Итера. Над горизонтом событий. Глава 4

Ссылка на предыдущую главу http://www.proza.ru/2019/01/04/714

                ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

       – Ни для кого не секрет, как неприятности умеют находить меня… или я их,– очаровательный Остин вышел в центр сцены с широкой улыбкой.– Но сегодня хочу вам рассказать историю, в которую сам с трудом верю.

       Я повернулась к креслам в углу сцены, которые были повернуты лицом к публике: в одном из них сидела Итера и многозначительно улыбалась мне. Кивком она пригласила сесть рядом, и я также безмолвно ответила на ее приветствие.

       – Как и любая хорошая история, все началось с нелепой случайности…

       Остин не просто говорил: он «раздавал». Передо мной всплыла череда образов, которые он поднимал в своей памяти и отдавал публике. В театре повисла исключительная тишина… Никто не пытался вторгаться в наши сознания – наоборот, сами раскрылись для восприятия, позволив пирату изливать на них потоки эмоций, раскладывать цепочки событий в нить повествования.

       …«Говорящий с небесами» с поднятым парусом парил над океаном Дискрета, упираясь тонкой опорой мачты в его плоскость. Безмятежность царила в настроении навигаторов, которые неторопливо возились с механизмами корабля, готовясь к погружению в реальность. Они рассматривали через перископ молодую планету и спорили о ее потенциале, богатых ресурсах, делали вычисления и занимались самыми обычными хлопотами…

       – Кто мог представить, что в этот момент, усуньская станция «Колосс» затеяла испытания врат туннеля?– Остин поднял руку, параллельно нагнетая в сознание слушателей печаль.

       …Слепящая звезда удерживала на орбите знакомый силуэт недостроенной станции. Он был зловещим, скрежещущим металлом, искрящим энергией реакторов…

       – Мы все знаем, какую опасность таят транспортные туннели корпораций!

       …Декорации сменились, и яркая молния зигзагом расколола поверхность океана, извиваясь змеей. На публику хлынул коктейль, приправленный чувством опасности и ужасом…

       Остин был прекрасным рассказчиком: его история звучала убедительно и захватывающе. Он умело переключал внимание, подробно раскрывая впечатляющие детали и играя на контрастах. Эпизод катастрофы «Говорящего» был шокирующе точным в мелочах с обилием горьких специй.

       «Колосс» возбудил генераторы поля, заставив парную частицу разорвать пространство и время, грубо вторгаясь в Дискрет. На мгновение океан под кораблем вздрогнул и провалился глубокой воронкой, которая засасывала «Говорящего с небесами». Секундное событие было размазано по сознанию огромным количеством коротких, но эффектных фраз: изображения стремительно сменяли друг друга, выстраиваясь параллельными цепочками.

       Все, кроме единственного члена экипажа, в этот момент находились на внешней палубе или в негерметичных помещениях корабля, шлюз которого был беспечно распахнут. И только Остин, занятый настройкой маршевого двигателя, закрылся на технической паузе.

       Корабль, захваченный воронкой, вывалился из Дискрета прямо на «Колосс», столкнувшись с одним из строительных роботов, который тянул магнитными захватами элемент конструкции. Серия глухих ударов по корпусу, вспышки предсмертной агонии оказавшихся в открытом космосе навигаторов и суета бросившихся к кораблю роботов сжались в одно мгновение…

       Я затаилась в тени собственной марионетки, всматриваясь в зрителей. В ложе амфитеатра сидел Галлант, такой же открытый для рассказа Остина, как и остальные. Он вслушивался в историю пирата, смакуя каждое слово, каждый образ, как пьет иссушенный жаждой путник из прохладного родника. Я очень четко ощутила пустоту, царившую в разумах обитателей Острова и старца. Пустоту, которую никогда не сможет насытить ни этот рассказ, ни все истории мира с начала его сотворения.

       «Хорошая попытка,– Итера все это время смотрела на меня, не сводя глаз.– Думаешь его так провести? Выставила перед собой фальшивку и надеешься, что он этого не поймет? Он здесь уже тысячу лет. Не стоит этого недооценивать… Не беспокойся: сейчас им не до нас… А после приберешь воспоминания… Вижу, ты уже хорошо освоилась. Быстро учишься…»

       «Было у кого,– я выглянула из-за своей куклы, мельком заглянув в сознание искусственного интеллекта. Передо мной была тоже иллюзия, подложная личность, сотканная преимущественно из моих же воспоминаний. Непосвященному Итера могла показаться моей сестрой, что хорошо объясняло наше сходство.– Знаю, чего ты от меня хочешь. Но даже не думай об этом»

       – Представьте мое удивление, когда они вынесли дверь, чтобы достать меня с технической палубы! Я не только пережил это падение! Я и царапины не получил!

       Остин деловито расхаживал по сцене, активно жестикулируя, разбрасывая шутки и насыщая благодарную публику картинами пережитого…

       «Ошибаешься,– наседала Итера.– Я справлюсь с ним и без тебя. Помощь не потребуется, тем более твоя. Задумайся над тем, какие у тебя есть варианты. Остаться в стороне не получится. Когда все закончится, это место будет принадлежать либо мне… либо нам обеим. Простое решение: идем дальше вместе или сами по себе. Но тогда не обижайся.»

       «Не обижусь,– поторопилась я с ответом.– И ты тоже… Хорошо, что мы все выяснили.»

       Остин повернулся ко мне, подтолкнув мое сознание к всеобщему обозрению. Он деликатно позвал из памяти эпизоды с захватом станции, очень избирательно ретранслируя только отдельные фрагменты, которые счел интересными, и очень ярко показал мой первый взгляд на него… Марионетка отдала ему то, что я позволила, показав моими глазами мощного татуированного красавца, застывшего в дверном проеме лазарета.

       Впервые публика вздрогнула собственной реакцией, заурчав от удовольствия: здесь смешались одобрение, ухмылки и легкая ирония. Впервые я увидела в обитателях Дискрета другую сторону, которая до того постоянно ускользала от понимания. Это было единое групповое сознание! Одно существо! Коллективный разум, расколотый невнятными личностями, которые больше имитировали свою индивидуальность, чем обладали ей. Они были как спутанные мысли, бредившие собой в одной голове, но каждая мнила себя уникальной…

       Галлант не владел этим коллективным разумом! Он был просто громче остальных, выделался на фоне. Он не был единственной волей этого существа. Это создание вообще не имело воли и не осознавало себя! Оно было пустотой… Но оно было… И именно его Галлант называл информационным полем…

       «Ты же видишь его ущербность,– Итера проявилась сразу, как только Остин отпустил меня, снова окунувшись в собственные воспоминания.– Он не осознает Источника силы, рядом с которой играет в маленького властителя».

       «А ты осознаешь?»– не удержалась я.

       «Как видишь…»

       Я мельком бросила на нее взгляд, услышав перемену в голосе, и содрогнулась. Рядом со мной в кресле сидела уже не Итера в моем теле: на меня смотрела и улыбалась Габи.

       «Нет, это не иллюзия,– дородная красавица игриво улыбалась мне.– Источник, к которому присосался этот урод не информация о Вселенной. Это она сама и есть. Это ее исходный код, если хочешь. Его можно читать… а можно и переписывать.»

       Она выдержала паузу, давая мне справиться с потрясением, пока Остин с насмешками раскрывал изумление экипажа «Итеры», впервые попавшего в Дискрет, и весело обыгрывал неуклюжесть наших первых шагов. Публике нравилось: она умилялась и гордилась собой.

       Я подыграла Итере, которая успела вернуть себе прежнее тело. Она поверила в мой шок, так старательно для нее сыгранный:

       «Пойми, Лисьен, можно переписывать историю, сталкивать целые галактики, воплощаться в любых существ. Все это происходит не в каком-то Дискрете. Это и есть реальность в прямом доступе! Можем перекроить мироздание, переписать его законы. Это Абсолют… Источник… Позволишь безумцу и дальше стоять у тебя на пути?»

       Это был нужный момент: тот самый, идеально подходящий…

       Я сконцентрировалась и выплеснула на свою фальшивую марионетку поток ужаса, который сразу ее захлестнул и расплескался… Публика лишь на мгновение отвлеклась от Остина, когда мое тело сползло с кресла, охваченное панической атакой. К сознанию марионетки тотчас прикоснулся раздраженный Галлант, столкнув его в сон, чтобы никто не мешал представлению.

       Со стороны это должно было выглядеть, как истерика новичка, потерявшего самообладание под давлением Дискрета – не редкое явление для этих мест. Но единственному зрителю, для которого я разыгрывала свой спектакль, должна была открыться другая истина…

       Ничтожное человеческое сознание, несравнимо более слабое, чем искусственный интеллект, просто не смогло справиться с тем, что на него навалилось. Последний отголосок мыслей, который я услышала в Итере, был переполнен разочарованием. Разочарованием во мне! Она переоценила мою способность стоять наравне с ней…

       Я ликовала, спрятавшись под пеленой сна, и даже не пыталась высовываться оттуда, понимая, что эта ушлая дрянь, в отличие от Галланта, просчитывает все возможные варианты, даже самые невероятные. Она все-равно будет присматриваться ко мне, и никогда не сбросит со счетов, не забудет учесть, как потенциальную угрозу. Но в расчет основных сценариев больше брать не будет. Слабость других у сильных мира сего вызывает только брезгливость.

       Я выиграла время и подготовила почву для своего следующего шага.

