, говорилось, что это к необыкновенному везению. От такого совпадения у Эрнеста приподнялось настроение. Он не мог определить, что за вид змеи, но Григорий Степанович говорил, что в лесу полно ядовитых змей, но их особо не стоит опасаться, самое главное, не трогать гнездовья и обходить их стороной. Когда змея уползла, Эрнест спешно взвалил на спину рюкзак, схватил сумки и продолжил свой нелёгкий путь.
Костакису надо было обязательно успеть до наступления темноты, повстречать речку, которую он оставил на развилке. В противном случае, в потёмках не составляло никакого труда сбиться с правильного пути. За это время, Эрнест делал только два коротких привала, и особо не разваливаясь, продолжал идти. Когда Солнце уже начало садиться за макушками деревьев, наконец-то, впереди замаячила долгожданная река. «Успел», – выдохнул радостно Костакис, подойдя к берегу реки. Солнечный закат бликами отражался на глади воды, приветствуя усталого путника. Здесь же на берегу он и устроился на ночлег. Установил мини-палатку, которую с трудом раздобыл в столичных магазинах. Набрал хвороста, разжёг костёр, приготовил простенькую еду, не спеша поужинал. Потом сидел у костра, о чём-то мечтал, рассматривая ночное звёздное небо. Он не стал тушить костёр, а наоборот, подложил солидный обрубок дерева, чтобы тот как можно дольше горел, отпугивая зверей. Затащил в палатку рюкзак, сумки и сам залез.
Устроившись, он прислушивался к потрескивающему костру и медленно погружался в глубокий сон. Часть животного мира, напротив, ночью активизировали свою охотничью деятельность, выползая из своих замаскированных убежищ. Природа не на миг не останавливалась в своём круговороте движения. Одни умирали, другие рождались. У каждого свои проблемы и желания. Одни хотят элементарно набить брюхо, другие мечтают о полётах к звёздам. Реки текут, земля вращается, Солнце всходит и заходит, итак на протяжении тысячелетий. Всё незыблемо и твердокаменно. Каждый проживает свою жизнь по лекалам, которые уже повторялись миллионы раз. 
Костакис проснулся, когда ещё было темно. Он посмотрел на часы: стрелки показывали почти четыре часа утра. Пора вставать. Он выполз из палатки, встал в полный рост и как следует, с аппетитом потянулся. Сон на фоне чистого лесного воздуха – удался в полной мере. Силы, покинувшие вечером, сейчас полностью восстановились. Эрнест спустился к речке и умылся прохладной водой, которая ещё больше напитала организм свежей энергией. Он решил не терять времени на розжиг костра, и поел всухомятку. Сложил палатку и тронулся в дальнейший путь.
Первые лучи солнца стали уже пробиваться сквозь верхушки деревьев. Поднабравшись от хорошего сна и еды свежих сил, Костакис шёл молодцеватым шагом. Река вела его к заветному Озеру. Эрнест понятия не имел, какое расстояние он преодолел, но ему казалось, что свою родную Францию, он прошёл бы уж наполовину точно, а тут одна речка всё никак не заканчивается. Российские обширные просторы ошеломили русского эмигранта в третьем поколении. Разумеется, он предполагал, что Россия такая масштабная страна, но одно дело шарить линейкой по карте, и другое – вот так топать своими ножками. Он не понимал, как это многие правители осмеливались воевать с Россией на таких огромных просторах, где любая армия сгинет, как вошь в болоте. В таком раздолье неминуема бесславная гибель.   
Часа через четыре, идя бодрым шагом, Эрнест решил сделать небольшой привал. Он знал, по рассказам Григория Степановича, что остался ещё один марш-бросок и долгожданное Озеро предстанет перед его взором. Немного перекусив и отдохнув, Костакис двинулся дальше. Последние километры уже давались с трудом, усталость наваливалась на всё тело. И только предвкушение от встречи с Озером, придавало одинокому путнику силы. А вот и финишная прямая – тяжёлый марафон, наконец-то, преодолён. Сердце от волнения заколотилось в бешеном ритме. Осталось сделать несколько сот шагов.
И вот он у цели. С высокого берега перед взором Костакиса раскинулось во всём своём первозданном природном великолепии, прекрасное горное Озеро. Эрнест от восхищения раскрыл рот, забыв даже поставить тяжёлые сумки на землю и снять рюкзак. Невиданный пейзаж, словно сошедший с картины Левитана простирался перед очами путешественника, дошедшего до своей желанной цели. «Лепота», – только и смог вымолвить с придыханием лаконичную известную фразу, услышанную им в любимом советском фильме Костакис, обалденно оглядывая Озеро.
Минут через пять, он спохватился и поставил сумки на землю и снял рюкзак. Эрнест пока не решался спуститься к Озеру и омыться его изумительной кристально чистой горной водой. Озеро обдало Костакиса своей неисчерпаемой энергией, и он сразу почувствовал сильнейший прилив сил, как будто и не было позади изматывающего перехода. Чудотворная энергия вмиг наполнила каждую клеточку утомлённого странника. Организм взбодрился, приунывший было дух, затрепетал при виде величественного Озера. Теперь Костакис не сомневался, почему Лебедь выбрал именно это Озеро для кратковременного и уединённого отдыха. Тут можно превосходно подзарядиться неиссякаемой энергией на целый год. И самое главное, никто не потревожит и не помешает наслаждаться и заряжаться энергией.
Костакис несколько раз оглядел видимую часть Озера и лес вокруг него. У него создалось странное непередаваемое впечатление, что он попал на несколько тысячелетий назад. Вот ещё немного, и из-за небольших гор появится летящий птеродактиль. А из чащобы выйдет динозавр. Конечно, по размерам Озеро нельзя было сравнивать с Байкалом, которого правомерно считают «Отцом российских озёр». Но всё-таки Байкал находится у всех на виду, и это часто посещаемое место.
Чего не скажешь об Озере, где сейчас стоял и любовался Костакис. Просто так, за здорово живёшь, ради пустого развлечения – это Озеро не посетишь. Вселенский покой, и безмятежная тишина исходила от Озера, привлекая своим безмолвием и отсутствием суеты и любопытных человеческих глаз. Эрнест ни на грамм не усомнился, что Лебедь обязательно заглянет в этот райский уголок планеты. Он спустился к воде и опустил руки в священное Озеро. Несмотря на летний зной, вода оказалась очень прохладной. Эрнест ополоснул своё осунувшееся лицо чистейшей живительной водой, затем снял рубашку и похлестал тело мокрыми ладошками. Организм от похлопывания ободрился, и Эрнест, глядя на лес, расположенный на противоположном берегу радостно прокричал: «Эге-ге-ге».
Костакис немного покуражился и потом принялся подыскивать подходящее место для установки палатки. Через пару часов все необходимые атрибуты для длительной жизнедеятельности были подготовлены. Костакис уселся прямо возле кромки берега и стал осматривать Озеро. Звенящая в ушах после городской суеты завораживающая тишина и относительный покой, вначале Костакиса обрадовали и воодушевили. Он часа два просидел в медитативной тишине, вслушиваясь в тайны Озера. Но Озеро молчало, тщательно скрывая свои мысли. Эрнест решил проверить действие удочки на следующий день, а сейчас подкрепившись, с наступлением сумерек, он улёгся спать, и через несколько минут, сперва вслушиваясь в звуки, издававшиеся в ночи, он крепко заснул.
Затерянность в необъятных и вневременных просторах этого загадочного кусочка природы, радовало Эрнеста только первое время. Уже через неделю он почувствовал себя, словно Робинзон на необитаемом острове. Лёгкая депрессия сменила его первоначальную эйфорию. С людьми плохо, а без людей ещё хуже. Отсутствие социума и элементарного человеческого общения угнетало психику. С природой приятно общаться кратковременно. Побыл в одиночестве, стряхнул с себя грязную энергетику, нахватавшись её в городском мегаполисе, напитался новой и свежей энергией, и вновь к людям – трать свою бесценную энергию на них. Человек – не только биологическое существо, но и социальное, и психологическое, зависимое от многих посторонних и непредсказуемых факторов. Без энергообмена невозможно жить. Костакис как экстрасенс это знал, и сильно от этого страдал, но терпел, раз сам выбрал такой путь.
Лес был настоящим Клондайком для натуралиста и любопытного туриста. Рай для полезного и активного отдыха, но лишь в компании друзей. Иначе это превращалось в серьёзное испытание для психики. Кто знает, может быть по этой причине, многие и боялись соваться в эти труднопроходимые чащи. Ведь правильно дед сказал, что ждать тоже надо уметь. Причём ждать в одиночестве. Как аскет, уединившийся в пустынном месте, ждёт встречи с Богом, так и к встрече с Лебедем должна пройти подготовка духа.
В лесу было полно и грибов и ягод. Но приходилось, словно сторожевой собаке неотлучно пребывать на берегу и зорко следить за дальними сопками, откуда и должен появиться Лебедь. Такая, воистину, напряжённая работа, действовала изматывающим образом на нервную систему. Как радиолокатор постоянно находится в движении, выискивая цель, так и Эрнест всё время вертел головой, как робот. Вечера он ждал, как благостное время, чтобы наконец-то, можно спокойно отдохнуть и выспаться. Красоты, окружавшие Костакиса, совсем его не радовали. Не было лишней минутки, чтобы полюбоваться, как зайцы на пригорке игриво миловались, и издевательски помахивали ему лапками. Хотя может и не издевательски, а это уже самому Эрнесту так мерещилось от занудного перенапряжения. Представьте, рядом с вами находится красивая женщина, но нужно постоянно не отводить глаз от столба. Ведь исполнение желания возможно только, когда Лебедь приводняется, когда он уже плывёт по воде – то уже поздно загадывать желание.
Насчёт рыбной ловли, Григорий Степанович не соврал, график выдачи рыбы по одной штуке в день – соблюдался неукоснительно. Эрнест сперва категорически не хотел в это верить, но поймав рыбину, и закинув вновь удочку, поплавок так до конца дня и не шелохнулся. Костакис разжигал костёр и варил в котелке уху. Рыба попадалась приличного размера: около сорока сантиметра. Так что пока Эрнест не испытывал голода.
Но вот информационный голод его донимал. В Столице он не очень любил читать газеты, но вот сейчас бы не отказался просмотреть хоть какую-нибудь статью, пусть даже и попахивающей «желтизной». Однообразные дни тянулись томительно, навевая безмерную тоску и унылость. Теперь Костакис понимал, почему люди занятые однобокими делами, стараются переключиться на что-то другое. Чем бы Эрнест ни занимался, он практически каждые десять секунд вынужден был всматриваться в дальний горизонт. Постоянно приходилось быть начеку и проявлять излишнюю бдительность. Ещё не хватало, чтобы проторчав здесь долгое время, прошляпить из-за усталости прилёт Лебедя. Только эта надежда и грела душу Эрнеста, и отодвигала щемящую грусть и меланхолию, которая грозно надвигалась с каждым прожитым днём.
Иногда на Костакиса накатывала депрессивная волна, и он уже начинал сомневаться насчёт легенды. Но всё же решил держаться до последней картошки и конфетки. На вахту Эрнест заступал с первыми солнечными лучами. Солнце неспешно, как бы даже вальяжно, вставало из-за гор, освещая Озеро. Это было незабываемое и впечатлительное зрелище. Не зря художники назвали это импрессионизмом, по картине Мане? И если ко многим вещам Костакис уже привык, то рассвет оставлял в его душе неизгладимый отпечаток. Отменное место для художников, поэтов – есть, отчего прийти вдохновению.
С утра, когда ещё после хорошего сна, глаза не замыливались от напряжения, да и солнце не палило, Костакис без труда следил за горизонтом. Но после обеда наступал спад, и наваливалась безотрадная усталость. Голова Эрнеста, похожая на радар, ежеминутно сканировала окрестности Озера, наивно выискивая цель. Костакис не считал себя слабым человеком, но и у него заканчивался запас терпения. Как кошка терпеливо высиживает возле норы, так и Эрнест неотрывно смотрел на горы. Он сидел на живописном берегу и опечаленно вглядывался вдаль. Никаких новых событий на восточном «фронте» не происходило. Горизонт был девственно чист и лучезарен.
Единственный благоприятный момент в том, что солнце пересекало зенит, то оно уже не ослепляло глаза, позволяя, не прищуриваясь следить за горизонтом. Несмотря на жаркие деньки, прохлада, приходившая с Озера, благотворно остужала нервы Эрнеста, которые уже были на исходе. Всякие пролетавшие птички над Озером, каждый раз встряхивали нервную систему Эрнеста, и он печальным взором провожал стайки птиц, понимая, что это совсем не те птицы, которых он ждёт.
В Эрнесте текла русская кровь, но взращён он был в прагматичных капиталистических условиях, которые никак не предполагали к фантазиям. Эрнест понимал, что рассчитывать надо на свои силы, знания, опыт, а не поддаваться на какие-то иллюзорные уловки дремавшего русского подсознания, который горазд до всяких вер в чудеса. Мозг, сформированный в условиях капитализма, требовал одно, а вот потаённая русская душа жаждала необъяснимых мыслеформ. Поэтому Эрнест иногда клял себя, что обладая здравым умом, припёрся в такую глухомань. А с другой стороны, великая необъяснимая сила завлекла его сюда. 
Продукты и нервы заканчивались. В четверг, днём, когда солнце прошло небесный экватор, Костакис занимался самым банальным делом – чистил картошку, готовил себе одновременно, и обед, и ужин. После каждой очищенной картофелины, которую он с нескрываемым раздражением бросал в котелок, он по инерции, как на автопилоте устремлял свой усталый взор вдаль. И вот после очередного взгляда, он автоматически опустил глаза, взяв новую картофелину, но потом вдруг встрепенулся, и опять глянул на горизонт. Из-за гор появились небольшие летящие белые точки. Эрнесту показалось, что это мираж от долгого вглядывания. Он лихорадочно вскочил, бросил нож на землю, протёр заиндевевшие усталые глаза и свежим взглядом всмотрелся вдаль. Это был не мираж и не галлюцинации – к Озеру стремительно приближалась стая птиц.
У Костакиса задрожало всё тело, его накрыл неописуемый экстаз, всё внутри заклокотало и забурлило. Он был в брюках, но с голым торсом. И вот так, не раздеваясь, он кинулся в воду, зайдя в неё почти по грудь. Он стал неотрывно наблюдать за полётом птиц, которые начали медленное и плавное глиссирование на Озеро. Чем ближе они подлетали, тем яснее и отчётливее становилось, что это летит Лебедь. Конфигурация стаи птиц была необычной – простые птицы так никогда не летают. Либо клинообразно, либо просто бесформенной кучей. Здесь же явно прослеживался вполне осознанный, чётко очерченный силуэт всей стаи. Через минуту все сомнения отпали – это был тот самый Алмазный Лебедь, в окружении своей свиты. У Костакиса от волнения во рту пересохло, и немного выступили слёзы. Неужели дождался? Его душа растерялась.
Эрнест неотрывно следил за восхитительным полётом грациозных птиц, которые совершали синхронное снижение. Чем они ближе подлетали, тем сильнее выпрыгивало сердце в груди Костакиса. Несмотря на летний месяц, вода в Озере стояла прохладная, даже на поверхности, а внизу, на уровне ног – холодная. Но Эрнест пока не ощущал прикосновения холода. Всё его внимание было поглощено на неумолимое приближение дивной стаи белоснежных лебедей. Они спускались всё ниже и ниже, и Костакис уже смог чётко и ясно разглядеть главного Лебедя.
Эрнест с затаённым дыханием, но с аритмичным биением сердца, жадно вглядывался в Алмазного Лебедя. Крупный, красивый, грациозный – он летел чуть впереди стаи. Он даже крыльями взмахивал как-то вальяжно и, можно сказать, по-царски, без суеты. От его ослепительно белоснежных крыльев в разные стороны разлетались сверкающие блёстки, похожие на алмазные искры. Действительно, всё в точности, как и рассказывали. У Эрнеста от перенапряжения выступил пот на лбу, несмотря на очень холодную воду. Лебеди летели настолько величественно и синхронно, что создавалась полная гармония, словно они плыли по небесному своду. Каждый их взмах крыльями был подобен взмаху небесного дирижёра.
Костакис чуть отвлёкся и перевёл взгляд на других птиц. По левому и по правому краю, летело по четыре лебедя. И замыкали необычную геометрическую фигурную стаю, тоже четыре лебедя. Двенадцать статных лебедей служили в охранении главного Алмазного Лебедя. И здесь легенда не обманула – всё совпадало до мельчайших подробностей.
Затем Костакис опять сконцентрировал свой взор на главном Лебеде. Когда дистанция ещё больше сократилась, Эрнест внимательно стал рассматривать голову Лебедя. На ней, как и говорили разные очевидцы, торжественно блистала, переливаясь на солнечном свету – алмазная корона. У Костакиса от обильного волнения перехватило дух. Всё тело била мелкая дрожь, и не только от холодной воды. Эрнест не мог оторвать глаз от эффектной, сюрреалистической картины – Лебедь, сверкая алмазной короной, со своей свитой, на фоне гор и леса, заходил на посадку на Озеро.
Костакис от такой умопомрачительной фантастической картины, чуть не забыл, зачем он тут околачивается целый месяц. Эрнест напрягся, сосредоточился, взял волю в кулак, пронзительно вперился в Лебедя, затем перевёл взгляд на сверкающую алмазную корону, и три раза проговорил своё сокровенное желание. Охотнику до исполнения желания отводится около трёх минут, пока Лебедь заходит на посадку. Стоит ему коснуться водной глади, как вся магия пропадает. Отсюда такое и перенапряжение, которое испытывает человек, ожидающий счастья. После этого Костакис тяжело выдохнул, словно сбросил с себя огромный неподъёмный груз. Психологическое напряжение немного спало. Лебеди плавно и синхронно стали заходить на посадку, на зеркальную поверхность горного Озера. Они почти одновременно, с широко раскрытыми крыльями, слаженно приводнились на полированную гладь Озера, создав лёгкий шум воды.
Костакис чуть пригнулся, коснувшись подбородком воды. Лебеди неторопливо, с какой-то импозантной важностью плыли по Озеру. Что удивительно, даже на воде, лебеди по-прежнему сохраняли ту конфигурацию, которая была и в полёте. Шесть лебедей, словно по команде нырнули головой в воду за рыбёшкой, а остальные шесть были начеку, слегка вертя головой в разные стороны. Через некоторое время, уже другие шесть лебедей ныряли в воду, а остальные бдительно несли вахту. Вот такое чудаковатое, явно запрограммированное явление, продолжалось несколько минут. Костакис не мог поверить в такое чёткое математическое синхронное действие. А вот Алмазный Лебедь ни разу не удосужился нырнуть своей венценосной головой в воду. Он гордо и с достоинством нёс алмазную корону над сверкающей гладью Озера, которая словно в зеркале отражалась в изумрудно чистой воде. Казалось, что Лебедь любуется такой красивой картинкой, смотрясь в воду, не желая «обмарать» свою коронованную голову.
А вместе с ним любовался, пожирал глазами волшебного Лебедя и Эрнест. Он уже смог более детально разглядеть плывущего Лебедя. Его сложенные крылья уже не испускали и не сверкали блёстками. Но всё равно ощущалось, будто на Лебеде надета, начищенная до блеска серебристая мантия, готовая в любую секунду начать производство алмазных искр. Алмазная корона, важно красовавшаяся на голове, не прекращала испускать вокруг себя ярко-красочные всполохи света. Это свечение было похоже на ореол, который обычно изображается над головами святых.
Костакис впервые пожалел, что не умеет рисовать, было бы неплохо запечатлеть на холсте такой великолепный пейзаж с Лебедем на горном озере. Правда, у него был фотоаппарат, который он благополучно оставил от растерянности на берегу. «Вот растяпа», – ругал себя Эрнест. Он сделал попытку, чтобы тихо выйти на берег. Но ноги предательски заволокло илом. И когда он сделал несколько резких рывков, чтобы освободить ноги, то создался небольшой шум и всплеск воды. Птицы мгновенно в этой идиллической тишине отреагировали, и, замахав крыльями, начали быстрый разбег по воде.
Через несколько секунд, они всей стаей дружно пролетели над головой опечаленного Эрнеста. Он с глубоким сожалением провожал чарующий полёт лебедей, и корил себя за неряшливое растябайство. Костакис стоял на месте и не отводил огорчённых глаз от стаи, которая неуклонно набирала высоту. И когда птицы взмыли вверх метров на тридцать, эту природное гармоничное благозвучие нарушил оглушительный выстрел. Костакис от неожиданности нервно вздрогнул, и лихорадочно завертел головой, ища источник выстрела. Стреляли по птицам, и скорее всего, по главному Лебедю. Удар на себя принял лебедь из левого ряда, который прикрывал эту сторону. Лебедь-охранник судорожно сделал ещё два взмаха и затем рухнул в Озеро. Образовавшуюся брешь, немедленно занял другой лебедь из этого же ряда, защищая и прикрывая Алмазного Лебедя. Раздался ещё один выстрел, но цели он не достиг, стая, набирая высоту, стремительно удалялась от Озера.
Костакис с ненавистью стал пристально рассматривать противоположный берег, до которого было около пятисот метров. В голове Костакиса роились всякие нехорошие мысли. Он не мог понять, кто же это стрелял? Неужели он дожидался Лебедя не один? Как он не пытался разглядеть, того мерзавца, который поднял руку на чудесных лебедей, но так никого и не заметил. Эрнест хотел было переплыть Озеро, но посмотрев на убитого лебедя на середине Озера, обагрившего воду кровью, он остановил свой внезапно возникший гневный порыв. Поникший Эрнест вышел из воды и со скорбящим видом уселся на берегу.         
Получилась странная встреча. Костакиса гложили и раздирали противоречивые пугающие мысли. Возникло двусмысленная паллиативная ситуация. С одной стороны, Костакис дождался и увидел воочию Алмазного Лебедя, но с другой стороны – эта встреча окрасилась кровопролитием. Чувствовался какой-то неординарный двусмысленный подтекст, который Эрнест пока не мог расшифровать. И у него от такой затуманенной тягучести защемило сердце. Он никак не мог адекватно оценить своё заторможенное состояние. То ли следовало прыгать и радоваться, то ли с напряжением готовиться к нехорошим грядущим событиям. Прямо, как по Бернарду Шоу: не исполнилось – хорошо, исполнилось – ещё хуже. Желание может и впрямь исполнится, это неоднократно уже подтверждалось, но, по всей видимости, за него придётся хорошо расплатиться.
Шквал противоречивых эмоций нахлынул на Костакиса. «Одно даётся, другое забирается», – вспомнилось древнее изречение. До посещения Озера и встречи с Лебедем, у Костакиса были разные варианты его жизненного пути. Он не понимал, и какого чёрта он попёрся на это Озеро. Заработал денег и вали в свою сытую Европу, нет, нужно искать приключения на свою голову. Костакис понял, ловушка, именуемая «судьба» – захлопнулась. Осталась одна дорога, и свернуть с неё уже не представлялось возможным. Колея, до этого момента слабо проложенная, вдруг превратилась в железную дорогу, с которой невозможно свернуть. Придётся ехать до станции назначения, которую определила судьба, согласно купленному билету.
Костакис сидя на берегу и грустно взирая на убитого лебедя, на подсознательном уровне понимал, он попался в капкан, и придётся как лисице, откусывать себе ногу, чтобы выбраться живым. Эрнест смирился и покорился такой возникшей ситуации. По его самолюбию и спеси нанесли сокрушительный удар, от которого он впал в первый нокдаун. Но он безропотно принял условия судьбы. Костакис одномоментно осунулся и постарел, точнее сказать, возмужал. Его западный лоск поблек, оптимистические наполеоновские мысли потускнели. Россия выбила из него задор и запал, с каким он ехал покорять страну. Первый серьёзный звонок прозвучал, пора начинать учиться. Выдача аттестата зрелости – впереди.
Костакис вдруг почувствовал, каким-то шестым чувством, что западная оболочка у него откалывается, и он ощущает бурное проявление харизматической русской души. Это странное, непередаваемое чувство, которое нельзя выразить словами, а можно только ощутить, словно молния сверкнула внутри и все озарила. Русская кровь, дремавшая до поры до времени, всколыхнулась, и могучие силы враз проснулись. Вся шелуха слетела, и русский дух вышел во всей красе на свободу, чтобы поработить своего физического хозяина. Эрнест прекрасно говорил на русском языке, но он не думал по-русски. И вот сейчас произошёл необъяснимый щелчок в голове, и мысли потекли не стройными рядами, которые были до этого, а совсем по непонятной сумбурной логике. Отсутствие всякой логики, вера в фаталистические судьбоносные мечты – и является краеугольным камнем мышления русского человека.
Вся западная «дурь» вытиснилась из мозга и души Костакиса, и её место заняла русская «дурь». Произошла своеобразная психологическая «реинкарнация». Эрнест ощутил, что произошёл духовный надлом, что он переступил незримую грань, в результате, которой он стал русским человеком. Ни один философ и писатель не сможет вразумительно обосновать и разъяснить такой феномен. Или он есть, или его нет. Русский дух Костакиса находился в состоянии анабиоза. Алмазный Лебедь неведомым образом его расшевелил, подняв с самых глубин небывалую мощь неисследованных эмоций.
Дед Эрнеста, был дворянином, и после революции 1917 года, удрал из разъярённой России во Францию. Отец, сражался во время Второй мировой войны в рядах Французского Сопротивления. Его мать, тоже русская, была медсестрой в отряде, где она и познакомилась с будущим мужем, отцом Эрнеста. У Эрнеста была старшая сестра, которая работала врачом в крупной клинике. А сам Эрнест, непонятно в кого уродился. Конечно, может это далёкое наследственное «эхо» – ведь по непроверенным данным, прабабушка Эрнеста была ведуньей.
И вот внук осмелился посетить свою первую родину. Правда, он приехал, чтобы подзаработать денег, а не вовсе для того, чтобы заниматься расследованием загадки русской души. Но судьба не так фатальна, как кажется. Ведь о легенде слышали многие, а попёрся (и поверил!) в такую неведомую даль, лишь Костакис. Лебедь и Озеро – это аллегорическая недостижимая мечта российского человека, поэтому только единицы и отваживаются претворить мечты в реальную жизнь. Никто не хочет тратить жизнь на эфемерные малореальные дела. Жизнь прожить – не до Озера дойти. Хотя и это тоже, определённый подвиг.
Что за «подвиг» совершила душа Костакиса, он и сам пока не разобрал. В душе началась смута и смятение. Маятник внутренних часов вдруг повёл свой обратный отсчёт. Жизнь потекла по другому руслу. Прав Гераклит: «Нельзя войти в одну и ту же реку дважды». Только здесь на Озере Эрнест правильно понял и оценил это мудрое и странное философское изречение. С такими невесть откуда нахлынувшими мыслями Костакис просидел на берегу в полной неподвижности целый час, изредка бросая печальный взор на подстреленного лебедя. Костакис с тяжёлым сердцем и мрачными мыслями засобирался в обратный путь. Из продуктов практически ничего не осталось, и поэтому предстояло идти налегке. А впрочем, путь сюда с тяжёлой ношей был для него более отраднее, нежели возвращение, но с лёгкой поклажей. Идя на Озеро тело, испытывало физическую нагрузку, но душа радостно трепетала. Сейчас тело не было обременено грузом, но зато душа испытывала сильнейшую психологическую нагрузку. Костакис пришёл на Озеро по одной дороге, но возвращаться пришлось уже по другой. Духовная колея сменилась.
Через день, Костакис стоял у калитки дома Григория Степановича, и переминался с ноги на ногу, не решаясь зайти. Собака недружелюбно, но без остервенения залаяла, и из дома сразу же вышел хозяин. Григорий Степанович подошёл к калитке и увидел перед собой совсем другого человека, которого он провожал на Озеро. И дело не только в физическом изменении. Эрнест за месяц отсутствия разительно поменялся. Казалось, что он постарел на несколько лет. Глаза уже не горели так ярко, а вернее они вообще были потухшими. На осунувшемся лице выделялась большая небритая щетина. Костакис стоял и молчал.
– По глазам вижу, что встреча с Лебедем состоялась. Но вот что-то эти глаза не выражают радость, – сказал дед, распахивая калитку. Они молча прошли в дом. Дед начал собирать на стол. Эрнест всё это время не проронил ни слова. На этот раз его уже не интересовал ни «гороховский» стол, ни столетние занавески, его ничего не интересовало. Григорий Степанович налил по полстопки и спросил:
– Ну, за что Эрнест будем пить?
Костакис поднял свои кручинные глаза и ответил:
– Не знаю, Григорий Степанович. И сразу же залпом осушил стопку. Дед угрюмо пробурчал: «Понятно». Ему не понравилось, что гость не хочет открывать свою душу и излить свои невесёлые мысли.
– Ты ешь, Эрнест, небось, изголодался, – ласково сказал дед и пододвинул к нему тарелку. Костакис принялся жадно поглощать пищу. Он, действительно, отощал на обратном пути. Дед с усмешкой наблюдал, как «мечтатель» уплетает за обе щёки его простоватую стряпню. Григорий Степанович налил ещё водки и как бы отвлечённо проговорил:
– Видимо, Лебедь шибко тебе мозги выправил. Я таких смурных людей редко встречал.
Они выпили. Алкоголь потихоньку завладел мозгом Эрнеста и развязал ему язык.
– Да, вы правы, Григорий Степанович, Лебедь, в самом деле, мне вправил мозги, и не только. Чувствую, что и душевный мой уклад нарушился. Пока ничего не могу разобрать и понять. В голове одна каша и белиберда. Полный раздрай и хаос в моей ментальной сфере, – сказал витиевато Костакис.
– Мудрёно излагаешь, – только и ответил дед.
– Я понял, Григорий Степанович, почему люди в России пьют, – сказал серьёзным тоном Эрнест.
– Эка невидаль, открытие он сделал. Все знают, отчего люди испокон веков на Руси пьют, – сказал с неприкрытой иронией дед.
– Несоответствие высших идеалов и приземлённое его исполнения, ведёт к расстройству психики и духовного склада, – сказал туманно Эрнест.
– Ну, твою мать, загнул, так загнул, нашёлся Лейбниц, – съязвил дед.
– А вы читали-то Лейбница? – спросил с немного повышенным голосом Эрнест.
– Да чуточку попробовал, сложно для русского ума все эти мудрёные загогулины. Я считаю, что нечего русскому человеку думать, работать надо. Одни болтуны и философы развелись, а люди вон печки всё дровами топят, как в каменном веке. Тьфу! – выразил свою примитивную мысль дед и плюнул прямо на пол.
– Вот именно, что никто не хочет думать, отсюда и все беды, – сказал нарочитым менторским тоном Костакис. Возникла неловкая пауза.
– Извините, Григорий Степанович, я вашу удочку упустил, – перевёл разговор на другую тему Эрнест.
– Как это упустил? – буркнул недовольно дед.
– В один из последних дней, закинул в воду удочку и положил её на берег. Отлучился буквально на секунду, поворачиваюсь, а она, тю-тю, уплыла. Видимо рыбина утащила, – оправдываясь, сказал Эрнест.
– Да и ладно, – смягчённо махнул рукой дед. – Ты мне вот что скажи. Ничего в их озёрной канцелярии не поменялось с тех пор, как я там рыбачил? Ну, в смысле, так по одной рыбке в день строгая «бухгалтерия» и выдаёт?
– Механизм работает отлаженно. Всё как в аптеке, больше одной рыбки в день в одни руки не выдавали. Я честно признаться был удивлён такому странному феномену, – ответил Костакис.
– Ну и, слава Богу, – непонятно чему обрадовался дед. Они выпили ещё по «полтиннику». Несмотря на возлияния, разговор не клеился. Немного погодя Костакис спросил:
– Григорий Степанович, можно я у вас переночую, а утренним рейсом уеду?
– Да хоть на неделю оставайся, – добродушно ответил дед, измученный одиночеством.
Костакис рано лёг спать и проснулся тоже рано. Он посмотрел на часы: было чуть больше пяти часов. Эрнест вышел во двор. Дед уже потихоньку возился в огороде. Собака слегка тявкнула на гостя и завиляла хвостом. Костакис немного помог хозяину по хозяйству, затем зашли в дом, позавтракали, покалякали о том о сём, и Эрнест засобирался на автобус. Дед проводил его до остановки. Подъехал всё тот же старенький автобус, с шинами, готовыми вот-вот лопнуть, да дверью, которая постоянно норовилась отвалиться. Они тепло попрощались и Эрнест уехал. Впереди его ждала непредсказуемая предсказуемость. Он уже не мог полагаться только на свои силы. Неведомая сила взяла его шкирку и потащила к пункту назначения. Несмотря на то, что Костакис обладал определённым талантом, он тоже затруднялся осознать, куда же его ведёт пресловутая судьба. Свернуть с пути, предложенного судьбой возможно, если только построить новую дорогу. Кому это под силу?
3. Встреча
Автобус доставил пассажиров, в том числе и Костакиса в столицу Алтайского края примерно через четыре часа. Эрнест сразу же направился на железнодорожный вокзал и купил билет до Дивногорода. Этот город он наметил и выбрал себе, ещё живя в Столице. Костакис последовал совету  Юлия Цезаря: «Лучше быть первым в деревне, чем вторым в Риме». Конечно, он не в буквальном смысле принялся реализовывать этот призыв. Он отправился в крупный город-миллионник, расположенный на берегу великой русской реки Волги. Костакиса прельстило такое чудесное название – Дивногород.
Костакис в этом городе ни разу не бывал. И не хотел предварительно, в ознакомительных целях его посетить. Он желал сделать себе сюрприз. И жителям тоже. Покорить циничный гигантский мегаполис под названием Столица, он не смог. А быть на вторых ролях не позволяло харизматическое тщеславие. Поэтому он резонно решил быть первым в Дивногороде, чем вторым в Столице. Он не мог понять, почему из Столицы он не вернулся к себе во Францию, а направился за тридевять земель, в поисках призрачного счастья. Произошла какая-то странная игра судьбы. А впрочем, колея уже проложена. Осталось только по ней ехать.
Фирменный поезд «Барнаул – Дивногород» отправился от перрона строго по расписанию в семь часов вечера. Через шестьдесят один час поезд плавно подходил к вокзалу города Дивногорода. Через десять минут Костакис вступил на перрон вокзала. Приятная утренняя свежесть, ещё не омрачённая летним зноем, обдала и облепила его организм. После душного вагона усладительно получить порцию освежающего воздуха.
Костакис выбрал себе Дивногород, но не подобрал жилище, и поэтому не знал куда податься. Незнакомый город, незнакомые люди, всё незнакомое. Эрнест немного поколебался и направился в придорожное кафе, немного подзакусить. Кафе пустовало, полусонная и недовольная ранним посетителем, продавщица подошла к прилавку. Эрнест заказал бутерброд и кофе. «Всё вчерашнее», – буркнула продавец. Костакис согласительно махнул рукой. За столиком в полном одиночестве посидел и не спеша пожевал засохший бутерброд, запивая тёплой бурой жидкостью. Хотя не в «полном одиночестве», под ногами прогуливалась кошка, и ласково тёрлась об ноги Эрнеста. Он ей отломил кусочек колбасы и кинул на пол. Та резво подбежала, деловито обнюхала колбасу, и брезгливо фыркнув, ушла дальше. Костакис подивился такой разборчивости животного.
Выйдя с привокзальной площади, Костакис в нерешительности остановился на перекрёстке. Какую дорогу выбрать? Судьба в виде Лебедя уже определила его путь, и Костакис двинулся прямо. Город постепенно просыпался и входил в свой привычный рабочий суетный ритм. Людей на улице значительно прибавилось. Зарождался новый летний погожий день. Эрнест топал бесцельным шагом, понуро опустив голову. Случившееся на Озере не давало ему покоя. Он брёл по улице никого, не замечая, полностью погрузившись в себя. Ноги, казалось, шли сами. Это как в степи, когда человек с лошадью заплутает в бурю и не знает куда ехать. И тогда возчик отпускает поводья, и лошадь уже сама, повинуясь своему инстинкту, бредёт домой. У Костакиса дома не было, и, тем не менее, ноги сами указывали путь.      
Эрнест медленной поступью плёлся по тротуару. Его погружение в себя, внезапно нарушил сильный птичий гам. Он остановился и запрокинул голову вверх. На ветках деревьев сидело несколько воробьёв, которые, не обращая ни на кого внимания, весело щебетали и игриво лобызались клювами. Иногда перескакивали с ветки на ветку, гонясь в салки, друг за другом. Вот оно – воробьиное счастье! Бесхитростное и простецкое. Костакис, видя непосредственную беззаботность воробьёв, от зависти проглотил горькую слюну. Он тяжело вздохнул, слегка потёр защемившее от одиночества сердце и тягостным шагом потащил своё сиротливое тело дальше.
Бурная городская жизнь крупного города начинала набирать обороты. Оживление и гудение и машин и людей, становилось всё заметнее и заметнее. Все куда-то торопились и спешили, обгоняя Эрнеста, который еле волочил ноги, словно старик. Улица закончилась, и перед взором Костакиса раскинулся большущий громыхающий проспект. Эрнест от такого шума встрепенулся и оживился. Он остановился и стал раздумывать, куда ему идти дальше.
На той стороне проспекта величаво возвышалось огромное здание универмага. Его окна от солнечных лучей отдавали ослепительным отблеском. По дороге шустро и гулко шныряли туда-сюда легковые автомобили разных марок, грохоча, проезжали троллейбусы. Вечно спешащие маршрутки, извиваясь среди автопотока, умело перестраивались из ряда в ряд. В свои права вступал суматошный день в суматошном городе.
Пока Костакис стоял и медленно размышлял и разглядывал всю обстановку, вдруг запасмурнилось. Эрнест поднял голову на небо, тучи с востока, опережая солнце, устремились на город. Пока Костакис принимал решение, куда же ему пойти, начал накрапывать дождик. Эрнест посмотрел на угол дома, там красовалась эмалированная табличка с лаконичным названием «Проспект». Его удивило такая странная надпись. Обычно дальше следует имя какого-нибудь известного советского деятеля, а тут зияла пустота. «Наверно, имя старого вождя стёрли, а нового ещё не придумали», – подумал Костакис.
Эрнест мешкался, но неведомая сила повернула его налево. Дождик немного усилился. Пешеходы тоже засуетились, прибавив темп движения. Кто-то доставал из сумочек, предусмотрено взятые из дома зонтики. Остальные явно полагались на хорошую погоду, поэтому просто ретировались от внезапно нахлынувшего дождя. Костакис не боялся дождя, поэтому и не торопясь шёл по тротуару. Этакий безразличный философ дождя.
Дождь пришпорил свой неумолимый темп. Люди поддались и тоже зашевелились ещё быстрей. Костакис вопреки всему, напротив, замедлил свой ход, и через несколько метров, вообще остановился посреди тротуара. Он равнодушным взглядом окинул красочную витрину магазина, возле которого остановился. Сверху виднелась большими буквами надпись «Золото». Эрнест задрал голову ещё выше, всё небо окончательно заволокло сплошной облачностью.
Костакис повернулся спиной к витрине и лицом к проезжей части проспекта. Дождь значительно усилил своё безграничное влияние. Эрнест стоял как столб и потухшими глазами смотрел вперёд, чего-то ожидая. Люди, машины, потоки воды, всё проносилось мимо его полуотрешённых глаз. Из всего этого галопирующего потока выделялась собака, такая же одинокая и неприкаянная, которая не спеша прошла мимо Эрнеста, бросив на него мимолётный страдальческий взгляд. Все остальные живые существа неслись мимо Костакиса, не замечая этого чудаковатого столба, стоявшего, словно на посту, который нельзя покинуть.
Большинство проходящих мимо людей лишь ухмылялись при виде неподвижного человека, замершего словно статуя. Быстро пролетевшие мимо девушки с зонтами кокетливо ему улыбнулись. Одна сердобольная старушка даже остановилась возле Эрнеста, и что-то ему горячо сказала. «Постовой» на эти сигналы никак не реагировал. Охранник магазина «Золото» проникся жалостью и криком и жестом пригласил Костакиса зайти в магазин. Эрнест только слегка повернул голову в сторону охранника, а потом опять устремил свой беспредметный замутнённый взор на дорогу.
Новые тучи подогнали свежие силы и дождь усилился. Поток людей значительно ослабел, но вот поток машин пока не убавлялся. Они теперь передвигались медленнее, активно работая «дворниками». Создавалось такое впечатление, что машины не едут по дороге, а плывут как амфибии. Канализация не справлялась с бушующими потоками воды, и образовались своеобразные городские мини-речки.
