Когда зацвёл миндаль... 1 глава

     Семья Людмилы приехала в Ташкент с Украины, из города Нежин, глубокой осенью сорок первого года, в первый год войны. Дедушка, отец её отца, мама, маленький братишка четырёх лет и она сама, однажды вышли из дома, чтобы добраться туда, куда доходило только эхо войны. Отец добровольцем ушёл на фронт в первые дни, как началась война. Мама долго провожала отца, крепко обняв его, никак не хотела отпускать, а маленький Митя, прижавшись к ноге матери, тихо плакал. Мать будто чувствовала, что больше не увидит своего мужа.
     - Глебушка! Тебе же бронь давали, мог бы остаться... - начала говорить жена, но Глеб её перебил.
     - Ну всё, Лидочка, будет, будет. Мы уже говорили об этом. Не могу я просто сидеть и ждать, когда другие уходят на фронт, гибнут там, негоже это мужику. Не инвалид. Мне пора. Дай Бог, война быстро закончится и мы погоним фашиста куда подальше. Я вернусь, слышишь? А ты жди, жди и надейся. За детьми лучше смотри, береги их. Лучше уезжайте отсюда, немец совсем рядом, - поглаживая жену по голове своей шершавой, рабочей рукой, говорил отец.
     - Да куда же мы уедем, Глебушка? Семья не маленькая, как? - плача, спросила Лидия.
     - Туда, куда немец не доберётся. Поезжайте в Ташкент, это город хлебный, голодными не останетесь, - ответил Глеб.
     Лида промолчала, лишь сильнее прижавшись к мужу, да так, что оторвать её от себя, он не мог.
     - Мне пора, дай детей обнять и с отцом проститься, - сказал Глеб.
     Лида тихо отошла от мужа, прижав руки к груди. Глеб поднял сына и крепко обнял его.
     - Ну что, Митяй, не балуйся, мамку слушай. А я тебе машинку привезу, - говорил Глеб, целуя сынишку в щёчки.
     Малыш лишь понял, что папа скоро вернётся и привезёт ему игрушку.
Людмиле было семь лет, но и она не могла понять, что происходит, девочка лишь видела, как вокруг переполошились люди, стояли вокруг, со страхом в глазах. Как уходят мужчины, молодые и старые, в её понятии и сорокалетние были стариками. Мальчишки, закончившие школу, с рюкзаками за плечами, шли к назначенному пункту. Вот и папка уходил...
     - Доченька, помогай мамке во всём, слушайся её. Ну... присядем на дорожку, - сказал Глеб, с грустью посмотрев на семидесятилетнего отца, который пришёл с Гражданской войны без левой руки.
     Глеб вспомнил мать, которая вскоре заболела и умерла. Тяжело вздохнув, он встал и подошёл к отцу.
     - Благословите, батя, даст Бог, возвернусь, - произнёс Глеб, обнимая и отца.
     - Бей фашиста, сынок, шибко бей, чтоб неповадно им было топтать нашу землю, нечисти этой, - сказал старик.
     - Ну, пойду я. Время, - сказал Глеб, проходя к выходу.
     Подняв Митеньку на руки, Лида вышла следом за мужем, Семён Матвеевич остался сидеть на табурете. Старик был атеистом, но почему-то, невольно подняв правую руку, он перекрестил сына и застыдившись, быстро опустил её.    
     Глеб, не оборачиваясь, быстро прошёл через маленький двор и выйдя за калитку, пошёл в сторону сельсовета. По дороге, он встретил соседа Данилу, с которым учился в одном классе и работал на одном заводе.
     - Привет! Ну что, дадим жару фашисту? - улыбаясь, спросил он.
     - Там видно будет. Поговаривают, силища у них мощная, нелегко будет его сломить, - ответил Глеб.
     - Ничего. И мы не лыком шиты, тоже силища, ого, - сказал Данила.
     Был июль месяц сорок первого года. Приходили сводки с фронтов, от Глеба тоже пришло письмо. Дрожащей рукой, со слезами, Лида раскрыла треугольный конверт. Узнав корявый, мелкий почерк мужа, она улыбнулась сквозь слёзы и поцеловала исписанный лист бумаги.
