Шла война. Глава4 Часть1 Харьков

  В Харьков прибыли ранним утром. Наш поезд проследовал на товарную станцию  в нескольких километрах от города. Мы высадились в   узком  промежутке между двумя путями, на которых  стояли воинские эшелоны. Из открытых дверей и высоких окошек товарных вагонов на нас смотрели отправляющиеся  на фронт солдаты.
  --Поехали с нами в Крым!--кричали  они.
Но нам не нужно было в Крым, нам нужно было в город Харьков.
После того, как эшелон, перегораживающий  путь к выходу со станции,  был отправлен, солдаты второго эшелона помогли  перетащить наши вещи на шоссе.
 Один  из проезжавших грузовиков остановился. За рулём -- пожилая, в мужском комбинезоне  женщина. 
 --Нам в Харьков! --крикнула ей мама.
 --Садитесь!
 --Сколько? --спросила мама.
Шоферица выставила из окна кабины два пальца.
 --Две сотни?--переспросила мама.
 --Две  поллитры!--сердито крикнула женщина, недовольная маминой неосведомлённостью.
 --Но у меня их нет!-- развела мама руками.
 --Тогда давай на две. --ответила женщина.
Сколько это было в рублях, я не расслышала, но на этом сошлись. Шоферица помогла маме загрузить в кузов вещи, а нам обеим разрешила сесть в кабину.
Тут я смогла разглядеть её припухшее, почерневшее от дорожной пыли лицо, её красные от бессонной ночи за рулём, усталые глаза. Въехав в черту города, мы долго петляли по его разбитым улицам, по которым прокатился каток войны, мимо многоэтажных  коробок  без крыш, с зияющими дырами вместо окон и дверей. В одной такой коробке передняя стена отвалилась, и были видны внутренности квартир с остатками мебели. В квартире на пятом этаже, чудом удерживаясь на чём-то, зависло прямо над тротуаром пианино.

 
  Наконец, добрались до здания Художественного института, на улице Каплуновского, в котором расположился эвакогоспиталь. Здесь работал инженером -наладчиком медицинской электроаппаратуры мамин брат. Маму оформили в госпитале на работу сестрой-хозяйкой. Нас поселили в общежитии, которое устроили в бывших мастерских студентов-художников под стеклянной крышей на чердаке. Мастерские протянулись во всю длину здания. Всё помещение было разделено не достающими  до потолка перегородками на небольшие клетушки, в которых  едва умещались две солдатские  койки и тумбочка между ними. Зато света тут хватало с лихвой. Здесь  поселяли врачей и работников госпиталя, не имеющих жилья в городе.
Харьков дважды переходил из рук в руки. Почти весь центр стоял в руинах, да и на окраинах редкие дома уцелели. Наш госпиталь не мог разместиться в здании бывшего 1-го армейского сортировочного госпиталя, на улице Тринклера,5.  Как узнали мы позже из рассказов местных жителей, 13 марта 1943 года после второго захвата города солдаты дивизии СС "Адольф Гитлер" живьём сожгли там  триста красноармейцев, которых не успели эвакуировать, а потом расстреляли остальных, всего четыреста человек, и закопали их во дворе госпиталя.


  Но и сейчас, в разрухе, было видно, что город очень красив. Прожитое в Харькове время, с июня 1944 по июнь 1945 года, оставило в памяти незабываемое впечатление. Этот город стал одним из любимейших моих городов в Союзе.
Пока шли каникулы, выдали в госпитале для меня путёвку в пионерлагерь
санаторного типа для ослабленных детей (хотя, во время войны все дети были ослаблены). Лагерь-- в лесу у озера, красивейшие места под Харьковом. Лесной воздух, вода, фрукты сколько душе угодно (ими снабжал соседний совхоз -- шеф лагеря), четырёхразовое питание. Но при всём этом мы устраивали "голодные бунты". Строем ходили к зданию администрации и требовали добавки к трём блюдам на завтрак, трём -- на ужин, к четырём --на обед, да ещё к булочке с молоком на полдник. Изголодавшийся, растущий детский организм не мог насытиться. Да ещё целые дни на воздухе, у озера, в движении. Казалось, чувство сытости не наступит никогда.
Там я подружилась с замечательной девочкой, Лилей Бейлиной.
Она, дочь скрипача и пианистки, училась в музыкальной десятилетке имени Бетховена. в классе фортепьяно. В спальне лагеря наши кровати оказались рядом, и я ещё не познакомившись с Лилей, наблюдала как она по утрам поднималась ещё до общего сигнала "подъём", шла к озеру и там расчёсывала свои изумительные, ниже пояса. густые волосы, которые заплетала в две толстые косы. Потом она входила в воду, умывшись, плавала. Мне так это всё, что она проделывала понравилось, что я стала
 вместе с ней проделывать тоже самое. У меня тоже были очень густые две косы, но не такие длинные. Мы с Лилей подружились. Успевали всё сделать до подъёма лагеря и не расставались целый день. После окончания смены в лагере наша дружба продолжалась. Лиля пригласила меня к ним домой, познакомила с родителями. Они жили в центре города в двухкомнатной квартирке, в которой кроме небольшого обеденного стола, трёх стульев, двух кроватей и пианино больше ничего не было. Но зато было
много прекрасной музыки, и я часто слушала, как они играли втроём: отец на скрипке, а мама с дочерью в четыре руки на фортепиано. Но начался учебный год,
Лиля с утра до вечера занималась то в школе, то дома, у меня тоже много времени уходило на учёбу, и мы встречались всё реже и реже.
 
