Взгляд бабочки

    Это было однажды. И вроде, то не событие масштабное, и не происшествие, а впечатление от него осталось до сих пор.
   
    Отпуск. Что может быть ярче, позитивнее и вкуснее отдыха с расточительной тратой отложенных и сэкономленных средств, упорно просеянных в течение года... терпеливо, месяц за месяцем.
    Море, солнце, шашлык и местное вино.
    Эмоции захватывают волной и низвергают разум до усушенного орешка желаний, а кошелёк трещит от скорости похудения своего почти кожаного нутра...
    Это – отпуск. Плановый, летний, черноморский...
 
    Но, соблюдая традиции и год за годом возвращая себя на прибрежную гальку, и полируя камни своим вальяжным возлежанием, отпуски со временем превращаются в длинный однособытийный сериал с одними и теми же кадрами и декорациями.
    Море не меняется, горы не меняются, запахи не меняются, а цикады жужжанием не начинают исполнять какие новые мелодии, переходя в филормонизм. Всё остаётся, как и десять лет назад.
    Поэтому все эти плановые отпуски в своём разнообразии довольно быстро слипаются в одинаковую массу, совершенно не отличаясь в своей избирательности к тому,  кто какую должность занимает и каким окладом обладающий. Море, солнце, обгорел, шашлык и местное вино: это – постоянство.
    А вот разнообразия в эти постоянства вносят маленькие события. Незаметные и уж совсем непонятные окружающим, а в сути своей, создающейся, как маленькие чудеса.
    Было оно, такое событие, и в одном из моих многочисленных отпусков на побережье.
   
    Отдыхали мы в небольшой деревушке Шепси. В съёмных хоромах от товарища сдающего, аккурат, в паре сотен метров от полосы прибоя.
    Здесь сочеталось всё: и романтика реки Шепси, ушедшей под камни, и благородный шум морского прибоя, слышимый, словно бьющимся под самые окна, и томный железный гул моста от проходящих по нему поездов, что привозили или вывозили с побережья отпускников с их семьями.
    Вполне романтичный и тихий отдых.
    И да, шашлык в местном заведении - не смею его рекламировать – но просто фантастически вкусный!

    И так прошло несколько дней.
    По классическому сценарию сериала «отпуск» мы уже успели и просолиться, и обгореть. Все мышцы и суставы от многочасовых водных заплывов поднывали и просили покоя. Жара растомила нас и сделала лень само;й сутью нашего пребывания здесь. А мерное жужжание цикад вгоняло остатки нашей последней воли в транс, лишая всех желания хоть как-то шевелиться.
    Одно лишь бодрило – густой запах самшита с тонкими нотками морского солёного прибоя.
 
    Но настал и тот день, когда приходит возможность посожалеть об упущенном времени отпуска. На море снизошёл шторм.
    Буквально пару дней волны отплясывали так, как им хотелось.
    Отдыхающие лишь загорали, покрывая полосу пляжа разноцветной мозаикой из покрывал, зонтов и полотенец. А иные смельчаки поштучно болтались в пенных низвержениях, наивно ощущая себя победителями стихии. Со стороны они выглядели, скорее, нелепо, и больше напоминали беспомощный сухостой с  тонкими изломанными ветками. Который «нафиг сдался морю», и оно его
выбрасывает, выбрасывает и выбрасывает на берег, а выбросить не может.
    Сухостой цеплялся руками и ногами за камни, раз за разом прыгая в волны и болтаясь там, в глупой беспомощности, но с сакраментальной гордостью победителя!
    А кто не лежал, загорая под шум накатывающих волн, тот по берегу лениво бродил, озабоченно фотографируя брызги, камни, волны, коряги, небо, птичек, друг друга и самоя себя.
    Что ещё делать, коли в бурлящие накаты морского игристого нырять и боязно, и неудобно?
    Так прошло два дня.
   
    И вот наступило утро.
    С моря доносился слабый шелест волн. Солнце радовало своей открытостью и приготовилось жарить белые спины вновь отдыхающих.
    Со стороны изломанных синих нагромождений кавказского хребта ещё не прогретый горный воздух лениво тянулся на открытые просторы моря, задиристо покачивая кроны деревьев. Иногда, собираясь с силами, он неожиданно удивлял отдыхающих с их зонтиками резкими и сильными порывами.
    Вода, в мерном покачивании волн, на крупной ряби вспыхивала солнечной сваркой, ослепляя. А отёсанные голыши гальки уже прижигали ноги, отбитые и привыкшие к беспрерывному жесткому массажу за эту неделю.
    Наше место было свободно.
    Расстелив покрывало и быстро произведя инженерное укрепление его углов крупными камнями, мы дружно оголились, завесились кепками, и распластались под солнечной выжигалкой.
    Приятной легкой дрожью тепло покрывало нас. Оно расползалось по открытым частям тела, вплетая в наше дырявое северное недоздоровье лучи живительного ультрафиолета.
   
