Пари со скуки. Глава 76

Госпожа Гото


- Рен! Рен! – Хикари стучит в дверь комнаты брата, которая не отворялась с самого утра.

– Рен, ты опоздаешь! Просыпайся!

Девушка поглядывает на часы, отмечая, что у нее самой до выхода не так много времени.

- Рен!! – громче и с нотками раздражения, она сильнее ударяет костяшками пальцев в дверь, намереваясь добиться внимания старшего брата.

Через минуту дверь отворяется. Сонный, с темными кругами под глазами парень стоит на пороге в пижаме и устало взирает на девушку.

- Ты проспал что ли? – распахнула глаза Хикари. – Собирайся, уже начало девятого, что ты себе думаешь?! Мама с папой уже ушли, а ты все никак не проснешься. Тебя же будут ругать.

- Хикари, сделай милость, не кричи с утра пораньше, - Рен прижал руку к голове.

- Я говорю, ты опаздываешь, - опустив руки на талию, более внушительным тоном заявила девушка. - Может, поторопишься чуть-чуть?

Однако даже после ее слов брат не начал собираться.

- Что с тобой? – она серьезно взглянула на брата. – У тебя проблемы?

- Со вчерашнего дня моей единственной проблемой стал поиск новой работы, - беспристрастно проговорил Рентаро. – Правда, - протянул он, потирая лоб, - в канун праздников это практически безнадежное занятие. Но, попробую, мало ли? Вдруг куда и примут.

- Постой-постой. Новой работы? – остановила и недоуменно переспросила его Хикари. – Это как же? Тебя уволили?

Рен кивнул.

- Как? За что? – изумилась девушка.

- Да там, случилось кое-что, - Рен оперся о притолоку и отвел смурной взгляд. – Долго рассказывать.

- Почему ты ничего не рассказал? – с упреком во взгляде осведомилась она, вспоминая, что вчера брат, вернувшись с работы, прошел мимо кухни, где они как раз ужинали всей семьей, буркнул что-то неразборчивое, вроде приветствия, поднялся к себе и больше не спускался.

- Мне нужно было время все обдумать, - пожал плечами Кита. – Поверь, - он слабо улыбнулся, взглянув на сестру. – Вчера был очень тяжелый день.

Помолчав, Хикари тихо спросила:

- Это из-за него?

- Из-за кого? – удивленно поднял брови Кита.

- Из-за твоего пациента, Шикамы? Это из-за него тебя сняли?

- Нет, что ты? – усмехнулся Рентаро. – Ну, вернее, он конечно имеет к этому отношение. Но там совсем другая история. Просто идиотская ситуация получилась. Он не виноват в случившемся. В общем, сейчас об этом рассказывать не время. К слову, ты сама-то не опаздываешь? – Рен заглянув в свою комнату, где стояли часы.

- Да нет, еще есть немного времени, - отрицательно покачала головой Хикари. – Что ты теперь будешь делать, искать новую работу?

- Что мне остается? Сидя дома я себе на университет не заработаю, - засмеялся Кита, однако его смех не выглядел искренним.

- Очень жаль, что так получилось. Тебе ведь там нравилось, - со вздохом, сочувственно проговорила сестра.

- Ну, нравилось, - Рен поглядел в окно и призадумался. – В другом месте тоже понравится, - он весело поглядел на Хикари.

- В другом месте… - повторила девушка, взглянув на брата с каким-то странно сочувствующим выражением. На ее губах появилась печальная полуулыбка. – Не думаю… - тихо сказала она, введя брата в недоумение.

- А? – только и воскликнул он.

- Ладно, не расстраивайся, - подбадривающее улыбнулась Хикари. - Я побежала, у меня скоро первый урок. До вечера. Удачи в поисках.

- Спасибо, - только и успел крикнуть вслед сбегающей по лестнице девушке Рентаро.

Ее слова заставили Рена задуматься, показавшись странными по своему смыслу. Что она имела в виду, говоря это? Быть может…

Рен вернулся в свою комнату и нехотя принялся переодеваться.

…она о чем-то догадывается?


