Палата номер восемь

ПАЛАТА НОМЕР ВОСЕМЬ
Вахтерша, пожилая женщина явно пенсионного возраста, в свежевыглаженном белом халате, сидящая у входа в хирургическое отделение областной больницы № 6, была строга и неумолима в своих требованиях предъявлять пропуск на право посещения больных.
При этом она, внимательно осматривая посетителя, повелительным тоном изрекала: «Верхнюю одежду — в гардероб, там же купите бахилы — без них не положено!»
Посетители входили, неся с собою пакеты, сумки с фруктами, соками, или выходили уже без витаминной поклажи. Выходили и «ходячие» больные, ища нетерпеливым взглядом своих близких, пришедших навестить их. На скамейках в фойе тут и там сидели люди небольшими группами по два-три человека. Некоторые сидели молча, всматриваясь тревожно друг другу в глаза. Другие оживленно переговаривались, решая, вероятно, важные для них дела. Внимательный наблюдатель мог бы, глядя на этих людей, сказать — у кого дело идет на поправку
и близка выписка, а у кого дело худо.
Вот к посту вахтерши подошла женщина лет сорока пяти. Не по годам короткая юбка только подчеркивала стройность её фигуры. На голове у нее ловко сидела модная молодежная кепка цвета какао,
с большим козырьком, из-под которого выглядывали непослушные завитки темных кудрей, подчеркивая контраст с ярко накрашенными
губами. Одной рукой дама придерживала сумку с длинным ремнем,
перекинутым через плечо.
— Куда, голубушка, направилась? Есть ли у тебя пропуск? —
спросила блюстительница порядка.
— К мужу иду, в восьмой палате он, после операции,
афганец.
— Для меня все равны, иди-ка выпиши пропуск.
Женщина недовольно взглянула на вахтершу, резко повернулась
и быстрым шагом удалилась к окну администратора.
— Ну вот, другое дело, с нас требуют,— примирительным тоном
добавила вахтерша, провожая необычную посетительницу присталь-
ным взглядом.
Действительно, Александр вот уже три недели лежал здесь,
в этой больнице, а вчера ему сделали сложную операцию, удалили опу-
холь, которая случается у мужчин в более зрелом возрасте, и сейчас
при нем постоянно находится очистительная трубка с прикрепленной
прозрачной «грушей» на конце, где скапливается зловещая краснова-
тая жидкость.
Александру как в тумане помнился по сути смешной случай. После
удачной многочасовой операции его отвезли на каталке в реанимацию.
По его представлению, это произошло поздно вечером, когда он отле-
живался в полусознании. Справа и слева от него лежали за ширмами
больные в подобном же состоянии. На пересохшие его губы медсестра
наложила влажный марлевый тампон, посмотрела на табло, где в авто-
матическом режиме измерялся пульс, давление крови, проверила рабо-
ту капельницы: было видно, как капли глюкозы ритмично отсчитывали
время, тянувшееся для Александра чрезвычайно медленно. Стояла
удивительная тишина, как после боя, иногда прерываемая слабым про-
сящим голосом больных, зовущих сестру.
И в этой тишине Александр вдруг услышал пронзительный вы-
сокий женский, нет — девичий голос: «Оставьте меня в покое…
не имеете права!» — быстро приближающиеся шаги и почувствовал,
как чьи-то пальцы резко смахнули марлевый тампон с губ.
«Ого! Ничего себе, вот собралась компашка!» — Александр с тру-
дом приоткрыл глаза и увидел быстро удаляющуюся девичью фигурку
в коротком цветистом платье. Он заметил входящего в палату молодо-
го врача-реаниматора, направляющегося к возмутительнице спокойс-
твия, вероятно, для того, чтобы унять разбушевавшуюся больную. Он
заставил ее лечь в кровать и даже намеревался удерживать её, разма-
хивающую во все стороны руками.
— Не лапай, не лапай меня! — возмущалась девица. Подоспев-
шие медсестры помогали врачу как могли, но только после успокои-
тельного укола все стало тихо.
Утром Александр узнал, что крикунью, перегруженную наркоти-
ками, вечером привезли в обморочном состоянии из ночного молодеж-
ного клуба. Очнувшись, она и начала буйствовать.
