Кофейник

Все началось с Софы, самой загадочной старушки нашего подъезда.
В ней все было неуловимо чужим. Не соответствовало, не совпадало. Дом шахтерский, тетки в нем все ухватистые, бойкие, посмеяться, поругаться, песни хором покричать. Хозяйство в руках горит, бессменные халаты пропахли кухней, фартуки снимаются только по праздникам. А Софа… Молчаливая, невозмутимая, в хлопотах по хозяйству никем не замеченная. Седые вьющиеся волосы и выступающие вперед зубы. Даже халат, а местный этикет предписывал женщинам ходить в халатах, отглажен и сидит на ней, как парадное платье на английской леди – элегантно и немного нелепо. Когда Софа тихо говорит: «Здравствуй!», хочется пригладить волосы и выпрямить спину.
Моя бабушка бегала к ней пить чай. Говорила, как-то Софа его необыкновенно подает – в кофейнике. Всегда – бабушка к Софе, никогда – наоборот. Даже фартук снимала и губы подкрашивала.
А когда Софа уехала к дочери в далекий большой город, бабушка принесла прощальный подарок – белый кофейник. Он был – чудо. Как из кино про Шерлока Холмса – кусочек английской жизни. Я загорелась этой идеей!
Воображение уже рисовало белоснежные вышитые салфетки, свежие булочки с маслом и вареньем на завтрак, яйца всмятку, и запах крепкого, только что заваренного чая. И будто бы сидим мы всей семьей за завтраком, тихонько разговариваем, а перед нами белоснежные фарфоровые чашечки с тонким золотым ободком. И над каждой чашечкой дымится ароматный парок…
– Бабушка, бабушка, – просила я, – ну давай уже стол накрывать.
– Потом, – сказала бабушка, – и убрала кофейник в шкаф.
Только вот все не складывалось. Глупо ведь к такому кофейнику подавать чашки из серого фаянса с толстыми синими розами на боку, а фарфоровые, которые, конечно, имелись, были приговорены к пожизненному заключению в серванте. Глупо пить чай из такого кофейника на кухне, где витают запахи борща, чеснока и жареного лука. И потом, некогда! Семья, хоть и небольшая, но все-таки. Завтраки, обеды, ужины, стирки, уборки. С таким кофейником, говорила бабушка, детей за стол пускать нельзя – разобьют. Дедушка только кофе пьет, и уж ясное дело не из кофейника – в ковшике себе его варит. Да и попить чаю в одиночестве бабушке не удавалось – хлопоты, хлопоты. «Затянули вы меня,» – жаловалась бабушка.
Со временем дети выросли, дедушка умер, а потребность хлопотать осталась. Взяли огород. Мы с бабушкой его все время расширяли. И непременно, чтобы за счет проселочной дороги. Вы пробовали когда-нибудь дорогу перекапывать? Зачем это было надо – не знаю. Там ведь и не росло ничего толком. Картошку закапывали размером с мандаринчики, выкапывали такую же. В том же количестве – два мешка. У морковки ежегодный традиционный неурожай. Чеснок мелкий. Клубника дичает, хоть что ты ей делай!
Или вот борьба с голодом. Очень выгодная покупка, бабушкино ноу-хау – куриные головы! Бабушка закупала их килограммами, варила и уговаривала меня попробовать. В ход шла семейная легенда о том, что кто-то когда-то очень их любил. Я отбивалась. Еще на случай тяжелых времен бабушка варила томатную пасту из дешевых подпорченных помидоров и закатывала ее в трехлитровые банки. Ряды этих красных банок заполоняли сначала кухню, потом подвал. Страшное лицо голода пугало – нам всем придется есть вареные куриные головы и закусывать томатной пастой. Столовой ложкой прямо из банки.
А я тайком лазила в кухонный шкаф смотреть кофейник. Ведь создал же кто-то эти чистые линии, так уютно и естественно ложащиеся в женскую руку, этот прозрачный молочный оттенок белого. Смотрела и мечтала о красивой жизни. И так он был хорош, что даже в моих мечтах чай из него пила вовсе не я, а другая девушка – красивая и утонченная. Она, эта девушка, ни за что не прольет чай, не разобьет фарфоровых чашек, не накрошит повсюду печеньем. Она умеет так говорить «Здравствуйте!», что гости приглаживают волосы и выпрямляют спины. Дальше этой сцены с гостями мечты не распространялись, я каждый раз заново недоумевала: Как? Как она могла его отдать? Расстаться... выпустить из рук... непостижимо.
После бабушкиной смерти я кофейник забрала. Думала – ну вот. Теперь. Вечер там какой-нибудь будет, ребенка уложу, сядем мы с мужем (а я уже замужем была) и будем чай пить. Крепкий, черный, с пирожными – даже вазочку для них хрустальную куплю.