Внезапно, напротив Костакиса остановилась дорогая и роскошная иномарка. Задняя дверь открылась и оттуда выглянула красивая женщина бальзаковского возраста с золотистыми длинными волосами. Она улыбнулась, какой-то искусственной, как и её грудь, фальшивой улыбкой и завлекающе помахала рукой, приглашая молодого человека к себе в лимузин. Эрнест слегка улыбнулся, но отрицательно покачал головой. Шикарная блондинка недовольно и презрительно сощурила глаза, негодующе фыркнула, что ей посмели отказать, и с остервенением захлопнула дверь. Автомобиль рванул вперёд, увозя неудовлетворённую фурию.
Постепенно «Проспект» опустевал и от людей, и от машин. Дождь избавлялся от свидетелей. Нескончаемая лавина мутной дождевой воды бурлящим потоком неслась по дороге, унося весь мусор. Город временно погружался в одиночество. Костакис остался почти один на один с дождём. Он промок насквозь, но полное безразличие отражалось у него на лице. Душа и тело пока никак не резонировали с окружающей обстановкой. Всё движение застыло и замерло в ожидании чего-то. Идти к своей цели можно не обязательно убыстрённым шагом, бывает, что к цели можно добраться и черепашьим темпом.
Дождь выполнял очищающую функцию, асфальтовая река сметала весь наносной мусор и уносила его подальше. Таня, немного спустя, шла по той же улице, по которой недавно прошёл Костакис. Выйти в такую промозглую погоду, её заставило очередное, откровенное домогательство её отчима. Мать была на работе, а отчим своими скабрезными глазёнками ненасытно пожирал свою стройную и юную падчерицу. Таня стояла возле окна, и наблюдала за начинающимся дождём. Небо только стало заволакивать тучками, но основная масса чёрных туч была ещё на подходе. Отчим от безделья лежал на диване и непристойно разглядывал точёную фигуру девушки. Ничегонеделание разжигало в нём неуёмную похоть. Мужчина встал, тихо подкрался к Тане и резко её обнял, и стал неистово лапать всё её молодое тело. Таня завизжала и пыталась вырваться из цепких объятий развратного отчима. Тот продолжал её крепко держать и с упоением тискать. Таня резко набрала воздуха и мощно вдарила локтем мужчину под дых. Отчим от неожиданности издал гортанный крик, и отпустил падчерицу, схватившись за живот. Таня пулей вылетела из квартиры, в чём была, не захватив даже кроссовок. На ней были одеты чёрные облегающие джинсы, кофточка и на ногах домашние тапочки.               
Она стремглав выбежала из подъезда, пробежала по инерции несколько метров. Потом остановилась, оглянулась, и, убедившись, что преследования нет, медленно, виновато опустив голову, побрела, куда поведут ноги. Её глаза смотрели на промокшие тапочки, которые бесцельно шлёпали по мокрому асфальту. Она шла по наитию, не выбирая направления. Судьба выгнала её из квартиры и направила навстречу своей судьбе.
Тане недавно исполнилось двадцать один год. День рождения отметили скромно. Семейный доход не позволял шиковать. Мать работала уборщицей в магазине, а отчим – этот прохвост, нигде официально не работал. Он изредка, где-то подрабатывал, да и те деньги спускал на выпивку. Матери было сорок пять лет, но ягодкой она уже не выглядела. И, тем не менее, ей хотелось иметь в доме мужика. Вот она и привела в дом, какого-то мудака, младше её на четыре года. «И почему женщины живут с такими уродами и паскудами?», – постоянно задавалась наивным девичьим вопросом Таня. Она сама, несмотря, на свой соблазнительный возраст, имела небольшой опыт с мужчинами.
Три года назад она влюбилась до беспамятства в одного парня. Искренне надеялась на взаимность, а для него Таня оказалась очередной проходной девушкой, так сказать, по-пошлому «куклой для тренировки». А в жизни Тани, этот парень был первым её мужчиной, который так отвратительно её оскорбил светлые чувства. Таня после грубого разрыва, целый месяц ходила сама не своя. И поделиться своими девичьими печалями не с кем. Дело даже дошло до того, что хотела покончить жизнь самоубийством. Пришла поздно вечером на высокий мост-виадук. Долго всматривалась в глубокое, затянутое темнотой дно оврага, ожидая оттуда сопереживательного отрицательного ответа. Но чем дольше она смотрела, тем больше на неё накатывал необъяснимый ужас. А тут ещё поднялся резкий дикий вой ветра, и Таня, испугавшись, помчалась домой. Больше суицидные мысли её не посещали.   
После окончания школы Таня пробовала поступить в институт. Ну, разумеется, ничего путного из этой затеи не получилось. И она устроилась работать продавцом. Несмотря на небольшой трудовой стаж, Таня сменила уже семь мест работы. Не успевала девушка, как следует приступить к своей новой работе, как мужчина, хозяин магазина, начинал бесцеремонным образом приставать к очаровательной девушке. Таня была молода, красива, её длинные манящие каштановые волосы придавали прекрасному личику дополнительное обаяние и соблазнительный шарм. Её стройная, словно выточенная фигура сводила мужчин с ума. Её привлекательность странным образом не сочеталось с доступностью.
Таня спрашивала своих подруг по работе, пристаёт ли к ним работодатель? Ответ для Тани был обескураживающим, что, мол, да пристаёт, но мы не отказываем. А что тут такого? Девушки недоуменно пожимали плечами и косо глядели на наивную, но строптивую Ассоль. Таня несколько раз порывалась задать подругам риторический вопрос: «А как же любовь?». Но ни разу не осмелилась, боясь гниленького хихиканья и шушуканья за спиной.
Таня жила своими романтическими мечтами и часто витала в облаках, надеясь всё-таки встретить своего любимого и единственного. Поэтому Таня не выдерживала напористых и наглых давлений со стороны мужчин-предпринимателей, и увольнялась с работы, едва её начав. Но в других магазинах продолжалась та же «любовная» свистопляска. Один раз Таня специально подыскала себе работу, где владельцем магазина была женщина. Но в России уже наступила не только рыночная экономика, но и «свободная» любовь, и та престарелая сучка драная и крашеная, оказалась лесбиянкой. Таню это повергло в ещё больший шок, нежели «закономерные» приставания мужчин. Она еле унесла ноги от этой назойливой бизнесвуменши.
Внешность Тани, действительно, была притягательной, как бы даже магнетической. Вот к ней многие и «липли». Но вот что её, в самом деле,  отличало от многих других хорошеньких девичьих лиц – это её потрясающе выразительные, смотрящие словно рентген, глаза. Конечно, женщины при помощи косметики со своей внешностью, в том числе и глазами, могут сотворить всякие фокусы, но Таня почти не использовалась косметикой. Её бесподобные глаза излучали натуральную, без всякой фальши сильную энергию. Влияние этой невидимой энергии многие чувствовали на себе. Её взгляд походил на смесь добродушно-магнетического взора и девичью непосредственность, и в тоже время, этот проницательный взор нёс пугающую властность. Всё это происходило на глубоком интуитивном уровне, которым Таня не пользовалась и не понимала. Если бы она закончила квалифицированные курсы по магии, из неё бы получилась очаровательная ведьмочка. Вот такое страстное противоречивое выражение глаз, одновременно и притягивало мужчин к ней, и отпугивало.
Отец Тани ушёл из семьи шесть лет назад, оставив её и младшего брата с мамой в небольшой двухкомнатной «хрущёвке». Правда, алименты присылал регулярно, но небольшие. Так что денег хватало лишь на еду. На обновки и на косметику денег почти не оставалось. Но Таня особо и не заморачивалась на этих обязательных атрибутах молодой девушки. Она считала себя не современной девушкой в вульгарном смысле этого понятия. Иногда посещала дискотеку, но там чуть ли не поголовно были пьяны, или ещё хуже находились под наркотиком. Таня истошно боялась и пугалась такого «общества» и «развлечений», и поэтому частенько оставалась в гордом одиночестве.
И вот сейчас Таня шла, погрузившись в свои невесёлые раздумья, не обращая внимания на усиливающийся дождь. Она шла как робот, механически передвигая ноги. Она подошла к перекрёстку и в нерешительности застыла на месте. «Куда идти?» – думала Таня, оглядывая всю обзорную территорию, раскинувшуюся перед ней. Она не знала, что всё уже предопределено. Она бросила взгляд на большой универмаг, поблекший от серого дождя, оглянулась назад, потом посмотрела направо. Судьба направила её стопы налево, и она двинулась навстречу своей судьбе.
Таня шла медленно, шлёпая тапочками по образовавшимся лужицам. Извергающиеся потоки воды, хлеставшие из водосточных труб, она даже не пыталась переступать. Прохожих встречалось всё меньше и меньше. Дождь основательно поработал, разогнав основную массу людей по разным укрытиям. Дождь проводил свою очистительную процедуру. Только для Эрнеста и Тани не нашлось укромного местечка, где можно спрятать свои промокшие тела и неприкаянные души.
Девушка прошла мимо Костакиса, глядя себе под ноги, но потом что-то её дёрнуло, и она резко остановилась. Таня оглянулась и посмотрела на одиноко стоящего молодого человека, насквозь промокшего. Такой чудаковатый тип её заинтересовал. Мокрый истукан стоял, ни грамма не пошевелившись. Это удивило и раззадорило Таню, и она сделала три шага назад, поравнявшись с Костакисом. Теперь она стояла точно напротив «монумента» в четырёх-пяти шагах от него. 
Таня выразительно и вопросительно взглянула в глаза молодого человека, и затем невольно и приветливо улыбнулась. «Статуя» ожила и тоже в ответ послала утончённую, немного кислую улыбку. Эта улыбка говорила, что вот, мол, стою тут как дурак и некому приютить бедное существо. Умиленно-девичий взгляд оценочно просканировал всего молодого человека с ног до головы, и вынес свой вердикт. Эрнест не смущался, что очаровательная девушка так тщательно и придирчиво его изучает. Он уже устал ждать и мечтал о любом действии.
Дождь извергался с небес нескончаемым потоком. Если бы сейчас прозвучал гром, и сверкнула молния, то вряд ли молчаливая гармония нарушилась, и эти двое молодых людей обратили внимание. Их глаза и души невероятным образом встретились и созерцали друг друга. Они были полностью поглощены этим интимным метафизическим занятием. Они ещё не познакомились на физическом уровне, но их осведомлённые души уже познакомились и вовсю завели «общение» на ментальном уровне.
Глазной немой диалог продолжался под аккомпанемент проливного дождя. Девушка плавно и кокетливо качала голову с боку на бок, игриво улыбаясь. Её девичий усмешливый взгляд явно говорил: «Ну что попался?». Эрнест не против был попасться. Тане без тени сомнения понравился этот молодой человек. Эрнест и не сопротивлялся, чтобы угодить в плен к этой удивительной девушке, которая разглядела в нём одинокого томящегося путника с раздирающейся душой. Тонкую душу может разглядеть только тонкая душа.
От таких нахлынувших эмоций у Костакиса непроизвольно заблестели глаза от навернувшихся слёз. Но на фоне сильного дождя такая сентиментальность не была так заметна. Его душа отогрелась и повеселела. Выразительные искромётные глаза Тани продолжали посылать в глаза Эрнеста искренние любовные флюиды, ожидая получить обратно такой же обоюдный отклик. Сердце Костакиса откликнулось и тоже начало излучать любовную мужскую энергию, которую конечно, нельзя было сопоставить с нежной женской.
Вроде бы бесцельное блуждание по городу привело Эрнеста и Таню в одно и то же место. Для них это была чистая случайность и совпадение. К сожалению (или к счастью?) случайностей не бывает. Дождь беспощадно поливал головы двух влюблённых молодых людей, «промывая» им мозги и очищая души. Проспект почти окончательно опустел, оставив наедине две сиротливые в прошлом души. Они уже не были одинокими и страждущими людьми. Судьба их соединила в одну цепь, которую может разорвать только смерть. Одно звено не представляет никакой ценности.
Они не проронили ещё ни одного слова, а глаза уже вовсю объяснялись в любви. Божественная симфония любви под аккомпанемент незадачливого дождя звучала в их теперь уже не одиноких сердцах. Девушка ждала, но потом поняла, что от этого нерешительного мужчины не дождёшься первого шага (тут она невольно вспомнила предыдущих её «решительных» мужчин), и сама подошла вплотную к Эрнесту. Она положила обе свои ладони на его грудь и умилительно посмотрела пристально ему в глаза. Её глаза светились от непредвиденного счастья.               
Сердце Костакиса затрепетало, сильно затарабанило и вмиг разогнало кровь, разогрев, промокший до основания организм. Наконец, две неприкаянные души теперь встретились и физически. В конце концов, Эрнест догадался обнять девушку и, прильнув её к себе, робко поцеловал в губы и тихо на ушко прошептал: «Эрнест». Девушка взяла правой рукой Эрнеста за голову, и чуть пригнув её к себе, нежно поцеловала его и тихо произнесла: «Таня». Вот теперь состоялось и физическое знакомство. Таня на деле реализовала призыв Чернышевского: «Не допускай поцелуя без любви». Да, она полюбила всей своей неопытной и наивной душой.
Некоторые любопытные наблюдали в окна за этой странной чокнутой влюблённой парочкой. Ревнивый дождь ещё сильней пришпорил свой бег, наблюдая такую «удручённую» оптимистичную картину на фоне пустого города. Вначале дождь «организовал» их встречу, а сейчас прилагал все бесплодные усилия, чтобы разлучить. Но дождь любви не помеха. Влюблённые сердца невозможно разъединить даже смертью, что уж тут говорить про какие-то безмолвные атмосферные осадки.
Эрнест и Таня взялись за руки, как это обычно делают несмышлёные влюблённые подростки, и не торопясь пошли по Проспекту. Ливневые потоки, струившиеся, как из водосточных труб, так и с небес, не служили помехой для влюблённой парочки. Они шли и о чём-то увлечённо и горячо разговаривали. Дождь на них серьёзно обиделся, что его в упор не замечают, и стал постепенно умерять свой завистливый пыл. А минут через десять, он и вовсе прекратился. И сразу вышло приветливое солнце, осветив город своей яркой лучезарной улыбкой.
Случайно неслучайная встреча произошла на Проспекте в Дивногороде. Судьба окончательно и бесповоротно замкнула круг, из которого уже нельзя без потерь вырваться. События стали стремительно развиваться. Размеренный до этой встречи темп жизни круто изменился и пошёл с убыстрённой скоростью. Пружина постоянно сжималась, и маховик судьбы, наконец, стал раскручиваться  на полную мощь и пошёл вразнос. Смертоносный маховик уже никому не было под силу остановить. 
4. Дивногород
Город с необычным и красивым названием Дивногород располагался на правом берегу великой русской реки Волге. В городе проживало чуть более одного миллиона человек. Типичный российский город со своими преимуществами и недостатками. Костакис выбирая город для проживания понятия не имел, что в этом городе хорошо, а что плохо. Он выбрал данный город по звучному названию, которое было созвучно его духовному умонастроению. Он просто по справочнику проверил информацию, чтобы не загреметь в какой-нибудь захолустный городок. Чтобы статус города соответствовал материальным и духовным запросам Костакиса. 
Дивногород разительно отличался от Столицы. Несмотря на его крупные масштабы и численность населения, по сравнению со Столицей, Дивногород выглядел провинциальным карликом. И вот на этом фоне, Костакис выглядел Гулливером. Столица очень сильно давит своей иезуитской громадной мощью почти на любого человека. Разве только титаны духа могут сопротивляться могущественной беспощадной энергетики, исходящей от исполинской Столицы.
Воздуха в Дивногороде было значительно больше. Здесь легче дышалось, но не жилось. Экономика города была очень слабенькой. Она с трудом сопротивлялась напору садистской, названной в усмешку, рыночной экономики. Жизнь в Дивногороде до шоковой экономической терапии протекала планомерно и спокойно, пока не наступили перемены. Китайцы в качестве проклятия желают своим недругам, чтобы те жили в эпоху перемен. Любопытная и мудрая, прямо сказать, интеллигентная анафема. Но проводникам рыночной экономики было не до сентиментальности. Базарная психология жахнула с полной силой по неокрепшему и неподготовленному сознанию российских людей.
Одни потирали руки и думали, что наступили благословенные времена. Другие сразу впали в депрессию, и подумали, что пришёл трындец. Но новые горизонты, которые якобы замаячили вдалеке – оказались, в основном, миражом. Разрушительная пустыня ударными темпами наступала на оазис прежнего благополучия. Но, российский народ оказался выносливым и приспосабливаемым. Как точно подметил Бисмарк: «Россия – страна с ограниченными потребностями». Нет денег на водку – зальём горе вонючей самогонкой. Не хватает денег на пресловутую колбасу, из-за которой и разгорелся всесоюзный сыр-бор – будем хавать требуху. Не хватает денег на хорошую одежду – сойдёт китайский и турецкий низкокачественный одноразовый ширпотреб. Невозможно получить сочинский загар – полежим и погреем косточки на газоне.
Одни в результате реформ потеряли деньги, другие – работу, третьи – веру. Могущественный «Золотой Телец», рьяно и благословенно обосновавшийся и пустивший корни в Столице, в Дивногороде больше походил и проявлялся как молодой бычок. Тореадору в Столице приходилось значительно труднее, но и слава и почёт тоже были гораздо выше и весомее, нежели в Дивногороде. Если в Столице люди думали не как выжить, а как более лучше устроиться, то в провинциальных городах, в том числе и Дивногороде, люди были больше озабочены как выжить и приспособиться к новой «рыночной» экономике, которую окрестили «бандитской».
Существовали и хорошие плюсы. На улицах Дивногорода почти никогда не возникали тягомотные изнуряющие автомобильные пробки. Людского муравейника на улицах тоже было значительно меньше, позволяя спокойно остановиться и закурить на тротуаре, не рискуя быть сбитым огромной вечно спешащей толпой. Магазины, постоянно забитые покупателями, теперь вдруг опустели, и скучавшие продавцы не знали, куда себя деть.
Политический накал страстей присутствовал и в Дивногороде, но в миниатюрном масштабе. Когда Костакис один раз попал на политический митинг в Столице, то его поразил размах и количество бурно протестующих митингующих. Здесь же в Дивногороде всё проходило как-то по камерному и вяловато. Ощущалась явная психологическая и политическая диспропорция.  В Столице люди активно и по-наглому требовали и отстаивали свои права. В Дивногороде люди были более аполитичны и депрессивны и уже не надеялись на лучшие времена, а доживали свои воспоминания.
Рыночная «инфраструктура» в городе тоже присутствовала в виде «блошиных» базаров. Правда, в отличие от Столицы, тут Костакис ни разу не встречал, ни хиромантов, ни торговцев картинами и прочим «антиквариатом». Люди, в основном, торговали ходовым ширпотребом, да поношенными вещами, которые они хотели выкинуть ещё сто лет назад, да вот пригодилось. Бедных людей в Дивногороде было гораздо больше. И наоборот, всевозможных развлекательных центров, ночных клубов, казино, было на несколько порядков меньше, чем в Столице. Чтобы тратить деньги, их нужно иметь. В Дивногороде не применялся принцип: «Экономика должна быть экономной». Экономика в Дивногороде полностью деградировала за годы «рыночных реформ».
В Столице Костакису из-за более обеспеченных клиентов, прибыль была выше, нежели в Дивногороде. И, тем не менее, Эрнесту Дивногород понравился своей несуетной размеренной жизнью. Он никогда воочию, вот так близко не видел самую длинную реку в Европе. Волга, своей удалью очаровала Эрнеста. Для него Волга – это водный Храм России. Волга олицетворяла собой гигантскую силу всей огромной России. Озеро, на котором побывал Костакис, представляло собой укромную часовню, где каждый желающий мог укрыться и помолиться о своём, о сокровенном. Волга – это многолюдный Собор для всех желающих объединиться и жить на берегах великой непокорённой реки.
А вот Дивнора – небольшая речка, протекающая поперёк города, и впадавшая в Волгу, напротив, олицетворяла собой символ домашней местной уютной церквушки. На западе города располагалась небольшая горная гряда под звучным названием «Дивнора». Вот с её вершин и проистекала речка, которая пройдя по извилистым оврагам, разделяла естественной границей два крупных района города. Как считают местные краеведы и историки, именно от названия речки и гряды, и произошло название города. Правда, вот кто дал название речке – об этом историки разводят беспомощно руками.
Когда Костакис со своей компанией хотел погулять на широкую ногу, то он арендовал катер, и они с ухарством и задором носились по Волге. Но вот для уединённых медитаций, для воркования со своей любимой Таней – лучшего места, чем речка Дивнора – не найти. Большой и шикарный ресторан – для разгульного пиршества, а небольшое уютное кафешко – для интимных встреч.
В Дивногороде Костакис помимо Тани, встретил и пригласил к себе работать, двух молодых людей. Семёну было двадцать восемь лет, а Виталий на год моложе. Семён был отличным водителем. Костакис приобрёл новый шестиместный «Мицубиси» – вот его Семён мастерски и водил. Виталий был незаменим на подхватах. Он был исполнительным и самое главное, безоговорочно подчинялся Костакису. Это качество он и ценил в Виталии. Таня стала правой рукой Эрнеста, которого она понимала с полуслова и с полувзгляда. В неё неожиданным образом раскрылся организационный талант. Она в одном лице выполняла множество функций.
Костакис арендовал шикарную трёхкомнатную квартиру в центре Дивногорода. Одна комната служила общим местом для общения, просмотра телевизора. В другой комнате обосновались Семён и Виталий. Ну, а в третьей комнате обжились Эрнест с Таней. Окна комнаты влюблённой парочки выходили на Проспект, где они познакомились. Доходы позволяли снимать такую дорогую квартиру. Несмотря на скромные зарплаты людей, Костакису удавалось собирать полные залы, где он проводил свои магические сеансы. Лечебная деятельность была успешной и прибыльной. Здоровье – ходовой товар, в том числе и в провинции. Костакис это уяснил ещё в Столице. Люди лучше не купят себе обновку, но пойдут и отдадут последние деньги на «покупку» здоровья. Люди наивно верили и надеялись, что здоровье можно также запросто купить, как кефир в магазине. Неуёмная бесконтрольная рыночная рекламная шумиха поддерживала у людей подобное заблуждение, интенсивно и беззастенчиво выманивая у бедных людей деньги.
Костакис пока не стал региональной экстрасенсорной «звездой». Конкурентов здесь у него практически не было. Большинство доморощенных экстрасенсов, что тут промышляли – были на голову, а то и до пупка, ниже Костакиса. Но для того, чтобы заполучить статус «звезды» Дивногорода, требовалось организовать концерт в самом крупном и престижном здании – Дворце «Космос». Зал, в основном, арендовали и использовали заезжие столичные крупные «звёзды» эстрады. Только в этом Дворце они чувствовали себя мегазвездой, даже несмотря на очень высокую арендную плату. «Звёздное» положение не позволяло им скатиться до мелкого уровня.
Чтобы заполучить в своё кратковременное распоряжение это престижное здание, нужно было обладать не только большими деньгами, но и определённой известностью. Но если с финансами у Костакиса не было никаких проблем, то популярностью он похвастаться не мог. Поэтому приходилось нарабатывать себе имя по небольшим заведениям. Но Костакис усиленно готовился, чтобы покорить Дворец. Только после организации концерта в его стенах, можно было уповать и рассчитывать на широкую известность. Популярность можно приобрести и путём рекламы в газетах и на телевидении. Но существовал определённое статус-кво, или как стали выражаться – комильфо. То есть человек должен пройти через горнило Дворца, прежде чем он станет «звездой».
Костакиса интересовали не только деньги, но и тщеславие. Деньги он без труда зарабатывал и в Столице. Скольких людей погубила эта Геростратова слава, а люди неугомонно продолжают жаждать прославления. Много людей сгорело на огромном костре ненасытного тщеславия. В 1990-х годах в России таким харизматическим людям, которые желали оставить свой неизгладимый след на планете, предоставлялись большие возможности. Одни ими воспользовались, другие потерялись и затерялись в жизненной мишуре.
Костакис не собирался оставаться и жить в России. Он внутренне её боялся. И в то же время неведомое потаённое чувство заставляло его жить в России. Элементарное зарабатывание денег, отошло на второй план. На первое место выдвигалась странное чувство тщеславия, которое пыталось вырваться наружу любыми путями. Столичный эгрегор алчности позволял зарабатывать деньги, но гнобил творческую энергию. Здесь в Дивногороде, в этом отношении, у Костакиса были больше развязаны руки. Теперь Эрнест понимал и Пугачёва и Разина и других харизматических лидеров, которых прельщала власть, а не деньги. Простор для вольной души был только в провинции, а не в Столице, где всё и все подчинялись злату.
Безусловно, назвать Дивногород провинциальным городом нельзя. И всё-таки, несмотря на это – мышление дивногорцев было провинциальным. Даже местные чиновники и бизнесмены не могли похвастаться виллами на Лазурном побережье, или замками в Лондоне. Всевозможные новомодные выставки, театральные премьеры, другие крупные культурные проекты – всё это находилось в Столице. Поэтому, несмотря, на свой гордый статус города-миллионера – Дивногород оставался провинциальным городом.
И ещё одно очень примечательное отличие, которое разделяло мир на два лагеря. Разумеется, речь не о богатых и бедных. Это пресловутое разделение всегда было, и будет стоять на «страже» интересов определённых кругов. Разговор о жёнах, любовницах и детях «новых русских». При всем своей наглости, напористости, оборотистости – богатые люди Дивногорода находились на несколько ступенек ниже столичных воротил. И дело вовсе не в деньгах и в их количестве. А в масштабах мышления.
Для жён дивногородских богатых людей, которые недавно считали за счастье и крутизну приобрести американские джинсы, французскую косметику, практически остались на той же примитивной ступени развития. Только сейчас их аппетиты возросли и простирались на покупку норковых шуб, золотых колье, да престижную иномарку автомобиля.
Размах тщеславных запросов жён и любовниц столичных бизнесменов был гораздо круче. И дело не в том, что они могли позволить купить себе шикарную яхту или «домик» в Альпах. Простые атрибуты материального достатка их занимал уже в малой степени. Хотелось вознестись над конкурентами не ввиде приобретения недвижимости, или супердорогого ожерелья из бриллиантов, а проявить своё безграничное превосходство интеллектом. Ум уже пресытился незамысловатыми развлечениями наподобие казино. Этот набор «блистательных» ширпотребов был доступен многим. Соревнование переходило в иную плоскость. Из мира материй в мир сознания. Они хотели стать Аспазиями, а не простыми содержанками. Появился новорусский новомодный тренд – быть умным и интеллектуально развитым человеком.
Теперь на закрытых дорогостоящих вечеринках уже обсуждали и завистливо шушукались, не по поводу, что кто-то купил себе шикарный навороченный ландкрузер. У многих подобные игрушки были. Или что такая-то девица нарастила себе соблазнительную силиконовую грудь. Все наращивали. Ревность и зависть переходили на другой уровень – на интеллектуальный. Уже сплетничали по поводу, как та или иная «стерва» смогла издать книгу и стать литературной звездой. И теперь эта «стервозина» ходила и хвалилась не бриллиантовым кольцом, а своей книгой, а значит, интеллектуальным превосходством. Или какая-нибудь «сука» устраивала грандиозную выставку собственных картин в престижном салоне Парижа. Все недоумевали, когда и где эта «сучка» научилась рисовать? Для новорусской элиты, подобные творческие выверты – были настоящим завистливым шоком.
Купить в отместку более роскошную и великолепную вещь, могли позволить себе многие богатые. Но как купить интеллект? Эта фишка многих-то и бесила. Разъярённые от недополученного тщеславия, жёны и любовницы требовали в ультимативной форме от своих мужей и «папиков», удовлетворения своих тщеславных амбиций. Бизнесмены как могли, удовлетворяли разные потребности своих прожорливых половинок. Но, тут возникала непреодолимая преграда. Купить виллу – пожалуйста. Но, как купить талант? Можно, конечно, нанять писателей, художников, и выдать их работы, как свои собственные труды.
Но не всё так просто. Нравственные дилеммы не мучили богатых людей, но они служили краеугольным камнем для талантливых и порядочных творческих людей. Как говаривал бескомпромиссный, но вечно нуждающийся Виссарион Белинский: «Нет таких денег во всём Петербурге, которыми можно купить меня». Многие именитые и талантливые авторы следовали этому величественному принципу, и не желали удовлетворять похоти новорусских нуворишей и их пассий. А писатели средней руки выдавали на-гора обычный ширпотреб. Поэтому «талантливых» новорусских творческих набобов существовало скромное меньшинство.
В отношении мышления, образования, знаний, умения, Костакис значительно превосходил многих людей, живущих в Дивногороде.
5. Максим
Максим Дезов шёл в Дивногород не за славой и не за деньгами. Он жаждал получить духовные знания. Ему было двадцать лет. Его неустоявшийся ум и неокрепшая душа блуждали и требовали сильной и надёжной точки опоры. После начала бурных и шоковых преобразований, как в политике, в экономике, так и душах людей – эта опора в мгновение ока исчезла и возникла зияющая вакуумная дыра, через которую много утекало, но и затекало тоже. Ведь «свято место пусто не бывает». И поэтому свои «дружественные» плечи пытались подставить многие пройдохи и духовные шарлатаны, выискивающие, вот такие молодые и неоперившиеся души, как Максим.
Если взрослые люди уже имели хоть какие-то жизненные ориентиры и взгляды, то у молодого поколения была девственная душа и мозг. Вот его и пытались оплодотворить своими «продвинутыми» идеями и духовными практиками, различные наставники и гуру. Даже взрослым людям с устоявшейся психикой было трудно бороться и сопротивляться духовной интервенции со стороны деструктивных сил, которые нагрянули в Россию. Разумеется, никто не объявлял свои «клубы по интересам» - деструктивными сектами или что-то в этом роде. Напротив, все сверкали благостью и в один ангельский голос интенсивно зазывали зазевавшихся граждан к себе, обещая немыслимые духовные «гонорары» за хорошее поведение.
Высокопрофессиональные психологи со своими специальными разработками очень умело обрабатывали и одурачивали несмышлёных и доверчивых людей. И хорошо если люди отделывались только потерей энной суммы денег. Не исключён был и более плачевный вариант. Человек запросто мог лишиться и разума и души. Духовные секты полностью порабощали людей, превращая их в зомбированную массу. Человек всегда хочет жить с определённой надеждой и верой. Не удалось построить коммунизм – будем верить, и строить другое «счастливое» будущее. Конечно же, под мудрым руководством просветлённых новоявленных мессий.
Максим полностью оправдывал своё имя. Он, действительно, был максималистом. Его не интересовали ни карьера, ни спорт, ни коммерция, которой занимался, чуть ли не каждый второй человек. Максим жил и бредил эфемерной мечтой. Он и сам точно не знал, чего хотел. Таких метущихся и мечущихся и заманивали в свои сети духовные центры. Максим полагал, что в его родном захолустном городишке не получишь духовных знаний. Вот он и устремился в Столицу, наивно полагая получить там духовные знания. В основном, в Столицу съезжались люди из многих регионов, чтобы заработать денег. Всеми двигало только меркантильные интересы. Максим высокомерно гордился, что он прибыл в Столицу за духовным багажом, а не за презренным металлом.
Неисчислимое количество сект расплодилось в России. Внезапно возникший духовный вакуум ведь надо чем-то заполнять. Мозг и душа не могут пребывать в бесконечной пустоте. Люди так устроены, что им нужны лидеры и наставники. И таких «наставников» в России в 1990-х годах развелось невидимое количество. И каждый считал себя единственным и неповторимым.
Духовный «рыночный» спектр услуг поражал воображение. Искусные проститутки, и то, в интимном плане предлагали значительно меньше услуг, чем духовные центры, предлагавшие широкий набор духовных практик. Но на самом деле, корень, база, фундамент был один. Листьев на ветках много, но дерево с корнем, питающее их, одно. Как бы духовные лидеры сект не считали себя истиной в последней инстанции – они имели одно и то же происхождение. Но простой человек, конечно, не разбирался в этом духовном супермаркете, который предлагал товар от одного производителя.
Если народ не хочет кормить свой отеческий Храм, то он будет вынужден кормить чужие секты. В России рухнул не только железный занавес, но и духовный. И все оккультные силы мира ринулись сюда, как огромные полчища завоевателей. Правда, вот несли они не мечи, а более хитроумное и извращённое оружие. Раз не удавалось покорить Россию силой и оружием, то можно попробовать другой вариант – через духовность, а вернее сказать, антидуховность. Да и свой российский духовный андеграунд, повылазил из-подполья и тоже принялся активно одурманивать и морочить людям голову.
Границы отворились, духовные визы отменили, и парапсихологический поток хлынул в страну. Любая господствующая (пусть и подспудно) религия в том или ином государстве служит своеобразным иммунитетом своего народа. Она не допускает чужаков в свой духовный устоявшийся организм. Российский нравственный и духовный иммунитет не был подготовлен к такой массированной атаки и получилась духовная Герника, от которой пострадали многие. Психологическая прививка предусмотрено отсутствовала, и организм, не выдержав напора, рухнул и начал стремительно разваливаться. Экономический и духовный Молох солидно перетёр многих людей.
Человек, затянутый в водоворот лихорадочно ищет спасения, пытаясь зацепиться за любую щепку. Вот всевозможные секты и протягивали свои «дружественные» руки помощи утопающим в духовном безвременье. Совершеннолетия Максим достиг, а вот душа пребывала в подростковом возрасте. Таких неприкаянных дезовых по стране числилось и бродило в большом количестве. Целый пласт юных сомневающихся людей – самый благодатный ломоть для обработки психики.
Максиму в его замшелом городке показалось жить скучно и тошнотворно, вот он и направил свои стопы в Столицу. Но уже буквально через два месяца пребывания охладило его романтический пыл. Многочисленные торговые лавки, ничем не отличались от таких же «блошиных» центров, торгующих «духовными» знаниями. Но Дезов оказался настырным человеком и не захотел возвращаться в родной серый городок. И продолжал усиленно искать жемчужину в сонме «учителей и гуру».
Множество откровенных халтурщиков и вымогателей от парапсихологии сильно пошатнули веру Максима в «чудеса», о которых он столько читал в специальных изданиях. Как-то так случайно получилось, что один человек посоветовал Максиму обратиться к Эрнесту Костакису. Максим кинулся наводить справки об этом экстрасенсе. Удалось выяснить, что Костакис перебрался в Дивногород. И Дезов не раздумывая отправился в этот город. Почему он поверил Костакису, которого ни разу не видел? Да кто ж знает чужую душу, которая, как известно потёмки.
У Дезова все эти лже-мудрецы выманили почти все деньги, и он чуть поработав грузчиком на базаре, купил билет в общий вагон, и поехал навстречу, как ему казалось, своей мечте. И хотя Максим твёрдо решил ехать к Костакису, он всю дорогу, пока трясся в старом вагоне, спрашивал себя: «Я правильно поступаю?». От монотонного стука колёс и узости мыслей, несмотря на неудобства, молодой организм незаметно погрузился в объятия Морфея.
Максиму приснился странный сон. Вот он (или не он?) стоит на грубоватой брусчатке, какого-то древнего города. К нему подходят два человека в старинной одежде, и зло, тыкая ему пальцем в грудь, на повышенных тонах талдычат: «Предатель, предатель». Молодой человек отрицательно и лихорадочно качает головой, но ничего не может вымолвить в оправдание. А те продолжают настойчиво его теребить, бросая обвинения и наступать на него. Молодой человек пятится назад, но крикнуть по-прежнему не может. У него всё пересохло во рту. «Ты предатель», – постоянно говорят наступавшие. «Нет!» – наконец-то, крикнул молодой человек. И от этого пронзительного крика, он проснулся. Его уже целую минуту активно теребили за плечо.
Поезд прибыл в Дивногород. Максим вышел на перрон. Кого-то встречали, кто-то сам спешил, несясь мимо Максима, который вяло, перебирал ноги по перрону. Он зашёл в привокзальное кафе, и перекусил вчерашними пирожками. На кофе денег пожалел, и пришлось давиться сухими прогоркшими пирожками. Рядом с кафе валялся шланг, из которого поливались цветы. Максим нагнулся, приподнял шланг и напился холодной воды. Очерствелые пирожки сказали «спасибо».
Максим вышел на привокзальную площадь, и немного потоптавшись в нерешительности, пошёл прямо. Солнце уже изрядно поднялось и стало припекать. Пройдя с километр, Максим не выдержал и подошёл к киоску по продаже газированной воды. Дезов посмотрел на ценники: вода, стоившая копейки теперь неприятно резала глаза от огромных цен. Не прожаренные пирожки вовсю измывались над желудком, требуя воды. Максим выгреб из кармана мелочь и отдал молодой некрасивой продавщице. Та, поморщившись, пересчитала кучу мелких монет, налила стакан прохладной газированной воды и брезгливо протянула Максиму. «Что удивительно, вот такие некрасивые женщины и предъявляют больше всего претензий», – совсем некстати, посетила Максима такая взбалмошная мысль. Он жадными глотками поглотил до капельки весь стакан, вытерев рукавом губы, поплёлся бесцельно дальше. То есть цель у него, конечно, была, но отсутствовал конкретный адрес.
Холодная сладкая газированная вода приободрила организм, придав жизненной энергии. И Максим ускорил шаг. Ноги его привели на огромный бушующий перекрёсток. Дезов слегка растерялся, увидев перед собой большой поток машин, сновавших туда-сюда по «Проспекту». Костакис, Таня, стоявшие здесь, повернули налево, Максима судьба тоже заставила повернуть налево. Пройдя буквально метров сто, Дезов неожиданно уткнулся в крупный рекламный щит. На нём было натянуто глянцевое полотно с изображением Костакиса, а внизу стояла надпись, говорящая, что в концертном зале состоится лечебный сеанс знаменитого целителя и экстрасенса Эрнеста Костакиса. У Максима от этой радостной информации перехватило дыхание. Сам Костакис его «нашёл». 
Прочитав адрес, воодушевленный Дезов тут же спросил проходящего мимо мужчину, где это. Тот ответил, что надо проехать четыре остановки влево. У Максима закончились деньги, но прибавились силы, и он с устроенной энергией поспешил пешком по указанному адресу. Костактис успел уже обрести определённую целительскую репутацию в городе. 
О нем и его сеансах рассказывали многие местные издания. Да, в Дивногороде конкурентов у Костакиса не было. Местные экстрасенсы, конечно, не могли тягаться со столичной звездой. Точно также, как местные эстрадные певцы не могли состязаться по уровню гонораров со столичными звёздами. Костакису понравилось быть первым в «деревне». Его экстрасенсорная звезда раскручивалась каждый день, сверкая все ярче и ярче. Но он ещё пока не достиг статуса, позволяющий ему выступить на главной площадке города. Поэтому приходилось пока выступать в районных ДК. Его лечебные сеансы пользовались хорошим успехом, билеты практически всегда раскупались.
Вот и сейчас, в ДК «Алюминий», где вечером должен состояться его сеанс – билеты в свободной продаже отсутствовали. Дезов ещё издалека заприметил невзрачное здание ДК, и его сердце от волнения заколотилось ещё сильнее, не меньше, чем от быстрой ходьбы. Максим зачем-то подошёл к билетной кассе, где красовалось объявление, что все билеты распроданы. У него деньги закончились, последние монеты он выгреб и оставил в киоске за стакан воды. Приподнятое настроение Максима стало постепенно сходить на нет. Дезов отошёл от кассы на три шага, и, опершись спиной о стену, стал медленно сползать на корточки. На смену оптимистическому настрою навалилась уныние и печаль. Максим от безысходности тяжко вздохнул и закрыл глаза. И в такой позе страждущего «мученика», просидел около получаса.
Из лёгкой полудремоты его вывело дергание за плечо и со словами: «Эй, парень». Максим встрепенулся и открыл глаза. Перед ним стоял парень постарше его, который сказал: «Слушай братан, хочешь подзаработать? Помоги нам разгрузить аппаратуру». Дезов радостный вскочил во весь рост и проговорил: «Только мне заместо денег, попасть бы на лечебный сеанс Костакиса. «О, кей, – сказал обрадованно парень, что удалось сэкономить. – Билетов нет, но мы тебе организуем стул, и сядешь сбоку около первых рядов. Согласен?». «Ага, – не скрывая восторг, произнёс Максим.