Поднимаясь в лифте, наша посетительница почему-то представ-
ляла Сашу высоким, подтянуто стройным шикарным парнем, каким
он был в далеком восемьдесят втором году, когда целехоньким, без
единой царапинки, героем с боевыми наградами он возвратился из Аф-
гана — так называли тогда эту омерзительную десятилетнюю войну.
Она безумно влюбилась и на зависть подругам (женская дружба, как
правило, замешана на соперничестве) через три месяца стала женой
демобилизованного сержанта.
И вот нежданно на нее обрушилось несчастье. За что?
Она вспомнила о двух дочерях, оставшихся дома в ста километрах
отсюда, в районном центре. Старшая после неудачной попытки посту-
пить в педагогический институт стала работать секретарем у местного
бизнесмена, вторая — еще школьница.
Вот и третий этаж. Без затруднений нашла восьмую палату, нетер-
пеливо открыла дверь и сразу же слева у окна увидела Александра.
— Таня, — тихо, придыхательно произнес Александр.
— Саша, — каким-то грудным голосом отозвалась она, быстрым
шагом подошла, бросив сумку в сторону, неуклюже обхватила его го-
лову, прижалась.
Он улыбнулся, попытался повернуться к ней всем туловищем,
но острая боль, возникшая там, где-то внизу, исказила его лицо. Она,
будто ничего не замечая, еще крепче прижалась к нему, отчего приступ
боли вызвал невольный стон.
В палате, где кроме Александра находилось еще четыре человека,
стало тихо-тихо.
— Полегче, мадам, видишь, мужику невтерпеж, не до этого ему
сейчас, успеешь еще.
Говорил с соседней койки мужчина неопределенного возраста
с трехдневной щетиной на лице.
— Ах, да,— ничуть не обижаясь на грубую реплику, отозвалась
Татьяна. — Вот я тебе принесла фруктов и соки, тебе можно?
— Да, да, спасибо, потом.
— Нет, ты попробуй сейчас.
— Таня.
— Ну ладно, потом.
— Таня, как там наши дочки?
— Все в порядке, ты скорей выздоравливай, выписывайся и при-
езжай.
— Приеду, приеду, куда я денусь,— сказал Александр с улыбкой,
протягивая руку к жене.
Она как можно ближе подвинулась к нему, взяла его ладонь в свои
ладони и легкими медленными, чуть заметными движениями, гладила,
перебирая, как четки, его пальцы и что-то тихо, почти шепотом, гово-
рила. Боль не утихала. И странно было наблюдать этих двух людей, не
видевших никого вокруг. Боль становилась невыносимой, но, чувствуя
ласку жены, Александр не мог сдержать свое внезапно возникшее воз-
буждение. Казалось, схлестнулись две таинственные стихии — жизнь
и смерть. Лоб Александра покрылся испариной, сознание стало мед-
ленно покидать его. Но жена уже не замечала этого, её еще более тя-
нуло к Александру.
В палате стояла тягостная тишина, слышно было лишь учащен-
ное дыхание Александра. Мужчина с трехдневной щетиной поднялся
с койки, выразительно кашлянул, чем и прервал охватившее всех оце-
пенение.
Когда, простившись со всеми, жена Александра ушла, тот же муж-
чина с соседней койки, как бы для себя, негромко выговорил:
— Бодливую корову остерегайся спереди, необъезженную лошадь
сзади, женщину остерегайся везде.
Такая строгая оценка привела всех в молчаливое замешательство,
а мужчина, молчаливый пенсионер с четвертой койки, что стояла в углу
палаты, спросил:
— А не круто ли судите?
Этим и закончился этот незначительный инцидент. Благополучно
закончился он и для Александра.
На утро следующего дня на место выписавшегося молодого парня
пришел грузин по фамилии Телави. Он только и знал, что молчал, насу-
пив свои удивительно нависавшие на глаза большие брови, неотступно
думая о своей болезни. Через два часа к нему стали приходить вра-
чи. Пришел невропатолог, затем хирург, после терапевт и, наконец,
анестезиолог. Видно, несчастному предстояла операция. Каждый из
них решал свои задачи, пытая грузина вопросами, не все слова понимая
в исковерканной русской речи пациента. К тому же грузин плохо по-
нимал по-русски.
— Что беспокоит? Чем болели раньше? Есть ли аллергия на ле-
карства?
