В лесу родилась елочка, в лесу она росла

Поздний декабрь. Заснеженный лес. Вечереет. В воздухе пахнет сыростью. Посреди поляны растет ель. Судя по толщине ствола — уже не молоденькая.

Ель (чихая, сама с собой): Туды ж твою в качель! Еще не хватало простыть в такую скверную погоду! Под ногами — сплошная сырость! А у меня, как на грех, ревматизм. Вон давеча хотела утром пару наклонов сделать — скрипела так, что белки бросились врассыпную.(Замечает Зайца).
Заяц (чихая): Привет, Елка! Погода какая мерзкая, скажи? (Ежится). Кстати, не знаешь, у кого можно до получки деньжат перехватить? Я тут одним важным людям должен, грозились, если до нового года не расплачусь, уши мне оборвать. Шутили, конечно, не звери же, но как-то боязно.
Ель (отряхиваясь): Сам-то себя слышишь? «Деньжат, получка, не звери». Опять на какой-нибудь дряни сидишь? Мало тебе было прошлого раза, когда с тебя какие-то живодеры едва шкуру живьем не содрали, пока ты в отключке был? А тоже скакал тогда, прыгал, орал что-то невразумительное, дескать, важные люди приезжали, обещали тебя в цирк Дю Солей по контракту взять. Я еще тогда тебе, дураку, говорила — завязывай с дурью. А хочешь и дальше продолжать хвастаться — географию учи. Ты хоть знаешь, где этот Дю Солей, дурень? В Канаде. А где Канада, знаешь?
Заяц (нервно): Вот заладила — Дю Солей, Канада. Ну, а ежели и не знаю? Что я после этого? Права не имею по контракту работать? А кто мне запретит? А по поводу дури, так это не критично. Захочу  - брошу. Только пока не хочу. Меня эта дурь спасает от онтологического неприятия действительности. Мне в последнее время все чаще кажется, что в прошлой жизни я не был зайцем. Можешь мне не верить, но у меня иногда по ночам фантомные боли бывают, вот здесь (показывает лапой на мордочку), в районе переносицы. Думаю, что до реинкарнации я был индийским слоном.
Ель (насмешливо): А где эта Индия показать сможешь?
Заяц (отмахиваясь от нее): Я и ошибиться могу. Но думаю...(замирает на секунду, показывает лапой в противоположную сторону), что она где-то там.
Ель (качая макушкой): Весь в отца. Папаша твой тоже был тот еще мечтатель. Тоже все байки про себя травил. Помню, просыпаюсь как-то поутру, а вокруг меня телевизионщики своими камерами стрекочут. А это твой папаша, покойничек, объявил себя последним выжившим зайцем из спасательной операции Деда Мазая. Дескать, все спасенные зайцы у деда на тушонку пошли, а ему, самому прыткому, папаше твоему, удалось вырваться. Вот тут (показывает на соседний пенек) сидел, лапами себя по груди бил, мол, хочет развенчать заслуги того воспетого маскультом крепостного крестьянина перед целевой аудиторией. Зоозащитники его тогда с макушки до пят облизали, одна выжившая из ума старушка даже пенсию свою ему отписала, правда, потом прибегала пару раз с нотариусом, голосила на весь лес, что поддалась всеобщей истерии, а теперь даже волокардину не на что купить. Весе опушки они тогда с тем лысоватым евреем в очках исползали, только папаша твой к сезонной линьке посерел, не узнала она его. Словом, повезло.
Заяц (с грустью): Мы на ту старушкину пенсию тогда всей семьей жили...славное было время. А потом батю, мать рассказывала, грузовик задавил. Он, дескать, пьяный на дорогу выскочил, а тут — грузовик!..Под колесами погиб.
Ель (насмешливо): Ты больше мамашу свою полоумную слушай! «Грузовик»! Под мотоцикл он попал. Абсолютно трезвый. Дури вашей накурился и айда местной братве показывать, какой он ловкий! Дескать, даже между колесами близко идущего транспорта может проскочить!..Не проскочил. Сама видала. Мне отсюда, с поляны, дорогу хорошо видно. Мотоциклист тогда побелел весь. Папашу твоего с колеса сковырнул и давай его трясти, будто мертвого зайца тряской оживить можно. А когда понял, что труба дело, бросил его в коляску под брезент и был таков. Мать твоя потом прибегала, я ей все в подробностях рассказывала. Она еще горевала, как теперь старушкину пенсию будет получать — на кого ее переводить? Брак-то не зарегистрированный.