До концерта оставалось около двух часов. И всю необходимую аппаратуру надо было установить в зале, на сцене и за кулисами. Когда всю аппаратуру занесли, установили и опробовали, Максиму вручили стул и велели сесть около первого ряда. Минут через пять, зал стал постепенно наполняться людьми. Все места и впрямь, были заняты, и даже несколько человек, как Дезов, сидели на стульях вдоль рядов.
Действо началось. На сцену вышел человек и начал говорить. Максим разволновался, у него вспотели ладошки, он думал, что это сам Костакис выступает, хотя по плакату лицо не совпадало. Так оно и есть – это был помощник, который кратко рассказал, но в живописующих пафосных тонах о целителе Костакисе. Он разогревал публику, вводя её в особое состояние. Наконец, минут через пять, ведущий вызвал под шум аплодисментов самого главного человека, ради которого, собственно говоря, и собрался целый зал.
На сцене появилась колоритная стройная фигура молодого человека. У него были длинные темно-русые волосы. Костакис раньше носил короткую прическу, но после посещения Озёра, где он не стригся, волосы отросли, и он решил, что он так больше будет смахивать на гуру, и сбрил только бороду и усы. Но это уже по настоянию Тани. Эрнест бодрым шагом подошёл к микрофону, поприветствовал всех присутствующих и начал, что-то говорить.
Максим так сильно разволновался, что от сильного стучания в висках и ушах, он с трудом разбирал, что говорил его кумир. Да, Максим уже успел себе внушить, что Костакис его кумир, которому он и хотел бы поклоняться. Волнение у Макса немного схлынуло, и он сосредоточил своё внимание на сцену.
У Костакиса был хорошо поставленный голос, как у политиков, которых научили выступать перед народом. От его бархатистого, но энергичного голоса по всему залу расходились флюиды, которые на некоторых впечатлительных людей действовали разным образом. Одни, в основном, женщины, истерично и неестественно смеялись. Другие непроизвольно крутили головой, да так, что казалось у некоторых, она может запросто отвинтиться. Но большая часть публики, менее гипнабельной, ожидали дальнейших «чудотворных» действий.
Костакис продолжал своим постановочным медным голосом заряжать и настраивать людей на определённую волну. Использовалась явно какая-то трансовая психотехника, позволяющая людей ввести в особое состояние, чтобы потом можно было легко ими манипулировать. Вдобавок, играла и создавала общий «магический» фон, специально подобранная негромкая, но навязчивая замысловатая музыка.
Дезов видел в Столице выступления всяких экстрасенсов, но такого магического очарования, он испытал впервые. Это была энергетическая влюбленность и самовнушение. Экзальтация всегда присутствует у людей, которые искусственно себя дали покорить своим кумирам и божкам. Костакис мастерски владел психологическими приемами и магическим искусством. В подобных случаях, на девяносто процентов – это именно искусство, а потом уже какие-то физиологические манипуляции. Кроме того, особый настрой создавала и рекламная пиар-акция в местных газетах.
Психологический и энергетический шарм полностью опутал и овладел сознанием Максима, и он уже безоговорочно захотел влиться в компанию Костакиса. А если повезёт и самому обрести и научиться магическому искусству. Он наивно полагал, что можно научиться играть на скрипке, как Моцарт. Научиться-то играть можно, конечно, но не как гениальный музыкант, а как простой эпигон.
А, тем не менее, шоу продолжалось, и было в полном энергетическом разгаре. Хотя для кого шоу? Ведь большинство людей шло на такие магические сеансы с конкретной целью – исцелиться от болезней. Люди на полном серьезе верили, что если их не вылечили скальпелем, лазером, сильнодействующими лекарствами, то достаточно взмахнуть рукой знаменитому целителю, и все напасти и болезни, обуревавшие больного, тут же покинут человека. Именно, вот таким фантастическим образом, люди и представляли лечебные сеансы. Иначе, какого черта платить деньги, если как пришёл на сеанс с диабетом, то так с ним и ушёл обратно. Люди мыслили по принципу, вот приедет чудесный маг и всех избавит от болезней и хворей. Может, глядишь, и судьбу подправит. Вера во всеобщее и безоговорочное исцеление всех людей – главный лозунг.
Но в Дивногород на гастроли приезжало множество всесильных, если верить рекламе, целителей и магов. А люди все не исцелялись и не исцелялись. Хромые, как приходили с костылями, так с ними и уходили. Зато гастролеры парапсихологи уезжали с полными чемоданами денег. Хотя, надо признать, незначительная часть людей, действительно, излечивались от своих болячек. Они присылали благодарственные письма в различные издания, тем самым невольным образом, подогревая и подыгрывая какому-нибудь целителю, который подобные заезженные письма использовал для саморекламы.
У этих излеченных людей, по всей видимости, включался внутренний механизм самоисцеления, который запускал целитель. То есть большую часть работы проводил сам больной, настраивающий себя на излечение со стороны целителя, который послужил лишь спусковым крючком. Поэтому скептика, даже с пустяковым заболеванием было вылечить сложнее, нежели самонастроенного и верующего человека. Домашняя фармацевтическая фабрика имеется у каждого человека. Вся трудность заключается в извлечении этих лекарств из глубин сейфа. Задача целителя и заключалась в создании настроя человека на излечении. Чем умнее и квалифицированнее целитель, тем и выше процент излечения на его сеансах.
Поэтому Костакис и уделял огромное внимание психологическим эффектам. Поэтому и создавался определённый искусственный психологический фон для последующего вторжения в глубины психики человека. Если человек не доверял целителю и непроизвольно закрывался, то пробить подобную брешь было невозможно. Болезнь ведь тоже не желала расставаться с больным человеком, где она уже уютно обжилась и не собиралась покидать хорошее гнездышко. Вот Костакис и пытался проникнуть вглубь подсознания, чтобы расшевелить психику и послать импульс здоровья в мозг, который уже сам справиться с болезнью.
Костакис в шутку говорил, что с насморком сладить намного сложнее, чем с раковой опухоли. Или такая аналогия, с тараканами труднее бороться, нежели покорить Эверест. Или как говорил Иисус Христос: «Да будет тебе исцеление по вере твоей». А был ли Костакис сам верующим человеком? Он как-то особо не афишировал своими религиозными чувствами. Он был воспитан в западном рациональном духе. Его дедушка с бабушкой были крещены в православной вере, и сына и внука тоже крестили по русской традиции. Костакис всего несколько раз посещал храмы, живя во Франции. Когда он находился в Столице, то всего один раз посетил церковь, и то из любопытства.
Юноша бледный со взором горящий, внимательно наблюдал за действиями своего уже, безоговорочно, кумира. Весь концерт, длившийся полтора часа, пролетел незаметно. На Дезова магический сеанс произвёл неизгладимое впечатление. Он пока не понимал всего сложного механизма воздействия, который оказывал Костакис на аудиторию. Но это было чертовски увлекательно и заманчиво. Максим лишь слегка прикоснулся к необъяснимой тайне магии, но открыть занавес, ему ещё только предстояло.
То, что происходило на сцене, то о чём писали в газетах и журналах – это красивая рекламная витрина магии и чародейства, пытавшаяся разъяснить о сложном просто. А то, что реально происходит за магическим занавесом, в чародейских кулуарах – лучше слабонервным людям с тонкой душевной организацией не смотреть и не знать. Вряд ли человек будет есть колбасу, когда ему покажут, как и из чего она изготавливается. Правду и здоровый циничный человек не всегда выдержит. Поэтому Иисус Христос и не ответил на вопрос Понтия Пилата: «Что есть истина?». Зачем разрушать фундамент, на котором всё покоится.
Это только кажется, что фундамент прочный и мощный. Он может запросто просесть и покоситься на вечной мерзлоте слепости и невежества людей. Как только свет правды начинает прогревать почву, то лёд, казавшийся незыблемым на протяжении тысячелетий, начинает таить. На первоначальном этапе, если вовремя спохватиться, то «оттепель» можно заморозить и привести в порядок, покачнувшееся здание. Но если и дальше будет светить знойное беспощадное солнце правды, то никакой могучий зонтик уже не спасёт от гибельного разрушения. Человечество должно созреть до уровня понимания механизма Истины. Какой толк первокласснику вдалбливать высшую математику. Пусть сперва преодолеет её азы. И по ступенькам знаний будет постепенно вскарабкиваться всё выше и выше.
Максим освоил и усвоил только первоначальные азы магии, да и то поверхностно. Он лицезрел лишь верхушку айсберга – основа покоилась в глубинах океана. После концерта большинство зрителей потянулось к выходу. Но небольшая группа людей, взошла на сцену и окружила Костакиса, и что-то с ним горячо обсуждали. Максим стоял возле первого ряда и терпеливо ждал. Через несколько минут часть людей, окружавших всесильного мага отправились к выходу. Но два человека пошли вслед за Костакисом за кулисы. Дезов, держа дистанцию, последовал за ними.
Все вошли в кабинет, где было временное пристанище Костакиса на время выступления. Максим остался в коридоре и нервно ожидал, переминаясь с ноги на ногу. Наконец, те двое страждущих вышли из кабинета с обнадёже-сияющими лицами. Когда «весёлые» посетители скрылись за поворотом коридора, Максим с трудом сглотнул слюну в пересохшем горле и нервозно постучал в дверь. «Войдите», – раздался уставший голос изнутри. Максим наполовину приоткрыл дверь и робко, словно провинившийся школьник, протискиваясь в эту щель, переступил порог комнаты.
Костакис сидел, устало развалившись в кресле. Его отрешённый вид говорил о полном безразличии. Чувствовалось, что он отдал все силы в этом сеансе, исчерпав энергию, и походил на выжитый лимон. Вообще, кумиров и прочих «звёзд» не рекомендуется видеть вот в таких обычных тривиальных ситуациях. Иначе «икона» улетучит и потеряет свою «святость». Имидж «звезды» создаётся тонкими мазками и формируется годами, а разрушиться может в одну секунду. Поэтому большинство «звёзд», так тщательно и усиленно скрывают и оберегают свою истинную житейскую жизнь. За развенчанием обожествления последует неприятное разочарование. Вся магическая сила держится на секретности и мифе. Чем больше знаешь, тем меньше веришь. Все семь печатей должны остаться в неприкосновенности. Стриптиз тайны приведёт к разоблачению. Причём, в большей степени это повредит простым поклонникам. Людям не надо видеть, что деревянного идола создали из обычного дерева, которое приволокли из леса. Обязательно нужно сказать, что это дерево привезли аж с далёкого и загадочного острова Пасхи. Гарантия веры будет выше. Основа жизни человека и всего человечества – это миф, который никто не хочет рассекречивать. Незапланированные потрясения приводят к запланированным катастрофам. Хотя не исключено, что и наоборот. Человек благодаря мифу живёт и им и питается. Не сказку надо делать былью, а быль сказкой. Сознание покоится на трёх китах: чудо, миф, сказка.
Костакис держал правую ладонь на лбу и слегка приоткрыл глаза на вошедшего, равнодушно спросил: «Что вы хотели?». Максим немного замялся и вполголоса выдавил: «Я к вам, хочу стать вашим… помощником». Дезов хотел сказать «учеником», но в последний момент испугался и передумал. Костакис встрепенулся, убрал руку со лба, открыл глаза пошире и выпрямился в кресле, продолжая в нём сидеть. Эрнест устремил свой уже не отстранённый, а прямолинейный заинтересованный взгляд в глаза Дезову. Максим стушевался от такого пронзительного немигающего взора Костакиса, который прямо буравил и изучал мозг вошедшего, чтобы понять, кто перед ним стоит. Максим такого вперившегося проницательного и молчаливого взгляда не выдержал и смущённо опустил глаза вниз. 
Костакис, облокотившись на подлокотники кресла, медленно встал. Эрнест не мог разобраться в своих чувствах. Его психологическая прозорливость и ясновидение – молчали. Костакис понимал, что случайностей не бывает. После посещения Озера он вдруг заделался фаталистом, не таким уж убеждённым, но всё-таки. Встреча с Таней была отнюдь не случайной – и Костакис это отчётливо понимал. Костакис внутренне колебался, хотя и понимал, что всё уже предрешено.
Такое противоречивое состояние ввело Эрнеста в душевный дискомфорт. Он подошёл к окну и открыл форточку. Приятный лёгкий свежий ветерок пахнул на него, освежив лицо, но не мысли. В голове стоял полный туман и странная пустота, которую Костакис ощущал очень редко. Он пытался напрячь мысли, включить своё внутреннее зрение и интуицию. Но мысли куда-то разбежались и покинули его умный мозг, оставив своего хозяина на перепутье. Перед ним вдруг возникла огромная белая стена, надпись на которой он должен сделать сам.
Такое причудливое «философское» молчание внезапно нарушило вторжение в кабинет Тани, Семёна и Виталия. Они с любопытством осмотрели молодого человека, стоящего посреди комнаты в смиренной позе. Костакис пришёл в себя и бодро сказал:
– Знакомьтесь, это наш новый член команды. Кстати, как тебя зовут?
– Максим, – тихо ответил Дезов и поднял глаза, осматривая всех присутствующих.
– Прекрасно, Макс. Добро пожаловать в наш дружный и сплочённый коллектив, – сказал Костакис и протянул руку для дружеского пожатия.
Максим от чрезвычайного волнения и радости раскраснелся и тоже робко протянул руку. Через минуту все перезнакомились, и, забрав весь реквизит, они уже впятером отправились в свой комфортный микроавтобус «Мицубиси», который поджидал их у входа в ДК.
Семён уселся за руль, Виталий расположился рядом с водителем. Эрнест, Таня и Максим сели в уютный салон. Автомобиль плавно тронулся, и они поехали на съёмную квартиру, которая располагалась, примерно, в двадцати минутах езды от ДК. Первые минуты ехали молча. Костакис равнодушно, то смотрел в окно, то откидывал голову на «подзатыльник». Таня постоянно бросала изучающе настораживающий и ревнивый взгляд на новичка. Женский мозг пока не понимал, как относиться  к новоявленному члену команды. Но вот тонкая женская душа у Тани была не на месте. Она по необъяснимым причинам бунтовала и ревновала. Странно, ведь Макс не женщина, а, тем не менее, въедливая ревность раздирала Танино сердце. Прошло всего несколько минут после знакомства, а Таню охватило необычное беспокойство. Это как кролик, ещё не видит удава, но уже на уровне энергии ощущает его близкое присутствие. Нервозность Тане ещё создавал набитый деньгами дипломат, который она, сжимая своими нежными ручками, держала на коленях.
Костакис краем глаза заметил напряжённое состояние своей возлюбленной, которая постоянно недружелюбно косилась на новичка. Эрнест, чтобы разрядить атмосферу недоверия, негромко сказал: «Тань, Макс наш друг и твой тоже». «Ещё чего!» – неожиданно огрызнулась Таня и ещё крепче прижала к себе дипломат, и демонстративно, напыжившись, отвернулась к окну. Костакис удивился такой странной реакции девушки и только слегка ухмыльнулся, что, мол, женщин не поймёшь. Семён с Виталием, сидевшие впереди не слышали этой странноватой стычки-перепалки. Повисшее в салоне невольное напряжение, случайным образом сбил Семён, крепко выругавшись на появившуюся внезапно перед ним маршрутную «Газель» и резко при этом нажав на тормоз: «Твою мать! ну кто так ездит».         
Дальше доехали без приключений. Они поднялись на третий этаж, где снимали большую шикарную квартиру. «Тань, приготовь что-нибудь поесть», – сказал уставшим голосом Костакис и плюхнулся на диван, положив голову на обод и закрыв глаза. Татьяна была универсальным помощником, прямо-таки палочкой-выручалочкой: и администратором, и казначеем, и любовницей, и поваром. В ней чудесным образом приоткрылось множество граней.
Через несколько минут Таня засервировала стол, и все уселись поужинать за стоящий в центре зала большой красивый стол. Эрнест открыл пятизвёздочный французский коньяк, и как бы оправдываясь перед новичком, сказал: «После напряжённого трудового дня, мы всегда для расслабления принимаем по 50 грамм коньяка». И разлил всем в рюмки дорогой качественный коньяк, который он выбирал и покупал лично сам.
После алкоголя за столом появилось оживление. Начали обсуждать сегодняшний концерт. Заодно, как бы невзначай, без особого пристрастия расспрашивали Максима о его биографии. Если вдруг возникало неловкое замешательство, то Костакис разряжал обстановку каким-нибудь новым анекдотом. Максим, редко употреблявший алкоголь размяк и охотно поведал о своём городке, где он жил. Рассказал и о своём житье-бытье в Столице, где его доверчивого провинциала облапошили до основания. Все немного посмеялись над его наивностью, но не злобно. «У нас ты обретёшь уверенность и покой», – похлопывая дружески по плечу, говорил Максу Виталий.
Около одиннадцати вечера все разошлись по комнатам спать. Максиму выделили персональный диван в зале, где только что ужинали. Семён с Виталием обитали в другой комнате, а Эрнест с Таней в третьей комнате. Максим, несмотря, на дружеский ужин, почувствовал себя изгоем. Он был впечатлительным парнем, и реагировал на любые, на его взгляд, несправедливые уколы или упрёки. Обживая диван, Максим несколько раз на нём повертелся и погрузился в сладкие объятия Морфея.
Вообще, Макс был любознательный малый. Почти все его ровесники интересовались девушками, да баловались пивом, а его тянуло на духовные подвиги. Всё ему, в отличие, от Семёна и Виталия нужно было знать. Один раз он всех огорошил вопросом: «А вот если бы отменили наказание за убийство. Сколько бы людей подалось записываться в убийцы?». Обычно на подобные замысловатые вопросы эмоционально откликался Семён: «Макс, иди ты к чёрту со своими дурацки заумными вопросами». Семён был одним из самых приземлённых членов команды Костакиса. Он служил в армии, потом работал водителем автобуса. Курил, немного выпивал. Хотел два года назад жениться, да вот что-то разладилось, и он на время матримониальные проблемы отложил в сторону.
Максима интересовала и философия, и оккультные книги, и связанные с магией всякие материалы. Он практически не читал современную литературу. Как он сам признавался, что проглотил за один присест около сотни романов, так называемых современных классиков, и пришёл в недоумение, отчего тех так превозносят и расхваливают. По стойкому мнению Дезова авторы несут полную ахинею, да ещё за это получают всевозможные премии. Некоторых писателей Макс пренебрежительно называл «penisатели», которых даже печатать нельзя, а они отхватывают престижные призы.
Поэтому Максим полностью забросил чтение подобных книг и переключился на чтение духовных книг. Он думал, что в них ахинеи отсутствуют. В этом и заключался весь фокус. То, что пишут в современных книгах можно хоть как-то проверить, в отличие от эзотерики, где приходилось полагаться на честность и знания автора книги. Спектр так называемой духовной литературы был необычайно широк. После полного снятия духовной и печатной цензуры, новоявленные духовные «гуру» начали издавать свои эзотерические «шедевры», выливая на головы неподготовленных читателей потоки информации, которую невозможно проверить. Поэтому отличить, действительно, хорошую книгу от шарлатанской очень трудно.
При прочтении книг у Макса возникали вопросы, и он задавал их Костакису. Эрнест, как правило, на подобные вопросы отвечал витиевато. Но на некоторые вопросы он отвечал довольно подробно. Также Максим просил Костакиса обучить его некоторым магическим приёмам. На это Эрнест загадочно улыбался, и предлагал своему ученику приёмы из йоги и цигун. Он говорил, что вначале надо закалить тело и дух, и только затем приниматься за сложные и опасные магические приёмы. Дезов охотно соглашался, и каждое утро проделывал упражнения, которые советовал ему Костакис. В основном завтрак у них приходился на девять часов утра. Поскольку это происходило в комнате, где спал Максим, то он вставал в шесть часов утра и истязал своё тело йоговскими асанами. Таня, Семён и Виталий были просто помощниками Костакиса, а Максим хотел быть ещё и учеником.
6. Концерт
После проведения многочисленных успешных выступлений в небольших залах, Костакис почувствовал свою силу и вошёл во вкус. Его неукротимая энергия и тщеславие требовали выхода на более широкую арену. Деньги Костакиса интересовали во вторую очередь. Приехав в Россию, Костакис в основном, думал о деньгах. Но постепенно его эго трансформировалось и перекочевало в другую плоскость – ему захотелось тщеславия. Он предпочёл денежному мешку – яркую жизнь. Тем харизматик и отличается от простого человека, что никогда не остановится на достигнутом. Гении переплёвывают талантливых людей тем, что их амбиции не ограничиваются определённой целью. Гении всеядны. Против их запросов не существует противоядия.
В Дивногороде был самый престижный и крупный киноконцертный зал, который раньше назывался «Космос», но потом его переименовали на западный манер «Best Space». На его площадке выступали только крупные «звёзды» в той или иной сфере. Проходной концерт устроить здесь было невозможно не только в смысле непрестижности, но и чисто по коммерческим вопросам. Подобные мероприятия посещала элитная публика по соответствующим элитным ценам на билет. И требования к концерту были завышенные.
Костакис стал зондировать «космическую» почву. Раньше он имел дела с районными начальниками, и то не обязательно первыми лицами. Ну и также платил определённую «квоту» разной, так сказать, районной «финансовой шпане». Дивногород контролировали и управляли совсем не шпана. И к ним нужно было иметь подход. Кроме нескольких криминальных шаек, которые обирали всякую мелочь, типа напёрсточников, да разных торговцев, существовала одна организация, которая и занималась обустройством всевозможных крупных дел в городе.
Фирма располагалась в центре города под скромной и неприметной вывеской ООО «Дивно-S». Руководство фирмы напрямую контактировало с губернатором и мэром. И без этих трёх властных структур практически ничего путного в крупных масштабах нельзя было сделать. Захотел столичный бизнесмен открыть супермаркет – обращайся вначале в это ООО. Нужно создать сеть бензоколонок – опять же, иди на поклон к «специалистам» из ООО. Путь в «Best Space» тоже лежал через это незаметное, но могущественное ООО.
Костакису позарез необходимо было выступить в этом престижном зале, но не с коммерческой точки зрения. Тщеславие пульсировало в его мозгу и не давало самодостаточного покоя. Можно издать книгу за свой счёт, но такой писатель не будет пользоваться успехом, даже если он и талантливый. Путь к популярности лежит только через крупные издательства. Выпущенная книга в известном издательстве давала больше шансов стать знаменитым писателем. Так и Костакис захотел заполучить концерт в элитарном «Best Space». Правда, тут получается шиворот-навыворот. Неизвестный писатель хочет стать известным и зарабатывать на этом деньги. Костакис был богатым и не нуждался в деньгах, но желал стать известным.
Имидж у любой пока не раскрученной «звезды» после выступления в таком ярком фешенебельном заведении поднимался до больших высот. Большинство граждан любого города без труда назовут своего мэра и губернатора. Но вот назвать второго человека в городе – здесь у многих возникнут затруднения. В этом плане, Костакису и была нужна такая суперпрестижная площадка. Вторых много.
Костакис одел свой самый дорогой и хороший костюм, предназначенный как раз для подобных визитов, и направился в ООО. Он у секретарши уже заранее обговорил встречу и тему будущего разговора. Руководство фирмы обязательно предварительно наводили справки о визитёре. Наобум здесь серьёзные вопросы не решались.
В назначенный час, а точнее сказать, с опозданием на пять минут (ну любят у нас помурыжить людей, показывая свой «уровень» высоты), Костакиса встретили в роскошно обставленном кабинете три солидных мужчины. Несмотря, на их дорогую одежду и обувь, на их лицах, да и по манерам, можно было сразу определить, что это бандиты, косящие под порядочных коммерсантов. Всё-таки, как не крути, а трудно скрыть своё «происхождение». В Париже Костакис встречал русских эмигрантов дворян, которым было уже более восьмидесяти лет, и работали они не на престижных должностях, и всё равно ощущалось в их фигурах и разговоре некая дворянская стать. Так и здесь, как не пытались бандиты скрыть под красивой личиной свой преступный нрав, а всё равно бросалось в глаза их криминальное нутро.
Кратко и сдержанно поздоровались и сразу перешли к переговорам. И хотя Костакис в Столице имел опыт общения с такими «хаповитыми» людьми, тут он в очередной раз убедился в универсальной деловитости подобных «коммерсантов». Костакис уже привык к рвачеству и наглости со стороны таких «бизнесменов», и всё-таки его продолжало изумлять беспардонность и хваткость этих экземпляров.
Костакис подробно рассказал, что ему надо и ждал ответа. Три «толстяка» (один был до неприличия полный и пыхтел, словно он преодолел пешком до самого верха Эйфелевой башни, двое других, были «потоньше») для приличия перекинулись между собой дежурными фразами, которые посторонний человек и не поймёт. Те особо долго и размышляли: у них уже на всё существовали свои расценки, которые они и озвучили Костакису. Эрнест уже по Столице привык к грабительским ставкам, и, тем не менее, за организацию концерта «деловые» люди запросили умопомрачительные проценты. При этом само собой, неофициально надо было ещё отстегнуть некоторым городским и областным чиновникам хороший куш.
Костакис, идя на встречу уже заранее про себя согласился на любые условия, которые предложат дельцы, но всё же для приличия попытался поторговаться. Кроме того, Эрнест ещё хотел попробовать свои психотехники, насколько они будут эффективны в подобных «боевых» условиях. Но, увы, пробить железобетонные «дзоты» этих оборотистых и уверенных ребят, ему не удалось. Магическое искусство было эффективно только для тех, кто в них верит. Эти самоуверенные «крутые» ни во что не верили. В каждом хищном глазе этих «бизнесменов» сверкал образ «Золотого Тельца», которому они и поклонялись.
Костакис, в конце концов, согласился на «обдирательные» условия. Ведь по большому счёту – деньги ему не были нужны, лишь сработать не в убыток. Взятки чиновникам необходимо было дать до концерта, чтобы получить все разрешительные документы, ну и заодно проверить платёжеспособность клиента. А заявленные проценты от концерта можно было уплатить после продажи билетов. Чтобы выполнить такие повышенные финансовые обязательства, Костакису пришлось установить высокие цены на билеты и провести широковещательную рекламную акцию.
Костакиса впервые охватил лёгкий мандраж. Ведь на его выступление придут не только простые граждане, которым по карману подобное «шоу», но и влиятельные лица города и области. И нужно не ударить в грязь лицом, иначе вездесущая пресса, которая обязательно будет присутствовать на этом концерте, размажет его по стенке, или в случае успеха – вознесёт. Солидная публика и хочет солидных развлечений. Это не бабульки, которым «зарядишь» воду и противоревматический крем – и они уходят довольные. Высший уровень требовал и соответствующего статуса комильфо.
В назначенный день – а это был субботний вечер, Костакис со своей бригадой прибыл за полтора часа до начала концерта в «Best Space». Он сам лично все детали, предстоящего выступления, и убедившись, что уровень подготовки отличный, ушёл в комнату готовиться к выходу на сцену. Билеты, несмотря, на их дороговизну, были все распроданы. Никто не остался внакладе. 
Шикарный огромный зал стал постепенно наполняться зрителями. На это представление собрались, действительно, много известных и влиятельных людей, так сказать, «сливки» общества. Они занимали, в основном, первые три-четыре ряда. Простые люди располагались далее, и чем они были «проще», тем дальше и располагались. Они пришли на «магический сеанс исцеления». Вот приехал Костакис – Костакис их излечит. В первых рядах такие наивные простаки не сидели. Они пришли на очередной «бомондный» съезд, чтобы и себя показать, и на других посмотреть. А смотреть было на что. Жёны и любовницы бизнесменов и чиновников были обвешаны с ног до головы блестящими дорогостоящими украшениями и нарядами. На улице дополнительные отряды милиции охраняли шикарные иномарки «перворядников», ну и заодно следили за порядком.
Большой зал зрителей условно разделялся на три части. Для первых рядов – это была определённая показуха, сочетаемая с респектабельностью, по принципу, что нельзя пропустить такую бонтонную тусовку. Для второй группы – это развлекательное шоу в выходной день. Можно пойти и в цирк, посмотреть на клоунов, но цирк каждый день, а шоу с Костакисом – всего один раз. Для третьей категории – это и не шоу вовсе, а вполне серьёзное мероприятие по излечению людей от всякой хвори. Шумная и откровенная реклама делала своё гипнотическое дело.
Ровно в половине седьмого вечере концерт стартовал. Обычно на всех сеансах вначале публику разогревал конферансье. Но сейчас при таком важном событие, на сцену сразу же вышел сам Костакис, чтобы взять инициативу в свои руки с первых же минут. В свете юпитеров, он выглядел лучезарно и шикарно, под стать присутствующей публики. Подбором одежды для Эрнеста руководила Таня, как и вообще, его внешним видом. Костакис всех поприветствовал и поблагодарил за внимание, которое публика оказала его персоне. Он сказал, что постарается не разочаровать своим выступлением.
После этого сразу заиграла специально и тщательно подобранная музыка, которая в разных вариациях сопровождала концерт от начала до конца. Необходимо было настроить и привести к единому знаменателю всю разношёрстую публику на один лад. Интеллектуальное критическое мышление должно быть сведено до минимума. На первое место выдвигалось эмоциональное состояние, в котором легче всего происходило внушение. Рациональный логический разум задвигался на самый задний план. Нужно было перевести логику на другой берег Рубикона, где находились эмоции.
Сначала Костакис провёл разминку, угадав, что у кого лежит в кармане. Публика расшевелилась и повеселела. Костакис хотел убрать в людях зажатость, которая мешала ему манипулировать сознанием людей. Затем Костакис пригласил на сцену пять любых мужчин. Проведя сканирование, он оставил на сцене одного человека, а все остальные заняли опять свои места в зале. Костакис сделал над головой человека несколько пассов, и погрузил его гипнотический транс.
Костакис посмотрел за кулисы и слегка кивнул головой. Музыка заиграла намного тише. Маг усадил загипнотизированного на стул и сказал ему, что сейчас начало семнадцатого века, и попросил рассказать, что сейчас с ним происходит. Мужчина испуганно стал бормотать, что-то насчёт ведьм и колдунов. Потом истошно заорал, сказав, что его везут на огненный эшафот по указанию и приговору инквизиции. Вся публика притихла и раззявила рты. «Что происходит дальше?» – спросил маг. «Я ни в чём не виноват, отпустите меня», – вовсю надрывно кричал загипнотизированный, и машинально несколько раз отмахнулся руками. «Где ты сейчас?» – спросил маг. «Они меня привязывают к столбу. А-а-а! Спасите меня!» – что есть мочи завопил «колдун». Костакис стукнул человека по лбу и вывел из транса. Того всего неподдельно трясло и он панически оглядывался по сторонам. Виталий поднёс стакан холодной воды, и перепуганный мужчина залпом осушил его. Виталий проводил мужчину до его места в зрительном зале.
Чудеса на сцене продолжали набирать обороты. Зрительный зал медленно погружался в неуловимый транс, умело создаваемый Костакисом и музыкой. Очарованный, размягченный мозг более податливо будет воспринимать все магические чудеса, которые творились на сцене. Пришла пора показать более мощные чудеса. На сцену привели мальчика-заику. Тот без запинки не мог произнести и двух слов. Костакис погрузил мальчика в лёгкое гипнотическое состояние, и начал, что-то шептать тому на ухо. Потом резко, но не сильно хлопнул его по ушам, и мальчик вышел из транса. Костакис произносил фразу и просил ещё повторить мальчика. Тот проговаривал фразы, почти не заикаясь. Лицо мальчика от невероятной радости сияло как лампы-юпитеры. Зал бурно зааплодировал. На то, что врачи затрачивали многие месяцы, Костакис управился за несколько минут. Это и называется чудо.
Затем на сцену род руки привели почти слепую девушку. Она еле различала пальцы рук вблизи лица. Костакис сперва помассировал девушке глаза, потом достал из кармана флакончик с какой-то жидкостью, капнул себе на пальцы и опять начал растирать и втирать ей в глаза. Потом внимательно смотрелся ей в глаза, пища как бы там соринку, слегка подул в очи девушке. Костакис отошёл на три шага назад, показал свою ладонь с растопыренными пальцами и спросил: «Ты видишь мою руку?». Девушка некоторое время приглядывалась, фокусируя своё зрение и сказала, что не очень хорошо и чётко, но видит. Костакис вручил девушке флакончик и сказал, чтобы два раза в день втирала эту чудодейственную жидкость в глаза, и зрение постепенно со временем восстановится. Под несмолкаемые аплодисменты девушку увели на её место.
Вечер незабываемых чудес набирал обороты. Даже тертые калачи немного обмякли и принимали происходящее на сцене, как нечто подобающее. Ну, а простых людей и заводить не надо, они сами «обманываться рады». Перворядники сперва скептически относились к подобным трюкам. Они сами были готовы обвести вокруг пальца любого и терпеть не могли, чтобы их водили за нос. Костакису пришлось прилагать титанические усилия, чтобы развеять любые сомнения, насчёт своего магического таланта. Ведь от этого зависела его дальнейшая «звёздная» карьера.
На сцену пригласили щупленького парня. Тут же два здоровенных молодых человека вынесли тяжелую штангу. Костакис ввёл паренька в гипнотическое состояние и приказал поднять штангу. Тот словно заправский штангист уверенно подошёл к штанге, немного примерился к ней и рывком поднял ещё над своей головой. Такой трюк трудно подделать. И поэтому публика одобрительно восприняла подобный шаг.
Зал раскочегаривался и Костакис профессионально поддерживал психологический жар. Чудеса расходились, как горячие пирожки на ярмарке. Теперь можно продемонстрировать и «оживление» человека. Конечно, Костакис не собирался соперничать с Иисусом Христом. И все-таки...
На сцену двое мужчин принесли на носилках мальчика лет четырнадцати – он был бездвижен. «Неужели восстановит?» – подумали средние ряды. «Несомненно, вылечит», – безапелляционно заявляли про себя задние ряды. «Попахивает дешевым шоуменством», – подумали первые ряды, которые относились ко всему с недоверием.
Костакис деловито, со знанием дела, обходил мальчика со всех сторон, и последовательно нажимал ему на разные точки тела. Китайская акупунктура должна была мобилизовать все внутренние резервы мальчика. Костакис сильно нажимал на точки, расположенные на подошве ног, на коленных чашечках, в области грудной клетки, на позвоночнике, в шейном отделе, иногда и на голове. Мальчик изредка непроизвольно вскрикивал. Для Костакиса это служило хорошим сигналом: значит, организм откликается на боль.
После всех физических акупунктурных манипуляций, Костакис в конце лечебной процедуры применил свой излюбленный приём. Он неотрывно смотрел в область третьего глаза мальчика, накачивая его слабенький организм своей энергией. Тело мальчика несколько раз непроизвольно подёргивалось. Энергетические импульсы стали нарастать, и тело мальчика сильно завибрировало, как будто через него пропустили ток. Костакис, что-то громко крикнул и стукнул звонко ладонью мальчику в лоб. Тот вздрогнул, а тело, наоборот, перестало трястись. Костакис отошёл на три шага и властно сказал: «Встань и иди ко мне!». Костакис указал, стоявшим двум мужчинам, которые принесли носилки, чтобы они помогли мальчику приподняться. Мальчик сидел на «операционном» столе и робко смотрел на Костакиса, который опять отрывисто крикнул: «Встань и иди!». Мальчик боязливо опустил ноги на пол, встал и медленно, буквально, по пять-шесть сантиметров стал передвигать ноги. Мужчины стояли на подхвате. Мальчик не веря, что идёт своими ногами без поддержки, от радости взвизгнул, и продолжал черепашьими шагами идти к своему избавителю.
Зал замер и затаённо наблюдал за невероятными событиями. Когда мальчик попал в объятия Костакиса, зал дружно зааплодировал. Даже первые ряды, искренне порадовались успехам мальчика. «Тебя как зовут», – спросил Костакис мальчика. «Серёжа», – ответил тот тихим, но радостным голосом. «Вот Серёжа, тренируйся упорно каждый день, и месяца через три, ты будешь с мальчишками играть в футбол», – сказал Костакис, поглаживая улыбающегося мальчика по голове.
– Дорогие друзья, – сказал Костакис, обращаясь в зал и вытирая пот со лба, – пока мужчины потихоньку проводят мальчика, будущего футболиста, я буквально на пару минут отвлекусь за кулисы, выпить стакан минералки. Зал зааплодировал и Костакис исчез за кулисами. Там его поджидала заботливая Таня, которая протянула ему шоколадный батончик и стакан минеральной воды. Эрнест присел на стул, быстро проглотил вкуснейший калорийный батончик и запил водой. Таня заботливо вытерла полотенцем пот с лица и шеи своего любимого.
Костакис взглянул на часы: пара минут истекали, он тяжело вздохнул, встал, поцеловались с Таней, и он опять вышел на сцену. Он подошёл к микрофону и сказал: «Ну что ж, продолжим». И только он хотел произнести следующую фразу, как ему кто-то из четвёртого ряда злобно поддакнул: "Продолжим». Костакис увидел, как к нему уже направляется молодой мужчина с недовольным видом, буравя его своими злющими глазами.
– Молодой человек, прошу вас, сядьте на своё место, – сказал как можно вежливее Эрнест. Но мужчина и не подумал останавливаться, а напротив стал выкрикивать оскорбительные слова в адрес Костакиса. Двое охранников подбежали к возмутителю спокойствия, и возле ступенек, ведущих на сцену, схватили его. Показалось, что инцидент на этом будет исчерпан, но тут совсем неожиданно, словно по условной команде, с четвёртого ряда вскочили шестеро здоровых и крепких молодых человека. Они подбежали к охранникам и силой отшвырнули тех в сторону. Те опешили от такой внезапной, невесть откуда взявшейся защите, и вопросительно посмотрели за кулисы, ожидая оттуда подкрепления.   
Молодые качки с самодовольным видом стояли в охранении возле ступенек. Зал заволновался и загудел. Никто ничего толком не мог разобрать, что же здесь творится. Началось какое-то незапланированное шоу. Молодой злобный мужчина, лишь слегка небрежно покосился на поверженных охранников, и медленно с нагловатой походкой взошёл по ступенькам на сцену. Взойдя на сцену, он повернулся и оглядел высокомерным взглядом весь зал, а потом достал сверкающий нож. Зал ахнул и завопил, как встревоженный улей.
Человек с ножом ехидно ухмыльнулся и медленно пошёл на Костакиса. Тут подбежала Таня и своей хрупкой фигурой преградила путь бандиту. Он затрясся, оскалился и рявкнул: «Пошла вон, шлюха». Семён и Виталий кинулись сзади в ноги бандита и сбили его на пол. Таня бросилась за кулисы за помощью. Двое качков подошли к Семёну и Виталию, приподняли их, и потом резко вмазали каждому под дых. Те схватились за животы и судорожно повалились на пол.
Костакис посмотрел за кулисы, ожидая оттуда помощи, потом устремил свой взор в зал и крикнул: «Кто-нибудь защитит своего целителя?». С задних рядов откликнулось несколько человек, и они ринулись на подмогу. К шести качкам непредвиденно присоединились ещё шесть человек, и возле ступенек завязалась потасовка. Это была не драка, а именно, потасовка, потому что качки явно превосходили по силе нападавших и без труда отбили «кавалерийский» наскок. Эрнест стоял неподвижно, невозмутимо наблюдая за небольшой сварой возле сцены.
Бандит уже встал с пола, немного понаблюдал за «мордобитием», и затем, подняв вверх нож, угрожающе двинулся на Костакиса. Дебошир надвигался медленно, сверкая ножом и ненавистными глазами. Эрнест стоял не шелохнувшись, вперившись своим взором в глаза бандита. Никто больше не пытался прийти на выручку мага. Зал хоть и бурлил, но никто не предпринимал попыток прорваться на сцену. Все недоумевали, где же охрана?
Тут из-за кулис одна, без помощников прибежала Таня, набросилась на бандита и начала лупить его своими нежными девичьими ручками. Мужчина остановился, опустил руку с ножом вниз, гневно зыркнул на Таню, потом свободной левой рукой схватил её за грудки, подтянул к себе, и резко швырнул её от себя в сторону зала. И хотя бандит не отличался богатырским телосложением, тем не менее, Таня от такого толчка улетела со сцены и плюхнулась в партере. Таня, стоя на коленях перед первым рядом, слёзно взмолилась: «Мужчины, ну помогите, пожалуйста». Небольшое замешательство прокатилось по первому ряду. Они все, в основном, привыкли, что это их защищают, а тут… И всё-таки троих мужчин коснулись женские слёзы и мольба, и они попытались пробиться через кордон качков, которые стояли непробиваемой стеной, и с лёгкостью отбивали любые кратковременные попытки.