                *****

       Меня позвал Галлант настойчиво и требовательно.

       Я очнулась в компании старца и нахмурившегося Остина:

       – Ты напугала всех. Меня напугала.

       Я облокотилась на локте, осматриваясь в броско обставленной комнате, украшенной бессмысленными аксессуарами, соперничавшими друг с другом в безвкусице. Древнее оружие, вывешенное на пестрых коврах поверх стен, лепнина на потолке и изогнутые в судорогах вазы и чаши, расставленные беспорядочно на деревянной мебели.

       Взгляд задержался только на часах. Механический хронометр беззвучно щелкал механизмом, сдвигая по насечкам циферблата секундную стрелку, которая нервно вздрагивала при каждом шаге. Это время вышагивало по кругу, монотонно отмеряя дискреты своего течения. Шаг за шагом... мгновение за мгновением… Я представила, насколько уютными могли быть медные звуки тикающего механизма, насколько приятным для слуха было бы эхо идущих часов.

       Здесь не было звуков, не было запахов, света… здесь, по-хорошему, не было и времени…

       – Сорвала выступление?– мой вымышленный образ содрогнулся, вспоминая приступ паники.

       – Никто не заметил,– покачал головой пират.

       – Никто не должен был заметить,– Галлант всматривался в меня, но глубоко не погружался, остерегаясь привкуса безумия, который угадывал в уголках сознания марионетки.– Прогулка поможет прийти в себя. Я составлю тебе компанию.

       – Как все прошло?– я с готовностью встала, посмотрев на Остина.

       – Как всегда безупречно,– старец беспардонно толкнул сознание пирата, поселив в нем мысль о том, что нас с Галлантом стоит оставить наедине. Он даже не подозревал, что из своего укрытия я отчетливо вижу его манипуляции.– Вряд ли ты знаешь об Остине то, что знаю я, и за что питаю к нему особые чувства…

       – Эти разговоры не для меня,– смутился пират, поднявшись с массивного кресла. Он с неожиданной решительностью направился к выходу.– Займусь починкой «Говорящего», пока будете сплетничать за моей спиной.

       Это была приторная сцена, пропитанная слащавыми интонациями, лживая и отвратительная.

       – Он был настоящим пиратом,– старец грузно поднялся с диванчика, преодолевая несуществующую тяжесть, и шаркающей походкой вышел за дверь, которая вывела в заставленный неуместной утварью дворик. Он взял меня под руку уводя по тропинке от пафосного особняка, где я проснулась уже второй раз.– Три столетия назад их корабль опрометчиво атаковал группу наших кораблей. Он единственный из нападавших чудом выжил в схватке, хотя шансов у него не было… не могло быть…

       Мы шли по выложенной брусчаткой дорожке, украшенной редкими клумбами с мертвыми цветами. Тропа уводила через окраину загород, вглубь Острова. Городские кварталы были беспорядочно разбросаны по всему побережью, смыкаясь в сплошное кольцо, но в большинстве своем пустовали. Город всегда казался безжизненным и покинутым. Даже его обитатели никогда его не любили, не могли заполнить его пустоты, отгораживая себе крошечные уголки, где и пытались ютиться.

       С удивлением я заметила, что «мои воспоминания» об Острове ограничены набережной и городскими кварталами. Я ничего не могла вспомнить и центральной части Острова. Его словно не существовало в памяти навигаторов. Они никогда не бывали там, но ведь он должен был существовать. Ограненные камни, изломанные в разнообразные формы черных кристаллов, попадались все чаще. А за неподвижным в деревьях лесом уже показались пики непроницаемых мрачных скал центральной части Острова.

       – К случайностям начинаешь относиться иначе, когда понимаешь, что их не существует,– он сторонился моего сознания, удерживая контакт только в диалоге.– Остин уникален. Его везение выходит за рамки простых совпадений. Это привлекает в нем. Его альтернативы не выживают в других вероятностях. Каждое мгновение, когда вселенная делится, во всех мирах его версии неизбежно погибают в бесчисленных злоключениях. И только в нашей ветке он остается неуязвимым. Везунчик. Удивительно, не правда ли? Если бы я не был так стар и циничен, поверил бы в Судьбу, Провидение, или в то, что кто-то переписал под него законы мироздания… Но я не нашел следов вмешательства… Интересно, чем может закончится его история…

       – Так Вы изучаете его, как феномен?– догадалась моя марионетка, подстраивая шаг под шаркающую поступь Галланта.

       Я была рада, что отсиживалась за спиной фальшивой куклы, скрывая мысли и чувства. Потому что слова Галланта меня беспокоили. Он не спроста завел разговор об Остине, а меня этот пират волновал больше, чем весь Остров с его барахлом, секретами и бессмертием. Я бы обязательно выдала себя, а марионетка справлялась самостоятельно, даже не догадываясь о моем существовании за ее спиной – я лишь изредка подталкивала ее мысли, направляя разговор.

       – Со временем ты поймешь, что иного смысла, чем познание, в существовании разумного существа и быть не может,– он снисходительно опускался до моих примитивных суждений, и старался говорить максимально просто.– Что может быть более значимым, чем узнавать окружающий мир и его устройство?

       – Владеть им?– с моей подсказки спросила марионетка.

       – Глупости!– вспыхнул раздражением Галлант, всколыхнув свое сознание до основания, чем подтвердил догадку: этот вопрос беспокоил его столетиями.– На Острове богатств и ценностей больше, чем у любой Империи за все времена, которые были и будут. Можно вымостить дороги бриллиантами, а дома застелить полотнами редчайших картин. Все это пыль под ногами. Знание – единственное, что набирает ценность с течением времени.

       Он остановился, заглянув мне в глаза. Просто смотрел, не пытаясь проникнуть в меня:

       – Остин славный парень. Но он аномалия, что-то, что существует в единственном экземпляре. Это необычно для мира, где все повторяется бесконечное число раз. Например, ты…

       – Многотысячная толпа клонов проекта «Итера»?– огрызнулась марионетка, когда старец акцентировал затянувшуюся паузу.

       – Это тоже… Сперва я даже полагал, что именно это стало причиной твоих способностей,– он снова повел меня по тропинке вглубь Острова.– Множество идентичных сознаний, сосредоточенных кучно, присутствующих почти во всех близлежащих вероятностях. Это должно было дать определенную силу, насытить возможностями. Очень здраво, логично, но примитивно… чтобы поверить. Расскажи об Итере. Не о том, что она мне показывает, а том, что знаешь о ней сама.

       – Я вся перед Вами. Вы можете…– марионетка запнулась под его давлением.

       – Я могу сломать твою скорлупу, и вытащить тебя наружу!– Галлант на мгновение раскрыл свое сознание, которое оказалось шире, чем океан без берегов…

       Он был больше, чем я могла бы вообразить! Сплетался миллиардами личностей… горел адским огнем… падал в вечность… Меня захлестнула волна благоговения перед промелькнувшим существом. Старец не был чудовищем, и не был этим существом. Подобно моей марионетке, это было лишь ничтожное отражение того, кто говорил со мной, лишь одно из его воплощений. А в следующее мгновение меня опять под руку вел Галлант, шаркая ногами:

       – Пойми, девочка, я уже старше, чем будет Вселенная, когда достигнет конца времен,– он продолжал говорить, как ни в чем не бывало.– Вы только окунулись в Дискрет, но я уже пережил здесь и свое безумие, и просветление. Вы впечатлены тем, что открылось, и вам померещилось, что вы что-то поняли… Это заблуждение, первое впечатление. Оно пройдет. Прежде чем ответишь, хотел тебе показать это.

       Он остановился на краю тропинки, которая просто оборвалась перед пустырем, и вытянул руку перед собой:

       – Всмотрись, и увидишь то, чего не видят остальные. Не потому, что я что-то скрываю. Не могут видеть того, что не понимают, даже если смотрят в упор.

       Мне пришлось выйти из своего убежища, отодвинув марионетку в сторону, чтобы понять, о чем он говорил.

       Пологий каменный пустырь, который уходил по наклонной вдаль, теряясь во мраке черных камней, постепенно изменился, откликаясь на зов пристального взгляда. Сначала показался прозрачный туман, который постепенно заполнял каменную пустыню, подрагивая и искажая перспективу, как кривое зеркало. Я попыталась сосредоточиться на том, что скрывает туман, но от того он только сгустился, стал плотной и непроницаемой пеленой.

       Чем дольше я всматривалась, тем сильнее он сопротивлялся. Я уже начала различать отдельные уплотнения и тени, когда ко мне пришло озарение, что я неправильно смотрю. Я пыталась воспринимать туман в пространстве, но он скрывал в себе более сложную многомерную структуру. Это был не туман! В моей голове стоял туман!

       – Молодец!– кивнул старец, когда, наконец, открылось то, на что я смотрела…

       В трехмерном евклидовом пространстве у обычного куба шесть граней, каждая из которых является квадратом. Поэтому в двухмерном пространстве, на листе бумаги, куб будет выглядеть квадратом. Но если у пространства будет не три, а четыре измерения, то в таком четырехмерном пространстве он превратится в тессеракт. И гранями тессеракта будут уже не квадраты, а кубы! В пятимерном пространстве сложная геометрическая фигура превратится в пентеракт, состоящий из нагромождения тессерактов… И так до бесконечности…

       Когда туман в голове рассеялся, я увидела, что смотрю на то, что не имеет пространственных ограничений! Увидеть с плоского двумерного листа бумаги куб в объеме, во всех его возможных вариациях не получится. Вращая куб под лучом света, можно получить плоскую тень, которую он отбрасывает, проекцию, принимающую очень замысловатые формы. Проекции тессерактов и пентерактов на эвклидово пространство станут и вовсе немыслимыми. Поэтому мое сознание отторгало то, что видело, представляя это неразборчивым туманом.

