Случай в аэропорту

Очередь к стойкам контроля багажа закручивается между натянутыми широкими лентами, и, в самом конце разветвляется, уводя к четырем изолированным проходам.
Выбрали тот, где, казалось, поменьше людей и баулов.
У нас лишь два небольшие чемоданчика с подарками для детей, которые тщательно упаковывали, взвешивали на напольных весах, дабы не превысить позволенные восемь килограмм ручной клади, и вымеряли вдоль и поперек, чтобы не выйти за рамки дозволенного.
Послушно выложив на ленту транспортера в специальные ящики пальто, ключи, и мобильный телефон, продвинулась вслед за вещами к огромной фигуре контролера. Седые волосы коротко острижены, покатый лоб, нависающие надбровные дуги, и тяжелый взгляд выдавали в нем человека, недавно приехавшего с полыхающего Востока.
Кривая улыбка сопроводила выдавленное мной обычное приветствие «Хей!»
Вместо ответа словно просканировал сверху вниз, и отчеканил надтреснутым голосом на ломанном шведском языке:
- Парфюмерия, жидкости есть?
- Есть, - с готовностью ответила я, - но очень маленькие, разрешенные к провозу.
- Доставай!
Я раскрыла чемодан, и принялась извлекать из косметички, набитой всевозможными ненужными, но вечно скапливающимися мелочами, купленные специально для поездки мини-тюбики с шампунем, кремом, и зубной пастой. Положила их в ящик, рядом с телефоном.
- А это! Что это?! – крупный торс в сером свитере грозно надвинулся, большая рука с толстыми пальцами подхватила тюбик зубной пасты, и повертела им у меня перед носом.
- Это же пятьдесят грамм!! Видишь!
- Вижу – тихо ответила я, - ну и что?
- Это же пятьдесят грамм!!! – с раздражением выкрикнул он. - Ты меня понимаешь!?
Глаза его налились кровью. Казалось, еще чуть-чуть, и схватит меня за грудки, как опасную террористку.
Нависая надо мной, так что стал слышен несвежий запах изо рта, вытаращив глаза, он неистовствовал:
- Ты меня понимаешь!? Ты меня понимаешь!?
Все вокруг, включая служебный персонал, и пассажиров в очереди, напряглись и замерли, ожидая развития событий. Тонкой змейкой глубоко внутри предательски трепыхнулся страх. Но боялась я не его. Я испугалась, что он может устроить что-нибудь такое, и я опоздаю на рейс.
- Ты меня понимаешь!? Понимаешь меня!?
- Я тебя понимаю. Я тебя понимаю, - механически твердила я, не представляя, что же теперь делать.
Наконец сгребла все три тюбика обратно в косметичку, и обиженным голосом прошептала:
- Я же все показала, что за проблема!? -  и, не дожидаясь ответа, двинулась прочь, подальше от этого места, наполненного ядовитой энергией гнева.
С подкосившимися ногами шлепнулась на первую попавшуюся, выкрашенную в зеленый цвет скамейку прямо у входа в зону Duty Free. Люди мирно передвигались между прилавками, разглядывая открытые коробки с духами, бутылки с джином, и прочие блестящие и разноцветные радости. Я тупо смотрела перед собой. Друг побежал покупать мне воду.
Обрывки фраз с треском и громыханием поворачивались в голове, возвращая к скандальному диалогу, обрушившемуся лавиной злобы. Я перекатывала в сознании весь этот кошмар туда и обратно, пытаясь найти правильный ответ: что же я не сказала? Как надо было достойно ответить, поставить его на место? Но ничего не получалось. Только еще больше устала от нахлынувшего ощущения тоски, тошноты, и гнетущего удушья.
Попыталась представить ситуацию с другой стороны, посмотреть на все как бы его глазами.
Наверно, у себя на родине он был большим начальником, может быть даже министром, или работал инженером, а здесь ему приходится проверять сумки, и ругаться с такими недотепами, как я.
Да еще предшествующая всему череда унизительных процедур проверок в лагерях для беженцев, преодоление в одиночку, или с семьей трудного пути через Турцию в Европу, потом в Швецию. И вот теперь, когда он уже здесь, и получил работу, еще сильнее тяготит оторванность от самого важного и необходимого в жизни – от своей родины. И, может быть, у него погиб брат, воевавший за тех, или за этих… Серые самолеты в синем небе, развалины дома, и грязная вода в разбитом чайнике. То, что взорвало его личный мир называется война.
Все это вместе сейчас воплотилось в образе одного конкретного человека, меня, с моим открытым лицом, и светлыми волосами.
Я встала перед ним, как сотни измявших его землю чужеземных танков, и развернула свой дурацкий чемодан.
Он же не может мне противопоставить ничего, кроме этой, внезапно накатившей ярости.
Это его оружие. Его сила. Сейчас он хозяин! И, на какое-то время, у него есть власть надо мной, чтобы рассчитаться за все потери.
И он кричит изо всех сил, на чужом ему языке, нажимая на раскатистое Р:
- ФюРстоР дю мей!? (шведск.) Tы меня понимаешь?!! Ты меня понимаешь?!!
А я тут… со своими тюбиками, и кремами…