Колбаса

- Тепло на улице, а вы тут закрылись от мира, сказал, протискиваясь в гараж, полковник, - давайте ворота откроем.
- Да открывай! – махнул рукой раскрасневшийся Митрич, - пусть околеем все, второе января – лето пришло.
Полковник настежь распахнул ворота, и солнце хлынуло внутрь полутёмного помещение, заполнив его без остатка.
- Ну вот, аксакалы, вам и весна! Давно сидим?
- Часов с одиннадцати, - хмуро произнёс хозяин гаража Володя, - Просыпаешься, дом как вымер, спят. А в ящике эти, которые всем надоели, ещё не наскакались. Да и белочка из-за экрана стучится.
- Ну брось! – встрепенулся Митрич, - там ещё новостя типа фронтовых идут, где мол и сколько народа погибло.
- И неспроста, - говорит Володя, - у меня семейство спит потому, что две ночи сущий Сталинград был – оглохли, но хоть не сгорели. И ведь спят днём салютчики! А как стемнело – всё!
- Это не считали ещё сколько от пьянства и обжорства загнётся, - дополнил полковник, - слышал будто на первое января дикий пик смертности приходится.
- Вот – вот, - подтвердил Митрич, - про певца этого Талькова, сказали. А сколько ещё безымянных ушло.
- Да не Тальков, Митрич! А Крыс какойтович.
- Разница –то какая. Нам о своей душе думать надо.
- Щас подумаю, - Володя, близоруко щурясь, стал тыкать пальцем в телефон, вытянув руку будто для селфи, - сынуля, поди, проснулся, пусть провизии из холодильника подвезёт пока не пропала.
- А что у нас с напитками? – спросил полковник, извлекая бутылку из-под своего необъятного пуховика.
- Эх, Михаил, - вздохнул Митрич, не удалось мне самодельной у приятеля выманить, казённой травиться будем. У нас, вон, тоже есть…


Семён, который сынуля, приехал скоро. Только и успели обсудить, что в телевизоре никому верить нельзя, потому что все врут. А тех, кого не посадили – всё равно посадят попозже. Нельзя же одну голытьбу в тюрьму сажать!
Вывалил Сёма снедь на стол – глаза разбегаются, столько ещё пропасть не успело. И в центре гусь чуть надгрызенный, будто обожравшийся кот съесть его хотел.
- А салфеток взять не догадался, - спросил хозяин, печально глядя на истекающую жиром птицу.
- Какие тебе салфетки, - Митрич потянулся к своей холщовой сумке, и вытащил оттуда два  рулона дешёвой туалетной бумаги, - ещё не пользованная, не стесняйтесь. И дешевле газет.
- А причём здесь цена на  газеты?- заинтересовался Семён.
- Эх, дитятко девяностых! – газеты с Сэсэре заместо туалетной бумаги были. Потому их все и выписывали. Центральные, те в такое дело шли, потому, что мягкая бумага. А местные – эти на растопку.
- И не читали совсем?
- Как же не читали! – да некоторые до сих пор в сортире нотебуки свои читают.
- А почему туалетной бумаги не было?
- А я тебе и поясню. У каждого, почти, тогда обязательно был знакомый, который однажды ходил на экскурсию на мясокомбинат. И совершенно случайно, своими глазами, видел, как туалетную бумагу в фарш бросают, рулонами, рулонами, рулонами. Вот оттого её в продаже-то и не было.
- А ещё, - добавил Володя, - эти люди лично видели, как жирные крысы запрыгивают в мясорубку.
- Так крысы тоже были в дефиците?
- Нет, крысы и теперь водятся, может и в колбасу попадают единственным мясопродуктом.
- Да куда уж там, -  вступил полковник, - крысы в такое месиво не полезут. Кот мой колбасы не ест, а крысы, что его глупее? Нет там мяса!
- Как же нет, - возмутился Семён, я по телевизору несколько передач смотрел. Цифры разнятся, но от сорока до семидесяти процентов мяса всё же есть!
- Врут всё в телевизоре!!! – почему-то хором ответили ему мужики.