 В 1943 году  было принято постановление Совета Народных Комиссаров СССР о раздельном обучении мальчиков и девочек в средних школах. В нашем 6-ом "В" образовался очень дружный девчоночий коллектив, не "хуже" мальчишек способный на разные выдумки. Учителя от наших проделок плакали, а мы забавлялись, но никогда не выдавали своих заводил.  Нас в школе прозвали  шестой "В" отъявленный. Здание нашей школы хоть и уцелело, но ни в одном окне, кроме директорского кабинета, не было стёкол, и вместо них была вставлена фанера, поэтому  и в дневное время приходилось заниматься при электрическом свете. Электролампочки  были дефицитом, и учителя на уроки приходили со своими лампочками. В каждом классе стояла печка-"буржуйка" с дымоходной трубой, выведенной в одно из окон. Дров в школе не было. Ученики должны были в своё дежурство по очереди приносить охапку дров и перед началом уроков протапливать печку. В городе на всех улицах, почти на каждом перекрёстке, бабушки продавали жареные семечки и пшёнку (варёную   кукурузу), которую  выносили в закутанных вёдрах или в больших кастрюлях с кипятком и продавали горяченькую, приправляя её солью. По дороге в школу ученики  прихватывали стаканчик семечек в карман, и бедные учительницы не знали, что придумать, чтобы в классах не стоял сплошной треск  и не лежали горы шелухи на партах. У нашей классной, учительницы украинского языка, первыми словами, когда она входила в класс, неизменно были: "Диты  нэ грызить насиння!" Но "диты" продолжали дружно щёлкать. Семечки и пшёнка помогали как-то утолять постоянное чувство голода.

 
  В новом классе моё внимание сразу же привлекла высокая, черноглазая девочка с ямочками на щеках, с двумя густыми, ухоженными косами, красиво уложенными на затылке. Она сидела за первой партой у двери, а моё место --  по диагонали  на предпоследней парте у окна. Однажды  на уроке алгебры, когда учительница потребовала у одной из учениц  показать домашнее задание, а та ответила, что не смогла выполнить, и математичка уже взяла ручку, чтобы выставить в журнале "двойку", вдруг с места поднялась Майя.
 -- Что, Вендт, и ты не решила?
 -- Нет, Марья Ильинична, это я виновата, в том, что Гринько  не выполнила задание, я взяла у неё "Задачник" и не успела вернуть.  Вот он, у меня.
 Майя показала учительнице  "Задачник", лежавший на её парте.
 -- Садись, Вендт. А ты, Гринько, покажешь мне выполненное задание завтра.
 Это был поступок! На перемене Гринько при всех благодарила Майю, за то, что та выручила и пошла на риск, показав свой собственный "Задачник".
Такое не могло не привлечь моей симпатии. Я стала присматриваться к Майе, и её что-то заинтересовало во мне. Как бывает в отрочестве, мы быстро подружились.
Дом, в котором жила Майя, находился на той же улице, что и школа. Мама Майи директор Научно-исследовательского института фармакологии. В трёхкомнатной квартире у  Майи была своя комната. Я часто после занятий в школе шла к ней, и мы вместе делали домашние задания, читали книги из её богатой библиотеки. Иногда я, засидевшись допоздна, оставалась ночевать. В то время  мы с ней так увлекались сочинениями Александра Дюма, что даже решили создать свою версию истории любви Виконта де Бражелона и Луизы де Лавальер. Я -- Рауль, Майя --Луиза. В классе во время уроков переписывались друг с другом от их имени, объясняясь в пылкой любви. Весь класс принимал участие в нашей игре, незаметно для учителей передавая письма. Из этих писем у нас вышла книга, три толстых тома. У Майи всегда имелись общие тетради, цветные карандаши, ручки и разные записные книжечки, блокноты, альбомы для рисования. До моего появления в классе она дружила с  Лидой П. Учителя считали Лиду вундеркиндом, потому что не было задачи по математике, которую она не смогла бы решить, в шестом классе она очень серьёзно увлекалась физикой. Майя говорила, что дома у неё в комнате оборудована лаборатория для физических опытов. А для нас она была очень странной, очень некрасивой девочкой с плоским, бледным лицом, широким прыщавым лбом под чёрной, лоснящейся чёлкой. Веки её узких, чёрных, как угольки, глаз словно срослись, и верхние всегда были полуприкрыты, так что смотреть ей приходилось, приподняв голову. Широкие, слегка вывернутые губы прикрывали кривые зубы. Она сильно картавила. Вся она, плоская, худая и прямоугольная, носила чёрный глухой свитер и чёрную узкую юбку. В выражении лица её и во всём облике было что-то роковое, отталкивающее. На меня она сразу же произвела очень неприятное впечатление. Мы с первого взгляда не понравились друг д другу, и обе это чувствовали. До моего появления Лида и Майя дружили. Но Майю тяготила её ревнивая привязанность, почти влюблённость. Наша дружба свела эти отношения на нет. Лида тяжело переживала охлаждение к ней Майи.
 Однажды она привела Майю к себе домой и показала два оголённых провода, проведённых от металлической кровати к штепселю.

