Превратности судьбы

               

Сей документ, адресован правнукам:
Абакумову  Святославу Михайловичу и
Симонову Владиславу Дмитриевичу

Чтобы приступить к жизнеописанию своего «героя», позволю сделать не большое вступление о том, что подвигло автора на этот шаг.
С самого раннего детства неоднократно приходилось слышать рассказы бабушки о своей жизни. В юной памяти, к сожалению не всё, но многое сохранилось.
Частично сохранившийся дневник отца о наблюдениях за младенцем сыном на протяжении почти двух лет послужил, как бы подсказкой к действию.
Последним решающим толчком явилось ЛИЧНОЕ ДЕЛО МЛАДШЕГО ПОЛИТРУКА ФАТЕЕВА ДМИТРИЯ ГЕОРГИЕВИЧА полученное в 2000 году из Центрального архива МО РФ женой уже его внука, Фатеевой Ларисой Владимировной.
Автобиография, написанная лично отцом, в его ЛИЧНОМ ДЕЛЕ, явилась недостающим звеном в жизненной цепочке семьи, к которой Вы дорогой читатель будете иметь возможность соприкоснуться в части первой.
Когда был готов черновой материал первой части, я вознамерился показать его опытному журналисту-писателю Минуллиной Валентине Васильевне и получил вдохновляющий отзыв: – Виктор Дмитриевич пишите! У Вас прекрасно всё получается!
Вот с её лёгкой руки я и вознамерился приступить глубже к столь ответственному делу. Было бы вероятно не худо приподнять пласты семейной истории по глубже, но одно дело желать? Вот с этой проблемой мне и пришлось столкнуться прежде, чем приступить к жизнеописанию рода своего. Чтобы с чего-то начать, я сделал запросы в соответствующие архивы и получил исчерпывающую информацию о том, что установление родословной только по одной линии будет стоить от 10.000 р. Всё будет зависеть от количества «перевёрнутых листочков».
Можно использовать и другой вариант – самому лично  явиться в Архив, но для этого необходимо:
а) иметь отменное здоровье
б) уметь читать старославянскую скоропись метрических книг и ревизских сказок.
Поскольку ни тем, ни другим похвастать не могу, я решил проблему несколько упростить, т. е. использовать тот материал, который мне доступен, дабы дать пытливому потомку зацепку к действию.
Кроме, того на примере имеющихся данных одной семейной истории показать превратности судьбы и тернистый жизненный путь простых граждан России.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава I

История хранит сведения о постоянном движении народов с древнейших времён. Существовали крупнейшие государства, проходили столетия в результате междоусобных распрей потомков великих в своё время правителей, могущество их рушилось, приходило в упадок и подпадало под власть более сильного властелина. Примером тому могут быть Римская империя, Татаро-монгольское ханство и ряд других, известных нам со школьной скамьи. В конечном итоге происходило смешение национальностей, что приводило к исчезновению одних и появлению других народностей.
Переселение древних народов западных, густонаселённых территорий на богатые флорой и фауной не обжитые восточные окраины известно с давних времён, начиная с IV-III веков, до новой эры. Переселение россиян  зафиксировано с 13-го столетия новой эры. Но особого развития оно достигло в середине 18-го столетия. Не последнюю роль играло в этом неимоверное угнетение трудового люда княжескими, а позднее царскими служками и власть имущей знатью. Не обжитые восточные просторы в свою очередь привлекали при-родным богатством предприимчивых людей. Примером тому могут служить, в средине 17-го столетия, братья Строгановы Яков и Григорий, которые владели многочисленными соляными копями и солеварнями. Их владения занимали всё побережье Ледовитого океана от Печоры до «Камня», (так в старину называли Уральский хребет). Это давало им колоссальные доходы. Но, как говорится: «Аппетит приходит во время еды» и они в этом преуспевали. Для увеличения своего богатства они преподносили царскому двору богатые подарки, а взамен получали в безвозмездное пользование всё новые и новые земельные владения, теперь уже и за «камнем». Полученные таким образом владения нужно было осваивать, а для этой цели нужны были рабочие руки, которых они и привлекали из беглых крестьян.
Поскольку жизнь на их промысловых владениях была не безопасной в связи с частыми опустошительными набегами кочевых племён населяющих южные районы, то требовалась и охрана. И такую помощь им оказывали «их высочества, Вседержители всея Руси», для этой цели отправляя на вечное по-селение проштрафившихся служилых, и казаков, случалось даже целыми куренями. На новых местах строились засеки, укреплённые – сторожевые остроги. Новопоселенцам выделялась земля, которую они обрабатывали, засевали, собирали урожай и одновременно несли сторожевую службу.
Другой целью заселения восточных районов – захват и освоение бескрайних, богатых пушным зверем и полезными ископаемыми просторов «большой Сибири». Поскольку, Сибирь в тот период ещё находилась во владении Сибирского ханства, братья Строгановы подговорили для этой цели штрафного атамана Тимофея Ермака. Походу казачьего войска под его предводительством приписывают особую роль. Не смотря на поражение и гибель предводителя, этим походом мощь Сибирского ханства была подорвана. Тем самым удалось раздвинуть владения Руси Великой вплоть до сибирской реки Иртыш, и далее. Но поскольку между наследниками престола постоянно велась междоусобная вражда, то это было только на руку Российским государям. Ещё в начале 17-го столетия Пётр-I, к  примеру, склонил даже к крещению потомка Чингизхана Тайшихана, присвоив ему при крещении, имя Петр Петрович и жаловал средства на изготовление походной церкви во имя «Воскресения Христова», но при этом  обязал  его ежегодно платить оброк (ясак) пушниной: соболя-ми и белками. В дальнейших планах Петра I-го было  освоение новых южных и юго-восточных территорий, но прежде-временная смерть его, отодвинула этот процесс более, чем на сто лет.
Наиболее интенсивным периодом освоения сибирских просторов является вторая половина восемнадцатого и начало девятнадцатого веков.
Новое укрепление границ российских юго-восточных рубежей было возобновлено в начале сороковых годов 19-го столетия. Старые укрепленные районы простирались в основ-ном по северо-восточным областям, захватывая Башкирию, районы ныне Пермской и Свердловской областей.
Южные районы были заняты кочевыми монголокайсацкими племенами и укреплённые посты старо-линейных районов постоянно подвергались опустошительным набегам этих племён. Заселение новых укреплений проходило согласно царскому указу в сжатые сроки. Историки упоминают предания о том, что жёны даже хлеб из печи вынуть не успевали.
Новосёлами были по всей новой линии, казаки расформированного к тому времени Ставрополь-Волжского калмыцкого полка, казаки из старолинейных укреплений Башкирии, Татарии, Мордовии и свободные крестьяне из Поволжья, изъявившие желание осваивать новые земельные угодья. Такую вольницу правительство допускало, но в отличие от так называемых «приказных», финансовой поддержки на обустройство на новых землях лишало.
Новая территория была освоена в очень сжатые сроки. Самыми первыми на новолинейном участке были заложены: в 1835 году – крепость Орская, в 1836г. – Николаевское поселение, в 1837году – Алексеевское, Казановское, Карталы-Аятское поселения. Они росли, как грибы после дождя. В два-три года были основаны почти все укрепления от Оренбурга до Челябы и входили в Оренбургскую губернию.
 В 1842 году на берегу речки «Кисеня» возле большого соснового бора было основано новое поселение и в память о почившем Великом государе Российском названо Велико-Петровским. 
Всё вышеизложенное, я привёл не случайно, дабы дать ключик дотошному потомку для более глубокого анализа истории рода.
Как я уже упоминал выше, как и все поселения, Великопетровка заселялась так называемыми «приказными», «белопахатными» и вольными новосёлами. Кто были наши предки, предстоит выяснять, но даже если и были вольными, то на новом месте они зачислялись в казаки и обязаны были нести воинскую и сторожевую повинности.
Согласно тех сведений, что имеются у меня на вооружении, прапрапрадед рода Берниковых Яков Иванович 1793 г.р. с супругой Параскевой 1791 г.р. проживали в станице Уфимской. Кто они были «приказными». «белопахотными» остаётся пока загадкой. В ревизской сказке по Уфимской станице  1834 года явствует, что там проживала вдова Берникова Параскева 1791 г.р., у неё было два сына: Пётр Яковлевич 11 лет и Дмитрий Яковлевич 9 лет, т.е. Пётр с 1823 г., а Дмитрий с 1825 г.   Яков Иванович по неизвестной пока причине от-был в мир иной в 1827 г. довольно молодым, в 34 года.
Поскольку новое поселение Великопетровское было заложено в 1842 году, Это обстоятельство могло послужить   братьям Берниковым Петру и Дмитрию с матерью поводом для переселения на новое место жительства. В возрасте пред-положительно 19 лет Пётр Яковлевич подлежал призыву в Армию и мог быть зачисленным в казаки. Именно в Великопеторовке примерно в возрасте 30 лет он женился.  Здесь у казака Берникова Петра в 1865г. родился сын – Степан продолжатель рода.
По устному преданию, предположительно в 1885г. он женился на дочери священника Марфе Афанасьевне из станицы Михайловской, Троицкого уезда. Вот у них и появилась на свет Божий в 1892 году бабушка нашего героя, Вера Степановна. У Степана и Марфы  было уже двое детей: дочь Вера с 1886г.р. и сын Иван с 1888 г.р. То, что в семье оказалось две Веры, случай весьма забавный. Заехали к Берниковым старые знакомые и напросились в крёстные, а заодно свозить младенца окрестить. Согласие, естественно, получили, и пока готовили праздничный стол, дочку окрестили и преподнесли родителям. Каково же было изумление и разочарование, когда провозгласили имя «Вера». Однако, что-либо изменить уже невозможно, и решили: «Первое имя – первое счастье, видимо, так Богу угодно».
Вероятно, ещё дети нарождались, но из жизни уходили в младенческом возрасте, и только через шесть лет на Свет появилась последняя дочь Дашенька. Жили Степан с Марфой скромно, звёзд с неба не хватали, имели причитающийся земельный надел, лошадь, домашнюю живность. Одним словом занимались тем, чем и должен заниматься житель сельской местности. Природа одарила Степана высотой, красотой, стройностью и большой физической силой, под стать ему была и  Марфа. Душевная доброта, отзывчивость сопутствовали авторитету у сельчан. Всё складывалось к долгой счастливой жизни, но беда пришла нежданно-негаданно.
Вскоре после рождения Дашеньки произошёл несчастный случай. Степан как-то проходил мимо мельницы, и мужики попросили его помочь поднять жернов (жернов – это природный камень-гранит, специально обработанный в виде диска диаметром около метра, толщина примерно 20 см). Таких блинов два, на соприкасающихся поверхностях насечены канавки в виде изогнутых лучей от центра к периферии. Вес каждого камушка не меньше полтонны. Канавки периодически подновляют – «куют». Вот для этой цели и нужно было поднять жернов. Мужики, как говорится, «взяли на ура». А когда дело подходило к концу, соскользнул упор, и жернов всей своей массой обрушился на руку Степана, оказавшейся в опасной зоне. Не трудно догадаться, что с ней стало...
При современной оснащённости медицины, Степан мог бы жить и без руки, а тогда приключился «огонь», т. е. гангрена и сгинул Степанушка в самом расцвете, не прожив и пол-сотни лет. Вечная ему память.
Можно предположить, осиротевшая семья недолго за-держалась в Великопетровке. Вскоре вдова с детьми перебралась поближе к родным в станицу Михайловскую Троицкого уезда, (отошедшую уже при Советах к Кустанайской области). Подрастали дети, выдали замуж старшую Веру в соседнее село Алексеевку за Антонова Ефима Сидоровича, женился брат Иван, очередь подошла и Верушки - младшей. Сватов заслал к ней в 1908 году казак из того же села Алексеевка Фатеев Егор Лаврентьевич. Четыре года дожидался он совершеннолетия ни о чем не подозревавшей Веры. А приметил он её во время учебных сборов в казачьей станице Михайловка, куда ежегодно съезжались казаки с ближних сел, в том числе и из Алексеевки. Егор был в семье первенцем и единственным сыном, да-лее шли Ольга, Марфа и Екатерина.
Баба Вера так освещала это важное событие: «Заявились меня сватать, расхвалили жениха, как положено «пропустили по случаю сватовства», договорились об ответном визите. Приехали наши родичи в Алексеевку к будущему зятю: хата неказиста, стоит на пригорке, день солнечный, теплый, а у двора греются на солнышке голов пятнадцать крупного и мелкого рогатого скота. Кто-то и шепнул нашим, что эта вся живность Егоркина. Как положено, сыграли свадьбу, а после выясни-лось истинное богатство: 45 десятин земли одна лошадь (без нее казак - не казак), одна корова и одна курица, из которой на Рождество сварили лапшу». Поверить, конечно, этому можно с большо-о-ой натяжкой. Чтобы житель села и жил с одной курицей …, но, как говорят: «чем чёрт не шутит…»?
Потянулась обычная крестьянская жизнь. Егор оказался человеком мастеровым: шил и ремонтировал конскую упряжь, мужскую и женскую обувь. Всё выходило из-под его рук доб-ротным, и пользовалось постоянным спросом. Обзавелись собственным хозяйством: лошадь, корова, овцы, птица. Худо ли, бедно  ли, жили – не тужили, за хлебом, солью в люди не ходили.
Егор был на десять лет старше, очень строг, и молодой супруге частенько перепадало, за строптивый и ревнивый характер. Однако и ревность зиждилась, видно, не на пустом месте. Баба Вера рассказывала такую притчу: «Бабы – то мне говорят: «У Катьки Брылевой мальчишка-та вылитый, как две капли воды, твой Егор». Посмотрю, и правда, чистый потрет Егоров. Как-то раз насмелилась и спрашиваю: «А чё ета Егор, у Катьки Брылихи Коська-та шибко на тебя похожий?» – А он мне: «Дык она, кады пузата-та ходила, видно пристально я на нее глянул, вот и родила на меня похожего Коську-та». Ну я, дура бестолковая, попервости-та и верила, покуда сама вдругорядь не понесла, вот тады и скумекала, чё к чему. Глупая же была».
А вот, «подшофе» муж был очень добр и ласков, готов с рук её не спускать. Только не везло молодым супругам с деть-ми: в полтора года умерла первая дочь, вторая дочка не дожила и до году. Естественно, это угнетало молодых. И вот 20 октября 1912 года Бог дал им сына Митеньку, наделив родителей беспредельной радостью. Даже Егор подобрел душой – наследник все-таки. После родила Вера Степановна еще шестерых деток, но выходить их, было не суждено. Так и рос Митюшка один.
В тревоге прошли годы: Первой Мировой, Гражданской войн, становления власти Советов. Егор, не примкнул ни к ка-кой политической стороне, держал нейтралитет, занимался своим ремеслом и личным хозяйством. Изделия изготовленные его руками, охотно брали и «белые», и «красные», и «зелёные».
Излишняя строптивость власти Советов привела к тому, что большая часть посевных площадей оказывалась не засеянной из-за нехватки семян, а то, что смогли засеять, из-за за-сухи 1921г. не уродило. Разразился страшный голод. Тысячи семей снимались с насиженных, обжитых мест и отправлялись в неизвестность в поисках куска хлеба, лучшей доли.
Из села Алексеевки выехали семь семей: в том числе Антоновы, Берников Иван и Егор со своей семьей. Ориентировочное направление держали на золотые прииски по сибирским рекам, где предполагали найти работу и пропитание.

Разруха и голод 21-го года
Погнали несчастных в Сибирь.
Сколько лежать их осталось навечно
Могильным крестом, «украшая» пустырь?

Путь к вольной сытной долюшке был изнурительным. Иван Степанович – брат двух Вер был мужик кряжистый, ему требовалось обилие пищи. От недоедания и истощения он скончался, не доехав, до Бурлей, Кустанайской области. Конечным пунктом Егора, стал город Акмолинск, там переселенцам пришлось встать на зимовку. Перебивались случайными заработками. Весной Егор заболел и на 12-й день умер от головных болей. Овдовевшая Вера с сыном и еще две семьи решили возвращаться назад, а остальные двинулись дальше. Пока длилось путешествие Веры Степановны – младшей, отошла в мир иной матушка  Марфа Афанасьевна. Сестрица Даша в то время уже была замужем за Константиновым Феоктистом Ивановичем, жили в селе Калиновка или Вознесеновка. Имели двоих детей: Арину и Михаила.
Антоновы Ефим Сидорович с Верой Степановной стар-шей возвратились в родные края из «длительной командировки» в конце тридцатых и поселились в с. Калинока. У Ефима катастрофически стало пропадать зрение.

Глава II

Всё что скопили, более чем за десятилетие, за два года - растеряно, и потянулась полунищенская вдовья жизнь тридцатилетней Веры Степановны. Работать в прислугах приходи-лось много, а оплата – кормежка для нее и сына, и только. Жили очень скудно, Митюшка в школу ходил в овчинных штанах шерстью вовнутрь, на голое тело. Он рос старательным, с малых лет приученным к труду, да и ослушаться маменьку с её крутым нравом – себе в убыток.
Как бы ни было трудно, лихолетье пережили. Дмитрий окончил школу и подался на производство – не захотел оставаться в селе, имея хоть и сельскую, но семилетку не видел перспективы.
Немаловажную роль в принятии этого решения сыграло одно обстоятельство. Модными на Руси считались потасовки край на край, улица на улицу и т.д. В ход шло всё, что попадет под руку: вилы, палки, гирьки на цепях, прутья металлические, камни. Однажды Дмитрий попал в такую разборку, ему до-вольно сильно проломили камнем голову. Обошлось, к счастью, всё благополучно, но он заявил матери: «Я здесь больше не останусь».
Первым его шагом к самостоятельности стала должность чернорабочего на станции Тамерлан Южно-Уральской железной дороги, но через два месяца попал под сокращение. Затем новая попытка – курсы слесарей-водопроводчиков в го-роде Троицке, а от туда его откомандировали на курсы слесарей-котельщиков в учебный комбинат Коксостроя г. Магнитогорска. Но, как говорится, где тонко, там и рвётся. Здесь Дмитрий во время прохождения практики потерял продовольственную карточку и длительное время питался один раз в сутки, да и то остатками со столов, в столовой, где работал официантом его друг.
От недоедания и тяжёлой физической нагрузки организм ослаб, начались головные боли и носовые кровотечения, и по состоянию здоровья с курсов его отчислили. По счастливой случайности устроился чёрнорабочим в геодезическое бюро Магнитогорского заводоуправления. Работал с американскими геодезистами. Работа физически не тяжёлая, питание трёхразовое, калорийное, и молодой организм быстро восстановился. Надо отметить, что это были годы исторически значимые – начало строительства Магнитогорского металлургического комбината. Но что-то, видимо, не устраивало юношу. Он уволился с комбината и поступил на курсы учителей при Магнитогорском педагогическом училище.
Окончив оные, с 1932 г., Дмитрий работает учителем начальных классов, сначала на хуторе Ново-Савинском Магнитогорского р-на, затем на станции Гумбейка Южно - Уральской ж/дороги, а с 1934 по 1937 гг. – в селе Балканы Нагайбакского района.
После окончания заочного обучения в Магнитогорском педагогическом училище в августе 1937года он переходит в школу № 20 г. Магнитогорска. 
Призыв в армию 11 октября 1937 года, круто изменил жизненные планы Дмитрия – он посвящает себя воинской службе. По складу характера всегда, аккуратен, подтянут, армейская служба давала возможность самодисциплины, и он этим не пренебрегал. Бабушка рассказывала, что у него всё было расписано по минуткам, и, Боже упаси, что-либо нарушить.
При всей своей серьёзности он очень внимательно относился к другим, обладал всесторонней эрудицией, слыл хорошим рассказчиком, причём, самые смешные истории преподносил на полном серьёзе, без малейшего намёка на улыбку, в то время как слушатели «грохотали» до колик. Дмитрий от-лично играл на гитаре и гармони, пользовался большим уважением в коллективе и авторитетом у прекрасного пола. Воз-можно поэтому, с женитьбой не спешил, «приглядывался». Службу проходил в г. Троицке сначала курсантом полковой школы, а затем начальником библиотеки.
Страна набирала обороты на пути строительства коммунизма, еще не потерял силу призыв поголовного всеобуча, чтобы научить кухарку управлять государством. Дмитрий от Генерального плана партии и всеобщего движения масс не отставал, шёл, так сказать, в ногу со временем. Если выдавалась свободная минута, он обучал грамоте маменьку. Ученицей она оказалась очень способной, в короткое время довольно сносно стала считывать крупные заголовки в газетах и не только...
Встречался он в то время в Троицке с обаятельной девушкой Леной. Частенько приводил её домой, где за чашкой чая текла тихая беседа трёх персон. Маменьке Леночка очень нравилась, и все её помыслы сводились к тому, что Лена будет женой Дмитрия.
Лето 1939 года, как и предыдущие годы, Дмитрий проводил г. Чебаркуле, в воинских летних лагерях. Там он познакомился с очаровательной официанткой Дусей. Богатая уральская природа, чистый смоляной воздух способствовали тому, чтобы знакомство переросло в горячую любовь. И тут Дмитрий допускает непростительную оплошность: в письмо маменьке вкладывает записку для Леночки примерно следующего содержания (со слов бабушки):

 «Дорогая моя Ленуся,
Когда на службе я,
Мысли все вокруг тебя.
А прихожу со службы я,
С горячим поцелуем
Меня встречает Дуся,
Я тотчас забываю про тебя.

