Одиночество

В кабинете было светло и уютно. За столом сидел крупный мужчина – лейтенант, с внушительным, но добродушным выражением лица. Это был начальник отряда – Сыромятников. Он жил в посёлке, неподалёку который был от колонии – всю жизнь свою Сыромятников проработал так сказать в «культуре» - закончил в молодости культпросветучилище, отлично играл на баяне, и в последние годы был заведующим клубом, но вот сменился руководитель отдела культуры в районе – и Сыромятникова сменили, назначили заведующим клубом молодую женщину. И поначалу Сыромятников очень переживал, так как любил свою работу, но делать было нечего – надо было жить дальше. Устроился «по знакомству» в зону – курсы какие то закончил, всё как положено, и вот теперь при должности. Жизнь налаживалась. Он увидев вошедшего Михайлова, покопался в каких-то бумажках лежавших стопкой на столе, причмокнул губами, как бы недовольно, бумажек было много, но вот ему повезло – нашёл нужную.
- Учудила твоя то, на развод прислала «телегу», - стараясь выражаться по зоновски, чтобы быть так сказать понятнее «спецконтингенту», так называли зэков в документах приходящих начальникам отрядов, сказал Сыромятников, и протянул официальный бланк зэку.
Видя, что тот точно застыл, как изваяние, произнёс:
- Ты, Михайлов, присядь на стул.
Стул стоял возле стола. Михайлов сел на него, точно оглушённый. Известие было вероятно ему неожиданным сюрпризом. Сыромятников это понял – он ведь всегда работал рядом с людьми, и понял теперь, что ситуация у зэка Михайлова не из лучших. Он знал, что зэк Михайлов избил своего сына – и потому получил срок. Зэк Михайлов был крепкого телосложения – и потому понимал начальник отряда, что у того «не забалуешься».
- Что притих то, не ожидал? – как то стараясь нарушить молчание тягостное в кабинете сказал Сыромятников.
- Не ожидал,- тихо произнёс Михайлов.
- Это жизнь, Михайлов. Думаешь мне легче, - философски изрёк Сыромятников, и посчитал свою миссию исполненной, протянул:
- Ты бумажку то подпиши…
Михайлов оставил какие то каракули на официальном бланке извещения присланном в колонию, и начальник отряда вмиг оживился, и сказал:
- Иди.
Михайлов вышел из кабинета в какой то задумчивости. Кто-то прошёл мимом него, что-то сказал вертлявый «шнырь», хотелось чифирнуть, но своего чая не было, а никто не знал – чифирнуть…
Сына избил Мишаван за дело – сын пил, и при этом бахвалился, ругал отца, работающего грузчиком на овощебазе, а в тот раз разбил он хрустальную вазу – любимую вазу Михайлова, вот и не утерпел Михайлов… Вспоминая тот злополучный вечер сейчас, в отряде, Михайлов и сына ругал, и себя…
На следующий день в рабочей зоне шёл сьём с «рабочки» бригад. И в одной из них всё не сходился счёт – не хватало зэка. Наконец бригадир спохватился – не было Михайлова. Его нашли на верхотуре башенного крана, на лесенке ведущей к кабинке крановщика – он сидел там, маленький, точно окоченевший, как воробушек, примёрзший на морозе, и глядел на поля за зоной. Режимники, злые, гнали Михайлова к вахте. Показался крупный лейтенант Сыромятников.
- Оформляй своего деда в «кандей»! Спрятался…
- Всё сделаю!