За линией Циклона

           Глава 1. Вацлав

      Я медленно шёл по сухой, выжженной земле, стараясь ступать как можно тише, чтобы не шуршать тёмной, почти чёрной, опавшей листвой. Я слышал, раньше она была золотистой… Руки держал перед собой, впиваясь пальцами в автомат до боли в костяшках. Прислушивался в надежде не услышать ничего, кроме едва уловимого шелеста ветра. Уже почти стемнело, но мой путь был хорошо виден в ярком свете луны, хотя, лучше б я шёл в кромешной темноте. У дороги в странных, до холода ужасающих позах лежали люди: дети, женщины, старики, мужчины – все с искаженными больше от страха, чем от боли лицами. Лицами, застывшими навеки. А вот и вороны… Уже выклёвывают круглый удивлённый глазик маленькой красивой девчонки. Ей было лет пять, когда её настигла скорая смерть. Бедный ребёнок. На её вывернутой ладони – синяя татуировка в виде волка на скале. Она была из «наших»… Такие татуировки на ладонях у каждого из нашего народа.
      Я отогнал ворон, с отвращением разглядывая изуродованное острым клювом личико. Её бы похоронить… Я отцепил от тёмно-синего кожаного ремня небольшой топор и, присев на корточки, потихоньку постучал им о землю. Не поддалась. Слишком промёрзла. Я с сожалением вздохнул, отворачиваясь от ребёнка. Сейчас так тихо, что если я начну бить топором по упрямой корке земли, меня тут же услышат. И тогда я лягу вместе с ними…
      На горизонте, примерно в том месте, куда я направлялся, вдруг вспыхнула и заискрилась маленькая точка. Вспыхнула почему-то красным светом. Я резко остановился и, закатав влажный от уличной сырости длинный рукав толстовки, взглянул на ладонь. Мой синий волк начал медленно разгораться голубым ярким светом. Неужели они решили открыто вступить в бой?! Начать порабощение поселений? А только ли порабощение?!
      Я побежал прямиком к алой точке, не думая ни о чём. Но ветер, ледяным хлыстом ударивший мне в лицо, остудил мой пыл, и в голове начала выстраиваться логическая цепочка. Вот я – в синей форме волков, с татуировкой на правой ладони, с топором, автоматом и парой затупленных ножей. Один-одинёшенек. И они. Можно подумать, не убьют меня сразу, как только увидят? Убьют. Но и не делать ничего, пока моих друзей и родителей убивают, я тоже не собираюсь! Представиться «красным»?
      Я вновь остановился, прислушался, внимательно оглядывая нескончаемые безжизненные тела в поисках красной формы. Неужели бедные «синие» люди не смогли убить ни одного красного? Я снова вгляделся в одежду мертвецов. Нет, они не убили ни одного. Я зажмурился, подавляя вопль отчаяния, покачал головой. И всё закончится вот так? Нас истребят до единого, да и всё? Нет уж, не позволю!

      Я зажмурился. Татуировка сильно запульсировала, способствуя неприятному жжению ладони. Я зашипел от боли и обиды, не останавливаясь, посмотрел на волка. Голубой свет начал тлеть, превращаясь в тонкую чернильную нить иссиня-чёрного цвета. Полный рисунок исчез, оставив лишь странную окантовку. Внутри же виднелась покрасневшая от чесания кожа.
      — Что за чёрт?! — я снова перешёл на бег, уже не думая о звуках. Моя деревенька была уже близко. Лесная дорога сменилась маленькими, но прочными домишками из кирпича и древесины, обнесёнными узорчатыми железными заборами и яблоневыми деревьями. Ещё какая-то парочка посёлков, и я буду у себя.

      Я застегнул молнию на толстовке до конца, полностью прикрывая шею и часть подбородка. В животе неприятно кололо от волнения, началась тошнота, а попытки успокоиться лишь усугубили моё состояние. Руки слегка подрагивали. Я боялся. Боялся, что всё уже разгромлено, и никого из моих близких больше нет в живых. Наверное, это самый обоснованный и самый огромный страх — за жизнь близких.

      — Константин! — резкий, хриплый, словно от простуды, голос раздался позади. Я быстро развернулся, направляя на говорящего свой автомат. Пожилой старик из красных. В тёмно-бордовой, почти чёрной вязаной кофте, в странных оранжевых брюках. Он стоял в скованной, нерешительной позе, неловко переминаясь с ноги на ногу, сопел носом. Я никогда не видел нерешительного красного... От неожиданности я даже опустил свой автомат. Да, глупая ошибка.
      — Костя... — снова произнёс старик. И теперь его больной голос показался мне знакомым. Но я никак не мог разглядеть его лица... Всё же. Откуда мне может быть знаком красный? Или он переоделся во вражескую одежду, чтобы спасти своих?