    Когда солнце стало переходить в фазу «кто не спрятался, я не виноват», мы распустили купол большого зонта и закрепили его, перекрыв тенью наш маленький райский уголок.
    Лёгкие волны прибоя звали занырнуть с головой, и остудить раскалённое тело, а мерный шум перекатывающихся камней подстрекал невинно задремать под палящим солнцем и не шевелиться, выгорая дальше...
    Но свежесть и чистота почти спокойного моря, с тонким и еле уловимым запахом йода, под глубокие запахи сбегающего с гор утончённого бриза всё сильнее манили сорваться в глубину прохлады и вонзиться в перекаты лёгких волн, широким мощным прохватом рассекая безмятежно натянутую морскую гладь...
   
    И ведь оно, это желание, победило сонливую лень!
    И я, больше не раздумывая, широко, с разбега, влетел в бирюзовую глубину солёного прохладного мира и, прихватив несколько метров под водой, вынырнул уже на глубине. Там, где вода не кувыркает иной прибрежный мусор, и где уже не отливают свои попИсалки детишки.
    Здравствуй, море!
   
    Волна игриво шлёпнула по щеке. Я, закрыв глаза от удовольствия, зарылся в чистую прохладу, широко оттолкнулся в толще синевы, и с силой загребая воду большими кусками, прихватил кролем ещё метров тридцать.
    Чистейшая вода, берег подальше, народу поменьше...
 
    Гул пляжа остался на берегу, а здесь меня теперь окружали только шелест ветра в ушах, пошлёпывания воды, и стелящиеся по-над самой поверхностью волн еле уловимые свисты далеко плавающих дельфинов. Благодать, одним словом...
     После вчерашнего шторма на волнах не было ни одной мусоринки, ни малейшей веточки. Море навело порядок и заманчиво раскинуло свою чистую скатерть открытым светлым простором. Да хоть до Турции плыви.
   
    И тут замечаю невдалеке что-то жёлтое, перекатывающееся по волнам. Фантик от конфеты?
    Ловлю себя на мысли, что на идеально чистой поверхности воды  маленькое жёлтое что-то настолько резко контрастирует, что вольно или невольно привлекает внимание, едва попав в поле зрения. И я решаюсь доплыть. Всё равно шатаюсь тут без дела туда-сюда, никуда не спешу. И чего ж не сплавать, не посмотреть, что же это такое дерзкое разделяет со мной эти просторы, болтаясь по волнам...
    Покрутившись каланом в дружелюбных волнах, я, созерцая голубые просторы неба с перистыми облаками, которые словно кто-то набросал кое-как, с оттяжечкой, медленно закидывая руки, на спине поплыл в сторону жёлтого фантика. Вальяжно, не спеша...
    Когда в отпуске делать нечего, и это – дело: в море к фантикам подлывать.
   
    Мерное дыхание воды, шатающее небо, освежающий тонкий ветерок, лёгкое покачивание…
Подплываю...
    Нет, не фантик это и не обрывок чего цветного… Это была большая бабочка с порванными крыльями, безнадёжно влипшая в поверхность воды! 
    Видимо, порхая над цветами в ароматном веселье, она была неожиданно подхвачена одним из резких порывов ветра, несущего излишками прохлады с гор, и с силой вляпана на твердую поверхность воды. Эти порывы ветра неожиданно и игриво срывают зонтики отдыхающих и поднимают покрывала с надувными матрасами, а тут хрупкая невесомая бабочка... И как она могла сопротивляться? Да никак. Только крылья разорвала клочьями...
    А бабочка большая. Почти с ладонь (ну, это если пальцы не брать в расчёт). Лимонная, с чёрными прожилками и полосатым лимонно-чёрным махровым тельцем. Махаон. Она самая.

    «Да, жалко такую красавицу», – подумал я и подхватил её на ладонь в желании рассмотреть. Не каждый раз такое чудо на руках держишь.
    Огромная! Реально, настоящий парусник...
    И тут она пошевелила лапкой. Одной, второй...
    Живая!

