Воспоминания ветерана Воронова Ивана...

Воспоминания записаны мной с его слов…


   Воронов Иван Васильевич ветеран войны с финнами, ВОВ, полковник в отставке.



   – Сегодня, даже трудно вспомнить, откуда только у меня, сельского паренька, а родился я на Витебщине (1918 год, деревня Казимировка), ещё в детском возрасте возникла в голове мечта о небе, – говорит Иван Васильевич. Наверное, когда над поляной, где подростком пас коров, красиво и величественно пролетал клин журавлей, и мне тогда очень хотелось подняться высоко – высоко в небо и посмотреть с высоты на землю или хотя бы одним глазком взглянуть: а что же делается там, за облаками. И эта мечта ещё больше окрепла, когда как-то недалеко от нашей деревни, из-за неисправности сделал вынужденную посадку самый настоящий самолёт...
      
    Окончив школу-семилетку Ваня уезжает в Витебск, где продолжает учёбу. В 37 году заканчивает рабфак. Призыв в армию, в эти годы был с 20 лет, и он поступает в Витебский аэроклуб, об учёбе в котором давно мечтал. В 1938 году, после окончания аэроклуба, был призван в ряды РККА.
– Служить попал в Ленинградский военный округ, где в сапёрном батальоне города Луга проходил курс молодого бойца. Потом служба в штабе части на должности писаря. В то время мало кто из солдат имел такое как у меня образование. Служил наверное хорошо, через некоторое время, меня перевели на другую, более ответственную должность.
 
В марте — июне 1939 года в районе Мурманска начали формировать 104-ю горнострелковую дивизию.
– Меня, после обучения направили служить в Кандалакшу. Подразделение наше было отдельное, но на довольствии я стоял в 273-м горнострелковом полку, которым командовал Коломиец Степан Владимирович (28.03.1939 - 00.10.1941). Полк входил в состав 104 горнострелковой дивизии. О войне с финнами узнал от своего командира. Он зачитал статью из газеты, а потом разъяснил нам всем, что финская белогвардейщина совсем распоясалась. Обстреляли из орудий наши пограничные части, есть жертвы. Наше правительство дало разрешение РККА на переход границы с Финляндией. Надо им преподать урок, чтобы запомнили...
 
    В начале декабря 1939 года 273-й горнострелковый полк передали на усиление 122 стрелковой дивизии. После взятия города Сала в Финляндии, основные силы дивизии двинулись по дороге на юго-запад в направлении Мяркяярви, а мой 273-й полк – на северо-запад в направлении Савукоски и далее на Пелкосенниеми.
   
   Недалеко на аэродроме, находились самолёты, которые поддерживали части дивизии с воздуха, а штаб их авиагруппы размещался в посёлке Африканда. 
   На аэродроме базировались истребители И-15, а в дальнейшем И-16, которые почти ежедневно были задействованы на боевых вылетах. Экипажи бомбардировщиков ДБ-3, а потом и СБ-3, больше времени проводили в предполётной подготовке на  аэродроме. Вот с экипажами этих самолётов я и сдружился больше. Они знали, что я окончил аэроклуб и допускали меня к освоению самолёта. За несколько дней,  освоил специальность стрелка-радиста. Потом, уже не помню, с разрешения какого командира, после стажировки, сдав зачёты, вылетал на боевые задания в составе экипажа. Бомбили скопления техники и подразделения противника, разбрасывали агитационные листовки. По нынешним временам, скоростной бомбардировщик со скоростью 430 км/час это смешно, а тогда это был отличный самолет. Моя задача была простой – уничтожение самолётов противника из турельного пулемёта. Скажу по правде – стрелял по вражеским самолетом, попадал, отгонял от нас и не давал им прицелиться, но, не сбил, ни одного. Экипаж был дружный. В нём было два Ивана, я и штурман. На земле и воздухе мы старались поддержать друг друга.
   