Терапевт вынес приговор:
— К вашей болезни прибавилась еще одна. Анализы показали,
что у вас в крови сахара в два раза выше нормы. Понимаете? У вас
диабет. Трудно излечимая болезнь, понимаете? — почему-то громко
приговаривал врач.
Грузин слушал, не все понимал, хотя и кивал головой.
— Отныне все сладкое — ваш опасный враг. Есть заменители
сахара.
— Вино можно? — с отчаянием в голосе спросил грузин.
— Сладкие вина ни в коем случае,— решительно отрезал врач,—
читайте популярную литературу о диабете, там все сказано, понимае-
те? Не отчаивайтесь, у нас лучшие хирурги, все будет хорошо.
Ни на завтрак, ни на обед, ни на ужин в общую столовую грузин
не ходил. Бесчисленные родственники и знакомые снабжали его наци-
ональными грузинскими блюдами.
— Ну, брат, у тебя здесь побывало пол-Грузии,— говорили
в палате.
Приходила необычайной красоты дочь грузина и угощала всех
в палате то бастурмой, то сациви, то хачапури. Восьмая палата позна-
комилась со всей палитрой грузинской кухни. Приносили и множество
сладостей, от которых грузин не отказывался, уплетая за обе щеки —
он не верил предостережениям врача. Вероятно, наш грузин считал,
что грузинская нация — это нация номер один, живущая независимо,
сама по себе.
Так и протекала больничная жизнь палаты номер восемь. Утром
после обхода врачей разные процедуры, перевязки, обед, тихий час,
после ужина — разговоры за жизнь. Мужчину с пятой койки, пол-
ковника в отставке, звали Иваном Петровичем. Он перенес труд-
ную операцию, после которой появилась так называемая непроходи-
мость, от чего он неимоверно страдал, несмотря на старания и усилия
врачей утихомирить боль. Что удивляло всех, так это забота о нем его
жены — почтенной матроны, приезжавшей в больницу каждый день
автобусом из поселка за сотню с лишним километров. Каждый день ве-
черним автобусом она уезжала, а перед уходом осеняла мужа крестным
знамением и каждое утро вновь возвращалась. Она сидела возле него,
то и дело поправляя постель, расправляя складки простыни или оде-
яла. Как правило, они молчали, иногда тихо переговаривались о чем-
то, вероятно, предаваясь воспоминаниям о своей молодости. Она была
и сиделкой, и няней, приносила из столовой в палату его завтрак, обед
и ужин. Казалось, не врачи, а она его исцеляла. Иван Петрович начал
вставать, потом, держась за поручни кровати, двигаться, и, наконец,
ходить под руку с женой по коридору. Это было схоже с прогулками
влюбленной пары, мирно гуляющей по аллее городского парка.
Вернемся вновь к Александру. Ему нет еще и пятидесяти. Высок,
худощав, спокойного нрава, чувствует себя, как это ни покажется чи-
тателю странным, виновным в той далекой войне, о которой политикам
стыдно вспоминать. Ему как участнику хотя и проигранной войны не
положено было сдаваться болезни, которая стремилась сломить его
волю и терпение. Ему задавали разные вопросы про эту войну, и он
с охотой без хвастовства отвечал. Особенно пристрастным был
новенький в палате, школьный учитель истории, интеллигентного вида
блондин в очках.
— Ну, расскажите, расскажите, как все началось,— допытывался
учитель — в школьных программах этого нет, да и СМИ забыли о той
войне, где погибло четырнадцать с половиной тысяч советских воинов.
Осталось только, как это... «По просьбе нового президента Афганис-
тана Хафизуллы Амина — председателя народно-демократической
партии (коммунистов) — на территорию дружественной страны, юж-
ного соседа, введен ограниченный контингент советских войск».
— Это все так, но фактически дело было куда сложнее и не совсем
понятным, – отвечал Александр. — По случаю назначения Амина
в качестве президента Брежнев послал ему теплые поздравления, но
вскоре было отдано указание свергнуть Амина и поставить вместо него
его соперника Бабрака Кармаля, получившего теоретическую подго-
товку в Москве и называвшего Амина, обучавшегося ранее в США,
продажным агентом ЦРУ.
В первых числах нового — восьмидесятого года нашу часть забро-
сили под Кабул. Техники нашей навезли видимо-невидимо, не говоря
уже о БТРах, БМП, были разные артиллерийские системы — Град»,
«Ураган» и прочие современные ужастики. Мне, проходящему сроч-
ную службу в качестве связиста, было предписано поддерживать
радиосвязь между частями и командным пунктом. Видел пальбу из
многоствольного «Града».