Бандит после непродолжительного замешательства опять поднял высоко руку с ножом, и, вперив ещё более лютый взгляд, двинулся на Костакиса. Зал неистово шумел, охрана по необъяснимым причинам так и не появлялась. Бандит переступал медленной поступью, как бы смакуя каждый шаг. Зверский взгляд он чередовал с ехидной усмешкой. Костакис так и не сдвинулся с места, он лишь сложил руки в районе груди, и чего-то ждал.
Не доходя буквально трёх шагов до Костакиса, перед бандитом неожиданно возникла фигура Максима Дезова. Он стоял и невозмутимо смотрел в лицо бандиту, а сзади в правой руке Макс держал наготове нож. Бандит немного растерялся от появившегося живого щита и остановился. Их глазная дуэль длилась несколько секунд. Первым не выдержал бандит, его глаза налились кровью и бешенством и он прошипел: «Уйди!». Максим не шелохнулся. «Уйди ублюдок!» – истерично закричал бандит и замахнулся ножом на Макса. Но Дезов его опередил, он юрко вытащил нож и пырнул в живот бандита. Зал ещё больше заревел, загудел, началась паника и истерика.
Бандит судорожно несколько раз вдохнул воздух и выронил нож, и схватился обеими руками за рану и опустился на пол. Максим молча с каменным лицом, держа в руке окровавленный нож, смотрел на корчившегося мужчину. Тот сперва немного постоял на коленях, а потом брякнулся на спину и громко застонал. Максим обеспокоенно обернулся и с вопрошающим взглядом посмотрел на Костакиса. Наконец, Эрнест «ожил» и принял участие в этой странноватой заварухе. Он быстро шагнул вперёд и присел рядом с истекающим кровью человеком. Тот инстинктивно прикрывал рану правой рукой, которая недавно держала нож. Костакис отвёл его руку в сторону, расстегнул пуговицы у рубашки и увидел сочившуюся рану.
Он немного подул на рану и затем приложил свою ладонь на рану, закрыл глаза и принялся, что-то шептать. На сцене самого шикарного концертного зала проводилась какая-то колдовская магия из глубокой старины. Здесь требовалась квалифицированная медицинская помощь, а не какие-то бабушкины заговоры. Кровь не поддалась на эти «заговорщические» призывы и продолжали течь.
Костакис вскочил на ноги, снял свою рубашку, преподнёс её к своему лицу и начал, что-то горячо и неразборчиво бормотать. Через двадцать секунд это «священнодействие» завершилось, и Эрнест опустился над раненым и приложил «намоленную» рубашку к ране. Напряжённая пауза длилась менее пяти минут. Бандит сперва кряхтел, а потом вдруг перестал издавать болящие стоны. И тут на сцену, наконец-то, почти одновременно забежали милиция и врачи скорой помощи.
Врач, женщина лет пятидесяти, слегка полноватая, пыхтя, присела, чтобы осмотреть раненого. И тут Костакис, как самоуверенный артист-фокусник, демонстративно отнял руку вместе с рубашкой и встал. Перед теми, кто стоял рядом, предстала удивительная картина. В животе, где только что зияла кровоточащая рана, виднелся небольшой тоненький розоватый рубец, который заросся давным-давно, а не только что.
Врачиха внимательно осмотрела затянувшуюся рану и удивлённо подняла глаза на Костакиса. Она ещё несколько раз помяла живот раненого, чтобы удостовериться, что всё в порядке и, встав, неопределённо кому сказала: «Ничего не понимаю. Если это было проникающее ножевое ранение, то всё зажило как на собаке». Какая «собака»? Все трагические события прошли буквально несколько минут назад. Все стояли в полном недоумении, в том числе и смутившийся Максим.
Первой отпрянула от шока Таня, которая уже пришла из партера и никто ей не помешал. Помощники бандита, стоявшие в охранении, испарились. Как только они завидели такой непредвиденный оборот событий, то сразу же мигом ретировались, оставив своего «друга» в одиночестве. Таня, от переполняющих её чувств, подбежала к микрофону и крикнула: «Слава нашему великому магу и чародею Эрнесту Костакису, который несмотря даже на своего врага, сотворил настоящее чудо». И она принялась неистово аплодировать. Зал в едином порыве тоже взорвался громкими овациями.
Костакис поглощал сильные положительные эманации, исходящие из зрительного зала. Ему рукоплескала вся престижная и главная площадка Дивногорода. И лишь один Максим Дезов, стоял словно очумелый, и не ликовал. Он бессмысленными глазами взирал, то на свой обагрённый кровью нож, то на зажившую в мгновение ока рану. Он увидел и не поверил. А сидящие в зале, смутно видевшие издалека, что происходит, не видели, но поверили. Максим походил на человека, которого оглушили обухом по голове. И сознание не потерял, но и что творится, тоже не разумел. Противоречивая смесь странных чувств вдруг открылась в его неокрепшей душе.
Он не мог разобраться, то ли ему радоваться за то, что спас своего кумира, то ли радоваться, что его кумира сейчас так неистово превозносят. Максим был растерян и расплющен этими шокирующими событиями, произошедшими за короткое время. У него и раньше не было точки опоры, а сейчас вообще, почва ушла из-под ног. Необъяснимая ревность нахлынула на Максима. Он, правда, не мог разобраться – к кому и почему?
Люди в зале восторженно и дружно аплодировали новоявленной «звезде». Костакис стоял лицом к зрителям, подняв руки и наслаждаясь своим триумфом. А Максим стоял позади и не мог понять, почему его, который спас Костакиса от неминуемой гибели не приветствуют, даже вот «звезда» и то не поблагодарила. Уязвлённое самолюбие, которое в Максиме сидело глубоко, вдруг теперь выскочило из самых потаённых уголков души и нестерпимо гложило и раздирало на противоречивые части.
Знаменитость Костакиса после этого выступления достигла апогея. Его провинциальность закончилась, благодаря публикациям в центральных изданиях. Многие газеты и журналы лестно отзывались о новой восходящей экстрасенсорной «звезде». Причём журналисты писали не только о сотворённом чуде, но и о том, что Костакис простил своего потенциального убийцу, уладив дело с милицией. Огромное тщеславие сосуществовало с всепрощением. Горделивость вкупе с христианским милосердием уживалось в одной душе, создавая нелепый синтез, не умещавшийся в прокрустово ложе определённых нравственных ценностей и понятий.
Все безоговорочно радовались успехам Костакиса, и лишь Дезов пытался воспринять победы своего кумира не сердцем, а рациональным разумом. Максиму невдомёк было, что разум не всё может постичь и охватить. Как только разум хоть немного постигает истину, то он сходит с ума. Мозг не в силах выдержать то, что творится за тайной завесой. Поэтому Христос и не стал излишне тревожить Пилата, не ответив ему на вопрос: что есть истина? Счастье скрывается в полном неведении. Знание – не для всех сила.
Раньше Костакис тратил большие деньги на рекламу и раскрутку своего целительского имиджа. Теперь о нём везде писали, приглашали на телевидение, брали интервью. Вначале Костакис работал на имидж, теперь имидж работал на него. Ночная звезда, которую не каждый обнаружит на небе среди множества других звёзд, теперь превратилась в яркое дневное светило. Генератор механизма «звёздности» работал на полную катушку, едва сдерживаясь, чтобы не уйти вразнос.
Костакис был очень противоречивой личностью. В нём присутствовал целый комплекс несочетаемых сочетаний. Наверно в этом странном коктейле и заключается истинный характер харизматического человека. Даже беглое знакомство с харизматическим человеком, приводит людей в состояние сумятицы. Правильный человек – это цельный, гармоничный человек. А харизматик соткан из множества лепестков противоречий. Только соединив и увидев все лепестки вместе – вдруг увидишь прекрасный цветок. Как смотришь на обычное небо и вдруг из «ничего» возникает очаровательная радуга. А до этого каждый по отдельности лучик света никто не замечал.
Правильно соединить, казалось бы, несочетаемые предметы – и есть высочайшее призвание. А поэтому любое проявление неординарных поступков со стороны харизматика – у одних людей вызывает восторженный пиетет, граничащий с фанатизмом, а у других – неприкрытое отторжение и неприязнь. Всем не угодишь. Поэтому приходится лавировать между Сциллой и Харибдой. Финал в любом случае трагичный.
Истины в последней инстанции не существует (за исключением, конечно, Бога), и поэтому каждый её трактует, понимает, излагает на свой лад, в меру своего таланта и порядочности. У одних это получается хорошо, у других неважно. Отсюда не следует вывод, что кто плохо владеет риторикой и убеждением – не прав. На данном отрезке, может и не прав. Но подобных отрезков в жизни человечества существует много. И из этих мозаичных отдельных осколков и складывается затем общая картина мира. Но пока картина не дорисована – никто не может увидеть, что на ней изображено. Поэтому и приходится догадываться и идти на ощупь, и дорисовывать то, чего нет. И чем талантливее художник, тем лучше и загадочнее получается картина.
Любовь
Таня с Эрнестом в свободный день отправились отдохнуть, покупаться, позагорать на Дивнору – на своё любимое место. Они себе там подыскали очень уютное «гнёздышко» и, не тушуясь, «зарезервировали» его за собой. Внизу у речки был песчаный пляж, а чуть повыше располагались земляные вымоины с небольшими пустотами возле них, что немного скрывало взоры от посторонних любопытных глаз. Конечно, они этот уютный участок не купили в собственность. И если, придя на речку, они вдруг обнаруживали, что их «люксовый номер в отеле» занят, то Эрнест галантно предлагал «квартиросъёмщикам» перейти в другое место, объясняя, что это их любимое место. К этим «весомым» аргументам, Эрнест, как правило, добавлял деньги, и проблемы решались быстро. 
А место, которое облюбовали Таня с Эрнестом, действительно, было очень прекрасно и удобно расположено, гармонируя со всем речным пейзажем. Небольшие кустики с зелеными листьями, служили естественной завесой для их интимных любезностей. В основном, они здесь обитали вдвоём. Но если Максим, Семён и Виталий иногда присоединялись к ним в походе на речку, то Костакис в категоричной форме не допускал в свою любовную зону своих друзей, отправляя их, понежится на другое место пляжа.
Семён с Виталием безропотно подчинялись таким ограничениям, и не лезли на рожон. Максим же ревниво относился к подобным уединениям. Он обычно окунётся один раз в речку, потом сядет на песок, и частенько бросает свой недружелюбный и завистливый взгляд на «амбразуру», из которой раздавался игривый щебет счастливых голубков. Ему тоже хотелось получить толику любви из огромного океана страстей.
Один раз, Макс не выдержал радостного визга, издававшегося из-за кустов, и, набрав воды в бутылку, он подошёл к ним и облил их водой. Большую часть порции воды он извергнул на Таню. Она лежала вплотную с Эрнестом, положив правую руку на его немного волосатую грудь, а левой рукой гладила его по голове, изредка целуя в губы, и что-то нашёптывая ему в ухо. И после этого и раздавались лёгкие смешки от обоих. Таня после обливания, резко вскочила, схватила полотенце и начала весело и незлобно лупить по Максиму. Тот сперва защищался руками, но потом побежал вдоль берега. Таня гналась за ним и изредка хлестала Макса по спине. Они оба задорно смеялись и бегали по берегу, словно дети. Многие люди, находившиеся на пляже, тоже улыбались таким забавам. Но Костакису подобные забавы не нравились, и он предпочитал быть на речке только вдвоём.
В своей комнате в квартире они предавались физическим любовным утехам. Здесь на берегу они больше предпочитали философски интеллектуальные сексуальные беседы. Таня даже придумала этому занятию причудливое слово – финтес. Когда Таня игриво произносила это слово при всех, то Семён с Виталием понимающе хихикали, а Макс набычивал своё лицо. Он всегда был недоволен, что его не приглашают на такие «философские» развлечения.
Сейчас они пришли на речку вдвоём. Их «коронное» место пустовало, и они быстро раздевшись, пошли окунуться в Дивнору. Августовская тёплая вода придала бодрость и умиротворение. На пляже было много людей, в основном, детей и подростков, которые использовали летние каникулы на полную мощь. Также находились бабушки и дедушки со своими маленькими внуками.
Немного порезвившись в лучезарной воде, Таня с Эрнестом вернулись на своё «законное» место. Они постелили мягкие покрывала на песок и улеглись на них, подставив под солнечные лучи свои уже загоревшие молодые тела. Их медовый месяц длился около двух месяцев, а они здесь вдвоём уединялись меньше десяти раз. Постоянные концерты и приёмы больных не позволяли оставаться наедине почаще.
Их финтес заключался в том, что Таня неуёмно приставала к Эрнесту с всякими вопросами. Но в основном, они касались личной жизни Костакиса, о которой она знала мало. Ей как женщине нужно было «позарез» выпотрошить из своего любимого о его прошлых увлечениях. Эрнест как мужчина старался сдерживать свой пыл и не говорить слишком откровенно о своих любовных похождениях. Но Таня настаивала. И когда Эрнест один раз страстно поведал о своих взаимоотношениях с одной бестией парижанкой, то Таня поджала коленки к подбородку, ревниво фыркнула и демонстративно отвернулась. «Вот и пойми этих женщин», – думал Костакис. Сперва она разбередила его душу, требуя рассказать о любовницах, а потом ревниво напыжилась, не желая слушать «эти скабрезности». Костакис был профессионалом в своём деле, но в отношении женщин, он оставался неотёсанным мужиком и с трудом понимал женскую душу. Он частенько попадал впросак, делая (непреднамеренно, конечно) комплименты женщинам в присутствии Тани. За такие неуместные «своевольности», он и получал нагоняи от Тани.
Сейчас они пока молча лежали, наслаждаясь приятными мягкими солнечными лучами. Таня, как обычно загорала топлесс, благо, что их «ложе», скрытое от посторонних глаз, позволяло такую неприкрытую роскошь. Её «арбузики» были поменьше размером, чем у той парижанки-бестии, о которой так взахлёб, увлечённо и бестактно тараторил Эрнест, что и вызвал у Тани лёгкий нервный срыв.
Минут пятнадцать они молча нежились, получая бесплатный бронзовый загар от бога Ра, о котором Костакис тоже много рассказывал, как и вообще о древних религиях. Потом Таня женской интуицией прочувствовала на себе поедающий пронзительный жгучий мужской взор. Он приподнялась и увидела, что метров с двадцати на неё пристально смотрит мужчина лет двадцати. Тот беззастенчиво с ухмылкой разглядывал прелести Тани. Она надела красивый бюстгальтер, который, в общем-то, мало, что скрыл, и кокетливо погрозила пальчиком парню. Тот ехидно улыбнулся и задорно с разбега прыгнул в речку, и быстро поплыл на другой берег.
Таня выпила немного минералки, и как всегда устроила традиционный «допрос», то есть начался финтес. Она пригнулась над Эрнестом, поцеловала его волосистую мощную грудь, потом чмокнула в губы. Затем нежно провела пальчиком, который только что грозил смывшемуся парню, по шее и лицу Эрнеста. «А ну-ка Костакис, давай выкладывай, какие у тебя ещё были бестии», – насмешливо спросила Таня.
– Ну, Тань, что пристала, расскажу, а ты мне потом нашкандыляешь по шее, – сладко зевнув, буркнул Эрнест.
– А ты умно рассказывай, тогда и не получишь нагоняй, – сказала Таня.
– Ну что значит «умно»? О бестиях либо плохо, с всякими непристойностями, либо вообще никак, – ответил Костакис.   
– Вы мужики похабщики, не можете о женщинах культурно и с пиететом рассказать. Чтобы дыхание перехватило от зависти, – вдохновенно сказала Таня.
 – Ага, расскажу с пристрастием, а потом будешь за мной гоняться по всему пляжу, – сказал Эрнест.
– Эрнест, а расскажи про свою первую любовь и про первый секс, – сказала упрашивающе Таня, и нежно провела указательным пальцем по лбу и бровям любимого.
– Запомни детка, первая любовь и первый секс – это разные вещи. Первый секс может произойти и в борделе, – сказал Костакис. Таня недовольно хмыкнула, и вздохнула, мол, опять похабщина пошла. Костакис заложил руки за голову, закрыл глаза и начал свой любовный рассказ:
– В 17 лет я поехал в лагерь труда, у вас это раньше назывался пионерский лагерь. Этот лагерь находился в Марселе на берегу Средиземного моря. Вот я там впервые вкусил прелести взрослой жизни. Хотя я и парень не робкий, но всё же первым стеснялся знакомиться с девушками. Одна суперпотрясающе красивая девушка (Таня тут недовольно фыркнула, но промолчала), моя ровесница, сама затащила меня в постель. Чувствовалось, что она в этом деле уже опытная. Правда, первый секс у меня был не с ней. – Эрнест приоткрыл глаза и взглянул на расфуфыренную Таню, – Ну ладно, опустим подробности. Эта девчонка так классно целовалась, я думал, что у меня башню снесёт. Пока мы там находились в лагере, все две недели проводили вместе, занимаясь сексом по несколько раз в день. – Таня ревниво вздохнула. – Иногда уединялись в комнате, но в основном, уходили в горы. И места потрясающие, и секс потрясающий. Две эти упоительные недели пролетели как один миг. Это была моя первая, но мимолётная любовь.
Таня тяжело задышала, встала и пошла к речке, остудить свою пылкую ревность. Вернулась успокоившаяся и охлаждённая. Она слегка протёрла тело полотенцем, облокотилась рядом и спросила:
– Эрнест, а когда у тебя произошла настоящая крупная любовь?
Костакис сладостно зевнул:
– Да, была настоящая любовь. Семь лет назад. Я так сильно влюбился, что потерял не только голову, но и работу. Мне тогда было 24 года.
– Ух ты! Расскажи поподробней, – сказала Таня.
– Её звали Элен. Она была моложе меня на четыре года. Обычно все едут в Париж – город любви, а у нас всё получилось наоборот. Мы познакомились в Париже, но пик наших любовных взаимоотношений пришёлся на курортный город Ниццу. У неё начались летние каникулы – она училась в Сорбонне. А я тогда работал в крупной газете корреспондентом. Я взял отпуск и отправился вместе с ней в Ниццу.
– Эрнест, а как ты понял, что это была именно любовь, а не очередное увлечение? – спросила Таня, сверкая завистливыми глазами.
– Ну, это трудно объяснить словами. Тут нужно прочувствовать сердцем, зажглась там искра или нет. Насчёт женщин не знаю, а у мужчины обычно возникает похотливое желание. И это называется простое половое влечение. А у меня не похоть зародилась, а странным образом ёкнуло в сердце. Со мной такого ни разу не было. Мне захотелось обнять и крепко прижать Элен, ни как девушку для секса, а как мать моих будущих детей, и как любимую женщину, с которой я проживу счастливо всю жизнь. Вся Вселенная сконцентрировалась в одной этой девушке. Меня словно молния поразила, и тлеющий уголёк в сердце вспыхнул с невероятной силой. Тань, да ты наверно и сама испытывала такое изумительное блаженство, – сказал Эрнест.
Таня всегда с упоением слушала разные его рассказы, которые он цветасто разукрашивал красивыми литературными оборотами. Сейчас Таня испытывала невероятную ревность к сопернице, и она, прикусив губы буркнула:
– Костакис, давай не отвлекайся и рассказывай дальше.
Вообще, если Таня вдруг переходила с имени на фамилию (не только по отношению к Эрнесту), то это служило сигналом, что она раздражена или взволнованна.
– Ну вот, – продолжил Эрнест, – на этом курорте мы провели чудные времена. – Костакис с аппетитом сглотнул слюну. – Я даже не заметил, что у меня закончился отпуск. Мне позвонили из редакции и поинтересовались, почему я отсутствую на работе. Я как безответственный мальчишка ответил, что по уши влюбился, и пока не планирую возвращаться на работу. Меня, конечно, уволили. Но неприятности на этом не завершились. В конце августа, к нам нагрянули её отец и старший брат. Закатили нам взбучку, словно мы несовершеннолетние юнцы. Весь смысл их претензий заключался в том, что ты, мол, голытьба (это они так нелестно про меня) не достоин красавицы Элен. Они подыскивали ей более состоятельную и престижную партию. Ну, прямо повеяло каким-то средневековьем, когда силой замуж выдавали. В общем, они бесцеремонно забрали Элен и увезли с собой. Я после этого случая жил один. Вернее я укатил на целый год в Тибет. Решил так сказать, развеется, и постараться забыть Элен.
– И что ты её больше ни разу не видел? – с любопытством спросила Таня.
– Где она живёт, я не знал. Я несколько раз приходил к Сорбонне, где она училась, но так ни разу её и не встретил. Скорее всего, её чопорные строгие родители увезли куда-нибудь.
– Костакис, а сколько у тебя вообще было штук? – Таня с раздражением прямо так и спросила, именно штук.
– Женщин имеешь в виду? – спросил Костакис, покосившись на надутую Таню.
– Да! – гаркнула Таня.
Костакис вздохнул, он не понимал, зачем Тане, которая и так находилась в возбуждённом состоянии, такие ненужные подробности. Но, всё же, видя наведённый на себя ревнивый взгляд Тани, лениво ответил:
– Ну, я не считал, может, штук десять и было. Он и сам не заметил, как по инерции повторил вслед за Таней, невежливое «штук».
Таня недовольно фыркнула, взяла бутылку минералки, сделала три глотка, а четвёртый задержала во рту, и потом брызнула в лицо Эрнесту.
– Ну, началось, твою мать! – бросил реплику Костакис.
– Ещё не начиналось, – с улыбкой произнесла Таня. Она прильнула к Эрнесту и спросила: «Настюш, ты меня любишь?». Когда Таня хотела проявить излишнюю ласковость, то она так и называла своего возлюбленного «Настюш». А на противоположном полюсе находилось, грозное «Костакис». И Эрнест уже по этим тонким оттенкам судил о нервном состоянии своей возлюбленной. Эрнест обнял за затылок Таню, пригнул ближе к себе и нежно проговорил:
– Ну, конечно, мой воробышек, я тебя очень люблю. Ты моя единственная, и наверно, последняя любовь.
– Наверно!? ... – Таня вспыхнула и начала слегка, играючи «дубасить» Эрнеста. Он рассмеялся, повернулся и лёг на живот, чтобы удары приходились по спине. Закончив «экзекуцию», Таня спросила:
– Слушай Эрнест, а у тебя была какая-нибудь изюминка. Ну, в смысле, какая-то неординарная женщина?
– Да, такая сучка встречалась. Я как раз возвратился из «турне» по Тибету. Несмотря на то, что мне было всего 25 лет, вид у меня был брутальный. Я загорел, немного огрубел, был небритым. Некоторой породе женщин, как раз нравятся такие мужчины. И вот одной бизнесвуменше я и приглянулся. Ей было на тот момент 55 лет. Но правда, выглядела она довольно изящно и моложаво. В постели вела себя, пожалуй, даже получше, чем молодые неопытные девушки. Она была из категории жадных ненасытных самок. Секса ей хотелось всегда. Неудивительно, что от неё любовники сбегали через месяц знакомства. Первый месяц, я натиск этой нимфоманки выдержал спокойно. Я ведь сам соскучился по сексу за длительное путешествие по Востоку. Мы с ней сексом занимались практически в любых, подходящих и не подходящих местах. А вот в квартире, в её спальне, стояла прикольная кровать, созданная специально для занятий сексом. Очень дорогая кровать, тянет по стоимости на хороший автомобиль. Лёжа на ней, ощущаешь интересные еле уловимые телодвижения, словно в невесомости находишься, – сказал Костакис, потом взял бутылку минералки, и сделал несколько глотков.
Таня слушала этот рассказ с широко открытыми глазами. Она всю жизнь проспала на скрипучем дряхленьком диване, и отродясь не слышала про такие кровати. Она согласна была заниматься любовью и на полу, лишь с любимым человеком. Костакис продолжил:
– Много часов мы провели на этой чудо-кровати, занимаясь любовью. Хотя вряд ли это можно назвать любовью, скорее, самый обычный секс на необычной кровати с похотливой самкой. Если с этой нимфоманкой прожить вместе с полгода, то думаю, что даже здоровяк отправится на кладбище. Где-то через полтора месяца я приболел, мы с ней не виделись одну неделю. Так она быстро нашла мне замену, и отправила меня в отставку. Да я честно признаться, я и сам был рад расставанию. Она самая обычная энерговампирша. Соки безжалостно из мужиков высасывает, а потом бросает за ненадобностью.
Таня внимательно слушала скабрезные подробности из уст любимого, ревниво поглощая каждое его слово. По завершению она только многозначительно проговорила: «Так, так…». Эрнест не вникал в эти женские подробности «так, так». Он провёл нежно рукой по красивой ножке Тани, потом по всему её изящному телу и сказал:
– Танечка, ты моя единственная и любимая женщина.
– Значит, единственная? – вспыхнула Таня.
– Тань, ну ты же сама попросила рассказать, а сейчас бурчишь, – сказал Эрнест. – Вас баб не поймёшь.
Костакис, в отличие от русских мужчин очень редко называл женщин «бабами». Ему претило такое полувульгарное отношение к женщинам. К таким эпитетам он прибегал в редких случаях. В основном, обращался к женщинам: леди, дама, мадам. Некоторые экзальтированные женщины, в основном, бальзаковского возраста, приходили в неописуемый восторг от таких лестных эпитетов, которые они в жизни не слышали.
– Сам ты мужик! – раздражённо буркнула Таня, и слегка шлёпнула ладонью Эрнесту по груди. Но потом прильнула и начала страстно целовать его грудь, шею, губы, уши. Чтобы прекратить эту «вакханалию», Эрнест спросил:
– Тань, а ты слышала про тантрический секс?
– Чего? – удивлённо сказала Таня, задержав свои алые губы у загоревшего носа Эрнеста. – Что это за чудо-юдо, небось, какой-нибудь разврат?
– Если так можно выразиться, это осознанный секс. То есть, если обычные люди занимаются сексом на почве бурных неконтролируемых эмоций, то в тантризме всё управляется и подчиняется определённой схеме, – сказал Костакис.
– Хм, как это управляется? – ухмыльнулась удивлённо Таня. – Любовь тем и хороша, тем она и ценна, что бесшабашна и лишена всяких условностей  и ограничений. В любви человек раскрепощается и становится самим собой и даже чуть лучше. Даже негодяя можно вылечить любовью.
Таня легла на спину и мечтательно разглядывала небо, ища там подтверждение своим словам. Костакис задумчиво молчал. Рядом у его ног шмякнулся мяч, это недалеко играли в волейбол подростки. Эрнест приподнялся и кинул мяч обратно. Таня опять заговорила:
– Это как, например, кусок мяса. Можно съесть целый кусок и будешь весь день сыт. А можно приготовить из него аппетитное блюдо. И всё это скушать за прекрасно сервированным столом. И обычная жратва превращается в восхитительную трапезу. Вот такое отличие секса от любви.
– Что-то я от твоих гастрономических подробностей есть захотел, – сказал Костакис. Он достал из сумки большое красное яблоко и начал его с аппетитом жевать.
– Мужикам только бы пожрать, да вы…бать, – обидчиво сказала Таня, и выхватила из руки Эрнеста яблоко, куснула его, и опять вложила ему в руку.
Эрнест доел яблоко, выпил минералки. Таня лежала на спине, заложив руки за голову. Её чисто выбритые подмышки кокетливо и призывно блестели на ярком солнце. Эрнест пригнулся и смачно поцеловал сперва в одну подмышку, потом в другую. Таня кокетливо хихикнула и обняла голову любимого, прижав её к своей лакомой груди. Немного понежившись, Эрнест приподнялся, и любовно щёлкнув Таню по носу сказал:
– Ну, а что такое Кама-сутра, я думаю, ты и подавно не знаешь.
– Знаю! – быстро отреагировала Таня. – На книжных прилавках видела такую книгу, правда, денег не было её купить, чтобы поглазеть и поизучать.
– Вот сегодня вечером, я тебе и преподам камасутринский ликбез, – сказал игриво Эрнест.
– Ещё чего, – отрезала Таня, – этот жирующий Запад понапридумывал всяких развратных поз.
 – А вот и не угадала, вовсе и не на Западе возникла Кама-сутра, а в  Индии. Именно там и зародилась наука о любви, – сказал Костакис.
– Ух ты, прямо-таки и наука? – искренне удивилась Таня.
– Представь себе, да, – сказал серьёзно Эрнест. – Как сказал сам изобретатель Кама-сутры философ Ватьясьянна: «В сексе нет ничего предосудительного, но заниматься им легкомысленно – грешно». – Согласно философии Кама-сутры: секс – это божественное единение.
– Ух ты, как здорово сказано, – сказала Таня.
– Кама-сутру может освоить практически каждый при желании. А вот тантризм – это очень сложная наука, тут без опытного учителя никак не обойдёшься. Кама-сутра предназначена, в основном, для супружеских пар, которые уже утратили новизну чувств. Вот она как раз и поможет оживить их чувства. Кама-сутра – это больше физиологическое управление телом для достижения определённого наслаждения. А вот в тантре любовного экстаза и оргазма стараются достичь на духовном уровне. Это считается высшим любовным пилотажем. Тантризм сберегает драгоценную энергию, это как воду экономить в условиях пустыне. Чтобы можно было и с жажды не умереть и не тратить попусту дефицитную воду, – сказал Костакис, и отпил немного минералки и продолжил:
– В тантре очень важна энергетическая гармония. Вот представь себе, мужчина всесторонне образован, а женщина кроме таблицы умножения ничего больше не знает. И о чём они будут говорить в свободное от секса время? В тантризме важен обоюдный любовный резонанс, и тогда любовников накроет невероятной силы духовный оргазм.
Таня с завистью слушала интересный рассказ о загадочных любовных науках. Эрнест постоянно её удивлял, рассказывая, что-нибудь интересное. Она нежно сделала пальчиком несколько кругов вокруг его пупка и сказала:
– А мне кажется, что женщина создана для любви, и не надо ей знать все эти штучки-дрючки. Если попадётся умный тактичный мужчина, то и женщина в его руках будет звучать, как скрипка в руках Моцарта. И не нужно женщине знать таблицу умножения, – Таня улыбнулась, – женщине необходимо искренне любить, и чтобы её любили, а остальное всё приложится.
– Хорошо сказала, – похвалил её Костакис.
«Конечно, мужчина должен быть умней женщины, но ведь без женщины мужчина никто», – мысленно утешала себя Таня.
Она вспомнила, как у неё непродолжительное время была дружба с одним парнем. Он был спортивного телосложения и его мужскому достоинству многие мужчины могли бы позавидовать. Но вот, кроме таблицы умножения, он больше ничего и не знал. Тане такой мачо быстро надоел, и она с ним рассталась. Таню не прельщали большие бронзовые мускулы и в придачу куриный мозг. Таня отдавала предпочтение умным мужчинам, которые конечно, не должны быть с одряхлевшими мускулами и большим пивным животом, но ещё больше ей претило, если у мужчины были одряхлевшие мозги. Таня упорно искала свой мужской гармоничный идеал, чтобы и тело, и душа, и мозги, находились в полном порядке.
Являлся ли Костакис для Тани идеальным мужчиной? Тело его было превосходно слажено, упругие мышцы живота говорили о его тренированности. Красивые крепкие мужские руки, в которые приятно и безбоязно можно отдаваться. Член был обычного размера, но он им так хорошо и умело управлял, что всегда доводил Таню до оргазма. Что касалось накачанности мозгов, то тут никаких проблем не существовало, в чём Таня неоднократно убеждалась. Его эрудированность её завораживала и поражала.
Но вот по части души – здесь существовали определённые проблемы. Таня сомневалась, что Костакис обладал русской душой. Естественно, что никакой национальности у души не может быть, но Таня своим внутренним чутьём ощущала, что Эрнест не русский человек. Разумеется, она знала, что он приехал из Франции, и был, в общем-то, чистокровным русским, но это скорее по графе национальность, а не по душевным качествам русского человека.
Таня была необразованной девушкой, и не могла точно сформулировать свою догадку, насчёт его души. Чисто по манерам и поведению Костакис особенно не отличался от русских мужчин. Конечно, его французская галантность и изысканность всё же проявляла себя. И по чистоплотности он заметно превосходил русских мужиков. И всё-таки какое-то странное чувство выделяло его среди остальных русских людей. Таня не могла эти тонкие нюансы уловить. Но то, что они были – это стопроцентно.
Русская душа – это загадка. Но всё же Таня разбиралась в некоторых тонкостях русской души. В Эрнесте – она ничего не понимала. Не только его душа, но и всё остальное было для Тани загадочно, и покрыто флёром тайны. В Костакисе находилось два человека. Один – простой, хотя и умный мужчина, а другой – сверхъестественное существо. Первым – Таня восхищалась и любила его, второго – искренне боялась. С первым – Таня щебетала, занималась любовью, просто разговаривала, то со вторым – у Тани были натянутые непонятные отношения. Первого – Таня в принципе быстро раскусила, потому что он походил на самых обычных мужчин, но вот со вторым – орешек оказался не по зубам.
Их небольшое самораздельное размышление прервал тот самый парень, который беззастенчиво недавно разглядывал на расстоянии прекрасные прелести Тани. Он подошёл к ним близко и с нагловатым видом спросил у Костакиса: «А можно вашу девушку покатать на лодке?».
Эрнест резко приподнялся, снял солнцезащитные очки, осмотрел нахала с ног до головы и сердитым ревнивым тоном ответил: «У моей девушки морская болезнь. Понятно?». – «Понятно», – ухмыляясь, повторил парень, оглядел слащавым взглядом загорелое тело девушки и медленно вразвалочку пошёл к речке.
– Нет, ну ты видала, какой наглец выискался, а? – сказал гневно Эрнест, провожая пристальным взором парня. – Видит девушка с мужчиной лежит, и хватает смелости приставать. Один удар – и он в нокауте, – всё продолжал кипеть и возмущаться Костакис.
Про «один удар» – Эрнест не врал. Он хорошо владел боевым искусством, и ему не составляло никакого труда обратить хулигана в бегство. Но как ему говорил один буддийский монах, что если ты довёл дело до драки, значит, ты сам в этом виноват. Хороший бой – это не состоявшийся бой. Это вовсе не трусливая философия, а образ жизни, который европейскому и вообще западному человеку, понять трудно. Костакис очень редко применял такие опасные приёмы к людям. Один раз в Париже возвращался с девушкой из ночного клуба, к ним пристали развязные трое парней. Эрнест всячески пытался утихомирить словами разбушевавшихся юнцов. Но те только подогревались от «нерешительности» Костакиса. И когда один с ножом кинулся на Эрнеста, то тому пришлось применить своё мастерство. Этому парню он сломал руку, а остальные в панике разбежались. Таких инцидентов, к счастью, в жизни Костакиса встречалось мало.
Тане такая заботливая попечительская ревность понравилась. Ей льстило, что её любимый мужчина может постоять за неё. Она привстала, провела рукой по взъерошенной голове Эрнеста, и чмокнула в его загорелое плечо, и лукаво улыбнувшись, произнесла:
– Какой ты у меня ревнивый.
– Конечно, ревнивый. Между прочим, мужская ревность – это неконтролируемый выброс андрогенных тестостеронов вкупе с кортизоном и возбуждением всей адреналиновой надпочечной системы, – то ли в шутку, то ли всерьёз выпалил Костакис.
Таня обалдела и сперва слегка прыснула лёгким смешком, но потом её задорный смех становился всё сильней и заразительней. Её искренний раскатистый смех разносился по всему пляжу. В её смеющихся глазах стояли слова: «Какой у меня мужчина ревнивый, умный и простодушный».
Эрнест для Тани, как мужчина не являлся загадкой. Почти все его рефлексы и повадки совпадали с поведением большинства мужчин. И всё же Таня до конца не понимала и не могла разобраться в своей тонкой девичьей душе, за что она любит Эрнеста. Молодой, красивый, статный, спортивного телосложения, очень умный и эрудированный мужчина. При этом хорошо зарабатывает. Практически, мечта любой девушки. Но Таню явно притягивало к Эрнесту не только физические данные и меркантильные интересы, но и некая внутренняя харизматическая натура, которая и завораживала и отпугивала одновременно. Такого мощного импульса, Таня не испытывала ни с одним мужчиной.
Таня одно непродолжительное время дружила с одним «ботаником», тот был наподобие Костакиса, и умным, и начитанным, и эрудицией блистал. Но Таня, как женщина не ощущала с ним опоры, так сказать, мужской руки, и поэтому они быстро расстались. Причём Таня в подобных вещах была очень щепетильна и галантна, и старалась культурно разойтись с парнем, чтобы не доставить тому нестерпимую боль, и не ущемить его мужское достоинство.
Ещё в жизни Тани был небольшой опыт общения с мужчиной, противоположностью «ботаника» – это был тренер в фитнес-центре. Как у «ботаника» были накачены мозги, так у тренера были накачены мускулы. С ним у Тани тоже ничего не получилось. Физическая опора существовала, а духовная и интеллектуальная составляющая находилась почти на нуле. «Нет в мире гармонии», – разочарованно думала в те минуты Таня, сидя у себя на кухне, и смотря в окно на Луну, такую же одинокую, как и она сама. 
Костакис, по мнению Тани, представлял идеальный монолит человеческих качеств. Брутальная мужская сила гармонично сочеталась с внутренним духовным миром и прекрасной эрудицией. И в постели Эрнест превосходил всех мужчин, с которыми у Тани были взаимоотношения. Когда они занимались любовью, то Эрнест был страстным и желанным самцом, за которым женщина признавала лидера, безоговорочно ему, подчиняясь, и ничуть этого не тяготясь. Такие моменты у неё раньше не встречались. Женщине не всегда угодишь, но с Эрнестом её всё устраивало. Они не просто занимались «пятиминутным» сексом, а это был интеллектуальный секс. Таня ощущала, как Эрнест довольно умело управлял и телом и желаниями партнёрши. Тане такой «интеллектуальный секс» нравился, и в тоже время настораживал. Она, каким-то шестым чувством понимала, что с ней рядом находится не обычный мужчина, который сделав своё «дело», отвернётся и захрапит беспардонным образом, а какой-то странный мужчина, прилетевший с другой планеты. И Таня боялась, что Костакис как «инопланетянин» может удрать на свою планету, оставив её опять одну на этой земле. Таня этого странного чувства очень страшилась. Она назвала такую боязнь – лонелофобия.
Таня боготворила Костакиса не только как мужчину, который полностью удовлетворял её в постели, но и как экстрасенса. Правда, в отличие от постели, она не могла проверить реальную его силу в экстрасенсорики. Она просто верила тому, что предпринимал и показывал Костакис на сцене, и на индивидуальных сеансах.
Для Тани Костакис был человеком, как бы в двух измерениях. Первого, как мужчину, она просто любила, и могла даже слегка отхлестать своего благоверного за «нехорошие» дела. А перед вторым, как магом, она благоволила и трепетала. Те «штучки», которые она могла применять к Эрнесту, как к мужчине, она не могла применять к нему, как к магу. Один раз, Таня не соблюла иерархию, и что-то небрежно (разумеется, непреднамеренно) произнесла по поводу магических действий Костакиса, и тут же испытала на себе страшный взгляд мага, который буквально пригвоздил её к невидимой стене. Но эта, на первый взгляд, аморфная сила, вызвала у Тани сильнейший энергетический сбой. Такой нокаутирующий удар, в просторечии называется сглазом. Костакису потребовалось несколько дней, чтобы вывести свою любимую из тяжёлого состояния. Но впредь, он попросил её не лезть под горячую руку. Он прочитал «лекцию», и Тане, и друзьям, насчёт могущества энергии, и сказал, чтобы они не лезли, когда «молот и наковальня» работает.
– Послушай, Эрнест, а ты кого больше предпочитаешь: красивых женщин или умных? – спросила Таня.
– Я люблю гармонию, – ответил Костакис.
– А ну-ка Костакис, давай не увиливай от ответа, – полугрозно сказала Таня, и игриво щёлкнула любимого по носу.
– В отношении женщин очень трудно соблюсти баланс. Либо у женщины пятый размер груди, либо она синий чулок. Как говорил Аристотель, знаешь, кто такой, – с лукавинкой спросил Эрнест. «Знаю!» – недовольно буркнула Таня, что зацепили её необразованность.