   Вспоминается такой случай, наш экипаж без сопровождения, для большей скрытности, послали на бомбардировку финского аэродрома, на котором по данным разведки приземлилось несколько самолётов немецкого производства. Их финны планировали применить против наших наземных войск. Туда полёт прошёл благополучно. На аэродром, который расположен между двух сопок вышли точно, а главное неожиданно для противника. Провели бомбометание по самолётам, наземным сооружениям, обстреляли автомашины обслуги из пулемёта и повернули назад. Настроение хорошее. Переговариваемся по внутренней связи, а я внимательно осматриваю свой сектор ответственности. Пролетели через северную часть Ботнического залива и вот перед самой линией фронта финны обстреляли нас с земли. Самолёт получил несколько попаданий, в том числе и в плоскость крыла. Начали терять высоту и командир понял, с такими повреждениями, при такой нагрузке, не дотянуть до места, где можно сесть, хотя линию фронта мы уже перетянули. Поступила команда: «Два Ивана в низ, без раздумий!». И вот мы уже болтаемся под куполами парашютов, а самолёт потихоньку летит дальше. Приземлились ночью, на озеро под Кандалакшей, в высокий снег, глубиной около 2-х метров. Снег рыхлый идти невозможно. Хорошо, что недалеко друг от друга, можно говорить. Сначала шутили и просто болтали, но часа через два начали замерзать, несмотря на меховую одежду. Потихоньку стали терять надежду, что нас найдут. Единственное, что утешало, задание выполнили и возможно спасли самолёт. Потом слышу, Иван начал песни петь. Попробовал и я, но получилось плохо, зубы стучат. Как это у тебя получается так ладно, спрашиваю. А он отвечает, у меня грелка есть. Слышу, рядом, что-то упало. Посмотрел, а это сумка от противогаза, до которой дотянулся с большим трудом. В ней оказалась бутылка спирта и пару луковиц. Так мы с ним по очереди и грелись. Под утро нас обнаружил и откопал, пограничный отряд, высланный для поиска.
 
    Были и другие задания, которые выполнял наш экипаж с риском для жизни. Опять нам поручили выполнить индивидуальное задание. Это значит, что лететь не в составе группы под прикрытием истребителей, а в одиночку, рассчитывая только на своё вооружение, лётное умение и удачу. С целью задания меня, тогда ещё рядового, не знакомили, только приказали проверить вооружение и максимально пополнить боезапас. Вылет назначили на ночное время. Командир поставил меня в известность, что нам надо за тёмный период долететь до назначенной точки, совершить посадку, на временно оборудованную полосу, забрать людей и доставить их на нашу сторону, чего бы нам это не стоило. Весь полёт я напряжённо всматривался в тёмное небо, боялся прозевать вражеские истребители, но обошлось. А вот за посадку на необорудованную полосу я переживал ещё больше. Скажу честно, мне было страшно. Но наш командир не подкачал, мастерски выполнил посадку и взлёт в этих тяжёлых условиях. Суть выполненного задания я узнал по прилёту.  На аэродроме нас встречала группа офицеров, чего раньше никогда не было. Наш командир, после остановки винтов самолёта, доложил старшему из встречающих, что «язык» и документы доставлены. Позже стало известно, что наша разведгруппа пленила информированного военнослужащего с документами, которые помогли при принятии решения командования, спасли жизни многим нашим солдатам. Командир части, за выполнение приказа, поблагодарил весь экипаж и сказал, что мы достойны наград.
   
   Война продолжалась и наш экипаж, как и прежде, летал на боевые задания. В марте месяце всё закончилось. От командира узнали, что заключён мир, а через некоторое время мне предоставили отпуск с выездом на родину.
   С большим нетерпением ждал встречи с родными, которых не видел почти два года. За этот отпуск, который пролетел как один день, я не только с ними встретился, но и женился на медсестре Марии.
 
