Надлом. Часть 2. Глава 31

Сашко.

Сашко сидел на досточке, приделанной к передку тачки. Сзади громыхала пустая железная бочка, привязанная проволокой. Поверх бочки была накинута рогожка с молочными подтеками, плотно закрытая деревянной крышкой. Вся эта атрибуция называлась обратовоз. Задача деда была простой - запрячь на конюшне лошадь в тачку и довезти это нехитрое приспособление до молоканки, где сепарируют в обед молоко.  Возил Сашко обрат в телятник. Ведро, подвешенное на длинную палку с крючком на конце, которым черпали обрат, лежало в корыте, в которое из шланга сливались остатки обрата. У дворика, как по расписанию, собирался мелкий скот с хуторских подворий в ожидании, когда в открытую щель ворот можно проскользнуть к заветному корыту. Часто кто-нибудь из женщин нарочно оставлял ворота без задвижки, подливая обрат в корыто. Докажи потом, что скот не сам открыл створку.

Спуститься с крутой горы к молоканке для Сашко было самым трудным испытанием. Хоть привязывай  себя к тачке, как бочку, которую, как не вяжи, она так и пыталась боднуть его в спину и спихнуть с облучка. Преодолев опасный спуск, Сашко подъехал к молоканке.
- Опять опоздал, - вздохнул возница.
Открыв ворота настежь, он хворостиной выгнал скотину. Взяв под уздцы коня, сдал назад тачку ближе к чану с обратом. И только стал вытаскивать ведро с обратом, как оно соскочило  с крючка и улетело в молочную пену.
- Едрена твою ти, - ругнулся дед Сашко, - сорвалось.
Он начал ловить ведро палкой, не подозревая об опасности. Сзади подошла большая свинья Машка. Обнюхав безрукавку дедка, которая пропиталась молочным запахом, поддела его под зад в тот самый момент, когда Сашко наклонился, чтобы перехватить рукой ведро.

Телятницы, не дождавшись обрата, взяли ведра и пошли к молоканке, ругая Сашко, что опять задремал на конюшне.
- Вертайтесь назад, сейчас Сашко привезет обрат, - сказала Нинка, увидев обратовоз.
- Пойдемте, бабы, ведра наберем, обрат лишним не будет, - сказала Валентина.
- Глядите-ка,  баба Шура с горы бежит, катится как колобок.
- Опять Сашко трешку замылил.
- Держись, дедок! Счас Шура  тебя общупает, как курицу.

Издалека они увидели, как в чан полетел чей-то теленок.
- Волька, твой, наверно. Распустили хуторские домашний скот, совесть потеряли.
- Мы че виноваты, что ли? Утресь на поскотину выгнала всех.
- Бежим скорей, бабы, вытаскивать надо. Толю позовите.
- Кого вытаскивать?
- Теленок Волькин в чан упал, с утра видела, стоял у дворика.
- Как упал, ворота целый день были закрыты.
- Как? Как? Запустила Волька сама, наверно!
- А че это бычок в чеботах, - заглянув в бочку, удивилась Волька.
- Опять пацаны шкодили, чеботы теленку одели, тот с перепуга и сиганул в чан.

Прибежала запыхавшаяся Шура. Схватив с тачки хворостину, огляделась вокруг.
- И где он спрятался, сучок трухлявый?
- Тебя увидел, и сбежал, наверно. Идти за скотником надо, опять чей-то теленок в чан свалился.
- Во! Довела Шура деда, что утопиться решил, - заглянув в чан, сказал скотник.
Шура заглянула в чан. В осевшей пене лежал Сашко. Глаза его были закрыты, руки сложены на груди.
- Ой, дур-р-ра я, дур-р-ра ненабитая, за трешку пригрозила прибить,  -
запричитала Шура. - Родненький ты мой, зачем меня покинул? На кого оставил? Вспомни, как мы с тобой убегом от всех поженились, как  любил и ласкал меня. Как родился  наш первенец. Ты все еще говорил, что похож на сморщенного старичка. Лежишь, родненький, со святым ликом, как младенец.

Сашко лежал в молочной ванне лицом к верху. Оседая, теплая  пена облепила лицо деда, как белое облако, которое он увидел, открыв глаза. Мысли путались в его голове:  «Почему я сразу попал на небо, в подземном же царстве тьма? Почему облака молоком пахнут? - слизнув теплую жидкость с губ, Сашко закрыл глаза и сложил руки на груди. -  Это я в раю, наверное. А что тут моей старухе делать? Ишь, ты, причитает, причитает-то как складно! Душа в душу прожили! Как же! Оманщица! Ни разу она не обманула!  Куда не спрячь трешку, вытащит и божится, что в глаза не видала. Еще и свадьбу вспоминает, как женились! Выдумала-то че: первую ночь на сеновале ночевать.  Романтика! А я потом три дня чесал задницу, комары сгрызли. Зовет меня, зовет! Вертайся домой родимый! Не выйдет! В рай один раз попадаешь!».

Сашко открыл глаза и тихо промолвил?
- Старуха, я живой?
- Живо-о-ой! - продолжала причитать Шура.
А когда поняла, что Сашко притворяется, запричитала во весь голос:
- Да чтоб тебе до конца дней своих пить один обрат! Да чтоб тебе не видеть никого, акромя бочки с обратом!
Скотник Толя, длинный и тощий, как жердь, перегнувшись, вытащил деда из чана. Сашко  сползая по чану, завалился бочком на землю.
- Дед, ты того, гляди не помирай, сейчас фершал  придет.
Ветеринар глянул на деда. Белые хлопья пены облепили брови, ресницы и седые редкие волосенки на голове.
- Ну, чем не святой угодник? - потормошил скотник неподвижное тело Сашко. - Надо за Петровной ехать, чтоб справку написала о смерти.

Шура, поняв, что Сашко не притворяется,  кинулась к нему, обняла мокрого, как куренка мужа. Она, молча, сидела, прислонившись к бочке, крепко прижимая к себе  Сашко. По лицу текли слезы, Людмилы Петровны все не было. Телятницы, набрав ведра, ушли. Толя, наполнив бочку, увез обрат в телятник. Телята и свиньи, деревенские нахлебники, разбрелись не солоно хлебавши. Вокруг все стихло.
Сашко открыл глаза, тихо спросил?
- Старуха, я живой?
Прижимая худенькое тело мужа, раскачиваясь из стороны в сторону, Шура приглаживая три мокрые волосинки на голове Сашко, приговаривала:
- Живой! Живой!

Людмилу Петровну привез Митрий.  Осмотрев утопленника, она не нашла никаких признаков для госпитализации.
- Отвези меня, Иванович, до Устина, третий день хворает, - попросила она.
- Садись, Петровна, по пути нам. Поеду встречать дочек с автобуса, идут уже пешком, наверное.

Продолжение: http://www.proza.ru/2019/01/03/387