– Ну вот, – продолжил Костакис, – Аристотель правильно сказал, что третьего не дано. Либо…
– Фу, – Таня перебила его на полуслове, – можно много привести примеров, когда женщина, и образована, и за фигурой, и за внешностью следит. У нас в классе историчка преподавала. Ей было за сорок, а она своей офигенной фигурой любую модель за пояс заткнёт. И к тому же очень много знала и по своему предмету, и по другим. И одевалась со вкусом, а ведь зарплата не ахти какая была. Слушай, Костакис, а у тебя случайно в любовницах не значилась модель?
– Значилась, – ответил Эрнест. – Фигура была обалденная, – он с лукавым прищуром взглянул на Таню, – но вот всяких познаний у неё было с гулькин нос. Зато сногсшибательный бюст компенсировал этот недостаток. – Костакис опять краем глаза взглянул на напыженную Таню. – А ножки какие были, ох… Одним словом, настоящая королева подиума.
– Значит, королева, а я кто? Золушка? – вспылила Таня, схватила полотенце и начала лупить по всему телу Эрнеста.
Он вскочил и помчался вдоль берега. Таня бежала за ним и изредка хлестала по нему. Все находящиеся на пляже ухохатывались, мол, милые бранятся, только тешатся. Эрнест, немного покуражившись, забежал в речку и поплыл на другой берег. Таня кинулась вслед за ним. И хотя ширина речки едва достигала восьмидесяти метров, где-то на середине, Таня, выбившаяся из сил, истошно крикнула: «Эрнест, помоги!». Он сразу же развернулся и быстро направился к любимой. Эрнест помог ей доплыть до противоположного берега. Таня всё время держалась за шею Эрнеста, и как только её ноги коснулись дна, она сразу обмякла. Эрнест подхватил её на руки и вынес на берег. «Спасибо любимый», – тихо прошептала Таня и обвила шею Эрнеста. «Не бойся Таня, я с тобой. Я всегда буду рядом с тобой, до последнего вздоха», – произнёс нежно Эрнест и поцеловал Таню в губы. А потом осыпал всё её красивое уставшее тело поцелуями. Затем Эрнест взял любимую на руки и отнёс повыше, за небольшой кустик. Весь этот берег пустовал. Только изредка чайки важно ходили вдоль берега, выискивая пропитание.
Эрнест снял с Тани верёвочки, которые гордо именовались лифчиком, несколько раз облобызал эти привлекательные перси, затем снял трусики. И начал страстно целовать очаровательное беззащитное тело своей возлюбленной. Огненная любовь длилась с перерывами около часа. Уже знакомый парень, который приглашал Таню покататься на лодке, стоя в воде на другом берегу всё время с завистью наблюдал за страстными телодвижениями, которые с трудом можно было различить из-за кустов. Насладившись любовью, и немного отдохнув, Таня с Эрнестом поплыли обратно на свой берег. Они взяли свои вещи, которые почему-то никто не спёр, и счастливые отправились домой.   
Храм
Несмотря на то, что Костакис после концерта стал очень популярным и был нарасхват, всё же у него оставались свободные минутки. Своё свободное время, каждый проводил по своему усмотрению. Виталий и Семён, как  правило, играли в карты, или изредка в шахматы, или смотрели телевизор. Они своё сознание особо ничем не заморачивали. В отличие от Максима, который забившись в углу дивана, запоем читал всякую эзотерическую литературу. Эрнест и Таня либо уединялись на своём любимом месте, на берегу речки Дивноры, либо просто обнявшись, гуляли по городу. 
И вот в один из таких свободных деньков, они решили прогуляться по городу. Максиму видать надоело читать, и он робко напросился пройтись вместе с ними. Они не отказали. Вернее, Костакис никогда не был против подобных (кроме речных) совместных прогулок, поэтому он выразительно прежде посмотрел на Таню, и та лишь буркнула: пусть идёт. Семён и Виталий, как дети возбуждённо резались в карты, отпуская друг другу смачные щелбаны за проигрыш. Эти два простодушных олуха остались дома.
На улице зачинался прекрасный сентябрьский солнечный тёплый денёк. Самая отличная и благостная погода для приятных и бесшабашных прогулок. Летний зной и жара уже отступили, а ненастье с надоедливым дождём ещё не заняли своих позиций. И природа и человек наслаждаются и набирают последние «витаминные бонусы» перед наступлением промозглой погодой и зимней стужей.
Они втроём медленно брели по тротуару, на который пока ещё изредка падали одинокие пожелтевшие листья с деревьев. До сплошного листопадного покрова, которое прибавляло головную боль дворникам – было ещё больше месяца. Слева о них сверкали здания разных учреждений, начиная от дорогих магазинов и до банков. Справа от них по проспекту проносились автомобили разных марок и общественный транспорт. Они шли и изредка перебрасывались какими-нибудь пустяковыми фразами. Мозг тоже должен иногда отдыхать и нести всякую белиберду. Поэтому Макс и решил немного проветриться со своими друзьями.
Они подошли к переулку, который раньше назывался «Безбожный», а затем его переименовали на новый лад «Великосвятский». И вдали переулка они заметили красивый сверкающий новыми позолоченными куполами Храм. Они остановились и невольно задержали свой взгляд на таком великолепии, исходивший от Храма.
В Дивногороде было тридцать храмов. Одни были вековыми старожилами, пережившие множество всяких социальных и природных катаклизмов. Часть, согласно новым веяниям времени, были отстроены заново, по сохранившимся эскизам, часть отреставрировано и приведено в божеский вид.
Данный Храм, которым сейчас они любовались, был отстроен заново год назад. В 1932 году на это месте величественно возвышался другой Храм, который взорвали, и на его месте построили колхозный рынок. Новая городская власть, приветствовавшая рыночные отношения, отчего-то решила, что нужно разнести базар и восстановить на прежнем месте Храм. За дело ликвидацию базара взялись также бодро, как и раньше за разрушения Храма. Повыгоняли всех торгашей, не предоставив взамен новых торговых мест, данную территорию передали на баланс Православной Епархии. И вот через три года в 1993 году перед глазами горожан вместо базара предстал изумительно роскошный Храм.
Чиновники и «новые русские» охотно жертвовали деньги на строительство Храма. Они уже устроили себе рай на земле, теперь осталось обустроить его на Небе. У них не находились средства на строительство детских садов, на латание продырявленных крыш, на вывоз мусора, который месяцами лежал и вонял возле домов. Отсутствовали деньги на ремонт дорог, на ремонт водопровода, на газификацию, и на многое ещё на чего. Но при этом у них находились финансы на возведение Храма. Это не приносило им доход. Но таковы были негласные установки новой власти. Как раньше необходимо было посещать мавзолей, так сейчас обязательным атрибутом стало посещение Храма.
Основной массе чиновников было без разницы, какому богу молиться – лишь бы не отлучили от доходной кормушки. Костакис привык к внешнему цинизму чиновников, которые брали взятки, получали огромные зарплаты, ездили на очень дорогих автомобилях по очень плохим дорогам. Но когда Костакис видел в церкви «кающегося» нувориша – это его бесило и выводило из себя. Он и по этой причине тоже, не посещал Храмы, особенно в России, где откровенное ханжество процветало в полной мере.
Костакис не считал себя верующим человеком в точном значении этого понятия. Его предки были православными, и его окрестили в этой же вере. Но Костакис редко посещал богослужения. Он даже и крестика не носил, но он у него был. Для него церкви олицетворяли, в основном, как некую старинную архитектурную ценность. Он мог полюбоваться и повосхищаться каким-нибудь Храмом, сфотографироваться на его превосходном фоне, но вот в сам Храм, он заходил редко.
Когда Костакис изредка заходил в Столице в некоторые храмы, в основном в праздники, то он удивлялся огромному парку супердорогих иномарок, стоящих возле храма, и через строй которых людям приходилось продираться. Раньше чиновничий «бомонд» съезжался к мавзолею или к памятнику советскому вождю. Потом духовные и политические ориентиры и приоритеты поменялись.
Эрнест, Таня и Максим издали глазели на Храм, который поражал своим величием и пышностью. Позолоченные купола и кресты ярко сверкали на фоне солнечного неба.
– Давайте зайдём, – неожиданно предложил Костакис, кивая в сторону Храма, и сразу пошёл туда. Макс заупрямился, но Таня взяла его за руку и как ребёнка повела вслед за Эрнестом. Они подошли поближе. Возле Храма стояло несколько шикарных иномарок, вызывающе сверкающие своими блатными номерами и блеском роскошности.
С Костакисом случился первый приступ необъяснимого гнева. Он, сжав от ярости зубы, ринулся к входу Храма. Но на паперти его поджидали вовсе не нищие, а два дюжих охранника в чёрных костюмах и чёрных очках. Словно это было казино или ночной клуб, где требовался фейс-контроль. Охранники решительно выдвинули свои мощные холёные руки вперёд, преграждая Костакису путь.
– Вы что спятили, не пускаете нас в Храм? – на повышенных тонах спросил Костакис.
– Не положено, там сейчас наш хозяин молится и причащается, – невозмутимо и буднично сказал один из телохранителей, словно речь шла о личной часовне.
От нахлынувшей ярости у Костакиса помутился разум, и его накрыла вторая волна протеста.
– Да я вашему упырю сейчас сам грехи отпущу, – прокричал Эрнест и рванул вперёд. Но крепкие руки телохранителей отшвырнули его назад.
– Как вы смеете не пускать меня в мой Храм, – нервно и грозно проговорил Костакис. Он именно так и сказал в «мой», сделав на этом слове акцент. Охранники напряглись и испуганно переглянулись между собой. «Может это какой авторитет? а они ни сном ни духом», – мелькнула мысль у «шкафов», но они продолжали стоять неподвижно, как немые статуи, положив руки на причинные места.
Костакиса, один тренер по восточным единоборствам научил нескольким эффективным приёмам, как временно вывести человека из строя. Он понял, что справиться с этими «буграми» чисто физически не сможет и решил применить эти приёмы на практике. Эрнест резко шагнул вперёд и также энергично обеими руками всадил охранникам в область солнечного сплетения. У тех от такого пронзительного и неожиданного удара выкатились глаза, они инстинктивно схватились за живот и повалились на паперть. Первый бастион преодолён. Макс с Таней с ужасом наблюдали за такой странной «духовно-рукопашной» разборкой.
Костакис подошёл к двери и взялся за ручку, но потом внезапно остановился, отошёл на два шага назад, склонил голову и три раза перекрестился, и только потом зашёл. Таня с Максом с испугом взирая на корчившихся на полу охранников, тоже совершили религиозный ритуал и быстро прошмыгнули во внутрь.
Накипевшая злость, ещё не успев остыть, как вспыхнула с новой силой. Костакис вошёл в притвор, огляделся по сторонам. Его внимание привлекла большая позолоченная  доска. Он подошёл поближе. От прочитанного в глазах Костакиса опять появились гроздья гнева. Там на доске позолоченными буквами были выгравираны фамилии пожертвователей на Храм. Костакис даже покачнулся от охватившего его бешенства. Его накрыла третья волна ненависти. Он опустил голову, приложил ладонь ко лбу, чтобы хоть немного остыть.
Всё клокотало в нём и вот должно взорваться. На стеле были написаны фамилии известных людей Дивногорода. В списке много значилось, мягко говоря, непотребных людей, которых Костакис знал, как жуликов, взяточников и прочих. «А где же имена остальных честных граждан?» – раздражённо думал Эрнест. Он еле сдерживал себя, боясь потерять контроль. Он несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, пытаясь восстановить нервное равновесие.
Макс и Таня, стоявших рядом, вглядывались в стелу, силясь понять, что так сильно возмутило Эрнеста. Они понятия не имели, что означают фамилии людей, красочно и завистливо сверкающие на позолоченной доске. Эту дразнящую, возвеличено холёную стелу Эрнест хотел разбить, но сдержал своё праведный гнев.
Костакис с ополоумевшими глазами, не перекрестившись, зашёл в главный зал Храма. Когда дверь открылась, все находившиеся внутри обернулись, чтобы посмотреть, кто посмел нарушить их покой. В Храме находилось несколько человек. Они увидели, как молодой мужчина с ненормальным горящим взором, что-то бормоча, грозно надвигался на них.
Один из главных жуликов города, который подрабатывал мэром Дивногорода, стоял в центре Храма и о чём-то разговаривал со священником. Мэр, увидев полубезумного человека, который напропалую направлялся к нему, с выпученными от злости глазами, ткнул пальцем в Костакиса, и что-то зычно крикнул своей охране. Двое телохранителей, одетые в такие же чёрные костюмы, как и у охранников снаружи, но только без чёрных очков, стоявшие сиротливо возле стены, кинулись выполнять приказ своего хозяина.
Как только они приблизились почти вплотную, Эрнест сделал полный оборот вокруг своей оси, выставив руки в стороны. Крепкие охранники от такого неожиданного приёма разлетелись в стороны, словно пёрышки. Таня и Макс стояли возле двери и ошеломлённо наблюдали за происходящими событиями. Зарождался непредвиденный политический скандал с уголовным подтекстом. Разъярённый мэр вновь, что-то рявкнул и к двоим уже поднявшимся с пола телохранителям присоединился ещё один. Они окружили Костакиса со всех сторон, не решаясь пока напасть. Все с затаённым дыханием ждали развязки.
Костакис внезапно упал на пол, на спину и совершил круговые финты ногами, в стиле борьбы капоэйро. Дюжие охранники растерялись от кульбитов оборотистого мужика и, не успев отреагировать, разлетелись в разные стороны. Один из них истошно орал от боли. Эрнест подошёл к нему, вытащил из своего кармана носовой платок и засунул тому в рот со словами: «Здесь уважаемый орать нельзя».
Все препятствия, наконец, были устранены. Костакис сердито, глядя из-под лобья, тяжело дыша, медленно пошёл на мэра. Какая муха укусила Эрнеста, кто сорвал стоп-кран в его душе, но он был разъярён. Несколько человек, которые здесь ещё находились, по всей видимости, обслуживающий персонал мэра. Все они испуганно отпрянули в сторону и прижались к стене.
Мэр стоял бледный и потный. Он никак не ожидал, что неприятности его могут подстерегать в Храме. Он где угодно ждал всевозможных нападений, выстрела киллера, подстроенной автоаварии, но только не тут – в этом святом месте. Мэр стоял запыхавшийся, словно он пробежал сто метров, нервно глотал, и как затравленный зверёк суетливо бегал маленькими глазёнками в разные стороны в поисках защиты.
Костакис продолжал медленной поступью наступать на мэра, который из бледного состояния лица перешёл в раскрасневшееся. У него от перенапряжения проступил пот, который он отёр ладонью. Когда до мэра оставалось три шага, перед Костакисом вдруг возникла фигура священника, преградившего путь к дрожащему телу мэра. Эрнест остановился. Желваки на его скулах судорожно заиграли. «Вы что же батюшка, защищаете бандита?» – спросил сквозь зубы Костакис. «Это место обитания Бога, и ведите свои разборки за пределами Храма», – ответил спокойно, но сурово священник.
«Браво, браво», – произнёс про себя Максим, непонятно, что имея в виду. Он уже отошёл от неприглядной «боевой» встряски и увлечённо взирал и ожидал дальнейшей развязки. Таня от волнения приложила ладони к губам, как это она всегда делала, когда сильно переживала.
Костакис не сводя глаз со священника, тяжело дыша, выпалил неожиданную фразу: «Значит Бога?». Потом резко стукнул себя в грудь кулаком и громогласно с некоторым исступлением произнёс: «А я Христос, ты, что батюшка не узнал меня? И я не позволю всякому отребью находиться в моём Храме».
Священник оторопел, но не смутился. Он много повстречал на своём веку безумцев, особенно в последнее неспокойное время. Наплодилось столько «мессий» и духовных вождей, претендующих на мировое лидерство, что священник еле успевал отбиваться от подобных людей. Но пока священник выдержанно хранил молчание, надеясь, что новоявленный «мессия» придёт в себя и сам удалится. И не нужно будет вызывать психиатрическую службу или милицию, как это священнику не раз приходилось делать.
Повисла щекотливая и деликатная ситуация. Максим горделиво сложил, переплёв руки на груди, а Таня стояла, словно окаменевшая. В Храме создалась жуткая тишина, даже охранник с кляпом во рту перестал стонать. И только сопевшее учащённое нервное дыхание мэра, слегка нарушало тягучее безмолвие. Все чего-то ждали.
Мэр достал платок из кармана и вытер, лившийся градом пот. Затем запихнув платок обратно в карман, он суетливо обошёл священника, и, глядя на Костакиса, коряво перекрестился и поклонился ему, и пробормотал, что-то типа, чтобы его простили и отпустили. Такое непредвиденное действо повергло Костакиса в шок. Он понимал, что этот прохвост готов унизиться, лишь бы сохранить свою жизнь. И, тем не менее, на Эрнеста подобное «священнодействие» подействовало, словно бальзам на его тщеславную душу. Льстивое, унижающее поведение мэра впечатлило Костакиса, и он немного растерялся и стушевался. Он приготовился к дальнейшей борьбе, а тут из-под его устойчивых ног выбили опору.
Костакис ничего не найдя лучшего, резко развернулся и выбежал из Храма. Сложное чувство внезапно охватило его, и он почти бегом направился домой, оставив всех в замешательстве. Костакис получил ощутимую психологическую оплеуху. Этот оборзевший мэр выиграл раунд, отправив Эрнеста в нокдаун. У Костакиса сердце и разум кипели от возмущения. Льстивый и лживый поклон мэра, вывел Эрнеста из душевного равновесия. Всё клокотало у него в груди от бешенства. Этот ублюдок мэр нашёл подход и подобрал психологический ключик к уязвимой душе Костакиса. Это его и бесило. Ему хотелось прибить этого мерзопакостного мэра, а вместо этого, он ретировался с поля битвы, как последний трус и слюнтяй. Костакис представил, как самодовольная мэрская рожа ехидно празднует очередную победу.   
Эрнест перемежевал быструю ходьбу с бегом. Перед ним лихорадочно всплывала эта беспардонная картина, когда мэр поклонился ему. Мэра от киллера защищал бронежилет, от нападений на улице охраняли телохранители, от покушений в автомобиле оберегали бронированные стёкла. А тут все защиты иссякли и находчивый, и изворотливый мэр прибёг к хитроумной уловке, которая прекрасно сработала. Психологически льстивый бронежилет защитил пакостную душонку. Такой эффект для Костакиса был в диковинку, что и повергло его прострацию. Эрнест ненавидел всю эту мразь, которая с лёгкостью перестраивалась и подстраивалась под любые события.
Костакис зашёл в квартиру, Виталий с Семёном в зале смотрели телевизор и не слышали, как тот вошёл. Быстрая ходьба его не остудила, и он всклокоченный прошёл на кухню, достал из шкафчика бутылку водки, налил полный стакан и выпил. Ничем не закусил, только прижил рукавом ко рту и отправился в свою комнату. Он хотел снять рубашку, но силы покидали его, и он плюхнулся в одежде на кровать, и сразу же погрузился в глубокий, но тревожный сон.
Когда Таня зашла в комнату, её любимый уже крепко спал. Она села рядом и нежно погладила его по голове. А тем временем, Эрнест погружался в потаённые подсознательные лабиринты. Началось странное сновидение. Костакис вдруг увидел, что он находится в пустыне. Он с испугом огляделся по сторонам. Вокруг не было ни души, один ползучий песок, красновато-жёлтого цвета. Солнце находилось в зените, но жары не ощущалось. По ландшафту трудно было определить время года.
Костакис неуверенно пошёл вперёд, сам не ведая куда. Идти было трудновато, ноги вязли в зыбучем песке. Костакис постоянно вертел головой, ища хоть какой-нибудь объект, чтобы можно было определить примерное местоположение. Но кругом простирался один сплошной песок странноватого вида. И никакой надежды. Костакис один раз побывал в пустыне Сахара с однодневной экскурсией, но, несмотря на то, что пустыни должны быть одинаковыми по виду, данная пустыня, где сейчас внезапно оказался он, была совсем непохожей. В чём была непохожесть, он не мог понять. Здесь казалось, обитала полная безысходность.
Эрнест прошагал обречённо метров сто, как вдруг перед его взором, что-то вначале блеснуло, словно молния, но без грома, а потом появилась очаровательная молодая женщина. Костакис подумал, что это мираж, который частенько встречается в пустыне. Но протерев глаза, он убедился, что, действительно, перед ним, метрах в десяти, стоит во всей бесподобной красе восхитительная блондинка с длинными волосами. Никаких комплиментов и эпитетов не хватит, чтобы выразить её ослепительную красоту.
Эрнест от нескрываемого восторга разинул рот. Хорошо, что Таня не видела такого изумления, который сейчас блестел в глазах Костакиса. Он много встречал на своём пути женщин, но тут просто обалдел, как мальчишка, видя шикарную молодую женщину. Эрнест похотливо, но невзначай сглотнул слюну и продолжал неотрывно рассматривать неземное очаровательное создание. Как ему показалось, что от женщины исходил едва уловимый свет. Энергетическая и телесная красота пленила Костакиса, что он стоял как вкопанный, боясь подойти поближе к женщине.
На обольстительной красотке было одето платье невероятно привлекательное, серебристо-пепельного цвета, чуть ниже колен. Когда женщина немного шевелилась, то многочисленные мельчайшие блёстки переливались дивным светом. Костакис видел много богатых женщин, увешанных всякими драгоценностями, но ни одна из них и близко не могла сравниться и соперничать по части блистательности с этой дамой. При этом на ней совсем отсутствовали какие-либо украшения. Она сама была украшением. Она больше походила на какую-нибудь древнегреческую богиню.
И при всем её благолепие – она была боса. Это удивило и обескуражило Костакиса. Босые ноги на фоне бесподобного великолепия смотрелись нелепо и абсурдно. Несмотря на то, что женщина периодически загадочно улыбалась – её глаза не в такт этой улыбке излучали холодную отстранённо лукавую энергетику. Такое ассиметричное поведение вызывало у Эрнеста лёгкий холодок. И внезапно на ум ему пришла смешливая мысль – удрать отсюда, как это он сделал много лет назад на своём первом свидание. Правда, чувства того и нынешнего положения – всё же не совпадали.
Эрнест подумал, что перед ним стоит вовсе не женщина. То есть по форме это была женщина, но тонкое предчувствие не соглашалось со зрением. Женщина, словно прочитав мысли Костакиса лукаво ухмыльнулась, не обнажая зубов. Такие улыбки, как правило, означают обман и неискренность. Эрнест подобные хищнические улыбки частенько встречал у бизнесвуменш.
Костакис преодолев замешательство и робость спросил: «Ты кто?». Женщина вызывающе молчала и сверлила его ненасытными глазами. Эрнесту такой проницательный и даже как бы кровожадный взгляд не понравился, и он отвернулся. Его парапсихологические способности потеряли силу, и он ощущал себя не в своей тарелке. Это как мощные глушители подавляют радиоволны, не давая телефону работать. Сейчас Костакис находился в такой же беспомощной безоружной ситуации.
Женщина сделала два шага вперёд и медным голосом, не таясь высокопарно произнесла: «Я – Грех Мира». Посреди безмолвной пустыни это прозвучало, как гром среди ясного неба. Костакис от такого откровенного прямолинейного признания отшатнулся на два шага назад. Ему даже почудилось, что его в грудь толкнула невидимая сила – энергетика этой зловещей фразы.
Костакис хотел дать дёру от этой уже разонравившейся красотки. Но куда бежать? Кругом развёрстывалась одна сплошная бескрайняя пустыня. Эрнест вспомнил, как у него были знакомые бизнес-леди, которые тоже выглядели внешне сногсшибательно, но внутренне они вызывали отвращение и отторжение. И сейчас возникло примерно такое же чувство, но конечно, с примесью других оттенков, которые он никак не мог уловить и оценить.
Женщина продолжала испепелять Костакиса своим надменным взглядом. Эрнест собрался с духом и спросил: «Что тебе от меня нужно?». Женщина язвительно ухмыльнулась и сказала: «Костакис, я являюсь олицетворением всех существующих земных грехов. Вся обойма грехов находится во мне в полном комплекте. Выбирай любой на свой вкус. Хотя я вижу, что ты уже выбрал». И она опять ехидно улыбнулась.
Костакис ничего не ответил и женщина продолжила: «Царственный лавровый венок будет украшать твою горделивую голову. Ты сможешь повелевать всеми грехами, которые будут стоять у тебя на службе. Ты сможешь их эксплуатировать по своему усмотрению. Ты станешь полновластным повелителем грехов. За такой сонм услуг от тебя потребуется всего-навсего поклониться мне и поцеловать мои стопы. И всего-то делов». И после она громко рассмеялась, и на этот раз уже открыла рот, обнажив свои чудовищно гнилые и чёрные зубы.
Эрнест от такого безумного зрелища непроизвольно содрогнулся и отшатнулся, и прикрыл инстинктивно руками лицо, словно в него брызнули кислотой. Потрясающий «живописный» контраст гнилых зубов на фоне прекрасного личика сильно подействовало на испуганного Костакиса. Алые, красиво очерченные пухлые соблазнительные губы – а за ними скрывалась монстрообразная чёрная бездна. Это как всё равно сунуть руку в аквариум, а там пираньи, а думаешь, что золотые рыбки.
Женщина сверкнула глазами и сказала: «Я вижу, ты испугался. Грех сладок, а внутри гадок. И чтобы заманить человека в свои сети приходится прибегать к уловкам и покрывать его красивой блестящей обёрткой. Тебе ли Костакис этого не знать. Сколько под красивой личиной скрывается всякой падали и гнили. Сколько идей облекают в приличное обличье, а содержание дрянь. Представь, Костакис, каким ты станешь могущественным повелителем, когда сможешь обладать подобным механизмом этих фокусов. Ладно, можешь мне не поклоняться, только поцелуй меня в губы».
Эрнест потерял дар речи, он только отрицательно покачал головой. «У тебя Костакис крепкий дух, но он заключён в зависимое тело. Значит, не хочешь?» – сказала женщина и начала медленно расстёгивать верхние пуговицы у платья. Костакис потерял не только дар речи, но и все атрибуты сопротивления, осталось только одно мужское начало. А поэтому он завороженно наблюдал за этими магическими женскими пассажами. 
Сейчас эта греховница вела себя как настоящая женщина. Она прикрыла свою непотребную пасть, и совратительно и игриво продолжала расстёгивать пуговки. Дойдя до третьей пуговицы, она осклабилась и резко руками, как моряк раздирает тельняшку, раздвинула платье, обнажив грудь. Но вместо притягательных персий, которые там надеялся увидеть Костакис, оттуда вывалились бесформенные груди, изъеденное червями, копошившиеся там.
Эрнест от отвратительного вида женского бюста отпрянул назад, что чуть не упал. Он огляделся по сторонам, ища куда убежать. Бежать или спрятаться в пустыне, это всё равно, что плыть на лодке по океану. Сил потратишь много, а результат будет нулевым. Смотреть на наведённый пистолет и то проще, нежели на страшнейшее чудовище в виде женского обличья.
– Ну что Костакис, ты согласен обменять поцелуй на грандиозную власть? – спросила женщина, блеснув холодными очами. И она начала медленно надвигаться на Эрнеста.
– Нет, нет, нет! – истошно вопил Костакис и пытался сдвинуться с места. Но ноги, словно по неведомому приказу отказывались подчиняться, и приросли к песку. Эрнест, как зверек, попавший в капкан, дёргался на месте, но так и не смог оторвать ноги от песка. А женщина продолжала наступать и её глаза при этом немигающе смотрели на мужчину и страстно пожирали его. Эрнест уже в конвульсиях пытался освободиться от гипнотического наваждения, но ноги продолжали предательски стоять на месте.
Женщина приблизилась вплотную к Эрнесту и впилась своим хищническим взором в его глаза. Костакис с невыносимым ужасом смотрел на неё, как кролик на удава и не мог даже пошевелиться. Взгляд у женщины был как у медузы-горгоны, отчего мужчину и парализовало всего. И только сердце бешено колотилось, превышая все разумные пределы. Женщина похотливыми руками схватила лицо Эрнеста и чуть придвинувшись, поцеловала его в губы. Омерзительно горький привкус растёкся по всему организму Костакиса, как водка по венам. Вот только радости не было, а казалось, что бедное сердце сейчас лопнет от критических перегрузок. Глаза их встретились впритык, и Эрнест от ужаса, собрал последние силы в кулак и резко оттолкнул женщину.
Лёжа на кровати, Костакис во сне интенсивно и отчаянно размахивал руками и кричал: «Нет, нет, нет». Таня, сидевшая рядом сперва слегка, а потом сильней стала теребить Эрнеста, чтобы он проснулся. Костакис последний раз взмахнул рукой и открыл глаза, и устремил свой ошалелый взгляд на Таню. Он тяжело дышал, сердце по-прежнему хотело выскочить из груди. Но увидев знакомое приветливое лицо любимой, Эрнест успокоился, глубоко вздохнул и закрыл глаза. Жуткий кошмар закончился.
Таня взяла ладонь Эрнеста, прижала своими ладонями и потом прижала к своей щеке. Её тёплая, нежная женская успокоительная энергия плавно потекла к её возлюбленному, наполняя каждую клеточку организма живительной энергией. Костакис выдохся. Та тёмная энергия, проявившая себя в виде женщины в пустыне, и особенно её страстного поцелуя, чуть не лишили его жизни. Таня была земным ангелом-хранителем Эрнеста, и пока она ограждала своего любимого от враждебных сил. Костакис вторгся на чужую магическую территорию, и его предупредили. Таня ни грамма не мыслила в этих тонкостях, она просто своей любовью его оберегала.
7. Люстра
Стояла прекрасная золотая осень. В разгаре было царствование «бабьего лета». У Костакиса дела шли неплохо, даже после посещения Храма, где он дал взбучку мэру. Никаких особых оргвыводов на этот счёт не последовало, но Костакису дорога в главный концертный зал была закрыта. Но он и не горевал, заказов на лечение и так хватало с лихвой.
В один из свободных вечеров компания решила прогуляться по вечернему городу. С Эрнестом пошли Таня, Максим и Семён. Виталию немного нездоровилось, и он остался дома. На улице уже начинало темнеть и стали зажигаться и уличные фонари, и разноцветные гирлянды и подсветки. Город погружался в цветастое море огней.
По состоянию тротуара можно определить, в чьём владении находится та или иная территория. Вот морщинистый земляного цвета потрескавшийся асфальт, который не обновлялся со времён царя Гороха. А вот красивая современная тротуарная плитка, значит, напротив, обязательно располагается какое-нибудь респектабельное заведение. Но признаком фешенебельности служил не только соответствующее асфальтовое покрытие, но и наличие рядом парковки с дорогими иномарками.               
Центр любого крупного города отличается от окраин так же, как зарплата чиновников от зарплаты простых работяг. Костакис выступал в небольших клубах, которые располагались в закутках Дивногорода. Если в центре города следили за порядком и чистотой, то на окраинах ощущался тотальный дефицит дворников. Кругом валялся мусор, стояли переполненные вонючие контейнеры, возле которых постоянно копошились бродячие собаки, с которыми конкурировали бомжи.
Покрытие дорог и тротуаров в этих местах, как правило, находилось в выбоинах и рытвинах. Казалось, что здесь ничего не менялось пятьдесят лет. Время и прогресс, как бы застыл в своём социальном и нравственном развитии. Чиновники тут появлялись, в основном, лишь перед выборами, обещая уже в сотый раз, навести порядок, конечно, если их изберут. Электорат (чиновники жуть как любят это слово) их выбирал, а проблемы так и оставались нерешёнными.
Другое дело центр города. Здесь находились государственные учреждения, крупные магазины и увеселительные заведения. Центр начинал прихорашиваться с самого раннего утра. И до самого вечера поддерживался порядок и чистота. Огромный штат сотрудников клеар-компаний заботился об этом образцовом порядке, в ущерб окраинам города.
И вот наша компания шла по ухоженному тротуару, наслаждаясь блеском и шиком. Они шли медленно, вразвалочку, получая удовольствие от прогулки, и вдыхая приятный прохладный осенний воздух. Для большинства людей рабочий день заканчивался и многие спешили, понуро опустив головы в свои квартиры. Для немногочисленной части людей, наоборот, вечернее время запускало отсчёт их «трудовому» вечеру. Эти люди искали развлечений и приятного времяпровождения.
Индустрия развлечений в Дивногороде была развита на должном уровне. Естественно, тягаться со Столицей невозможно, как по шикарности, так и по богатству, но всё же для любителей ночного отдыха места найдутся, где можно оттянуться и душой и телом. В основном, все такие притягательные заведения располагались в центре города. Кто же попрётся на окраину города, где нет, ни освещения, ни дорог. Поэтому центр города был усеян подобными злачными заведениями. Они повырастали, как грибы после осеннего дождя. Каждое заведение на свой лад и манер зазывали в свои роскошные апартаменты богатых и обеспеченных людей.
Такой отдых явно не предназначался для простых тружеников. Из дорогих иномарок, которые подъезжали к разным увеселительным заведениям, вылазили толстые обрюзжившие «хозяева жизни» в сопровождении своих молоденьких и тоненьких любовниц. Такие люди, как правило, подъезжали к казино. Молодые люди, в основном, выбирали дискотеки, где можно было подешевле провести своё свободное время. 
Вот прошли три красивых девушки до неприличия в коротких юбках. Они своим стройным телом зазывали потенциальных ухажёров. Найти в одурманенно развратном вечернем воздухе «однодневного» жениха не составляло никакого труда. Трое молодых подвыпивших развязных парня попытались навязчиво предложить себя в качестве таких «женихов», этим трём девушкам. Но те брезгливо хихикнули, и облили парней матом, что не хватит этажей у девятиэтажного дома. Парни, ржа и гогоча, пошли дальше искать себе приключения. И нет сомнения, что найдут их за ближайшим углом.
В этом вечернем «амурно-гламурном» контексте, как-то не к месту и контрастно смотрелась молодая женщина с коляской. Нашла время гулять с ребёнком. Сейчас наступало время разгула демона распущенности и вакханалии, а не «дышанием» свежего воздуха. Дионис и Приап со своей свитой вышли на разгульное пиршество. Время греховодства раскочегаривалось на полную катушку. Неуловимые флюиды разврата зазывали в свои сети неопытных и неискушённых людей.
Компания Костакиса шла бесцельно. У них не было каких-то определённых планов на сегодняшний вечер. Просто решили проветриться. И беззаботным шагом ступали по красивым тротуарным плиткам и рассматривали неторопливым взглядом, проходящих мимо людей. Иногда обменивались весёлыми словечками в духе слащавого вечера.
Вот так не спеша компания поравнялась с ночным клубом, из которого доносилась ритмичная завлекающая музыка. Костакис остановился  и устремил свой взор на вывеску, где большими светящимися буквами значилось название клуба «Белый Бегемот». «Любопытное название», – как-то отстранённо проговорила Таня. Вообще, мудрёных названий было сплошь и рядом. Креативу бизнесменов, дающих вот такие названия – не было предела. Помимо странных и причудливых названий, некоторые возможно только разгадать Фрейду или опытному психологу, встречались и совсем витиеватые. Вот великолепная пятёрка: «Голубой медведь», «Скандальный кашалот», «Шаловливый тигр», «Разбушевавшийся буйвол», «Ручная пантера». И венец творения: «Трезвый Бахус».
– Любопытное говоришь? Ну, давай зайдём, посмотрим, что там необычного, – сказал Костакис  и сразу направился к входу, и все пошли тоже за ним. Галантные охранники в хороших чёрных костюмах, но внушительных габаритов, вежливо преградили им путь и попросили предъявить пригласительные билеты. Костакис напрягся, на секунду прикрыл правой ладонью глаза и потом полез во внутренний карман пиджака, и достал оттуда абсолютно чистые четыре листа бумаги, размерами похожие на билеты.
Эрнест, замедленным плавным движением руки, смотря прямо в глаза охраннику, протянул эти «билеты». Таня недоумённо и растерянно переглянулась с Максом и Семёном, и слегка пожала плечами, явно не понимая, что происходит. Костакис стоял неподвижно, как столб и неотрывно буравил своими глазами охранника. Тот взял протянутые чистые листы бумаги, внимательно и придирчиво просмотрел каждый «билет». Затем вернул их Костакису и широким жестом указал на вход.
Компания размеренным шагом прошли вовнутрь шикарного ночного клуба. Справа располагался блестящий бар, забитый всякими красивыми бутылками с алкоголем, который оккупировали девицы и парни. А прямо был вход в танцевальный зал, где тоже стояло два охранника, но они уже билеты не спрашивали.
Компания, не задерживаясь, сразу прошла в зал. Доносившаяся громкая музыка на улицу, здесь вблизи звучала более оглушительно. Интенсивный возбуждающий мелодичный ритм нёсся изо всех уголков большого зала. В такт этой зажигательной музыки под самым высоким потолком кружилась суперкрасивая огромная люстра. Она головокружительно вертелась и переливалась всеми яркими цветами, создавая вместе с музыкой определённый настрой и ритм.   
Под этот завораживающий аккомпанемент ритмической музыки и перманентно мигающих огней, танцевало около ста молодых парней и девушек. Костакис, прищуриваясь несколько раз, нервно бросал взгляд, то на лихорадочно вращающуюся люстру, то в зал, как бы что-то оценивая и примеряясь.
Стоявшая рядом Таня слегка беззаботно и непринужденно по-девичьи пританцовывала и улыбалась. Действительно, в такой естественной ситуации и полагалось проделывать телодвижения молодым людям. Дезов, стоявший справа, недовольно и злобно прошипел: «И зачем мы сюда зашли?». Его раздраженный возглас потонул в потоке громыхающей музыки. Семен не имел своего мнения, он просто с нескрываемым любопытством разглядывал весь зал.
Костакис, как завороженный смотрел на искрометную люстру, исследуя каждый её огонёк, словно гипнотизируя ее. Хотя скорее, это она загипнотизировала Костакиса, который вдруг при очередном ослепительном витке люстры, покачнулся и инстинктивно прикрыл ладонями лицо. Но это произошло не от яркого света.
– Что с тобой? – испуганно спросила Таня, схватив Эрнеста за локоть.
– Она, она..., – Костакис нервно тыкал пальцем в люстру, и что-то нечленораздельно бормотал. Таня ничего не смогла разобрать в этой звучащей суматошной музыки. Костакис убрал ладони с лица и принялся внимательно рассматривать танцующих людей. Создавалось ощущение, что он в толпе выискивает знакомое лицо. Эрнест пристально бороздил лица молодых людей, которые дергались в невероятных экстатических движениях, словно сомнамбулы.
Он просканировал всех однолицых молодых людей, и его взор зацепился на девушке, неподалёку танцевавшей, точнее сказать, извивающейся в такт музыки. Но не ее молодость и красота привлекли внимание Эрнеста. А ее глубокое декольте, вернее сказать, не ее соблазнительный вырез, чем девушка очень гордилась, а крестик на золотой цепочке, который также ритмично и синхронно подпрыгивал, как и ее пышный обворожительный бюст. Костакис недовольно насупился. У него всегда вызывало чувство возмущения, когда у молодых людей, особенно женщин, которые напоказ выставляли свои полуобнаженные груди и рядом висел святой атрибут, служивший дополнительным украшением к их прекрасным телам.
Люди, как бы напоказ выставляли свою веру. Костакис почти всегда яростно относился к подобным «верующим». Вера, как и интимные места должны быть спрятаны от посторонних глаз. Но большинство крестики носили, как дополнительное украшение к своим другим побрякушкам. Как совсем недавно носили комсомольский значок, так сейчас новомодный крестик. Как большинство не считало устав компартии, так и Библию. Раньше Костакис снисходительно относился к подобным вещам, но сейчас его сознание по неведомым причинам обострилось и бунтовало. И данное явление, как выпячивание и демонстративный показ крестика, который болтался на полуобнаженной груди, Костакис принял, как личное оскорбление. Как нелепо приходить в церковь в мини-юбке, точно также неприлично надевать крестик на шабаш.
Эрнест не сводил своих рассерженных глаз с той «убойной» девушки, вернее с ее крестика, который ритмично подскакивал, нанося невидимые ранимые удары по его сердцу. Костакис слился воедино с музыкой, светом, девушкой и терзающим его душу крестиком. Девушка обольстилась, подумав, что мужчина запал на неё и вонзила свой нагловато-фривольный взгляд прямо Эрнесту в глаза и стала ещё сильнее «выкаблучиваться». Ди-джей иногда, что то выкрикивал в зал, но его голос захлебывался в этом вавилонском гаме.
