Боги. Поступки и последствия

Алистер сидел в полупустой комнате друга, на задрипанном ковре, и пускал под потолок струи дыма. В комнате было дико душно, но встать и открыть окно ему было лень, а сам хозяин комнаты сейчас валялся на кровати, состоящей из двух накиданных друг на друга матрасов, и дико корчился в ломке.

Вообще, он сюда и пришел из-за того, что точно знал, что Артура будет ломать: тот не кололся уже почти неделю. Он специально приобрел грамм, расплавил и даже уже укололся и приторчал, только вот от своей дозы Артур гордо отказался. Ну, как — гордо… Он стонал, как портовая шлюха, скулил в подушку, но шприц так и не взял. Алистер охренел от этого: Артур еще никогда не отказывался от дозы. Более того, он только с ним делил иглу, а тут нет — и все. Но вскоре он приторчал и на время забил.

Когда его сознание вернулось к нему, он прикурил и просто вслушивался в звуки мучений друга, пытаясь как-то логически дойти до того, почему его друг, имея возможность сбросить все болезненные симптомы, отказывался и продолжал мучиться. Выходило паршиво.

— Арти, — протянул он, затушивая окурок об линолеум, — может, всё же поправишься чуть-чуть? На тебя страшно смотреть.

Алистер глянул на друга — тот только отрицательно дёрнул головой.

— Черт! — выругался он и схватился за свои рыжие волосы. — Черт, Керкленд, какой же ты мудак! Вечно от тебя всякое дерьмо. Какого черта ты вообще вытворяешь? — не выдержал он, но, услышав в ответ пару глухих всхлипов, быстро остыл и, перевернувшись, сел на колени, после чего с сожалением погладил Артура по боку.

— Прости, прости, пожалуйста! — он чувствовал себя и злым и раздражённым одновременно. Он его иногда не понимал. Артур, его двоюродный брат и лучший друг на протяжении долгих лет, иногда мог выкинуть такое, что Алистеру казалось, будто они были знакомы не с трех лет, а три дня. — Я не хотел тебя ещё больше ранить.

Алистер положил руку на макушку и провёл по волосам, на ладони осталась пара прядок.

— Арти, за что же ты так со мной? — вздохнул он — И с собой.

Артур немного ожил и перевернулся с бока на спину, смотря осоловевшими глазами, полными слез. Тогда он сказал:

— Я видел бога.

Алистер завис, а после еле выдавил:

— Что? Тебя так трипануло?

— Нет, — Артур облизнул искусанные губы. — Я его видел. Перед собой.

— Мужика в набедренной повязке и терновом веночке? Или одноглазого Одина? Ты про кого вообще?

— Тебе все шуточки, — Артур дернулся в судороге.

— Продолжай, — Алистер положил руку на плечо Артура, давая понять, что он будет слушать.

— Это был точно бог, никак иначе, — Артуру было тяжело дышать, он то и дело облизывал губы. — Я был под кайфом, но это был не глюк, понимаешь? Точно. Я мог до него дотронуться.

Речь была отрывистой, Алистеру пришлось напрячь все извилины, которые ещё не съела наркота, чтобы хоть немного усвоить сказанное.

— Понимаешь. Я плохо помню, но отчётливо. Отрывки. Они как полузабытый сон, когда ширяешься на ночь. Был дождь, как сейчас. Ох, чёрт, голова раскалывается … — Артур вцепился в голову, а от неё волна болезненных ощущений прошла по всему телу, словно разносилась с кровью ко всем капиллярам. Он глубоко вздохнул, выдохнул и продолжил: — Тогда был дождь, а я решил упороться на улице… О-ох. Так глупо вышло. Ты же знаешь, как я не люблю это делать вне дома, верно? — Артур перевел взгляд на Алистера. Его зеленые глаза стали совсем красными, разорвавшиеся капилляры делали его похожим на демона из старых фильмов ужасов, а характерные мешки под глазами, делали всё ещё хуже. — Знаешь, ты все знаешь. А тут так далеко ушел, а ломало сильно. Решил — зайду в проулок и по-быстрому уколюсь. М-м-м, — Артура выгнуло дугой.

Алистер прикурил сигарету и протянул её Артуру, а сам отошёл и открыл окно, впуская промозглый воздух и наполняя комнату чёткими звуками дождя. Он взглянул на дом напротив; почти все спали, было далеко за полночь. Обернувшись, он увидел курящего Артура. Свежий воздух и никотин дали временное успокоение, и он продолжил, пока его хоть немного отпустило:

— Я присел возле чёрного выхода какой-то забегаловки и укололся. Знаешь, мне так холодно было: ноги подкашивались, и ещё дождь… но после укола стало лучше, а после я увидел его.
Это был бог, настоящий. Без терновника или тюрбана. Он был живым. Ох, помнишь, как бабушка рассказывала, что бог — отец, а мы все — его дети?
Я уверен, что видел творца. Это был настоящий отец человечества. Помнишь, как дядя и папа разозлились, когда мы признались, что би? Когда они узнали, что мы на игле? Помнишь, я знаю, у тебя до сих пор шрам на локте от дяди, но он не злился. Он даже не отвернулся, он не смотрел с презрением или отвращением, — Артур прикурил и выдохнул дым, мысли сильно путались. — Я видел прощение. Не такое, как у нас, у обычных людей. Когда разбил телефон или на ногу наступил. Настоящее и полное, — он снова затянулся и на сей раз глубже. — Знаешь, я уверен, что в этом человеке живёт бог. Знаешь, у него аметистовые глаза. Знаешь, как та сирень! За школой. Эти огромные кусты. Мы там часто курили и тренировались целоваться?

