Плохо тому, кто не делает добра никому...

        В годы Гражданской войны моя бабушка Вера (ей в ту пору было восемнадцать лет) в составе комсомольцев и молодёжи города Шуи во главе со старшим товарищем-коммунистом по фамилии Миллионнов, выехали  на восстановление мирной жизни в тех районах, которые были освобождены от белых. Как им сказали на месте «на обработку полей». Были и поля с неубранным урожаем зерновых и сады, полные яблок и слив; были и поля сражений, когда им слабеньким девчонкам приходилось вытаскивать на себе раненых красноармейцев; был и тиф, когда только что оправившиеся от болезни, остриженные «налысо»: сваливались вновь в тифозном бреду, ибо вши ползали по лежавшим в неимоверном количестве. Был и такой тиф – возвратный, после которого многие умирали.  Перевозили по Волге хлеб на баржах: одна баржа дала течь и стала медленно заваливаться на бок. Миллионнов крикнул: «Хватайте доски, ящики, брёвна и плывите к берегу! Закройте рты, поднимите выше головы и не паникуйте!» До берега было хоть и не далеко, но тогда мало кто умел плавать: особенно девчонки. Уцепились   за что могли и начали выгребать к берегу: кто доплыл раньше встречали в воде ослабевших. Одна из девушек – Маруся, настолько устала, что не могла грести и вода доходила ей до носа. Остальные видели это, но помочь не могли: силы тоже были наисходе. Вдруг над рекой разнёсся Марусин пронзительный крик: «Господи-и-и-и… Матушка, Борогородица спаси-и-и-и..» Маруся ушла по воду… Кто был на берегу рыдали и выли в голос… Вера Беляева (моя бабушка) сняла с себя нательный крест и, размахнувшись, бросила в Волгу. И до конца своих дней (бабушка умерла в 82 года) в доме нашем не было ни икон, ни  молитв, хотя отец и дед моей бабушки были очень религиозны: дед за ревностную службу старостой храма Петра и Павла в селе Петропавловское (близ Шуи) был поощрён поездкой к Гробу Господнему в Иерусалим.

          Комсомольцы и молодёжь города Шуи в группе под руководством Миллионнова поднимали из-под откосов вагоны и поезда; и кулаки в них стреляли (на лбу навсегда остался шрам); и гнался по степи на коне за черноглазой с длинными косами девушкой старый татарин и настиг бы, но спас заросший колодец, куда она провалилась и сидела до утра, боясь человека которому понравилась. Старший группы- Миллионов, как отец и как брат защищал девчонок  от холода и  голода, размещал их на постой в сельских домах, договаривался с начальниками станций о проезде, где это было возможно, проводил с девчонками политбеседы и долгими вечерами у костра в оренбургских степях разговаривали и мечтали о том, какая будет счастливая жизнь у них.

       Домой возвращались из-под Оренбурга – село Тоцкое.   На перрон родного города шагнула с огромной радостью и тревогой: что дома? Фабрики стояли, люди голодали. В мешке лежало сокровище - два ситных коровая. Вера уже прикидывала, как будет угощать младших братьев, сестёр, матушку, тятеньку.

        Не сделав и двух шагов, её внимание привлекла исхудавшая молодая женщина с двумя маленькими сыновьями. Верушка, не раздумывая, протянула коровай женщине, которая от неожиданности заплакала, вытирая глаза концами платка.

        Минуло двадцать лет.. Снова лихое время: зима 1942 года. Вера Афиногеновна проводила на фронт сына, мужа и брата: медленно брела по улице с думами о ждавших её дома детях и о том, что они  будут есть… Кто-то тронул её за рукав: вскинув глаза, увидела женщину с красавцем офицером в новенькой шинели и «треугольниками» на петлицах. «Вы нас помните? Помните, дали нам коровай на перроне? Вот один из сыновей: едет на фронт». Пока женщины разговаривали: паренёк купил на свой аттестат буханку хлеба и протянул со словами: «Спасибо вам за доброту. Возьмите, пожалуйста, ваш хлеб тогда очень помог нам».

Сделанное нами добро обязательно вернётся, даже если его и не ждёшь…