   В мае 1940 года, из газеты «Красная Звезда» узнал, что Указом Президиума Верховного Совета СССР за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с финской белогвардейщиной и проявленные при этом отвагу и геройство наш экипаж самолёта наградили орденами. Я был удостоен ордена «Красная Звезда».
   Прошло ещё какое-то время и нас, награждённых, собрали и объявили, что награды нам будет вручать в Москве, сам товарищ Калинин. Хочу вам об этом рассказать подробней, ведь не так много в Гродно, где я сейчас проживаю, да и в Беларуси сейчас проживает ветеранов, которым так посчастливилось. С каждым годом нас всё меньше...
   До Ленинграда мы добирались на экспрессе «Полярная стрела», а потом на поезде до Москвы. На вокзале нас встретили и распределили на две группы, офицеры и рядовые. Рядовых, таких как я, разместили в общежитии, которое располагалось на Хорошёвском шоссе. Оно напоминало казарму. Аккуратно заправленные койки стояли в большом помещении, что нас, привыкших к тяготам войны, нисколько не смущало.   
   У нас забрали документы и выдали талоны на питание в спецмагазин, который был рядом. Это сейчас покажется удивительным, когда на прилавках такое изобилие, но тогда, по всей стране полки магазинов были пусты. Исчезли хлеб и мука, с другими продуктами было не лучше. Из-за дороговизны на продукты, килограммы и литры, как меры веса, исчезли из рыночной торговли: молоко мерилось стаканчиками, картофель продавался поштучно, мука с крупой — блюдечками или консервными банками. Москва и та, переживала продовольственные трудности. На эти талоны, мы брали рыбные консервы, хлеб, печенье, сгущенное молоко. В город нас «культурно» не выпускали.
    На следующий день всех повезли в Кремль. Там в одном из залов всех построили и провели инструктаж.  Объяснили, как подходить, что говорить и как отходить, после получения награды. Особо предупредили, не усердствовать, пожимая руку Михаилу Ивановичу. Он человек в возраст, ежедневно вручает правительственные награды и от этого у него появляются боли в ладони правой руки. Потом нас пригласили в другой, большой зал, где находились члены правительства, всё было готово к процедуре награждения. Секретарь Президиума Верховного Совета СССР Горкин зачитал небольшую речь, из которой следовало, что мы являемся героями, и на нас равняются все жители страны. Потом начали пофамильно вызывать, для вручения наград. Назвали мою фамилию – Воронов Иван Васильевич. Я строевым шагом подошёл к Председателю Президиума Верховного Совета СССР Калинину. Доложил о прибытии, и он вручил мне орден.
– Поздравляю вас с правительственной наградой, – услышал его негромкий голос, и меня охватило волнение. Деревенский парень, в возрасте 22 года, разве мог подумать, что заслужу орден, и вручит его в Кремле, глава правительства СССР... Я напрочь забыл об инструктаже, и настолько сильно, от переполнявших меня чувств, стиснул ладонь дедушки Калинина, что тот, крякнув, аж слегка присел...
   Потом нас всех сфотографировали с Калинином. На фото командир 273 горнострелкового полка майор Стефан Владимирович Коломиец рядом с всесоюзным старостой, а я тоже недалеко, но во втором ряду.
   Дальше, по протоколу, некоторым офицерам присваивали звания, а нас попросили подождать в другом зале. Здесь, не стесняясь переполнявших чувств, мы сначала обменивались впечатлениями, а потом решили посмотреть сам Кремль внутри. К сожалению, неожиданно появившийся гражданский, вежливо попросил этого не делать, и  дал совет посетить магазин. В этом кремлёвском магазине, как мне показалось, было всё... К сожалению, у солдат денег мало и мне хватило только на туфли для жены.
   На этом, знаменательный день не закончился. Мы все, награждённые в этот день, поехали на метро в ресторан, на ВДНХа. Столы были уже накрыты. Нам рядовым, налили всего пару рюмок, зато накормили от души. Это было особенно кстати, ведь уже несколько дней мы были без горячего. Через пару часов за нами приехал автобус и отвез в общежитие.
   
   Заснули не сразу, ещё долго обсуждали увиденное и услышанное... На следующий день на поезде мы выехали в Ленинград. Про нас не забыли, в купе обнаружили корзинку с бутербродами и другими продуктами. Из Ленинграда до места опять ехали на «Полярной стреле». После возвращения мне присвоили офицерское звание младший лейтенант, и я продолжил службу в той же части. Здесь встретил войну и воевал в Заполярье до 43 года. Пригодился опыт, полученный в финскую, который выручал меня не раз...
   
