Командировка в Горький

С давних пор в военной авиации существует такая байка. Вопрос: чем отличается летчик истребительной авиации от летчика военно-транспортной авиации? Правильный ответ: летчик-истребитель мечтает хотя бы один раз в году переспать с чужой женой, а летчик военно-транспортной авиации мечтает хотя бы один раз в году переспать со своей. Я далек от мысли, что уважаемый читатель воспримет эту байку буквально – она всего лишь отражает специфику летной работы в различных родах авиации. И, если в транспортной авиации летный состав пожизненно находится большей частью в командировках, нежели дома, то нам, летчикам-истребителям, выполняющим полеты исключительно в районе своего аэродрома, редко выпадающая возможность улететь куда-нибудь подальше от своей части всегда представлялась желанным мероприятием.

Командировки были специфическими – перегнать матчасть в авиаремонтное предприятие или наоборот, забрать отремонтированный самолет; перегнать в свой, либо какой-то другой авиационный полк новые самолеты с завода-изготовителя, и тому подобное. Честно говоря, цель командировки была не важна, существенным было на какое-то время оторваться от неугомонной опеки своего начальства, да и просто оторваться. В особенности, если командировка не была одиночной, а в составе группы.

В далеком, если не изменяет память, одна тысяча девятьсот семьдесят седьмом году нашей эскадрилье была поставлена задача перегнать в свой полк с горьковского авиационного завода четверку новеньких истребителей МиГ-21БИС. Был февраль месяц, погода на всей европейской части Советского Союза стояла отвратительная, поэтому для выполнения ответственной задачи были назначены самые опытные летчики: заместитель командира эскадрильи, штурман эскадрильи, два командира звена. Все были в звании майоров, военные летчики-инструкторы первого класса. Мне, в то время еще старлею, очень хотелось оказаться в этой компании, и, набравшись наглости, я попросил взять меня запасным. И, хотя при перегонке самолетов в количестве менее двух звеньев документами, регламентирующими летную работу, запасной летчик не предусматривался, командир эскадрильи пошел навстречу, удовлетворив просьбу старшего лейтенанта, что привело меня в неописуемый восторг – втайне лелеялась надежда, что кого-нибудь из группы перед вылетом доктор отстранит от перелета. Забегая вперед, скажу, что именно так все и произошло. Но обо всем по порядку.

Вслед за командой инженерно-технического состава, улетевшей на завод для приемки матчасти на заслуженном старичке Ил-14, мы не торопясь отправились в город Горький на поезде из Ростова-на-Дону через столицу нашей Родины. Ничего примечательного на первом участке маршрута не произошло. Как и на втором. Правда, на одном эпизоде все-таки хочется остановиться в качестве общей, так сказать, краткой характеристики нашей компании. Поскольку билеты были куплены в два разных купе, а начало командировки требовалось обозначить товарищеским ужином (или завтраком, точно не помню), меня, как самого младшего, пока остальные перекуривали на перроне, отправили в вагон для прояснения ситуации. В том смысле, что должен был предложить в одном из купе стороннему пассажиру, ежели таковой имеется, поменяться местами с одним из нас в купе соседнем. Действительно, пассажир такой был – мужчина среднего возраста, по виду – чиновник среднего уровня из партийно-хозяйственного аппарата. Но на мое предложение он ответил категорическим отказом. Открыв окно, я доложил обстановку штурману эскадрильи, который в силу своего преклонного возраста был назначен старшим группы:

– Семен Григорьевич! Пассажир не хочет сменить купе!
– Почему?
– Говорит, что уже неплохо устроился. Не желает, чтобы его беспокоили.
Семен Григорьевич, сделав очередную затяжку, не торопясь, выпустил из легких дым, и невозмутимо произнес:
– Скажи ему, что, если не хочет ехать вчетвером, будем ехать вшестером.
Аргумент был исчерпывающим, и попутчик, не мешкая, перебрался в соседнее купе.

Нет необходимости останавливаться на описании поездки в скором поезде, поскольку каждый любитель путешествовать по железным дорогам может живо представить эту картину. В Москве на пересадку до Горького мы определили себе сутки, потому как каждому было, чем заняться в столице. Я за это время успел побывать в гостях у многочисленных тетушек и бабушек по отцовской линии, проживающих в Москве. И к отходу поезда в первом часу ночи явился с внушительного размера авоськой, наполненной пирожками, которыми снабдила меня в дорогу одна из бабушек. Пирожки, как и другая закуска, имеющаяся в наличии у остальных членов компании, оказались кстати, так как до утра, под впечатлением пребывания в столице, то есть, до прибытия в город Горький, мы уже не сомкнули глаз.