Он один сидел в небольшой столовой, за обеденным столом и пил кофе. Если при сестре он еще пытался сохранить бодрость духа, то когда она ушла, в этом отпала всякая необходимость.

Есть не хотелось совершенно из-за омрачающих раздумий, которые он не мог сдержать, даже если бы и очень старался. Поглядывая на часы, он невольно думал над тем, как там сейчас Шикама. Небось, уже проснулся, а может, еще спит, а может он вообще не смог заснуть сегодня, как и он сам. Ведь этот дурак такой впечатлительный и нервный, что совсем не мудрено, если его всю ночь мучила бессонница.

Вот же дурак, ему ни в коем случае нельзя нервничать, ведь тогда его только-только начавшее улучшаться самочувствие, может вернуться в первоначальное состояние.

Все же Кита надеялся, что Ши смог сомкнуть глаза и теперь не лежит в постели с изможденным лицом.

Интересно, он уже познакомился с новой медсестрой? Как он воспримет ее? Вдруг она ему не понравится?

Рен слышал о госпоже Гото, которая вероятнее всего заменит его на посту. Ее все считали очень трудолюбивой и ответственной женщиной, в чьих руках был не один пациент вроде Шикамы, с которым она прекрасно справлялась. Утешала мысль, что Ши попадет в руки сведущего человека, а не первого встречного неопытного разгильдяя.

Еще буквально пару дней назад Рена самого посещала мысль, отдать Ши в более надежные руки. Теперь этому суждено было свершиться и в принципе, жалеть не о чем. Под ее контролем Ши наверняка поправится куда быстрее, нежели с ним, неопытным в делах ухода за больными. Быть может, будь с ним Гото изначально, он бы ощутил реакции в теле гораздо быстрее. Это Рен тормозил своим неумелым опекунством его выздоровление.

Возможно, такое положение дел будет куда более выгодным для Шикамы и то, что его убрали из больницы пойдет ему только на пользу. Если бы еще этот глупец не нервничал из-за его ухода… Ведь, по сути ничего страшного не произошло. Его просто уволили, а не отправили в ссылку в другую страну. Он будет приходить к нему, навещать. Правда, из-за поисков новой работы с посещениями могут возникнуть временные трудности.

«Черт», - Кита обхватил голову руками, водрузив локти на стол. Как же было обидно само увольнение. Вся эта несправедливость. Он конечно виноват в том, что превысил рамки допустимого поведения с посетителем, но посетитель оказался мразью, и в этом нет его вины. Еще одна обидная правда, что никто не будет выяснять личность человека и высчитывать какой процент дерьма у него в организме, все будут видеть лишь факты. А по факту, он ударил человека при свидетелях и с этим ничего не попишешь.

За окнами стеной валил снег. Подперев подбородок ладонью, Кита неотрывно следил за заметающим улицы снегопадом, что оседал тяжелым осадком в его собственной душе, такой же мрачной, как и то серое небо, что нависло над городом.

«Только бы она и правда оказалась такой идеальной, как о ней все говорят и ты не испытывал никаких неудобств… А я как только смогу, обязательно приду навестить тебя»

***



«Где же ты? Почему не приходишь? Ты нужен мне… Что могло случиться?»

Хмуро глядя на свои неподвижные ноги, теряясь в догадках и волнении, Шикама разминает бедра, чувствуя слабые отзвуки реакции в теле от прикосновений. Он почти с отвращением ожидает появления в своей палате чужого человека, который вот-вот должен войти в эти двери. Не зная точно, кто будет заменять Рена, он уже испытывает некоторое предубеждение. Неприязнь к этому человеку рождается в груди и с каждой проведенной минутой ожидания ее перепончатые, когтистые крылья раскрываются больше.

В приоритете у парня, конечно, мысли об отце, который так и не появился вчера и неизвестно появится ли сегодня. Ши уверен, что сегодня тот обязательно придет, не может не придти, и тогда всё непременно уладит, с одной стороны, но с другой, жирный червь сомнений с упоением жрёт эту, непоколебимую на первый взгляд, уверенность.