    Переложив красавицу на правую руку, я развернулся к берегу.
    Размеренно, но корявенько загребая одной, я, как Ильич, выкинул высоко вперёд другую руку и высокохудожественно поплёлся, выписывая размеренные, но рваные движения по-лягушачьи.
    Совершенно не имею понятия, насколько это комично выглядело со стороны или с берега, но плыть, я вам скажу, одноруким, выдерживая на весу спасительную «зону» с прилипшей на ней бабочкой, да так, чтобы плеск волны и брызги не попадали на неё – не сильно и удобно! И, само собой, плыть выходило вовсе не быстро... Поэтому догоняющая сзади волна периодически отвешивала мне подзатыльники, а конвульсивные дрыги моих конечностей, обозначающие плавание, видимо, немало веселили рыб и пуганых крабов, взирающих снизу на это воочию.
    Если бы у рыб была какая-нибудь социальная сеть, типа «рыбная труба», то видеоролики со мной побили бы у них рекорды просмотров.
    Море, солнце, бабочка и последние метров тридцать заплыва...

    Дети плескались и разбивали море брызгами. Другие шлёпали ногами, воткнутые в надувные круги. Почтенные дамы размеренно покачивались на матрасах. А молодые и резвые юноши с разбега вонзались в приветливые перекаты прибоя, громко и шумно раскидывая брызги.
    Эту полосу препятствий я преодолел быстро. Ударяя пальцы ног о камни, и подбивая пятки, я вырвался на берег и мгновенно очутился в тени нашего зонта на покрывале.
   
    Бабочка, мокрая, изорванная, но живая, была ещё приклеена водой к моей руке.
    Я аккуратно переложил её в ладонь, сел в тенёчке и стал наблюдать.

    И с этого момента суета пляжа с его шумным разнообразием криков, плеском моря и стуком камней для меня перестала существовать... Я завороженно стал наблюдать, как бабочка приходила в себя.
    Удивительная тяга к жизни этого хрупкого существа просто поражала! Сбита ветром и почти разорвана от удара об воду –  уже захлебнулась, уже слиплись крылья, лапы, хоботок – а она за жизнь цепляется! Одному богу известно, сколько времени эта красавица была залита водой и медленно утопала, но она смогла продышаться!
    Это нам: окунулся, отмахнулся и отплевался. А ей всего одна капля воды – что прилипшая толща жидкости большого объёма, и лапками её просто так не уберёшь.
    И всё же, очутившись на твёрдой поверхности моей спасительной руки, ещё там, в море, она начала свою борьбу за выживание…
    И стала побеждать!

    Не имея сил подняться, со слипшимися крыльями, лёжа на одном боку, она справилась с остатками воды и задышала. Видно было, как её махровое брюшко шевелилось, снова наполняя жизнью этот маленький, хрупкий организм. Какой-то фантастический микромир! Она оживала, словно маленький невидимый насосик вкачивал в неё силы.
    Буквально через пару минут бабочка сделала второй важный шаг в жизни: она встала на лапки. Вышло у неё это не с первого раза, и даже не со второго, но вышло.
    Сначала она, неуклюже схватившись зубчиками своих передних лапок за шершавости моей кожи, развернула свой огромный слипшийся парус и приподнялась. Но не рассчитала силы и, не успев расклеить все лапки, опять завалилась на бок.
    Потом она, отдышавшись, встала второй раз. И уже успела выставить все лапки и опереться. Но и тут её ожидал конфуз. С долгого укачивания на воде она потерялась в пространстве, и забавно пошатывая своим огромным парусом, словно пьяная, через секунды завалилась на другой бок, совершенно не понимая, что происходит... Мне кажется, в этот момент она подумала про себя что-то в роде:  «Что за фигня, Петрович, у нас парус падает!»...
    Но на третий раз бабочка, упорно цепляясь коготками лап, поднялась и встала, неуверенно раскачивая ещё слипшимися крыльями. Она выровняла себя и застыла. Чуть погодя, осознанно переставив лапки, встала уже уверенно и сильно.
    И вот теперь я пересадил её на покрывашку. Прикрыл руками от возможных порывов ветра и стал наблюдать.
   
    Бабочка уцепилась за ворсинки, проверила устойчивость, и через несколько секунд начала настраивать свой сложный механизм.
    Как маленький самолётик, она проверяла системы, покачивая и открывая то одно, то другое.
    Она поочерёдно вытянула и сложила несколько раз изящные ножки и перечистила их тщательно каждую. Потом она расправила усики и выставила их в рабочие положения, пошевелив в настройках «приёма сигнала». Всё, теперь они работают.
    После она совершила самое необычное действие в своих настройках – раскрутила пружинку хоботка на просушку. Разложила хоботок в длину и ждала, пока он высохнет. Затем она свернула его, как пружину механических часов и, словно заводя механизм, закрутила пружинку против движения, собрав её компактно.
    Немного потопав лапками и забавно поприседав, бабочка ещё раз перепроверила: все ли системы её механизмов первого этажа исправны и работают правильно.

