Goodbye, my love, goodbye, I always will be true,

Почему-то считается, что коммунальные квартиры уже в прошлом. Однако это не так! И сегодня и в Москве, и в Питере, в других наших городах еще очень-очень много таких квартир. Однако очень многое преувеличено, а многое недосказано.  Мои родители родились и выросли в коммуналках в центре Москвы на Тверской. Я же за всю свою жизнь прожил в коммунальных квартирах 20 лет: с рождения и до семи лет, и с момента окончания института и до распада Советского Союза - 13 лет. Просто так совпало! Поэтому я считаю, что у меня большой опыт жизни в коммуналке и я могу им поделиться! Всегда завидую тем людям, которые делают большие глаза: "Ты жил в коммуналке?! У тебя ж вроде бы папа профессор?!". Да, но это, как говорит нынешнее поколение, не влияет! Просто, когда я был маленьким,  мой папа не был профессором и мы впятером жили в комнате метров 15 в двухкомнатной коммунальной квартире на станции метро "Сокол". Воспоминания у  меня об этом очень яркие остались! Адрес этой квартиры я помню до сих пор: Волоколамское шоссе дом 1, восьмой подъезд, восьмой этаж квартира 115. Это меня мама научила на тот случай, если я потеряюсь в магазине. А такие случаи были. Пару раз  меня домой приводил милиционер. Мне было года четыре. Я помню этого человек в синей шинели с портупеей в черных шерстяных перчатках с пистолетом в кобуре и в черной зимней шапке- ушанке с кокардой (дело было зимой! ).
Из неприятных воспоминаний помню как сосед - человек пенсионного возраста- кряхтел в прихожей, снимая сапоги, а потом шёл на кухню, брал веник и пугал меня из темноты.  Я плакал, а он смеялся и говорил моей маме, что я не солдат, а трус. Я обижался и плакал еще сильнее. Мама пыталась договориться с соседями, но ....
Помню, как мама мыла посуду в раковине на кухне и пела, а в это время в окно влетел голубь и стал мыться под струей воды, размахивая крыльями. Мама всплеснула руками и отошла от раковины, а голубь помылся и улетел, а потом каждый раз, когда мама пела и мыла посуду,  он прилетал и стучал в окно, просился, видимо! А соседка посыпала на подоконник что-то от чего этот голубь сдох: я видел его уже дохлого на внешнем кухонном подоконнике! 
Отлично помню, как я болел скарлатиной и лежал пластом, а папа в этот момент купил и принес мне настоящий трехколесный велосипед. Моя сестра собрала его и, вытащив меня из постели, усадила на него. Я помню это ощущение полного счастья, а папа стоял в дверях и улыбался, комкая в руках промасленную бумагу от упаковки.  А еще помню, как папа сокрушался по поводу того, что соседи тырили у нас книги из шкафа, который не помещался в комнате,  и стоял в коридоре.  Он говорил маме, что они их не читают, а продают. А мама расстраивалась  из-за того, что соседка налила нам в бак с кипящим постельным бельём синих чернил. А еще очень хорошо помню тот вечер, когда папе позвонили из месткома ( он тогда уже был учёным секретарём, заместителем председателя месткома института и кандидатом филологических наук) и сказали, что нам дали отдельную квартиру на Преображенке и, как моя мама плакала у папы на груди от счастья!
А потом я уже был взрослый и женился на девушке - своей однокласснице,  у которой к тому времени была комната в коммуналке. Мама её за заслуги перед НИИ, где много лет работала,  получила для своей взрослой дочери эту 15-метровую комнату недалеко от платформы "Сортировочная" казанского направления. Я помню этот адрес: Сторожевая улица дом 31, второй подъезд четвертый этаж, а вот номер квартиры я забыл. Благодаря этой комнате у меня появился опыт - опыт жизни с совершенно чужими людьми в одном жилом пространстве, опыт совершенно самостоятельной жизни без мам и пап, опыт создания ячейки общества с нуля! Немногим моим сверстникам в то время так повезло, как нам. Большинство молодых семей снимали квартиру или комнату, а чаще просто жили с родителями.
  Ну, вот именно об этой квартире я и хочу рассказать!