     - Живой... - выдохнула молодая женщина.
     Уже совсем недалеко были слышны взрывы и стрельба, становилось жутко при мысли, что немцы совсем рядом. Семён Матвеевич принял твёрдое решение.
     - Собирайтесь, мы уезжаем, - коротко сказал старик.
     - Страшно, папа, как и куда мы поедем? Оставим дом... а если Глеб вернётся, где нас искать будет? - хотела возразить Лида, хотя никогда не перечила свёкру.
     - Отпишешь ему в письме, как только устроимся. Поедем в Ташкент. Холодает... скоро зима, тяжело будет в дороге зимой. Собери самое необходимое. Дом стоять будет, куда денется? - с сомнением, сказал Семён Матвеевич.
     Он понимал, что дом могут разрушить. Но и понимал, что жизнь дороже. Нет, о своей жизни он не думал.
     - Я своё уже отжил, детей жалко. А эти нелюди не пожалеют ни малых, ни взрослых, - думал старик, сидя на скамье.
     Лида взяла зимние вещи детей, свою телогрейку она надела на себя, пальтишки на дочку и на сына, замотала им головы платками и положила кое-что из еды. Так... сало, лук, яблоки со двора и полусухой хлеб, который был на вес золота. Зарубив последнего петуха, она отварила его, бульон они выпили, мясо завернули и с двумя узелками вышли из дома. Семён Матвеевич даже не стал заколачивать окна, просто закрыли входную дверь и всё. Лида со двора поклонилась дому, будто прощалась с ним навсегда, слёз не было, да и не до них было.
     Доехали кое-как, с пересадками до узловой станции, но и там пришлось ждать более двух суток. Народ устало сидел, коротая время за разговорами, детей укладывали на скамьи, сами почти не спали. В вагон прибывшего поезда пришлось протискиваться, Семён Матвеевич правой рукой подхватил маленького Митеньку, Лида, подталкивая сзади, протискивала вперёд дочь Люду. Наконец, они сели в поезд, который и стоял-то всего минут сорок.
     Душный вагон, плач детей, дым папирос, хотя просили не курить там, где находятся дети. Ехали почти две недели, с пересадками и ожиданиями. Первый поезд попал под бомбёжку, началась паника и суматоха, отовсюду слышались крики ужаса и плач детей. Из горящего состава, из окон вытаскивали детей и женщин, даже Семён Матвеевич одной рукой старался помочь. Мёртвые тела были разбросаны на земле, было трудно разобрать, что происходит.
     Лида в панике искала маленького сына, крича во весь голос его имя. Люда бегала следом за матерью, когда увидела брата. Мальчик лежал рядом с рельсами, весь в крови.
     - Мамочка! Митенька здесь, - дрожащим, испуганным голос, произнесла девочка.
     Лида, увидев ребёнка, похолодела. Она медленно подошла к мальчику и упала перед ним на колени. Дрожащими руками, она расстегнула его старенькое пальтишко и прижалась ухом к его груди. Потом, посмотрев на Люду, схватилась за голову и истошно закричала.
     - Митенька! Сыночек! Глебушка, прости! Не уберегла я твоего сына! Аааа.... - кричала бедная женщина, пугая этим дочь.
     - Мамочка! Мне страшно. Мамочка... - плакала Люда.
     Лида огляделась вокруг, она была не единственная в своём горе. Подняв малыша, она пошла в сторону поля. Положив ребёнка, она стала рыть землю руками, потом судорожно поискав глазами, нашла кусок дерева и продолжила дело. Видя, как мучается мать, своим детским умом Люда поняла, что надо ей помочь. Девочка бегала вокруг и в темноте ощупывая землю руками, искала, чем можно рыть землю. Наконец, схватив кусок железа треугольной формы, она вернулась к матери и стала тыкать железкой в твёрдую землю. Так продолжалось часа два, когда наконец яма была готова. Лида подняла с земли ребёнка и прижалась лицом к его груди, потом неистово стала целовать грязное личико и ручки. Люда стоя рядом и молча ждала. Аккуратно положив тельце в яму, закрыв лицо ребёнка платком, они вдвоём стали засыпать яму руками.