Затерявшись в размышлениях над ситуацией с Рентаро, насколько она несправедлива и почему человек, который в данном случае, является единственным кто может исправить эту несправедливость, так и не посчитал нужным явиться, Шикама выныривает из них, как только дверь отворяется и в палату входит женщина. Она невысокого роста, среднего возраста. Равнодушие и внутреннее спокойствие отражается в ее острых блестящих глазках. Тугой узел на макушке, собранный из черных волос, открывает ее худощавое лицо с мелкими чертами и желтоватой кожей.

Ши прекрасно помнит эту женщину, невзирая на то, что когда она оказывала ему свое содействие в прошлом, он мало кого замечал вокруг себя.

- Доброе утро, как ваше самочувствие? – скорее по инерции, нежели действительно, потому что ей это интересно, осведомилась она, окинув палату и самого парня оценивающим взором и примерно складывая для себя картину происходящего.

- Я слышала от господина Яно, что вы уже проявляете некоторые признаки чувствительности, - сказала она, совершенно не дожидаясь пока Ши ответит ей. Снова не дождавшись ответа, она покинула палату.

Доджи только наблюдал за ней. Медленно в нем разгоралась уверенность, что эта замена туго скажется на его заключении в этой палате. И как он убедился буквально через несколько минут, его интуиция не врала, ибо когда Гото возвратилась в палату, она настояла на том, чтобы снова надеть на него подгузник, от которого его освободили в тот же момент, когда появилась первая чувствительность. Тогда же, Шикама даже внутренне ощутил свободу и какую-то уверенность, словно то растоптанное и униженное всеми маленькое существо, валяющееся в пыли и грязи, заваленного мусором темного закоулка, подняло, наконец, полубезжизненные глаза к солнцу.

- Зачем? – первые слова, обращенные к этой женщине, слетевшие с уст Шикамы, были словами возмущения. Все его естество сопротивлялось этому довольно унизительному акту, применяемому ранее как вынужденная необходимость, а сейчас будучи совершенно не нужным действием. – Я ведь уже могу это чувствовать. Могу попроситься.

- Я не намерена носиться с баночками по этажу, поэтому обойдемся без пререканий, - холодно заключила медсестра и, невзирая на то, как внутренне противился Шикама и как это нежелание отражалось на его лице, сделала то, что считала необходимым.

Вновь Доджи ощутил, как гряда собственного ничтожества навалилась на плечи. И во всем этом внутреннем уничижении была только ее вина. Он из-под лба глядел на Гото, которая изучив назначения в карточке, теперь готовила у стола препараты и одновременно говорила с кем-то по телефону. Затем поглядев на часы, она и вовсе вышла из палаты.

Насколько стало легче дышать, когда эта женщина покинула больничное помещение. Хмуря брови, Ши глядел в окно на дорогу, где надеялся увидеть машину отца, которая припаркуется у обочины. Конечно, он знал, что не увидит ни машину, ни идущего в больницу отца, потому как окна его палаты выходят на тихую улочку, а не на центральный вход, но это не мешало ему с надеждой смотреть сквозь стекло. Отчего-то на душе было так мерзко, такое чувство глухой безысходности оплело сетью беснующийся разум, что Шикама невольно будто бы снова оказался заложником обстоятельств, которые нет возможности преодолеть, если не вмешается сила свыше. Он будто бы вернулся в палату реанимационного отделения, где он валялся в полузабытье почти все время, а стоило лишь ненадолго очнуться, как его начинала сжирать боль, и все это тянулось одним долгим, нескончаемым бредовым сном, напоминающим самое настоящее пекло, до момента спасительного забытья.

Когда Гото снова вошла в палату, Шикама непреднамеренно ощетинился. Он пристально смотрел на женщину, которая принесла ему из столовой стандартный завтрак и поставила поднос на столик.

- Завтракайте поскорее и приступим к лечению, - деловито сказала она и зачем-то снова удалилась из палаты.