Таня перестала пританцовывать, а просто с девичьим любопытством оглядывала блистательный зал. Дезов своё неприкрытое недовольство еле сдерживал. А Семён просто ошарашенно озирался по сторонам. Кульминационный разгар танцевальной бешеной музыки достиг своего накала и апогея. За ней последовала шоковая развязка. Клуб существовал три года, и за это время никаких серьёзных инцидентов здесь не случалось, за исключением мелких драк и потасовок.
Шикарная переливающаяся перламутром люстра, беспечно вертящаяся над беспечными головами танцующих, неожиданно оторвалась от потолка и стремительно начала падать, утаскивая за собой шлейф толстых проводов. Сверкающая махина весом не меньше тонны, устремилась в центр зала. Музыка продолжала истерично извергать конвульсивные звуки. Дикий, истошный крик и вопль, исходивший от танцующих перекрыл музыкальные децибелы.
Часть людей начали в панике разбегаться в разные стороны, кто-то падал, в основном, девушки на высоких каблуках. Кто-то падал чисто от испуга и уже на карачках или по-пластунски пытались ретироваться из опасной зоны. Девушка с крестиком и ещё несколько человек, увлечённые музыкой и танцем не успели отреагировать и ускользнуть, и люстра полным ходом неслась на них.
Костакис, стоявший все время неподвижный, моментально перевёл свой взор с девушки на низвергающую люстру. И когда до пола оставалось буквально около трёх метров, Костакис резко и демонстративно выбросил обе руки вперёд, направив свою энергию на люстру и голосом Стентора прокричал: «Стой». Примерно через полтора метра люстра мгновенно, словно собака по приказу, внезапно застопорилась. Множество ее лампочек, подвесок, и других блестящих стекляшек от резкой остановки повылетали и со звонким дребезгом посыпались на пол.
Перепуганная девушка стояла на четвереньках, не понимая, что кругом творится. Она учащенно дышала и не могла сдвинуться с места. Ее блуждающий стеклянный взгляд перемещался, то на висящую прямо над ее головой люстру, то на величественно стоящего Костакиса.
Эрнест также манерно опустил руки, как и поднимал их. Таня, Макс и Семён с испугом отскочили назад и стояли с открытыми от изумления ртами. Холодно-горделивый взгляд Костакиса медленно переместился с люстры на девушку. Он неторопливой поступью подошёл к ней, и слегка наклонился. Взял правой рукой ее крестик и пристально глядя стальными глазами в глаза очумевшей девушки, чётко по слогам назидательно произнёс: «Не смей больше никогда танцевать с моим изображением». Затем рывком сорвал с ее шеи крестик и быстрым шагом направился к выходу. Этих странных слов больше никто не слышал. Таня, Семён и Макс засеменили, еле поспевая вслед за Костакисом.
Загадочный и необъяснимый случай, произошедший в ночном клубе, на следующий день, обсуждал почти весь город. В газетах этот странное и фантастическое событие появилось через день. В газетах писали, что известный в городе экстрасенс одним усилием воли остановил движение люстры, тем самым спас от неминуемой гибели несколько человек. Сам Костакис отказывался давать интервью, тем самым подогрева ещё больше интерес к этому загадочному случаю. И по городу поползли различные слухи, которые обрастали всевозможными добавками и довесками разного толка. Одни говорили, что Костакис «божий» человек, другие, напротив, считали его пособником дьявола.
8. Бес
Мистические и сверхъестественные моменты встречаются во все времена. Но обнажение их в общественном сознании происходит лишь в определённые критические периоды. Рациональный мозг, как правило, отвергает чудеса и старается найти реальное объяснение таким фактам. Если человек не видит микробов, то это не значит, что они не существуют. Но только после появления сильных микроскопов появилась возможность исследовать «потустороннюю» микробную жизнь. Приборов, исследовавших какие-то паранормальные явления, в основном, не существует. Поэтому приходится полагаться на веру. Чем больше человек внушаем, тем больше верит.
Костакис, как маг знал о подобных проявлениях чудес. Да и сам мог иногда произвести некое «чудесное» явление. Но на это требовалось усилие и огромный расход энергии. Для того чтобы достигнуть космических высот, ракете необходим солидный запас горючего. Пока люди летали на воздушных шарах и фанерных самолётах, полёты в космос считались фантастикой. Но как только были открыты новые законы физики, то чудо перешло в разряд реальности.
Бывало вечерами, когда вся компания собиралась в общем зале, то они расспрашивали Костакиса о многих явлениях из области ирреального. Эрнест охотно рассказывал (но редко показывал) о таких чудесах и по возможности об механизмах их существования. Как человеку рассказать о шахматах, если он не знает правил игры. Поэтому приходилось более упрощённо говорить о сложных вещах. Вся честная компания слушала своего «босса» раскрыв рты.
Костакис рассказывал о своём посещении Тибета, встреч с йогами и ламами, которые на его глазах творили бесподобные вещи. Некоторым приёмам обучился и сам Эрнест. Любознательный Максим особо допытывался насчёт Шамбалы. Но Эрнест лишь разводил руками, снисходительно улыбался и говорил, что в потайную страну пускают лишь проверенных и заслуженных людей. Раздосадованный Макс не понимал, почему его кумир не входит в число «заслуженных». Костакис ободрённо хлопал Дезова по плечу, говоря, что каждому своё и нечего совать нос в неподготовленные дела.
Ещё он говорил о посещении загадочных людей вуду на Ямайке. Жрецы настолько доверились Костакису, что разрешили посмотреть и принять участие в создании зомби, о которых многие читали лишь в книжках.
Друзья расспрашивали, как объяснить все эти «чудотворные» проявления. Эрнест честно отвечал, что чёткого объяснения механизма подобных чудес не существует. И не, потому что маги скрывают, а просто магия это не математика или физика, где есть определённые формулы, которые раскладывают всё по полочкам. Конечно, в магии присутствует какие-то критерии, которые надо неукоснительно соблюдать, но почему именно так, а не эдак, мало кто знает и понимает. Для того чтобы получить воду необходимо соединить кислород с водородом. В магии нужно произнести специальный заговор и совершить пассы руками, но на физическом уровне это невозможно объяснить.
Зашёл разговор и об одержимости. Семён сказал, что это полная ерунда. Виталий высказал мысль, что это, скорее всего, психическое заболевание. Макс в этом отношении оказался более «информированным» человеком. Он выпалил целую кучу примеров, почерпнутых из многочисленных «магических» книжек. Семён, всегда относящийся к этому критически, ответил Максу, чтобы он поменьше читал подобной ерунды. Они чуть не поцапались.
Костакис их разнял, сказав, что не всё так просто. Слишком много таинственного кроется в этом явлении. Он сказал, что видел, как священники экзорцисты изгоняют бесов. Такое зрелище не предназначено для слабонервных. Сам он владеет некоторыми приёмами экзорцизма. Но применять их на деле ни разу не приходилось. В этом обряде заложена большая опасность. Ведь чтобы не укусила змея, можно её обойти или надеть специальную форму. Бес – это невидимая энергетическая оболочка. А как можно бороться и оберегаться от невидимки?
Костакис достал из кармана блокнот, полистал его, и нашёл нужный адрес. «Меня вот женщина просила, просто умоляла помочь её дочери. Как я понял из её слов, девушка подвержена одержимости. Я вот всё не решался пойти к ней. Но думаю, что стоит попробовать, и вы заодно посмотрите. Так что завтра с утра пойдём по этому адресу», – сказал Костакис, пряча блокнот в карман.
Следующее утро выдалось прекрасным. Вообще, «золотая осень» подтвердила своё реноме, каждый день, выдавая солнечные тёплые деньки. Вся компания уселась в минивэн и через пятнадцать минут машина подъехала к обычной панельной многоэтажке. Поднялись без лифта на третий этаж. Костакис позвонил в квартиру. Дверь открыла женщина лет пятидесяти, с измученным лицом и печальными глазами. Костакис представился и сказал, что он пришёл попытаться помочь её дочери.
Они прошли в небольшую комнату и затем зашли в смежную комнату, ещё поменьше. Здесь и обитала, почти безвылазно, дочь женщины. Девушку звали Ольга, ей было двадцать три года и последние три года, она страдала от непонятной болезни. Её несколько раз помещали в психиатрическую больницу, и после проведённого бесплодного лечения, она опять возвращалась в домашнюю «тюрьму».
Отец Ольги после начала первых приступов у дочери, не выдержав «зрелищ», которые устраивала дочь, собрал манатки и ушёл, оставив жену наедине с больной дочерью. На официальном медицинском языке, болезнь Ольги именовалась «циклическая маниакальная обссесивно-депресивная с элементами неконтролируемого перевозбуждения мания». Матери просто объяснили, что её дочь «шизофреничка». А на языке оккультистов это называлось по-другому: одержимость потусторонними сущностями. Конечно, медики в подобную «чушь» не верили и давали девушке убойные дозы сильнодействующих лекарств.
Ольга от такого количества седативных средств, постоянно находилась в полусонном состоянии. Но ведь молодой организм развивается по своим физиологическим законам. Искусственное угнетение гормональной системы приводит к накоплению взрыва. Что с девушкой иногда и случалось. Мать в таких случаях сразу вызывала специализированную помощь. Врач делал разбушевавшейся больной сильнодействующий укол, и девушка погружалась в объятия Морфея почти на сутки. К счастью, такие случаи повторялись не часто.
Дома девушка принимала таблетки в небольшом количестве. Когда у неё было нормальное состояние, то она в основном читала книги. До болезни девушка училась в институте, но, не окончив третий курс, пришлось из-за болезни его оставить. Что послужило толчком к развитию такого страшного заболевания, никто не знает. Мать говорила, что виной всему неудавшаяся несчастная любовь, после которой девушка впала в депрессию. Подруги говорили, что Ольга занималась гаданием при свечах, и с тех пор стала вести себя неадекватно. Врачи говорили, что все болезни от стрессов, и поэтому надо себя беречь. Какой хороший, но абсолютно невыполнимый совет.
По внешним симптомам Ольге поставили диагноз «на глазок» (надо же что-то в медицинской карте писать) и дали инвалидность. Мать вынуждена была бросить работу, чтобы неотлучно находиться рядом с дочерью. Вот они и жили на эту пенсию, плюс матери доплачивали, как по уходу за инвалидом. Она ещё подрабатывала уборщицей в магазине, который располагался на первом этаже этого дома, где они жили. На непродолжительное время её подменяла и присматривала за дочерью соседка пенсионерка.
Приступы у Ольги случались редко, но в этот период она могла запросто сигануть с балкона или порезать себе вены. Бывало, от безысходности разбрасывала вещи по всей комнате. Потом когда приходила в себя, начинала наводить порядок. Буйство девушки проявлялось в основном несильным образом, и поэтому мать кое-как справлялась и удерживала дочь от всяких плохих последствий.
Но вот один раз, когда матери посоветовали пригласить в дом священника, чтобы тот прочитал определённые молитвы, случилось непредвиденное. Ольга лежала на диване, отвернувшись к боковине, и казалось не обращала ровно никакого внимания на бормочущего рядом священника. Но когда священник дошёл до молитвы, которая призвана защитить человека от нечистой силы, то вот тут девушка неожиданно вскочила, словно её укусила оса, сверкнула злобными глазами и бросилась на священника. Она вцепилась ему в шею, повалила на пол и стала неистово душить. Благо, что мать пригласила свою соседку, и они вдвоём с трудом оттащили взбешённую девушку от перепуганного священника.
Вот после этого случая, мать и решила, что её дочь одержима бесом. Приехавший врач, только покачал головой и вколол двойную дозу снотворного. На этом всё «лечение» и закончилось. Но такие «болезни» не лечатся лекарственными средствами. Одержимость – это не инфекция, которую можно побороть с помощью антибиотиков. Бес боится одного противоядия – особого духовного воздействия.
Для каждого заболевания в огромном медицинском арсенале имеется своё лекарство. В фармакологическом справочнике нет лекарств, противодействующих бесам. Они не боятся мощных лекарственных средств. От снотворных и успокоительных таблеток мозг кратковременно отключается от внешнего мира, и бес в это время тоже «дремлет». Человек не может же управлять автомобилем, стоящий без движения. Но как только просыпается мозг, то вместе с ним «просыпается» и бес, и начинает вести свою «разъяснительную» работу. У каждого есть свои сильные и слабые стороны. И у беса тоже.
Ольга была очаровательной стройной девушкой. Длинные русые волосы придавали ей дополнительную красу. На симпатичном личике красовался маленький римский носик и алый соблазнительный рот, который должен радовать любимого мужчину страстными поцелуями, а не извергать пошлые непотребные для юной девушки слова. Когда она была в хорошем духе, то её глаза кокетливо светились, как и полагается молодой девушке. Но в период приступов эти глаза превращались в адское огневище. Она без труда могла бы найти себе подходящего жениха, и жить счастливой жизнью. Но вместо этого она как заколдованная принцесса сидела взаперти в комнате. Только мать, да книги, были её единственными спутниками.
Костакис с друзьями и матерью вошли в комнату и остановились возле двери, не решаясь пока приближаться к девушке. Ольга сидела на диване, поджав под себя обе ноги, и читала книгу. При появлении не прошеных гостей девушка бросила на них короткий из-под лобья недружелюбный взгляд, и вновь упулилась в книгу, сделав вид, будто читает. Прекрасные дивные девичьи глаза находились в напряжённом спокойствии.
Костакис показал рукой, чтобы все оставались на месте, а сам тихо и медленно к девушке, и положил свою правую ладонь себе на сердце, а левую ладонь ей на лоб. Ольга вздрогнула, словно по ней прошёл разряд электричества. Её грудь от учащённого дыхания задвигалась, но она продолжала неподвижно сидеть. Девушка разволновалась, но пока не подавала виду.
Водоворот внутренней борьбы, запущенный Костакисом начал набирать обороты. Сильная духовная энергия встретилась с тёмными силами, и образовался интенсивный вихрь внутри девушки. Это как холодные массы сталкиваются с теплыми, и получается смерч. Так и здесь: пошло взаимодействие, и взаимное проникновение. Вернее, проникновение было со стороны Костакиса, а бес лишь отбивался, пока не проявляя себя более скандальным образом.
Умиротворённая тишина нарушилась через пару минут, когда Костакис принялся читать какую-то молитву или заклинание. Бес сразу прочувствовал, что его хотят поджарить на сковородке и начал активное сопротивление. Тихо и мирно сидевшая девушка, внезапно вскочила с дивана вся взъерошенная. Она с силой запустила книгу в угол комнаты и направила свой разъярённый взор на Костакиса. Это были не милые, очаровательные глазки красивой девушки, на Эрнеста смотрел взбешённый, что его потревожили, неистовый взгляд беса.
Костакис от такого энергичного ненавистного напора отпрянул на два шага назад. Ольга вся задрожала, её хрупкое тело завибрировало, как отбойный молоток. Даже показалось, что люстра немного закачалась, а окна задребезжали. Из теперь уже не очень соблазнительного рта послышалось гулкое рычание. Такой звериный блеск глаз и рык, Эрнест слышал и видел один раз в тайге, когда повстречал тигрицу с детёнышами. Та хищница защищала своих тигрят, а Ольга на подсознательном уровне, помимо своей воли, защищала беса.
Девушка с ненавистью сжала свои беленькие пальчики в кулак и после этого послала в адрес Костакиса отборную ругань. Такой «многоэтажный» мат не часто услышишь даже на стройке или в блатной компании. У всех от такого матерного пронзительного рёва зазвенело в ушах, что чуть не лопнули перепонки. И после она ощерилась, показав звериный оскал.
У девушки от переполняемой злобы выступили изо рта слюни. У Костакиса, напротив, во рту всё пересохло, и по спине прошла волна крупных мурашек. Хотя комната освещалась солнечным светом из окна, показалось, что она погрузилась в сумрачный мрак. Эрнест перетрухнул, но продолжал стоять на своём месте. Девушка в ярости принялась шипеть, хрипеть и издавать другие ужасные звуки, размахивая при этом своими кулачками, но, не двигаясь с места.
Костакис собрал волю в кулак и сильно топнул правой ногой по полу. Девушка сразу перестала испускать грозные нечленораздельные звуки и из-под лобья дырявила своим мерзким взглядом Костакиса. Он воспользовался временным затишьем и чётко, не сводя глаз с девушки произнёс: «Бес, ты меня узнаёшь?». Миловидное лицо девушки искорежилось, и она издала и показала чудовищный оскал. Несмотря на то, что у Ольги были стройные и белые зубы, они на миг потемнели, создав ещё более устрашающую картину.
Костакис такой оскал посчитал положительным ответом, и он чеканным голосом изрёк: «Именем Иисуса Христа, бес подчинись мне и выйди вон!». Услышав это заклинание, оскал с лица девушки исчез, но глаза продолжали с ненавистью сверлить глаза Эрнеста. Несмотря на такой жёсткий взгляд, Костакис не отводил свои глаза в сторону. Противостояние нарастало. Наступила жуткая тишина. Эрнест слышал, как бешено, колотилось у него сердце. Атмосфера в комнате накалилась и сгустилась до предела, как перед грозой, когда молния уже сверкнула, а раската грома ещё не последовало. Всем присутствующим стало не по себе.
Все ожидали стремительной развязки. И она наступила. Неожиданно облик девушки стал меняться на глазах, как картинки на слайдах. Вначале вся её фигура, и одежда, и лицо, и волосы, стали серого цвета. Через несколько секунд её фигура поменялась на зловещий чёрный цвет. И весь этот калейдоскоп завершился необычным цветом – вся фигура девушки преобразилась в седой цвет. Как будто это стояла старая женщина, смахивающая на ведьму. Девичье очарование и грация вмиг улетучились, и перед всеми предстало невообразимое существо.
Всех присутствующих охватило оцепенение. Первой не выдержала этого шокирующего перевоплощения Таня. Она истошно взвизгнула и ринулась за дверь. Остальные как по команде тоже гурьбой кинулись за ней и ретировались за дверь, с силой захлопнув её. Костакис остался наедине с взбешённым бесом, который категорически не собирался покидать уютное жилище. Но Костакис продолжал оказывать давление на беса, стараясь его выкурить из тела бедной девушки. Он сейчас почувствовал себя ответственным за судьбу девушки, и стоял подобно плотине, сдерживающей огромные массы воды.
Бесу такое заступничество не понравилось, и девушка манипулируемая им, крепко выругалась, а потом произнесла какое-то странное слово, незнакомое Эрнесту. А затем внезапно выбросила обе руки вперёд с душераздирающим криком: «Убирайся вон, ублюдок! Это мой мир, это мой дом». Костакис от такого неожиданного пассажа и вопля непроизвольно отшатнулся на пару шагов назад.          
Девушка, продолжая свербеть разгневанными глазами, собрала во рту слюну и смачно и брезгливо плюнула в Костакиса. Комок слюны серого цвета плюхнулся на пол, не долетев до адресата. Затем девушка презрительно оглянула Эрнеста с ног до головы, загадочно ухмыльнулась, развернулась, и совсем не девичьим шагом подошла к письменному столу, стоявшего у окна. Она как заправский штангист, рывком приподняла стол и с диким рёвом швырнула его в опешившего Костакиса.
Воздух в комнате стал вязким, и стол летел, как бы даже парил, словно в замедленной съёмке. Эрнест завороженно наблюдал за полётом деревянного «орла», и в последний момент еле успел увернуться. Стол с большим шумом грохнулся на пол, вызвав мини-землетрясение во всём подъезде.
Костакис раньше присутствовал на церемониях изгнания бесов из людей. Но там сеанс обычно проводил профессиональный экзорцист, обязательно в сопровождении ассистентов. А сам одержимый, как правило, привязывался верёвками. И поэтому больные не выкидывали подобных финтов, какие сейчас происходили в комнате.
У Костакиса стоял звон в ушах, и он подумал, что наверно, переоценил свои возможности в борьбе с бесом, самонадеянно вступив в «драку» в одиночку. Но отступать уже было нельзя. Кроме того, Ольга могла выброситься из окна, и поэтому приходилось быть начеку. «А если она вместо окна, бросится на меня, то я, пожалуй, и не справлюсь», – мелькнула нехорошая и слабовольная мысль у Костакиса.
Бес в красивом женском обличье бушевал во всю мощь. Ему не нравилось, что его посмели побеспокоить, да ещё грубым образом пытались вышвырнуть из тёплого доходного местечка. Не каждый без боя уступит духовно-энергетическую синекуру. Тёмная энергия, буянившая в девушке, подпитывала беса, придавая ему силу и власть. Надо лишить его этой власти.
Костакис лихорадочно искал выход из непростой ситуации, но не той, которой воспользовались его товарищи, а более действенный. Эрнест вытер со лба холодный пот. Его организм уже несколько раз трансформировался, то из горячего состояния, то в холодное. «Что делать?» – постоянно вертелось у Костакиса в голове. Ведь его арсенал по изгнанию беса исчерпался. Эрнест ещё раз ругнул себя, что ввязался в авантюрное предприятие.
Девушка стояла возле окна, где только что находился стол. От солнечных лучей, пробивавшихся сквозь стекло, её грациозный силуэт вновь приобрёл прекрасные очертания. Неприглядная седина стала осыпаться, словно штукатурка со стены, и девушка на глазах похорошела. Зловещий мрак, висевший в комнате и угнетавший всю атмосферу, стал постепенно рассеиваться. Костакису это показалось хорошим предзнаменованием.
Эрнест оглядел девушку с ног до головы уже не в качестве целителя, а чисто мужским взором. Стройная фигура девушки не выглядела так отталкивающе, как пять минут назад. Наоборот, её прямой и грациозный стан призывно манил к себе. Костакис интуитивно оценил, что надо делать. Он быстрым шагом приблизился к Ольге, обвил руками её изящное тело, прижал к себе и горячо поцеловал в губы. Она от такого кавалерийского наскока пришла в себя, и с силой оттолкнула дерзкого «ухажёра». Эрнест не сдавался, он опять настойчиво крепко обнял девушку и вновь страстно её поцеловал. На этот раз последовала чисто женская реакция; в виде увесистой оплеухи, которая ещё, пожалуй, сильнее зазвучала, нежели от падающего стола.
Костакис сам не знал, что будет, но всё-таки подобная неожиданная развязка, его смутила. Он автоматически провёл себя по горящей щеке, и несколько раз нервно хихикнул. Потом смех стал более заразительным, и он, скорчившись от надрывного смеха, подошёл к лежащему столу, сел на пол, оперся спиной о крышку стола, и продолжал неудержимо заливаться хохотом.
Девушка сначала недовольно хмыкнула, но потом её глаза заблестели, поддавшись на искренний смех, и она тоже брызнула и разразилась сильным истеричным смехом. Произошла сильнейшая психологическая и энергетическая разрядка, так называемый катарсис, который вызвать очень сложно. Бес не выдержал светлой и любовной энергии, и покинул поле боя.
Услышав зажигательный смех, Таня слегка приоткрыла дверь и робко заглянула в комнату. Увидев, что ничего угрожающего нет, они все зашли в комнату. Костакис сидел на полу и как малый ребёнок залихватски нескончаемо хохотал. Ольга стояла возле подоконника, опершись на него и тоже, держась за грудь смеялась. Они не раскрыли, что здесь произошло, это было их маленькой тайной. Победная битва за душу девушки увенчалась успехом. Уязвлённый бес, лишившийся уютного гнёздышка, пообещал вернуться и отомстить. 
Философские беседы
В один из дней вся компания сидела в квартире. На вечер не было запланировано ни одного выступления. Обычно в такие бездельные дни они любили прогуливаться по городу, или проводить время на пляже. Но в этот день нещадно лупил дождь, спутав все карты. Кстати говоря, в карты с Костакисом никто не играл. Он почти всегда выигрывал. Когда его спрашивали, как это ему удаётся, то он отшучивался, что, мол, видит карты насквозь. Поэтому в дурака или очко, в основном, резались Виталий и Семён. Максим изредка к ним присоединялся. Он больше предпочитал на досуге почитать духовную литературу. Эрнест и Таня либо в свободное время занимались любовью в своей комнате, включив музыку, либо нежились на пляже. Иногда они просто сидели на лавочке в сквере, уплетая мороженое. Костакис любил развлекать свою возлюбленную «мистическими» штучками. Когда, кто-то из людей проходил мимо них, то Эрнест говорил, что этого человека зовут так-то и работает он тем-то. Несмотря на то, что Таня знала с кем живёт, она всё же открывала рот от удивления. Конечно, Костакис мог говорить подобные «ясновидящие» слова наобум. Ведь не будешь же приставать к абсолютно незнакомым людям с дурацкими расспросами. Но иногда Таня не выдерживала и осмеливалась спросить у людей об их именах. Когда в очередной раз Эрнест охарактеризовал прошедшую девушку «как Светланой, которая работает официанткой», то Таня прямо об этом у неё и спросила. Та, выпучив глаза, сразу от неожиданности согласилась с таким «вердиктом». Но потом спрашивала у Тани, а кто она, собственно говоря, такая? Таня ничего не отвечала, только извинялась и довольная уходила. Она была довольна тем, что Эрнест не вешает ей лапшу на уши. Она несколько раз проверяла «ясновидение» Костакиса, и удостоверялась, что он не врёт.
Сегодня вся компания сидела в одной комнате, обсуждая философские вопросы. Застрельщиком подобных «цицероновских» дискуссий выступал Дезов. Виталий и Семён как правило, скромно сидели и равнодушно взирали на перепалки между Максимом и Эрнестом. Они мечтали улизнуть из «мистической» квартиры, но противный дождь этому мешал.
Разумеется, Костакис был намного образованнее Дезова, но Максим иногда проявлял невиданное упрямство в отстаивании своих взглядов. Со стороны казалось, что это два лидера политической партии доказывают, чья программа лучше. Костакис запрещал пить алкоголь без его ведома. Но сегодня из-за отсутствия концерта и промозглой погоды, он разрешил выпить пиво. Виталий и Семён сидели, развалившись в креслах, потягивая баночное пиво. Эрнест и Максим сидели за столом и с жаром обсуждали очередной метафизический вопрос. Таня расположилась на диване и разглядывала глянцевый журнал. Иногда «тускуланские» беседы прерывал Виталий, каким-нибудь «сногсшибательным» вопросом. И сразу устанавливалась гробовая тишина. Каждый в меру своего понимания переваривал эту заковырку. Костакис с Дезовым в таких ситуациях поедали глазами (куда, мол, суёшь свой нос) вопрошающего. Виталий от такого глазного напора виновато улыбался и разводил в стороны руки. Семён совсем помалкивал, особенно, когда в него один раз распалённый Максим запустил пивной банкой. В большинстве своём, все они послушно внимали речам «великих философов».
Не на шутку у них разгорелся спор о судьбе. Они сцепились, будто речь шла о жизни и смерти. Максим, несмотря на свою молодость, уже не верил в то, что человек хозяин своей судьбы. Он говорил, что люди – марионетки в руках судьбы. Костакис пытался возразить тем, что если не всё, то многое зависит от самого человека. Максим категорически отвергал такое мнение. Эрнест знал Дезова немного, но за это короткое время убедился, насколько молодой человек сильно обижен на судьбу. Когда раскочегаренный Максим в запале произнёс шокирующую фразу, то за окном вдруг зловеще сверкнула молния, и раздался раскатистый гром. Все от неожиданности притихли. Таня, недолюблившая Дезова язвительно заметила: «Наш Макс, как всегда прав. Даже сам Зевс подтвердил». Дезов недружелюбно зыркнул на Таню, но запустить в неё банкой не решился.
Во многих вопросах, Дезов внимательно выслушивал своего учителя. Но вот когда дело доходило до обсуждения о влиянии судьбы, тут Макс начинал беситься, споря с Костакисом, словно торгуясь на базаре. Дезов представлял собой противоречивую натуру. Это был сплав наивности с непреклонной категоричностью. Таким людям тяжело живётся во все времена. Людям с распахнутой душой требуется точка опоры. Ответы на сокровенные вопросы он сам найти не мог. Он полагал, что учитель знает ответы на все вопросы. А Костакис оказался «упрямым». 




9.
 Наркотик
Искренняя помощь творит чудеса. Даже простое душевное, а не сухое «здрасьте», и то поднимает настроение. Ходит человек весь весёлый и довольный, и не понимает, отчего у него такое прекрасное настроение. А оттого, что кто-то искренне отдал частичку своей энергии. Маленькая частица сердечной тёплой благожелательной энергии равна теплу, выделяемого тонной угля (хотя кто осмелится подсчитать реальную стоимость?). Чтобы кому-то помочь, нужно от всей души поделиться своей небезграничной энергией. Это дано не каждому.
Принцип, кто больше отдаст, тот больше получит, не всегда срабатывает. Особенно, на краткосрочный период. Но ведь большинство хотят получить эффект сразу и с минимальными затратами. Чтобы вылечить больного надо пожертвовать своей энергией. Вот почему истинные целители еле волочат ноги после проведённого сеанса. После общения с хорошим врачом у пациента улучшается настроение и повышается общий тонус для последующей борьбы с болезнью. Это всё банальнейшие вещи, но именно на них и зиждется вся система счастья и здоровья. Неправильное общение доктора с больным, это всё равно, что скальпель в неумелых руках.
У Костакиса успешно излечивались больные, которые ему искренне верили. Он лишь приоткрывал внутренние безграничные ресурсы в организме человека, и запускался механизм самоисцеления. Что это за механизм, как он действует – никто не знает. Вся трудность заключается именно в нахождении «кнопки», которая запускает этот «чудотворный» механизм выздоровления. Поэтому у примитивных лекарей, владеющих подобной методикой, процент излечения выше, нежели у квалифицированного хирурга, который больному раком говорит, что тот безнадёжен, и тем самым, убивает человека.
Почему раны у победителей заживают быстрее, чем у побеждённых? Хотя и тем и другим оказывается одинаковое лечение. Богатый человек, которому доступны все клиники мира, все дорогие лекарства и квалифицированные врачи, по уровню здоровья находится на одной ступени, что и простой человек, живущий в глухой провинции, где кроме анальгина и нет больше ничего.
Самый большой дефицит в обществе – это нехватка энергии. Деньги можно напечатать или заработать. Энергию не напечатаешь и на заводе не произведёшь. Энергию можно только получить от другого, если тот пожелает её отдать.
В один из дней в квартиру Костакиса настойчиво постучали. И хотя был звонок, но в дверь именно упорно стучали. Эрнест сам открыл дверь. Стоявшая там женщина средних лет при его появлении, тут же упала на колени и начала слёзно просить и умолять спасти её дочь от наркомании. С такими «челобитными» просьбами Костакис ещё ни разу не сталкивался. Он смутился и сам присел на корточки. Женщина сумбурно и горячо поведала ему свою домашнюю трагедию. Эрнест успокоил женщину, записал её адрес и пообещал помочь в её страшном горе.
Легко сказать «помочь». Костакис редко проводил индивидуальные сеансы лечения. Это требовало колоссальных энергетических и психофизиологических затратоотдач. Приходилось многим отказывать. После грандиозного и скандального концерта, Костакис стал очень знаменит и востребован. Слава хороша только на расстоянии. Вблизи она занудна, неприятна и иногда небезопасна. Это как пресловутый афоризм, что любить всё человечество легко и просто, чем одного человека. Костакис добился популярности, славы, почёта, но сейчас он стал её тяготиться. Теперь он понял, почему «звёзды» эстрады прячутся на необитаемых или недосягаемых островах.
Он один, а больных и страждущих очень много и всем помочь невозможно. Костакис за индивидуальные сеансы не брал денег. Да и с кого брать? В основном, к нему обращались одинокие женщины, которые просили за своих больных детей. Костакис на таких сеансах выкладывался полностью. Он тратил энергии на одного больного столько, сколько на весь зал. При массовых сеансах в любом случае, происходит энергетический взаимообмен. При индивидуальном лечении – направление энергопотока, только одностороннее: от целителя к больному. Изголодавшийся больной организм жадно кидается и впитывает свежую порцию целебной энергии, подобно как путник в пустыне припадает к оазису. Но при условии, что целитель пожелает отдать свою драгоценную энергию.   
На этот раз Костакис не взял никого с собой и отправился к наркозависимой девушке один. Мать встретила его обрадованно, не веря своим глазам, зная, что такие люди очень занятые. Женщина расплакалась и сказала, что её дочь сейчас начала шарить по всей квартире, чтобы найти какую-нибудь приемлемую вещь для продажи. К ней подступала волна страшной ломки, которую наркоманы боятся больше, чем ада. Обезумевшая девушка металась по квартире, словно в доме полыхал пожар.
Как правило, такие семьи неполные. Одинокие замученные матери вынуждены в одиночку противостоять могущественной и коварной болезни. С такими чудовищными монстрами, как алкоголизм и наркомания, может совладать лишь исполинская сила духа. Вылечить подобные грозные заболевания одними медицинскими средствами невозможно. Физиология имеет второстепенное значение.
Мозг жаждет счастья. Но или на худой конец – его эрзац. Для достижения этого пресловутого и мнимого счастья – мозг идёт на любые увёртки и ухищрения. Нет предела изобретательности мозга, чтобы заполучить малую толику удовольствия. У наркомана кругозор мозговой деятельности сужается до минимума. У здорового человека обозрение удовольствий более широк и кратковременен. Действует известный принцип: делу время, а потехе час. Сегодня хочется секса, завтра любви, потом пойти в театр, посмотреть любимый телесериал. Самое главное, что не существует психической зависимости. Происходит калейдоскопическая  смена временных приоритетных удовольствий. Счастье по ранжиру.
У людей высокого полёта, например, художников, писателей, артистов – кругозор удовольствий значительно богаче. У них более изощрённый ареал получения заведомой порции счастья. У каждой категории людей существует своя своеобразная градация удовлетворения. Мозг – странное и загадочное существо, готовое получать удовольствие, даже зная, что будет страдать. Человек постоянно балансирует на грани запредельного. Но пока человек контролирует свои взбалмошные гормональные всплески – он хозяин своего мозга. Как только мозг переходит под управление неведомых сил – человек становится энергетическим рабом. Эфемерное счастье приобретает однобокий статус в виде одного какого-то удовольствия. Весь мир сужается до одной точки. Центр удовольствий остаётся в полном одиночестве. Остальные участки мозга атрофируются, уступая место эгоистическому желанию. Наступает катастрофа и тела и души.
Костакис прошёл в комнату к девушке. Та сидела на диване, издёрганная и напряжённая. Её руки нервозно подёргивались, она их расчёсывала, не зная, куда их притулить. Она постоянно нервозно кусала губы, а её глаза смотрели неподвижно в одну точку на полу. Она сидела, погружённая в свои больные мысли, не обращая внимания на вошедшего незнакомого человека. Её сейчас занимала одна единственная мысль – достать дозу и погрузиться в незабываемый призрачный мир кайфа.
Костакис подошёл поближе и начал рассматривать девушку. Ей было около двадцати лет. Фигура пока находилась в прелестной форме, и не приобрела чётко выраженный наркоманский вид. Каштановые длинные волосы тоже завлекательно спадали на плечи. Не пожелтевшая кожа выдавала, что девушка ещё не вошла в глубокую зависимость на физиологическом уровне. То есть печень, и почки пока справлялись с выведением гадости из организма. Вот только потухшие серые и бессмысленные глаза, говорили о потерянности и бесперспективности. Жизнь, едва начавшись, уже катилась к печальному финишу.
Девушка была одета в платье с короткими рукавами, и на локтевом сгибе виднелись тёмные пятна от инъекций. Приятное лицо говорило о её юном возрасте. Девичьи губы темноватого неаппетитного цвета, не просились, чтобы их поцеловали. Два возраста одновременно встретились в этой девушке.
Костакис обдумывал план лечения. Что ей может помочь? Лекарственная терапия, психоанализ, гипноз, лечебные ванны – всё это девушка уже проходила в наркологической клинике. Через неделю у неё случился рецидив и всё пошло по накатанной дорожке. Основной очаг так и не был, затронут. Наркокрыса сидела в надёжном убежище и требовала новых доз.
Костакис решил применить шоковое воздействие, чтобы только пробить оборону и добраться до эпицентра зависимости, до логова «крысы». Другими способами вряд ли удастся погасить бушующий наркотический пожар. Требовался солидный холодный энергетический душ. Эрнест примерял на себя роль психологического пожарного.
Костакис предупредил мать, ещё находясь в другой комнате, что он в зависимости от обстоятельств будет применять различные методы воздействия. Поэтому, какие бы события не происходили в момент сеанса, она должна стойко и без паники переносить всевозможные эксцессы, которые могут возникнуть в ходе лечения. Мать с испугом выслушала такие условия, но согласилась, так как другого выхода она уже не видела. Для неё Костакис служил последней инстанцией, на которую она возлагала надежду.
Костакис сделал один шаг к девушке и изменившимся громким командным голосом крикнул: «Встать!». Отрешённые глаза девушки внезапно «проснулись» и зыркнули на говорящего. Он смотрел в глаза девушке немигающим испепеляющим взором. Она подчинилась приказу и нехотя встала.
Эрнест взял девушку за плечи и пальцами сильно надавил на сочленения. Она от боли не ойкнула, но её глаза расширились. И Костакис, глядя в них начал чётко и внятно внушаемо вдалбливать каждое слово:
– Ты молодая, красивая девушка. У тебя впереди долгая и счастливая жизнь. Но сейчас ты находишься в плену ложных удовольствий. Твоя мать страдает, ты сама страдаешь, твои будущие дети тоже будут страдать. У тебя нет будущего с наркотиками. Ты обязана проявить силу воли и бросить это зловредное зелье. Жизнь прекрасна и без наркотиков.
Костакис произносил каждое слово громко, медным чеканным голосом, пытаясь достучаться до самых глубин мозга. Девушка слышала, что говорил Костакис, но её глаза явно не реагировали на наставительные слова. Как ребёнок не слушается мать и лезет в грязную лужу, так и девушка равнодушно взирала на банальные призывы целителя. В её стеклянных глазах не промелькнула искорка спасения и надежды. Её прекрасные светло-серые глаза по-прежнему излучали потухшую пустоту. Это был колодец без воды. Надо расчистить родники, чтобы вода вновь наполнила колодец чистой водой. Первоначальный психологический штурм не удался и Костакис приготовился ко второму.
Он посмотрел в потолок, на несколько секунд закрыл глаза, аккумулируя и мобилизуя все свои энергетические ресурсы. Затем он быстро растёр свои ладони, схватил девушку за плечи и резко её тряханул. Она от неожиданности ойкнула и вперила в него свой удивлённый взгляд. Костакис тоже, но не в глаза ей, а в область третьего глаза. Мать немного перепугалась, сложила на груди в замок ладони, и отошла в угол комнаты.
Костакис весь свой энергетический и словесный импульс направил вглубь мозга девушки. Ему надо было, во что бы ни стало вскрыть стальной сейф и добраться до серого кардинала, который управлял поведением девушки. Эрнест начал говорить очень жёстко, что у матери пошли по спине мурашки. Он плюнул девушке в лицо, та «проснулась», вытаращив глаза. И в это время он сразу на одном дыхании начал говорить железным голосом:
– Ты сука недобитая, сколько ещё будешь кормить свою ненасытную наркотическую страсть. Ты шлюха подзаборная, сколько у тебя будет ещё мужланов? Где твой единственный любимый муж, с которым ты проживёшь долгую и счастливую жизнь? Ты грязная и вонючая мразь, сколько ещё будешь издеваться над своей матерью. Если ты недобитая шалава будешь и дальше принимать наркотики, у тебя не будет детей, а если и будут, то они родятся уродами. Ты потаскушная ****ь, твоя жизнь закончится в канализационной яме. Ты жидкое говно, ты ничего не стоишь в этой жизни, ты некому не нужна. Даже твоя мать молится, чтобы ты быстрей подохла. Я вижу, как черти собрались вокруг тебя и ждут твоей смерти, чтобы забрать тебя в адскую мясорубку, и они тебя с удовольствием слопают. Я защищу тебя, я спасу тебя, но ты должна сейчас же отказаться от мысленной дозы.
Разрядив последние слова, словно патроны из пистолета, Костакис резко вдарил девушке в лоб боковой стороной кулака. Девушка покачнулась, в её широко открытых глазах проступили слёзы. Мать от такого «лечения» обомлела и медленно сползла по стенке, прижимаясь спиной. Она сидела тихо, как мышка, не издав не единого звука, но слёзы катились ручьём. Как она и обещала, она не вмешивалась в процесс лечения, невзирая на его жёсткие методы.