За несколько дней перед приходом нашей части в Кабул 27 декабря
1979 года по приказу командования был взят штурмом неприступный,
надежно охраняемый (в том числе нашим спецназом в двадцать семь
человек, который почему-то не отозвали) дворец-крепость президента.
Во время штурма Амин был убит. Спецназовцы, одетые в афганскую
форму, с белыми повязками на рукавах для отличия своих от чужих,
шли на штурм с криком «За Сталина!», перестреливаясь с нашим же
спецназом, пока не услышали «крепкие» словечки по-русски.
Это и было началом афганской войны. Войны не с Афганистаном,
а фактически с Америкой и Пакистаном, откуда поступало современ-
ное оружие, используемое против нас. Американцы тогда говорили,
что Афганистан русским не отдадут.
Учитель только ахал.
— Александр, откуда все это вы знаете?
— Откуда? Есть вещи, которые никогда не забываются... А еще
расскажу то, чему сам был свидетель. Получил я однажды приказ
быть на связи между командным пунктом и боевым экипажем само-
лета-носителя нового оружия, о котором я и мои товарищи понятия
не имели. Восстанавливаю через пароль связь с экипажем самолета
и слышу: «Разрешите провести рекогносцировку цели номер один».
Смотрю на небо и вижу вдали самолет, делающий круги на крутых
виражах. Связываюсь через пароль с командным пунктом, который
находился неизвестно где, возможно, в нескольких сотнях километров,
а может быть и в Москве. Получаю согласие и транслирую коман-
ду экипажу: «Разрешаю». Через некоторое время принимаю сигнал:
«Разрешите задействовать». Отвечаю «Разрешаю», — после согла-
сия командного пункта.
Меня охватило странное чувство: будто не там, в Москве, реша-
ется судьба людей, а их судьбу определяю я и ответственность за них
несу я.
Спустя минуту — две в направлении горного массива я увидел
неописуемое зрелище объемного взрыва в виде огромного огненного
шара, наполненного страшными кроваво-черными вихрями, устрем-
ленными с сумасшедшей скоростью в какую-то вакуумную воронку.
Позднее я побывал на месте этого взрыва, где вся зем-
ля напрочь была выжжена, а огонь проникал в горные катакомбы
и подземные лабиринты, где еще сохранились пищевые запасы в виде
сухих афганских лепешек, а местами — старинное оружие, среди кото-
рого, как ни странно, встречались российские винтовки царских времен.
Видно, Александр сильно утомился, закрыл глаза, лег на спину
и более не говорил длительное время, но учитель не унимался.
— У вас положенные льготы сохранились как участнику войны?
Спустя пару минут Александр вымолвил:
— Сильно урезали. Кому мы нужны? Мы все своим слепым пос-
лушанием наносим вред России, да и не только ей.
Вечером следующего дня учитель, как бы продолжая незакончен-
ный вчерашний разговор, сказал:
— А что, мужики, жизнь в России пошла хуже вчерашнего. Что
будем делать?
— Сиди и не чирикай,— отозвался мужчина с небритой
щетиной.
— Нет, позвольте, я попытаюсь объясниться. Я охотник, и нет
лучше охоты, чем охота на сайгаков в казахстанских степях. Они стада-
ми в несколько сотен голов шастают по степи в поисках хороших трав.
Вот они спокойно стоят и щиплют свою траву, но стоит их вожаку или
нескольким сайгакам заметить опасность, все стадо как одержимое,
как одно целое устремляется и мчится от этой опасности. Существует
критическое число особей, при котором все стадо слепо подчиняется
небольшому проценту зачинщиков.
Подобный закон действует и в человеческом обществе. Нет необ-
ходимости, чтобы все люди приняли какую-то доктрину, достаточно,
чтобы определенная часть этого сообщества или коллектива (значи-
тельно меньше пятидесяти процентов) присоединились к ней, тогда
все или практически все сообщество пойдет за этой «кучкой» людей.