     - Значит Митеньки больше нет? - услышала Лида голос свёкра и вздрогнув от неожиданности, повернулась к нему.
     Поднявшись с колен, она бросилась к нему и дала волю чувствам.
     - Простите меня, папа... не уберегла я сыночка. Глеб мне этого никогда не простит, - рыдая, говорила женщина.
     Люда навряд ли осознавала, что происходит, но одно она поняла точно, война - это страшно. Это смерть и лишения.
     - Не вини себя, дочка... война. Много погибших. Пошли, утро скоро, все идут до станции, - сказал Семён Матвеевич и первым пошёл прочь от маленького холмика.
     Лида взяла дочь за руку и пошла следом, несколько раз оборачиваясь, будто хотела запомнить место, где только что похоронила сына.
     Подойдя к разбомбленному поезду, Семён Матвеевич остановился. Светало и можно было различить вещи, разбросанные вокруг.
     - Надо поискать, может наш узел с продуктами найдётся, - с сомнением сказал старик.
     Искали молча и долго. Узлы с вещами их не интересовали, наконец, Семён Матвеевич позвал Лиду.
     - Я нашёл небольшой мешок, тут крупа, сало и сухари. Лук, картошка вот... не знаю, чей мешок. Но и оставлять здесь нет резона, зазря пропадёт. А нам в дороге есть нужно. Пошли, - сказал мужчина.
     Лида, крепко держа дочь за руку, пошла за свёкром. Шли они довольно долго, Семён Матвеевич, несмотря на преклонный возраст, был ещё крепким и выносливым. Перед глазами Лиды стояло личико её сына, она, не сдерживая слёз, шла, опустив голову, понимая, что в своём горе она не одна. Лида видела, сколько смертей принесла та бомбежка с воздуха, сколько было криков и боли.
     - Проклятая война! Проклятые фашисты! Господи, помоги выдержать... - яростно сжимая кулаки, произнесла она.
     До станции они шли не одни, таких беженцев с Украины было множество. Наконец, вдали показалась станция, к которой, уставшие от бесконечных мытарств и ходьбы люди, почти побежали. Семён Матвеевич с Лидой и внучкой, едва успели сесть в уходящий поезд. Душный вагон уже не казался таким душным, у всех было одно желание, быстрее доехать.
     Ночь сменялся днём, едва перекусывая, люди берегли продукты, ведь неизвестно, что их ждёт впереди. Ехали молча, да и о чём было говорить, впереди неизвестность, позади... смерть и разруха.
     Вдруг послышался сильный взрыв, от которого разлетелись стёкла в вагонах, но поезд, не останавливаясь, шёл вперёд. Взрывы повторялись, правда до состава не доходили, но в вдали показались танки. На лицах людей был страх и ужас. От неожиданного торможения состава, многие попадали вниз, началась паника.
     - Лида! Держитесь вместе с Людой и бегите к лесу, там можно укрыться, - крикнул Семён Матвеевич, выпрыгивая из вагона.
     - А Вы как же, папа? - воскликнула Лида, которой он помог спуститься, затем, схватив внучку, поставил её на землю.
     - Не думай обо мне, я справлюсь. Бегите, я сказал! - крикнул старик и побежал в противоположную сторону.
     Видимо, чувство самосохранения овладевает людьми, Лида, оглянувшись на свёкра, схватив дочь за руку, побежала к лесу, куда бежали и другие пассажиры поезда.
     - Почему он не побежал с нами? - мелькнуло в голове Лиды.
     Танки приближались быстрее, чем бежали люди, хотя они и были далеко от них. Но автоматная очередь, достигая бегущих людей, сразила тогда многих. В живых остались не многие, им удалось скрыться в лесу. Среди них были и Лида с дочерью. Танки в лес заходить не стали, они прошли мимо, видимо, к населённому пункту. Лида совсем не понимала, что происходит, где они находятся и что их ждёт завтра.