Но вместо красивых тихих семейных радостей наступил развод. Ссорились, молчали, курили, мой кофейник сиротливо ютился на холодильнике, и на него оседала коричневая табачная копоть. И, чего уж греха таить, забыла я про него. Какой, к чертям собачьим, кофейник!
Ну, забыла и забыла. Замерла. А когда отмерла, подумала – а что это вещи бывшего мужа в моей квартире делают? И началось! Одежду старую – на помойку, книги – раздать, сувениры – молотком! Но на одну ценность рука не поднялась – его любимая-прелюбимая коллекция видеокассет «для взрослых». Годами собирал! Нет, как интеллигентная женщина, я не могла ее уничтожить – вдруг отомстит? Тем слаще была моя собственная месть. Собрала я кассеты в большую сумку и отнесла на работу, показала коллегам и разрешила брать для просмотра кому надо. А бывшему мужу позвонила и «благородным» голосом сказала, где он может свою коллекцию забрать. Если меня не будет, девочки отдадут. И не ори! Какая мне разница, милый, за кого они теперь тебя принимают? За одинокого ночного мечтателя?
И вот, во время моих шовинистских погромов, я опять нашла свой кусочек красивой жизни. Отмыла, оттерла – засиял. Неярко, элегантно. Приглашающе. Казалось, сейчас все и начнется. Что может быть проще? Муж – это пошлость, забыть его. А вот, соберу-ка я гостей. Женщин и мужчин всяких интересных, буду чаю им наливать зеленого с жасмином и немыслимо интеллигентные разговоры разговаривать под тихую музыку. А если это будет один гость, тот самый, утром я подам ему кофе. Сварю, налью в кофейник, поставлю на поднос с двумя чашечками и плевать на женскую независимость!
Подруги идею гостей приняли на ура. Каждая сказала: наконец-то! Пора, пора знакомиться, очаровывать, околдовывать. Ты же такая красивая. И куда только эти мужики смотрят.
Сказано – сделано, подруги стали приводить потенциальных кавалеров. Но эти самые кавалеры, попивая мой зеленый чай с жасмином, никак не желали вести тонкие задушевные беседы. И очаровываться хозяйкой дома тоже не желали. Каждый глядел в рот той, с которой пришел, и как-то очень уж застенчиво молчал. И выражение глаз у всех подозрительно одинаковое – как у наказанного спаниеля.
– Кого вы, – спрашиваю, – приводите?
– Ну, это, понимаешь…поклонники. Надоели ужасно. А ты такая красивая! Может они того…переключатся?
Так-так… Я, конечно, порадовалась за подруг. Но мероприятия эти прекратила. Не позволять же им и дальше самоутверждаться за мой счет?
Лучшая подруга уговорила на последний визит. Самое приятное, что ситуация сходу начала складываться иначе. Нет-нет, гость не влюбился в хозяйку дома. Но глаза наказанного спаниеля были как раз у моей подруги. А гость, красивый молодой перспективный фотограф, почти ею не интересовался. Он разговаривал те самые, долгожданные интеллигентные разговоры, внимательно слушал и был очень мил. Ну, наконец-то! Можно не пытаться произвести впечатление, а нормально поговорить: кто какое кино любит, какую музыку уважает, каких авторов читает. Мне было интересно. Все-таки, что ни говорите, а отсутствие сексуальной заинтересованности в мужчине творит чудеса! Окончательно покорил меня тем, что влюбился в Софин кофейник. Глаза загорелись, замелькали слова «выдержка», «постановка света», «ретушь», и, где-то в районе второй бутылки шардоне, я уже вручала ему подарок со словами: «Сделай его звездой».
Что на меня нашло?.. Возможно, почувствовала, что мечте об английском чаепитии не суждено сбыться. Чем больше стараний, тем безнадежней… Все мои попытки просыпались, как труха меж пальцев. Словно пытаешься намечтать себе красивый сон, а снится все больше бытовуха.
На следующее утро, я вспомнила, что на дворе весна, что скоро Пасха. Намывая окна, пела во весь голос и чувствовала себя абсолютно свободной.
И все-таки, как ни странно, была у меня с моей мечтой еще одна встреча. Лучшей фотографией месяца в интернете стал снимок под названием «Парижское кафе». В кадре только круглый, покрытый скатертью столик. На нем небрежно брошенная французская газета, кофейник и чашка. Коричневый монохром. Стилизация под старину. Ностальгия царапнула мое сердце, но узнала, только когда прочла фамилию автора. Уж не тот ли это…?
Угадал, тот мальчик-фотограф со стариной… Реальная жизнь Софиного кофейника вместе с Софой и закончилась. А потом только пустота, безвременье, ожидание красивой жизни, которая вот-вот наступит. Она и наступила - только виртуальная. Тысячи людей скопируют эту фотографию, десятки тысяч оставят под ней красивые комментарии. Каждый из них, как я когда-то, немного помечтает…