   Что ещё хотелось сказать об этой «Зимней» войне. Она прошла и в то время мы не задумывались о её причинах. Были уверены, что отстояли свои границы и помогли финскому трудовому народу. Но с некоторых пор мои взгляды начали меняться. А случилось это в самом начале ВОВ, на занятиях, которые проводил комиссар части.
– Скажите, а почему на нас то финны, а сейчас немцы нападают. Знают, что дадим отпор. Почему начинают войну? – спросил один из моих сослуживцев. Комиссар задумался, а потом ответил:
– С немцами я думаю ясно, они хотят нас поработить и считают это возможным с фактором внезапность. А насчёт финнов скажу, что в трезвом уме они на нас напасть не могли, но и пьяными не были...
   Вот тогда мы и задумались, что стало истинной причиной советско-финляндской войны...
   
   В конце 1942 года мне предложили поехать на учёбу в училище, ведь до сих пор у меня не было специального военного авиационного образования. Я дал согласие и в начале 1943 года начал обучение по профилю – стрелок-радист, кроме этого изучил основы штурманской специальности. Время пролетело быстро. Экзамены и зачёты сдал успешно и уже в конце 1943 года был направлен в одну из авиационных частей, которые обеспечивали связь на Западном фронте. На вооружении этих частей находились легкие самолеты для разведки, связи и корректировки артиллерийского огня. В состав наземного корпуса было включено авиационное звено связи - 3 самолета, а в составе армии был авиаполк или авиаэскадрилья. В течении войны самолёты этих частей иногда включались в штат сухопутных войск, иногда прикомандировывали к ним, а иногда собирались в отдельные авиационные подразделения.
   
    На аэродроме, где располагалась наша часть, мы были не одни. Среди прочих, здесь располагались самолёты У-2 эскадрильи связи 5-го ШАК (штурмовой авиационный корпус). Пилоты разных частей общались друг с другом. Вот и мне, как новенькому, стало интересно, что это за молодой парнишка находиться на аэродроме. Мне сказали, что его фамилия Каманин. Эта фамилия была знакома наверное всем жителям страны. В 1934 года старший лейтенант Каманин был назначен командиром отряда самолётов для спасения экипажа и пассажиров парохода «Челюскин». За свои героические действия он стал одним из первых Героев Советского Союза. Я этому не поверил, ведь это был мальчишка лет четырнадцати. Мне объяснили, что это его сын, который летает самостоятельно на самолёте пилотом. В дальнейшем удалось с ним сблизиться и можно сказать подружиться. Это был удивительный лётчик, на 10 лет моложе меня, хотя и я в то время был не старым – всего 25 полных лет. Самый молодой лётчик Второй мировой войны. В кругу лётчиков, некоторые к нему относились, как к сыну начальника, но все знали о его отличных качествах лётчика. Их он показал всем, когда рискуя жизнью, вывез на своём самолёте с нейтральной полосы лётчика подбитого истребителя. Не каждый рискнет посадить самолёт на изрытую воронками, незнакомую местность. А чтобы взлететь оттуда, под обстрелом, надо быть мастером. За что был награждён в 15 лет первым боевым орденом. Были и другие, можно сказать героические поступки, о которых Аркадий Каманин рассказал мне лично, а о некоторых узнал от сослуживцев. Особенно поразил меня случай, когда в январе 1945 года он практически спас штаб 2-го Украинского фронта, находившийся в 100 километрах от линии фронта. Только рота охраны противостояла нападению бендеровского отряда на этот штаб. Узнав об этом он взлетел, сделав круг обнаружил одну из групп и снизившись, забросал их ручными гранатами. Потом на максимальной скорости полетел на свой аэродром и вызвал на помощь  истребителей-штурмовиков. Помощь пришла вовремя.
Потом наши пути с Аркадием Каманиным разошлись...
 