Словесная атомная бомба обрушилась на мозг девушки, лишь бы только пробить бронированный панцирь. Костакис хотел любой ценой вызвать резонанс, ему нужен был ответный сигнал. Без отклика невозможно бороться с наркотической гидрой. Это всё равно, что радар не замечает пролетающего самолёта. Наркотическая крыса, засевшая глубоко в мозге не собиралась без боя вылазить из своей энергетической норы.
Как хирургу, чтобы проникнуть в тело, необходимо сделать скальпелем разрез, так и Костакису требовалось отворить энергетические ворота, ведущие в потайную комнату и вытащить за шкирку болезнь. Энергетическую раковую опухоль и удалить можно только энергетическим скальпелем. Поэтому Костакис и применял шоковое воздействие, чтобы произвести лобовой «разрез». Энергонасыщенные слова и являлись тем самым скальпелем.
А в реальности сердце Костакиса генерировало и излучало добрую энергию искреннего исцеления. То, что пустынные глаза девушки вдруг оживились и появились слёзы – это служило позитивным сигналом подвижки. Значит, мозг расшевелился и уже думает не только о наркотиках. Это послужило для Эрнеста обнадёживающим фактором, и он предпринял третий штурм. Шоковая терапия продолжилась. Костакис словно кувалдой выбивал застрявший в голове девушки наркотический клин. После одного из таких словесных ударов, девушка неожиданно, сквозь слёзы обиженно буркнула: «Сам ты козёл».
Костакис радостно вздохнул. Наконец-то от красивого бесчувственного бревна произошёл душевный отклик. Железобетонный корпус дал трещину, и начались эмоции. Эрнест уже имел дела с наркоманами, и он знал, как трудно пробиться сквозь равнодушный частокол к глубинам психики больного. Как только начиналось взаимное сотрудничество, лишь тогда и происходил позитивный сдвиг в лечении. Если психика наркомана упакована в стальной саркофаг, то никакие сильнодействующие лекарства не помогут.
Когда Костакис добрался до управления мозгом, теперь он уже смог применить свою лечебную систему. Через несколько минут, после очередного пасса рукой, девушка закрыла глаза, покачнулась и начала падать. Эрнест подхватил её и уложил на диван. После внешнего эмоционального катарсиса, наступил гипнотический внутренний катарсис. Начался длительный лечебный сон.
Сам Костакис обессиливший опустился на пол. Его энергетическая структура была опустошена и находилась на нулевом уровне. Мать, всё время сидевшая, скукожившись в углу, встала и подошла к Эрнесту. Он приподнял голову и тихим осипшим голосом прошептал, тыкая себя пальцем в передний карман: «Здесь номер телефона, вызовите сюда Таню». И после этих слов Костакис беспомощно распластался на полу. По изнеможённому виду Эрнеста, казалось, что он весь день разгружал вагоны.
В беспамятном и бесчувственном состоянии Эрнеста привезли на квартиру. Его уложили на постель, и Таня всё время сидела рядом, ревниво охраняя покой любимого. Он проснулся перед заходом солнца. Таня напоила его горячим чаем с вкусной булочкой с изюмом. Эрнест чувствовал сильную усталость и опять погрузился в царство Морфея. Сон является самым хорошим и дешёвым средством восстановления организма. Несмотря на то, что Костакис владел приёмами саморегуляции, но в данный момент он был выжат как лимон и предпочёл воспользоваться самым простым способом.
Окончательно он проснулся на следующий день. Дождавшись, когда Эрнест приведёт себя в порядок, и с аппетитом позавтракав, Таня начала его «пилить». Она без обиняков заявила, ещё одна такая лечебная победа и от него останется один пепел. Она имела в виду, что он сгорит на работе, как передовик магического труда. Таня ещё ворчала, насчёт того, что сверхспособности надо тратить на сверхдела, а не размениваться по мелочам. Эрнест только улыбался такой заботе своей любимой и не пререкался.
Под конец нравоучения, Таня сказала, что ей звонила мать той больной девушки наркоманки, и от всего сердца благодарила за помощь. Её дочь после сеанса проснулась просветлённой, именно так и сказала мать, а не придумала Таня. Она произнесла эту фразу скупо и прохладно, продолжая дуться на Эрнеста, что он так бездумно, по её мнению, распыляет свои силы. Действительно, энергопотери были катастрофические. Костакис отходил и подзаряжался потом ещё целых три дня. Кто готов отдавать свою энергию до последней капельки на бескорыстную пользу другому? 
10. Бессилие
Любой великий человек, гений в своём деле, всегда подспудно чувствует помощь неких сил. В открытую в этом никто не признаётся, но внутри человек понимает, что его ведут, подталкивают в ту или иную сторону. Или подсказывают символическим образом, те или иные решения. Те, кто на полном серьёзе уверяют, что добились своих успехов сами – не достойны звания великий. Великое заблуждение рождает Великое дело.
Конечно, Костакис тоже понимал, что подвержен влиянию определённых потаённых сил. И всё-таки, как хочется ощущать себя могущественным человеком, думая, что это сам достиг таких высот. Харизматическое тщеславие старается отметать все сомнения, ну или на худой конец, засовывает их поглубже в подсознание. А оно иногда в неподходящий момент высовывается и даёт ощутимый щелбан по честолюбию. Великий человек не хочет, чтобы его слабость видели.
Таня была не только администратором группы Костакиса, но и его личным ангелом-хранителем. Она старалась его оградить от излишней назойливости со стороны прессы. От чрезмерного внимания страждущих людей. Таня видела, что Эрнест не может быть плутоватым целителем, который проводит сеансы для проформы. Он отдавал всего себя, до последней энергетической капли. Особенно, это касалось индивидуальных сеансов. После таких сеансов, Эрнест исчерпывал свои энергосилы до полного истощения. Тане потом приходилось восстанавливать его энергобаланс. И не только хорошим питанием, заботой, но и своей бескорыстной любовью, которой она подпитывала своего любимого.
В основном, Таня контролировала каждый шаг Эрнеста, и не только как женщина, но и, как и администратор. Но Костакису удавалось изредка улизнуть из-под чрезмерной опеки своей любимой.
К Костакису обратилась женщина средних лет, с лица которой не сходила вселенская скорбь. Она просила за своего сына, страдавшего тяжёлым недугом. И если не исцелить, то хотя бы облегчить невыносимые мучения её сына. Эрнест знал, что Таня категорически относится к индивидуальным сеансам, поэтому ничего не сказал об этой просьбе, и отправился в эту семью один.
Костакис много повидал на своём веку, и больных, и умирающих, и калек. Но, то, что предстало перед его взором, повергло его в шоковое состояние. На кровати лежало скелетообразное существо. Мальчику минуло только десять лет, а у него был рак в последней стадии. Как будто это человек, проживший долгую и трудную жизнь. Всё тело высохло от изнурительной длительной борьбы.
Костакис не понимал, почему судьба с такой беспощадностью напала на этого невинного мальчика. А может он в прошлой жизни был большим грешником? Костакис до сих пор неоднозначно относился к реинкарнации. На Тибете, где он бывал, в основном, спокойно относятся к подобным вещам. Несмотря на то, что Костакис был магом, он всё равно мыслил как западный человек, и не хотел смиряться с могущественной судьбой, которая вертела человеком, как заблагорассудится. 
Костакиса поразил контраст тела и глаз мальчика. Тело почернело, и было одиноко, но вот глаза на фоне маленькой обуглившейся головы, сверкали и жадно цеплялись за жизнь. Тело как бы безропотно подчинилось и смирилось с поражением, а пылающие глаза боролись за жизнь. Такой оптимистический настрой обрадовал Костакиса. Значит, комочек энергии сопротивления ещё зиждется в слабеньком тельце. Эрнест встречал много людей с хорошим здоровьем, но пасующих перед любыми маленькими проблемами. И попадались люди – без рук, без ног, но при этом обладавшие неописуемой жизнерадостностью.
Врачи сплавили больного мальчика одинокой матери, которая сама делала обезболивающие уколы. Но наркотики выделялись только на два укола в день. Боль утихомиривалась на короткое время, а потом начинала грызть организм изнутри, а крики выплёскивались наружу. И вот тогда открывались врата ада.
Нестерпимая боль вырывалась наружу и эхом разлеталась по всей квартире. Энергетическими волнами боли были пропитаны все стены, вся мебель, все вещи. Каждый уголок квартиры был заполнен и переполнен негативной энергией. Боль, подобно картечи разлеталась, поражая всё на своём пути. И только одна мать тянула эту ужасную лямку судьбы, постоянно находясь на передовой. Все энергетические обстрелы доставались ей одной. Она, как последний солдат не могла покинуть последнего рубежа и стойко сопротивлялась. Только всесильная смерть могла избавить и сына и мать от разрушительного воздействия боли. Но смерть терпеливо выжидала, измываясь и изматывая обоих.
Поэтому мать просила Костакиса хотя бы облегчить страдания и участь её сына. Эрнест внимательно осмотрел мальчика. Все органы испускали невероятную боль, и только мозг работал в странном энергетическом режиме. Костакис приложил обе свои ладони к вискам мальчика. Он пытался определить непонятное излучение, исходившее из мозга. Костакис явно почувствовал довольно ощутимое сопротивление. Что это было – он не мог разобрать. Подобное энергетическое явление, изумило Эрнеста. Был явный диссонанс между мозгом и телом мальчика. Невидимые метаморфозы творились в душе мальчика.
Сердце Костакиса переполняла скорбь и сострадание. Вначале он решил элементарно подкачать мальчика своей целебной энергией. И после этого посмотреть, как организм будет реагировать на тёплое живительное участие. Эрнест положил свою правую руку на сердце мальчика, а левую – ему на лоб. Костакис закрыл глаза и сосредоточился на импульсах, бродивших в организме мальчика. Целительная энергия заставила отступить боль, и мальчик перестал стонать. Это было хорошим предзнаменованием.
Костакис немного отдохнул, потом переключился на другие части холодноватого обессилевшего тела. Он прикладывал руки, и энергия сразу перетекала в больной ненасытный организм мальчика. Поглощение телом тонны свежей энергии сделали своё дело, и мальчик погрузился в глубокий сон. Его организм за последнее время впервые ощутил сладостный покой и умиротворение. Мальчик тихо сопел с ангельской улыбкой на лице. Появились первые обнадёживающие ростки на спасение.
Несмотря на усталость, Костакис ощущал тщеславную радость. Он сказал матери, что ребёнок проспит всю ночь. Завтра он снова зайдёт и продолжит сеанс лечения. Обрадованную мать переполняли эмоции от такого чудодейственного воздействия.
Ночью Костакису приснился странный сон. Он опять очутился в пустыне. Внезапно появляется человек в сверкающей белоснежной одежде. Они изучающе смотрят друг на друга, потом «белый» человек нарушает молчание:
– Костакис, ты должен прекратить любые попытки излечения мальчика. Его ждут на небесах. Они так решили распорядиться его жизнью.
– Кто это «они»? И к тому же я не понимаю, он же ещё мальчик, не успевший пожить и нагрешить, пускай поживёт на земле, – сказал Костакис.
– Вы много чего не понимаете. Прошу тебя, Костакис, уступи и усмири свою гордыню и не мешай нам, – сказал человек в белом и исчез, так же внезапно, как и появился, не дав ответного слова Эрнесту.
Прошло несколько мгновений и на месте «старца» возникла та женщина, которая раньше представлялась ему, как «Грех всего мира». Женщина ехидно улыбнулась, показав свою «очаровательную» чернозубую улыбку. Она сказала, чтобы Костакис никого не слушал, а продолжал лечение ребёнка. «Ведь это такое благороднейшее дело», – с явной язвительной ухмылкой произнесла женщина. «Маг ты или не маг?» – сурово, но с усмешкой сказала женщина. Из уст обычной женщины, это звучит: «Тряпка ты или мужик?». «Сделай выбор, на чьей ты стороне», – зловеще прошипела женщина.
Костакис колебался. Он никак не мог ухватить нить разговора. Ему частенько приходилось делать выбор. Но сейчас он растерялся. В голове была одна каша, отсутствовал стержень, так необходимый при принятии любого решения. Женщина не стала дожидаться ответа, а саркастически и нагловато громко рассмеялась и испарилась, словно мираж. Но её колкий издевательский смех, долго стоял звоном в ушах Эрнеста.
Костакис не желал смиряться перед «белым» человеком, но и подчиняться этой зловонной бабёнке, он тоже не хотел. Костакис погрузился в долгое раздумье. Перед самым утром ему опять приснился белоснежный человек. Он сказал, что мальчик умрёт сегодня, без всяких мучений и болей. Это единственное, чем «они» могут помочь. Он в очередной раз призвал Костакиса смириться и остановиться.
Эрнест проснулся в холодном поту. «Опять кошмар приснился?» – спросила Таня, прильнув к любимому, поглаживая его успокоительно по голове. Он прижал Танину голову к своей груди и из его глаз брызнули слёзы. Это были слёзы бессилия, лившиеся из крепких мужественных глаз. Ему впервые отчётливо дали понять, что он не главный в этой жизни. Он это и так знал. Но подспудное тщеславие уверовало во всемогущество. Он был повержен. Ему не хотелось быть пешкой в чьих-то руках. Он сам желал разыгрывать партию по своему усмотрению. Некие силы дали понять, что они не потерпят игры на своей территории. Партия проиграна. Великое смирение создаёт великое сердце, а потом рождается великая душа.
Эрнест рассказал Тане об этом мальчике. Они всей компанией отправились к мальчику. Когда Семён и Виталий увидели иссохшее тело мальчика, они затаив дыхание вышли из квартиры и ожидали на улице. Эрнест, Таня, Максим и мать, остались здесь в комнате возле мальчика. Костакису не хватило силы духа сообщить матери, что её сын сегодня умрёт. Все сидели и тихо ждали.
Как и обещал «белый» человек, мальчик действительно, не стонал, не корчился от боли. Страшная гримаса от невыносимой боли исчезла с его лица. А на её месте появилось светящееся улыбающееся лицо. Мать ничего не понимала, она смотрела то на Костакиса, то на сына. Несчастный ребёнок умирал без права на надежду. Костакис чувствовал, как он скатился с триумфальной горки на самое дно беспомощности.
Через два часа мальчик скончался. Мать, всё время ожидавшая смерти, испугалась такой внезапной кончине. Она с укором смотрела на Костакиса и тихо шептала: «Как такое случилось? Почему вы не помогли?». Эрнест знал «почему», но молчал. Все понимали причину смерти ребёнка – это рак. И только Костакис понимал истинную подоплёку этого дела. Он сейчас походил на человека, стоящего на берегу со спасательным кругом, но не кинувший его утопающему, потому что по рупору громогласно заявили, что этого делать не стоит. Костакис впервые столкнулся с таким парадоксальным противоречивым феноменом. Это сильно ударило по его честолюбию. 
Костакис взял на себя все хлопоты и расходы по похоронам мальчика. А сейчас его душа раздиралась противоречиями. Он не мог смотреть матери в глаза, которая почти безмолвно рыдала, прикрывая рот платком. Эрнест дал деньги Тане и сказал, чтобы они поехали в ритуальную службу, а он пока на часок сходит по своим важным делам. Что это за «важные» дела, он не уточнил, а лишь быстрым шагом направился в сторону речки Дивноры. Точнее сказать, душа инстинктивно его рвалась в эту благодатную сферу.
Речка находилась недалеко, где сейчас был Костакис. Он шёл быстрым упрямым шагом, чтобы поскорее увидеть речку и получить облегчение. Его душа, и тело, и нервы нуждались в отдохновении, которое можно получить рядом с Дивнорой. Кто-то идёт в церковь, кто-то на природу, кто в пивную, а Эрнеста тянуло именно на речку. Но не на могучую реку Волгу.
Дивнора служила своеобразной отдушиной, этаким домашним психотерапевтом, который уже в курсе всех треволнений и знает, как помочь. Или если не как врач, то, как хороший задушевный друг, который просто терпеливо всё выслушает и не будет задавать дурацких вопросов. Дивнора обладала дивной притягательной умягчающей силой. Но эта сила была совсем иного порядка. Протекавшая рядом величественная Волга, олицетворяла некоего богатырского исполина. К ней нужно было приходить в сильном расположении духа, чтобы получить и закрепить свою уверенность. А Дивнора приютит любого человека, ничего не требуя взамен. Она своей мягкой шелковистой струящейся энергией обласкает и деликатно наполнит умиротворённостью ослабленный организм.
Эрнест часто любил здесь бывать: или один или с Таней. Если был один, то, как правило, медитировал, получая отдых и подзарядку для души и тела. Не зря многие влюблённые сюда приходили и тихо ворковали, сидя на берегу не шумной речки. Облюбовали здешние места и художники и поэты. Они тут точно находили вдохновение. Захаживали сюда и люди преклонного возраста, которым прогулка вдоль речки явно приносила удовлетворение. Мамы с маленькими детьми тоже приноровились тут гулять – здесь было и безопасно и тихо.
Костакис находился в безысходном положении. Он хотел, чтобы Дивнора утешила его и успокоила сердце. Это могла сделать и Таня. Но сейчас душа и тело подспудно просили посетить речку. Осенью на речке бывало меньше людей, чем летом. Костакис подойдя к берегу, осмотрелся, поблизости никого не было. Он подошёл к речке, зачерпнул в ладошки прохладной чистой воды и омыл лицо. Это сразу придало первые силы. Он ещё омыл и шею, и грудь и волосы. Он глядя в середину речки несколько раз глубоко вдохнул, наполняя лёгкие свежим воздухом.
Затем он медленно побрёл вдоль берега, любуясь неспешным и не суетливым водным потоком, который направлялся в бурную Волгу. Тихий, спокойный шелест воды, немного унял страждущий дух Костакиса. Пройдя в таком умиротворённом состоянии метров двести, он вдруг услышал мальчишеское злобное улюлюканье. Эрнест всмотрелся вперёд и увидел на берегу трёх подростков. Они стояли и кидали камни в речку. Костакис перевёл взгляд в ту сторону, куда они с гиканьем швыряли камни. Метрах  в двадцати от берега на доске плыли два маленьких щенка. Подростки развлекались тем, что бросали камни в беззащитных животных. Вряд ли бы они осмелились кидать камни в тигра. После каждого такого броска, раздавалось издевательское ржание, сопровождаемое смачными сквернословиями. После каждого падения камня вблизи доски, она угрожающе раскачивалась, и щенки начинали жалобно взвизгивать, прося пощады. У агрессивных пацанов это вызывало буйную нездоровую восторженность. Как здорово быть суперменом, вершить чужими жизнями, которые слабее тебя или беззащитны, а самому при этом находится в безопасном месте.
Костакис ещё не отошёл от одной душевной боли, как ему подкинули новую. Одна невыносимая боль наслоилась на другую. В ситуации с ребёнком ему запретили его спасать. Здесь сердце говорило: спасай. Эрнест помчался к подросткам, размахивая руками и крича. Он подбежал к ним и стал их бранить. Те сперва опешили от неожиданного заступника, но потом начали проявлять к нему агрессию. Детская озлобленность злилась, что им помешали наслаждаться унижением более слабых существ.
Эрнест не стал применять к детям боевые приёмы, а схватил лежащую недалеко корягу, стал ей усиленно размахивать, чтобы напугать и разогнать разбушевавшихся подростков. Те немного попятились, но потом всё-таки не выдержали такого натиска и убежали. Костакис отбросил корягу, снял рубашку и прямо в брюках кинулся в воду и поплыл к кутятам. Осенняя вода обдала прохладой разгорячённое тело. Щенки притаились и смиренно ждали своего спасения.
Костакис осторожно подплыл к ним и стал легонько толкать доску к берегу. Через несколько минут доска упёрлась в берег и обрадованные щенки спрыгнули на гальку. Обессиливший Эрнест вышел из воды и рухнул на песок. Кутята подбежали к своему спасителю и принялись ласково лизать его лицо и руки. Костакис ощущал полное физическое изнеможение, но при этом, он чувствовал, как энергия добра наполняет его сердце. Эту энергию ему давали шершавые языки благодарных щенков, которые возвращали его истерзанную душу в норму. А вдали бежали к нему его друзья.
11. Стадион
Костакис прожил в России ничтожнейшее время – около полутора лет. А ему показалось, что прошла целая вечность. Ему всё надоело, и он захотел уйти. И дать на прощание грандиозный концерт на Центральном Стадионе. Его тело и мозг ещё могли работать, но вот душа истерзалась и требовала покоя. Костакис устал от России.
Эрнесту казалось, что он сбился с правильного пути. Живя во Франции у Костакиса всё было в порядке и с телом, и с мозгом, и с душой. Всё лежало строго пронумерованное по полочкам. В России отродясь не было никаких полочек – всё лежало, сгруденное в одну большую кучу. Если хочешь, то копошись в этой куче в поисках зерна истины. Как говорят китайцы: из любого положения есть ровно 56 выходов. В России Костакис обнаружил только один выход.
Эрнест опять договорился с той же самой фирмой «Дивно-S». Те обещали всё устроить в лучшем виде и запросили неимоверные проценты. Костакиса деньги не интересовали, и он согласился без всякого торга. Всем организационным процессом, как всегда занималась Таня. Её дар на этом ответственном посту раскрылся в полной мере. Эрнест только изредка вникал в этот процесс.
Таня, Виталий и Семён носились, как угорелые по всему городу, готовясь к концерту. Максим постоянно шипел и говорил, зачем нужно устраивать такое грандиозное шоу. Не лучше ли сосредоточиться на духовных практиках. И вообще, зачем такая расточительная показуха? Макс выполнял свои обязанности спустя рукава. Костакис его не порицал и не заставлял. У каждого свой путь, своя судьба.
Начало октября – разгар бабьего лета. Дивная пора. Природа прощается с последними тёплыми денёчками и готовится к объятиям суровой зимы. Погода стояла настолько приятная, что можно было ходить в одних рубашках. Люди жадно поглощали остатки прекрасной золотой осени. Птицы пока неспешно покидали регион. Стаи изредка появлялись высоко в небе, направляясь в тёплые края, чтобы в уютных местах переждать холода и потом возвратиться домой. Эрнест возвращаться не собирался. Когда в небе пролетала курлыкавшая журавлиная стая, Костакис закидывал голову и долго и неотрывно провожал их печальным завистливым взглядом. В России он стал сентиментальным. Его душевный уклад сломался окончательно.   
Концерт на Стадионе был назначен на пятое октября. Это была пятница. Поскольку вечерело уже рановато, то время определили на три часа дня. Стадион вмещал около тридцати тысяч человек. Но из-за ремонта некоторой части было продано двадцать пять тысяч билетов. Цены на билеты не кусались и были вполне приемлемы по сравнению с «космической» площадкой.
День выдался отличным. Солнышко приятно согревало, но уже не обжигало. На небе не было ни облачка. Люди постепенно стали стекаться к Стадиону, ещё за час до начала выступления. Костакис сидел в комнате на третьем этаже и видел, как люди потоком идут к Стадиону. Люди были разных возрастов, но женщин было больше. Каждого сюда тянула какая-нибудь болезнь, но и попадались и явно хворые. Кто-то шел, опираясь на палочку или костыли. Были даже люди в инвалидных колясках, которых сзади везли заботливые домочадцы. Они все наивно полагали, что стоит великому магу взмахнуть рукой, и они встанут и пойдут. Именно такая всемирная доверчивость и нравилась Костакису в русских людях. Правда, когда он только прибыл в Россию, он воспринимал эту доверчивость совсем под другим углом зрения, нежели сейчас. «Русские – неисправимые оптимисты», – думал Эрнест.
Обычно Костакис волновался перед любым своим выступлением, но сейчас его самого поразила непоказное спокойствие. Таня, видя такое каталептическое состояние, несколько раз спрашивала Эрнеста: «С тобой всё в порядке?». Он машинально и равнодушно кивал головой. Когда Костакис остался один, к нему подошёл Дезов и почти в ультимативной форме потребовал, чтобы это дурацкое шоу отменили. Эрнест поднял тоскливые глаза и ответил, что уже всё предрешено, и ничего изменить нельзя. Он ничуть не удивился такому странному поведению своего помощника.
– Костакис, немедленно отмени это шоу, – в ярости прокричал Максим. – Да, именно шоу, а не сеанс излечения, как ты это преподносишь. Хватит обманывать людей. Нельзя издеваться над хромыми людьми, которые сейчас идут, а некоторых и везут на колясках. Неужели ты правда хочешь их всех вылечить?
– Всех вылечить может только Бог. Я лишь являюсь катализатором их надежд. Если человек верит мне, то он вылечится. Если сомневается, значит, ещё не пришло его время. Я не обманываю, я вселяю в людей надежду, – сказал спокойным тоном Костакис.
– Костакис, ты занимаешься безнравственным делом. Ты же их беспардонно обманываешь. Прошу, отмени этот спектакль, – уже более сдержанно сказал Максим.
– Люди мне верят, и идут, как ты выразился «на этот спектакль» вполне осознанно. Да и вообще, как же жить без веры? Я думал, что ты тоже мне доверяешь, – сказал Эрнест.
– Я больше не хочу принимать участие в этих аферах, – опять на повышенный тон сорвался Максим.
– Вся наша жизнь – афера. А смерть, ты Макс даже не представляешь, вообще афера высшего класса. Макс пойми, жизнь без надежды – это кошмар. Больной раком до последнего момента надеется, что сейчас прилетят инопланетяне и обязательно его спасут. Без этой краюшки надежды человек был бы несчастен. А так глядишь незаметно и целую жизнь прожил, несмотря на кучу неприятностей. Макс, ты умный, поэтому и несчастлив, – сказал Костакис всё таким же спокойным тоном.
– Выходит, что на Стадионе собрались одни дураки? – язвительно сказал Дезов.
– Надежда и вера – это фундамент души. У тебя Макс треснул фундамент, – сказал Эрнест.
– А почему он треснул? – рявкнул Дезов.
– Слишком жиденький раствор, – ответил Костакис.
– Костакис, да ты с ума сошёл. Какая к чёрту вера, когда простодушных людей обдирают как липку. Да, раньше ты был моим кумиром. Но воистину говорят, что к знаменитым людям нельзя приближаться и рассматривать их сквозь лупу. Я рассмотрел…
– И что же ты увидел? – Костакис не дал договорить Максу и приподнял свои глаза, до этого опущенные в пол, и жёстко посмотрел на Дезова. Тот немного стушевался.
– Ты очень противоречивый человек, – ответил Максим, смягчённым голосом. Ты вроде бы и лечишь людей и калечишь. Но надо быть благородным человеком. Нужно отличаться от всей этой оккультной швали, которая беззастенчиво гребёт деньги лопатой. Я хотел научиться у тебя духовным практикам, а ты меня сделал казначеем. Ну, прямо, как библейский мытарь. Только ты Костакис – не Христос. Иисус со страждущих не брал денег.
– Ты прав Макс. Я действительно приехал в Россию с меркантильными соображениями. Вначале я хотел просто заработать денег и уехать. Но мне на многое открылось глаза, и я решил создать благотворительный фонд. Мне тяжко было смотреть на бедных, больных и одураченных людей, – сказал Костакис.
– Создать фонд? Чтобы у одних деньги отобрать, а другим дать? – спросил Дезов.
– На всех денег всё равно не хватит. Нужно помогать достойным, – сказал Эрнест.
– Интересно, и кто же будет определять этих «достойных»? – со злом проговорил Дезов.
– Я думал, что ты и будешь моим сподвижником. Но не судьба… – сказал Костакис.
Дезов от этих слов стушевался и засуетился. Он посмотрел на дверь, желая, чтобы их тяжеловесный разговор, кто-нибудь прервал. Потом подошёл к окну и смотрел, как люди вереницей шли на Стадион. Продолжая глядеть в окно Максим сказал:
– Костакис, умоляю тебя, пока не поздно останови это шоу. Я тебя прошу, как друга и учителя. Иначе мне придётся тебя остановить. – Слова «мне» и «тебя» Дезов чётко выделил.
– Макс, я ничего отменять не буду. К сожалению, запущенный маховик судьбы уже не остановить,– сказал Эрнест.
– Костакис, помнишь наш жаркий спор насчёт судьбы? Ты пытался мне доказать, человек не обязательно должен быть пешкой. Вот я тебе и говорю: прояви силу воли и отмени концерт, – сказал Дезов.
– Нет Макс, локомотив идёт на полном ходу. Он раздавит и меня и тебя. И никакая сила воли не поможет, – сказал Костакис.
Максим продолжал стоять возле окна и тяжело дышал. Он захотел развернуться и со всего размаха ударить Костакиса. Он не желал видеть в своём учителе «тряпку». Дезов, как можно более сдержанным тоном произнёс по слогам:
– Я не желаю подчиняться судьбе. Тебе это понятно! –  а эти последние слова Дезов рявкнул со всей силы.
– Я вот побывал на Озере и видел Алмазного Лебедя. Вот теперь и сам не знаю, того ли я хотел, что загадывал, стоя по горло в воде? У людей странные прихоти. Сперва настойчиво требуют выполнения своих желаний, а потом разводят руками, мол, я совсем не того хотел. Вот и я в раздумье. Или Лебедь моё желание неправильно истолковал, то ли я его невнятно сформулировал. Но с того самого времени я почувствовал, что некая сила меня подхватила и понесла по своим бурным водам. – Костакис понуро сидел, уставившись в пол. Создавалось ощущение, что он этот монолог адресовал самому себе.
Максим после этой пространной речи резко повернулся от окна к Эрнесту и громко сказал:
– Так это, значит, ты был тогда на Озере?
– Что значит «ты»? – Костакис оживился и устремил свой взгляд на Максима. – Ты тоже был на Озере и видел Лебедя? – суетливые глаза Эрнеста горели, то ли от радости, то ли от злости и ревности. Дезов молчал. – А ты видел, что это был конкретно я? – продолжил Костакис.
– Нет, издалека лица я не разглядел. Просто видел размытый силуэт мужчины. Думал, вот ещё один человек пришёл за своей порцией счастья, – ответил Дезов.
– И какую же ты хотел заполучить порцию счастья? – спросил Костакис с явной иронией.
– Я не скажу. Да и ведь и ты вряд ли поделишься своей тайной. Хотя я и подозреваю, что ты заказал, – сказал Дезов, тоже не скрывая свою иронию. Разговор и так был напряжённым, а тут ещё добавились всякие тонкие подтексты и колкости.
– Ты не видел, кто стрелял в Лебедя? – после некоторой паузы спросил Костакис.
– Это я стрелял в Лебедя, – сказал Дезов и виновато опустил лицо.
– Что? – заорал Костакис и вскочил со стула. – Что ты сказал? – Эрнест взял Максима плечи и несколько раз тряханул его. – Зачем ты стрелял в Лебедя? – Костакис схватил подбородок Макса и приподнял его и посмотрел прямо ему в глаза. Эрнест был в ярости.
– Я не собирался стрелять в Лебедя. Я взял с собой ружьё на всякий случай, – оправдывался Дезов.
Костакис начал нервно ходить по комнате туда-сюда. Только сейчас Костакис понял, какой ловкий и коварный сценарий ему приготовила судьба. Если хочешь съесть вкусное пирожное, то нужно это сделать, стоя на краю обрыва. Сомнительное получается удовольствие. А ведь многие желания, только таким причудливым образом и сбываются. Получил богатство, а в довесок – полное одиночество. Добился карьерного роста – а семьи нет. Встретил прекрасную жену, но будешь маяться в бедности. Парадокс и усмешка судьбы.
Костакис не ожидал такого подвоха и резкого поворота в своей жизни. Выходит, что Дезов в горячем с ним споре о судьбе оказался прав. Человек полностью подконтролен судьбе? Костакис надеялся, что он держит нить управления в своих руках. Но получилось, что он просчитался. Судьба ехидно подмигнула, вручив пирожное с цианистым калием. Костакис очутился в западне. Если не хочешь неприятностей – не загадывай желания. Трудно всадить гвоздь с одного раза по самую шляпку. А с другой стороны, что за жизнь без желаний.
Максим смотрел на мятущегося Костакиса, понимая его состояние. Судьба свела их вместе, по их же желанию. Другое дело, интерпретация этого желания пошла по другому сценарию. На одни и те же вещи можно смотреть под разным углом. Мясо трудно есть со сгущёнкой, а кашу с горчицей. Пища вроде бы съедобна, а приносит отвращение.
– Ну что скажешь, человек с ружьём? – Эрнест перестал суетно ходить и задал невпопад невнятный вопрос. Дезов пребывал в заторможенном состоянии и не понял вопроса.
– Макс! – проорал Костакис, – ты зачем стрелял в Лебедя? И вообще, для чего ты попёрся на Озеро?
– За тем же, зачем и все туда идут, – ответил спокойно Дезов.
– Ну, загадал бы, что хочешь встретить хорошую девушку и создать крепкую семью. Куда ты со своей нестабильной психикой полез в высшие материи, – сказал раздражённо Костакис.
– Два года назад после искристой влюблённости я испытал на себе подлость измены. И захотел с собой покончить. Встал на край крыши. И тут в абсолютно пустой голове возникла странная мысль: если сейчас в течение двух-трёх минут надо мной пролетит журавлиная стая, то я не буду прыгать. Кто-то и для чего-то спас мою никчемную жизнь. Не прошло и трёх минут, как над моей головой закурлыкал журавлиный клин, – сказал Дезов.
– Выходит, что ты в таком возрасте уже разочаровался в женщинах, – то ли спросил, то ли сказал в пустоту Костакис. – Это наверно Бог направил тебя ко мне.   
– Все хотят быть богами, а не только ты Костакис, – опять спокойно произнёс Дезов.
– Тьфу, твою мать! – Костакис с силой плюнул на пол и подошёл к окну. Внизу люди вереницей шли на Стадион, надеясь на обещанное чудо.
– Я хорошо подготовленный со всех сторон человек. И то сожалею, что ввязался в эту смертельную игру. Но ветер уже дует в паруса и несёт мой корабль на скалы. Я шёл на маяк, а когда мгла рассеялась, то увидел, что мчусь на утёс. Мне уже поздно поворачивать. А ты Максим ещё можешь спастись. Бери спасательный круг и прыгай с тонущего корабля, – сказал Костакис.
– Костакис, прошу тебя, умоляю, отмени это шоу, – несмотря на жалобный тон глаза Дезова выражали непоколебимую жёсткость.
– Ты что Макс глухой что ли? Я тебе же говорю, что мой корабль на всех парусах летит на скалы. Ничто уже не поможет, разве если только ветер переменится, – сказал Костакис.
– Я – и есть ветер, – сказал Дезов.
Костакис подошёл вплотную к Максиму и спросил:
– Ветер, ты сменишь своё направление?
– Нет, – чётко ответил Дезов, но тут же добавил: Но если ты откажешься от шоу, то я смогу умерить напор.
Костакис тяжело вздохнул и отошёл в сторону. Целая минута прошла в полном молчании. Эрнест стоял спиной к Дезову и тихо спросил:
– Максим, всё-таки я не пойму, зачем ты стрелял в Лебедя?   
– Когда Лебедь заходил на посадку, то я загадал желание. Потом любовался, как плавает эта красивая и грациозная птица счастья. И что-то в душе у меня переклинило. Вместо белоснежной радости вдруг в глазах помутилось, и из глубин поднялся чёрный пласт зависти. Зависти, что кто-то ещё сможет загадывать свои желания. И я взялся за ружьё, – сказал извиняющимся тоном Дезов.
– Да ты Макс завистливый и ничтожный человек, – сказал Костакис, развернувшись к нему лицом. – Таких как ты и близко нельзя подпускать к Озеру. Сперва научись держать себя в руках. Сколько людей посещало Озеро, и никому в голову не пришла мысль убить эту чудесную птицу. Хоть пограничников выставляй, чтобы оберегать вход в чудную страну желаний.
– Меня последние года два обуревают какие-то противоречивые чувства. С одной стороны не хочется жить, а с другой – боюсь смерти. Я молод телом, но стар душой. Все мои сверстники за девушками ухлёстывают, а я витаю в заоблачных далях. Думал, что Лебедь поможет определиться с моей мечтой. Оказалось, что человек, действительно, должен созреть для поставленной цели. Нет ничего хуже мятущейся души. Всё внутри клокочет и бунтует, а правильного выхода энергии никак не найду. Я полагал, что ты Костакис поможешь мне обрести духовный стержень. А вижу, ты и сам надломился, – сказал Дезов.
– Послушай Макс, мы плыли с тобой на одном судне. Оно дало течь и ты должен его покинуть. Я, как капитан оставлю корабль последним, – сказал Костакис.   
– Лебедь многих людей сделал счастливыми, а меня опять обделили, – Дезов тяжело вздохнул. – Может, правда, надо было загадать примитивное желание. Сидел бы сейчас в выигранной в лотерею квартире, смотрел бы сериалы и пил пиво. Тьфу, карликовые мечты. Такое ощущение, что все для этого и существуют. Как кроты копошимся в норах, и на небо некогда посмотреть.
– А ведь ты Макс, как раз чуть и не лишил людей надежды взглянуть на небо. Ты хотел убить неистребимую веру людей в чудо. Кто не хочет жить под землёй, от отчаяния идёт на Озеро. Если бы тебе, действительно, удалось убить Алмазного Лебедя, то я обязательно переплыл бы Озеро и расправился с горе-охотником. И мы с тобой не встретились. И моя жизнь пошла бы по другому руслу. Да, причудливы зигзаги у судьбы, – сказал Костакис.
– От судьбы не уйдёшь, – язвительно сказал Дезов. – Хотя и очень хочется. Вот ты Костакис со мной спорил, что человек может справиться с судьбой. Вот возьми сейчас себя в руки и покажи, что ты управляешь судьбой, а не она тобой. Костакис, ещё раз прошу тебя – отмени шоу.
– Макс, когда мы с тобой горячо дискутировали о судьбе, это не значило, что я такой всемогущий, бросивший судьбе вызов. Я просто хотел вселить в тебя надежду, чтобы ты не опускал руки. Это же я говорил и многим своим посетителям. Разумеется, магистральную линию судьбы никто не может изменить. До того момента, как ты Макс нажал на курок ружья, ещё возможны были другие варианты. Но своим выстрелом ты обозначил дорогу, по которой мы с тобой пошли. Причём мы оба об этом не знали. Но я смутно догадывался, что в моём желании произойдёт перекос. С какого бока он выстрелит, я не предполагал. Но сейчас мне всё ясно. Макс, я не могу отменить своё выступление, иначе это будет наперекор судьбе, – сказал Костакис.
– Вот такое упрямство и странная гордыня, как раз и на руку судьбе. Потирает она ладоши, пользуясь людской заносчивостью, – сказал Дезов.
– Слушай Макс, я тебя не понимаю. То ты ненавидишь судьбу и не желаешь ей подчиняться. То призываешь её покорно следовать. Макс, что ты хочешь? – спросил Костакис.
– Я сам не знаю, – с досады гаркнул Дезов. – Я хочу помогать людям, а не обманывать их.
– Знаешь Макс, я вспомнил один любопытный случай, – начал говорить Костакис. – Лет 70 назад в Париж из глухой деревеньки приехал молодой человек, больной раком. Он прослышал, что в клинике применяют суперлечебное средство по лечению этого смертельного заболевания. Профессор дал больному в рот термометр. А в те времена именно таким способом измеряли температуру. Но этот дремучий деревенский мужчина понятия не имел об этом. Он подумал, что это и есть суперэффективный аппарат по излечению от рака. Профессор оказался отличным психологом. Он увидел, как больной трепетно и благоговейно делает эту процедуру. И за несколько дней такого «лечения», он избавил больного от этого коварной болезни. Все внутренние резервы включились и победили рак. А представь, если бы профессор оказался сухарём, который профессионально, но рутинно оказывал помощь больному. У деревенского мужчины не было бы никаких шансов излечиться.
– Этот профессор бесплатно лечил людей, – сказал Дезов. 
– Макс, прошу тебя, не соверши опрометчивого поступка. Останься в моей команде. Не будем стоять по разные стороны баррикад. Ведь судьба только этого и хочет. Давай ей назло объединимся, – сказал примирительно Костакис.
– Где граница между проявлением разумной силы человека и его упрямством? – спросил Дезов.
– Есть хорошая восточная мудрость. Дай Господи силы, где я могу, что-то изменить. И дай терпения, там, где я ничего не могу изменить. И дай мудрость, чтобы отличить первое от второго, – сказал Костакис.