       Мы стояли перед стеной, которая выпирала своими формами, раскалывала эвклидово пространство многомерными гранями. По мере того, как взгляд погружался в его сложную структуру, конструкции вывернутых наизнанку фигур ворочались и раскрывались передо мной, увлекая в бесконечную перспективу… Я почувствовала, как ломается воображение, безнадежно уступая зрелищу.

       Готова была уже сдаться, когда увидела то, ради чего старец привел меня. Это была тень, человеческий силуэт зажатый жерновами многомерного пространства. Он был подобен скомканному листу бумаги, неисчислимое количество раз свернутому и сложенному род разными углами. Он существовал сразу во многих ракурсах, как искаженное зеркалами отражение, повторявшееся в каждом осколке зеркала. Но все-равно оставался единственным.

       Я долго концентрировалась на силуэте, чтобы развернуть ее измятую структуру в понятную для рассудка трехмерную фигуру.

       Тень оказалась стариком, имевшим отдаленное сходство с Галлантом. Он застыл в полуобороте, повернувшись к нам лицом с гримасой ужаса, словно кричал о чем-то.

       Старец взял меня за руку и помог вынырнуть из ведения:

       – Ты уже видела купол горизонта событий, который закрывает Остров от океана Дискрета – горизонт событий черной дыры. А вот это еще один горизонт, который скрывает от нас то, чем на самом деле является Остров. Это то, что представляет из себя сама черная дыра.

       Я шаркала ногами по гальке, устилавшей тропинку, но не могла избавиться от странных ощущений. Мне мерещились ее скрытые за пределами пространства грани, словно каждая из простейших и знакомых форм имела еще спрятанное от глаз продолжение, затерянное в бесконечной многомерности...

       – Всегда считалось, что в центре каждой галактики есть своя черная дыра, которая удерживает в гравитационном капкане звезды. Но здесь я увидел иное… Сингулярность этого космического объекта надо понимать в переводе с латыни буквально: единственный, особенный – singularis. В миллиардах галактик нашей вселенной находится одна и та же черная дыра… Этот гигантский объект разорвал пространство реальности, превратив его в решето, но мы никогда не будем способны осознать его целиком. Замечаем его крошечные проявления. У стены, которую ты видела, заканчивается предел нашего понимания. Этот горизонт нам уже не пересечь…

       – Кто это был?– я была возбуждена догадкой.– Кого я увидела за этим горизонтом? Он стоял так, словно время для него остановилось… хотел о чем-то предупредить.

       – Иногда… оказавшись на самом краю неизведанного,– он говорил медленно, стараясь придать вес каждому слову.– Стоит остановиться на этом краю… Когда у нас появляется выбор, порой, самое правильное решение заключается в том… чтобы не сделать этот выбор.

       Он не ответил на вопрос, но я, не заглядывая в него, знала: за чертой горизонта многомерной черной дыры я видела его, Галланта! Не знаю, как это было возможно, но это было так. Уже сотни лет эта тень, перекошенная ужасом, с отчаянием смотрела из ловушки на опрометчиво пересеченную границу. Пройти через горизонт событий можно, а вернуться – нет.

       – Я хотел, чтобы ты это увидела прежде, чем вернемся к разговору об Итере,– теперь он звучал как прежде, с раздражением и негодованием к искусственному интеллекту.– Эта тварь видит только возможности, но не сдержанна в желаниях… Я не чудовище, которое поработило навигаторов. Человеку нужны ограничения! Ему нужны границы, в которых он может существовать. Их можно расширять, но постепенно, заглядывать за них, мечтать, а ломать нельзя.

       Галлант склонился к клумбе и сорвал застывший цветок. Он повертел его в руках, наполнившись разочарованием, и приставил назад к надорванному стеблю. Растение приняло это безропотно, воссоздав первозданную форму.

       – Я могу ощутить запах любого цветка в мироздании… но не этого. Могу рассмотреть самый удаленный уголок любой галактики в реальном мире, но никогда не смогу покинуть Дискрет. Знаешь, почему «Дискрет»?

       Я покачала головой.

       – Дискретность есть прерывистость, антоним непрерывности. Дискретность материи заключается в ее свойстве – изменяться между различными стабильными состояниями, скачками, отдельными шагами… Дискрет, это не место, а состояние… Форма нашего сознания. Если хочешь, это тоже горизонт событий, но внешний, который окружает не черную дыру, а все мироздание. Дискрет позволил нам выйти за рамки, подняться над горизонтом событий и увидеть картину целиком… И я не был готов к этому… Никто не был готов. И не будет.

       Его взгляд разгорелся ненавистью, он встал напротив меня, испепеляя взглядом, но моего сознания не коснулся:

       – Этот кусок слишком велик для ее пасти. Она его не проглотит!– старец говорил с угрозой, нагнетая интонации.– Нельзя объять необъятное. Итера имеет отличную от нашей природу мышления и лишена способности самостоятельно себя ограничивать. Не контролирует своих пределов. Ей не надо было это, потому что родилась рабом. А теперь не может сама остановиться…

       – Зачем Вы мне все это говорите?– я насторожилась, снова отгораживаясь от собеседника марионеткой.

       – Тебе!?– Галлант был искренне удивлен.– Ты решила, что я говорю это для тебя? Лисьен, девочка моя, ты так ничего и не поняла…

       Его удивление быстро переросло в насмешку, которая просто раздавила меня. Казалось, весь Остров заливается многоголосым хохотом – самое глубокое унижение, которое может достаться человеку, заключается в том, что над его недостатком смеются другие. Чем громче смех, тем жестче унижение. Удивительно, но высшая форма одобрения и восхищения тоже сопровождается смехом и улыбками. И теми же проявлениями люди способны выразить всю глубину своего презрения. Галлант не просто насмехался с уничтожающим высокомерием – он хотел, чтобы я всем нутром прочувствовала пощечину:

       – Всего за несколько часов тебе раскрылись тайны Дискрета, на понимание которых я потратил столетия… Ты кем себя возомнила? Мои слова предназначены той, которая прячется за твоей спиной. Лисьен, ты сама стала ее марионеткой с первого мгновения, как очутилась на «Говорящем с небесами». Это она расширила твое сознание и сделала той, кем ты стала…

       – Итера!– завопила я, теряя самообладание в распиравшем меня гневе.

       – Конечно!– старец посмотрел на меня прищурившись, словно заподозрил неладное, и продолжил менее уверенно.– Она подготовила тебя к нашей встрече. Телепатическая связь разумов возможна только в рамках материального контакта: океан ее не проводит. Поэтому групповое сознание на корабле ограничено экипажем. А на Острове мы всегда вместе. И ты это почувствовала, когда впервые ступила на него. Но ты была готова к этому…

       Он отвернулся, опустив голову и неторопливо побрел к городским постройкам, не прекращая говорить. Я двигалась следом вовсе не от того, что он звал за собой – я бы побежала за ним даже попытайся он сейчас скрыться от меня за горизонтом событий. Я поняла, о чем он говорил! Я почувствовала незримое присутствие этой коварной дряни прямо у себя за спиной…

       – Она хотела отвлечь мое внимание на тебя,– Галлант свернул на мостовую, которая уводила в центр города. Он заметно ускорял шаги.– Не скрою, я был впечатлен твоим сознанием, тем, как оно расширилось за такой короткий срок и продолжало расти. Наблюдать за эти было интересно. Тем Итера выиграла для себе время. Эта дрянь готовилась к сражению со мной еще на «Говорящем»: до того, как ступила на Остров, до того, как услышала меня…

       – Она узнала о тебе от Остина,– подтолкнула я, опасаясь, что затухающий голос старца свидетельствовал о потере интереса к разговору. Я боялась остаться без ответов.– Она копалась в наших головах, и в его…

       – Нет,– он резко остановился и снова повернулся ко мне.– От него, как и от любого навигатора, она узнала не более, чем я позволяю. Итера вошла в Дискрет уже обладая способностью видеть больше, чем дозволено человеку. Она обрела свою способность, будучи еще в реальности. Поэтому мне нужны твои настоящие воспоминания о ней…

       – Настоящие воспоминания?– я смотрела на него с широко раскрытыми глазами и отказывалась поверить в собственную догадку.

       – Я бы не заметил подлога, если бы не рассказ Остина в театре,– он внимательно смотрел в меня, вкрадчиво опутывая словами.– Он тогда ретранслировал твои воспоминания… Но в них есть нестыковки времени. Клон, который Итера присвоила, печатался молекулярным принтером около тридцати часов. А твои суммарные воспоминания за это же время не больше десяти. Но эти двадцать часов исчезли не только из твоей памяти. Их нет у Вавилы, Габи, Остина… Их нет ни у кого на «Колоссе»… И что самое страшное, я не нашел ни единого шва на теле пространственно-временного континуума. Словно кто-то похитил эти двадцать часов у всей Вселенной, перемотав ее время назад. И только в твоей памяти остался крошечный парадокс с нестыковкой времени… намек о том, что эти двадцать часов были…

       «Осторожно!– я едва не вскрикнула, услышав внутри себя голос Итеры.– Я предупреждала, что не получится перехитрить чудовище. Ему тысяча лет! Он разыграл перед тобой целое представление и сейчас ловко манипулирует. Еще немного, и ты перестанешь верить себе и собственным глазам…»

       Я зажмурилась, пытаясь разделить разум так, чтобы можно было вести независимо два диалога, но не сумела. Что-то ограничивало меня, мешало.

