Надлом. Часть 2. Глава 34

Лыжная прогулка.

Начался новый учебный год, последний год учебы в родной школе. За лето повзрослели не только девочки, но и мальчишки. Они заметно выросли, перестали носиться галопом по коридору. Изменился голос и внешний вид, над верхней губой пробивался пушок. Вроде бы те самые забияки, и совсем уже не те. По-другому стали относиться к девочкам, перестали пугать их лягушками и ящерицами, отчего раньше в классе постоянно стоял невообразимый визг. Всему этому было одно объяснение - пришла пора влюбленности. На уроке математики, стоя у доски, Зойка впервые почувствовала на себе взгляд одноклассника, который смотрел на нее по-особенному. Она вопросительно посмотрела на него. Лицо Виктора залилось румянцем и, повернувшись к доске, он принялся решать свой вариант, а недоумевающая Зойка свой.

Ура! Каникулы! Выпавший снег к ноябрьскому празднику не растаял. Небольшой морозец днем крепко держал пуховое покрывало зимы, и она вступила в свои права. Пришла пора одеваться по-зимнему,  доставать валенки и пальто.
- Поедем завтра на лыжах кататься, - предложила Галька.
- Поедем. Завтра Ника приедет, я тебе книгу одну покажу, Акушерство называется. Там такие стыдные картинки видела!
- А я тебе свой секрет расскажу, - добавила Галька.
Подружки шли на лыжах по лесу, пробивая лыжню  по рыхлому снегу, еще не успевшему хорошо слежаться. Деревья, опушенные инеем, были сказочно красивы. Солнце играло на снегу разноцветной россыпью. Иней осыпался с деревьев на голову. Размечтавшись, они не замечали всей красоты леса. В разговорах не заметили, как дошли до горы на колхозном огороде.

- Тебе, Зойка, нравится кто-нибудь из мальчишек?
- Не-а, никто не нравится.
- А мне нравится.
- Кто?
- А ты никому, никому не скажешь?
- Никому, никому!
- Мне Васька нравится Победин.
- Который бабы Луши, что ли?
- Ага.
- Счас я тебе стих сочиню:
- Только красиво про любовь сочиняй, ладно?
- Ну, слушай:
В рассвете утренней зари
Лучи игристые купались.
А росы нежные с травы
Туманом легким поднимались.

- Не, Зой, стихи писать надо уметь, чтобы, когда их читаешь, все замирало внутри. И было хорошо, хорошо. Например, письмо Татьяны к  Онегину. Вот так: Я вас люблю, чего же боле. Что я могу еще сказать. Теперь я знаю в вашей воле меня презреньем наказать.
- А мне Пушкин больше нравится, когда природу описывает. Простыми словами, посмотри вокруг, просто зима, а Пушкин пишет: «Пришла, рассыпалась; клоками повисла на ветвях дубов. Легла волнистыми коврами среди полей, вокруг холмов».
Зимний день не долог, сумерки быстро наступают.

- Поехали, Зой, домой. Ника уже приехала, наверное.
- И наша Ника обещала на эти выходные приехать.
- Твоя Ника красавица, как артистка. У нее ресницы такие красивые, густые, длинные. Вот бы у меня такие были. Тогда бы точно Васька на меня обратил внимание.
Зойка внимательно посмотрела на Гальку. Маленькие белесые ресницы, опушенные инеем, обрамляли синие-синие глаза подружки. «Как у поросенка, - мелькнула непроизвольно мысль, - а раньше я не замечала». Улыбнувшись за сравнение, она сказала:
- А Ника со мной делится своими секретами. Я ее сильно, сильно люблю и скучаю. Галь, давай зайдем на свинарник, погреемся.
- Давай, и есть хочется сильно.

Подружки открыли кухню. В кормораздатчике никого не было. Они
уселись на топчан, где было тепло и уютно, от тепла разморило хоть спать ложись, но в животе кишки в догонялки разыгрались.  Обломив от метлы два длинных прута, они нанизали на них хлеб и сало. Открыв дверцу большой железной буржуйки, держали ветки, с нанизанным  хлебом и салом над углями. Жар обжигал лицо и руки, с печки сыпались угольки, но подружки
терпели, ждали, когда сало хорошо зажарится.
- Галь, твой хлеб загорелся.
Галька резко дернула ветку, и сало, сделав дугу, упало  Зойке прямо на руку.
- Ой! - Зойка, бросила свой прут, прижала руку к груди. На руке вскочил водяной волдырь.