Ши поглядел на поднос. Вид принесенной ему пищи не вызывал не то что желания съесть это, но даже смотреть без брезгливости было невыносимо. Вероятно, Рен чересчур разбаловал его едой из кафетерия, но, даже сознавая свою маленькую избалованность прежним сотрудником, Шикама не мог найти в себе силы, утолить голод. Уж слишком неприглядно выглядел этот разваренный рис и жидкая, кабачковая икра, светло-коричневого цвета, навевающая некоторые специфические ассоциации.

Минут через двадцать медсестра вернулась в палату и, поглядев на нетронутый поднос с едой на тумбочке, а затем на парня, полулежа устроившегося на подушке и в задумчивости, покусывающего костяшку указательного пальца, ничего не сказав, просто позвала первого попавшегося на глаза санитара в коридоре и попросила его отнести еду куда положено.

Следя за действиями женщины, готовящей инъекции, Ши ощущал, как в животе уныло стягивает внутренности. Со вчерашнего дня он, находясь в волнении и переживании за судьбу Рена и в ожидание родителя, практически ничего не ел и жалостливые нотки, воспроизводимые желудком, как сигнал о естественном требовании организма, время от времени давали о себе знать. О принесенной еде он помыслить не мог, да и не хотел, откровенно говоря, однако же глотнуть чего-нибудь горячего и успокаивающего ему бы сейчас не помешало, а посему он осмелился поинтересоваться:

- Я понимаю, это не положено, но я бы мог попросить вас принести мне стаканчик кофе? – осведомился Доджи и поспешил добавить с легкой полуулыбкой: - Ваш предшественник позволял себе это, тем самым избавляя меня от утренней головной боли.

- Вы правильно сказали, не положено, - сухо отрезала Гото и, взяв железный поднос с инструментами, прошла к его постели. – Давайте повернемся на бок. – С этими словами она не очень деликатно помогла Ши повернуться. - Если вас терзают головные боли по утрам, я могу принести вам соответствующие таблетки, - проговорила она.

- Спасибо, не нужно, - подложив руку под голову, бросил ей Шикама, слыша урчание собственного живота. Гото же на эти звуки не обратила внимания, продолжив исполнять свои функции со шприцом в руке.

Первая вонзившаяся в кожу игла и Ши показалось, что его обожгло пчелиным укусом. Он содрогнулся и болезненно шипя, закусил губу, стараясь заглушить стоны и не слыша в ответ банального человеческого сочувствия в виде фразы: «Потерпите немного».

«Как-то у Рена получалось аккуратнее», с горечью подумал он, хотя на самом деле Кита был менее опытен в сравнении с женщиной, чья практика в этой больнице насчитывала чуть больше десяти лет. Однако Доджи был уверен, что она делала это хуже чем фельдшер, уже даже потому, что в каждом ее жесте ощущалось холодное безразличие к нуждающемуся в ней человеку, в то время как Рен питал искреннее сочувствие и жалел своих пациентов так, как если бы они были ему по-настоящему близки.

Тяжелый, короткий вздох сожаления вырвался из глубины. Парень тешил себя лишь мыслью о том, что совсем скоро все закончится. Придет отец и все вернется на круги своя. Ним снова будет заниматься Рентаро, и он не будет ощущать себя скованно в присутствии чужого, безразличного к нему человека, машинально исполняющего свои обязанности.

Слыша за спиной удаляющиеся шаги женщины на перевес с использованными материалами, Доджи прикрыл глаза. Мерзкое чувство не покидало его, то ли от общей неблагоприятной обстановки, что образовалась в палате, то ли от того, что сводило в животе от голода. Он наверняка не знал. Однако нечто отравляющее его тело и сознание наполняло воздух, делая его тяжелым и сдавливающим.

Чтобы перетащить Шикаму в инвалидное кресло и отправить на процедуры, Гото, дабы не утруждать себя, позвала себе в помощь санитара, который охотно и без намека на деликатность в обращении с хрупким пациентом, переместил Ши с кровати в кресло. Все бы ничего, но у Доджи это отозвалось весьма негативным внутренним чувством. Если до этого о тяжести его состояния был осведомлен только Рентаро, то теперь их становилось уже трое. Три человека видящих его полную немощность и неспособность самому пересесть в кресло и обратно. А дальше, если отец не появится? Она каждый раз будет просить человека перенести его и таким образом Ши побывает в руках каждого члена медицинского коллектива? Не самая приятная перспектива, как ни крути, для человека чье самолюбие и без того потерпело серьезные ранения.