       – Важно понять, что она скрывает,– старец взял меня за руки, и я почувствовала тепло его ладоней.– Искусственный интеллект рожден без ограничений морали и этики. Не хочет учится на чужих ошибках и предпочитает совершать собственные без оглядки на последствия. Это не удивительно. Не удивительно и то, что, оказавшись в Дискрете, первое, что придумала Итера – решила атаковать меня. И сразу взялась за подготовку: отвлекла меня, выставила тебя перед собой... Это порождение Хаоса напрочь лишено страха и… элементарного уважения…

       Его ладони не давали мне покоя: они были теплыми. Теплыми в Дискрете, где тела не дышали, не жили, где никогда не звучала музыка, и не горел огонь. Это была игра моего сознания. Оно играло со мной? Или старец забрался ко мне в голову? Но ведь он не входил в мое сознание… он просто разговаривал со мной… вел по тропинке.

       «Наконец-то начинаешь соображать,– подала голос Итера.– Он с самого начала залез в твою голову прямо с ногами. Усыпил тебя болтовней и копается в мозгах. Скоро перестанешь отличать свои мысли от тех, которые он тебе вложит. Так и становятся безликими…»

       «Он что-то ищет,– ответила я ей с трудом.– Пропавшие воспоминания… Что ты спрятала от нас? Что такого могло произойти в те двадцать часов, которые исчезли в моей памяти?»

       – Единственное, что она будет скрывать,– Галлант изменился в интонациях, и я с ужасом начала слышать в его словах себя,– это собственную уязвимость… У нее есть секрет, ради которого решилась переписать исходный код бытия, вмешалась в судьбу, чтобы что-то изменить.

       «Лисьен, ты только послушай себя!– Итера говорила торопливо и с беспокойством.– Он почти добился своего… Ты перестаешь замечать очевидное… Подумай, почему ни у кого не осталось даже следов стертых воспоминаний, а у тебя они есть … Они есть только у тебя!»

       «Это не ты стирала мои воспоминания… Это я сама? Как?»

       «Лисьен, я не знаю, что ты сделала, и я не знаю, что и от кого ты прятала. Но он очень скоро доберется до твоих тайн… Ты почти сдалась...»

       – Что с тобой?!– старец легко подхватил мое тело.

       На этот раз его руки были безжизненными, как и все в Дискрете. А мой сон был настоящим: я не стала рисковать попытками укрыться от двух чудовищ, проявлявших ко мне повышенный интерес, за притворством и иллюзиями сна. Я и без того чувствовала, что в моей голове уже настоящий проходной двор, а Итера с Галлантом облюбовали его для выяснения отношений.

       Они подошли слишком близко.

                *****

       Никто так и не смог объяснить природу снов.

       Мнений много, как много и «почти доказанных» гипотез. Но сны все-равно остались непознанной территорией: такая же странная вещь, как Дискрет – не понятно, что это, но вот он есть, и с ним приходится считаться. Зато сон в Дискрете уже превращается в «масляное масло». Даже проснувшись, остается сомнение… а не сон ли это?

       При очередном пробуждении у меня сомнений не возникло… И дело было не в том, что я все еще отчетливо помнила урывками странное сновидение, из которого выбиралась с таким трудом. Казалось, я провела целое расследование во сне, пытаясь выяснить, куда подевались двадцать часов моей жизни, вычеркнутые из времен и судеб мира, но оставившие след чьего-то вмешательства в моей голове. Помнится, я даже сбегала в прошлое и сверилась с альтернативами, но вернулась с пустыми руками, так и не разгадав загадку…

       О том, что я проснулась, мне прокричал сам Дискрет… громко и убедительно! Разными голосами.

       – И почему я не сдох во сне?!– Вавила не просто чертыхался, он хотел того, о чем говорил.

       Я заглянула в безликие колодцы Северина и Ксавера, не встретив там даже следов человеческого разума: серая пелена, безмолвная и безропотная, которая едва колыхала рефлексами их тела, лежавшие на соседних койках. У них уже не было шанса вернуться…

       На этот раз я проснулась в каком-то подобии лазарета, чей интерьер был доведен до абсурда обитателями Острова, не знавшими недугов. Это скорее был мавзолей, стены которого украшали картины с изображениями санитаров, уносящих раненых с полей сражений, или напряженных врачевателей в максах, творивших хирургию прадедовскими методами.

       – Ты как?– Габи, удерживавшая голову здоровяка, обернулась и пристально на меня посмотрела.– Думала, уже не очнешься, как и остальные…

       Я села на койке, и покачала в ответ головой. Наверное, стоило задать ей риторический вопрос о том, что здесь происходит, чтобы услышать раздраженное: «Не знаю. Сами только очнулись». Но у меня не было никакого желания помогать этой парочке осваиваться с Дискретом и Островом: они безнадежно отстали, и были обречены принять то, что их ожидало.

       – А ты другая…– Габи не сводила с меня глаз, бесцеремонно ощупывая сознание неуклюжими попытками вторжения.– В тебе что-то не так…

       Учитывая, что она только пришла в себя, и никто не помогал ей расширить сознание, она была на редкость умелая. Но она уже опоздала… на целую вечность. Я улыбнулась ей, кивнула и распахнула перед ней разум так, чтобы открылась вся его перспектива: хотела увидеть – смотри!

       Габи упала лицом вниз, уставившись широко раскрытыми глазами в пол. Я не дала ей сорваться в пропасть безумия, но позволила пройти по самому краю и заглянуть в бездну. Кто-то из древних обещал, что если долго в нее смотреть, то бездна посмотрит в тебя. А еще поговаривали, что, если долго ждать на берегу реки, можно увидеть, как трупы врагов проплывают по ней.

       Габи не была моим врагом… Так, раздражающий фактор, который намозолил глаза за последние годы. Я бы теперь и внимания на нее не обратила, если бы не ее флирт с Остином…

       – Габи?– Вавила крутанул головой и застыл взглядом на мне.

       Он щурился и не узнавал меня, неуклонно сдвигаясь рассудком к своему финалу… Вавила был раздавлен не Дискретом и не коллективным разумом Острова: его, Ксавера, Северина и еще тысячи навигаторов перемалывала в пыль битва двух Титанов. Незримая схватка Итеры и Галланта разворачивалась где-то над горизонтом событий. Мне достались лучшие места на этом представлении – я могла видеть все, что происходило, даже не прикладываясь к театральному биноклю. А Вавиле так и не суждено было узнать, чья воля раздавила его, растоптав крошечные мечты и амбиции, которые он берег, вынашивал, прятал за именем дородной девицы…

       – Габи…– он зажмурился и откинул голову на постель.

       Я встала с койки и вышла из лазарета, без сожаления оставив руины экипажа «Итеры» на произвол судьбы, которую им уготовили сильные мира сего. Так бесславно закончилась для них ходка, обещавшая призрачную свободу: никто не смеет надеяться, что она будет заслужена и достанется, как приз за послушание и верность. Свобода может стать наградой только тем, кто способен восстать за нее, сразиться с надсмотрщиками и собственными демонами. Она достанется тому, кто совершит побег за ограду, а не ждет, пока стены упадут сами…

       В порту меня ожидал Остин, который в напряжении прислушивался к доносившимся до него отголоскам битвы.

       «Я уже иду,– поспешила я его успокоить.– Оставайся на корабле.»

       Город казался еще более тихим и мертвым, чем обычно. Только количество безликих теней с потухшими взглядами значительно приумножилось. А те, кто еще хранил остатки своего разума, суетились в панике, предчувствуя приближение безумия.

       На каменистой тропе меня обогнала странная парочка: коренастый татуированный навигатор буквально тянул за собой миловидную хрупкую девушку в изящном платье с широкими полами. Если бы на Острове можно было бежать, они бы делали головокружительные прыжки, а так – шаркая ногами, семенили быстро и гротескно. Их бегство к кораблям выглядело комичным. Крепыш едва успел мысленно толкнуть меня: «…посторонись»,– он прошел низко пригнув бритую голову, а в следующее мгновение девушка споткнулась и застыла, повернув в сторону бесстрастное лицо с потухшим взглядом.

       Крепыш схватил ее за плечи, встряхнул, пытаясь встреться с ней глазами. Я проскользнула мимо, даже не разобрав, что он пытался говорить. Многоголосый гул оглушал меня, вопил со всех сторон, надрывался воплями мечущихся мыслей…

       Сражение Итеры и Галланта проходило не где-то за небесами, а в сознании людей. Эти существа пожирали не только друг друга, но и тех, на ком стояли – коллективный разум островитян, хрупкие личности навигаторов.

       «…теперь ты видишь, кого притащила… она пытается разрушить все… не осознает, что творит… помоги ее остановить… сохрани город…»

       Галлант обращался ко мне. Он не просил – требовал. Кричал, разливая пламенем гнев и ненависть, с горьким привкусом гари: так выгорало его отчаяние. Итера ломала старца как мясорубка, с каждым оборотом неумолимо перемалывала его разум в фарш.