    Убедившись, что всё отлично, она приступила к настройкам второго этажа. Наконец-то разлепила крылья.
    Выглядели они, конечно, печально. Порванные в нескольких местах, помятые, потёртые и дырявые. Каких-то кусочков крыла она лишилась…  И смотрелось это великолепие так, словно красивое бальное платье, прижатое грузом, протащили по гравийной дороге.
    А бабочка, ничуть не расстроившись, расставила свои паруса и принялась ловить ими тепло, проветривая и высушивая.
 
    Сначала и не происходило-то особо ничего. Но чуть позже я увидел фантастическое действие! Это волшебство, не иначе.
    Я увидел, как крылья, только что обвисшие и мятые, стали выравниваться и обретать конструктивную силу. Невооружённым глазом видно было, как по каждой прожилочке шла энергия, выравнивая замятости. Прилипший загнутый кончик крыла развернулся и принял правильное положение. Примятости выровнялись, словно их разгладили невидимым утюгом.
    И пусть порванные крылья не срослись и рваности не стянулись, но силы они набрали и стали широкими мощными парусами!
   
    Теперь бабочка приступила к настройкам своей системы полёта. Она стала раскладывать и складывать крылья. Сначала вместе: сложит, подержит так парусом, и разложит. Несколько раз.
    Потом проверила каждое по отдельности: то одно крыло приподнимет и опустит, то другое. И так тоже  несколько раз.
    Когда бабочка убедилась, что все системы работают, она широко раскрыла свои солнечные батареи, развернулась в сторону максимальной освещённости – а ей оказался я, отражающий своим телом солнце, так как торчал за границу тени зонтика – и застыла, молча поглощая свет.
    Она не шевелилась. Солнце проникало в неё, заправляя силой…
    А мне казалось, что даже жёлтый цвет её лепестков и голубые пятнышки становились ярче, а вся окраска – контрастнее. 
    И сидели мы так минут пять, совершенно без движения.
    Она заряжалась энергией, а я зачаровано наблюдал за этим таинством, защищая её ладонями от ветра.
    Пляж шумел, суетился: разноцветно, громко и ароматно. Люди отдыхали, кто как умел...
    А мы сидели...

    И вот аккумуляторы бабочки зарядились.
    Она ожила, снова сложила-разложила крылья, и... «Неужели она сможет полететь?» – успел подумать я…  А она, чуть прираскрыв свои красивые изорванные паруса, развернулась ко мне и, перебирая лапками по ворсинам покрывала, подошла к руке и вскарабкалась в ладонь. И здесь остановилась, и встала напротив, если так уместно сказать относительно насекомого…
    Она на меня смотрела!
    Я не сразу осознал, что уловил её взгляд. Она своими сложными глазами пристально смотрела прямо мне в глаза...
    Я не знаю, о чём она думала в этот момент, и что говорила на своём махаоновском языке, и может ли бабочка думать и говорить вообще, но то, что я видел её взгляд в меня и чувствовал его – это неоспоримо! 
    Это фантастическое ощущение и такое невозможно забыть – микромир насекомого и величие мира разума на какой-то глубокой и потаённой волне слились в понимании друг друга...
    ...Взгляд бабочки...
   
    Удивительно, но разогревшись и набравшись сил, она не улетела сразу, а вернулась ко мне, вскарабкалась на руку – и ведь на левую, которой я подхватил её из воды – и единственным доступным и понятным нам обоим способом связи – взглядом – сказала спасибо за спасение её жизни!
   
    Несколько секунд она простояла напротив меня, потом три раза сложила крылья, словно прощаясь, и вспорхнула, полетев в сторону зелени и цветов, исчезая навсегда, озорно мелькая яркими всполохами под солнечным светом.
    А я смотрел ей вслед... Хрупкая маленькая бабочка, насекомое – а какая, оказалось, огромная жизнь, со своими чувствами, переживаниями и эмоциями!

   
    
   
    С тех пор прошло много лет.
    Воспоминания об отпусках склеились в одну киноленту, спутав кадры, память и впечатления. Сами отпуски стали реже, работа жёстче и острее, а жизнь самобегло ускорилась, словно она раскручивалась какой-то неведомой силой.
     Но во всей этой суетной беготне в самые загруженные минуты я до сих пор вспоминаю этот необычный случай. И до сих пор греюсь теплом эмоции от того глубокого благодарного взгляда бабочки…
    И кто скажет, что это не волшебство!  Я ей жизнь спас, а она мне душе свет подарила…
   
    Но чем больше проходит времени с того необычного пересечения наших разных миров, тем сильнее мне кажется, что это она меня спасла, а не я её…

    …Но вот чего я до сих пор не могу понять, так это то: как и по каким законам физики, она смогла полететь с такими разорванными крыльями?

cyclofillydea 2018