Лишь убежденность в том, что скоро все станет на свои места, тешила душу и заставляла не заострять внимание на ущемляющих гордость фактах.


Направляясь в кабинет, Ши буквально жил мыслью, что после того, как он вернется к себе в палату, его уже будет ожидать отец, который объяснит причину своей задержки и самое главное поговорит с руководством больницы. Внезапно Гото окликнула другая медсестра и, подойдя, что-то быстро заговорила. Ши было не интересно о чем они говорят, а посему он их не слушал. Однако когда Гото склонившись, обратилась к нему, он не смог проигнорировать ее слова.

- Вам сейчас в 27 кабинет. Я должна отлучиться, меня зовут. Доберетесь сами? – спросила она парня, который удивленно поглядел на нее через плечо. Нельзя сказать, что его как-то испугала эта перспектива, он прекрасно мог добраться до кабинета сам, однако Ши привык, что за ним неотъемлемо следует медбрат, который в некоторой степени ограждает его от назойливого внимания, ненужных перебранок с другими пациентами и очередей у кабинетов.

- Да, - тем не менее, спокойно бросил ей Ши и, отдав ему его карточку, та вместе с подругой удалилась.

В какой-то степени избавить себя от ее присутствия для Шикамы было не таким уж плохим вариантом, однако все равно это небрежное отношение действовало скверным образом. Она была далеко не тем парнем, который отдавал всего себя в работе с пациентом, боясь оставить его одного даже на секунду. У этой женщины было свое виденье отношений с больными. Они не представляли для нее важности, как человеческого существа, для нее они были всего лишь очередным безжизненным материалом, с которым нужно было немного поработать, прежде чем сдать вылепленную кое - как фигурку, и получить новую порцию глины для своей следующей работы.

Покинув первый кабинет, Ши огляделся по сторонам, однако даже едкого запаха духов этой женщины, пропитавшего всю палату, не было слышно. Видимо, она была настолько занята, что не смогла явиться к тому времени, как была окончена процедура ее подопечного. Собственно, для Доджи это было вполне ожидаемо. Не став дожидаться ее появления, он решил пойти дальше по списку. Свое расписание он знал не хуже фельдшера, а потому оставшиеся кабинеты спокойно посетил сам.

***



- Почему вы ничего не съели? – все же осведомилась Гото, когда ее взгляд упал на остывшую тарелку с супом.

- Не могу, - коротко ответил Шикама, полулежа на постели и опираясь на предплечье. Ей показалось, что этот парень выглядит довольно вызывающе для больного, хотя на самом деле весь его вызов олицетворял скорее внутреннее разочарование, нежели желание выставить себя. Ведь надежда, удерживающая его на протяжении нескольких часов, не оправдалась. Палата была пуста, когда он заехал в нее и на посту никто не сказал, что у него посетитель, когда он спросил не приходил ли кто.

- Что значит, не можете? – высокомерно подняла брови женщина.

- Я не могу. Извините, но мне в горло не лезет, эта ваша еда, - бросил на нее тяжелый взгляд Шикама.

- Всем лезет, а вам значит, не лезет? Императорские разносолы вам подавай, – в ее голосе ощущалась ироничность.

- Зачем же сразу разносолы. Достаточно обычной человеческой еды, - сдержано ответил Доджи, стараясь быть вежливым.

- И где вы хотите, чтобы я доставала вам эту, как вы выразились, человеческую еду? – изогнула бровь госпожа Гото.

- Да хотя бы здесь, в кафе на первом этаже. Деньги есть, - уголком губ попытался улыбнуться Шикама.

- Знаете, если я буду для каждого пациента бегать за тем, что ему нравится, у меня не останется времени на работу с вами. Ешьте, что положено и не морочьте мне голову, - сердито отозвалась медсестра.