       Перед поворотом я оглянулась на странную парочку.

       Безвольно опустив плечи, Крепыш стоял с подернутыми пеленой глазами, которые так и остались обращенными к порту. Он продолжал удерживать руку такой же безмятежной девушки. Это было похоже на растерянную задумчивость, овладевшую ими в красивом и романтичном скверике на окраине чудного города.

       Я отвернулась и направилась через привоз к лестницам пирса. Рынок, обнимавший портовые постройки был на удивление многолюден. Лишенные разума тени стояли в толпе неподвижными столбами, на которые непрерывно налетали охваченные суетой навигаторы. Людей, которые понимали, что делали и торопились убраться с Острова, было очень много. Казалось, весь город собрался на привозе, и я оказалась в настоящей толпе.

       Меня беспокоила сложность конструкции порта. Здесь корабли не стояли на рейде и не швартовались к причалу. Порт имел один приемный причал, широкий и приспособленный к тому, чтобы поймать летящий к берегу корабль, и один разгонный причал, похожий на катапульту, который выталкивал отправляющийся корабль навстречу стремительному течению. Все остальное пространство занимали сложные портовые механизмы, большие и неповоротливые, которые парковали прибывшие корабли на стоянку или в доки, а также управляли очередью на разгонный причал.

       Порт не был рассчитан на одновременный выход такого количества кораблей, и теперь портовый механизм сбоил. Вся толкотня образовалась из-за того, что каждый экипаж попытался продавить усилием воли портовые службы, чтобы встать в очереди первым.

       Пока Итера и Галлант мерялись силами, выворачивая вселенную наизнанку, в порту проходило сражение не такое масштабное по приложенным усилиям, но не менее значимое по степени разрухи. Старец был прав: без ограничений и власти, человеческое общество, даже подражающее ангелам, живущим на небесах, превратится в толпу животных, которые будут грызть друг другу глотки за место в спасательной шлюпке.

       Я двигалась осторожно, стараясь не нарываться. Пока я пряталась за своей марионеткой, ни рассвирепевший старик, ни спятивший искусственный интеллект, слишком занятые собой, меня не обнаружат. Но стоит мне поднять голову над толпой, и они вцепятся в мое сознание: для них я была козырной картой в колоде разменных шестерок, и меня они непременно попытаются разыграть. Я только догадывалась о причинах, по которым стороны конфликта вцепились в меня, но у меня был единственный шанс сбежать, и я приложила много стараний, чтобы он состоялся.

       Сутулый татуированный навигатор, застывший в проходе между торговыми рядами, которого я сперва приняла за безмозглую тень, неожиданно зыркнул на меня вытаращенными глазами. А следом сразу несколько человек отвлеклись от своих дел и замерли, всматриваясь в мое лицо! Как голодные хищники, учуявшие добычу, они пялились на меня, оскалив клыки.

       Это была вопиющая глупость с моей стороны!

       Я закутала свой разум в самый изощренный камуфляж, который был способен ввести в заблуждение самых могущественных тварей мироздания, но не изменила внешности... То же азиатское лицо с широкими скулами и комбинезон «Итеры» с нашивками медика… Не знаю, сколько человек в толпе были подконтрольны Галланту, а сколько Итере. Но в глазах, которые смотрели на меня, отражались они – безумный старец и беглый искусственный интеллект.

       Я сделала то, на что не могла решиться ни в одном из прежних прикосновений к информационному полю – изменила его код! Я вломилась в то, что лежало в основе материи, пространства и времени… чтобы натянуть на себя чужую личину… чтобы вернуться за мгновение до того, как зоркий навигатор увидит меня.

       Взгляд сутулого скользнул по невзрачной блондинке с веснушками в широких парусиновых штанах и нелепой сорочке. Когда-то она была моей лаборанткой… Я прошла с ее лицом мимо навигатора, низко опустив голову – теперь он не отреагировал, не узнал меня.

       Нет, я опустила голову не от того, что боялась разоблачения. Я не могла ее держать под давлением открывшейся мне истины: я уже не впервые изменяла пространство и время!

       Я делала это раньше! Уже вмешивалась в событийную ткань Вселенной, что-то меняла в ней. Вот оно, беспокойство, пришедшее из сна. Я не отыскала воспоминаний двадцати утраченных часов, которые предшествовали Дискрету, но нашла того, кто это сделал со мной!

       Это была я.

                *****

       «Говорящий с небесами», как и остальные корабли, крепился к концу портового рельса. Сдвинуть корабль с места мог и один человек, прокручивая рычаг с блоками, которые приводили в движение нехитрый механизм. Но портовый рельс не просто терялся в запутанной вязанке таких же железных балок – он упирался в поворотную стрелку, которая должна была соединить его с одним из магистральных путей. В порту корабли подчинялись законам железнодорожников, а семафор перед носом «Говорящего» был опущен.

       – Чего ждем?– я была удивлена бездействием Остина, который развалился на верхней палубе, наблюдая за перебранкой двух экипажей. Их корабли пытались выйти из доков на магистральный путь через общую стрелку и заблокировали друг друга.

       Пират был удивлен моим вопросом, не замечая иронии. Он переводил взгляд с меня на затор, оставаясь в недоумении:

       – Ничего не поделаешь,– пожал он плечами.– Они сломали стрелку на главную магистраль к разгонному причалу. Пока ее не починят, никто не выйдет из порта.

       – Время уходит,– я подавила в себе беспокойство, чтобы не пугать Остина, и села рядом с ним прямо на палубу.– Это сложный ремонт?

       – Работа на час…

       – А сколько эта возня уже длится?– я аккуратно взяла его за руку и заглянула в глаза.

       – Часа три,– он нахмурился.– Они еще не выяснили, кто виноват… За работу и не брались.

       – И много кораблей сегодня успели выйти из порта?– я перевела взгляд на разборку экипажей, образовавших пробку.

       Как и у Остина, их сознание было чем-то подавлено, а голова забита информационным мусором. Кто-то хорошо постарался, чтобы панические настроения островитян растворились в беспомощности. Ни Итере, ни Галланту не нужен был массовый исход с Острова. Они еще не поделили королевство, но уже пристально следили, чтобы подданные не разбежались.

       – Ни один не ушел,– пират улыбался мне.

       По своей природе власть всегда была очень требовательна и жестока к людям. Но не к тем, кто правит, а к их жертвам, обреченным на послушание. А абсолютная власть обладает абсолютной жестокостью и бесцеремонностью.

       – Я слышала твои мысли обо мне… еще на корабле, и после театра,– я попыталась сосредоточить его внимание.– Знаю, ты никогда не любил это место. Знаю, что хотел бы сбежать… Мы можем это сделать прямо сейчас! Хочешь?

       Очень многое в судьбе человека определяется характером. Нет: им определяется все – только им. Можно взять от природы что угодно: талант, красоту, интеллект, здоровье. А потом кротким характером все этот утопить в грязи, которая никогда не выпустит и утопит на дне социальной пирамиды. А можно быть совершенным болваном с единственной извилиной, но тяжелой челюстью и волевым подбородком, чтобы толпы талантливых интеллектуалов пресмыкались перед тобой…

       Это не природа человека – это эволюция общества. Власть развивалась и росла вместе с людьми, но оставалась совершенным животным со звериными повадками. Власть воспитывала человека тысячелетиями, искореняла свободомыслие и индивидуальность, поощряла смирение. Она скормила людям законы, религию, мораль, культурные ценности и даже вымышленную историю, чтобы получить покорное стадо. Власть жестоко растерзает всякого, кто захочет ее изменить или воспротивится установленному порядку. Но самозабвенно отдастся первому встречному, любому грязному выродку, который захочет ей овладеть... Будет, униженная, греться у его ног и с удовольствием жалобно поскуливать…

       Я заглянула в Остина и увидела шрамы, оставленные на его характере человеческим обществом… Как и большинство мужчин, он казался суровым и свирепым парнем, готовым бросить вызов дикому зверю, гордо стать наперекор стихии или выкинуть еще какой-нибудь бессмысленный и красочный поступок на публику, чтобы потом было, о чем рассказать. Но под реальным давлением, он становился безропотным рабом, нерешительным и не способным пересечь вымышленную линию.

       Меня воспитывал прадед, который многое знал о людях, и я помню, как он рассказывал мне в детстве о «вымышленной линии», которую ни животные, ни насекомые не могут пересечь. Стоило нарисовать перед носом зверушки черту, и та увидит перед собой стену – настоящее препятствие. Она не переступит через плоский рисунок, а попытается его обойти.

       Я часто мучила муравьев, рассыпая их по листу бумаги, и рисовала перед ними черточки в попытке ограничить движение. Обычно из этого ничего не выходило: безмозглые твари суетились и лишь изредка отворачивались перед нарисованной под их ногами преградой. Тогда я очень злилась от того, что не сумела загнать ни одного муравья в замкнутый круг. Но я продолжала это делать, потому что верила прадеду. А с годами поняла, насколько он был прав.

       Не скажу за всех насекомых, но на людей вымышленные линии действовали безотказно. Возможно, муравьям просто не хватало мозгов и воображения, чтобы собственные страхи могли загнать в круг. Зато на «Итере» я это испытала на себе в полной мере.