Заяц (с удивлением): Да ладно? То есть ты хочешь сказать, что они нас, двадцать пять душ, в грехе нарожали?
Ель: Не будь занудой. В чем тут грех? У нас половина леса в таком грехе живет. Думаешь, медведь лучше? Третья жена. И все без регистрации.
(На поляне появляется Медведь).
Медведь (потягиваясь): Доброго всем вечерочка. Буквально вчера лапы медом намазал, хотел было в спячку залечь, но сырость просто катастрофическая! Заломать бы к чертям этих синоптиков!
Ель (кивая в знак согласия макушкой): Согласна, Михайло Потапыч, самое время. У меня на почве этой сырости ужасный ревматизм. Суставы скрипят как несмазанные.
(Медведь, заметив под Елью Зайца): Опаньки! И этот дурилка косошарый здесь! Что ты тут топчешься, косой? Где твоя неформальная группа?
Заяц (с вызовом): Смотря кого вы считаете неформалами, дядя. Если способность смело излагать свои мысли, то да, мы такие. И лично я этим горжусь.
Медведь - Ели (со смехом): Ты только посмотри, Иванна, на этого вислоухого идиота! Как только в сельском клубе появился телевизор, эта шантрапа ни одного ток-шоу не пропускает! Прилипнут снаружи к окнам и часами на них висят, как на крючках. В головах — жутчайший кавардак! Я как-то пытался от скуки поговорить с ними за жизнь, так они мне, мол, а не пора ли вам власть отдать, Михайло Потапыч. Дескать, посидели на троне и — будя. Даже лексика, ядрен батон, не нашенская. Какой, скажи на милость, в лесу трон? Если бы я только захотел, я бы всех их по-одиночке передушил. Только что толку с шантрапой связываться? Войти в историю как Михаил-душитель? Вот сраму-то будет на старости лет...
Заяц (встав в позу): Провокация все это, дядя. Ложь и провокация.
Медведь: Так какая же это провокация, босяк? Не ты ли мне давеча с дружками своими отмороженными угрожал, мол, отдай-ка нам власть, дядя, потому что неровен час..! (Поворачивается к Ели). Тут я не выдержал и уши одному такому дерзкому оборвал!..А потом мамаша его истеричная ко мне приходит, в ноги падает, мол, прости, Михайло Потапыч, моего дурака, как дури накурится, так телевизор ему подавай! Я вот что думаю, Иванна, может нам клуб этот сжечь? А что? Сгорит этот рассадник крамолы вместе с телевизором! Меньше смуты в лесу будет. Деревенские его все равно не смотрят — в картишки играют да горькую пьют. А наше дурачье всю эту грязную политику сызмальства впитывает, а потом уважаемым людям дерзит! (Грозит зайцу кулаком).
Ель (покачиваясь от ветра): Так что ты хотел, Михайло Потапыч, новое время — новые песни.
Медведь (горько усмехаясь) : Так разве ж это песни, Иванна? Ты, кстати, песни их слушала? Это ж ужас что такое! Ладно бы иностранщину слушали — она таким вот, необразованным, в самый раз! Леший знает, о чем там поют. Так нет! Позаписывают у деревенских за ведро краденого торфа отечественной бредятины и врубают потом на весь лес. А там, Иванна, скажу я тебе — одна пошлость. Откуда ума прибавится? Одна пьянка в голове. Пьянка, похабщина и дурь. (Присаживается на пенек. На поляне появляется Лиса).
Лиса (кутаясь в драный ватник): Добрый вечер всем, с кем не виделась. Ночка вчера выдалась, скажу я вам, как в шпионском кино. Едва ноги от деревенских унесла. Как с цепи сорвались! Вместе со своими собаками. Гнали меня аккурат до опушки! До твоей, Михайло Потапыч, берлоги. Я еще думала, постучусь-ка я к соседу, схорониться, авось не прогонит.
Медведь (удовлетворенно): Так и постучалась бы, кума, чего застеснялась. Чай, не прогнали бы. Мы с хозяйкой вчера улей вскрыли с остатками меда, к спячке готовились. Да так и не заснули. Так что посидели бы втроем, чайку попили.
Заяц (из-под Ели): Ага, по-соседки посидели бы. Рассказывай! Весь лес знает, что ты, дядя, в отсутствие хозяйки с соседкой этой спишь. То-то она и обнаглела! Залезла вчера в курятник самого колхозного председателя! А он еще на прошлой неделе грозился за подобные набеги ей ноги с мясом поотрывать. Сам слышал!