Даже невооруженному взгляду было понятно, что город на Волге встретил нас мрачной, нелетной погодой. Нижний край облачности и видимость не позволяли выполнить облет матчасти, что было необходимым условием перед выполнением перелета. Поселившись в гостинице, мы направились на завод, чтобы отметить прибытие, а дальше произошло следующее. В заводском буфете мы все талоны на питание, полученные в своей части, обменяли на деньги. И этот факт требует некоторого пояснения. Талон на трехразовое питание по реактивной норме стоил в советское время, если не ошибаюсь, два рубля шестьдесят пять копеек. Разумеется, буфетчица отстегнула свои комиссионные, но все равно это были неплохие деньги. Расчет выполнения такой процедуры был прост: прогноз нелетной погоды синоптики давали минимум на неделю, поэтому три раза в день появляться на заводе только для того, чтобы перекусить, не было резона.

Но, как вскоре выяснрилось, меня, не искушенного в командировочных делах, ожидала малоприятная засада. На практике обмен талонов на деньги означал не что иное, как обмен на спиртное, за малым исключением. И это малое исключение по большей части представляло собой хлеб и колбасу, правда, не без разнообразия – докторская чередовалась с любительской. Забегая вперед, отмечу, что при нередких воспоминаниях о той командировке я до сих пор не понимаю, почему жизнь в Советском Союзе у большинства людей моего поколения ассоциируется с отсутствием в магазинах колбасы. Вполне возможно, что города, названного в честь пролетарского писателя, это не касалось. В общем, если мои старшие товарищи были в то время уже закаленными бойцами, то я к концу недели взмолился и попросил купить хотя бы кильку в томате. И, несмотря на то, что осуждающие взгляды имели место быть, просьба не осталась без удовлетворения, что вселяло определенную надежду… Если бы не очередной прогноз синоптиков…

Короче говоря, ждать летной погоды пришлось еще неделю. Но, то ли произошла адаптация к невыносимым для организма условиям в силу его молодости, то ли по каким-то другим причинам, но я стойко перенес суровые тяготы и лишения первой командировки. Правда, нас ждало очередное испытание при внезапном появлении погоды – прохождение медицинского контроля. И здесь в очередной раз проявилась мудрость Семена Григорьевича, возглавлявшего группу. Я выше останавливался на его преклонном возрасте, но это весьма условная формулировка. Семену было чуть за сорок, что для летчика-истребителя является практически предельным возрастом, за редким исключением. Ну, так вот. Перед тем, как зайти в кабинет медицины, Семен с заговорщицким видом приказал следовать в туалет. Заинтригованные, мы вошли вслед за ним, и тут же увидели в его руках флакон одеколона «Сирень». Не произнося ни слова, Семен каждому подавал пробочку, наполненную одеколоном. Брезгливо прополоскав рот, мы выплевывали, кривясь и оглядываясь на входную дверь, ароматную жидкость, и пришли в немалое изумление, когда сам он ее проглотил. И сразу же в ответ на ехидные ухмылки прослушали краткую лекцию о том, что выхлоп идет не изо рта, а из нутра, проспиртовавшегося за две недели в достаточной степени.

И все же закономерным финалом этой истории явилось отстранение от полетов одного из нашей группы по медицинским показателям. Поэтому и облет матчасти, и перелет в составе звена по маршруту Горький – Лебяжье – Кущевская выполнил я, чем немало напряг командира полка Николая Павловича Буркова, лично принимавшего на аэродроме группу в силу определенных причин. Дело в том, что погода к нашему прилету стояла ниже всех минимумов, и формально в тех условиях у меня не было еще соответствующего допуска. Но после испытаний, выпавших на мою долю за время двухнедельной командировки, метеоусловия при заходе на посадку на родном аэродроме не имели ровным счетом никакого значения.

Через месяц или два командировка в славный город Горький повторилась. Теперь мы перегоняли пятерку новых истребителей, и я не был уже запасным летчиком. А в остальном ситуация повторилась практически один в один. Но самое главное – все, что происходило, для меня не являлось неожиданным. Разумеется, у читателя не должно сложиться превратное представление о поведении летного состава в командировках. Существовала у нас и культурная программа, случались и встречи с интересными людьми, и веселые приключения. Но это отдельная история.


P.S. Да, чуть не забыл – колбасу с тех пор я не мог видеть года два. До следующей командировки.