Маманя, со свойственным ей женским любопытством прочла не только кому адресовано послание, но и содержание. Леночке она его не показала, а Дмитрия ждал разнос в первый же приезд на выходные дни. На этом всеобуч и канул в лету, о чём впоследствии баба Вера очень сожалела:
– «И дёрнул меня лешак ввязаться в эту историю, пусть бы разбирался со шмарами  своими сам, глядишь, хыть читать, писать бы научилась».
Вопреки желанию маменьки, Леночка получила отбой, и по окончании летних учений Дмитрий привез Дусю домой. Младая жена, прямо, скажем, пришлась не ко двору. Травля, по существу, и без оного, продолжалась на протяжении полу-года изо дня в день.

А годы летели своим чередом.
Папаня подрос, и вот уж невесту,
Однажды привёл себе в дом.
И тут разыгралась «потеха» -
Стала невестка для мамы помехой:
Не там она села,
Не этак пошла,
Скверно сварила,
Не так прибрала,
Плохо стирала,
Долго спала.

Выдержать всё это Евдокия не смогла, собрала свои вещи и уехала в Челябинск. Она видела, что Дмитрий не может противоречить своей маменьке и её капризам. А уж изощрённости их она научилась в совершенстве, находясь в услужении у господ Яушевых и им подобных (братья Яушевы в начале 30-х были известные в губернии и за ее пределами купцы из г. Троицка). Здесь я позволю сделать отступление, дабы иметь представление, кто такая Дуся.
Леготина Евдокия Григорьевна родилась в 1920 г. в селе Михайловка Шадринского района Курганской области. В семье было трое детей. Мать умерла рано. Отец женился на другой, но ей нужен был только он, поэтому дочери большую часть времени проводили у тети – сестры отца. Повзрослев, уехали в г. Челябинск. Старшие устроились в литейку на ЧТЗ, а младшая Дуся – в заводскую столовую официанткой. Откуда её и откомандировали  в Чебаркульский летний военный лагерь – «за счастьем». Здесь она и повстречала его в образе Дмитрия. После неудавшегося «замужества» возвратилась к сёстрам. Покоя, надо полагать, и здесь было мало. Работу потеряла, старшая сестра – инвалид с детства (искривление позвоночника – горб) не замужем, средняя живет с мужем и свекро-вью. Не исключено все эти жизненные неурядицы отразились на здоровье Евдокии.
30 марта 1940 года явился Свету Божьему я, а через семь дней с диагнозом «послеродовой психоз» (родильная горячка) молодую мать увезли в психиатрическую больницу.

Глава III
Встал вопрос, что делать с дитятей? Вариантов раз, два – и обчёлся. Сдать в Дом ребёнка или везти к отцу? Выбрали второй вариант, хоть брак не зарегистрирован, но есть надеж-да, что отказа не будет. Так оно и вышло. В возрасте двух не-дель, наречённая крёстной, тётушка Феклуша, передала наше-го героя на ручки отца и бабушки.
Такого поворота событий отец, конечно, не предполагал, но деваться некуда – «любишь кататься, люби и саночки возить», и он принимает экстренное решение – срочной телеграммой вызывает, случайную попутчицу в поезде Челябинск-Магнитогорск, с которой был знаком по Балкану.
Сулейманова Фаузия Хайруловна (в быту Тамара) проживала в Нагайбакском районе, работала в райцентре бухгалтером, на вызов отреагировала положительно. Когда сообщила о своем намерении родным, то получила запрет и даже угрозу домой не возвращаться, если выйдет за русского. Никакие за-преты не могли остановить влюблённую девушку. В считанные дни она оформила расчёт и приехала в Чебаркуль к будущему мужу. Ситуация сложилась для папани моего, прямо скажем не из приятных. Поскольку в гарнизоне о его женитьбе знали, то появление Тамары вызвало толки, разговоры. По-этому он незамедлительно проводил её в Троицк. А для того, чтобы маманя поверила, что Тамара – будущая жена, и не вы-ставила ее за порог, отец отправил с ней свою гармонь. Баба Вера так освещала этот эпизод: – «Заходит молодая, красивая дама, в одной руке пальто, в другой гармонь: – «Здравствуйте, мамаша, вот Митина гармонь я сноха ваша, меня зовут Тамара».
Через неделю приехал отец, сходили в ЗАГС, узаконили брак, и потекла жизнь со всеми ее прелестями. Вторая сноха оказалась для бабы Веры крепким орешком, могла постоять за себя, была грамотной, начитанной и поэтому снискала некоторое уважение.
В начале июля 1940 года, после трёхмесячного пребывания в больнице приехала родная мать. Тамару ей представили как сродную сестру. Отец оперативно проконсультировался с врачами, можно ли матери в состоянии душевной болезни до-верить ребенка. Врачи категорически запретили. Так Виктор и остался у папани...
Поскольку, почти с первого дня искусственник, то болезни липли к нему, что мухи на мед:
 
…Здоровье моё, не ахти, процветало:
Пневма,
коклюш,
скарлатина,
рахит.
Собрался во мне всех хвороб колорит,…
Доставил
хлопот
я не мало.

Борьба за его здоровье была ожесточённой. Отец, нужно отдать ему должное, делал для этого всё необходимое. Доктора по месту жительства неоднократно собирали консилиумы с вопросом сохранения жизни Виктору. (Так освещала этот период бабуля).
В августе 1940г. отца перевели в г. Киров начальником библиотеки 22-й запасной стрелковой бригады Уральского военного округа, а через некоторое время Начальником библиотеки Кировского гарнизонного клуба.
Служба проходила  успешно, присвоили звание младше-го политрука. Мама Тома с бабушкой весь свой жизненный опыт отдавали делу воспитания младенца, здоровье которого оставалось критическим. Делали всё возможное, чтобы как-то его поддержать. Мама Тома стала ещё и его «личным донором», поскольку параметры крови совпадали, была возможность прямого переливания (так свидетельствовала баба Вера).
Прошёл год. Семья ожидала пополнения, и 18 апреля 1941 г. на Свет появился братик, назвали его Шуриком. Баба Вера по этому случаю всегда пела отрывок из старинной русской песни о нашествии татаро-монголов, переделанный на свой лад:
 
… Как по тятеньке мне ты внучёночек,
А по маменьке татарчоночек…

Рождение Шурика ни в коей мере не отразилось на внимании к Виктору. Напротив, он резко пошёл на поправку. Мама Тома оказалась о-о-очень молочной мамой, и  им с Шуриком его хватало с лихвой, оба набирали вес, потихоньку от-ступали болезни.
Но радоваться взрослым пришлось недолго. Черная туча второй мировой войны уже висела над Европой и двигалась в нашу сторону. Напряжение, в котором жила страна,  малы-шей, конечно, не касалось. Но это были последние месяцы, дни безоблачного, счастливого детства. 22 июня 1941года оно ушло безвозвратно вместе с объявлением о вероломном нападении гитлеровской Германии на СССР и введением военного положения. Фронт стремительно приближался к Москве. Отец безвылазно находился в части, шла экстренная подготовка бойцов. Контингент новобранцев был и по возрасту и по социальному уровню разношёрстным, а последняя партия, с которой отцу выпала судьба уйти на фронт, состояла почти вся из уголовников. За три месяца, отпущенные на их подготовку, отец так вымотался, что на него стало жутко смотреть - скелет, обтянутый кожей (так свидетельствовала об этом периоде баба Вера). Даже однажды обмолвился: - «Никогда не верил, что сироты несчастливы, а теперь в этом убедился. Да-же в бойцах-то не повезло, весь этот сброд предстоит вести в бой!»
Отец почти с первых дней моей жизни вел дневник наблюдений за Виктором. Как искусственник, он часто и подолгу болел, о чём красноречиво повествуют описания его страданий и температурные графики, которые отец не ленился вычерчивать. Но самыми ценными, пожалуй, являются две последние записи, сделанные отцом и которые позволительно будет процитировать:

25-01-42 Стоят сильные морозы. нет свету. частично пришлось отказаться от режима. 27-го уезжаю в Горький, сдал библиотеку, хорошо, если бы из Горького направили in Moscow, а там и на фронт.
Ничего этого Витяй
 Не знает, и только потом будет искать меня долгое время. Все это ничего, лишь бы быть живым и здоровым, хотя бы и хлебнув тягот и лишений войны. Но ежели и смерть настигнет, не страшно умереть за правое дело.
Итак, возможно это последняя моя запись о наблюдениях за Виктором, во всяком случае, перерыв может быть на длительный промежуток времени.
Расти Витя, будь разумен, люби родину, люби на-род свой, люби науку и труд. Будь счастлив, твой отец   Фатеев
                Дмитрий
                Георгиевич

27-01-42 Последние часы провожу с семьей. в 1700 иду на вокзал. Последние приготовления.  Мама плачет, Витяй кричит «папа-папа», он не понимает ещё тяжких минут расставания. Намял им обоим с Шуриком бока, наигрался с Витяем в прятки. Играл вокруг стола. Через стол не видит меня, так он присядет, из-под стола мои ноги увидит и кричит «ада…а!».
Держал их с Шуриком на руках. У Вити был сухарик. Вот он решил его Шурику отдать, тот помусолил и положил на стол. Тогда Витяй показывает нам, а потом бросил его Финге. Культурный мальчик. Нашёл вчера мелу кусочек, пристроился к сундуку и малюет, а сам напевает. Ну, кончаю. Продолжение дневника зависит от обстоятельств.

… «Сегодня я ночью
На фронт ухожу,
Быть может, не встретимся более,
Быть может,
Я голову где-то сложу,
Развеется прах в чистом поле.

Расти же,  сынок,
И будь молодцом,
Люби труд, свой народ и науку.
Ты Отчизной своею гордись –
В этом счастье твоё
И моя в том порука».
          1985 г.
         
Положение с каждым днем ухудшалось, были частые перебои с водой, светом, продуктами. Потянулись дни, месяцы, годы томительного ожидания, которое длится, по сей день.
Мама Тома подождала полгода, вестей никаких нет. Со-брала кое-какое барахлишко, Шурика в охапку и уехала куда-то якобы к подруге в сторону Урала. Свой отъезд она объяснила так: «Я не намерена быть сторожем этих четырех стен, а Дмитрий, если вернётся, нас найдёт». С тем и отбыла восвояси.
Осталась бабуля в чужом городе за тысячи верст от родных, да ещё с «довеском» горе мыкать.
Жить становилось все труднее и труднее, продовольственное снабжение с каждым днём ухудшалось, и в середине 1943г. она решает выбираться на Урал – ближе к родным. Не-грамотная женщина нашла в себе силы перебороть страх от предстоящего путешествия в столь неспокойное время. Со-брала 100 кг. самого необходимого в багаж (больше не принимала железная дорога) и тронулась в путь. Ехать пришлось очень долго, так как пассажирские поезда подолгу отстаивались в тупиках, пропуская на фронт эшелоны с техникой, боеприпасами и живой силой.
Но вот трудности позади, баба Вера с внуком у себя на родине., однако оказалось, что это только цветочки, а ягодки все ещё впереди.
                Глава IV
Челябинская обл. и Варненский р-н в частности, преобладали изобилием самых близких родственников по той и другой линиям династий Фатеевых и Берниковых. Однако радости родные от столь «дорогой гостьи» не испытали. Время трудное, семьи многодетные, самим есть нечего, а тут еще два рта. Погостила баба Вера помаленьку у всех и поняла, что она со своим хлюпиком никому не нужна. Ей предлагали да-же тихонько избавиться от этого балласта.

Зачем же под старость
Тако питеньё?
На носик подушку
Иль выпой, какое питье…

На такую подлость бабуля не пошла, ушла на квартиру к чужим людям, да так и скитались на протяжении пяти лет: где вместе с хозяевами, где отдельно. Долго на одном месте не засиживались, по разным причинам.
Воспоминания уводят Виктора в далёкое прошлое: – «Смутно помню избу: две кровати – наша и хозяйская, русская печь со встроенной в неё голландкой. Печь топили, видимо, редко, а «голландку» жарили ежедневно докрасна красной полынью. Полынь женщины жали серпами и возили; осенью на тележке, зимой – на санках. Запомнилось это, возможно, по-тому, что мы частенько с хозяйским сыном Васяткой очищали стебли этой полыни, и перебрасывались ими, как копьями. Но, как говорится, «игра не доводит до добра». Так оно и про-изошло: Он стоял у окна, я у двери, у каждого приготовлено по несколько стеблей. Стебель – длиной в полтора метра и толщиной чуть ли не с детский палец. Метнул Васятка одно из «копий», а я увернуться не успел; в глазах вспыхнул ослепи-тельный свет. Что было потом – не помню. Ясно одно, что с этой квартиры ушли. Видимо, моя бабуля с хозяйкой «дружески» поговорили из-за нас сорванцов». Игра обернулась серьезной травмой роговицы правого глаза. В короткий срок его затянуло бельмом, воспаление перекинулось и на левый глаз. Наступала слепота, и баба Вера повезла Витюшку в Магнитогорск. Доктора оперировать не стали, прописали желто-ртутную мазь, тонкий порошок сахара комкового и тонко на-тёртого финикового семени, а через три года приехать на об-следование. Результат долго не заставил себя ждать: левый глаз очистился от пелены полностью, а вот правый остался неполноценным. Прошло три года, но поездку пришлось отложить ввиду финансового затруднения.
Шел 1946 неурожайный год. Люди пухли и умирали с голода. Питались, чем попало. Ставили силки на сусликов, хомяков и прочую вредную живность. Время это особо тягостным было для бабы Веры с внуком. Не было у них ни угла своего, ни клочка земли, чтобы хоть что-то вырастить. В пищу шло все, что было не ядовито. Изысканными блюдами были обвалянные в неочищенном просе оладьи из картофеля, если удавалось бабуле его выменять на оставшиеся от отца вещи от форменной одежды. Иногда кто-либо из жалости отрывал от себя и своей семьи. Изысканным деликатесом были лепешки из лебеды. Всевозможные «щи», «борщи» готовились из крапивы и картофельных очисток (если таковые были) с добавлением стакана муки на пятилитровый чугун.
Драконовский закон военного времени обязывал сдать государству мясо, шерсть, молоко, яйца; есть у тебя подсобное хозяйство или нет, значения не имело. Не имея даже собственного угла, баба Вера обязана была продразвёрстку сдать, на что уходили все деньги, которые с превеликим трудом ей удавалось заработать на подшивке валенок, шитье стёганых одеял и одежды. (Не все, оказывается, жили так уж худо – кому вой-на, кому мать родна).
В колхоз баба Вера не вступала, надеялась, что вернется сын и продолжит воинскую службу. Во всяком случае, жить в деревне не будут, по этой причине ей не давали даже клочка земли для выращивания огородной зелени для себя и ребёнка. И в то же время обязывали выполнять трудовую повинность – так называемый «минимум», коли живёшь на данной территории. За этот «минимум» в любую погоду с утра до вечера, с ранней весны до «белых мух», баба Вера пласталась в огород-ной бригаде. Вспоминая те годы, Виктор не перестаёт удивляться, как пережила баба Вера это лихолетье, питаясь один раз в сутки сравнительно нормально на работе, да и из этого выкраивала кусочек мяса и хлебца для него. Был случай, когда она упала в обморок и женщины отливали её холодной водой. Внук ждал её с работы  и встречал с визгом восторга.
«Как офицерской семье им причитался паёк: пуд муки, яичный порошок, что-то ещё (гуманитарная помощь американцев). Так вот до  потребителей, пуд муки доходил настолько увесистым, что вмещался в восьмилитровое ведёрко. От стакана такой муки крапивная баланда становилась грязно зелёно-бело-голубой, а на дно выпадал не растворившийся оса-док мела. Но жаловаться было некому и некуда.
Однажды баба Вера принесла с работы большущего ежа. Наутро живьём сунула его в печь, так как не смогла его умертвить, и когда иглы на нём обгорели, очистила, выпотрошила и варила несколько дней «щи с мясом» и запахом мышатины.

Да, тяжким то времечко было
В минувшую-то войну.
Мы ели не хлеб и колбаску,
А всякую сорну траву.
…Тот случай я крепко запомнил,
Хоть был тогда малышом,
Приносит бабуля с работы
Мешочек с огромным ежом.
От этой колючей диковины
Я на радостях прыгал.
А ёжик, обнюхав нашу еду,
С отвращением фыркал.
Утром бабуля печь затопила,
И ежа на лопате, туда проводила.
...Ёжик на углях
В клубке верещит,
И я заливаюся с визгом.
Бабуся же с горя платком
Слезу утирает тайком.
Дня три иль четыре
Варили мы щи из ежа
Со всякою разной «приправой»,
Но мяса поесть
Не пришлось ни шиша –
Уж очень бедняга был старый.

Уходя на работу, баба Вера оставляла Витюшке трехлитровый чугунок с описанным выше пойлом и наказывала: «Витюша, пообедаешь, когда солнышко будет светить вот в это окно». – «Я утвердительно кивал головой, но стоило ей выйти со двора, тут, же хищнически набрасывался на свой обед, и, несмотря на боли в животе от переполнения, выхлебывал все до дна. На обед оставалось только вышмыгать до блеска пальцем то, что осталось на стенках, и до ее прихода скулить от голода, подобно щенку». Зато, как я уже сообщал раньше, воз-вращение бабы Веры было для него праздником. Она приносила вязанку стеблей пиканов (борщёвника) или чакану (болотное растение, нижнюю часть, которых можно употреблять).
– «Хорошо запомнился один случай: Перед уходом на работу баба Вера провела, как обычно инструктаж и удалилась, прошло, вероятно, не более получаса и я услышал звуки открывющейся коридорной двери, а затем в комнату вошла баба Вера. Ошеломлённый её внезапным появлением я, вытаращив глазёнки, отрапортовал: «Мама! А я уже пообедал!! Она привалилась к дверному косяку, и по её щекам побежали кру-упные-крупные слёзы».
– «Был я в то время настолько слаб, что крылечко в пять ступеней приходилось преодолевать самостоятельно, с «перекуром» на третьей».