Через входную дверь попадаешь в небольшой холл, куда выходят четыре двери, Около каждой двери в простенке висели вешалки для верхней одежды и стояли калошницы для обуви. Все ходили в тапках.  Прямо напротив входной двери через холл был небольшой коридорчик, из которого напрямую можно было попасть в ванную, а повернув направо - слева -дверь в туалет, а прямо - в кухню. Кухня была небольшой - метра 2.5 на 3 с большим окном. В кухне стояла газовая плита (сначала одна, а потом уже две), где у каждого была своя конфорка,  четыре стола, четыре табуретки, четыре мусорных ведра. Над каждым столом висела полка с дверцами. Была еще чугунная квадратная раковина куда была подведена только холодная вода, позже уже подвели и горячую. В ванной была установлена старая газовая колонка, которая при открытии крана с горячей водой громко хлопала и начинала зверски гудеть, но из крана шла горячая вода круглый год. По гудению колонки,  не выходя из комнаты можно было понимать занята ванная или свободна. В квартире было четыре комнаты. Слева от нас жила многочисленная семья (папа, мама, две дочери, муж старшей дочери, её маленькая  не совсем нормальная дочка - оооочень простые люди), справа от нас жила интеллигентная семья (папа - Саша - выпускник факультета музыкального театра ГИТИСа, театральный актёр с подработкой в церковных хорах ,  мама Инна - экономист и маленькая дочка Настя). Мы с ними очень дружили. Напротив жила тётя Тамара и дядя Саша. Она гладильщица из магазина "Одежда" на шоссе Энтузиастов, а он бывший "зек" весь синий от наколок, который не имел права жить и работать в Москве . Ну, и, конечно, я с женой (редактор ТАСС и машинистка-стенографистка) сначала вдвоем, а потом с сыном Иваном, а чуть позже и с дочерью Анной. Вот вам и социальный срез коммуналки конца 70-х, начала 80-х.
Правила были такие: делай, что хочешь и ходи как хочешь и в чём хочешь в своей комнате, а на общественной территории ты должен быть вежлив и корректен даже если очень пьян. Ты не должен гадить, а если нагадил: натоптал, сблевнул спьяну, то сразу же убери за собой. Если ты сам не в состоянии пусть убирает твоя жена. Кстати таких случаев было предостаточно. Содержать общественные помещения надо было в чистоте. Для этого существовала традиция: сколько людей в семье, столько недель ты и убираешь общественные места - ежедневно делаешь влажную уборку, раз в неделю моешь ванную и туалет , а в конце срока делаешь генеральную уборку с мытьем окон, ванной и туалета. И сдаешь квартиру следующему дежурному. Этот порядок неукоснительно выполнялся. У нас всегда было чисто и всегда пахло жареным луком и кипячёным бельем. С утра еще пахло жжёной бумагой из туалета, так как освежители воздуха появились у нас несколько позже. 1 января прибавлялся еще и запах "баночного" пива и креветок из пивняка на Солдатской улице.  На кухне всегда висело сохнущее белье, в туалете всегда кто-то сидел, а в ванной всегда кто-то был. На работу все вставали в шесть часов утра и ждали своей очереди в туалет и ванную, но я - хитрый - вставал в полшестого и  всегда успевал до этого времени заглянуть в места общего пользования и даже приготовить себе какой-нибудь нехитрый завтрак.
Самыми трудными днями были выходные, поскольку все вставали в разное время и особенно в первой половине дня буквально толкались в квартире. Секса у нас в  Советском Союзе, конечно, не было, поэтому все им регулярно занимались в разное время, но преимущественно ночью, когда по мнению каждого, соседи уже спали. Делать это старались тихо, поскольку стены были сделаны из двух слоев оштукатуренной дранки с обоями. Слышимость поэтому была просто великолепная. Народ был молодой, горячий поэтому нет-нет да и раздастся в ночи приглушенный стон, бормотание, вскрик или смачный шлепок. Ну, а ритмичный скрип видавших виды диванов и кроватей быстро стал для всех просто обычным звуком, которой никто и не замечал. Многие, чтобы замаскировать свою интимную жизнь и придать ей некую романтичность, включали радио, но чаще ставили пластинку (магнитофоны тогда были не у всех). Но все уже знали, что означает та или иная мелодия, доносящаяся из-за соседской двери. Тогда в ходу был Демис Русос "Гуд бай май лав, гуд бай!" После этого "таинства" дамы выстраивались в очередь в ванную и в комнатах было слышно, как они о чем-то весело щебечут на кухне в ожидании. В этот момент все они были как одна в откровенных тонких халатиках на голое тело, а выпершиеся на кухню "попить водички" представители мужского пола имели возможность их наблюдать почти в естественном состоянии. Часто дамы лукаво улыбались и шутливо выталкивали с кухни разогретых мужчин, и они вполне довольные жизнью шли покурить на лестницу, а иногда, когда бельевые веревки на кухне были пусты курили прямо там. Бывали случаи, что кто-то выносил и "по рюмочке". В эти минуты все друг друга любили, а  идиллия и любовь часто продолжалась и в комнатах, когда он или она брали друг друга за руку и, пожелав всем остающимся спокойной ночи, с улыбкой торопились  обратно на скрипучее брачное ложе. И опять слышалось "Гуд бай, май лав, гуд бай!".  Так завершался день в нашей коммуналке, поэтому засыпали мы с хорошим настроением. 