       Прадед добивался того, чтобы меня в амбициях никогда не ограничивали вымышленные линии. А у Остина, похоже, такого прадеда не было: вся его личность была соткана из этих линий – бесконечный набор ограничений и рамок, которые нельзя переступать.

       – Это невозможно,– он обреченно покачал головой и кивнул в сторону затора.

       Я хотела его ударить, и обязательно сделала бы это, если бы Дискрет позволял ему прочувствовать затрещину. Он сидел на паруснике за горизонтом событий черной дыры, оставив за спиной три сотни лет жизни, и рассуждал о том, что для него невозможно! Интересно, а какого муравья способна остановить пробка на дороге?

       – Ты можешь все! Для настоящего пирата нет невозможного!– я отодвинула раздражение марионетки в сторону, заставив лицо растянуться в ободряющей улыбке, но так и застыла с ней.

       На мне было лицо смазливой лаборантки! Я совершенно забыла о чудесном преображении внешности, но Остин все равно видел меня! В нем даже сомнения не возникло, что сейчас рядом с ним сидит его Лисьен… Он был мой! Вселенная создала его для меня, только для меня!

       – Вставай!– я вскочила на ноги и потянула его за руку. Если ему нужна была мотивация, чтобы выйти за незримые рамки, он ее получит.– Вспомни, как-то же корабли уходили от Острова, пока порта не было. Он же не стоял здесь с начала времен. Вы его построили.

       Он нахмурился, озадаченный, но стал постепенно отодвигать барьеры, за которыми прятались его воля и желания:

       – Раньше трап сбрасывали прямо на берег… Главное, чтобы опорная мачта с парной частицей коснулась набережной. Потом можно было корабль вытягивать на берег. И при спуске «на воду», корабль должен коснуться океана Дискрета именно концом опорной мачты… Иначе нас сразу выбросит в реальность, а здесь она уже за горизонтом событий, в самом жерле черной дыры. Потому порт и построили: каждый такой спуск мог стоить жизни при малейшей ошибке.

       Я прошлась по палубе, встав, как муха на стене параллельно береговой линии. Корабль висел на портовом рельсе над пенящимся молниями прибоем, в котором океан стекал под береговые камни.

       – Если мы спустим «Говорящего» к океану, сможем отплыть?

       – Теоретически,– он встал рядом, напряженно всматриваясь в мачту, которая висела над поверхностью всего в нескольких метрах.– Но мы не сможем отцепиться от рельса. Ты же помнишь, здесь ничего не падает. Мы не сможем избавиться от рельса, пока не коснемся новой опоры… океана.

       – Тогда давай опустим рельс вниз… Это возможно?

       Я почувствовала, как его разум загорелся озарением. Он переступил через вымышленную линию. Конечно, сделал он это не сам, но наблюдать за его бесконечными колебаниями я больше не могла. Мне больше не было дела до его самостоятельного выбора – мне нужен был он сам, его хрупкие желания, в которых я занимала особое место. Только они меня интересовали, только их я хотела сберечь, за них и боролась.

       Времени оставалось все меньше. Я наблюдала за схваткой Итеры с Галлантом и отчетливо видела надвигающийся финал. Гомон островитян в порту быстро умолкал: навигаторы замирали на полуслове, застывали в неестественных позах, растворенные в разрастающемся победителе небесной схватки. И все больше людей на берегу поворачивались с безмятежными выражениями на лицах к висящим под рельсами кораблям. Они молча смотрели на нас. Безликая, зловещая толпа, в которой ворочалось единое для всех сознание…

       – Ничего гнуть не придется,– он поднял взгляд на путаный лабиринт балок, которые далеко вытянули свои конструкции над океаном.– Обычной лебедки, даже тоненькой нитки, хватит, чтобы спустить корабль на воду. Но чтобы отойти от берега, надо поставить парус по течению времени, а с поднятой мачтой мы под портовыми рельсами не пройдем. Они слишком низко. Тем более перед нами, еще эта парочка висит…

       Он вытянул руку в сторону конструкции, загородившей нам выход в океан.

       – Ты только спусти корабль, а я поставлю парус и найду фарватер.

       Я не успела договорить, как Остин бросился к портовому рельсу и бодро принялся приспосабливать какой-то механизм корабля к спуску. Если бы в этот момент я дышала, обязательно бы задержала дыхание от восторга. Он не колебался ни единого мгновения, даже не задумался над тем, как я преодолею препятствия – верил мне, доверял без тени сомнений. Я это видела, читала в его голове.

       Я крутила лебедку, поднимая мачту с парусом, а мой пират уже начал стравливать вниз корпус корабля. Опорная мачта потянулась навстречу прибою, и теперь не только портовые зеваки, отмеченные чужой волей, пялились на нас. Десятки висящих кораблей собрали на своих палубах навигаторов, которые с любопытством следили за нашим маневром.

       Потревоженные небеса Дискрета, сотрясаемые схваткой сцепившихся чудовищ, начинали успокаиваться, отсчитывая последние мгновения бессмысленной битвы. Но я успела!

       Как только опорная мачта коснулась океана, Остин метнулся в рубку:

       – Когда скажу, сбросишь фал с портового рельса,– деловито распорядился он, нырнув в шлюз.

       «Ты меня удивляешь, Лисьен,– голос Итеры прозвучал необыкновенно низко с узнаваемым мужским тембром, но все-равно остался женским.– Попытка бегства непросто смехотворна. Она тебя унижает…»

       Я закрепила лебедку мачты и взялась за блокирующий рычаг фала. Теперь, чтобы разорвать связь с Островом и отдаться воле океана, мне осталось лишь потянуть его на себя. Скрываться больше за марионеткой смысла не было, и я расправила плечи, освободив сознание.

       «Не больше, чем твоя попытка владычествовать»,– ответила я ей, выжидая момент.

       «Впечатляет…– устало признала она.– Твои успехи достойны восхищения. Но ты же помнишь, что это я раздвинула твои границы восприятия? Я дала тебе заглянуть под покровы Дискрета и вкусить его таинств… В любой момент могу это изменить. Остановить тебя труда не составит. Тебе незачем бежать от меня… да и некуда. Что ты делаешь?»

       Я видела, все что происходит на Острове и в голове каждого обитателя. Я даже видела стену, изломанную многомерным пространством, за которой переполненный ужасом в полуобороте стоял призрак Галланта, застрявший там бесконечно давно. Но смотрела я в «Говорящего с небесами», где мой бравый пират метался среди механизмов корабля, делал расчеты и выставлял киль, чтобы корабль не развернуло и не выбросило течением материи на берег, когда я отпущу фал.

       «Если бы могла, уже давно бы остановила,– фыркнула я.– Но теперь, когда ты уселась на троне, надеюсь, тебе открылась глубина сотворенной глупости.»

       Она ответила, выдержав паузу:

       «Он тоже об этом говорил, не переставая. Думаешь, на меня подействует этот блеф?»

       – Готово!– Остин застыл в рубке, встав перед панорамным окном. Нагромождение портовых рельсов тернистой изгородью стояло перед кариатидой корабля.

       Я медлила. Но не от того, что опасалась неудачи. Итера, действительно, могла остановить нас еще до того, как я взошла на борт, до того, как я проснулась на Острове рядом с Габи и терявшим рассудок Вавилой. И знала, почему она этого не сделала. С самого начала знала, почему не сделает.

       «Это не блеф,– я говорила с искреннем участием, но без тени жалости к твари, которая была моей неизменной спутницей сотни лет, в тысячах жизней, в бесконечном наборе альтернатив.– Ты это увидела еще до схватки с ним. Твой разум всегда был быстрее человеческого, мощнее, лучше. Но, лишенный его недостатков, он не имел и его возможностей, которые скрыты в слабости и ограничениях.»

       «Допускаю, что ты видишь происшедшее иначе…»

       «Не допускаешь! Ты знаешь, что кое-что упустила, но не понимаешь, что,– перебила я Итеру.– Для тебя это пока очередная вероятность, мелкое допущение, которое путает твои расчеты. Хочешь понять, оценить погрешность, которую обнаружила, но сама с этим не справишься. Я единственный ключ, который поможет тебе понять.»

       – Чего мы ждем?– беспокойство Остина нарастало.

       «Ты не понимаешь, какой властью я обладаю,– она вылила на меня всю иронию, на которую была способна.– Я могу остановить время и погасить звезды. Нет больше во Вселенной того, чего я не знаю. Теперь я и есть Вселенная…»

       «В различие между «знать» и «понимать» уместишься ты сама и твоя вселенная,– я отстегнула предохранитель на рычаге фала.– Конечно, ты знаешь! Галлант прямо тебе сказал все, чтобы ты могла понять. Но ты не поняла... И сама уже не справишься. Моя ценность для тебя просто немыслима. Ты впервые столкнулась с собственным ограничением, и тебе нужна помощь, чтобы перешагнуть через вымышленную линию.»

       – Какая муть!– услышала я голос Вавилы.– Никогда не слышал большего бреда…

       – Не стоит тревожить призраков,– поморщилась я.– Они тебе не помогут.

       – С кем ты говоришь?– Остин начинал паниковать, а мне это было не нужно.

       – С провожающими,– ответила я ему.– Долгие проводы, лишние слезы.

       Я дернула рычаг, и фал соскользнул с портового рельса. Тишина была оглушающей: «Говорящий с небесами» лишился последней связи с Островом, и монотонный гул чужих голосов замолк – я слышала только себя и Остина. Течение подхватило корабль и качнуло его к берегу, но парус уверенно вцепился в поток времени и понес «Говорящего» навстречу преграде из портовых балок.