- В таком случае, можете смело уносить это обратно, - со сталью во вроде бы вежливой интонации, произнес Доджи. – Я не голоден, - с этими словами он улегся на подушку и устремил хмурый взгляд на серое небо в вышине. Ощущение стало еще омерзительнее, чем прежде. Он был зол на всех, на Рена, который поступил так глупо и за это его выгнали, на отца, который не являлся уже второй день, на эту новую медсестру, которая вызывала в нем лишь неприязнь, даже на это унылое небо, навевающее меланхолию.

Где-то совсем рядом послышался шелест одежды, легкий стук ложки о поднос, когда она покачнулась из-за того, что поднос подняли, шаги, а потом дверь закрылась, но парень так и не обернулся поглядеть. Ему становилось плохо не только морально, но уже и физически – голова, болевшая с утра, теперь начинала кружиться, огнем жег желудок, от чего даже подташнивало, ужасная тяжесть разливалась в теле, точно его поразил яд. Гадкое и отвратительное чувство жрало поедом. Отраду он нашел во сне, в который с трудом сумел погрузиться.

Казалось времени прошло не так уж много, однако когда Ши открыл глаза, за окнами было уже темно, часы показывали пять вечера, а рядом на тумбочке стоял поднос со столовской пищей. Приподнявшись на локте, парень огляделся. Палата была пуста и, пожалуй, впервые он ощутил как по позвоночнику скользким холодком проползло одиночество. Однако тут же это глухое чувство притупилось, ибо комната, представшая перед глазами, поплыла. Ши опустился обратно на подушку и прижал руку к лицу. Легкая слабость и головокружение обвили его, точно чьи-то руки прижали к себе.

Какое отвратительное состояние. Оно навеяно физическим недомоганием, или же пониманием, что уже настал вечер, а к нему за весь день так никто и не пришел? Пожалуй, все вместе сплело этот удушающий саван, опутавший его с ног до головы.

- Рен, - с трудом повернувшись на бок, побледневшими губами едва уловимо прошептал Шикама. Это казалось бы безвинное и медленное движение спровоцировало тошнотворный ком, немедленно подступивший к горлу. Шикама чуть не подавился собственным дыханием, зажав рот и закашлявшись.

Мгновенно все мысли смешались в голове. Его выворачивало наизнанку, трясло. Он изо всех сил старался справиться с тем ужасным чувством, что уничтожало его внутренности. И вот снова внутри все протяжно стянуло, Шикама едва успел переклониться через край постели. Он не успел даже никого позвать, как его вывернуло на пол.

Закрыв глаза, судорожно дыша, он пытался подавить в себе остаточные позывы. Слабость настолько одолела его тело, что лежа на животе, он едва мог удержаться на руках, чтобы не сползти на пол. В итоге, он рухнул на подушку, тяжело дыша и невидяще глядя перед собой. Его все еще знобило, однако общее состояние медленно возвращалось к привычному.

«Черт, что это?», мысленно спросил он, закрывая глаза.

На подносе стоял стакан со сладким черным чаем. Собрав остатки сил, сознавая необходимость, Ши протянул дрожащую руку за емкостью. Приподнявшись он сделал несколько глотков остывшей за время его сна жидкости. Забить, чем угодно, как-нибудь, но забить этот отвратительный вкус во рту, иначе его снова вывернет, а этого он уже не перенесет.

Осушив полстакана, он отставил его обратно и прикрыл рот ладонью. Сладость полутеплого напитка вернула в его тело немного жизненной силы, позволив остаться в положении, в котором он полулежал, опираясь на предплечья.

- Что здесь случилось? – строгий голос госпожи Гото, прошелся по ушам Ши, как пенопласт по стеклу.

- Не знаю, мне вдруг стало плохо, - не глядя на нее, ответил Доджи слабым голосом.

- Почему вы никого не позвали? – ее возмущение в другой бы раз поразило Шикаму, однако когда у него было так мало сил, он не стал бросать колкое замечание этой женщине, что если бы она находилась в палате, как ей и положено, то ничего бы такого не случилось. Парень ограничился лишь короткой фразой.