– Костакис, ты же считаешь себя мудрым человеком. Прошу тебя в последний раз: отмени шоу, – сказал Дезов.
– Я выбираю терпение, – смиренно сказал Костакис.
– Ну и дурак! – выкрикнул Дезов.
– Макс, иди ты к чёрту, – равнодушно сказал Костакис.
– Я пойду, только учти, я прихвачу тебя с собой, – насупившись ответил Дезов.
Костакис направил на Дезова прямой взгляд и сказал:
– Как скажешь.




   

Максим сжал кулаки, подвигал злобно желваками, и ничего не сказав, резко развернулся и быстрым шагом вышел из комнаты.
Минуты через две вошла встревоженная Таня и спросила:
– Эрнест, что здесь произошло? Макс сейчас всклокоченный выскочил из здания и покинул Стадион.
Костакис грустно посмотрел на взволнованную Таню и тихо сказал:
– Тань, так надо. Всё уже решено до нас и за нас.
– Кому надо? Что надо? Что это за недомолвки и загадки? – с надрывом проговорила Таня.
Эрнест встал, подошёл к еле сдерживающей слёзы Тане, и крепко её обнял. Ничего не говоря друг другу, они простояли так около пяти минут. Единодушное молчание прервали, зашедшие Виталий и Семён. Они сказали, что пора начинать выступление. Костакис выпил стакан, подслащенной мёдом минералки, и они пошли на сцену.
Они вышли из-под трибунной части, откуда обычно появляются футболисты. Публика, завидев Костакиса дружно зааплодировала, кто-то даже засвистел, как на футбольном матче. В центре поля стоял огромный постамент. На нём располагались мощные колонки и микрофон. Вокруг помоста стояло несколько человек в камуфляжной форме. Взойдя на помост, Костакис поприветствовал публику и поблагодарил, что люди нашли время посетить этот концерт.
Народу было очень много. Этой массой надо умело управлять. На Стадионе присутствовало несколько съёмочных групп от разных телеканалов, одна даже из Столицы. Как на футбольных матчах обязательно присутствует охрана, так и сейчас по всему внутреннему периметру, стояли люди в камуфляжной форме. Возле ворот Стадиона стояла карета «Скорой помощи».
Костакис сказал пару слов о себе. Но поскольку он был большой знаменитостью в Дивногороде, то не стал долго размусоливать на биографические темы, а сразу приступил к делу. Вначале нужно завладеть вниманием такой большой аудиторией. Все должны быть одним целым, звеньями одной цепи. Только в этом случае, возможно, управлять огромными массами. Достаточно дёрнуть за одно звено, как потянется и подчинится вся цепочка.
Костакис знал методы манипулированием людьми и старался контролировать весь Стадион. Его властные энергичные фразы разносились по трибунам, заставляя людей входить в особое трансовое состояние. Вначале прошла элементарная психологическая разминка. Все люди взялись за руки с рядом сидящими и произнесли несколько слов хором. После этих нехитрых психологических манипуляций люди представляли собой единый конгломерат. Уже не нужно управлять всей толпой, достаточно несколько проводников, которые и будут ретрансляторами.
Сзади помоста, проводился ремонт трибун и поэтому эта часть пустовала. Основная масса людей была сосредоточена впереди, немного слева и справа. Костакис постоянно сканировал всю часть трибун, пытаясь ни на минуту ослабить своё воздействие. Когда люди стали психологически управляемы, Костакис спустился с помоста и подошёл поближе к передней части трибун. Он сказал в микрофон, шнур которого постоянно за ним тащили и поддерживали Семён с Виталием, чтобы сюда к нему подошли пятьдесят человек в возрасте до двадцати пяти лет.
Костакис хотел ограничить поток, чтобы к нему не хлынули страждущие всех возрастов, коих среди старшего поколения было намного больше. Хаос среди людей, кинувшихся на поле, фильтровали и сдерживали упитанные бойцы из охраны. В итоге набралось примерно сто человек. Он пригласил их пройти к центру поля, чтобы всем зрителям было видно.
Эрнест подошёл к каждому молодому человеку и дотронулся до их сердца. Затем он отошёл немного назад, приказал всем этим людям взяться за руки. Потом Костакис, что-то невнятно, но сильно проговорил в микрофон, смахивающее на гипнотическое воздействие. Затем Костакис подошёл к первому в этой цепочке и ладонью стукнул того в лоб. Молодой человек без чувств шмякнулся навзничь на зелёное поле, уволакивая за собой всех остальных. Произошла цепная психологическая реакция.   
Публику надо было заворожить и завести. И действительно, одна девушка выбежала на поле, сняла с себя кофточку, под ней лифчика не было. Она бежала по полю, размахивая над головой синей кофтой, а красивая юная грудь двигалась в такт её бегущему движению. Она дико и неестественно хохотала. Она походила на какую-то вакханку. На трибунах молодые мужчины одобрительно засвистели. Двое охранников подбежали к девушке, надели на неё кофту и выпроводили с поля.
Такой оригинальный непредсказуемый финт со стороны девушки, взбодрил публику. Психологическая управляемость заметно ослабла. Костакис потерял нить управления. Он поднялся на помост и в микрофон произнёс несколько комплиментов в адрес выбежавшей девушки. Стоявшая рядом Таня недовольно фыркнула и демонстративно отвернулась.
Психологический сценарий надо было срочно вернуть в заданное русло. Костакис стал говорить в микрофон, стараясь переключить внимание людей на себя. Он, что-то жарко говорил в микрофон и затем неосмотрительно допустил грубейшую психологическую оплошность. Он прекрасно понимал, как в России люди охотно верят словам, особенно исходящих из уст знаменитых людей. Эрнест перегнул палку, он в запальчивости сказал, что сейчас сможет осчастливить одиноких женщин, сняв с них венец безбрачия и невезения в личной жизни.
Костакис жил в России полтора года, и он уяснил, как много в стране женщин, мечтающих о мужском плече, особенно после сорока лет. Одинокие несчастные женщины стали обращаться в многочисленные, растущие как грибы после дождя, магические салоны. Наивные бабёнки хотели купить семейное счастье. Маги всех мастей бессовестно пользовались женской доверчивостью и «помогали» им за солидные деньги обрести счастье в личной жизни. А в итоге оказывались и без денег и без счастья.
Эрнест допустил эту «любовную» опрометчивую ошибку, чтобы только как-то сфокусировать людей и наладить контакт. И огромный неконтролируемый поток одиноких (и не очень, но решивших попытать счастье во второй раз) женщин хлынул на поле. Охранники вначале попытались преградить путь, но потом оставили эту пустую затею. Мужчины-охранники безропотно подчинились женской необузданной массе. Охранники виновато смотрели на Костакиса, мол, что мы можем поделать.
Со всех трибун к центральной части поля потянулись женщины средних лет. Их набралось, как минимум, около двух тысяч человек. Эрнест немного испугался и растерялся. Контроль был полностью потерян, и всё из-за одного неправильного слова. Костакис уже горько пожалел о своём необдуманном скоропалительном поступке. Теперь он понимал технологию любых революций и бунтов. Сперва надо раскочегарить людей, а потом делай с ними что хочешь. Достаточно одного слова, чтобы взорвать массу.
Сотни женских печальных просящих глаз смотрели на Костакиса. Он спустился с помоста и подошёл к ним поближе. Он посмотрел нескольким женщинам в глаза – в них светилась мольба о помощи. Обездоленные женщины пришли к нему за счастьем, как обычно ходят в магазин за буханкой хлеба. Костакис понял, что он перемудрил и переоценил себя. Женщины стояли и пока молчаливо требовали свою порцию счастья. «А если они начнут кричать и устроят истерику?» – посетила нехорошая мысль Эрнеста. Таня перепугалась перед этой, хоть и молчаливой, но воинственной женской толпой. Она знала, насколько опасны женщины в гневе.
Костакис поднялся на помост. Он начал говорить в микрофон самые банальные истины. Ему было необходимо вернуть внимание людей в орбиту своего управления. Затем его речь немного усложнилась. Голос становился твердее и увереннее с каждой фразой. Сталь и медь прослеживались в его возвышенной интонации. Публика опять включилась и завороженно слушала своего повелителя. Костакис раздухарился не на шутку. На этот раз он потерял контроль не над толпой, а над собой. Громогласные слова вихрем разносились по всему Стадиону, достигая все закоулки. Люди погрузились в трансовое состояние, и создавалось такое ощущение, что слова льются прямо с неба.
И наконец, наступил финальный аккорд. Словесный апогей достиг своего Эвереста. На людей обрушились экстатические слова Костакиса, сказанные по наитию:
– Люди, я ваш Бог. Люди, я дарую вам счастье и здоровье. Люди, я Иисус Христос, и я пришёл исцелить всех страждущих и больных.
Костакис внезапно прервал свой воодушевлённый монолог. На Стадионе стояла тишина. Обычно такое бывает перед бурей. Справа от Стадиона показалась свинцово-чёрная огромная туча. Люди её пока не замечали, но Костакис заметил и тяжело вздохнул. Он стал ждать ответного удара.
Несмотря на свою тяжеловесность, туча появилась над Стадионом очень быстро. Тёплый солнечный осенний денёк внезапно сменился на хмурый смурный день. Вначале подул несильный ветер. Буквально через минуту ветер достиг ураганной силы, сверкнула молния, раздался оглушительный гром, и на Стадион хлынул сильнейший ливень.
Обезумевшие люди метались в панике. Охранники сами не знали, что в этой неразберихи предпринять. Молнии ударяли в Стадион каждые двадцать секунд. За ними следовали жуткие раскаты грома. Как древние авторы описывали посещение громовержца Зевса, сейчас в точности всё на это походило. На трибуне дико орали и дети и женщины. Большинство людей выбежало на поле, и мчались к большим воротам. Трава на поле была скользкая и многие падали на землю. В этой суматохе другие наступали на эти упавшие тела. Люди визжали, кричали, стонали.
Костакис стоял неподвижно на своём месте и смотрел на развернувшуюся трагедию. Его лицо было каменным и непроницаемым. С первыми раскатами грома, его власть закончилась. Он ждал приговора. Когда он познакомился с Таней, шёл небольшой дождь. Сейчас они стояли вместе, и их поливал небывалый ливень. С неба извергались неисчислимым потоком огромная стена воды. Ливень сопровождался постоянными вспышками молний и гулким громом, а также порывистым шквальным ветром.
При одном таком резком порыве, исполинский плакат с надписью и фото «Костакис – маг», размещавшийся на высоте справа от помоста, сильно завибрировал. Эрнест медленно и равнодушно поднял глаза вверх на плакат. Тот вовсю расшатывался, готовый вот-вот упасть. Таня, Семён и Виталий в испуге бросились бежать наутёк с помоста. Таня, завидев, что Эрнест не тронулся с места, вернулась обратно, и, подойдя, крепко прижалась к нему. В конце концов, ураган доконал плакат и тот свалился. Эрнест и Таня немигающим взглядом смотрели, как огромная дощатая махина падает на них. Таня ойкнула и зажмурила глаза. Плакат с грохотом упал впритык к стоявшим, разлетая в стороны большие брызги.               
Вся эта небесная фантасмагорическая картина продолжалась около десяти минут. Осадков за этот кратковременный период выпало больше, чем за весь год. На поле Стадиона образовались большие лужи. По всему полю лежали люди и там и сям раздавались стоны и плач. Потом уже появилась информация, что в этом страшнейшем урагане и возникшей паники, погибло пять человек и несколько сот получили различные травмы.
Когда край грозной тучи, вильнув хвостом, покинул Стадион, сразу же показалось солнце, которое уже катилось к закату. С появлением солнечных лучей, Эрнест пошёл по помосту и на торцевом краю обнаружил сидевших на корточках, притихших и дрожащих Семёна с Виталием. Эрнест спрыгнул с помоста, помог Тане спрыгнуть, и они вчетвером пошли на выход.
Зелёная трава на поле была местами смешана с грязью. Множество людей лежало на поле, кто-то уже начал вставать, другие громко стонали. Костакис равнодушно проходил мимо этих людей, испуганных и перепачканных грязью. Одна женщина стояла на коленях и громко рыдала над мальчиком, который лежал неподвижно, и непонятно было – мёртв он или жив. Эрнест не замедлил движения и шёл прямо, нигде не останавливаясь.    
Они благополучно вышли из ворот Стадиона. Сюда уже стали съезжаться кареты «Скорой помощи», машины МЧС и милицейские машины с мигалками. Они подошли к своей машине «Мицубиси». Автомобиль стоял сгоревший, зловеще торчали одна только почерневшая рама. По-видимому, в неё угодила молния. Костакис на секунду задержал свой взор на останках новенькой машины и пошёл дальше – домой. Все удручённые поплелись за ним.
На тротуарах, на проезжей части валялось куча всевозможного мусора. Лежало множество обломанных веток. Рекламные щиты также были разбросаны то там то сям. Людей и машин на улице было совсем немного. Большинство просто боялось выходить из домов. К тому же дело шло к вечеру. По улицам, в основном, сновали люди и машины из специальных и аварийных служб. Ураган задал хорошую трёпку всему городу. Предстояла генеральная уборка. Как потом сообщалось: в этом страшном урагане люди погибли только на Стадионе, где разыгралась настоящая трагедия. Ветер повалил около пятидесяти деревьев, придавив пару машин. Несколько человек получили небольшие травмы. В некоторых квартирах разбились окна. На одной стройке обрушился подъёмный кран – обошлось без жертв. Местами с домов сорвало частично крышу. Почти во всех дворах лежали перевёрнутые мусорные баки, и мусор разлетался по всем закоулкам. Дворникам предстояли нелёгкие рабочие деньки. Старожилы уверяли, что такого мощного урагана, они на своём долгом веку не припоминают. Порядок в Дивногороде наводили в общей сложности больше недели.
Костакис шёл по улице ровным, спокойным, индифферентным шагом. На его лице отражалось полное безразличие и апатия. Изредка он обходил кучи сломанных веток, а через поваленные деревья переступал. Вся его ватага брела вслед за ним, понуро опустив голову. Заунывная походка придавала лицам соответствующий меланхолический признак. Хотя может и наоборот, угрюмость заставляла ноги шаркать по асфальту. Со стороны могло показаться, что это группа рабочих возвращается после тяжёлой работы. Эрнест шёл упрямо прямо. Таня с трудом поспевала за ним. Один раз она даже полуистерично крикнула: «Костакис, остановись!». Но Эрнест словно ничего и никого не слышал. Он шёл как зомби навстречу своей судьбе.
12. Площадь
Когда улица закончилась, они вступили на Площадь. Солнце уже было над горизонтом. Вот и ещё один день катился к закату. Для Костакиса – последний день. Он это чувствовал и обречённо шёл своей дорогой. Хотя у него и существовало множество шансов свернуть с этой дороги.
Площадь раньше называлась «Коммунистической». В конце 1980-х и начале 1990-х годов, здесь у памятника Ленину собирались люди демократических взглядов с требованием свободы. Их иногда разгоняли омоновцы. Каждый понимал свободу по-своему. Затем новая власть переименовала Площадь в «Свободную». И теперь там же у того же памятника Ленину, приходили люди с коммунистическими воззрениями и тоже требовали свободы. Те же самые омоновцы разгоняли эту демонстрацию. Каждая власть трактует понятие «свобода» на свой лад.
На Площади почти никого не было. Изредка проезжали легковые автомобили и машины аварийных служб. Сама Площадь по размеру тянулась метров на двести в длину и около ста метров в ширину. И вот когда группа Костакиса свернула за угол дома и вышли на Площадь, и прошли буквально шагов двадцать, как сзади они услышали чей-то громкий окрик. Они обернулись и остановились. К ним шла группа молодых людей из трёх человек, а возглавлял её Максим Дезов.
Они подошли поближе. Макс находился в возбуждённом состоянии. Его глаза сверкали ненавистью. Стоявшие чуть поодаль три крепких молодых парня, угрожающе покачивали в руках бейсбольными битами. Макс нервно подвигал желваками скул и, буравя злющими глазами, стоявшего в трёх шагах Костакиса, сказал:
– Костакис, я же тебя просил отменить это идиотское шоу. Ты видишь, к чему всё это привело.   
Эрнест спокойно, как бы даже виновато ответил:
– Я не мог отменить. Это не в моих силах. Механизм запущен.
– Не в твоих силах? – Макс ехидно улыбнулся. – Ты же у нас супермен, всемогущий маг. И вдруг расписываешься в своём бессилии.
– Максим, ты ничего не понял. Людям нужна вера в любой ипостаси. А впрочем, делай, что задумал сделать, – как можно более хладнокровнее и выдержаннее, произнёс Костакис.
Дезову такой вызов крайне не понравился и он взбесился:
– Всё я к чертям собачьим понял, – рявкнул он и швырнул в лицо Эрнеста кучу денежных купюр.
Костакис инстинктивно прикрыл глаза, но стоял молча, и не двигаясь. Он не осуждал и не порицал Максима. Его наивная неокрепшая психика не была готова принять некоторые жизненные постулаты. Блуждающая душа Максима окончательно заблудилась в дебрях и поисках духовной опоры. Нет никого хуже мечтательных людей, обманувшихся в своих грёзах. Синее небо над головой у таких людей заволакивает чёрными тучами, и тогда безысходность приобретает грозные черты.
– Максим, прости меня, – сказал смиренным тоном Эрнест.
– Бог простит, – рыкнул Макс. – Хотя ведь ты же сам Бог. Кто же выше тебя?
– Максим, мы очень устали, нам надо отдохнуть, – сказал просящим голосом Костакис.
– На том свете отдохнёшь. Таким как ты не место этой земле, – прокричал злобно Дезов, ткнув в него пальцем.
Раньше на подобные эскапады Костакис реагировал ответным симметричным образом. Но сейчас он дрогнул. Он не испугался грозных громил, стоящих с битами. Эрнесту показалось, что Максим прав. Он, действительно, лишний человек на этой грешной земле. Хотя с другой стороны, кто имеет право судить и записывать человека в разряд «лишних» людей?
Костакис не стал вступать в полемические споры – он сильно устал и душой и телом. Он тихо и примиренчески сказал:
– Максим, я дам тебе денег. Только можно мы пойдём.
– Не нужны мне твои поганые деньги, – заорал Макс, и со злом пнул ногой, лежавшие на асфальте купюры.
– Максим, что ты хочешь от нас? – спросил покорно Эрнест.
– Мне нужен только ты, а остальные могут убираться отсюда, – громко сказал Дезов, и, повернувшись в сторону своей «группы поддержки», слегка кивнул головой. Те по этой команде взмахнули битами вверх и несколько раз угрожающе мотнули их над своими головами, при этом топнули ногой. Семён с Виталием с испугу бросились сломя голову наутёк. Таня вслед им истошно закричала: «Трусы, трусы, предатели!».
Костакис никак не отреагировал, ни на взмывшиеся биты, ни на убегающих друзей. Он стоял, не шелохнувшись, беззащитный, как перед расстрелом. Но зашита нашлась. Таня демонстративно встала впереди Эрнеста, закрыв его своим хрупким телом. Тогда на Концерте, когда маньяк с ножом пытался убить Костакиса, Таня и Максим стояли по одну сторону баррикад. Сейчас судьба поставила их по разные стороны.
Макс и так был весь наэлектризован, но когда Таня встала на защиту, то он взбесился окончательно. Глядя на его обезумевшие глаза, думалось, что с ним сейчас произойдёт эпилептический припадок. Гром и молнии, только что полыхавшие недавно в небе, сейчас извергала новая чёрная туча.
– Убирайся вон, шлюха! – что есть мочи прокричал Дезов, и после сразу схватил Таню за предплечья, и с неистовой силой швырнул её в сторону. Она пролетела кубарем несколько метров. Эрнест до этого стоявший равнодушно, спохватился и схватил Макса за грудки. Один из качков вдарил Костакиса битой под коленную чашечку, и он повалился на асфальт. И после они втроём накинулись на лежащего и стали избивать битами.   
Костакису, владевшему восточными единоборствами, не составляло труда справиться с этими тремя парнями. Но он уже не хотел жить. Ему было стыдно дальше так жить. И он терпеливо сносил побои, не издав не единого жалобного звука, крепко стиснув зубы и прикрыв голову руками. Иногда удары битами чередовались ударами ногами. Правда, удары наносились без остервенения, а больше походили на показательно демонстративные тычки, хотя и ощутимые.
Макс стоял в трёх шагах и неотрывно и пристально смотрел на избиение. Его впившиеся стеклянные глаза излучали вовсе не ненависть. В них просматривалась какая-то неудовлетворённая безысходность.
Ножно-битовая экзекуция длилась меньше пяти минут. После чего Дезов сказал парням: «Хватит». Те перестали бить, и отошли в сторону. Костакис лежал на животе, но потом, убрав окровавленные руки с головы, слегка опёрся левой рукой и повернулся на правый бок, и посмотрел на подошедшего вплотную Максима. Перекличка глазами длилась недолго, затем Макс выпалил прямо в лицо Эрнесту: «Я тебя ненавижу!». Костакис смиренно опустил глаз долу. Таня стояла на коленях неподалёку и не вмешивалась в процесс, а лишь тихо всхлипывала.
Дезов достал из внутреннего кармана своей лёгкой курточки пластмассовую пол-литровую бутылку минералки. Макс нарочито медленно отвинтил крышку и начал поливать тело Костакиса содержимым. В вечернем свежем воздухе запахло бензином. Стоявшие невдалеке парни струхнули, и ошалело переглянулись между собой. Один из них испуганным голосом произнёс: «Послушай братан, мы так не договаривались». Дезов бросил гневный из-под лобья взгляд на них и гаркнул: «Убирайтесь вон! Деньги получили, чего ещё надо?». Парни побросали биты на асфальт и лёгкой трусцой удалились с Площади.
Когда Дезов вылил последнюю каплю бензина, солнце уже коснулось диском края земли. Макс отошёл на три шага назад, вытер руки об курточку и достал из кармана коробку спичек. Костакис лежал неподвижно, как ягнёнок на заклании. Дезов вытащил дрожащими руками спичку и чиркнул её. Она загорелась и тут же потухла. Он с нервной дрожью достал следующую спичку. Когда она хорошо разгорелась, Макс швырнул её как копьё в Костакиса. Горящая спичка летела медленно, словно преодолевая некое сопротивление. Таня с широко открытыми глазами неотрывно следила за полётом спички. И когда спичка достигла цели, пламя мгновенно охватило тело Эрнеста. И в это время Таня оглушительно закричала: «Нет!». Этот громоподобный душераздирающий возглас из самого сердца, разлетелся по всей пустынной Площади. Она инстинктивно, как это она всегда делала, прижала ладони к губам и замерла в тревожной позе и только слёзы хлынули потоком.
Как только Костакис загорелся, Дезов спешным шагом стал удаляться. До самого угла дома, он ни разу не оглянулся. И лишь зайдя за угол, он посмотрел на Площадь. Эрнест, охваченный жутким огнедышащим пламенем, встал, раскинул руки в стороны, изображая распятого огненного Христа. Эрнест повернулся лицом к Тане и устремил свой взгляд в её заплаканные глаза. Поразительно, но в его глазах не отражался ужас. Глаза Эрнеста излучали какую-то оптимистическую энергию, которую он посылал своей возлюбленной избраннице.
Солнечный диск наполовину скрылся за горизонтом. Максима поразила такая трогательная картина, и он судорожно от отчаяния всхлипнул от ревности. Несмотря на обуреваемые и разъедаемые страстями сердце, Максим хотел броситься к Костакису и погасить пламя. Но он только обречённо упёрся головой в холодную бетонную стену дома и несколько раз со злостью стукнул правым кулаком по стене. Всё смешалось в одной неокрепшей душе Максима; и ревность, и злоба, и обида, и жалость, и сожаление. Противоречия завели его в тупик. Его душа разлеталась на мелкие самостоятельные кусочки. Он так и не смог добиться цельности. Максим бросил прощальный сострадательный взор в сторону горящего Костакиса, повернулся и со сгорбленной фигурой поплёлся по пустынной улице.
Энергия оптимизма и счастья, исходившие от Эрнеста, передались Тане. Она перестала рыдать и её глаза тоже оживились. Влюблённые глаза в вечернем воздухе встретились и обнялись. Сердца бились, а значит, и продолжали любить. Физическая любовь завершилась – осталась одна духовная. Последние любовные флюиды перетекали от Эрнеста к Тане. Наступили последние мгновения их прижизненной любви.
Солнце полностью спряталось за горизонт. Остались торчать небольшие сгустки лучей в виде зарева. Эрнест тоже отдал возлюбленной последние горстки своей душевной энергии. И после этого, он безмолвно упал навзничь с открытыми глазами, которые уже горели не от внутренней энергии, а от настоящего огня. Огонь пожирал Костакиса, освещая Площадь. Короткая земная жизнь Костакиса закончилась. Как любят выражаться поэты: трагически оборвалась на взлёте.
Таня оторвала свои одеревеневшие руки от губ, встала и пошла через всю Площадь. Пока она переходила всю Площадь, она ни разу не обернулась. Она знала, что на этот раз чуда не произойдёт. Зачем смотреть на обуглившееся тело, образ Эрнеста навсегда запечатлелся в её сердце.
13. Дивнора
Таня всю ночь пробыла в квартире одна. Семён с Виталием постеснялись прийти и показаться ей на глаза. А где провёл ночь, и вообще, куда делся Дезов – никто не знал. Таня не смогла лежать на кровати, где они вместе спали, нежились, любили. Она уселась в углу комнаты и, не включая свет, просидела так до утра, предаваясь воспоминаниям. Только под утро Таня заснула. И ей приснился странный сон.
Таня ходит по прекрасному лугу, усыпанному разными красивыми цветами. В небе светит летнее приветливое солнышко. Сама она радуется жизни, бегает и резвится по полю, как ребёнок. Потом она вдруг замечает, что из находящегося рядом леса выкатывается огненный шар. И когда он приблизился, сияние растворилось, и появился силуэт Эрнеста. Таня стояла, словно окаменелая и лишь глаза выражали неподдельное удивление. Костакис подошёл поближе к Тане, улыбнулся, положил ей на плечо свою руку и сказал: «Таня, я живой». От этого прикосновения по телу Тани прошёл электрический ток. Она истерично замотала головой и бросилась бежать.
В это время Таня проснулась и почувствовала, как ноги затекли от продолжительного сидения в углу. Она встала, посмотрела на часы – было почти десять часов утра. Она выглянула в окно, там начинался новый осенний денёк. Таня достала из холодильника пакет апельсинового сока и выпила его, любуясь в окно. Есть она ничего не стала. Она забрала документы и вышла из квартиры.
На улице её встретило тёплое осеннее солнышко. Она грустно вздохнула, и, погрузившись в свои мысли, пошла по многолюдной улице. Её путь лежал к речке Дивнора. Несмотря на то, что Таня жила в этом городе, она редко бывала на этой речке. Но познакомившись с Эрнестом, они вдвоём частенько проводили время на берегу замечательной Дивноры. У них там было даже своё «законное» уютное местечко.
Они были вместе всего четыре месяца, и часть времени проводили именно на Дивноре – этом сакральном и просто прекрасном месте. Этот небольшой промежуток времени вместил для Тани больше, чем вся её прежняя пустая жизнь. Таня сокрушалась, почему любящим людям, так мало отводится времени для счастья. Один миг – и счастье улетучилось, словно мираж в пустыне. Но этот мираж даёт кратковременную надежду. Конечно, похмельный миражный синдром неприятен, но ведь до этого было веселье.
В душе Тани присутствовало одновременно и печаль и радость. Её жизнь до встречи с Костакисом была абсурдна и малопонятна. Жизнь проходит быстро, а счастливая жизнь пролетает подобно курьерскому поезду. Не успеешь даже толком посмотреть в окно, как всё уже проехали.
Таня, проходя мимо подворотни дома, мельком туда глянула. Там стояли пришибленные Семён и Виталий. Таня подошла к ним. Те стыдливо опустили глаза вниз. Таня их не осуждала и не упрекала, а только участливо спросила:
– И что вы теперь собираетесь делать?
Первым откликнулся Семён:
– Я пойду работать куда-нибудь водителем. Думаю, без работы не останусь.
– А я пойду работать в питомник, куда мы, помнишь, сдали тех спасённых Костакисом кутят, – сказал Виталий.
– Вот и прекрасно, сказала Таня и достала из кармана курточки две сберкнижки и протянула их парням.
Те их открыли и обалдели от увиденных сумм. Они устремили свои удивлённо вопросительные взгляды на Таню.
– Эрнест, в отличие от нас, предвидел такой конец, поэтому заранее и побеспокоился. Он часть средств перевёл нескольким детским домам, часть отдал вам. Мне он тоже оставил деньги, но я их сейчас в Банке переоформила на своего младшего брата и на мать, – сказала Таня.
– А ты что собираешься делать? – спросил Семён.
– Я? – Таня мечтательно запрокинула голову в небо, – я пойду к нему.
Виталий с Семёном испуганно переглянулись.
– Тань, он же умер, – сказал вкрадчивым голосом Виталий.
Таня перестала рассматривать голубое осеннее небо и с лукавым прищуром, глядя то на Виталия, то на Семёна сказала:
– Такие люди, как Костакис не умирают.
– Тань, а ты не знаешь, что с Максом, где он? – спросил Семён.
Улыбка с лица Тани сошла, и она сердито сказала:
– Дезов ничего не понял, хотя он и умнее всех нас. Он открыл свой ум, но сердце, так и осталось у него взаперти.
– Тань, ты не сердись на нас. Мы трусы, но мы не предатели, – сказал Семён, и вместе с Виталием, они опять виновато опустили глаза.
Таня улыбнулась и одобрительно хлопнула по-дружески по плечу, сперва Семёна, затем Виталия. Те радостно подняли головы. Таня весело подмигнула им, всё мол, хорошо, прощаю вас. Потом она обняла Семёна, затем Виталия она чмокнула в щёчку и сказала:
– Береги щенков, это единственная память о Костакисе.
И Таня опять продолжила свой путь на речку. Когда она дошла до угла улицы, она обернулась. Семён с Виталием неотрывно смотрели ей вслед. Таня широко улыбнулась и помахала прощально им рукой, и через миг скрылась из вида.
Через несколько минут впереди замаячила голубая ленточка Дивноры. Таня, завидев речку, радостно вздохнула, словно встретилась с давней хорошей подругой. Она спустилась по пологому берегу к речке. Опустилась на корточки и провела ласково по воде, как обычно гладят кошку.
Потом она встала и медленно побрела вдоль речки в полном одиночестве. Одно воспоминание за другим накатывали на девушку. Дивнора была свидетелем безмерной любви Тани и Эрнеста. Она попеременно бросала свой отстранённый взгляд, то на «знакомый» валун, то на саму речку, которая тихо и плавно текла рядом. Солнце уже катилось к закату. Осенний день – короткий день.
Они вместе часто сидели на берегу в обнимку и провожали солнце до его полного заката. Сейчас Таня в одиночку пришла попрощаться с солнцем, с речкой, с Эрнестом. Безудержные эмоции бомбили девичье сердце, которое впервые в жизни испытало такую сильную любовь, а вот теперь, так же сильно и страдало. И именно женское сердце потянуло её сюда к Дивноре. Она захотела в последний раз окунуться в прелестную любовную атмосферу, которая некогда здесь витала в полном объёме.
Упоительные прекрасные моменты наполняли грудь, и хотелось, и жить и умереть одновременно. Дивнора обладала некой непостижимой мудростью, которая генерировала любовь и поглощала боль и скорбь. Поэтому, наверно, многие инстинктивно сюда и тянулись, чтобы подзарядиться и отдохнуть. Прав Гераклит, что нельзя в одну и ту же реку войти дважды. Быстротечная вода унесла, как и радость, так и скорбь. А на смену им приходят новые радости и горести.
Таня медленно переступала по песчаному берегу, изредка останавливалась, подбирала возле кромки берега красивые экземпляры камушек и любовалась ими. Немного повертев их в руках, она запускала камушки в воду. Те звонко плюхались, создавая красивые радужные переливания на гладкой водной поверхности. Эта простая природная мелодия разносилась по всей речке.
Любовь живёт, пока бьётся сердце. Да и после смерти души продолжают любить, но на ментальном уровне. Таня любила всем сердцем и душой. И сейчас сердце и душа истомно тосковали по потерянной душе. Таня хотела прекратить эти страдания и воссоединиться с любимым.
Неумолимо подступал вечер. Берег был практически пуст. Единственный рыбак вдалеке, смотал свои удочки и без богатого улова потопал домой. Теперь, кроме Тани и Дивноры больше никого не было. Одиночество Тани скрашивали птицы, гулко пролетавшие высоко в небе. Да и они быстро исчезали из поля зрения, унося на своих крыльях последние остатки тёплых дней. На глазах катящееся солнце к закату, тоже отчётливо говорило: день подходит к концу. Осталось совершить последний мазок на жизненное полотно.
Таня сравнялась с приметным местом, где они вдвоём проводили своё свободное время. Чуть повыше на берегу стоял уже почти лысый куст, с некоторыми одинокими листочками, которые никак не хотели падать на землю и цепко держались за ветки. Это было «коронное» место их любовных встреч. Здесь в объятиях они провели много счастливых дней и ночей. Таня издали с грустью полюбовалось на одинокое «ложе», и печально вздохнув, поплелась дальше. Пройдя несколько шагов, а она вдруг резко повернулась в сторону заходящего солнца, и почти не щурясь, крикнула: «Костакис, как ты посмел оставить меня одну?»! Солнце молчало. Лишь волна умиротворённо билась о берег. У Тани от безысходности проступила слеза.
Вся длина Дивноры была небольшая – около пятнадцати километров. В том месте, где сейчас шла Таня, речка текла по прямой линии, протяжённостью в один километр. А дальше, выше по течению, она резко делала поворот влево, прячась в зарослях камыша. А вот этот участок, где находилась Таня, был самым ухоженным и прибранным, с песчаным пляжем.
Таня прошла больше половины этой «культурной» финишной прямой. Она заприметила очень красивый камушек, лежащий возле воды, который обмывался накатывающими маленькими волнами. Таня нагнулась и подобрала его. Она повернулась в сторону заходящего солнца, и с прищуром начала его разглядывать. Камень, словно негранёный алмаз, переливался в солнечных лучах. Потом Таня развернулась опять вдоль берега и пристально его рассматривала со всех сторон. Её взгляд скользил по камню и вдаль по линии чистого берега.
В один из моментов её пронзительный взор зацепился за еле различимый силуэт человека, который шёл по берегу ей навстречу. Таня взвизгнула и выронила камень из рук. Она вперилась вдаль, чтобы получше разглядеть идущего человека. Черты лица были ещё не видны, но вот сам силуэт был до боли знаком. Тело Тани всё задрожало, сердце бешено заколотилось. «Этого не может быть», – говорил рациональный мозг девушки. А сердце трепыхалось в предвкушении встречи с любимым. А может это галлюцинации мозга, который хочет выдать желаемое за действительное?
Неописуемый восторг и радость охватили Таню и у неё непроизвольно брызнули слёзы. Она их быстро вытерла своими нежными кулачками и опять жадно устремила целенаправленный взгляд на мужчину. Не оставалось сомнений – это был он. Её любимый шёл неспешным шагом вдоль речки, но он пока не видел девушку. «Неужели призрак или мираж?» – постоянно возникали волнительные мысли у Тани. «Почему он меня не замечает?» – билась ревнивая мысль в голове у девушки.
Небывалые радостные бурные эмоции, исходящие из сердца, сменились на тревожные рациональные мыслишки, копошащиеся в мозгу. Произошла временная расхронизация чувств. Кому верить? Сердцу или рассудку. На Таню, когда накатывала напряжённая волна, то она всегда непроизвольно прижимала ладошки к губам. И сейчас она плотно до боли прижала потными ладонями свои дрожащие губы. А широко открытые глаза неистово буравили идущего молодого мужчину.
Эмоции переполнили Таню, и она не сдержалась, отвела руки в стороны, и сильнейший страстный крик вырвался из её груди: «Эрнестушка!». Оглушительный вскрик раскатным эхом разнёсся по всей речке, нарушая предвечернюю умиротворённую тишину и покой. Этот радостный крик отчаяние долетел до равнодушно идущего мужчины. Он внезапно остановился и устремил свой взгляд на девушку. Энергичный душевный возглас докатился до сердца Эрнеста. Две любящие души срезонировали и соединились тонкой ниточкой.
Таня после этого громогласного выклика опять прильнула ладонями к губам и с трепетом ждала отклика. Она ждала первого движения со стороны любимого. Она хотела убедиться, что это не видение. Да и чисто по-женски, она хотела, чтобы первый шаг сделал мужчина. Не как тогда при их первой встрече на Проспекте, когда она первой подошла к нерешительному Костакису. Пусть он теперь проявит смелость и первым ринется ей навстречу. Прошло несколько суперволнительных секунд – время словно застыло. Сердце Тани готово было разлететься на кусочки от чрезмерного треволнения. Мозг ещё продолжал работать в режиме недоверия, а истосковавшееся сердце ждало чуда.
Эрнест несколько секунд изучал крикнувшую девушку и потом широко улыбнулся, распахнул радостно руки в стороны и кинулся навстречу своей возлюбленной. Свершилось! Таня поняла, что Эрнест её узнал, а значит, это вовсе не видение и не мираж. То, что случилось вчера – это теперь не имеет никакого значения. Сейчас её любимый – живой и здоровый, мчится ей навстречу.
Таня радостно взвизгнула, подпрыгнула на месте как ребёнок, развела руки в стороны и со светящимися возбуждёнными глазами тоже ринулась навстречу Эрнесту. Их разъединяла песчаная полоска берега, длиной около трёхсот метров. Им предстояло преодолеть эти последние трудные метры, чтобы, наконец, соединить свои души и никогда уже не разлучаться.
Родственные любящие души мчались навстречу друг другу. Рыхлый мягкий песок предательски задерживал ступни, обволакивая их и затягивая в свои объятия. Чем выше ноги при беге поднимались от радости, тем глубже они потом погружались в тягучий зыбкий песок.
Костакис хоть и бежал бодрый и сияющий от радости, но не издал не единого ликующего возгласа. Он просто молча бежал брутальной мужской походкой. В отличие от него, Таня просто порхала над берегом, несмотря на то, что ноги тонули в песке. Её безграничная радость придала ей крылья, которые и несли навстречу любимого. Её ликующая душа иногда, что-то воодушевлённое выкрикивала в небо. Тихий вечерний речной берег наполнялся изредка женскими криками.
Солнце уже заканчивало свой трудовой день в Дивногороде, и постепенно, шаг за шагом, приближалось к кромке земли. Ещё один день завершался великолепным оранжевым закатом, который Таня и Эрнест провожали ни один раз. Но сейчас это было в последний раз. Они должны успеть встретиться и обняться до захода солнца.
Солнце, поддавшись магии, исходившей наподобие любовного девятого вала, от влюблённых сердец, замедлило свой ход. Длинные каштановые волосы Тани развивались от бега, создавая эффектный шлейф, словно она парила, а не бежала. Её лучезарное грациозное тело на фоне заходящего солнца, действительно, походило на лёгкое пёрышко, которое летело навстречу тяжеловатому и грузному Костакису. Он в отличие от Тани бежал монотонно, хотя радость тоже присутствовало на его лице.
Жизненный земной цикл подходил к завершению. История их земной любви катилась неумолимо к закату, как солнце, готовое вот-вот сделать прощальный жест, чтобы погрузиться в земные объятия. Чем ближе Таня и Эрнест приближались, тем медленнее текло время, растягиваясь и расплываясь в эфирном пространстве. Миг встречи уходил в бесконечную вечность. Завистливый тягучий песок сдался на милость любовной магии, и ноги перестали вязнуть в песке. Тела приобрели невесомый вид, готовые воспарить в небо.
До финального аккорда соединения их душ оставалось несколько шагов. Солнце полностью замедлило ход и повисло огромным оранжевым шаром над горизонтом. Таня и Эрнест медленной поступью плыли над берегом на фоне их любимой Дивноры. Вся природа замерла в ожидании воссоединения душ. До встречи их трогательной встречи остались последние три, два, один шаг. Их тела сплелись и превратились в одно единое целое. На фоне солнца, они светились и сами были похожи на солнечный шар. Страстный поцелуй скрепил и ознаменовал наступление смерти. Их тела умерли, а души возродились к новой жизни. Земная любовь завершилась – впереди предстояла небесная любовь.