Лиса (нагибаясь под Ель): Ой, кто это у нас здесь, такой невзрачненький и пришибленный, голос подал? Так и есть — косой! Сушняк тебя, зайка, не мучает? Давеча видала твою безумную мамашу, жаловалась мне, что никак не может с вами, чертовым отродьем, совладать! Дескать, вы бабушкин старинный комод распилили и по-дешевке деревенским на дрова продали. Что, дитятко криминальное, на отраву не хватало?
Заяц (трясясь от холода): А не ваше дело, Патрикеевна. Вы в нашу семью не лезьте! Если уж о криминале речь зашла, то вас уже давно нужно было бы осудить за воровство. Всех кур в деревне из курятников умыкнули и передушили. Даже ватник, который на вас, и тот краденый. В нем колхозный сторож Митяй ходил. По вам давно уже тюряга плачет, а медведь вас прикрывает.
Медведь (вставая с пенька): Дайте я ему сейчас кулачищем между глаз засажу! Из него и душа вон! Это виданное ли дело, чтобы заяц в лесу самому медведю угрожал! По факту — радикальная деформация пищевой цепочки! (Бросается к Ели, под которой сидит Заяц).
Ель (закрывая косого): Полно Вам, Михайло Потапыч! Молод он еще, несмышлен. Агитации колхозной нахватался, вот и блажит. Плюс дурное воспитание. Вы бы не кидались зря, а вошли в положение. В нашем лесу для молодежи — никаких условий. А у них, между прочим, многодетная семья. Мать, бедняжка, одна с ними бьется, да только что толку. Вот если бы вы выделили пару звериных ресурсов и организовали для подростков секцию какую-нибудь или кружок, к вам бы весь лес на поклон пришел. А так, пока нет ничего, и до организованного бунта недалеко.
Медведь (возвращаясь на пенек): Где я тебе ресурсы возьму, Иванна? Мне, даже если очень сильно напрячься, выделить некого. Не самому же идти гантели с ними тягать. Волк — и тот спился. Видел его на днях, отощал как скелет — даже шкуры уже на нем не сыскать. Одни кости. И потом...а мы-то сами как росли? С нами никто не носился! Родили и — слава богу.
(На поляне появляется Волк. На нем - валенки с заплатками).
Волк (поеживаясь): Огоньком не угостите? Спички так отсырели, что только к утру подсохнут. Я их в валенках спрятал.
Заяц (из-под Ели): Случаем, не Митяя, сторожа, валенки? Вы что же — и его порешили? Напару с Лисой? На ней — его ватник.
Волк (нагибаясь): Кто-то пищит или мне показалось? Это у кого здесь голова так болит, что с плеч долой просится, а?
Лиса: Я уже предлагала его к папаше его полоумному на ПМЖ отправить, так не дают. Заступнички имеются. Намекают на его тяжелую судьбу (смотрит на Ель).
Волк (присаживаясь прямо на снег): А у кого из нас она легкая? С удовольствием бы такие истории послушал. У меня вон с рождения печенка барахлит, и ничего, живу, жизни радуюсь. Вчера, к примеру, наливочкой смородиновой разжился. Бабу одну одинокую на окраине села уговорил. Вошла в мое бедственное положение, что сирота я и семьи нет, налила мне фляжечку с собой. Аж два ковша!
Заяц (насмешливо): Ну, и где теперь эта баба? На сеновале лежит? С рваным горлом?
Волк (пытаясь вскочить, поскальзываясь): И все-таки дайте мне его задушить! За неуважение к старшим!
Медведь: Бесполезно все это. Задушишь этого — завтра придут другие. Ты считал, сколько их в нашем лесу? Я как-то пытался перепись провести, только ничего из моей затеи не вышло: они же все, эти косошарые, на одно лицо. Документы у большинства просрочены. Пойди разбери, считал ты уже его или нет. А врут — все складно. Кто бы только знал, как тяжело руководить такой публикой.
Заяц (тоненько): Так отдайте власть!
Медведь: Нет, вы слыхали, а? Власть им отдай! Вам даже на день ее отдавать нельзя! Это вам не школьный день самоуправления. Я как-то наблюдал такой в деревенской школе, когда сопляки ею управляли. Всю доску лозунгами измазали, на партах попрыгали, накурились до рвоты, а потом на заднем дворе классные журналы и дневники жгли. Ну, уж нет! Дудки!