    В 1945 году, после окончания боевых действий на западе, нашу часть расформировали, а меня отравили в распоряжение Московского военного округа. Таких как я, там собралось много. Выбирать не приходилось. Узнав, что в Забайкалье формируют части для войны с Японией, дал согласие. Проехав чрез всю страну с запада на восток, прибыл в Читу.
   Меня прикомандировали к формируемой (III формирование)  298 стрелковой дивизии (в последствии получившей звание «Хинганской), входившей в состав 86 стрелкового корпуса, 36 армии Забайкальского фронта. 
   Проживал и стоял на довольствии в первом дивизионе 828 артиллерийского полка этой дивизии. Свободных вакансий в артполку не было, и меня поставили на должность фельдшера дивизиона. Поэтому в документах того периода я числюсь, как старший лейтенант медицинской службы. В мою задачу входила связь с поддерживающей дивизию авиацией, наведение её для авиаударов, бомбардировки и проведения авиаразведки. 
  Я участвовал в боях с Японией с 8 августа 1945 года и до конца, до сентября 1945 года.  Пограничники сняли вражеские кордоны, саперы навели понтонные мосты через реку Аргунь, и бронетехника двинулись на Хайлар. На пути к Хайлару враг не оказывал сильного сопротивления, но на подходе к городу мы поняли, что он превращен японцами в мощный укрепрайон. Хайларский укрепрайон считался самым мощным в Маньчжурии и состоял более чем из 60-и дотов и дзотов. Строили его монгольские и китайские пленные. Рассказывали, что потом их расстреляли в целях сохранения секретности. Каждый метр земли здесь был изрыт подземными коммуникациями. На поверхности территорию заминировали, противотанковые рвы заполнили водой. Японские смертники обороняли до последнего каждое укрепление, каждую высоту.
 
    Бои здесь шли тяжёлые, погибла не одна тысяча наших воинов. Обстоятельства сложились так, что пришлось принять командование передовым взводом, поднять его в атаку, под огнём противника, когда убили командира. У нас была задача штурмовать ДЗОТ перед городом Хайлар. Несколько человек мы потеряли, но нам удалось ДЗОТ блокировать и в рукопашном бою уничтожить гарнизон. Этим мы обеспечили продвижение не только нашего передового взвода, но и других частей дивизии на город. Задерживаться на этом рубеже не стали, а на самоходной установке нашего артполка, устремились на штурм Хайлара. В город наша группа ворвалась одной из первых и с ходу вступила в бой с засевшими в домах японскими солдатами. Они поливали нас огнём из пулемётов, пытались взорвать гранатами и вести огонь из противотанковых средств. Но мы отражали эти попытки и поддерживаемые самоходкой продвигались по городским улицам... Наверное чудо, что остался жив.
   
   Освободив город, наша дивизия получила приказ наступать на Большой Хинган. И в этот период была тоже востребована моя работа. Постоянно приходилось поддерживать связь с нашими самолетами-разведчиками, которые по нашим заявкам определяли безопасные и лучшие пути выдвижения частей. Но самое главное, в короткий срок, удалось найти в горах Хингана дорогу, по которой с большими трудностями, но всё же смогла пройти гусеничная и колёсная техника армии. А ведь эти горы считались непреступными...
   
   Потом было освобождение Чжаланьтунь, Цицикар... Через несколько дней эта скоротечная война закончилась. Похоронили погибших. Командиры написали похоронки семьям павших в этих боях, а отличившихся представили к наградам.    За бой по освобождению Хайлара, командир 828 артполка написал представление, о награждении меня орденом «Красного Знамени», а командир 298 дивизии утвердил это представление. Прошло несколько дней, нас построили и зачитали приказ. Оказалось, что командующий артиллерии 36 Армии, подписал представление не на орден «Красного Знамени», а на орден «Отечественной Войны II степени», более почётную награду.    
   
    Свой боевой путь закончил в звании старшего лейтенанта. Нас вывели с территории Маньчжурии, а я некоторое время продолжал службу в вооруженных силах, но уже на должностях не связанных с авиацией. Сразу после войны, когда проходил службу под Читой, мне было присвоено звание капитан. Приказ о присвоении звания был подписан командующим войсками Забайкальско-Амурского военного округа маршалом Малиновским.
   Получаешь удовольствие от воспоминаний, что рискуя жизнью, приложил свои силы к разгрому фашизма и их пособников, освободил из рабства и спас жизнь простых людей, достойных лучшей жизни.
 