Алистер кивнул, вспоминая густой запах сиреневых цветков.

— Он не говорил ничего. Он не начал отчитывать и не стал проявлять лживую заботу, советуя бросить, он даже не поинтересовался, отчего я этим занимаюсь. Он сидел рядом и держал надо мной зонтик. От него пахло теплом и корицей. Понимаешь?
Знаешь, я не помню его лица. Только глаза.
Но я верю, что это был бог. Отец. Он простил мне слабость. Он показал мне, что не всё настолько грязно, и люди… есть еще надежда, вера, — он затянулся и выдохнул, — и любовь. Они есть. Мы просто не видим. Мы сами отгородили себя стенами и не хотим видеть ничего. Но он — бог, и он с нами, он без повязок и тюрбанов, он не носит венок из терновника, у него две руки, а не десять. У бога глаза как сирень.

Артур затушил об комод рядом сигарету и повернулся на правый бок, в новой судороге. А Алистер пытался переварить всё сказанное. Боги, глаза, дети, прощение. Всё это было похоже на бред и отчасти им и являлось. Но этот бред пронимал до костей сильнее, чем доза.

— Эй, — позвал его Артур, — знаешь, почему я ничего не принимаю? Я хочу в следующий раз увидеть бога трезвым взглядом, — Артур улыбнулся по-особому, как-то вымученно и тепло. Алистер на своем веку вообще не помнил такой улыбки.

Ему сейчас казалось, что начинается что-то большое и ничтожное одновременно. Возможно, Артур переломается и начнёт с начала или сорвётся, и всё будет по новой. Возможно, он найдет того человека, которого принял за бога, и у них будет общее будущее, а возможно, и не увидит его вовсе.

Но что-то будет. Будет обязательно.

— Брат, пожалуйста, ох, — Артур зашелся в новой судороге, по подбородку потекла струйка вязкой слюны. — Я хочу спать. Пожалуйста, не уходи. Меня тошнит. Если мне станет плохо, вызови врачей. Я боюсь, что не проснусь, — он схватился за голову. — Я так хочу его снова увидеть. Пожалуйста, не уходи. Останься сегодня со мной.

— Хорошо, — всё ещё оглушенный, Алистер сходил до туалета и, взяв маленький тазик, поставил рядом, а после лёг за его спиной.

— Спи, увидишь ты его.

— Ты так думаешь?

— Да, если это правда бог, то он не может просто так прийти и уйти. Он же не шлюха какая-то.

— Да, ты прав, — Артур положил голову на плечо друга и, периодически дергаясь от судорог и холода от распахнутого окна, медленно заснул.

Алистер с недоверием покосился на шприц, который всё так же лежал на тумбочке. Он с лёгкостью дотянулся до него и лёгким движением выпустил всё содержимое на ковер или таз — как повезет, — а сам шприц отшвырнул прямо в окно. Благо, микроскопичность комнаты позволяла это сделать. Им это уже не нужно.

На часах 4:30, и они начали путь к богу.

***



Иван вышел с чёрного хода из бара и устало потянулся. Целый день он наблюдал за пьяными рожами, побогаче и победнее, но все одинаково пьяные и немного раздражающие. Вообще, пьяных он мог наблюдать и в Москве, а в Лондон он приехал учиться. Только вот на жизнь катастрофически не хватало. А тут как раз знакомый предложил подработать. Смена с восьми вечера до четырёх утра, два через два, была достаточно удобна для совмещения с учёбой, хотя он клевал носом на парах.

На улице вовсю лил дождь. Он раскрыл зонт и пошёл по грязным улицам в сторону дома, дойдёт за час или полтора, поспит часик-другой — и на пары можно будет.

Небо затянуто тучами, но постепенно полностью свинцовые светлеют до дымчатого цвета.

«Рассвет, — подумал Иван. — А ведь я примерно в это время и встретил того торчка».

Мелькнула мысль. Пару дней назад, выходя из бара со смены, он увидел прислонившегося к стене парня. Он был дико худым с болезненно-белой кожей и потрёпанными пшеничными волосами. Он был под кайфом, а на улице вовсю лил дождь, почти как сейчас. Сам не зная зачем, он присел рядом и держал над ним зонт; конечно, он уже успел знатно вымокнуть, но так лучше, чем никак. Это не было жалостью или внезапным приливом альтруизма. Это было ничем. Внезапный и необъяснимый порыв, у которого, наверное, никогда не будет объяснения.

Он смотрел на него. Неосмысленный взгляд зелёных глаз. Он смотрел, не понимая, кто перед ним: человек или глюк? И, видимо, не сильно желая понимать — он просто опустил голову к нему на плечо и с довольным мычанием — мурчанием — продолжил утопать в действиях того дерьма, что он вколол себе.

Он просидел так где-то с полчаса, после парень начал понемногу отходить. Тогда Иван поднялся и ушел. Он слышал, что, когда отходят от кайфа, наркоманы могут быть очень агрессивными, поэтому он скорее пошёл домой — и так на занятия пойдёт без душа и завтрака.

На зонтик что-то упало и скатилось к ногам. Иван увидел пустой шприц.

«Помяни торчков, называется», — закатил он глаза и, движимый социальной ответственностью, поднял использованный шприц и отправил его в урну.

«Совсем они уже охамели. А если бы не зонт? А если ребенок? Нет у них ни стыда, ни совести, ни родины, ни флага! — возмущался он прибавляя шаг. — А я ещё и строил с одним из них размазню. Тьфу, аж противно! Так, всё — хватит. Домой — и спать! Срочно!!!»

И он направился быстрее к дому, размышляя о сне, о теплой кровати и о том, что, скорее всего, на первую пару он не пойдет.