Особенным днём в нашей квартире был день аванса и зарплаты, когда рабоче-крестьянская часть квартиры приходила домой или уже "в лоскуты" или в предвкушении этих самых "лоскутов".
Особенно интересно было наблюдать за нашими соседями из комнаты напротив - дядей Сашей и тётей Тамарой. Ему тогда было за 50, а ей чуть за 40. Часа за два до её прихода он жарил картошку с луком, чистил селёдку и доставал с антресолей банку солёных огурцов. Затем, напевая "Гуд бай, май лав, гуд бай!"   (слышимость-то отличная) накрывал стол в комнате. За полчаса до ее прихода  он надевал костюм, привязывал галстук и выходил во двор,  ждать свою подругу (они были не расписаны). Она шла с работы своей неровной походкой на тоненьких ножках с неизменной огромной сумкой и уже в приподнятом настроении. Он буквально бросался к ней навстречу и радостно басил: "Томуля, несешь?! Я уже всё приготовил! Тебя жду, Томулечка!"  Они нежно обнимались. Он брал у неё сумку и вобнимочку, нежно пощипывая её за худые бока, они поднимались в квартиру. Во втором действии дядя Саша появлялся на кухне в семейных трусах и в майке-алкоголичке часа через полтора после возвращения Томулечки с работы с полной пепельницей и с красной мордой! Он вытряхивал пепельницу в ведро, мыл её и задерживался , чтобы перекинуться с кем-то из мужиков парой слов о состоянии мировой политики. По телевизору в этот момент начиналась программа "Время".  Где-то через полчаса нетвердой походкой появлялась Томулечка и с нежностью ему говорила что-то типа: "Ты чё Шура, ох...ел! Я там одна сижу! Мне, б..ть,  скучно, а ты тут х..м груши околачиваешь!" .  Он также спокойно отвечал ей: "Пошла ты на х...! Дура б..ь!  Иди телевизор, б..ь, посмотри! Я сейчас приду!" Она, мстительно поджав губы той же походкой удалялась, а через очень короткое время возвращалась и вот тут-то и начинался настоящий скандал! С воплями и криками, который заканчивался всегда одинаково:  Дядя Саша снимал в левой ноги тапочек и лупил свою Томулечку по роже этим самым тапочком. Она мужественно отбиваясь, отступала в туалет! Он после короткого отдыха в месте своей основной дислокации - у себя в комнате - видимо, восполнив ушедший за время боя ,градус  появлялся перед дверью туалета и, по его мнению, нежным  голосом  рычал:"Томулечка, я жду тебя, выходи поскорей!"  А в ответ из-за сделанной на славу из настоящих толстых досок двери раздавался чуть придавленный Томулин голос: "Иди спать, му......ла зло... чая! А то щас милицию вызову!". Но, поскольку у нас в квартире телефона не было,  угрозы Томули были абсолютно ритуальными, поскольку, чтобы их осуществить ей по меньшей мере надо было выбраться из туалета, из квартиры, проехать три остановки на трамвае и потом лишь пешком добежать до 32-го от деления милиции. А всего этого она сделать не могла и дядя Саша это понимал. Понимал он также и то, что если он начнёт ломать дверь, то возмутимся уже мы. И в лучшем случае просто его скрутим, а в худшем - набьем морду и сдадим в милицию, как нарушителя паспортного режима!  Тогда дядя Саша уходил в себе и начинал писать ей записки, просовывая их под туалетную дверь. После каждой записки из-за двери доносилось одно и тоже: "Иди спать, му.....ила зло...ачая!". Через час  этого романа в письмах мы начинали возмущаться - туалет-то занят, а пИсать-то хочется! Дядя Саша сдавался и возвращался на места постоянной дислокации, ложился спать, а через минут 10 из туалета появлялась царица Тамара с видом победительницы и сильно пьяной королевы эльфов она начинала мыть посуду, которая ждала её всё это время на кухне.  При этом она приговаривала что-то, но разобрать из всего этого бормотания можно было лишь два слова "....., сука- б....ть, ....". Постепенно , под мирные звуки Ниагары нашего старинного туалетного бачка и  угрожающих взрывов газовой колонки,  всё успокаивалось . Соседи готовились ко сну, детские голоса умолкали, коммуналка переходила в режим вечернего ожидания. И вот уже слышно " Goodbye, my love, goodbye, Goodbye and au revoir, As long as you'll remember me,
I'll never be too far. Goodbye, my love, goodbye, I always will be true, So hold me in your dreams
Till I come back to you!......"