На третьей ступени крылечка
От слабости делал «привал»
Лежали здесь кости – игрушки –
«Солдаты» и «танки»,
Жестяная пушка.
«Военный» мой весь «арсенал»
Я мысленно с папою вместе
В атаку бойцов поднимал.
Казалось, я тоже немножко
Бить «фрицев» отцу помогал.

С огромной благодарностью вспоминает Виктор тех добрых людей, которые в самые трудные времена приходили на помощь и хоть маленькой толикой, оторванной от своей семьи, поддерживали их существование: кто молочком, кто картошечкой или просто куском хлеба. За четыре года, пришлось сменить пять квартир (это только он помнит). Тяжко жилось в те годы практически всем, но люди делились и кровом, и кус-ком. Жили у Труфановой т. Зои, Ферапонтовой т. Клавы, Кремлёвых деда Парфирия и бабы Насти, Велиных, Абрамовых. Нет этих добрых людей уже в живых – Вечная им память! Только благодаря их поддержке им с бабой Верой удалось выжить.
1946 год был для них чёрным годом в полном смысле этого слова. Тринадцатого июня получила баба Вера извещение за № 535, в котором сообщалось: «Ваш сын младший политрук Фатеев Дмитрий Георгиевич 1912 г.р. пропал без вести в марте 1942 г.». Это был крах всем планам на будущее, оставалась истинная российская надежда на авось. Авось это ошибка. С этой надеждой ушла из жизни баба Вера, с этой надеждой живёт Виктор уже восьмой десяток лет.

СОН

Сегодня ночью мне
Чудесный сон приснился:
Как будто, через
Много долгих лет,
Отец с войны явился.
Не верю, как будто
Своим я глазам,
Что это не фото,
Он это?!
Он настоящий?!
Предо мною папанька?!
Он сам?!
Немало невзгод,
Видно, он испытал,
На старца похожим
Папанька мой стал.
– Здравствуй, отец!
Как долго я ждал!
Ему я с волненьем сказал;
Хотел прикоснуться,
А он вдруг пропал...
1987г.
Спасенье пришло в 1947г. Сын младшей бабулиной сестры Константинов Михаил Феоктистович пришёл с фронта в звании майора и продолжил службу в Варненском районном военкомате. По его ходатайству они получили большую пенсионную компенсацию и мама Вера (после получения извещения осуществили документальную формальность усыновления Виктора и он на законных основаниях теперь продолжал свою бабушку называть мамой), купила за 2000 рублей саманную хату с усадьбой. Это обстоятельство явилось  настоящим спасением.
В 1947 году Витя всё лето посещал детскую площадку в дневное время, где была сравнительно сытная кормёжка: молочные каши, котлеты, супы с настоящим мясом, картошкой и с пшеничным хлебом – вдоволь. И всё же растущий организм требовал, большего. Рядом была зерносушилка, и детвора бе-гала туда полакомиться жареной пшеницей, (до сих пор ощущается этого деликатеса вкуснячий аромат). Рабочие на этой сушилке были разные, одни снабжали  «жаренкой», другие прогоняли, тогда, набранная прямо из ворохов в подолы рубашонок в ход шла сырая пшеница. Такие набеги устраивали по несколько раз в день, и каждый день.
–– «И ещё помнится такая деталь: картошку от нас нянечки обязательно прятали. Если выследим, куда –  вытаскаем всю. Стёклышком поскоблим мало-мальски, рубашонками оботрём, и хрустоток только идёт. Предводителем этих проказ был у нас Генка Родин, его старшие сёстры работали нянечками и поэтому он позволял себе любые вольности, сестрички его наказывали за это, но он стоически выдерживал все их притязания и продолжал пакостить, увлекая и нас за собой».
– «Сейчас, конечно, смешно вспоминать минувших дней проказы, а тогда действительно всё время хотелось, есть, и мы ели всё подряд, что можно было употреблять – не важно, сырое, вареное или жареное, было всё полезно, что в рот полезло».
– «Помню, уже жили в своей хате. Мама Вера носила меня на плечах из площадки – расстояние два квартала – это примерно 300–400 метров. Половину я преодолевал своими ножками, а дальше они становились ватными, непослушными, и она брала меня на закортышки, т. е, на плечи. Однажды только водрузила меня на это почётное место, я обхватил её руками за голову и с дури-то брякнул: «Долго, мама, я ещё на тебе ездить буду!». Не успел и фразу закончить, как оказался на земле, да ещё и тумака схлопотал. Пришлось до самого дома плестись еле-еле и хлюпать носом. Это была последняя «езда» на маме Вере».
К осени Витюшка немного окреп и 1 сентября пошёл в школу. После всего пережитого учёба давалась очень трудно, видимо, сказывалось длительное недоедание. С превеликим трудом, но первый класс освоил на твёрдую тройку, а вот во втором засел. Первая учительница Андреева Екатерина Николаевна вышла замуж и уехала, а их приняла жена директора школы, Зинаида Ивановна тоже Андреева – с большим стажем, но чёрствой душой.
Сидел он с хлопцем, тоже Андреевым, тобишь, её однофамильцем, весь год. Лёшка не учился, и Вите не давал. Ежедневно ломал  перья и ручки, из-за этого дрались, но виновником всегда почему-то оказывался Витя.
– «Эта «сушёная вобла», с пустыми, простоквашными, на-выкате, как у жабы глазами, хватала меня за шиворот и выпихивала из класса вон или ставила к доске,  а напарник оставался на месте, как пострадавший. Ручки мама Вера мастерила сама. На отрезок тонкой хворостинки насаживала трубочку из гусиного пера и в неё вставляла стальное перо. А чтобы гусиная трубочка не рвалась в процессе эксплуатации, она обматывала её туго в нескольких местах нитками. Ученические перья были в то время в большом дефиците, но нас спасали оставшиеся от отца. Помню большую коробку, до верха заполненную перьями: «звёздочками», «рондо», для авторучек и прочих модификаций. Так вот мне их с натяжкой хватило только на год».
На этом дело не кончалось. Классная дама докладывала о   баталиях своих подопечных мужу, он, в свою очередь, вызывал маму Веру в школу или разносил её на родительском собрании. Стыдил при всём честном народе, что де не умеет воспитывать, грозил лишить её родительских прав и сдать внука в детдом. После таких разборок следовала очередная выволочка, и домашний концерт виновнику. Репертуар был разнообразный, но начинался всегда с «увертюры» – хорошей порки ремнём или хворостиной, что всегда была подоткнута под притолокой. Затем следовало само действо. Это уже зависело от степени нахлобучки в школе. Это могли быть: отстойка в углу до утра или отсидка в подполье, во время которых, Витюшкая мог с «удовольствием» наслаждаться её причитаниями:

– «Господи! За что наказал,
Выродком этим руки связал?
Ирод проклятый,
Что ж ты малюткой не сдох,
Совсем не  ослеп, не оглох!?
Сидел бы на печке, как чурка,
Да душу не рвал!
Нервы мои ты уж все измотал…»
Доставались и папеньке
Горячие шишки:
–«Башку-то сломил!
Ноги где-то задрал!
Чтоб тебе ни дна, ни покрышки!
Питеньё-то под старость
Мне накачал!»

–«Но самым страшным испытанием было, когда мама Вера, в порыве злобной истерии, падала на пол, закатывала глаза, хрипела и требовала нож, чтобы зарезаться. В такие мину-ты я испытывал страх неимоверный, волосёнки на моей дур-ной «башке» шевелились. Я незаметно, (так мне казалось), хватал всё острое, прятал под печку и визжал возле нее: «Мама, не умирай, пожалуйста!!» Обещал ей исправиться и всё прочее…
Но в школе все повторялось вновь и вновь. Я со слезами просил разрешения пересесть на другую парту. Да простит меня Господь: эта «сушеная вобла» так и не вняла моим мольбам. Когда передавала нас, разгильдяев, молодой девушке, только что окончившей педучилище, сказала: «С Фатеевым горя хватишь». Клавдия Николаевна позже призналась маме Вере:
– «Когда я шла на первый урок во второй класс, у меня озноб по телу пробегал, боялась встретиться взглядом с изгоем Фатеевым. Так Зинаида Ивановна меня настращала. При-смотрелась: вроде мальчишка спокойный, стеснительный, но обидчивый». Первое, что сделала юная девушка – рассадила всех мальчишек с девчонками.
Особенно трудно давалась Виктору математика. Сколько потрачено Клавдией Николаевной личного времени в школе и дома (по её просьбе он ходил к ней домой). Она всем сердцем стремилась помочь Вите выкарабкаться до уровня остальных.
 Прошли сравнительно спокойно три года начальной школы с Клавдией Николаевной Шевяковой, перешёл в пятый класс на предметное обучение. Всегда с благодарностью вспоминает Виктор её доброту. Для него она навсегда осталась – Первой учительницей.               

Глава V
Начиная со второго класса, как только научился читать по слогам, Витя стал штатным книголюбом в сельской библиотеке. Долгими зимними вечерами сидя у «коптилки»  читал вслух сказки, а мама Вера слушала. Когда стал взрослей, и стало на печи спать вдвоём тесно, как только мама Вера засыпала, он тихонько уходил в другую комнату, ставил «коптил-ку» в печурку, ложился на кровать и продолжал читать. Утром просыпался от «нежных ласк» сковородника или ухвата за то, что опять всю ночь жёг керосин. Из печурки до самого по-толка ярко красовалась чёрная полоса копоти.
Любимыми предметами в старших классах стали история, география, русский язык с литературой, и вдруг, негаданно, проявились способности к рисованию. А вот алгебра, математика и геометрия оставались предметами недосягаемой трудности. Здесь нужно остановиться и на особенностях характера педагога. Агафоника Алексеевича Ситчихина. Он был словно нафарширован всевозможными математическими законами, обладал феноменальной памятью, а вот авторитета не имел, абсолютно ни какого, ни в школе, ни в посёлке. На занятия он мог явиться с подбитым глазом, с забинтованной шеей после домашних разборок с супругой Зиночкой, (по пьяни, она его частенько дубасила и душила).
– «Он приходил в класс, как из рога изобилия выплёскивал на наши головы новый материал. В это время ему было, без разницы слушают его или нет, поэтому в классе, что в улье стоял гул. Он говорил так: – «Я знания, какие быги нужны мне, погучиг, а вы, как хотите». Оттарабанив новый материал, он открывал классный журнал, вызывал к доске очередную жертву, если она была не подготовлена, он под-ходил, стучал по её «пустой» голове костяшками пальцев и произносил излюбленную тираду: – «Ночь быга тёмная-тёмная, кобыга быга чёгная-чёгная, еду-еду да пощупаю – тут ли она?!» «Садись! Два!» Была у него ещё одна слабость, он почти не расставался с трубкой, во время перерывов она постоянно торчала у него изо рта. Очень часто не затушив добром, он совал её в карман. Во время урока вдруг начинало вонять тлеющей тканью. По классу скользил хохоток, а когда Агафоник Алексеевич спешно, сунув руку в карман, опрометью вылетал из класса тушить штаны, тут уж мы «ржа-ли» до колик.»
– «Однажды он вызвал к доске Катюху Овсянникову, по-ка она мурлыкала, что-то себе под нос, Агафоник Алексеевич за столом задремал, Катюха изорвала на мелкие кусочки «шпору» и, как снежком обсыпала дрёмушку. Естественно по классу раскатился подобно гороху хохот. А, что с нас аболтусов было взять, позднее-то приходилось сожалеть о том, что своевременно не озаботились о своём будущем».
– «Сейчас, анализируя, прошлое, не перестаю удивляться  тому, как директор Андрей Николаевич Налейкин при его строгости много лет терпел, пьяные разборки этой семейной пары, проживая под одной крышей. Терпение его лопнуло, когда в его отсутствие, (уезжал в район на конференцию). Географ, историк и вышеупомянутый математик устроили прямо в школе попойку и ученикам рассказывали не цензурные анекдоты. После этого инцидента, их педагогическая стезя рухнула с треском и всех вымели из села, но это произошло после моего окончания школы года через два».
Поскольку способности Виктора к рисованию скоро были подмечены учителем Иваном Петровичем Бывакиным, то он всячески способствовал их развитию. Давал дополни-тельные задания, делился тем, что знал сам, будучи самоучкой. Появилась востребованность, сначала в классной, а затем – в школьной стенной печати.   
В шестом классе увлечение рисованием переросло все рамки приличия, в результате скатился по всем предметам – в голову не шло абсолютно ничего. На занятиях и дома всё внимание концентрировалось на срисовывании чего-либо. Ни уговоры учителей, ни воздействия мамы Веры не помогали: видимо сказывался возрастной, переломный момент,    почувствовал в себе силу, и угрозы мамы Веры не волновали. К тому же, одна из сродных тётушек раскрыла секрет «болезни» мамы Веры и посоветовала во время её «обмороков» пойти, и что-нибудь поделать во дворе: подмести, порубить дрова и т. д. Оказывается, эта «хвороба-то» уже закоренелая, она её с успехом применяла на практике с родным сыночком, то-бишь с Витиным папенькой. Свидетелем такой сцены и была однажды тетя Пея. «Рецепт», прописанный ею, оказался полезным для обоих. Матушка перестала разыгрывать дурь с ножами, а Виктор приобрел независимость, хотя и оберну-лось это повторным обучением в шестом классе.
В летние каникулы 1954-55 гг. Виктор уже работал на за-готовке сена, за что получал соответствующую зарплату и сено для личной коровки. В 1956 году, после окончания семилетки они с другом, Гудошниковым Юрием, поехали по-ступать в 13-е ремесленное училище г. Магнитогорска – учиться на сталеваров. Ввиду малого росточка Юра комиссию на сталевара  не прошёл, предложили учиться на вальцовщика, он не захотел. Счастливчиков собрали в актовом зале, поздравили и объявили: «1 сентября быть всем на месте для отправки на уборку урожая, а занятия начнутся с 1 октября». Виктор попросил разрешения у директора отработать весь летний сезон у себя в колхозе, на что получил его согласие с условием – иметь при себе справку, что действительно принимал участие в уборочной кампании. Добросовестно отработал, заготовил на всю зиму дров, заручившись справкой,  в означенное время прибыл в г. Магнитогорск. Однако здесь его поджидало тяжкое разочарование. Директор училища преподнёс  глубокие извинения и признание вины в том, что не досмотрели в заключение медкомиссии  непригодность по зрению. После своего неудавшегося посвящения в металлурги Виктор продолжил работать в колхозе – там, «куда партия направит», т. е. разнорабочим. Зимой – на вывозке сена, соломы и на зерноскладах, летом – на сенокосе, осенью на уборке зерновых и на вспашке зяби в качестве прицепщика.
Это был 1957 год. Ознаменован он тем, что впервые в истории изучения космического пространства наступила эпоха его освоения. На около земную орбиту вывели космический спутник. По вечерам молодёжь, да и не только, всматривались в звёздное небо и, затаив дыхание, провожали взором маленькую, яркую движущуюся точку. Грудь распирала гордость за свою страну, за свой народ, за то, что именно советским учёным удалось осуществить давнишнюю, мечту все-го человечества.
Другим, менее масштабным, но значимым событием явилось то, что встретил замечательную девушку по имени Нина, с которой в дальнейшем связал свою судьбу.
В шестидесятых было модно городскую молодёжь направлять в село на уборку урожая. В их колхоз «Новый труд» на уборку прислали девчонок из Челябинска и Перьми, Проходя утром мимо дома, где поселили несколько девушек, Виктор невольно обратил внимание на одну из них. Вечером после работы состоялось первое знакомство и выяснилось, что они занаряжены в их бригаду №1. И это уже судьба, через несколько дней она пришла  в тракторный отряд в качестве повара. Юноша с трепетом в душе спешил на стан при любой возможности, а встретившись, терял дар речи и при посторонних краснел от смущения.
– «Однажды был такой случай: Нина получила на складе говяжью печень и по неопытности не вымочив, сварила с ней лапшу. Естественно блюдо сие есть ни кто не стал, так как оно было горькое, как хина. Так вот я один с «огромным удовольствием» и алыми от смущения ушами, под насмешливыми взорами мужиков, употребил – полную чашку сей лапши и на её вопрос: – «Витя, вкусно?» Промычал, что-то неопределённое, дабы не обидеть».
Время пролетело довольно быстро, как ни трудно, но пришла пора расставания. Что ж всему своё время.
Осенью 57-го года наш герой поступил учиться в восьмой класс в соседнее село Урнек - целинный совхоз Кустанайской области, но проучился только одну четверть и бросил. Характер проявил себе в ущерб.
А дело было так. На уроке литературы преподаватель объясняла, как нужно писать  сочинения, с чего начинать и чем заканчивать. Что-то послужило тому, что Виктор не уловил сути и, когда была объявлена тема домашнего сочинения «фамусовское общество» по Грибоедову, обратился за разъяснением. Светлана Васильевна, конечно, посоветовала внимательней слушать на уроке и объяснять ничего не стала. Так как примерный план был дан и записан, то оставалось только написать само сочинение. Ну, он и выдал «нагора» «шедевр», который вместе с заголовком и планом занял полторы страницы ученической тетради. А коль половина второй страницы была свободной, то на ней и красовалась награда в виде огромной единицы и росписи. На следующий день Светлана Васильевна зачитала  сочинение сначала в 9 классе, и автора во время перемены соответственно спешили все «поздравить» с «высокой наградой за заслуги перед Родиной». На уроки русского языка и литературы он больше не пошёл, а вскоре забрал документы и со школой распростился. Устроился в совхоз разнорабочим.
Через три месяца Виктора направили в командировку в Курганскую область на трелёвку леса. Получил он 500 целковых, и с заместителем директора поехали. Зам – «сопровождающим и контролирующим органом», а Виктор – как «основная рабочая сила», которой по месту назначения будет придан трактор ДТ-54 с водителем.
Сумма в 500 целковых для, не стрелянного воробья, казалась огромнейшим капиталом и, когда в Челябинске обедали в железнодорожном ресторане, после 150 граммов, принятых «на грудь», он проявил щедрость и рассчитался за себя и зама, выложив сразу сотню рублей – по тем временам два-три месяца работы по тарифу разнорабочего.
Приехали в хутор Грачёво, Каргопольского района Кур-ганской области. Хутор утонул в снегах, сугробы на уровне крыш домишек, которых не более двух десятков. Трактор не-исправный стоит в лесу уже другу неделю, запасных частей нет, тракториста «делят» местные девицы и вдовицы. Хлеб привозной, и привозят его не регулярно. Магазина нет. Баб-ка, у которой жил тракторист, ругается, что нечем кормить постояльца, а тут ещё одного «припёрли». Зам на другой день смылся; поехал якобы за запчастями и пропал. Просидел он в той глухомани две недели без работы, рассчитался с бабулей за постой и пропитание и отправился в обратный путь. Со-рок верст до станции, двадцать из которых – разбитый санный путь – запомнились надолго. К полудню так припекло солнышко (был конец марта), что снег превратился в месиво. Сапоги промокли насквозь, хочется, есть, а кроме шмотка солёного сала, купленного у бабульки, ничего нет. С сала горит всё внутри – благо снегу много чистого.
На станцию приплёлся часов в одиннадцать вечера. Рано утром приехал в Челябинск. День весь свободный. Есть возможность навестить свою радость – Ниночку.
– «Работала она в ателье № 1, от этого предприятия  в сентябре 1957 года и была командирована в наше село на уборочную, где и состоялась, как я уже упоминал, наша встреча».
Вот и впрямь – язык до Киева доведёт! В таком большом городе, не зная точного адреса, ведь нашёл он это ателье № 1. Попросил пригласить Дегтярёву Нину. Ждёт, предвкушая жаркие объятья, поцелуи, теплую беседу хотя бы на полчаса - час. Она выскочила в холл, вся зарделась от смущения, спросила, как нашёл, когда поезд, посоветовала, на чём доехать до вокзала, попрощалась и убежала в цех. Что оставалось делать? Развернуть оглобли на 180 градусов и отбыть туда, от-куда появился. Было обидно, но он понимал её состояние, так как и сам-то, хоть и бодрился, попытался даже поцеловать, но в присутствие посторонних людей получилось это как-то неестественно. Впоследствии, вспоминая об этом визите, Нина рассказывала: – «Когда сказали, что меня вызывает паренёк, я вышла, увидела тебя, внутри себя обрадовалась и страшно растерялась, а когда сказала, как доехать до вокзала, ты мне ответил: «Я так долго искал тебя, а уж обратный путь как-нибудь найду!» – я попрощалась и ушла в цех. Зоя, моя подруга, и бригадир меня долго уговаривали, чтобы я вернулась, а когда вышла, тебя уже не было. Мне стало стыдно за свой поступок. Попало мне и от девчат, с которыми были у вас на уборочной. В деревне-то все, в том числе и хозяева, у которых мы жили, отзывались о тебе только положительно. Я не находила себе места, расстроилась, а когда пришла домой, вдоволь наплакалась, а потом написала вдогонку оправ-дательное письмо».
Возвратившись, домой, подал заявление в совхозе на расчёт. Из семейного бюджета отстегнул 300 целковых (воз-врат командировочных), и вернулся в свой родной колхоз «Новый труд». Оформился в качестве ветеринарного санитара, проработал до осени, а в октябре поехал в г. Троицк на курсы ветфельдшеров. Чуть раньше, а именно, в сентябре, встретился со своей ненаглядной Ниночкой. Она в эту осень пребывала на уборочной в селе Кулевчи Варненского района – в сорока пяти километрах от Алексеевки.
– «Оседлал» я своего колёсно-педального «воронка», и «поскакал», уже с твёрдым намерением просить руки. Предложение было сделано и принято, дело оставалось за согласием родителей. Но это только по возвращении с уборочной кампании».
Здесь нужно остановиться на одном эпизоде, о котором Виктор с Ниной вспоминают, по сей день.
Квартировали девчата у деда с бабкой, очень строгих. Они сразу предупредили постоялок своих, чтобы ни каких «шашней» с парнями не заводить.  Нежданный визит Виктора поставил девчат в затруднительное положение – как быть с гостем, ясно одно, хозяева не позволят переночевать у них. Но, как говорится, из любого безвыходного положения можно найти лазейку: – «Вот и мы придумали сказку о том, что я брат Нинин, был в командировке в Магнитогорске, на обрат-ном пути сделал остановку в Варне, чтобы повидаться с сестрёнкой, а велосипед взял у друга в Варне».
Девчата рассказывали, что дед с бабкой были столь скупые, не давали даже посуды, да к тому, же ещё и ворчливые, постоянно ругались между собой. Как ни странно, но нашей сказке они поверили на столько, что напоили всех чаем из самовара, с сахаром и разрешили «братишке» располагаться, как дома. Девчата все улеглись на полу, как обычно, ну а дорогому гостю была расправлена кровать.
Окрылённый надеждой на успех, возвратился домой, доложил об этом мамане, заготовил ей всё необходимое на зиму и уехал на учёбу. Наука давалась легко, ведь это не сочинение о «фамусовском обществе» и не «пифагоровы штаны», которые во все стороны равны. Усвоению материала способствовала подготовка наглядных пособий: схем, таблиц, а для того, чтобы что-то вычертить или нарисовать схему строения какого-то органа животного, нужно ознакомиться с теоретическим материалом.
Учёба - учёбой, но наш герой не забывал договора заключённого с милашкой: Чуть ли не каждую неделю запрашивал письмами, или по телефону результат переговоров с родителями. И вот, наконец, перед Новым годом получил приглашение на переговоры с Челябинском. От услышанного: - «Приезжай, я уже рассчиталась с работы и выписываюсь». Радость плескалась через край. 
Новогодних выходных только два дня, опаздывать нельзя – отчислят, пошёл на «абордаж»! Написал заявление на три дня дополнительного отпуска в связи с семейными обстоятельствами. Заведующий учебной частью Садовский Евгений Владимирович заявление прочитал, смерил автора с головы до ног и с этакой напускной серьёзностью загремел подобно раскатам грома: – «Это что ещё за семейные обстоятельства?!» Он, конечно, вспыхнул от смущения, и принял «позу кролика»,  видя смятение, продолжает греметь: – «Ежели надумал жениться, так и пиши – мне необходимо жениться!» Голос у него действительно, какой-то раскатистый, громовой. Был он удивительно доброй души человек, но своей напускной суровостью и рыком пугал, его боялись, особенно девчата – даже ёжились от страха. – «Что мне оставалось делать? Я так и на-писал: «…мне необходимо жениться».
– «После новогодних праздников моё появление в техникуме было встречено скандированием: - «Не хочу учиться – хочу жениться!»
Глава VI
– «Первое января 1959 года. Я при наряде – черная шапка-ушанка, отцовская армейская, серая шинель, пуговицы и пряжка солдатского ремня горят золотом, в начищенных до зеркального блеска кирзовых сапогах (носок одного разрублен и зашит дратвой через край), с высоко поднятой серьёзной физиономией марширую по пятому участку г. Челябинска. Здесь, в одной из двухэтажек живёт та, которая ждёт. Встреча про-изошла без возгласов радости, но и не холодно. Нинины дядя Андрюша и тетя Нюра,  на основе жизненного опыта, видимо, не усмотрели во мне ничего худого, а поэтому к моей деревенской нескладности отнеслись благосклонно. Не боги горшки обжигают, время обтешет».
Это предположение он делает сейчас, попрошествии  более пяти десятилетий, а тогда тёплый радушный прием был   равносилен празднику в родительском доме. Спасибо им и Вечная память!
Побывали в гостях у второй Нининой тётушки Евдокии, и 2 января он повёз свою сударушку в родную Алексеевку. Приехали на станцию Саламат ночью, в два часа. От вокзала до заезжего двора  нужно перейти несколько железнодорож-ных путей, а там – рукой подать. Поезд ушёл, и  взору пред-стал товарный состав. С багажом тащиться в поисках кондук-торского мостика не целесообразно, решили лезть под вагон. Первый путь преодолели спокойно, а там второй состав, только залезли под него – загрохотало. Тут уж молодожёнов  чуть медвежья болезнь не хватила. Оказалось, третий состав, который  ещё предстояло форсировать, тронулся. Слава Богу, пронесло! Переночевали на заезжем дворе, а на другой день, на «лимузине» – попутной машине,  гружённой углём и без свадебных колец, доставил Виктор невестушку в свои родные пенаты.
Маманя встретила молодуху со свойственной ей настороженностью. Изучающе её разглядывала, а потом, когда Ни-на вышла на пару минут из комнаты, вынесла резюме: – «Курочка ряба (конопатая), будто у нас таких нет. Тот же назём, да издалёка привезён».
– «По случаю приезда сходил к соседям, занял литр бражки, пригласил и их. Пришёл только сосед, мы с ним оприходовали этот литр. Пока беседовали, Нина погладила себе платье, мне брюки. Решили сходить к дедовой сестре, бабе Оле. Сосед пожелал нам счастья и удалился. Я уже переодевался, как вдруг моя Ниночка пошатнулась и чуть не упала. Я подхватил её, а она из рук выскальзывает. Я её на руки, и на улицу, на свежий воздух. Там она пришла в чувство, постояли немного, вернулись в хату, оделись и пошли к бабе Оле. Только вышли на дорогу, Нина снова чуть не упала и пожаловалась, что кружится голова и тошнит. Возвратились, разделись, стали укладываться спать. Маманя сидела на сундуке, и я читал в её глазах злорадную мысль: вот, мол, отец взял припадочную, и ты тоже. Однако, все домыслы развеялись мгновенно, когда она вознамерилась тоже идти спать. Стала приподниматься с сундука и… «нырнула» на пол, благо удачно – не ушиблась. И тут меня осенило: мы угорели от утюга. Угли-то я разжигал щепочками, они добром не прогорели, вот мы и нахлебались угару. С превеликим трудом запятили отяжелевшую маманю на печь, и тогда очередь дошла до моей персоны. Виски будто разваливали зубилом и молотком. Вот так за-кончилось торжество по случаю нашего бракосочетания».
Сколь ни велико было желание у Виктора  побыть с милой рядышком, однако пришлось собираться в путь-дороженьку. И пятого января, как я уже упоминал, его встречали в общежитии скандированием выдержки из заявления, перефразированной под Митрофанушку.
Теперь отсчёт времени исчислялся выходными днями. Два раза в месяц посещал родную хату, а точнее, её обитателей. Чаще не мог – путь был не ближний. В субботу после занятий садился на поезд «Челябинск- Магнитогорск», в 2 часа ночи выходил на станции Саламат и – марш-бросок на 25 километров. Утром был уже дома. Немного отдыха, что-то нужно сделать по хозяйству и снова в путь, чтобы успеть теперь уже на поезд «Магнитогорск-Челябинск» в 00.30 ночи.
С каждым визитом Виктор стал замечать, что его Ниночка тает, словно свеча. Но на вопросы, в чём дело, уклончиво отвечает: «Всё нормально, не беспокойся». Всё прояснилось в марте, когда он приехал на две недели на каникулы. Оказывается, у них с маманей идет война. На новоиспечённом члене семьи маманя практикует свои методы воспитательной работы с обмороками, ножами и небольшим новшеством – верёвкой. После посвящения Нины в их суть и мер противодействия всё как рукой сняло, осталась лишь глубоко засевшая неприязнь и тоска-досада по власти. К этой теме нам ещё представится возможность вернуться, оставим её до поры, до времени.