- Я не успел.

Осудительно покачав головой, она позвала уборщицу, а затем задала Ши несколько вопросов касательно его теперешнего самочувствия. Тот ответил, что кроме головной боли и слабости в теле его ничего не беспокоит.

Пока в палате велась уборка, Гото списав все на пониженное кровяное давление, как оно и оказалось после измерения, дала Шикаме необходимые лекарства.

- Если впредь не желаете повторения этого инцидента, настоятельно рекомендую не отказываться от еды, - взявшись за края подноса, Гото обратила на парня надменный взгляд, но Шикама решительно покачал головой. Никак не отреагировав на его отказ, лишь пожав плечами, женщина, не утруждая себя дополнительными уговорами, сохраняя на лице безразличие, вынесла из палаты нетронутую пищу.

Остаток вечера прошел в относительном покое. Гото время от времени заходила в палату, что-то делала, брала и снова выходила, а Доджи, просыпаясь, все думал о сегодняшнем дне и об отце, который как он надеялся хоть завтра придет к нему и весь этот кошмар наяву прекратится, то снова засыпая, потому как все еще ощущал слабость и ломоту в теле, коротал унылые часы полного одиночества в собственных словах и мыслях.

Лишь к окончанию смены госпожи Гото, Шикама подвергся еще одной эмоциональной встряске, когда та заручившись помощью крепкого санитара исполнила свою последнюю на сегодняшний день обязанность.

Это купание Ши запомнил надолго. Мало того, что нелепое, неуклюжее обращение с ним этого верзилы, после которого у него осталось куча синяков от ударов о твердые борты ванной, так и само купание. Казалось будто перед ними не человек, а грязный мешок с картошкой, с которого нужно стряхнуть пыль и попытаться очистить грязь. Столько грубости, резкости и небрежности в движениях, что по окончании процедуры, парня буквально трясло изнутри. Все это отношение, как к скоту, было вовек не сравнить с тем трепетным обращением Рентаро, который относился к нему со всей доступной ему аккуратностью.

Кита слишком сильно изнежил его своим обращением и самое обычное поведение медперсонала, теперь казалось Ши невыносимо грубым и животным. Но несмотря на все это он оставался хладнокровно спокойным, лишь его потухший, хмурый взгляд выдавал его истинные чувства, да только никто не пытался их разглядеть. Гото и вызванный санитар были заняты исключительно своими обязанности, и их не волновало, как при их действиях чувствует себя пациент. Они выполняли свою работу не более, а в повседневную работу не входит жалость к пациенту. В контракте об этом ни слова, а значит нужно действовать по инструкции, не вдаваясь в сантименты.

Снова оказавшись в постели, Шикама предпочел развернуться к стене, чтобы не видеть острого лица этой женщины, которая сразу по окончании дел поторопилась покинуть палату. Он лежал в тишине, нарушаемой лишь слабой вибрацией длинной полоски неоновой лампы на стене. Нервы были сжаты в тугой узел. Ши сам не мог понять, что с ним происходит. Почему он так болезненно реагирует на всю эту смену обстановки.

Возможно, гложет несправедливость, разрывает неоправданное ожидание, сжирает чувство растоптанности от чужого безучастного обращения?

Много причин можно отыскать, порывшись в собственных чувствах, да только Шикама не хочет этого делать. Он просто лежит в постели и жаждет поскорее уснуть, но как на грех, он так перевозбужден, что сон не хочет приходить к нему.

Если вспомнить, что за день он не съел и крошки, то его состояние выглядит и вовсе скверным. Но как бы то ни было, а есть эту пищу, он не станет ни под каким предлогом, пусть хоть совсем загнется от голода.

- Ши? Ты спишь?

Доджи вздрогнул и обернулся через плечо. В палату тихонько притворив дверь, вошла девушка, чьи темно-русые волосы, лежали на плечах.

- Юки, - Ши привстал на локте.