Ель (приподнимая нижние ветки, за которыми сидит Заяц): А зачем вам власть, косой? Помню, папаша твой тоже все в начальники рвался. Я его пожурила, сдуру, дескать, какой из тебя начальник! С двумя-то классами! А он мне в отместку ствол ночью погрыз, да так погрыз, что я от боли дышать не могла. Хорошо, лыжники его тогда отогнали!
Лиса: А что делали лыжники ночью в лесу?
Ель: У костра сидели, песни под гитару пели. Целовались даже. Вот как целоваться в мою сторону пошли, так и папашу этого раздолбая отогнали! Помню, девушка взвизгнула от испуга, когда тот стрекача дал. Просила своего парня косого догнать. Ну, не дура ли!
Лиса: Надо было догнать и убить.
Ель: Так уж и убить. За что? За то, что ствол мне слегка обглодал? Так это что! Деревенские жаловались, что эта заячья банда, в которую его папаша входил, изгороди насквозь прогрызала. Все стремилась в подпол к добрым людям залезть, коренья сожрать. А что делать им прикажешь? Работы нет. Развлечений нет. Одна пьянка да экстрим. Из поколения в поколение. Кто-то тунеядцем становится, кто-то душегубом.
Волк: Не в мой ли огород камушек, а, Иванна? Вот ты из себя тут все Мать Терезу строишь, а лучше объяснила бы нам, падшим душам, где ты, такая умная, видала диких хищников, чтобы тявкали при виде своих жертв дружелюбно, как комнатные собаки? По хорошему, мне бы сейчас ветки твои поднять да этого прощелыгу задушить. Лиса подтвердит. Она, какой никакой, тоже хищник.
Лиса (запахиваясь в ватник): Да что ты ей объясняешь! Дерево - оно и есть дерево. Гордится тем, что из него книги печатают, да только лично я впервые слышу, чтобы из елок буквари получались! У них же смола! Зато гонору — мама не горюй!
Медведь (вставая): Все, ша! Иванну не трогайте! Она в нашем убогом ельнике — культорг. Вы и сами еще щенками были, а в Новый год под Иванной свои подарки искали — кто куриное крыло, кто косточку. Зайца, если мне не изменяет память, самого под Иванной нашли. Вместе с пятью братьями и сестрами и изможденной от родов матерью. Так что Иванна для него — крестная.
Зяц (выползая из-под Ели): Нифига себе! Это что ж такое получается...что мы с Елкой — родственники?
Медведь: Фигурально, да. Она обеспечивает твой покой. Если б не она и не мое к ней уважение, искали бы твою шкуру на каком-нибудь заборе, аккуратно натянутую. И был бы ты на будущий год детской шапкой. Вот как ты меня, косошарый, достал!
Заяц (все ще находясь под впечатлением от новости): Так выходит, что ты мне, Иванна, и денег можешь дать? Не одолжить, как чужому, а просто так...дать?
Ель (усмехаясь): Откуда у меня деньги, дурачок, я же с места уже лет сто не схожу!
Медведь — Зайцу: Она баба умная. Пусть она тебе лучше мозгов одолжит, иначе ты до старости здесь не доживешь! Уйдешь вслед за папашей. Еще раз твою косую морду на митинге, стихийно организованном, увижу, в подпол в сельсовете упрячу, как в тюрьму. Разворочу к чертям этот подпол, пару-тройку мелких чиновников заломаю, но тебя — на цепь посажу. Чтобы знал, каково это — против системы идти. Не тобой налажено, не тебе и разрушать. Правильно я говорю, товарищи?
(Волк с Лисой утвердительно качают головами).
Медведь — Лисе (шепотом): А ты, Патрикеевна, вечерком ко мне в берлогу зайди, потолкуем. Есть несколько организационных вопросов.
Заяц (высовываясь из-под Ели): А я все слышал! Все твоей жене расскажу! Что ты под предлогом впадания в спячку баб домой водишь! Используешь, так сказать, служебное положение. И как используешь! И Ель - свидетель. Правда, крестная?
Ель (вздыхая, закрываясь ветками): Где он там, этот «на дровнях мужичок»? Чтоб один раз топором взмахнул и — вуаля!Хочу напоследок прийти нарядной на детский праздник. Постоять в тепле. Посверкать шарами. Послушать стишки. И, когда все будет кончено, задавиться на бусах!
Заяц (будто не слыша): И почему мне мать не говорила, что у нас в лесу родня есть? Я бы и побираться перестал, и один бычок на двоих курить...Интересно, а батя в курсе был?
(Беззвучно шевелит губами. Опускается ночь).