Глава VII

Расскажу-ка я лучше про Нинулю.
Родилась она в селе Алабуга, Бродокалмакского (ныне Красноармейского) района, Челябинской области. Село Алабуга основано в 1750 году переселенцами из Пермской губернии, но название оно получило по озеру Алабуга (в переводе с тюркского «окунь»).
История их семейства  исходит из двух источников и имеет две версии: Со слов Нининой матери Ольги Петров-ны. Бабушка Екатерина Мартемьяновна родилась в 1873 году с малых лет осталась сиротой и была в услужении у бога-той бездетной супружеской пары, которая завещала ей всё своё состояние. Катя была на редкость трудолюбивой, с хозяйством управлялась одна и считалась на селе богатой невестой. Вот тут и подъехал к ней Паршуков Пётр Артемьевич. Поскольку  Екатерина была очень кроткой, то была она у Петра в качестве прислуги. Он мог позволить себе привести домой свою любовницу, приказывал ставить самовар, накрывать стол,  застилать в чулане постель и после чаепития развлекался со своей пассией там, сколько хотел. Однако не забывал и о воспроизводстве продолжателей ро-да. Были у них дети: Анна, Евдокия, Иван, Яков, Антонина, Ольга.
 Прожил Пётр бурную, но короткую жизнь и пришлось Екатерине Мартемьяновне одной поднимать ребятишек на ноги.
По второй версии рассказанной одной из тётушек Виктору Егоровичу Панову – Нининому троюродному брату. Екатерина, Николай и Дмитрий были выходцами из семьи, (как принято у нас называть) середняков. Имели крепкое по тем временам хозяйство; лошадь, несколько коров, овец и прочую живность, занимались своим хозяйством.
 Становление власти Советов круто изменило жизнь сельского труженика, введением коллективизации,, а проще говоря, разрушило столетиями сложившийся уклад. Многим сей оборот дела был не по нутру, в эту категорию попали Николай с Дмитрием, якобы за дезорганизацию общества против власти Советов, по линии ВЧК (Всесоюзная чрезвычайная комиссия), пришлёпали по червонцу лет каторги. По обоюдному согласию вместо Николая посадили его старшего сына Егора на 8 лет, учли его молодость и само-сознание. Как видим, было без разницы виноват ты или нет, а «продразвёрстку» местная власть была обязана выполнить. Трудно представить, как это можно не виновного человека упрятать за колючку? Оказывается можно, даже и по лож-ному доносу. Что и практиковала ВЧК в период своего существования. Люди были настолько запуганы бесчинством этой комиссии, что боялись помыслить супротив власти. Возможно, чтобы не навлечь «домоклов меч» на себя и своих детей придумывали всевозможные сказки про бедных родителей, как  упомянутая выше сказка  Ольги Петровны.
Итак, как я упоминал уже выше прожил  Петр Артемьевич бурную, но короткую жизнь, и пришлось Екатерине Мартемьяновне одной поднимать всех деток на ноги. Всех вырастила, поженила и замуж выдала, а жизнь коротала с младшей дочерью Ольгой. Муж Ольги Иван Иванович Дегтярёв в селе был не на последнем месте. Как председатель сельского Совета пользовался большим авторитетом у сель-чан. Иван с Ольгой по тем временам жили не плохо: доб-ротный дом, хозяйственные постройки, живность, прибывала и семья. Но началась Великая Отечественная война, и Иван Иванович в числе первых отбыл на защиту Родины, где и сложил свою головушку, и Ольга Петровна одна воспитывала двоих детей: сына Александра, 1937-го и дочь Нину, 1939 года рождения. От Ивана Ивановича было всего одно письмо со станции Борзя и больше ни слуху, ни духу. Ольга Петровна очень часто уезжала с обозом в Челябинск; возили на быках хлеб на элеватор. Путь не ближний – 100 километров, скорость у быка невелика – 5 км. в час. На по-ездку уходила неделя, и Екатерина Мартемьяновна сама управлялась с хозяйством и ребятишками, благо опыта ей было не занимать. Ушла она из жизни в 1954 году в возрасте 81 года.
После войны в 1948 году присватался к Ольге Петровне фронтовик Панов Дмитрий Иванович. Работал он трактористом. У него прежде тоже была семья, но, что-то не заладилась у них жизнь по возвращении его с фронта. Мать Ольги возражать не стала, а скорее всего, просто не умела. Так и прижился Дмитрий в семье. Мужик он был работящий, добрый, детей не обижал. Потом пошли «местные»: Любаша, Коля, Витя, Надя. Старшие уже вышли в самостоятельную жизнь. Саша женился, Нина уехала в Челябинск, поступила в швейку, похоже, и она нашла свою судьбу. В последний приезд просила разрешения родителей (не сама, а через сноху Аннушку) на замужество. Мать кива-ет на отца, отец – на мать, сказал свое слово и Александр: – «Может, он раз 30 женат был, забулдыга какой-либо». Тут уж Нина и слезу пустила, так вопрос и завис не решённым. Уе-хала она без ответа, а через два дня приехал отец в Челябинск привез перину, подушки, одним словом – приданое,  что соответствовало согласию. На попечении у родителей остались малыши, самой старшей, Любаше, шёл десятый годок.
               