- Извини, если разбудила. Рена нет, вот я и решила зайти к тебе, проведать, - она улыбнулась, присев на стул. – Целый день собиралась, но столько работы. Никак не выбраться, а сейчас мне всю ночь тут сидеть, дел не осталось.

- Он вам не звонил? – осведомился Ши.

Девушка, опустив глаза, отрицательно покачала головой. Доджи нахмурился. Он надеялся, что хотя бы через нее сможет узнать, как обстоит первый нерабочий день Рентаро, но и тут его постигла неудача.

- Я уверена в нем, он справится. Для него это конечно будет тяжело в первое время, но он не расклеется из-за такой ерунды, как увольнение. – Она вздохнула. – Даже если ему здесь очень нравилось. - Она подняла на Шикаму мягкий взгляд. – Главное, ты не накручивай себя. Рен не обрадуется, если ты здесь будешь переживать из-за него.

- Да я и не накручиваю, - пожал плечами Шикама.

- Вот и правильно, - улыбнулась Юки. – Кстати, как тебе госпожа Гото?

- Никак, - сухо отозвался Ши.

- Понятно. Я тут слышала, тебе стало плохо, - с долей озабоченности в интонации произнесла Юки.

- Пустяки, просто стошнило. Ничего особенного.

- Ты наверно съел что-то не то, - предположила девушка.

- Да вряд ли, - повел плечом Доджи и усмехнулся. – Признаться, я совсем ничего не ел. Потому грешить на еду беспочвенно.

- Как не ел? – вскинула брови Юки и не дожидаясь ответа встала со стула и быстро покинула палату. Через несколько минут она вернулась с пищевым контейнером в руке и стаканом горячего кофе и поставила все это перед Шикамой.

- Немедленно ешь! - приказала она и уселась обратно на стул. – Рен мне голову оторвет, когда придет и узнает, что в его отсутствие ты голодовку объявил.

- Да. Но я, - попытался возразить Доджи, но девушка прервала его.

- Ничего не хочу слушать! Немедленно бери и ешь, - не давая возможности отказаться, строго повторила она. – Я взяла себе на смену, но боюсь, переборщила с порцией, - резко сменив настрой, вдруг весело сказала она.

Кажется, только сейчас Ши понял, откуда у Рена взялась такая настойчивость. Видать перехватил ее у своей наставницы, когда был под ее началом. Первым делом Шикама выпил принесенный кофе, буквально одним глотком осушив стаканчик, после чего облегченно выдохнул.

- Если вам не трудно, - сковано поглядел он на девушку.

- Да, сколько угодно, - усмехнулась та и, встав, снова вышла из палаты.

- Спасибо, - сказал ей вслед Шикама, а затем потянулся за коробочкой со вкусно пахнущей едой.

Когда Юки вернулась с еще одним стаканчиком кофе в руке, Ши практически доел. Медсестра только поразилась тому, как быстро можно проглотить такую порцию, но вслух не высказала своего удивления. Только с улыбкой протянула парню испускающий пар стаканчик.

- На ночь не самый лучший напиток, но, полагаю, сегодня тебе можно, - усмехнулась девушка. – Ладно, как допьешь, оставишь на столике. Я потом заберу. А сейчас тебе нужно попытаться заснуть. Сон вещь целебная. Я пойду, а то напарница будет злиться, - с улыбкой сказала она, забрав у парня контейнер и направившись к выходу.

- Спасибо вам, Юки, - сказал он уходящей девушке, которая лишь улыбнулась в ответ, прежде чем исчезнуть за дверью.

Допив остатки кофе, ощущая как тепло расходится во всем теле и даже словно становится менее тревожно на душе, Шикама вдруг понял, что этот день был действительно тяжелым и изматывающим, а потому отставив стакан, он улегся в постель. Постепенно расслабленность завладела не только телом, но и разумом, который даже в последние минуты здравости наталкивал на мысли о угнетающих днях будущности, если отец не появится в ближайшие дни. Выносить госпожу Гото, которая не известно с какой целью поступила в медучилище, но уж явно не по велению доброй и сострадающей человечеству души, для Шикамы весьма нелегкая задача.