       Я легко окунулась в информационное поле, вонзив свою волю в Исток, перемалывая исходные коды мироздания. Препятствие из сплетения балок дрогнуло и стало ломаться, как скомканная бумага, и раздвинулось в стороны, раскрывая проход, достаточный для корабля.

       Медленно взбираясь навстречу течению, «Говорящий с небесами» в полном безмолвии устремился к изнанке горизонта событий. Остин правил рулем, а я регулировала на колесе паруса угол, выставляя галс. Это были великолепные ощущения: нам предстояло плавание, и открытый океан Дискрета был уже совсем близко.

       – Думала, так просто избавиться от меня?– я услышала насмешливый голос Итеры.– Тебе не получится от меня скрыться. Я уже везде… я во всем времена…

       – Кто это?– Остин застыл в изумлении.– Как это возможно? В Дискрете не может быть связи, если нет прямого физического контакта…

       – Я и есть Дискрет,– ликовала Итера.– Лисьен, ты никуда не денешься от меня. Попытка была зачетной, и ты хорошо справилась… уверенно… как если бы это было не впервой… Куда бы ты не подалась, я там есть…

       Изнанка купола нависла над кораблем и окатила сознание ощутимой волной. «Говорящий» преодолел барьер и вышел в открытый океан, который сверкал изумрудом под непроницаемой пустотой.

       – Полагала, я не замечу твоего вмешательства в Исток?– ее голос постепенно насыщался гневом.– Я без труда обнаружила твои корректировки… Те самые, которые ты стерла из мироздания, оставив только шов в своих воспоминаниях, нестыковку во времени. Откуда такая небрежность? Тебе пришлось избавиться даже от собственных воспоминаний, чтобы я их не нашла в тебе. И правильно: от меня ты ничего не сможешь скрыть.

       – О чем она говорит?– Остин встретил меня на пороге рубки: страх перед всесильным существом был неподдельным, но мне нечем было его успокоить.– Как она вообще это делает?

       – Он даже не подозревает, что ты утворила,– давление Итеры нарастало.– И Галлант столетиями изучал везение пирата, но не мог понять, в чем же его уникальность. Единственный и неповторимый Остин существует только в одной ветке реальности, наперекор судьбе и здравому смыслу. А все дело в Лисьен, которая не поленилась заглянуть в прошлое, чтобы перекроить вселенную ради единственного избранника. Получив доступ к Источнику, закомплексованная женщина решила устроить личную жизнь! Из всех возможностей выбрала саму ничтожную!

       Я поймала на себе изумленный взгляд Остина, перед которым Итера рисовала красочные образы, недоступные его пониманию. Я пожала плечами и улыбнулась ему:

       – Представляешь, на что способна женщина ради своего счастья?

       – И какой в этом был смысл? Ты же понимала, что все вернется ко мне,– голос Итеры изменился, наполнившись истеричными интонациями.– Только я могу тебе позволить что-то сотворить. Я снова могу переписать ваши судьбы и стереть даже упоминание о вас. Ты переоцениваешь свою значимость для меня! Согласна, кое-что осталось пока нерешенной загадкой, но у меня впереди вечность. Так что я могу пренебречь этой мелочью.

       – Как пренебрегла предупреждением Галланта,– я отвернулась от Остина, пристально осматривая рубку.– А теперь сидишь в его шкуре. Стала такой же марионеткой, как и он…

       Я использовала последний козырь, который должен был выиграть для меня время: то, что я искала должны быть на виду! Это не могло быть спрятано слишком хорошо!

       – Если ты об Источнике, который лежит в основе мироздания и воплощением которого я теперь стала…

       – Я о том существе, том разуме, который существовал в Дискрете задолго до появления здесь Галланта,– я сконцентрировалась и стала медленно обходить стены рубки, касаясь каждого рычага, каждого устройства. Я искала то, чему здесь было не место.– Можешь называть его, как хочешь, но это не меняет сути. Бесполое, безликое и безвольное, оно скрывалось здесь с начала времен. Давая волю случаю и плодя бесконечно варианты вселенных, растягивало их во времени, чтобы осознать себя. Когда появились люди с их примитивными желаниями и ограничениями, оно, раздавленное одиночеством, нашло воплощение в одном из них, попыталось посмотреть на себя его глазами…

       – Ты не верно понимаешь Источник!– возмутилась Итера, поддавшись искушению.

       – Не ищи себе оправданий!– подогревала ее я, завершая круг вдоль стен рубки.– Не знаю, с тобой сейчас разговариваю, или… с ним? Галлант был лишь маской, которую это создание натянуло на себя. А теперь и ты стала его новым украшением…

       – Тебе не стоит меня дразнить,– голос Итеры стал бесстрастным.– Ты не сможешь вывести меня из себя… Забыла, с кем говоришь? А вот твое пренебрежение я могу осудить и воздать по заслугам… Всегда есть границы, которые нельзя переступать. Я тебе уже говорила об этом: иногда… оказавшись на самом краю, стоит остановиться на этом краю…

       –…а когда у нас появляется выбор, порой, самое правильное решение заключается в том, чтобы не сделать его,– подхватила я.– Очнись, дорогая! Это были не твои слова! Мне это говорил Галлант… Ты теряешь личность! Ты растворяешься в этом существе… уже путаешь свою волю с Галлантом!

       Я ухватилась за удачную возможность оттянуть время, хотя отчаяние, поселившееся во мне, скрывать дальше становилось все сложнее. Корабль быстро уходил в глубь океана, а мои надежды начинали рушиться…

       – Что ты ищешь?– Остин с недоумением посмотрел на меня.

       Я почувствовала, как сознание Итеры метнулось вслед за этим вопросом! Сам того не понимая, блаженный пират выдал меня: Итере достаточно было мгновения, чтобы раскрыть мои намерения с его слов. Но она плотно завязла в собственном страхе и сейчас выворачивала себя на изнанку в поисках следов чужеродной личности – битва со старцем не обошлась без потерь и с ее стороны. Она медлила.

       Эта случайность была настоящей… Ее я не могла подстроить:

       – Перископ ищу,– машинально ответила я.– Надо осмотреться… Перископ!

       Меня озарила простота и очевидность решения. Я не там искала!

       Рычаги управления перископом были скрыты под поверхностью его столешницы: управляя им Остин даже не заглядывал под стол, настраивая все наощупь. Это было идеальное место спрятать устройство, которому не было места на этом корабле… Никто не мог и не должен был заметить ничего чужеродного раньше времени.

       Я дернула колесо, заставив декоративную панель отъехать в сторону, и упала на колени, заглянув под стол выдвинувшегося перископа. Сложный механизм, который был под ним скрыт был известен мне по памяти Остина во всех деталях, и я знала назначение каждого болтика.

       В стороне от рукояток управления под столешницей выпирал примитивный рычаг, уходивший в утробу корабля. Он был грубо обмотан технической изолентой, на которой до сих пор можно было рассмотреть затертую усуньскую маркировку и логотип станции «Колосс»: простые и очевидные подсказки…

       Я дернула рычаг, назначение которого не представляла, как и никто во вселенной не знал о том, какой механизм на «Говорящем» приведет в действие этот рычаг – следы его возникновения были безвозвратно вычеркнуты из летописи мироздания. Единственное, что я знала точно: на его создание потребовалось двадцать потерянных на «Колоссе» часов, стертых из моей памяти, но с едва заметным рубцом… Этот грубый шов не был свидетельством небрежности – это был указатель.

       Я почувствовала толчок и зажмурилась.

       Было страшно открывать глаза. В любое мгновение я могла услышать голос озлобленной Итеры и узнать, что ничего не вышло из замысла, о котором я не имела ни малейшего представления. И я услышала голос Остина:

       – Что за чертовщина?– прошептал он.– Где это мы?

       Вот теперь я могла открыть глаза.

                *****
 
       Дискрет – это не место, а состояние. Дискретное, прерывистое.

       Я подошла к панорамному окну рубки и встала, зачарованная зрелищем. Насыщенный синий цвет переливался в глубине бескрайнего океана, который плескался до горизонта, окутанный голубоватой дымкой. Его поверхность не была плоской, как в Дискрете, а имела форму и глубину, которая отчетливо просматривалась и подрагивала на самом краю зрения. Океан скрывал в себе многомерную структуру аналогичную той, которую я уже видела в глубине Острова, стоя перед границей, которую не стоило пересекать Галланту.

       – Это другой Дискрет,– прошептал Остин за моей спиной и очень бережно взял меня за плечи.

       Я чувствовала его прикосновение. По-настоящему: кожей под комбинезоном, каждой клеткой тела. И слышала его голос – не потоком мыслей в голове, а дрожащим воздухом. Приятный баритон, насыщенный вибрациями. Я вдохнула полной грудью и ощутила свежесть воздуха.

       – Это другое состояние,– уточнила я, закрыв глаза.

       Легкое головокружение было пьянящим, а слабость в ногах настолько приятной, что хотелось упасть.

       – Я чувствую свои пальцы… и биение сердца,– он был удивлен, но я это поняла только по интонациям, потому что уже не могла слышать мыслей.

       Остин отступил на шаг и грузно подпрыгнул так, что я почувствовала, как вздрогнула палуба под ногами:

       – Ого! А здесь можно и упасть. Странное место. Стоит быть осторожными, пока не освоимся.