               
Глава VIII

Март 1959 года. С автобусной станции Бродокалмак в направлении села Алабуга вышли трое путников: солдат и совсем юные супруги. Солдат и молодуха оказались соседями с одного села. Знакомство произошло ещё в автобусе, так что, пока доехали, стали, чуть ли не родными. Солдата звать Анатолий, его соседку Ниной, а молодого супруга Виктором. До Алабуги 20 километров. Вьюга – свету белого не видать. Дорогу передуло, на какой-либо попутный транспорт и расчёта нет. Дело молодое, спешное: солдат дома три года не был, у молодых – отпуск короткий, поспешать надо, ну, и пошли в ночь, в пургу.  Солдат есть солдат, ему марш-бросок в 20 километров – пустяк. Позицию не сдает и Виктор – тоже «набил ногу», курсируя по 50 километров в сутки, а вот Ниночке эти километры достались тяжко. Но молодости всё подвластно, и в 10 часов вечера стучит Нина в окно родного дома. Переминается с ноги на ногу Виктор; как-то встретят его, чужого человека, в этом доме. Нелегко, наверное, будет назвать совсем незнакомых людей  мамой и папой. Ничего не поделаешь; «на-звался грибом – полезай в кузовок». Засветилось окно, кто-то вышел в сени, убирает засов. Двери открыл тесть, приглашает в комнату. Зашли, Нина представила обе стороны, обнялись, и как-то всё само собой вышло без принуждения. Такое ощущение, будто Виктор просто отлучался в командировку и вот вернулся домой. Шутки-прибаутки, всё вроде вовремя и к месту потом, вспоминая, сам удивлялся этому.
Быстро накрутили мяса на пельмени, и, пока их делали, собрались гости: соседи, родня, сходили и  за солдатом То-лей, они с братом Сашей были друзья. Анатолий пришёл с гармошкой. И загудел пир горой! Гости разошлись под утро, ну, а молодым, утомленным дорогой, хватило двух рядовых, чтобы отключиться.
Погостили двое суток и покатили домой; «хорошего помаленьку –  горького не досыта», или – «в гостях хорошо, а дома лучше».
В октябре, закончив обучение в школе ветфельдшеров, Виктор приступил к профессиональной трудовой деятельности. Работа нравилась; всё время в движении, в разъездах. Обработки, лечение животных, вызовы в любое время суток и т. д. Смущало одно обстоятельство – все это часто сопровождалось выпивкой и довольно изрядной. Желания на это особого не имел, но и отказать не умел, стеснялся по молодости.
По штатному расписанию, обслуживал животноводческий комплекс на хуторе Бобровка – в шести километрах от Алексеевки. Это был животноводческий бруцеллезный изолятор. Всех неблагополучных по бруцеллезу животных отправляли туда. На хуторе имелось около 20 личных хозяйств, в основном, из переселенцев - белорусов.
Миграция их была в 1954 году из-за неурожая на роди-не. Жили они небогато, в каждой семье полно ребятишек, но горэлочку гнали исправно, чем, собственно и угощали, ветработников от души за излечение, кастрацию и всевозможные профилактические обработки их живности. Этой Божьей твари в каждом хозяйстве было в избытке. В распоряжении Виктора находился «конёк – горбунок» по кличке Васька. Росточком он не удался, смирный, послушный, од-ним словом, умница. Зимой и летом уезжал зачастую к утренней дойке, чтобы застать обслуживающий персонал общественного животноводства на месте. По окончанию дойки – в телятник. Кому - укольчик, кому – ингаляцию, а после – по вызовам в частный сектор. К вечеру, бывало, до-ведут до повозки, усадят, вожжи привяжут за облучок, чух-нут Васька, и он в целости и сохранности доставляет, спящего, зюзю прямо в объятия родных женушки и матушки. После таких попоек в глаза-то стыдно было им смотреть, однако все повторялось вновь.
Выход из этого, прямо скажем, дурацкого положения пришёл неожиданно в середине 60-го. Парторг колхоза Мария Порфирьевна Сыркина предложила занять вакантную должность заведующего клубом. Посоветовались и решили принять предложение – как спасительную соломинку от бесконечной выпивки. Устраивала и оплата – на порядок выше. Нина работала в медпункте санитаркой с окладом 30 рублей. В перспективе – почти семьдесят рублей для села – прочный семейный бюджет в те годы, да плюс 20 трудодней от колхоза за заведование – это  зерно, фураж, сено и т. д.
Заведование клубом принял, осваивал потихоньку новые обязанности, стали прикапливать деньжонки на строительство дома. Значительное послабление правительства в вопросе ограничения личного животноводства, урожайные годы дали возможность людям вздохнуть полной грудью, расправить плечи и заняться обустройством быта. Дома росли, как грибы после дождя. Строительного материала – шлака на  железнодорожных станциях были огромнейшие терриконы. Но большинство использовало местный строи-тельный материал: глину и солому, коих тоже в избытке, и ввозить ни откуда не надо – всё под ногами. Вот и наши молодожёны заложили фундамент, залили до половины окон стены из глиносоломенной смеси. Однако должен из-виниться за поспешность и вернуться к событиям более ранним.
Заканчивался 1959 год, приближалось событие, которого ждут в каждой семье с особым трепетом – рождение пер-венца. Не были исключением и Виктор с Ниной; ждали, готовились, прикидывали, когда это произойдёт. А получи-лось всё несколько неожиданно.
– «25 декабря я в половине седьмого вечера приехал с Бобровки (благо не подшофе). Нина пожаловалась на боли в пояснице; сама же сделала заключение – мол, наверное, оттого, что весь день в наклон простояла, всё для медпункта и своё перестирала. Далее боли стали всё сильнее и это нас насторожило. Я – на Васька, и дунул за акушеркой.
Анна Андреевна накрывала на стол и, выслушав, по-просила не беспокоиться; произойдёт это не скоро, разве только к утру, а сейчас организм только готовится к пред-стоящим родам, и пообещала придти сразу же после ужина и даже пригласила Виктора разделить с ними трапезу. Поблагодарив за приглашение, развернулся и галопом домой. Примчался, а Ниночка уже мечется по комнате и не с тем делом пытается выйти на улицу, якобы по большой нужде. На улицу он её, конечно, не пустил, подсунул эмалированный таз и…:
– «Вдруг что-то плюхнулось в таз! Смотрю; лежит ко-мочек – головка, ручки, ножки, но…– без шерсти. «О, Боже,  недоносок» – промелькнуло в моих напичканных ветеринарией мозгах.
Взглянул на Нину – бледная, что полотно в глазах испуг, и вот-вот грохнется в шоке. Крутёхонько принёс походную аптечку, выхватил вату, йод (руки трясутся), обработал спешно ножницы йодом – чик пуповину под самое тело плода (в сознании промелькнул виденный у соседской девочки пупочек величиной в указательный палец – пупочная грыжа). И тут наш «недоносок без шерсти», как завизжит! Комочек задвигал ручками, ножками. Кое-как отыскал, во что завернуть, уложил мать и новоиспеченного человечка, всё прибрал, замыл, подтёр. Присел у кровати, и любуемся с Ниной «плодом своего труда», который вдруг заплакал вновь. В это время пришла Анна Андреевна, очень удивилась тому, что мы уже, в таком срочном порядке все обстряпали и даже похвалила. А когда развернула…, тут уж мне, ветеринарному специалисту, попало по первое число за то, что пупочный канатик отмахнул так близко к тельцу: – «Хорошо, если в течение трех суток не будет плакать, в противном случае может открыться кровотечение, и остановить его будет невозможно» – резюмировала Анна Андреевна.
Перевязали мы с ней пупочек бинтиком, поздравила она нас с рождением дочки и ушла домой. Через некоторое время пришла от соседей маманя. Мы поздравили её с правнучкой, чем одновременно удивили и обрадовали. Ново-явленного человечка, завернутого в приготовленное для него приданое, уложили на печь к прабабушке. Прошло три дня, малышка пребывала в спокойном сне, струпик канатика отпал, убрали бинтик. Недели две мы ещё жили спокойно, а потом начался кошмар. Людаша днём отсыпалась мертвецки, если её ничто не беспокоило, а ночами напролет вынуждены были булындать зыбку на всю  пружину. Делали это по очереди; до двух часов ночи я, а после – Нина. Пришлось сменить несколько пружин – не выдерживали, рвались. Несколько раз ремень, пропущенный в пружине, пересекало, как ножом и зыбка  грохалась на пол.
 Однажды, чтобы хоть чуточку отдохнуть от этого ада, решили угостить дочку снотворным. Идею эту подал я, так как в ветеринарной практике иногда находит применение настойка опиума, и она всегда на участке имелась в запасе. Мы капнули две капельки в молоко, и Людаша уснула, на полтора суток, чем страшно нас перепугала, а баба Вера пригрозила, что посадит нас за такие шутки. Слава Богу, всё обошлось благополучно. Мы вновь дежурили ночами у зыбки, но от экспериментов отказались раз и навсегда. Со временем, наша Людаша остепенилась. Хоть и капризной была, но терпимой».

                Глава IX

В середине шестидесятого произошло ещё одно событие, о котором нельзя умолчать: Однажды просматривали семейный альбом, и Виктор показал Нине фото родной матери, на обратной стороне лично ею была сделана дарственная надпись: «Тем-то – от Леготиной Евдокии Григорьевны». Тут Нина и поведала, что у них в швейке работает Леготина Валя. Сделали предположение; а вдруг это сестра – по возрасту вроде подходит. Решили проверить. Написали Нининой подруге Зое письмо, все ей объяснили и попроси-ли прозондировать, кто такая Валя Леготина, имя ее матери и т.д. И вот примерно через месяц получили письмо, адрес написан рукой матери.
– «Меня, как будто кипятком ошпарили,  – почерк узнал сразу. Само же письмо было написано кем-то другим: «Здравствуйте, Виктор! Пишет вам старая знакомая ваших родителей. Мне хотелось бы узнать, с кем вы живете в на-стоящее время…» и т.д. Это было подобно грозовому разряду средь ясного дня. Я ходил сам не свой, читал и перечитывал это письмо до бесконечности. Прошло дня три, если не больше, прежде чем я стал что-то соображать».
Из рассказов мамы Веры Виктор знал практически всё о событиях двадцатилетней давности, но только в той плоскости, которая была удобна ей, а именно, что родная мать  бросила. Анализировать её рассказы по молодости лет ещё не умел, да и не было такой необходимости. Ну, бросила, бросила – только и дел, ведь вырос и без неё. Но это была всего лишь «ширма», за которой таился, теплился уголёк горькой обиды. Письмо сработало подобно взрывной смеси, и он написал ответ:
     «Здравствуйте, Евдокия Григорьевна! С приветом к Вам Виктор. На поставленные вопросы Вашего письма отвечаю: «Мой отец Фатеев Дмитрий Георгиевич пропал без вести в марте 1942 года. Я живу с мамой Верой Степановной, женой Ниной и дочкой Людочкой. Евдокия Григорьевна, я знаю, что Вы моя мать, которая меня бросила. Двадцать лет я про-жил без мамы, теперь вот и сам отец, поэтому, уж извини-те… – Мама мне не нужна!»
    Вложил в конверт самую хорошую свою фотографию и отправил письмо, а мысли сверлят мозги о правильности, содеянного. Вот тут-то и начал я сопоставлять все рассказы мамы Веры и собственную жизнь. Все чудеса, которые она вытворяла с Евдокией и отцом, мы уже испытали с Ниной на собственной шкуре. Мне неоднократно предъявлялся ультиматум: «Убери её от меня или сам вместе с ней уходи!» Пришло прозрение, а вместе с ним и раскаяние, что ни за что, ни про что нанёс ещё одну травму человеку, возможно не виновному в случившемся. В своих предчувствиях я не ошибся».
Недели через две получили письмо и фото матери от средней её сестры, тёти Фени, наречённой в прошлом крёстной. Она сообщала, что Дуся получила письмо, очень об-радовалась и одновременно расстроилась. В настоящее время лежит в больнице. Это уже был допинг для окончательного отрезвления. В ответ были сплошные извинения перед Евдокией Георгиевной. Так началась переписка.
В больнице мать пролежала три месяца, пока оклемалась от нанесенного удара, и Виктор долго казнил себя за это.
Встреча Нины и матери состоялась, когда она ещё находилась в больнице, состояние её было тяжёлым, но она уже узнавала посетителей. Мать жила на втором участке, района ЧТЗ, г. Челябинска, там же жила и Нинина тётушка, тоже Евдокия. Их разделяли всего три барака по улице Гурьевской… Что это – случайность???
Встреча Виктора с Евдокией Григорьевной состоялась через полгода. Он взял отпуск на неделю и поехал в Челябинск. Приехал, конечно же, к Нининой тёте Дусе. Пока она готовила на стол, сноха сбегала, доложила о его приезде и Саша, сын тёти Дуси, тихонько шепнул об этом.
– «Те двадцать - тридцать минут, пока они пришли, по-казались мне вечностью. Всё во мне было натянуто, как струна, до предела.
Мать вошла первой, я сразу её узнал. Рядом со мной у стола сидел соседский паренёк, и мать, посмотрев на него, тихонько спросила: – «Кто из вас Виктор?» Не знаю, когда и какая пружина сработала, только я уже не сидел, а стоял. Она перевела взгляд на меня и заплакала. Я, в свою очередь, при-влёк её к себе и трудно, как-то со скрипом и хрипом произнёс: «Не плачьте, МАМА!?»
Стою, поглаживаю её по плечу, а у самого глотку сдавило спазмами, будто клещами…». Дальше – объятия с тётушками, небольшое застолье, а потом всей компанией отправились в барак, где жили мать и её сёстры. Мать со старшей сестрой т. Фаей и пятилетней дочкой Танюшей жили в маленькой комнате, всего, наверное, метров в девять, из которых, два метра занимала печь. Тетя Феня имела двух детей: сына Валерия 14 лет и девятилетнюю дочь Тамару. Все торжества проходили у тёти Фени, так как у неё комната была большая. Вот туда все и заявились. В общем, родни привалило с избытком, на другой день съехались ещё родственники, так, что даже не всех и запомнил. Неделя пролетела во хмелю, в слезах радости. Что удивительно, как никогда, вод-ка не брала. Пребывал всё время с ясной головой, пил, пел, шутил и только один раз был срыв – рыдал до икоты, всё, что наболело, видимо выплеснулось, и наступило облегчение.
Во время визита выяснилось, что за долгие годы вынужденной разлуки мать неоднократно делала в Троицк запросы и получала отписки, что разыскиваемые, ею граждане не проживают, и только на последний запрос дали ответ, что Фатеев Виктор Дмитриевич был прописан временно и вы-был по такому-то адресу. Что это – случайность??? Скорее всего, существует какая-то связь через тонкие материи, через космос. Виктор расценивает это явление так: душевная тоска постепенно накапливается, достигает своего апогея, и импульсы одного человека достигают биополя другого, побуждают его к действию – это и произошло со мной и моей матерью. Коль она женщина - мать, её биополе сильнее моего. У неё возникло огромное желание найти меня, она делает очередной запрос, ждёт, волнуется, её импульсы достигли моего биополя и воз-будили его. Мне захотелось полистать семейный альбом, внимание заострилось именно на материной фотографии, и тут же созрел план действия. Моё письмо до Зои – Нининой подружки не дошло, затерялось, где-то, но зато пришло письмо от матери».
– «О том, что нашлась мать, Виктор маме Вере сообщил, когда Нина с дочуркой уезжали в Алабугу к родителям. Поскольку он не знал истинного положения дел, то и сказал, что нашёл её сам. На это она проворчала: – «Сколько волка ни корми, всё одно в лес смотрит». На другой день утром говорит: – «Вроде и не расстроилась, а за всю ночь и на волосок глаз не сомкнула».
Больше к этой теме не возвращались. Относительно спокойно прошёл визит матери  в гости. Виктор очень боялся, что может возникнуть конфликт и мама Дуся снова за-болеет. Но всё, к счастью, обошлось тихо, мирно, спокойно. Беседовали, делились пережитыми жизненными лишения-ми, которых обоим хватило с лихвой. Делить им его не придётся, у него уже своя семья, и они это понимали прекрасно. И оттолкнуть ни ту, ни другую он не может, так как в силу объективных причин страдать-то им пришлось из-за него. Мама Вера помалкивала, вероятно, ещё и потому, что прекрасно понимала; главной виновницей во всех бедах является она сама.

               Глава X      
 
И так, наш герой в должности заведующего клубом, опыта административной работы никакого, зато умеет кое-что ри-совать, выполнять шрифтовые работы и т.д. за что, собственно, и сосватали на эту должность.
На очередном заседании культработников района встретился со своим учителем рисования, пения, физкультуры, бывшим заведующим сельским клубом – Иваном Петровичем Бывакиным. Он в то время директорствовал в районном Доме культуры, гремел со своим самодеятельным танцевально-вокальным коллективом на всю Российскую Федерацию. Он посоветовал поступить в Московскую заочную школу  народного творчества им. Н.К. Крупской и дал адрес. Совет его был принят, скоренько списался, получил условия приёма, выполнил всё, что требовалось, и, к немалому удивлению, был принят. Получил методическую литературу, программу, закрепи-ли за педагогом Сурвилло Романом Станиславовичем и – «Полный вперёд»! «Товарищ студент»
В клубе без художественного руководителя и баяниста, конечно, ничего, кроме прогонки фильмов и танцев под радиолу, не сделаешь. Так поначалу и было, пока эти две вакансии не совместила девушка, после окончания Культпросвет училища, и дело сдвинулось с места. Создали хорошую само-деятельность, организовывали концерты и т. д.
Ближе к началу 1961-62 учебного года Виктора пригласил директор школы Налейкин Андрей Николаевич и предложил продолжить традицию, начатую Иваном Петровичем – заведовать клубом, а по совместительству вести уроки рисования в 5-6 классах. Не согласиться, отказать Андрею Николаевичу он, конечно, не посмел. Соответственно утвердили в райно, назначили заработную плату, 12 рублей 50 копеек в месяц.
– «На первых занятиях у меня немел язык, и я не знал, о чем говорить. Поэтому просто ставил какой-либо предмет и предлагал нарисовать, а сам только ходил и поправлял слегка, подсказывал, что и как. Одним словом, точно копировал Ива-на Петровича, потом приспособился давать темы из своей программы, и дело пошло. Что сам делаю, то и ребятишкам подбрасываю в школе. Появился и у меня в 5-м классе любимчик Ванюшка Абрамов; схватывал все на лету, чувствовал объем, делал очень крепкий рисунок. Способный мальчишка был, и я, конечно, как мог, ему помогал. Ребятишкам, видно, то, что я преподносил, нравилось. Довелось как-то уже в Магнитогорске встретить бывшую ученицу 5-го класса. Узнала она меня, поздоровалась, очень обрадовалась – глазёнки сверкают от радости. Стоит с детской колясочкой молоденькая мамаша и спрашивает: – «Виктор Дмитриевич, вы не узнаёте меня? Я Люда Шевякова из Алексеевки. Вы у нас в пятом классе рисование вели». За десяток лет она, конечно, изменилась, но, присмотревшись, я её узнал. Масса вопросов с обеих сторон, и она сообщила: – «Виктор Дмитриевич, вы знаете, нам было очень интересно на ваших уроках. Когда вы уехали, то мы очень часто вспоминали о вас – больше так никто не вёл уроки рисования!» Я, в свою очередь, поблагодарил её за такое признание, на том и расстались. Больше  мы с ней, не встречались».
Пролетел год учений и мучений.  Семейная драма достигла своего пика, дома просто не стало никакого житья. Не знаю, на что рассчитывала маманя, но чуть ли не каждый день  ставился ультиматум – убираться к такой-то матери из её землянки. В конце концов, терпение лопнуло, и Виктор съехал с семьёй на квартиру. Такого поворота она, конечно, не ожидала. Семьдесят лет, здоровья нет – кому она нужна, кроме него? Естественно, пошёл трезвон по всей деревне, что вот вырастила, а он в старости, в болести бросил.
– «Не скрываю: очень жаль было её, немощную,  стыдно смотреть людям в глаза, но ведь и жить в таких условиях стало нестерпимо. Чем старше становилась она, тем сварливей, всё, что бы мы ни делали – всё не так. Стройку заморозили, отпала всякая охота её продолжать. (Стены стояли больше десятка лет, пока не размыло их дождями.)»
Возникли затруднения и в учёбе. На втором курсе про-грамма усложнилась, а материала и принадлежностей взять негде. Терять, по сути дела, было нечего. Жить в чужой квартире и ждать, пока хозяева тебя попросят? И Виктор решился ехать в Магнитогорск. Можно было и в Челябинск, поближе к Нининым родителям, но там – мама Дуся. А мама Вера до самого Никиты Сергеевича Хрущева достучится, но житья не даст. Магнитогорский вариант с ней согласовал, получил доб-ро, рассчитался и уехал один.