      Мужчина сделал шаг вперёд — ко мне, — и в лунном свете я наконец смог разглядеть его черты.
      — Отец! — тихо ответил я, дрожащей рукой опуская на землю автомат.
      — Сынок! Мы так ждали тебя! — его обычно строгий голос вдруг задрожал. Я, глупо улыбаясь, подошёл к нему, вглядываясь в родное до боли лицо. Он засмеялся, хлопая меня по спине. — Мать! Ма-ать! Иди сюда! Быстрее, ну же!

      Из небольшого каменного домика, обнесённого низким, но ухоженным деревянным забором вышла мама. В красном платье. Чёрные волосы убраны в пучок, перевязаны красной резинкой. Наверное, она навязалась с отцом... А может они создали целый отряд "агентов"? Чтобы под видом красных убивать их, так сказать, изнутри! Во мне невольно загорелась гордость. Пусть сейчас мы и проигрываем, наш дух не сломлен!
      — Костя! Родной! — мать бросилась ко мне, крепко прижимая меня к себе, я, смущенный, гладил её по седеющим волосам и улыбался. — Пойдём! Пойдём в дом! Ну же! Давай!

      Я вошёл внутрь, вдыхая домашний запах сырости и пирогов. В полутьме прошел в столовую, не переставая улыбаться. Как всё хорошо складывается!
      — Ещё один? — грубый мужской голос прервал мои сладкие рассуждения. Я остановился и обернулся. Передо мной в углу столовой, облокотившись о стенку, обклеенную обоями с мерзкими синими цветочками (почему-то сейчас они ассоциировались у меня со старостью и смертью...), стоял высокий мужчина лет сорока. Как говорится, в самом рассвете сил. Он с безразличием оглядывал меня, перебирая в руках выбившуюся нитку вязаного огненного свитера.
      — Это мой сын, — с гордостью произнёс отец. Мужчина в углу улыбнулся приятной, обворожительной улыбкой. Я невольно улыбнулся в ответ.
      — Ну, что ж, добро пожаловать! Добро пожаловать в ряды красных, так сказать! — он пожал мою руку. Я усмехнулся.
      — Сарказм засчитан! — пошутил я, кивнув. Мужчина удивлённо поднял брови.
      — Сарказм?
      — Ну... Про ряды красных, — медленно произнес я, косясь на родителей. Отец нахмурился, мать виновато улыбнулась.

      Может, я уже в их штабе, и теперь из-за меня вся операция едва не провалилась?!
      — Нет, простите. Я просто замёрз и... — я виновато опустил голову, пытаясь выкрутиться, и резко замолчал. Форма синих. На мне была форма синих! И этот мужчина из красных давно бы убил меня, увидев, что я синий. Но он не стал. Ему всё равно. Но и сарказма в его речи, судя по всему, не было.

      Я снова посмотрел на родителей, под удивлённым змеиным взглядом человека в углу подошёл к матери.

      — Ведь мы же теперь красные, да? — очень тихо, но приторно радостно уточнил я, делая акцент на слове "красные", чтобы мать поняла мой намёк. Я ожидал увидеть в её глазах хитрый блеск, но увидел лишь очередной виноватый взгляд. Я отшатнулся, прерывисто дыша.

      Он знал. Он знал, что мои родители из синих, и всё равно принял их! Неужели они теперь КРАСНЫЕ?! С каких это пор нас, синих, не убивают, а переманивают на свою сторону?

      — Вы предали своих?! Вы предали Волков?!! — я схватился за растрёпанные тёмные волосы, затем за лицо, не осознавая до конца жуткой ситуации.
      — Сын, послушай. Но ведь они правы. Ведь их законы, их принципы и ценности, всё это более верно, Константин! — отец строго взглянул на меня. Я не мог поверить. Красные всегда считались в нашей семье монстрами! И это оправданно — они убивают людей на каждом шагу! Детей убивают! У меня просто не было слов. Руки дрожали не то от злости, не то от обиды.
      — Сынок, успокойся. Вацлав спас нас от верной гибели! Здесь нам всем будет лучше! Почти вся наша деревня пошла за ним! Непокорных убили! И... И правильно сделали... — добавила мать. У меня от её слов аж дыхание сбилось. Я, как рыба, хватал воздух ртом, поражаясь сути высказывания собственной матери.
      — Не... Н-нет. Нет! — я замотал головой, ошарашенно оглядывая всех троих, стоящих в столовой. Чисто машинально потянулся рукой к топору на поясе.
      — Константин, что ты делаешь?! Нет! — взвизгнула мать, а я уже развернулся и занёс руку с топориком над головой Вацлава. Но не успел. Острая боль пронзила мою голову — словно о железку с разбегу ударился. В глазах потемнело, я выронил из рук своё оружие. Затем последовал второй удар. Настолько сильный, что я осел на пол. Теперь дрожало всё тело — на этот раз от боли. Я через силу попытался встать, но ударился лбом об угол стола. Третий удар добил меня полностью, и я отключился.