ЭМ Настырность

(Я пишу время от времени понемногу в файлике под названием "Энциклопедия меня", но выкладывать здесь эти заметки перестал, кажется, из-за того, что сначала настроился на публикацию заметок по алфавиту. Штуки четыре-пять выложил и завяз, ибо дальше писал вразброс. Сейчас подумал, что никакой принципиальной важности в соблюдении алфавитного порядка ведь нет, так что вот сегодняшняя моя запись в этом файле).

Вот что мне всегда не нравилось в некоторых наших благовестниках – это беспардонная настырность. Наблюдал однажды за разговором: вежливый, деликатный, опрятно одетый и терпеливо улыбающийся Свидетель Иеговы и наш брат в вязаной шапке петушке, тыкающий оппоненту пальцем в грудь, наступающий ему на носки туфлей и брызжущий в него слюной. Наш перебивает, кричит, «их» говорит спокойно и сдержанно.

Еще не люблю настырность в проявлении любви. Нет, возьму в кавычки: настырность в проявлении «любви». Когда тебе силой без спросу завязывают шнурки на ботинках и тут же лезут в душу со своими невидимыми ботинками. Понятие о личном пространстве – это же базовая вещь в понимании того, что такое уважение к ближнему.

Думаю, настырным человек бывает, если у него гипертрофировано чувство собственной значимости, если ему свои мысли и дела кажутся помыслами и деяниями вселенской важности, которые ну просто кровь из носу как нужно донести до всякого (или какого-то конкретного) ближнего.

Барт в «Мгновениях» пишет о таком: «носится со своими поступками, идеями – со всеми проявлениями своей драгоценной персоны». И он же там же: «слишком много людей относятся к самим себе слишком серьезно, страшно серьезно…». Улыбнись, посмейся над собой вместе с кем-то – вот ты и сделаешь себе прививочку от сверхсерьезности и настырности.

Поэт Евгений Винокуров говорит, что произведение не должно быть плотным как печь, тесно забитая поленьями, потому что тогда огонь не разгорится, – должно быть пространство. Это пространство нужно читателю. Если герой все время что-то делает: разрушает небоскребы, взрывает пороховые склады, – то читатель стоит ошарашенный и не понимает, что ему делать на фоне такой пассионарности.

Текст по Винокурову нужно строить так, чтобы читатель сам мог добывать оттуда то, что считает нужным. Когда герой гиперактивен, и все объяснено до последней щепки, читателю просто нечего делать. А если он не становится соучастником, то просто остывает.

Художественное произведение – тоже коммуникация, поэтому сказанное Винокуровым, как мне кажется, относится и к обычному нашему общению, о котором я здесь пишу. Так вот, общение это не должно быть плотно заполнено поленьями, втиснутыми лишь одним из участников – ибо тогда не будет пространства для разгорания пламени. И поленья в топку тактичные собеседники, взаимно интересующиеся друг другом, а не желающие лишь самовыразиться, будут подбрасывать примерно по очереди.

В книге «100 Things Every Designer Needs to Know About People» (Susan Weinschenk) сказано, что люди сильнее защищают какие-то свои убеждения, когда менее уверены в них. По моим наблюдениям верно и обратное: (обоснованно) уверенный в своих убеждениях человек не назойлив, не настырен, не навязчив в защите и продвижении этих взглядов. Ему уже не нужно медитативно проговаривать пункты своего кредо, чтобы себя поддержать. И он спокойнее относится к тем, кто думает иначе. Другими словами, чем больше глубина водоема, тем труднее взволновать его воду.

В Лук.24:28 сказано: «И приблизились они к тому селению, в которое шли; и Он показывал им вид, что хочет идти далее». Я собираю тексты, которые говорят о том, что Бог дает человеку свободу, не вламывается в душу. Яков Кротов называет это качество щепетильностью Бога, я бы назвал деликатностью или тактичностью.

Михаил Эпштейн в «Клейких листочках» так писал про эту божественную деликатность, ненастырность: «В каждом проявлении своей свободной воли почувствуй кротость Бога, его деликатность, ненавязчивость, умение выслушать тебя, не перебивая, не подавляя. Ты можешь повернуть направо или налево, ты можешь заговорить или замолчать — это Его кротость. Пойми каждый свой свободный поступок и саму возможность выбора не как всесилие своего «я», а как акт Его смирения, почтительного отступания, уважения к тебе».

Думаю, в душепопечении важно не быть настырным, навязывающим свою мудрость или опыт другому. Если человек готов к принятию совета, просит об этом или дает это понять – говори (если есть, что сказать). Есть грань, которую надо заметить и замолчать. Так и с благовестием, с апологетикой (с примера на эту тему я заметку начал).

И с воспитанием своих детей. Конечно, как отец я обязан делать замечания своим детям, иногда наказывать их, вразумлять. Но надо иметь уважение к ним, замечать черту, за которой моя опека становится гиперопекой. Я продолжаю об этом размышлять (и, конечно, практиковать), если у вас есть мысли или иллюстрации об этом – пишите. 

Однажды я зашел к одному брату в дом и передал одному из его детей, что жду его. И стоя у входной двери, нечаянно подслушал, как он отчитывал своего сына-подростка. Наверное, весть о том, что я зашел в дом, до него так и не донесли. Меня удивило, как он сына отчитывал. Не кричал. Вообще не повышал голос (или ему все-таки сказали, что его кто-то ждет у входной двери?). Но повторял одно и то же много раз в разных вариациях.

Слышно было, что участники разговора передвигались по дому, а разговор, точнее, монолог все продолжался. Чего ему не хватало на мой сегодняшний взгляд – страстности. В нем не было страсти раздражения, но и страсти любви тоже не слышалось. Если мы будем где-то навязчивы и настырны, потому что должны будем сказать то, что сказать надо, помоги нам Бог сказать это так, как надо.

05.01.2019