Глава XI

– «Индустриальная Магнитка встретила меня «с распростертыми объятиями» – здесь таких «умников» пруд пруди. Походил я по предприятиям недельки полторы, благо жить есть где – родственников полно и по линии бабки и по линии дедки. На должность художника-оформителя кое-где согласны были взять, но, как только предъявлю паспорт, взглянут, что семейный – и от ворот поворот».
Не «солоно хлебавши», поехал Виктор в Агаповку. Здесь тоже жили родственники, но главными и уважаемыми мамой Верой были кум Бучинский Иван Михайлович и кума Анна Федоровна. Вот к ним он и направил свои стопы.
Встретили его доброжелательно, поведал им о причине своего «нечаянного» визита. Дед Иван проработал на доломито-обжиговой фабрике Известняково-доломитового каръероуправления, вероятно, с начала её пуска. Он находился уже на заслуженном отдыхе, но слыл уважаемым человеком на пред-приятии. Выслушал он и заверил, что без работы не останусь. Наутро пошли с ним в отдел кадров. Инспектор по кадрам Мария Наумовна развела руками: – «При всём уважении к вам Иван Михайлович, помочь ни чем не могу. На основных участках вакансий нет, можем принять в ЖКО истопником отопительных котлов, то - бишь кочегаром. С жильем уж решайте сами, но в течение двух лет разговора о жилплощади быть не может». Дед Иван говорит: «Соглашайся, поработаешь, при-смотришься, и к тебе приглядятся, там, возможно, где что и появится».
Вот так я и стала солнечная Агаповка, малой родиной, как принято сейчас выражаться. Но и 50 лет, прожитых здесь, из жизни не выкинешь, и другой родины уж, не приобретёшь. Важно, наверное ни, где родился, где крестился, а где прошла большая часть жизни. Но это уже из области философии, а мы вернемся к реальной жизни.
Приставили Виктора в напарники к старушке бабе Насте Зайцевой. Была она очень строгая, спуску никому не давала, не любила шептать в рукав, говорила прямо в глаза, если была с чём-то не согласна. Её за это недолюбливали и не хотели с ней работать. Ну, а нашему герою не привыкать, с пелёнок воспитан на строгости, поэтому он с бабой Настей отлично и довольно быстро сработались. Уважал он её за прямоту, старался выполнять все её указания не из страха, а просто по-человечески. Безусловно, это её подкупало, и она прощала ему даже некоторые «проколы», за что предшественников «выметала» с треском.
– «Однажды пришлось явиться в смену прямо с торжества, в изрядном подпитии. Им со сменщицей пришлось натягивать на меня комбинезон. Она тёте Поле Уралевой строго наказала: – «Полинка, чтобы ни одна живая душа об этом не знала!» И не знали. Ну, а мне-то она всыпала после того, как проспался. Всю ночную смену она парилась возле трёх кот-лов, это с её-то диабетом и прочими болячками. Был этот случай единственный, и я ей очень за это благодарен».
Для начала все складывалось положительно. Снял «квартиру» за пять целковых в месяц – землянку в полном смысле этого слова – наполовину в земле, «музейную», уцелевшую от первостроителей Магнитогорского металлургического комбината. Привез Нину с Людочкой. Нина вскоре устроилась на Агаповскую торговую базу Райпотребсоюза учеником фактуриста с месячным окладом в 20 рублей. Наш герой получал 68 рублей – семейный бюджет до 100 рублей не дотягивал, но жить все-таки было можно. Два раза в неделю Виктор выкраивал время для посещения изостудии ММК в левобережном Дворце культуры металлургов г. Магнитогорска, продолжал заочное обучение в школе им. Н.К.Крупской, дочку устроили в детсад на круглосуточное пребывание, забирали её только на выходные дни. Текла размеренная трудовая жизнь. Через год получили комнату в бараке в 16 метров, почти два из, которых занимала печка, на так называемой Новостройке, существую-щей, к слову сказать, и по сей день. Радость длилась не долго. Хотели того или нет, но маманю надо было забирать из деревни. Жить ей одной, немощной, без посторонней помощи явно тяжело, чужим людям с её характером она не нужна. Мама Вера это прекрасно понимала, согласилась на переезд без колебаний. Продали хату, за которую она так цепко держалась, забрали наиболее необходимые вещи, остальное оставили.
Поначалу жили спокойно, потом маманя, чуток пообвыкла к новым условиям и потихоньку стала «выпускать коготки». Посыпались жалобы теперь уже с обеих сторон. Пытался как-то урезонить – бесполезно. Обеих жаль: защитишь одну сторону – ущемишь другую. Так и жил между двух огней. Было и тесновато, но с этим приходилось мириться. Не  первые и не последние. В таких условиях в то время жили многие. Россия – так было, так есть, так, наверное, будет всегда.
Нина заочно училась в Свердловском кооперативном техникуме, работала фактуристом на той же базе РПС. Виктор два с половиной года проработал в ЖКО. К ним в ко-тельную часто наведывался Начальник пожарной части Коценко Иван Семёнович. Оказалось он уроженец соседнего села Казановка Варненского района и друг дядюшки Константинова Михаила Феоктистовича. Потихоньку расспрашивал о жизни и в конечном итоге предложил перейти к нему в качестве коменданта, а через полгода направил на шестимесячные курсы младшего начальствующего. состава в г. Куйбышеве. После их окончания в 1966 году, работал командиром отделения. В свободное время занимался оформительской деятель-ностью. Учёбу в университете оставил после второго курса, не посещал и изостудию. Всё это требовало финансовых затрат и немалых, а доходная часть семейного бюджета – «кот на плакал, кошка на рыдала». Концы с концами сводили – и лад-но. В 1965г. Нину переоформили товароведом, повысилась соответственно и зарплата, стало чуточку полегче, в финансовом отношении.
В 1967 году произошло очень важное событие – 23 января родился сын, наследник, продолжатель рода Александр. Виктор словно на крыльях летал, не чувствуя земли под нога-ми. На радостях просадил зарплату, за что от жёнушки получил хорошую проработку. Но потом она всё-таки смирилась с тем, что случай, прямо скажем, исключительной важности. Да собственно на фоне проживающих в бараках Новостройки мужиков наш герой выглядел, без преувеличения, трезвенником. Случалось, конечно, но редко и в рамках приличия, ну, а тут все друзья поздравляют с наследником, качают – как тут устоишь??
– «С рождением сына встал вопрос расширения жилплщади, и началась «футбольная игра». Нине – требуйте по мес-ту работы мужа, у меня же в органах МВД вообще строительством не занимаются – требуйте от предприятия, которое охраняете, а ИДК – не наш работник. Одним словом, неизвестно, сколько бы продолжалась эта потасовка, если бы не Анатолий Иванович Волков, Царствие ему небесное и Вечная па-мять! Удивительнейший был человек, обладал феноменальной памятью, высокой эрудицией, читал без единой шпаргалки лекции по любой теме, писал замечательнейшие стихи. Анатолий Иванович был очень общительным и интересным собеседником. Его уроки истории и обществоведения были часами коллективных и познавательных дискуссий. Очень жаль, что жизнь его оборвалась в самом расцвете творческих и физических сил в возрасте 47 лет.
Вот он и подсказал, что в таком-то номере газеты «Сельская жизнь» есть статья о льготах на получение жилплощади семьям, чьи родители не вернулись с ВОВ.
Со статьёй незамедлительно  ознакомились, в ней чёрным по белому давалось разъяснение, что существует Положение о льготах семьям погибших и пропавших без вести в годы Великой Отечественной войны. В нем сказано, что льгота распространяется на всех членов семьи, независимо от возраста и места работы, даже, если у них свои семьи. По всем жизненно важным вопросам и, в первую очередь, на получение жилья вне очереди в случае бюрократической волокиты, нужно обращаться в Министерство Обороны СССР».
Виктор так и поступил. Собрал все отписки, акты обследований и шурнул их маршалу СССР А.А.Гречко. Ответ не заставил долго ждать. Пришла депеша в областной военкомат, в райвоенкомат, и им, где чёрным по белому  писано: «Принять соответствующие меры, согласно «положению, за номе-ром таким-то». Через неделю его вызвали в районный военкомат, и велели идти в ЖКО получать ордер на квартиру.
Позднее им передали разговор между военкомом Черыговым и начальником ИДК Гуровым, состоявшийся во время перекура на партийной конференции.
Черыгов: – Федор Порфирьевич, ты думаешь обеспечить улучшенным жильём семью Фатеевых?
Гуров: – Он не мой штатный работник.
Черыгов: – Глава семьи охраняет твоё хозяйство, и ты обязан обеспечить его жильём. К тому же он сын без вести пропавшего, а с ним проживает ещё и мать того же без вести пропавшего!
Гуров: – Его отец уходил на фронт не с нашего производства.
Черыгов: – Федор Порфирьевич, ты кадровый офицер, прошедший сам это пекло, рассуждаешь, как ребёнок. Он уходил защищать Родину, свой народ, наших детей. Мы с тобой вышли из этого ада изрядно помятыми, но живыми, а он голову сложил! Разговора на эту тему больше быть не может! Приказываю обеспечить! Всё!
Вот так, походя в кулуарах, решаются жизненно-важные вопросы нашего бытия. Оказывается можно и власть употребить, если над тобой  завис указующий перст.
Получили ордер, переехали из одного подъезда в другой – из однокомнатной в двух комнатную квартиру. Ну и Слава Богу, обстановка несколько разрядилась и то хорошо. В этом же году Нина защитила диплом, пока находилась в декретном отпуске. Баба Вера совсем одряхлела, летом ещё выходила посидеть на лавочке со старушками, «пополоскать косточки» соседям, а к осени и этого удовольствия лишилась. Ослабла, больше лежала. Иногда просила посадить к ней правнучка, и они о чём-то ворковали. С наступлением зимы она слегла окончательно, но оставалась по-прежнему непримиримой, даже как-то заявила: – «Если бы жили в Алексеевке, я бы её всё равно выкурила». Было горько и одновременно смешно слышать эти угрозы. Сколько же было вложено в эти слова желчи! И произносит их человек, одна нога которого зависла над Вечностью!
4 февраля 1968 года Нина пригласила старушек-соседок, нагрели воды, помыли её, уложили на койку и сели пить чай, как делали это уже неоднократно. Пили чай, беседовали и не заметили, как она отбыла в Мир иной. Царствие ей небесное.
– «Тайна её непримиримости к нашим с отцом жёнам оставалась для меня непонятной, и только много позже мне удалось в одном из журналов прочитать статью на эту тему. Оказывается, эмоциями движет слепая материнская любовь, и на этой почве возникает страшная ревность. Происходит это в большинстве случаев там, где мать воспитывает сына без мужа, и, когда между ними появляется третий человек, возникает сначала просто неприязнь, а потом вражда. Баба Вера дважды пережила «счастье» матери-одиночки, и, надо сказать, при всей строптивости характера и садистских выходках, похоже, любила нас безгранично, и разделять эту любовь с кем-то не желала. Что ж, таковы прелести жизни нашей бренной, и их не обойти, не объехать. Иногда вспомнишь прошлое, душу защемит обида за физические и моральные травмы, ею нанесенные, а потом одумаешься. … Ведь ей-то тоже несладко было. Какие испытания выпали на ее долю, не приведи Господь. Вечная ей память».

Глава XII

Осенью Людмилка пошла в школу. Сашу определили в детский садик. Малыш был на редкость спокойным, очень редко плакал – лишь, когда стукнется или напустит под себя – не любил мокроту. Нина часто находилась в разъездах, так как работала товароведом на хозяйственной группе. В силу того, что герой наш работал сутки через двое, то большей частью воевать с ребятишками приходилось ему. В 1969 году взяли под сад участок земли, купили мотоцикл «ИЖ-ЮПИТЕР2» с коляской, и закипела работа.
Изредка принимал заказы на оформительскую работу – в основном, зимой (плакаты, лозунги). Это было неплохим подспорьем в пополнении семейного бюджета. На протяжении шести лет наша 23-я пожарная часть занимала первенство среди подразделений пожарной охраны Магнитогорска по оформлению Ленинской комнаты и служебных помещений, за что частенько, обычно к праздникам, премировали 10-15 рублями. С 1969 по 71гг. учился в школе рабочей молодёжи. Словом, скучать и «закладывать за воротник» было некогда. Службу в пожарной части нес исправно на протяжении девяти лет, но с приходом к руководству части бывшего зама возник-ли трения, компромисса достичь не удалось, и службу пришлось оставить.
В качестве бойца приняли художника-оформителя Кейлер Александра Фёдоровича, оклад 91 рубль, плюс все льготы, но он ещё выговорил себе разрешение работать по совместительству в другой организации. В результате он приходил в часть к восьми утра, до 12, иногда до 13 часов поболтается и уходит на шабашку, там тоже зашибает не меньше 100 рублей. А шеф по старой привычке наседает с боевыми листами, стенгазетой на Виктора и получает отказ, за это и впал в не-милость. Начались бесконечные разборки на «ковре», на совещаниях сержантского состава. В конце концов, когда трения достигли апогея он подал докладную на увольнение и распростился с «родной пожаркою».
С полгода поработал в Агаповской жилищной конторе и был приглашён заместителем председателя Исполкома Агаповского поселкового Совета, будучи к тому времени  уже второй созыв депутатом и не штатным замом, а поскольку штатная должность пустовала, его и пригласили занять её. Приглашение принял, прошёл через «номенклатурное сито» и приступил к исполнению своих обязанностей. Пока работал под крышей шефа Ивана Яковлевича Бондяева, было как-то незаметно той ответственности, сложности, а порой и бесполезности нашей деятельности.
Ни в коей мере, нет цели, очернять, ушедшую в историю, советскую систему. В ней было, много положительного. Но и негатива хватало. Ведь не секрет – все директивы спускались «сверху» и дублировались до самого «низу». Зачастую, абы по-ставить «галочку», что мероприятие проведено, проработано такое-то постановление партии и правительства, принято решение одобрить-с. Спрашивается, кому нужно наше «решение одобрить-с», если уже там, наверху, оно принято?
Почувствовал это всем нутром, когда через три месяца шефа забрали инструктором в райком КПСС, а нашему герою был присвоен статус и.о. председателя. И пришлось ему в самый разгар предвыборной кампании и страшной засухи 1975 года мотать «мокроту на кулак» одному, пока назначили ново-го председателя. А через два-три месяца и его – под зад. Оказался замешан в криминальной деятельности.
В этой связи нужно отдать должное истинному энтузиасту своего дела, на протяжении более двух десятков лет бес-сменному секретарю Исполкома Агаповского поселкового Совета – Елене Алексеевне Недоносковой. Она всю свою жизнь посвятила бескорыстному служению людям – это было её призванием. На её огромный опыт и была вся надежда.
Засуха 1975 года захватила весь Южный Урал и ряд других регионов. Знаменитая река Урал пересыхала почти полностью, приходилось экскаваторами прокладывать по руслу арыки, чтобы вывести воду из глубоких впадин к поливным насосам оросительных систем. Списанию подлежали практически все посевные площади. Глобальное сокращение поголовья в общественном животноводстве, в виду отсутствия кормовой базы, грозило большими неприятностями в сельском хозяйстве. Поднялся ажиотаж с составлением списков на получение картофеля населением и комбикормов для частного подворья. Бесконечные обиды тех, кого не включили в списки. И во всех бедах крайними оказывались Исполнительный комитет и аппарат из пяти человек. Так получалось, что Исполком виновен даже в том, что где-то на отделении совхоза вовремя не провели закрытие влаги – поэтому де поле пришлось списать. А сколько тратилось впустую нервов и времени в период предвыборной гонки. Сначала подготовка и утверждение списков членов избирательных комиссий: столь-ко-то рабочих, членов КПСС, комсомольцев, женщин, муж-чин, служащих, инженерно-технических работников. Потом протоколы, их утверждения. Такая же картина на составлении списков депутатов по 75 округам.
–«Составим списки, приду к секретарю райисполкома, а ей почту привезли или что-то ещё. И вот пока не разберет – сижу, делается-то это всё, не спеша, с «чуйством ответственности». Ну, кажется, закончила, берёт списки, и…, пошла их, кромсать. Повычёркивает, чуть ли не четверть и начинаешь прокручивать всё вновь. Приду, бывало в партком Агаповского совхоза к Зайцеву Федору Алексеевичу, он взглянет в списки и возмущённо воскликнет: – «Да, что она там сдурела, что ли или думает, что нам делать больше нечего!?» Возмущайся, не возмущайся, а переделывать надо, да не по единому разу. Я полагал, что только со мной эти козни вытворяются. Ну, думаю; молодой, опыта нет, поэтому терпел, помалкивал. Потом на одном аппаратном совещании в райисполкоме, председатель Светлогорского сельского Совета встал и говорит: – «Александр Александрович, до которых пор нами, как мальчишками, будет помыкать Ваша уважаемая секретарь? Сроки поджимают, мы не успеваем подготовиться к выборам под её «чутким» руководством – по три раза приходится переделывать списки, пока ей угодишь. Но это одна сторона медали, есть и вторая. Я, в полтора раза старше её, должен сидеть час-полтора, ждать, пока она удостоит меня своим вниманием. Мало того, ещё нагрубит и обзовёт, как ей вздумается. Вскоре после этого разговора произошла незначительная перестановка кадровых фигур. С новым секретарём Рычковым Василием Васильевичем работалось без обиняков».
Случается в жизни встречать  людей, которые кичатся, своим положением, занимаемой должностью и возносят себя до не-досягаемых высот «пупа земли», не задумываясь о том, что падение с той высоты может быть неожиданным и болезненным.
Вся работа местных Советов построена на общественных на-чалах: депутатские группы, уличные комитеты, женсоветы, на-родные дружины и т. д. Но вся не совершенность такой системы заключается в том, что мы абсолютно не похожи друг на друга не только внешне, но и по характеру. Вот и получается, если из всего общественного актива наберётся половина добросовестных членов, это уже отлично. Остальные; «нештатные ораторы», «постольку – поскольку», отбывальщики - лишь бы не работать. Отсюда вывод – вполне серьёзно выполняют общественную работу только половина активистов, а остальные – абы, как, и им ведь не прикажешь.
– «Посмотрел я на всё это и пришёл к выводу; стезя сия не для меня и надо из неё выцарапываться. Во-первых, я трудоголик по натуре, исполнитель, а повелевать, указывать перстом не умею, и администратора из меня не получится. Заикнулся, об этом, да не тут-то было. Цепочка на шею накинута; член КПСС – трудись там, куда партия пошлёт. А вступил я в неё тоже «добровольно по принуждения. Занимаемая должность обязывала присутствовать на конференциях, закрытых аппаратных совещаниях, а беспартийному туда путь закрыт. И это не единственный случай, поэтому сие откровение считаю уместным».
Дабы не обострять отношения и не накликать беды на себя и детей, на семейном совете решено было подыскать работу и жильё в Красноармейском районе. Получил добро, рассчитался, выписался, снялся с партучета.
–«Не стану кривить душой – в Красноармейском районе обратился сразу же в райком партии. Мои документы посмотрели, в том числе и сопроводительную рекомендацию, предложили ряд вакансий, но предупредили, что с жильём туговато, и вопрос жилищный будет решён не ранее, чем через два-три года».
Отдельного жилья найти не удалось. Имелись варианты с подселением, но вновь скитаться по чужим углам, опостылевшим Виктору с детства, уже не хотелось, предложенные варианты работы хоть и устраивали, но без жилья какая жизнь и работа??
Времени было в избытке, чтобы расслабиться после нервного напряжения предыдущей работы. Поехал, погостил у тёщеньки с тестюшкой, на обратном пути сделал отметку об убытии в Красноармейском райкоме. Погостил у мамы Дуси в Челябинске и вернулся в Агаповку, ставшую родной. Вновь встал на учёт, прописался. Жизнь иногда заставляет деладь ход конём. Работать, временно, устроился в Агаповское ЖКО, так как освобождалась вакансия аппаратчика на участке производства карбида кальция Известняково-доломитового карьероуправления, Магнитогорского металлургического комбината. В июне 1977 года перешёл работать на так называемую в народе «карбидку».
Место это приметил  Виктор давно, но всё получалось вокруг него. Здесь в своё время работал отличный мастер жестяного дела Исупов Леонид Кузьмич, и Виктора от ЖКО в 1963 году посылали к нему обучаться жестяному делу. И ему довелось две недели подменять заболевшего аппаратчика. Предоставлялась возможность остаться там, но начальник ЖКО Ипатов Василий Порфирьевич воспротивился, не от-пустил, а поперечить он не посмел, о чём впоследствии очень сожалел. Больше такой возможности не было до настоящего времени. Работа на участке трудоёмкая и вредная, но привлекало то, что посменная, хорошо оплачиваемая. Смена 6 часов, поэтому оставалось много свободного времени. И, пожалуй, самым привлекательным был стаж – 10 лет по первой категории, в 50 лет на пенсию. Поэтому желающих  попасть сюда было предостаточно.
Основанная в 1942 году без учёта применения какой-либо механизации (тогда шла война, и было не до этого), карбидная мастерская для ММК на современном уровне технической оснащённости равносильна бельму в глазу, но закрыть её не могли, так как спрос на продукцию был достаточно велик.
Орудия труда составляли: кувалда, лом и совковая лопата. Из механизмов: мостовой  кран, электролебёдка и кран-укосина. А основными орудиями оставались руки, ноги и «пупок» (так в народе именуется брюшной пресс). Самым трудоемким процессом считалась загрузка прямого парка, то есть, погрузка карбида кальция, упакованного в жестяные барабаны от 130 до 145 килограммов веса, в вагон. Бригада в три человека обязана; выплавить три плавки – сменную норму продукции, три – остывшие плавки – в полторы тонны раздолбать и упаковать в барабаны и, если поставили вагон в начале смены, загрузить минимум половину вагона. Это 150 барабанов – и все это за шесть часов. Естественно, после такой смены одно желание: помыться и добраться до койки, всё остальное уже не существует. Особенно трудно поначалу, когда нет сноровки. Вот здесь основной инструмент – «пупок» – и помогает. Со временем приходит навык, работают только руки и ноги.
– «В подтверждение простой пример: нужно укатить в вагон барабан-бочку весом 140 килограммов. Напарник катит свой барабан на ребре, слегка поддерживая его руками – вроде барабан катится сам. Ставлю и я на ребро – одно-два движения, и мой барабан на боку, приходится его поднимать. Два- три вращения, и мой барабан вновь на боку и так несколько раз. А напарник уже второй барабан покатил. Делаю ещё по-пытку – и опять неудача. Потом уже катишь барабан катком, почти по-пластунски, а это в два раза тяжелее, чем на ребре. К концу смены хоть самого кати, как барабан»…
Для сведения: карбид получается из извести и кокса под воздействием вольтовой электрической дуги, проходящей между двумя электродами. Создается температура в 1800-2000 градусов. Начинается реакция плавления, которая длится два часа.
Процесс производства карбида кальция несколько сравним с выплавкой металла, естественно, масштабы в десятки раз меньше. А выпуск в изложницы жидкого карбида – зрелище неописуемой красоты – ну, точь-в-точь выпуск стали, поэтому не случайно карбидчиков в шутку называли «микро-сталевары».
– «Мне доставляло огромное удовольствие наблюдать за Серебряковым Александром Владимировичем во время этого процесса. Фигура у него внушительная, и выглядел он этакой глыбой возле раскаленной изложницы. Суконная роба полностью распахнута. Рубаха расстегнута почти до пояса. На голове защитная каска, к козырьку прикреплены синие очки, а по-верх них щиток из оргстекла. Руки заключены в вачиги (суконные, покрытые кожей рукавицы). Все это освещено бело-оранжевым светом. Каждое его движение – сплав силы и красоты. Прошло уже тридцать лет, а как будто сейчас вижу все это».
Последнее время Виктор работал старшим аппаратчиком на подмене, то есть всё складывалось, как нельзя лучше, и тут случилось то, чего он уж никак не ожидал – после перенесенного гриппа вдруг пропал слух. Это крах всем  мечтам, планам на будущее. Но самыми главными были вопросы: как жить дальше? Кому  нужен глухой? Где искать средства для дальнейшего существования? Как общаться с людьми? Вопросы, вопросы, вопросы и – ни одного ответа. Прошёл курс лечения, но слух не восстановился, а зрение «съехало» с 1 до 0,9 диоптрий. Выписали слуховой аппарат в очках. А дальше что? Бездна! Постоянный шум в ушах и головные боли. С карбидки, естественно, сразу же списали. С превеликой благодарностью вспоминает он Начальника каръероуправления Бориса Михайловича Лукьянчикова за его чуткость. Он предложил два варианта: художник-оформитель или зав. складом. Выбор пал на второй вариант, от первого отказался, побоялся, что за-сосет тоска над буковками, не выдержит одиночества, от тяжких мыслей крыша поедет. И с 13 апреля 1980 года до 24 марта 1988 года заведовал центральным складом ИДП ММК.
Адаптация к слуховому аппарату длилась около двух лет. За это время освоился с занимаемой должностью. Трудно сказать, выдержал бы это испытание, не окажись рядом надежно-го друга, опоры – дорогой жёнушки Нины Ивановны. Виктор пребывал в самом, что ни на есть крайнем состоянии отчаяния, и только с её помощью, благодаря её убеждениям, что ещё не всё потеряно, удалось перебороть этот кризис.

