История шестая

Увы, увы, любезный мой граф! Пошаливать- то память у вас стала! Тик какой – то нервный обозначился… Завязывать нам с превращениями надо… Не наше это стариковское дело, хе – хе!
 «Драгун в аксельбантах» - ну и скажете же вы! Кому, как не нам знать, куда бы отправил бы такого «Дрыгуна» Его Императорское величество, Коленька Палкин, да продлится до веку царствие его! Шпицрутенов бы в Первопрестольной бы не хватило, по экзерцису такому – то!
 А дело было – то совсем не так… Весной года тысячу восемьсот тринадцатого – начали в Вильно наполеоновское воинство по полям собирать. Вестимо, кого еще живность полевая вконец не доела. 
 И подрядились, вы, Ваше Сиятельство, значит, в могильную команду. Ну, народ там душевный, с понятием отнесся – и спирта дают в день на брата по шкалику… Да и в очереди - куда ни зайди – завсегда первым выйдешь…
 Ну вот проходит неделя, другая, а только начал народ замечать, что дело – то не чисто: головы начали у покойников пропадать.
 А ту ещё оттаял полковник французский. Разодетый… Страсть! Весь в медалях, галунах, аксельбантах всяких!
 Все ну так и заговорили: «Жомини… Жомини…». Один только Денис Давыдов посмотрел – посмотрел, выругался и в сердцах говорит: «Жомини, да Жомини – а о водке ни пол – слова!» Почесал затылок, потом говорит: «Хорошо сказал, пойду запишу»…
 А тут хватились: «А полковника – то и нет!» Только след от тела по снегу за угол…
Бросились во след, на силу спасли Ваше Сиятельство: вы уж совсем синеть начали, аксельбантом подавившись. Там же нашли и черепа объеденные, кои вы в пирамидку складывали…
 …Случай у меня обломился как- то потом вспомнить про это вот Васеньке Верещагину, кода сидели мы да обмывали годы наши гардемаринские: Он за век девятнадцатый – я за свой восемнадцатый, екатерининский!  Он же ведь наш – флотский! Только с моря быстро ушел, здоровье подвело. Да и ладно! В художниках - то он в адмиралы  вышел. Не то, что у нас.
 Так вот. Рассказал я ему про Вашего Сиятельства, приключение - Васька - то прямо загорелся весь, по комнате заходил:
 «И большая…» - говорит – «Пирамидка – то?»
 «Да» - отвечаю – «метра на полтора было».
 «Нет... Нет, какой сюжет, какое видение!»  - говорит, а сам к мольберту, к мольберту:
 «Я» -  говорит – «… Назову эту картину «Апофеоз войны! …Нет, ну какое прочтение, какой сюжет!»
 «Надо…»  - говорит – «Обязательно с ним встретится, обязательно поговорить… Как, говорите, его зовут? Сейчас запишу… Граф Дро… Как? Дракула…»
 Да не сложилось вот вам на этом свете свидеться… А того для вас нет. Впрочем… Знаю я, граф, по что сторонитесь вы Собрания нашего…
 Потому, что бывает в нем Некто, кто носит в кармашке тайном, то единственное, чего вы бойтесь в подлунном мире – лучик стылого огня. Маленький как льдинка и острый как моя вечная память… И не говорите, любезный мой граф, что не чувствуете при словах этих - слабость в членах своих. И на сем не прощаюсь я с Вами, любезный мой граф Дракула.