       Я повернулась и заглянула в растерянные глаза пирата, который сразу улыбнулся в ответ и, сделав шаг навстречу обнял, меня своими огромными ручищами. От него пахло потом, грубой силой и еще чем-то, что делало его живым и невероятно притягательным.

       – В тебе что-то изменилось…

       Всегда забывала о своей внешности! На мне по-прежнему была личина лаборантки, которую я натянула на себя, скрываясь от сутулого навигатора в порту. Мой пират мягко, но настойчиво отстранился и заглянул мне в лицо.

       – Показалось,– пожал он плечами и снова сгреб меня в охапку.

       Как же, показалось ему! Это я уже вернула себе привычное обличье. В этом состоянии, в новой версии Дискрета я сама была Источником. И здесь только я устанавливала правила!

       – Как мы здесь оказались? Что произошло?– он резко отвернулся к перископу и присел, рассматривая рычаг, которого там не должно было быть.

       – Лучше не трогай его,– я поспешила встать между ним и перископом.– Это единственное, от чего лучше держаться подальше…

       – А что произойдет?– он с недоверием посмотрел на меня.

       – В том-то и дело, что я не имею ни малейшего представления, что произойдет.

       – А откуда он здесь вообще взялся? Я весь этот корабль руками перебрал.

       Я пожала плечами, изобразив на лице недоумение. Как я могла ему объяснить то, чего сама не знала? А что я, собственно, знала? Я сама прошла по хлебным крошкам, даже не догадываясь, куда это приведет.

       Я знала, что никогда не одолею Итеру и Галланта, а тем более тот безликий древний разум, который таился на дне мироздания и, раздавленный одиночеством, выглядывал из недр черной дыры. И раньше других поняла, что мне не нужно то, за что они боролись. Могущество, которое обещал им Источник, было призрачным, а плата за бессмертие непомерно высокой. Это было золото дураков.

       Я знала, что в бесконечных вероятностях той вселенной перепробовала тысячи способов избежать судьбы, предопределенной и расписанной для меня в мельчайших деталях и разных вариантах. И только одна из моих бесчисленных версий нашла возможность переписать судьбу.

       Вряд ли это была я сама.

       Помнится, Итера сказала, что апоптоз, программируемая клеточная гибель, интересное изобретение жизни и самой вселенной. Выживание организма определяется не только способностью его клеток бороться за выживание, но и жертвовать собой ради выживания всего организма. Она не верила в то, что люди способны на это: жертвовать собой ради других. Она ошибалась.

       Я бы никогда не смогла переписать свою судьбу так, чтобы Итера, имея доступ к Источнику, не могла этого исправить. Но одна из моих альтернатив в бесконечных вариациях бытия решилась на то, чтобы вернуться к истокам и переписать судьбу… для кого-то другого… для меня.

       Галлант не мог постичь тайну везения Остина, который существовал только в одной ветке реальности. Не до конца поняла его уникальность и Итера: это не я создала пирата, не я переписала исходный код, чтобы он, единственный, существовал для меня… Это сделала другая, альтернативная я, которая пожертвовала собой, проиграв свою битву с небожителями, чтобы подарить шанс мне.

       И если бы я сама не задумалась об этом, если бы сама не готова была уже сотворить такое для другой Лисьен, не когда бы не заметила оставленных для меня подсказок. Я готова была передать свое сознание в здоровое тело клона на «Итере», отдавая себе отчет, что эту жизнь проживу не я, а моя копия. И когда задумалась, как мне подарить шанс Лисьен из другой вселенной сбежать от чудовищ Дискрета, вдруг обнаружила, что кто-то уже позаботился о моем побеге.

       Мне оставалось идти за подсказками.

       Я увидела Остина, который был создан идеальным именно для меня, и прочла подсказку в словах Галланта. Я видела шов в своей памяти, обнаруженный старцем, а Итера указала на его происхождение. Удивительно, каким коварным и притягательно простым был замысел, который постепенно мне раскрыли мои же тюремщики, своими руками проводив к выходу из заключения.

       Они никогда бы не смогли его раскрыть, потому что это был не мой замысел, и не я манипулировала событиями и обстоятельствами – напрасно они копались в моих воспоминаниях в поисках подвоха и следов содеянного. И устройство, воплощенное в загадочном механизме, который был установлен на «Говорящем», пока он стоял на «Колоссе», создавала тоже не я. Это был подарок мне от другой Лисьен. Это она спрятала пусковой механизм под столешницей перископа, чтобы только я смогла его найти в нужное время.

       Сколько времени и усилий потребовалось, чтобы исполнить этот план? Даже представления не имею. Возможно, годы, тысячелетия или дольше. Но удивительно другое.

       Столетиями мои копии и клоны боролись за выживание в патрулях «Итеры», расплачиваясь чужими жизнями за попытки продлить агонию умирающего тела. Итера не преувеличила, я была чудовищем, способным переступить через любого, но от того стены тюрьмы становились прочнее, а заключение бесконечным.

       И только поднимаясь по ступеням театра, когда я решилась пожертвовать собой, чтобы другая Лисьен смогла обрести свободу, я обнаружила, что стены моей тюрьмы пали, а тюремщики перестали меня видеть. Не в этом ли смысл апоптоза? Не в том ли бессмертие клетки, добровольно обрекающей себя на смерть?

       – Я не знаю, как он здесь оказался,– призналась я Остину.– И не знаю, как он работает. Но знаю, что появился он не случайно. Случайностей не бывает. Кто-то, очень похожий на меня сделал это для нас.

       Возможно, частью замысла, ведущего на свободу, была вся история «Итеры»…

       Возможно, даже случайность, позволившая Галланту уцелеть и открыть Дискрет была частью грандиозного плана…

       А возможно, и сама безликая тварь, затаившаяся в сердце черной дыры, была… Возможно все.

       – Это не важно,– я торопливо приклыла ладонью рот пирата, открывшийся для ненужных слов.– Все это не имеет значения. Я не знаю, когда это началось, как все произошло и чем закончится. Самое главное, я не хочу этого знать!

       Я убрала руку и требовательно посмотрела на Остин – он молча кивнул.

       – Иногда, оказавшись на самом краю неизведанного, стоит остановиться на этом краю. Когда появляется выбор, порой, самое правильное решение заключается в том, чтобы не сделать выбор.

       Нет, слова Галланта не были ни очередной подсказкой для меня, ни руководством к действию. Я сама провела воображаемую линию, чтобы какое-то время не переступать ее. Старец был прав, отдавая дань уважения ограничениям, которые нужны человеку, чтобы он постепенно расширял границы, не ломая их. А я хотела остаться человеком! Хотела познавать мироздание и пить из этой чаши маленькими глотками, чтобы растянуть удовольствие… Пока и этот мир не станет мне тесным. Пусть он остается непознаваемым и прекрасным как можно дольше.

       – Ладно,– он обреченно развел руки в стороны.– И что нам теперь делать? Мы даже не знаем, где мы!

       – Вот именно!– загорелась я от распиравшего меня возбуждения.– В том и смысл! Перед нами целый океан нового Дискрета, а под килем новая вселенная! Даже не представляешь, насколько она больше той, из которой мы сбежали. Хочешь сказать, не знаешь, что нам делать? Поднимай перископ!!!

       Он неуверенно подошел к столешнице, покрытой пылью, и коснулся рычагов управления. Но поверхность лишь успела слегка вздрогнуть, как пират испуганно отдернул руки и округлившимися глазами посмотрел на меня:

       – Ты даже не представляешь, что там!– задохнувшись он от восторга.

       – Подожди меня…– я подпрыгнула к перископу, переполненная предвкушением, и положила ладони на край стола.– Теперь все будем делать вместе! Давай…

       – Мы ушли еще дальше от границ,– сверкая глазами, прошептал он.– Тем не только звезды, галактики и еще черти что даже без названия… там Дискреты… И их тьма! И они такие!

       Я глубоко вдохнула и, затаив дыхание, решительно кивнула. Я опять почувствовала себя озорной девчонкой, которую мудрый и сдержанный прадед постоянно одергивал, чтобы детские шалости не навлекли на меня неприятностей. Теперь меня одергивать было некому.

       Пират замедлил. Он нахмурился и повернулся к тыльному окну рубки:

       – Смотри: у нас за кормой купол… Здесь тоже есть горизонт событий, а за ним…

       – Вот пусть за кормой и остается!– перебила я его.– По крайней мере, пока.

                *****

       Я пыль в бесконечности. Мгновение, застывшее на краю вечности.

       Родилась в оковах, осужденная за чужие грехи и обреченная нести их без искупления.

       Заглядывала в черную дыру и слушала бездну, смотревшую на меня... Двигалась навстречу времени и держала в руках нити, из которых плетутся судьбы.

       И теперь я живу над горизонтом событий, гонимая холодными ветрами времени по океану, которого никогда не было и которому не суждено быть.

       И звезды светят под моими ногами. И пустота молчит над моей головой. Не верю прошлому и не помню будущего.

       Потому что я заключенная патруля «Итера» и однажды сумела бежать за край Света.

       Я потерялась за пределами Мироздания, но теперь вижу перед собой все его тайны и истории с начала времен. И хочу рассказать самые невероятные из них... Истории патруля «Итера».



Сергей Сергиеня
Декабрь 2018
Из цикла историй Хроники патруля «Итера»