Глава XIII

Видно с рождения человеку предписано, испытать все невзгоды, какие только может придумать природа. А, может, Господь специально ведет туда, где ему быть должно – через  терния, боль и страдания. Ясно одно: для Виктора испытание это оказалось не последним. Семь с половиной лет носил слуховой аппарат, всё было нормально, и вдруг воспалился весь слуховой проход и среднее ухо. После лечения процесс остановился, но доктора носить аппарат категорически запретили. Через два-три месяца всё возобновилось, но теперь уже там, где соприкасаются с телом очки. Все лицо покрылось струпьями, бесконечный зуд под очками. С документами работать невозможно – без очков не видит, а в очках лопается терпение от зуда. И пришлось ему в срочном порядке уходить со склада. Теперь уже он сам попросился в строй цех на должность художника-оформителя. С потерей слуха как-то само собой привык к уединению. Поначалу стеснялся своей глухоты и сторонился активного общения с людьми, вне работы. Затем к такому состоянию привык, и это стало нормой. Возникло желание побыть наедине с мыслями, как-то их спрессовать, втиснуть в какую-то форму. Пробовал писать «стихи».
В марте 1987 года довелось отдыхать и лечиться в одном из санаториев в Курганской области. Состояние природы было настолько великолепно, что побудило изобразить это великолепие в стихах и в рисунках. Это было отправной ступе-нью «творческого начала», осуществления мечты, к которой пришлось идти столь длинным окольным путем. Процесс, так сказать, пошёл, ну а мы давайте отвлечемся и проследим, как протекала жизнь остальных членов династии Фатеевых.
Как уже упоминалось ранее, Нина, по окончании техникума, работала товароведом на хозяйственной группе оптово-торговой базы Агаповского районного потребительского союза. В 1971 г. переведена на должность  орг. инструктора, а с 1973 года – начальником орг.отдела РАЙПО (районного потребительского общества). Когда открылась новая база на станции Буранной, снова ушла на хозяйственную группу кладовщиком, затем завскладом, и работала до выхода на заслуженный отдых. За добросовестный труд удостоена Знака «Отличник потребительской кооперации», медали «Ветеран тру-да» и многих грамот. Уже, будучи на пенсии, лет пять продолжала работать продавцом в продовольственном магазине.
Дочь Людмила после десятилетки заочно и с красным дипломом окончила Ульяновский кооперативный техникум книжной торговли и поступила опять же заочно в Московский полиграфический институт. До развала советской системы работала заведующей магазином «Книги», после – продавцом продовольственного магазина.
В 1984 году в магазин «Книги» зачастил симпатичный юноша, не навязчиво добился расположения к себе, а затем заслал сватов. Звали юношу Банниковым Яковом Ивановичем. Жил он в молодёжном общежитии в г. Магнитогорске, работал в системе Магнитогорского металлургического комбината токарем. В Агаповку приезжал по выходным дням к сестре. Поскольку помолвка произошла, как говорят без сучка и задоринки стали готовиться к свадьбе, которую и сыграли 12 мая 1984 года. Яков с ММК уволился, устроился токарем в Агаповский совхоз. Чтобы молодожёны привыкали к самостоятельности, купили им домик с усадьбой, а чтобы не скучали – коровку, поросят, курочек. За всей живностью ухаживали сообща. Нужно отметить тот факт, что Яков Иванович оказался очень способным, мастеровитым. Для него не существует чего-то невозможного всё из-под его рук выходит быстро и добротным. Одним словом всё складывалось к благополучной семейной жизни. 21 января 1985 года свету белому явилась внучка Оленька и Виктор Дмитриевич с Ниной Ивановной на полном основании стали дедулей и бабулей.
Прибавление в семье явилось поводом для перспективного плана расширения жилой площади, т. е. строительства дома. Не откладывая в долгий ящик, сделали планировку, за-лили фундамент, потихоньку стали готовить строительный материал. Людмила в очередной раз уехала в Москву на сессию и тут с зятьком начали происходить странности. Он ежедневно стал задерживаться на работе и домой являться в из-рядном подпитии. Для родителей это было полной неожиданностью, и естественно встал вопрос, что предпринять в данной ситуации. Пробовали воздействовать внушением, уговорами – всё попусту. Людмиле про выходки Якова не говорили, не хотелось разжигать неприязнь.
Самое, пожалуй, удивительное заключалось в том, что все его странности происходили только в её отсутствие. Случалось иногда и при ней, но настолько редко, что не придавали этому большого значения. Жизнь-то протекает не особняком, а в окружении людей, тем более работа в коллективе, тут уж выглядеть белой вороной не совсем уместно.
Когда же Людмила в 1987 году уехала на защиту диплома, наш Яков Иваныч распоясался совсем. С работы стал являться или «на рогах», или под утро с тошнотворным смрадом перегара и табака. На вопрос где был, отмалчивался или одно-сложно отвечал «задержался». Убеждения были просто пустым звоном. Перед самым приездом Людмилы он, как будто торопился «добрать» ещё больше – в течении нескольких дней во-обще не являлся домой. Естественно, это вызвало наше беспокойство, и Виктор пошёл в розыск. На работе зятька не оказалось, нашёл его опухшего, грязного спящим у сестрички. Это был предел всех испытаний на выносливость и по приезде дочери вынуждены были, радость за успешную защиту диплома, омрачить сообщением о «подвижнической» жизни её благоверного.
Ещё теплилась надежда, что с приездом жены Яков остепенится, как и прежде. Ан, нет! Весь этот кошмар длился на протяжении одиннадцати лет. Запои по два, три месяца сменялись двух недельным «перекуром» и только. Стройку заморозили на целых пять лет. Сдвинуть эту ношу с мёртвой точки, решили, давно испытанным путём – «субботниками» или (помочами), как принято называть их в народе, и дело сдвину-лось с мёртвой точки. На выходные дни съезжались друзья, родственники и Яков вынужден был поддерживать дух коллективизма. За два лета вся работа была завершена, уже глубокой осенью подвели газ, воду, тепло и вошли в дом.
В итоге пьянство одного отразилось на здоровье всех. Счёт открыла маленькая Нина – вторая дочь. Дело было зимой, Людмила оставила её с отцом и ушла на работу. Он в свою очередь сходил за «горючкой», хорошо пропустил и уснул. Малышка проснулась, вылезла из кроватки на пол, видимо долго плакала, тормошила папеньку, но, не добившись внимания, выползла зимой на крыльцо. Сколько она там про-была, одному Богу известно. Нашла её урёванную, синюю от холода в одном платьишке баба Нина, как могла, отогрела, папеньку так и не добудилась. Результат оказался печальным – воспаление лёгких с последующей ампутацией одного лёгкого – инвалид с детства и пожизненная неполноценность.
Те переживания, какими была насыщена настоящая жизнь изо дня в день, до предела расшатывали нервную систему Виктора. – «Увижу, как еле волочит ноги наше «красное солнышко» – меня трясти начинает».
Осенью девяносто пятого года почувствовал боли в ногах, спине, быструю утомляемость, но обращать на это внимание было некогда, надо было форсировать дом. Дочь с детьми ютится во времянке с прямым выходом на улицу. Как зимовать? Зять плевал на все проблемы – была бы водка, да хвост селёдки… С боем всё же удалось заставить взяться за дело и завершить монтажные работы по отоплению водопроводу и т.д. Ноябрь 1995 года перемогался, но кое-как работал, а в декабре отказали ноги – результат нервного и физического перенапряжения. Финал – распластали по диагонали от подмышек до … всё пузо – сложнейшая операция на центральных сосудах и вторая группа инвалидности.
Психотерапия продолжалась до тех пор, пока Людмила не подала на развод. Не сразу, но все-таки подействовало на сознание мужа, и он согласился на кодирование. Но ненадолго, второй заход оказался по хлестче первого, и тут уж пришлось Людмиле принимать радикальные меры. Вопрос был поставлен ребром, или снова кодироваться, или…
Кодироваться Яков не согласился, но с пьянкой завязал раз и дай Бог навсегда.
Очередным ударом по семейному благополучию, явилась болезнь Людмилы – опухоль молочной железы. Операция. Через полгода вторая на почке и ещё один инвалид второй группы, и жизнь под вопросом.
Не прошло бесследно систематическое пьянство на протяжении десятилетия и для самого Якова Ивановича. Целый букет болезней возрос на благодатной почве, обильно орошаемой «огненной водицей»: язва желудка, холецистит печени, остеохондроз, стенокардия и соответственно тоже инвалидность, благо пока только третья группа и можно заработать на жизнь. Сам по себе возникает вопрос; не много ли инвалидов для одной семьи?
К сожалению, пример этот не единственный и тем, кто на мир смотрит через призму стакана, стоит подумать, каков финал ждёт его впереди.

Далее позвольте переключить Ваше внимание на продолжателя династии Фатеевых – Александра Викторовича. Как уже упоминалось ранее, родился он 23 января 1967 года. В отличие от Людмилы был очень спокойным. Надудонится молочка и мурлычет возле матери, пока не подмочит её. С ним с удовольствием нянчились все, но особенно любила его соседская девочка, Людмилина подружка Сафина Соня. Наиграются, бывало, и уснут в обнимку. Когда стал большеньким, научился лопотать, уверенно ходить и немножко блудить, приходилось иногда «за особые заслуги» «вознаграждать». На одном из домотканых половиков имелась большая заплата. Однажды в порядке шутки Виктор отправил его «на выстойку» на эту за-плату. Он, к великому удивлению, беспрекословно отправился на неё. Впоследствии, если что нашкодит, только стоит  строго посмотреть и вымолвить: – «Саша, по тебе соскучилась за-плата», он отправлялся на неё и не уходил, пока не получит разрешения только отца. Одним словом, с малых лет Саша готовил себя к армейской дисциплине. В дошкольном возрасте  его определили в музыкальную школу по классу скрипки. Программу Саша усваивал хорошо. Было приятно наблюдать, как он, в белой рубашечке, при галстуке, в черных брючках и жилеточке, выступал на сцене со своей, ещё не очень сложной программой. Педагог Светлана Валериановна всегда отзывалась о нем положительно. Сама она была удивительным чело-веком. Детишки к ней липли, как к родной матери, занималась она с ними спокойно, без принуждений и окриков. Но счастье это длилось недолго. Светлана Валериановна вышла за-муж, уехала в Ташкент, на её место пришла другая учительница, и ребятишки стали ходить в «музыкалку» из-под палки. Было, очень жаль начатого, да и способности у Саши, воз-можно, действительно были: ведь всю четверть ходил шалтай-болтай, а отчётный концерт выдавал на «хорошо» или «от-лично.
–«Помнится один случай: назавтра зачёт, нужно разучить концерт (двух страничное музыкальное произведение), а Саня и половины концерта ещё не выучил за целый месяц. Смотрю, взял скрипку, ноты и ушёл в детскую. Через некоторое время мне, что-то понадобилось там. Тихонько захожу, чтобы не мешать – мелодия на всю комнату, а Саньки нет, звук исходит откуда-то сверху. Поднял голову, а он сидит на шифоньере и наяривает. Я расхохотался и спрашиваю: – «Саня, ты чего туда забрался?» А он: – «Я здесь папа лучше слышу». Мешать я ему не стал, а на зачет сходил и был немало удивлен, когда он без единой запинки отыграл свой концерт, и педагоги сказали, что можно было поставить пятерку с плюсом, но поставили четыре с плюсом, чтобы не зазнался».
Доучился он в музыкальной школе до конца, но дальнейшую судьбу с музыкой не связал. И вообще, когда заходил разговор о выборе профессии, Саша пожимал плечами и равнодушно отвечал: – «Не знаю». Такой ответ, конечно, РОДИТЕЛЕЙ не устраивал, но как-то воздействовать не спешили.
И вот в начале учебного года в десятом классе приходит из школы и говорит: – «А я, папаня, пожалуй, в медицинский подамся». И слова эти оказались решающими в его дальнейшей жизни. После окончания средней школы поступил в Челябинский медицинский институт, после второго курса от-служил два года срочной службы наводчиком орудия танка на Украине, там познакомился с дивчиной Ларисой, с которой после демобилизации связал свою дальнейшую судьбу. После армии продолжил учебу в Челябинском мединституте, по окончании четвертого курса перевелся на Военно-медицинский факультет при Томском мединституте. После окончания института попал по распределению в Московский военный округ. Сначала служил в Гвардейской мотострелковой Таманской дивизии, затем – в отдельном медицинском отряде (специального назначения) на базе Окружного военно-го клинического госпиталя Московского военного округа в городе Подольске. Возглавлял информационный отдел Московского научно-методического центра Главного военного клинического госпиталя имени академика Н.Н. Бурденко, в звании подполковника медицинской службы вышел на пенсию. Имеют двух дочерей и внука. Старшая Ирина пошла по стопам родителей, получила высшее медицинское образование и трудится ведущим терапевтом в одном из Московских медицинских центров.  Вторая дочь Анюта обучается в кадетском корпусе, посвятив себя воинской службе.
 Очень жаль, что в недалеком будущем при таком раскладе – фамилия Фатеевых канет в Лету. Очень жаль!..
Поскольку Вам дорогой читатель, доподлинно известно, что у Виктора есть ещё сестрица Татьяна, то не лишним будет упомянуть  и о ней. Достигнув совершеннолетия она, вышла замуж в Нязепетровский район, в село Гривенка за сельского паренька Южанинова Ивана Аркадьевича, имели двух дочерей и трёх сыновей. Мама Дуся проживала вместе с ними, там, в 1995 году и обрела Вечный покой.! Не долгим оказался век и у Татьяны, в апреле 2010 года в возрасте 52-х лет обрела Вечный покой и она. Царствия им небесного.

Итак, возвращаемся вновь к нашему герою. Читатель видимо заметил, что творческие способности использовались в жизни, в качестве дополнительного приработка. Но как уже упоминалось выше, сказочное состояние истинно русской природы санатория «Сосновая роща» явилось отправной точкой творческого возрождения. Рисунки цветными карандаша-ми величиной с ладонь были первоначальным выражением душевного состояния. Но уже через год появилась потребность в больших размерах и других материалах: пастель, масло и т. д. Поскольку чаще приходилось бывать в лазаретах, чтобы как-то убить время, пробовал свои силы в портретной графике, благо на отдыхе желающих быть «натурщиками» предостаточно. В 1989 году принял участие в выставке само-деятельных художников района, а в 1990 была организована первая персональная выставка в стенах районного краеведческого музея. В 1992-93 годах принимал участие в выставках, посвященных 250-летию станицы Кизильской и 65-летию г. Копейска. В 1993 году принимал участие в выставке художников Агаповского района в г. Коркино, на областной выставке самодеятельных художников, и в городах Курган и Уфа – обмен творчеством между областями. Одним словом, с 1989 года имел возможность участвовать во всех районных и областных смотрах народного творчества «Богат талантами Урал».
1995год – 50 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941-45гг. В ознаменование этой даты на центральной площади микрорайона Флюсовая возводится часовня в честь Павших Воинов на поле бранном. Вот тут и пригодился приобретённый в своё время курс науки в жестяном деле от мастера своего дела Леонида Кузмича Исупова. Раскрой, монтаж кровли луковицы и купола, а затем и основной кровли проводился под руководством и личном участие Виктора.
 Приглашённый опытный жестянщик Бабиков Пётр Иванович отказался от самостоятельного решения этой задачи, сославшись на преклонный возраст, согласился помогать, и только внизу.
Летом 1995 года самодеятельные художники Агаповского района приняли участие в совместной выставке с художника-ми г. Магнитогорска в городской картинной галерее. В конце года поступило предложение организовать персональную вы-ставку в г. Коркино. Но в начале декабря тяжело заболел, а в феврале 1996 года подвергся сложнейшей операции на магистральных кровеносных сосудах, результат – вторая группа инвалидности. В этот период было уже не до выставок, благо, что мог передвигаться по комнате. Тяжесть по решению житейских проблем и уходу за Виктором легла на женские плечи супруженьки. Продали сад, так как по пять километров в одну сторону не набегаешься, а транспорт – мотоцикл водить и ре-монтировать некому. На вырученные деньги купили домик с усадьбой в черте с. Агаповки. При содействии зятя Якова и дочери Людмилы провели воду, центральное отопление, и перешли жить на «дачу», а квартиру сдали в аренду.
Поскольку традиционно все Агаповские художники: Хаустов Юрий Денисович, Кухтевин Евгений Николаевич, Дырин Владимир Павлович, Загоруйко Николай Иванович (ныне покойный), частенько собирались у них, то дача  сослужила роль «Штаб-квартиры». Послеоперационная адаптация про-ходила очень тяжело, но кое-что в творческом плане, в жизнь было претворено. С перерывами, отдыхом, измыслил: «Авто-портрет», пейзажи «Зимняя сказка», «В ожидании ухи», «Сови-ная гора», портреты: «Хозяин земли», «Людмила под ряби-ной», «Галина», «Евгений» и т. д.
Произошло ещё одно событие, о котором умолчать нет смысла. Есть у нас россиян отличительная черта – созидаем, ломаем, снова созидаем: Столетиями Русь-матушка по городам и весям возводила великолепные Православные храмы. Пришло время безбожья и стали они, что  бельмо в глазу. Сколько по всей России их разрушено, стерто с лица земли, а сколько их до сего времени стоит обветшавших???
Человек без веры жить не может. Пришло время возрождения религий. Встал вопрос строительства православного храма и Мечети и в Агаповке. В 1997г. по просьбе старосты православной общины   (ныне покойного) Николая Ивановича Мерш, Виктор занимался написанием иконы для закладки первого камня и разработкой проекта Алтарной преграды (Иконостаса), для вновь строящейся церкви в честь иконы Владимирской Божией Матери.
В 1998г. после утверждения проекта алтарной преграды в Челябинской епархии, более полугода занимался изготовлением Алтарных врат (Царских врат) размером 260х130см., материал–дерево, прорезная ажурная резьба.