    В конце 1960-го года в стране прошло сокращение армии, получившее название – Хрущёвское. Было уволено около 1миллиона 200 тысяч человек. На следующий год увалили и меня. Стал вопрос трудоустройства. Как не пытался найти работу по душе, ничего не получалось. У меня была жена, двое детей, каждый день надо было кушать... Обдумывая эту, как казалось, безвыходную ситуацию, вдруг вспомнил об одном разговоре с Аркадием Каманиным:
– Иван Васильевич, вот тебе мой московский адрес, и если у тебя будут жизненные трудности, напиши. Постараюсь помочь.
   Адрес я записал в блокнот и забыл. Теперь адрес пригодился, отправил письмо своему другу. Тогда я не знал, что мой боевой товарищ умер ещё в 1947 году, в возрасте 18 лет. Через некоторое время получил ответ с приглашением приехать в Москву. На вокзале меня встретил незнакомый человек и сказал, что он действует по поручению Каманина Николая Петровича, который в настоящее время занимается подготовкой группы лётчиком. Как я потом узнал, это была группа космонавтов. В память о своём сыне он готов помочь мне с трудоустройством. Я дал согласие и через год, после полёта Гагарина начал работу на Байконур, правда, сначала на правах вольнонаемного, в лаборатории топлива космических аппаратов. Через несколько лет меня восстановили в офицерском звании. Помог в этом, в то время подполковник, Климук Пётр Ильич. С ним я познакомился в 1974 году в Москве. В это время я находился там по делам службы, в общежитии для работников Звёздного городка. Случайно разговорившись, он узнал, что я с Беларуси из Гродно и пригласил домой на ужин. За столом, как полагается, выпили по 100 грамм, закусили и разговорились. Я поведал о своих проблемах, а он пообещал помочь. Своё обещание Пётр Ильич сдержал, с тех пор и завязалась у нас дружба.
   
   Работа на Байконуре это повседневный тяжёлый труд. Высокая ответственность за проделанную работу. Из-за ошибки одного могли погибнуть многие. Вспоминаю тот день, когда страну облетела трагическая весть: погиб первый космонавт. И сегодня многие недоумевают: почему столь коротким оказался его путь от звездного часа до последнего полёта? Предположений много, но я придерживаюсь версии – человеческая ошибка.
   Экспертиза установила, в останках Гагарина и Серёгина не обнаружено наличия значительного повышения адреналина. Это значит они в последние минуты не находились в состоянии страха или другой стрессовой ситуации. Такое могло произойти, если эти последние минуты они были без сознания. Возможно кран, который должен герметически закрывать кабину, был открыт. Самолёт начал падение к земле. На высоте около двухсот метров от земли они пришли в себя. Катапультироваться было бесполезно, а выйти из пике не смогли. Времени даже на испуг не осталось. Поэтому самолёт не воткнулся в землю, а встретился с ней под углом. 
   Вот что значит ошибка. Но не будем о грустном и трагическом. За долгие годы работы, у меня собралось множество памятных фотографий и других реликвий, связанных с космосом.  Среди них старая аудиокассета с интервью, которое я брал у космонавта Леонова. На фоне шумов можно услышать:
«Когда я вышел в открытый космос и оказался на некотором расстоянии от обшивки корабля, сердце у меня стучало в пятках, а потом у меня раздуло скафандр, и я не мог попасть обратно в корабль. Мне пришлось осторожно спустить из него воздух, чтобы скафандр немного спался. Только после этого смог попасть обратно внутрь корабля».
   

    В настоящее время я полковник в отставке. У меня взрослые дети. Проживаю с женой в Гродно. Если позволяет здоровье, встречаюсь с молодёжью. Вот таков мой жизненный и боевой путь.
   
   Последний раз наше общение произошло по телефону 27 октября 2014 года. Он объяснил, почему в документах написано «старший лейтенант медицинской службы» и рассказал, что свой китель с орденами, передал в дар музею, при части внутренних войск в Гродно...
   Гродно 2014