 --Если ты не  прекратишь дружить с этой Женей, в одно утро меня найдут на этой кровати мёртвой!--крикнула она Майе.

 -- По какому праву ты указываешь, с кем мне дружить?
 
Майю эта угроза не испугала, а совсем оттолкнула от Лиды, и в классе началась война. Лида настраивала девочек против нас с Майей. Класс разделился на два лагеря. Один был на стороне Лиды, другой --на нашей. Они враждовали между собой. А мы с Майей вели себя так, словно всё это к нам отношения не имело.

    
  После окончания войны, накануне моего отъезда к отчиму, прощаясь, мы с Майей написали "Клятву", в которой поклялись, что встретимся, когда нам исполнится по двадцать лет (обе родились в апреле). Оформили её в виде небольшой книжечки в обложке из плотного ватмана, раскрашенного цветными карандашами. Упаковали в картонную коробку, которую поместили в стеклянную банку, закопали её в городском парке под памятником Тарасу Шевченко. Может быть, она и сейчас там. А мы  действительно встретились в год, когда нам исполнилось по двадцать лет, но совсем в другом месте, при других обстоятельствах, которые, к сожалению, развели нас навсегда.

 
   Шла война. Но и в эти годы город начали восстанавливать. По улицам уже  ходили троллейбусы. На главной улице, Сумской, был открыт в помещении бывшего центрального гастронома коммерческий магазин, дразнивший горожан деликатесами--от шоколадных конфет, тортов, пирожных, до икры, окороков, рыбных балыков, сыров и колбас разных сортов. Огромные ярко освещённые окна по вечерам манили  выставленной в витринах вкуснятиной. Но цены были такие, что мы с мамой могли позволить себе там только по одному маленькому сладкому сырку с изюмом  по четырнадцать рублей пачечка. Зато, когда открылся второй фронт, по карточкам стали выдавать американскую консервированную  колбасу, тушёнку, яичный и молочный порошок. С фронтов шли радостные вести. Каждый вечер по радио гремели салюты в честь взятых нашими войсками городов. Конец войны приближался.

………………………………….
Снимок из интернета-- Харьков после освобождения от оккупации.
 

               


Рецензии
Коль вы харьковчанин
(Мелодия песни "Мурка" или
"Песни военных корреспондентов " М.Блантера и К.Симонова *)

Коль вы харьковчанин -
Жизнь Вы изучали
На Благбазе, Конном и Сумском.
Вас учить не надо, | 2 раза
Что ракло с Левады |
Вряд-ли c академиком знаком. |

Много интересных
Есть словечек местных.
Их услышать можно там и тут.
Фразу: "Эта марка | 2 раза
Не идет до парка." |
Только в нашем Харькове поймут. |

К счастью для шпиона
Классику жаргона
В словари вставляют иногда.
Есть там "бомж" и "дембель", | 2 раза
Но словечко "тремпель" |
В словарях не встретишь никогда. |

Даты и предметы,
Города приметы
Цепко в нашей памяти сидят.
Мы его любили | 2 раза
И освободили |
Сами, между прочим, от себя. |

Август, двадцать третье,
Знают даже дети
С нами что в Израиле живут.
Чем была когда-то | 2 раза
Всем нам эта дата - |
Только в нашем Харькове поймут. |

В.Давидович
20.08.97 Кфар Саба
*) К. Симонов как-то признался, что текст "Песни военных корреспондентов " он писал на мелодию "Мурки".

Владимир Давидович 2   02.10.2021 11:12     Заявить о нарушении
Огромное спасибо за песню. Она ещё многое прибавила к моим воспоминаниям об этом ззамечательном, любимом городе. Приношу извинения за то, ч то так задерждалась с ответом. Ещё раз благодарю сердечно.

Евгения Сергеевна Сергеева   27.10.2021 17:54   Заявить о нарушении