Большую помощь в выпиливание орнамента оказал Владимир Павлович Дырин.
После изготовления врат, руководил и принимал непосредственное участие в монтаже самого Иконостаса. Здесь нужно отметить большой вклад в это благородное дело Юрия Денисовича Хаустова и Евгения Николаевича Кухтевина. Ими были выполнены списки всех икон для Иконостаса. В монтаже незаменимыми помощниками были: будущий настоятель Резепин Сергий, его брат Иван и их друг Храмов Сергей. Благодаря слаженных действий, им удалось в сравнительно короткий срок справиться с этой не простой задачей.
       В этом же году Виктор занял призовое место в конкурсе по разработке проекта эмблемы Областной спортивной олимпиады «Золотой колос - 98». Принимал участие в конкурсе на лучший проект герба Агаповского района   
В 2000 году участвовал в конкурсе на международную премию общества инвалидов «Филантроп», имеется даже сертификат участника.   Было приглашение на участие в этом конкурсе в 2002 году. Принять участие по объективным при-чинам уже не пришлось.
В 2001 году ДИПЛОМАНТ фестиваля творчества ветеранов посвящённого 70-летию Магнитогорского металлургического комбината.
2002 год для Агаповки – год торжества, 100-летнего юбилея. По этому случаю был объявлен конкурс на лучший проект юбилейного значка. Первая премия была присуждена нашему герою, но сам значок из-за финансового дефицита изготовлен не был, о чем приходится только сожалеть.
Позволю себе вольность сообщить ещё об одном исторически значимом событие:
Впервые за всю историю своего существования, с. Агаповка в 2002 году была удостоена визита Главы Правительства. Президент РФ В. В. Путин посетил православный храм «Иконы Владимирской Божией Матери» и отстоял Божественную литургию во имя Рождества Христова.
Молва о том, что на всенощной будет присутствовать
В. В.Путин, облетела райцентр мгновенно, поэтому к началу торжества в храме и около него, яблоку было негде упасть. С превеликим трудом удалось протиснуться почти в первые ряды и на расстоянии пяти шести метров созерцать живого не телевизионного Владимира Владимировича.
В качестве обмена творчеством прошла персональная вы-ставка в Нагайбакском районе. 2002 год оказался не совсем удачным. Вновь прооперировали, удалили тромб из сосудов правого бедра. Вообще, надо сказать, самыми плодотворными были 1996-2000 годы, когда по состоянию здоровья Виктор не мог заниматься хозяйственной деятельностью.
Удивительно, но судьба преподносит ему удовольствие общаться с интереснейшими людьми. В 1995году на совместной выставке самодеятельных художников г. Магнитогорска и села Агаповка, имел удовольствие прикоснуться к творчеству замечательного пейзажиста - магнитогорца Сергея Ильича Федосихина. Личное знакомство с автором и его сказочные произведения, оставили неизгладимый след в памяти. Они просто завораживали своей цветовой гаммой, волшебством, лёгкостью исполнения. Там же довелось пообщаться ещё с одним замечательным человеком.
         Об Алексее Фёдоровиче Тиховидове Виктор слышал от его сына – главного инженера производства Сергея Алексеевича, о том, что он много лет занимается деревянной скульптурой. Но одно дело слышать и совершенно другое – своими глазами увидеть то, во что человек вдохнул часть своей души. Виктора удивило, как простой сучочек, корешок или корневище несколькими прикосновениями резца превращаются в животных, литературных и сказочных героев. На вопрос, как это ему удаётся? Алексей Федорович ответил следующим об-разом: – «Молодой человек, дайте мне исходный материал, я вам миллион образов воссоздам!» В свои 88 лет Алексей Фёдорович был полон энергии и выглядел моложе лет на десять. Удивило сообщение о том, что он при своём почтенном возрасте ежедневно пробегает от восьми до пятнадцати километров и собирается поучаствовать в марафоне «Европа – Азия» в 2000году. Надо признать – встреча с Алексеем Фёдоровичем открыла новую страничку – «природная скульптура» – в творчестве Виктора, теперь прежде чем бросить в костёр корневище, корешок, щепу, он внимательно его исследует и надо сказать не безрезультатно. Появились и у него интересные экспонаты природной скульптуры.      
               

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава I

Время очень скоротечно, как будто вчера Виктор только-только начал свои серьёзные изыскания в творческом плане, а пролетело двенадцать лет и в жизни произошли разительные перемены, о которых и пойдёт дальше речь.
За этот период трижды побывал под ножом: в 2002 г. шунтировали внутреннюю бедренную артерию; в 2006 г. – левостороннюю подключичную артерию,  а в 2009 левостороннюю сонную артерию.                Испытывая все превратности судьбы, он продолжает цепляться за жизнь и быть в её авангарде. С возрождением казачества, учитывая свои казачьи корни, вступил в казачье общество. Со-гласно приказа Атамана Оренбургского казачьего округа, награждён Наградным крестом III-ей степени «За заслуги перед Казачеством России» за тот вклад, что оказал в оформлении проекта, изготовлении врат и сооружении Алтарной преграды (Иконостаса) во вновь построенном в Агаповке Православном храме.
В последней главе предыдущей части было  коротко упомянуто о двух замечательных людях: Федосихине Сергее Ильиче и Тиховидове Алексее Фёдоровиче. Очень жаль, но оба отбыли в мир иной. Не довелось Алексею Фёдоровичу поучаствовать в марафоне Европа-Азия 2000г. Поехал он в 1998году в Германию к дочери, там, видимо в связи со сменой климата заболел, и через четыре года душа оставила бренное тело. Очень жаль, но смерть причину найдёт, и участи этой не избежать, ни единому живому существу, только каждому отмерян свой срок. Ну, а мы давайте вернёмся к нашей реальной жизни.
А она, у нас в Россеи-матушке скучать не даёт. В генах заложено, видимо у русского человека – созидать, «рушить до основания» и снова созидать.
На протяжении трёх столетий существовал царский строй - разрушили. Семимильными шагами строили «светлый коммунизм» – кому-то взбрело в голову – «не туда идём». Всё, что десятилетиями строилось, созидалось, всё порушили. И начали строить «светлый капитализм» по образу и подобию ЗАПАДА. Растащили всё народное достояние хваткие на руку: «новые русские», «крутые», «олигархи», типа Березовского, Мавроди, Абрамовича, Чубайса. Самые доходные отрасли прилипли к их, захватущим рукам. Один с «жиру» за баснословную сумму заказывает полсотни портретов звёздных россиянок для своих апартаментов за рубежом. Другой – выкупает английский хоккейный клуб и это только мизерная доля той роскоши, в которой купаются сии подонки. А сколько «сошек» помельче, но с большим аппетитом, сплавляют народное достояние сотнями миллионов в зарубежные банки??? Вот только простому гражданину России честному и добропорядочному при любом строе живётся с утянутым пояском. Хорошо запомнилась прибаутка, сказанная в своё время под восточный акцент, бабушкой: «Был сарь Никалашкаа, насил штана и рубашка, пришёл новый режим – бис штана и рубашка лежим». Колесо истории России пошло на новый обо-рот.


Семьдесят лет мы ковали «победы»
Начало, которым заложили «полпреды».
Кровью народной свобода добыта,
Власть предержащим досталось «корыто»
Жилы тянули из простого народа,
Он же всё стерпит - такова уж порода.
Сограждан своих в ГУЛАГ-е гноили
Туземцев и негров от пуза кормили.
Семимильными шагами
Шли к победе коммунизма:

То «застой», то «перестройка»
И дошли до «ельцинизма».

Производство всё свернули.
Растащили всю казну.

Всё границами изрыли.
Развалили всю страну.

Коммунизма не построив,
все народности стравив – «Ату!»
Миша с Борею «родили»,
ну не «жизть», а лепоту:

Расплодили олигархов,
Новых русских.

Наркоманов,
Нищету.


Прожившему до совершеннолетия в деревне, Виктору неукладывается в сознание, как можно жить безработному в селе. Животноводство уничтожено, поля заросли бурьяном. Поскольку нет работы, молодёжь покидает отчий дом. Остаются старики, коим деваться некуда и алкаши, коим без разницы, где пить и что пить. Село деградирует.
Некоторые «умные головы» адресуют все беды Путину, что де он за 12 лет своего правления не навёл порядок в стране.
Исправить то, что натворили предшественники, едва ли хватит его жизни. Дай Бог ему здоровья на многие ЛЕТА.
Возможно, суждение это ошибочно. Но ведь приведённое выше – это факт, против которого не попрёшь.

Глава II

Как бы порой, не было тяжко, человек должен оставаться человеком, уметь преодолевать трудности, не терять оптимизма и надежды на лучшее. По этому принципу живут практически все поколения двадцатого столетия. Как вы, дорогой читатель, имели возможность убедиться, Виктора и его супругу судьба не баловала и не балует. Однако унывать, расслабляться времени нет, может оно и к лучшему? Держали коровку до 2003 года, птицу, пчёл. Сад-огород тоже спать не даёт. Ну, а чтобы хозяйственная рутина не засосала, приходится её скрашивать творчеством: живописью, графикой, литературными опусами. На этом поприще имеются значительные успехи: многие годы являлся дипломантом районных, областных и зональных фестивалей творчества инвалидов в номинации «живопись», «графика», «прикладное» и «литературное» творчество.
В 2007 году Областным центром народного творчества был издан сборник рассказов «Старый конь», а в следующем году дополнен и переиздан. Литературные «шедевры» автора включены в коллективные сборники, альманахи, изданные литературными объединениями Областного центра народно-го творчества и г. Магнитогорска.
Оставим на время героя нашего и расскажем о его отпрысках. Начнём, пожалуй, с семейства Банниковых. За десять лет произошли в их «царстве» колоссальнейшие события.
После распада советской государственной системы пришлось россиянину пережить чехарду прихватизации, когда всё ценное прилипало к рукам оборотистых ловкачей. Сельскохозяйственная организация, Агаповский совхоз, в которой работал зять Яков, перестала существовать, и пришлось искать работу. В этой не стандартной ситуации, ему повезло. Он очень скоро устроился на кирпично-керамический завод токарем. А поскольку к обязанностям своим относится ревностно, самое главное не пьющий, в любое время суток может прийти на помощь – снискал уважение у руководства и кол-лектива. Не обижают и в заработной плате, а для семьи это самый главный стимул.
Не повезло Людмиле – нежданно-негаданно отказала почка, пришлось ложиться под нож и несколько лет сидеть на второй группе инвалидности, В настоящее время трудится зав. реабилитационным отделом по работе с инвалидами в Управлении социальной защиты населения района. В 2010 году была награждена Дипломом лауреата премии Законодательного собрания Челябинской области. В свободное время занимаются обустройством своего «терема», садом-огородом. Старшая дочь Ольга после окончания Магнитогорского государственного технического университета /МГТУ/ трудится в проектном отделе Магнитогорского металлургического комбината. Дальше двадцати лет фамилию Банниковых носить не по-желала и, выйдя замуж за Симонова Дмитрия Анатольевича, приняла его фамилию.
После деда больше всех оказалась невезучей внучка Ни-ночка, в младенчестве, как упоминалось ранее её зимой сильно застудили, с того времени она росла слабенькой, часто болела. После окончания средней школы вместо поступления в высшее учебное заведение «поступила» на операционный стол торакального отделения 1-й Магнитогорской городской больницы для ампутации 2/3 лёгкого. Операция прошла успешно. Хирург Коновалов Александр Михайлович, сделал всё возможное, чтобы лёгкое у Ниночки восстановилось, т. е. выросло. Процесс этот длился пять лет, за это время она окончила университет по специальности «Социальная работа».
Время  неумолимо скоротечно. Вот уж отпраздновали Золотой юбилей Виктор Дмитриевич с Ниной Ивановной, в январе 2009 года. Не менее значимыми семейными событиями стали: Выход на пенсию подполковника медицинской службы Фатеева Александра Викторовича, свадьба московской внучки Ирины в 2011 году и рождение её сына, а нашего ПРАВНУКА СВЯТОСЛАВА МИХАЙЛОВИЧА 14 марта 2012 года.
Год этот оказался печально юбилейным в двойне и радостным: 70 лет исполнилось, как Фатеев Дмитрий Георгиевич папа Виктора 27 января 1942 года отбыл на фронт и сложил головушку. И 100 лет исполнилось со дня его рождения. Ушёл в историю КРОВАВЫЙ 20-й ВЕК со всеми его радостями и бедами, поражениями и победами. Сотни миллионов жизней унесли: революция, голод, Первая и вторая Мировые войны, гражданские конфликты. Что принесёт человечеству 21-е столетие – время покажет, а мы давайте вернёмся в нашу действительность.
Начиная с 1973 года, Виктор периодически пытался от-следить последний путь своего родителя, ставшего жертвой Великой Отечественной войны. Кроме отписок до 2000 года имел на руках не полный дневник наблюдения, который вёл отец до ухода на фронт за младенцем сыном, да извещение о его гибели и вот счастье улыбнулось. Во всех ответах на запросы Виктора в вежливой форме отфутболивали в ЦАМО (Центральный архив Министерства обороны) в г. Подольск.
На письменный запрос в ЦАМО, получил уведомление: «Ваш отец Мл. Политрук Фатеев Дмитрий Георгиевич без вести пропал в марте 1942 года».
Увы, для Виктора это не было новостью, сие послание было известно с 1946 года. До сих пор перед взором стоит образ, а в ушах слышится вой убитой горем бабушки над «выключкой» в дрожащих руках.
–  «И тут меня осенила дерзкая мысль: «поскольку наш сын Александр в звании майора служит в Главном военном госпитале МО в г. Подольске, подключить к поиску и его».
 Изложил на бумаге всё, что знал по рассказам мамы Веры, сделал копии с отписок и всё скопом отправил сыну и, как говорится – попал в десятку. Сноха Лариса работала в городском военкомате, с моим посланием обратилась по назначению, и результат превзошёл все ожидания – ей выдали ЛИЧНОЕ ДЕЛО НА МЛ, ПОЛИТРУКА ФАТЕЕВА ДМИТРИЯ ГЕОРГИЕВИЧА. Этот документ сослужил важную роль в увековечение имени отца. Но всё по порядку: Словно кто из-вне подтолкнул в своё время подключить Сашу с Ларисой к поиску деда и результат, как я уже сказал, превзошёл все ожидания».
 Не сделай этого тогда – Виктор ни когда, ни чего не узнал бы об отце. Сей документ подлежал уничтожению. С по-лучением ЛИЧНОГО ДЕЛА и тщательным его изучением, он пришёл к выводу: работники архивов, возможно в связи с пе-регруженностью, добром документы и не смотрят. В официальной справке заверенной гербовыми печатями сообща-ют, что Фатеев Д. Г. 1912 г.р. призванный Нагайбакским рвк безвести пропал в марте 1942 года. На основе этой справки сделал запросы в Нагайбакский районный комиссариат (РВК), Челябинский областной (ОВК) и в Приволжско-Уральский окружной комиссариат (ОВК). Получил, с Нагайбакского РВК, пинок в Центральный архив МО, из Окружного ВК – пинок в Архив г. Самара.
Поскольку с Самарским Архивом ещё не знаком, сделал запрос. Ответ не заставил долго ждать: – «Все документы, хранящиеся в Архиве г. Самары переданы в Центральный Архив МО г. Подольска.
И вот получил ответ из Челябинского ОВК:
 – «Призыва и прохождения службы по Челябинской области не значится». 
ВЫПАЛ В ОСАДОК, А ОСАДОК ВЕТРОМ РАЗ-ДУЛО! И, похоже, он не единственный из сверхсрочников, кто удостоен участи быть забытым своей Родиной.
В личном деле подшито две автобиографии, где чётко написано, что в Армию призывался Магнитогорским ВК 11 октября 1937 года. Службу проходил в г. Троицке Челябинской области, там же окончил полковую школу. В августе 1940 года был переведён в Кировский гарнизон, от-куда 27 января 1942г. отбыл на фронт.
Осталась одна надежда на Магнитогорский ВК, и опять Виктору улыбнулось счастье – оказалось, что здесь сохранилась книга учёта призывников за 1937 год и третьим сверху на 62 странице записан его отец.
В срочном порядке соответствующие документы военкоматом были направлены в Администрацию города для занесения его имени в Мемориале Памяти жертв Отечественной войны 1941-45гг. «ТЫЛ ФРОНТУ».
–«9 мая 2012 г. в ДЕНЬ ПОБЕДЫ нас пригласили на возложение цветов. С величайшим трепетом в душе и чувством частично исполненного сыновнего долга, мы всей семьёй возложили цветы на мраморную плиту, где высечены фамилия, инициалы отца, деда и прадеда Фатеева Д.Г. Военным комиссариатом г. Магнитогорска направлены документы для занесения его имени в КНИГУ ПАМЯТИ по Челябинской области».
2012 год порадовал ещё одним событием: Администрацией Агаповского района в ознаменование 110-й годовщины с. Агаповка издан замечательный альбом «ЗОЛОТЫЕ РОС-СЫПИ АГАПОВКИ», куда вошли литературные и живописные произведения творческих людей с. Агаповка, в их числе и Виктор.
А вот 2013 год принёс некоторые ему личные огорчения: В Агаповском  православном храме установили, кованый иконостас. Всё, что с таким трудом в послеоперационный период создавалось в храме, разобрано и со временем будет передано в один из вновь строящихся храмов в районе. Ну что ж, на всё есть воля Божья.
На ноябрь месяц была запланирована персональная вы-ставка в г. Белорецке, но в конце октября случился приступ, в результате пол месяца пребывал в больнице и выставка не состоялась, о чём приходится только сожалеть.
2014 год прошёл без видимых успехов, напротив тяжёлой болезнью Людмилы и двумя приступами инсульта Виктора. Чем это закончится, время покажет, а мы давайте торжествен-но встретим рождение второго  правнука СИМОНОВА ВЛАДИСЛАВА ДМИТРИЕВИЧА, чем ознаменовано начало 2015 года.
 Осуществилась главная цель жизни, к которой Виктор шёл окольными, тернистыми тропами: 14 апреля  открытие юбилейной персональной выставки изобразительного творчества в Картинной галерее г. Магнитогорска. Это событие, посвящённое 75-летию автора, говорит о том, что жизнь нашего героя при всех её крутых оборотах, прошла недаром.
Но все предыдущие испытания оказались не последними; 15-го июня 2015 года преподнёс невосполнимую утрату – отбыла в мир иной дочь Людмила. Трудно смириться с этой потерей, однако на всё есть Божья воля.
 Из всего вышеизложенного можно вынести заключение: На примере одной ветви рода племени, превратности судьбы в большей или меньшей степени приходится испытывать всем поколениям. Русскому человеку свойственно в большинстве своём из любого положения выходить победителем. На этом я пока прерываю своё повествование.