- Стой, нельзя трогать!
Но было поздно, волдырь вместе с кожей уже был стерт подолом платья. Сразу пришла боль и на месте ожога образовалась бело-розовая рана. На кухню зашли свинарки. Зойка одеваясь, зацепила рану, с которой пошла кровь.
- Тетя Лиза, чем можно руку завязать? Мы хотели хлеб с салом в печке поджарить.
- Погоди, Зоя, я сейчас. Как же ты так неосторожно. - Тетя Лиза нашла в аптечке вазелин, бинт и забинтовала руку. - Голодные, небось, сейчас я вас накормлю, а вечером придешь за гусиным жиром.

Напившись чаю, просушив одежду, подружки отправились домой. На улице сгущались сумерки. Солнце низко скатилось, освящая малиновым закатом лес. Зойка открыла двери в сени. Из теплой половины дома доносился смех. Она  прислушалась к разговору.
- Ой, не могу. Слушайте:
Пришла зима и выпал снег.
Достала санки  детвора.
С горы несется звонкий смех.
И вопль: - Каникулы! Ура!
- Отдайте дневник, сейчас же! – сказала, вбежавшая в дом, Зойка.

Девчонки, Никины подружки, стали перекидывать тетрадь друг другу. Зойка пыталась перехватить, но безрезультатно.  Читая отрывки из дневника, они еще больше покатывались со смеху. Забравшись на кровать, Валька читала:
- Четвертое ноября. Сегодня мы ходили всем классом на тимуровскую  работу к деду Роману. Баба Романиха болеет вторую неделю. Дед сказал, что она упала со скамеечки, когда пыталась задуть лампочку. В больницу ехать отказалась.
- Дура, что ли бабка, лампочку задувала.
- Сама ты, Нинка, дура. Старая она очень. Привыкла лампу задувать.

Зойка забралась на кровать, схватила тетрадь, но Валька ударила ее по больной руке, и, убегая, читала на ходу:
- Мы с Верой Алексеевной перемыли посуду, выскоблили скамейки, стол и подоконники, а мальчишки кололи дрова, носили воду, чистили снег.
- Вы, вы, вы жабы противные, - заплакала Зойка, размахивая от боли забинтованной рукой, и ушла на кухню.
Усевшись за печкой на пол, Зойка сквозь слезы смотрела на огоньки, прыгающие в печи. «Как могла так поступить с ней Ника. Она же сама посоветовала мне записывать стихи», - думала она.

Вошла Ника.
- Валя, как вы посмели взять дневник!
- Пусть не раскидывает, где попало.
Ника отдала сестре дневник. Зойка открыла дверцу и швырнула тетрадь в огонь. Ника пыталась выхватить дневник из огня, но Зойка с силой оттолкнула сестру.
- Зоя, прости. Я бы не позволила им читать.
- Уйди, - сказала Зойка.
- Что у тебя с рукой?
- Не твое дело.
- Зачем ты так!

Огонь поедал тетрадные листы. Они корчились, превращаясь в пепел. А пламя горечи больно сжигало Зойке сердце, душу и мысли, которые больше года доверяла она дневнику. 
- Уходите, - сказала Ника подругам.
- Мы пошутили.
- Так не шутят, вы обидели Зою.
Девчонки разошлись по домам, а Ника переживала за сестру. Она понимала, что сейчас Зоя не сможет простить ее. Чувство вины за подруг, поступивших так подло, не проходило.

Зойка скучала по сестре, несколько раз собиралась написать письмо, но обида брала верх. Она перестала вести дневник, и с Галькой тоже не делилась своими переживаниями, потому что подружка не понимала ее.  «Подумаешь, почитали дневник! Что ты трагедию из этого делаешь!», - сказала она Зойке.

Продолжение: http://www.proza.ru/2019/01/03/908