Варвара Филипповна

Возможно, в каком-нибудь из своих произведений я уже упоминал имя своей учительницы русского языка и литературы. Но не могу не посвятить этой, достойной величайшего уважения, совершенно уникальной женщине отдельный рассказ. Звали ее Варвара Филипповна, и такого сочетания имени и отчества мне за всю жизнь ни разу не довелось встретить. Честно говоря, я нахожусь в затруднении в том смысле, с чего начать. Кроме того, что эта женщина, как я позже понял – бальзаковского возраста, преподавала русский язык и литературу, она еще была и заведующей учебной частью. То есть, завучем – в более привычном звучании этой должности. Но почему-то именно в качестве завуча мы ее совсем не замечали, вполне вероятно, по той простой причине, что в нашей школе она появилась совсем недавно, пока не пришла пора изучать великий русский язык и не менее великую русскую и советскую литературу. Впрочем, начну с самого начала.

В каком классе это произошло, не помню. Время столь стремительно, а школьные реформы столь многочисленны и многогранны, что за время учебы сыновей, а затем и внуков разнообразного калибра все смешалось в голове, все перепуталось. Но, несмотря на прошедшие с последнего школьного звонка пятьдесят лет, я отчетливо помню строгий, пронзительный и в то же время немного грустный взгляд Варвары Филипповны, высокой стройной женщины, внимательно изучающий всех нас и одновременно каждого в отдельности. В класс после звонка она входила медленной, как бы усталой, походкой, несколько ссутулившись и глядя себе под ноги, словно боялась оступиться. Одета всегда была в строгие и при этом элегантные костюмы, подчеркивающие ее женственную фигуру. Негромко здоровалась с нами, присаживалась за стол, и через пару минут начинался урок.

Вообще, когда она впервые появилась в классе, нам показалось, будто мы переместились на другую планету, настолько разительно отличалась ее манера вести уроки от остальных учителей. И, надо сказать, были необычайно шокированы. Нам сразу показалось странным, что началось все с установления различных правил. Правила посадки за партой гласили, что нельзя было сутулиться, сидеть, развалившись и держать руки в каких бы то ни было произвольных положениях. Четко было установлено, что левая рука находится на столе параллельно линии груди, а правая лежит на левой руке, и ни в коем случае не наоборот. Поднятие руки, исключительно – правой, для ответа тоже строго регламентировалось: нельзя было просто тянуть руку вверх, пытаясь привлечь к себе внимание. Поднималась правая рука снятием ее с левой руки без отрыва локтя от парты. В случае, когда ученик приглашался к ответу, он должен был, не мешкая, не вразвалочку, встать, выйти из-за парты в проход и принять стойку «смирно». Если что не так, следовала команда «сесть – встать», порой неоднократная. Ответ на уроке русского языка должен был звучать тоже в соответствии с установленными типовыми правилами. Ну, примерно, как в воинском строевом уставе. Произносилось правильное написание того или иного слова и четко объяснялось, на основании какого правила русского языка. То же касалось знаков препинания и остального.

На уроках литературы действовали те же правила поведения. А читать наизусть стихотворение Пушкина или Лермонтова… Нет, не читать. Надо было декламировать, будто мы находимся, как минимум, на сцене Малого театра. Иное не засчитывалось. Впрочем, это же правило касалось и прозы. А во время объяснения очередного материала Варвара – между собой мы называли ее только так, – требовала смотреть ей прямо в рот, ни в коем случае не отвлекаясь ни на мгновение на посторонние вещи. Малейшее несоответствие не ускользало от ее внимания, тут же следовала настойчивая просьба: «Деточка, смотри мне в рот!». Она так и обращалась к нам даже тогда, когда мы начинали взрослеть. И все установленные ею правила, все требования неукоснительно выполнялись, хотя я не помню, чтобы Варвара на кого-то закричала или хотя бы повысила голос. Вы помните, что происходило, если во время урока учительница выходила по какой-то причине на некоторое время из класса? Совершенно верно, ощущение было такое, будто началась перемена – класс мгновенно взрывался так, что не успевшая далеко отойти учительница тут же возвращалась и ошалело спрашивала: «Дети, что с вами?».

Совсем другая картина была во время уроков, которые вела Варвара. Она могла уйти с середины урока, и до самого звонка мы сидели, притаившись, не издавая ни звука, как партизаны в белорусских лесах во время немецкой облавы. Я не случайно упомянул середину урока. Дело в том, что Варвара Филипповна была не совсем здорова. Ходили даже слухи, что она была больна туберкулезом. До сих пор не знаю, насколько это было правдой. Мне представляется, что такого не должны были допустить – учитель русского языка и литературы, и вдруг – туберкулез. Тем не менее, всякие разговоры имели место. Более того, периодически кто-нибудь из нас, наиболее информированный, перед началом урока русского языка и литературы объявлял, что у Варвары кровь горлом пошла. Это означало, что уроков, которые всегда были сдвоенными, не будет. После звонка по истечении некоторого времени, когда слух подтверждался, и никакой замены не предвиделось, девчонки оставались в классе, а мы, пацаны, имея в своем распоряжении полтора часа, потихоньку ускользали на улицу играть в футбол. Вне зависимости от времени года, даже зимой в любой мороз. Иногда, конечно, в таких случаях русский язык и литература заменялись алгеброй, скажем, или физикой с химией, если у соответствующих преподавателей были в это время окна. Но никогда свободный русист не заменял Варвару Филипповну. И это понятно.

А еще Варвара любила иногда отвлечься от школьной программы и поговорить с нами, что называется, «за жизнь». Она очень хотела, чтобы мы стали не просто хорошими людьми, но добились определенных успехов и высот в своих будущих профессиях. Эти профессии ей нравилось предсказывать, и я полагаю, что втайне Варвара мечтала о том, чтобы ее предсказания сбылись. «Тебя, Витенька, я вижу блестящим дипломатом. А ты, Аня, станешь замечательной актрисой…». И так – с каждым из нас. Но, когда очередь дошла до моей персоны, она, как сейчас помню, смутилась, затем спросила, кем бы я хотел стать. Услышав по-военному четкий ответ, что буду летчиком-истребителем, Варвара с любопытством задержала на мне свой внимательный взгляд и ничего больше не сказала. Быть может, засомневалась.

А вскоре мы узнали, что скрывалось за любовью Варвары Филипповны к строгой армейской дисциплине, к неукоснительному выполнению установленных ею правил поведения на ее уроках – она была замужем за офицером внутренних войск. В то время – в звании подполковника. Но, возможно, мы ошибались, и этот факт был не более чем простым совпадением. Как бы то ни было, но любовь и уважение к русскому языку и литературе Варвара Филипповна умела привить своим ученикам навсегда. Меня всегда очень коробит, когда я вижу небрежное отношение соотечественников к великому и могучему. А еще я до сих пор не могу видеть коряво заточенные карандаши. Простые карандаши в обязательном порядке находились на наших партах во время уроков русского языка, и заточены были обыкновенными безопасными лезвиями так, как не может заточить самая совершенная механическая точилка. Но это так… Просто в качестве дополнительного штриха к портрету нашей замечательной училки русского языка и литературы, незабвенной Варвары Филипповны.