Современные технологии манипулирования сознанием людей хорошо
освоены политиками. Можно привести много примеров из истории,
подтверждающих эту закономерность. Примеры Гитлера, Сталина
неопровержимо говорят об этом. Практически всё население этих
стран было охвачено едиными идеями: в первом случае — о превос-
ходстве арийской расы, во втором — единым порывом патриотизма,
жаждой победы.
Следовательно, эволюция общества протекает не по закону боль-
шинства, а по закону активного меньшинства. Оно, вовлекая все обще-
ство в свои идеи, в конце концов овладевает ситуацией.
— Послушайте,— спросил тот же мужчина с небритой щети-
ной, — как ваше высказывание применить к современной России?
— А очень просто. Очень просто: когда число олигархов и пред-
принимателей-купцов-перепродажников, целью которых являет-
ся стяжательство и нажива, достигнет критического числа, все наше
российское общество, весь народ постигнет эпидемия наживы, инди-
видуализма, что сейчас и происходит. Рыночный подход овладевает
не только экономикой, политикой, но вползает в семьи, в личную
жизнь людей. Европа и Америка давно поражены этим недугом, не
сознавая того. Берегитесь! Берегите себя, не поддавайтесь идеологии
этого пагубного меньшинства.
— В вашей теории есть правда,— вставила жена Ивана Петрови-
ча, до сих пор не вступавшая в мужской разговор,— в допетровской
России, которая считалась святой Русью, основная ценность —
нравственная — заключалась в Православии. Россия была крещена,
как говорится, хотя и необразованна. Петр Первый потянулся к Запа-
ду, насаждал в России западные обычаи и идеологию. Опять сыграло
ваше критическое число приверженцев запада. Русское дворянство
свихнулось, соблазнилось и клюнуло на это, и со временем совсем
оторвалось от простого народа вместе со всей интеллигенцией. Вспом-
ните, как дворянство позорно офранцузилось, забыв русский язык.
Спасибо русским поэтам, в первую очередь великому Пушкину, писа-
телям девятнадцатого века, в основном тоже дворянам, сохранившим
и приумножившим силу и красоту нашего языка. А без национального
единого языка не может быть крепкого единого государства.
— Спасибо, мадам, вы прочли нам неплохую лекцию,— сумел
вставить критически настроенный мужчина с небритой щетиной,
и было не ясно, шутил ли он или искренне благодарил.
— А еще вам скажу,— продолжала Мария Терентьевна, так
звали жену Ивана Петровича,— все ищут русскую национальную
идею и никак не могут найти. А она рядом — это Евангельские запо-
веди — общечеловеческие вечные ценности на все времена.
— А теперь позвольте мне пофантазировать о вероятном будущем
России. Ходячих больных со слабыми нервами прошу удалиться за
пределы палаты,— произнес критик, встал со своей кровати и начал
ходить неторопливо широким шагом. — Родившаяся в семнадцатом
году социалистическая цивилизация, подобно молнии, на мгновение
открыла возможность существования государственного строя, где нет
пропасти между отдельными социальными слоями общества, где есть
единство всего народа. Несмотря на сталинский геноцид, Отечествен-
ная война показала жизнеспособность новой цивилизации, формаль-
ный возврат к которой сейчас навряд ли возможен, а если и произойдет,
то будет повтор событий.
Однако заметьте: в России сейчас протекает практически бескров-
ная смена цивилизаций. Такого в мире еще не было.
Но пути Господни неисповедимы. Первую партию Россия проиг-
рала в «холодной» политической войне с западной цивилизацией, кото-
рая поглотила соцстраны Восточной Европы. Вторую партию Россия
проиграла на экономическом фронте в результате «перестройки» и пе-
рехода к коррупционному олигархическому строю. России предстоит
третья партия, где будут решаться в основном социальные проблемы,
исход которой неизвестен. Конечно, в каждой из этих трех партий
присутствуют все три составляющие — политическая, экономическая
и социальная.
Россия больна, но болезнь ее излечима. Здоровые резервы ее на-
ходятся в глубинке, в провинции. Она еще не осознала свои возмож-
ности, свою силу. Мы отучены защищать свои интересы.
Видно, критик давно был поглощен проблемами, мучавшими его.
Выговорившись, он как бы успокоился, подошел к своей койке, улегся,
устремив взгляд в потолок, и молча лежал длительное время непод-
вижно.
Вся палата тоже безмолвствовала, и каждый по-своему размыш-
лял об услышанном, примеряя все к себе, к своим детям, внукам.