Романтика путешествий. Истоки

В халате, хате и кровати
Покой находит обыватель.
А кто романтик - тот снует
И в шестеренки х... сует               
                И.Губерман


      Вспоминая свое детство, я понимаю, как много в моей жизни значили атмосфера в моей семье, привычки и увлечения моих родителей, любивших свою работу агронома - исследователя природы

.      Во дворе у нас с братом была делянка с разными редкими для Ташкента растениями: сахарным сорго, ямсом, бататом, арахисом.

       Брат мой держал в банках, террариумах змей, ящериц, фаланг и скорпионов. Змей мы кормили мышами, и я наблюдал, как полоз узорчатый, самая распространенная у нас после ужа змея, приближается к беспечно бегающей мыши, непрестанно высовывая свой раздвоенный язычок, а затем молниеносно бросается на нее, обвивает один - два раза и душит.

       После таких наблюдений смешно было слушать приятелей, называвших язык жалом и "знатоков", рассказывающих, как змея гипнотизирует свою жертву. Многое я почерпнул из журнала " Юный натуралист", регулярно выписывавшегося отцом. Очень любил книги о путешествиях, читал Арсеньева, Обручева, Пржевальского, Миклухо-Маклая.

       Брат, а вместе с ним и я, увлекались насекомыми. Однажды он поймал на глиняном заборе, дувале, какого-то черного паука, принес домой, посадил в банку с землей и сухими веточками и накрыл банку стеклом. Это был кара-курт, точнее кара-куртиха, так как вскоре она отложила яйца в паутинном коконе. Мы ждали, что будет, а для удобства наблюдения Володя поставил банку в комнате на подоконник.

         Паучата вывелись незаметно для нас, ухитрились пролезть между стеклом и краями банки и расползлись по комнате. После нескольких дней всеобщего беспокойства выяснилось, что паучата бесследно пропали. Паучиху брат по маминому требованию уничтожил. Кара-курт - самое ядовитое и опасное существо из обитающих  в Средней Азии, Его укус большей частью оказывается смертельным для человека.
         
          Лет 13-14 я стал ходить в кружок юннатов на ЦСЮТН (детской станции юных техников и натуралистов), где кормил рыбок, доставал для них по арыкам червей. Это показалось мне неинтересным, и я вскоре перешел в кружок краеведов Дворца пионеров, который размещался тогда в бывшем дворце опального великого князя Николая Константиновича, очень интересного  противоречивого представителя дома Романовых, как я узнал впоследствии.

         Первых руководителей кружка я помню плохо, как и то, чем там занимался. Составляли витрину для какой-то выставки из подаренных биофаком университета чучел птиц. Я писал для нее этикетки к чучелу каждой птички с названиями, русскими и латинскими.

           Звучная латынь так мне понравилась, что я до сих пор помню некоторые названия - "Ориолус ориолус"  иволги, "Меропс апиастер"  щурки золотистой. А вот воробьи в Ташкенте оказались двух видов: воробей полевой ( Пассер монтанус ) и воробей домашний (Пассер доместикус индикус ).

          В кружке все изменилось после прихода нового молодого руководителя, недавнего выпускника университета, зоолога, Олега Павловича Богданова. В нем удивительным образом уживались увлечение зоологией, любовь к природе, детская непосредственность с практической сметкой и предприимчивостью.

            Он преподавал в университете и  поставлял туда лягушек для препарирования их студентами, выезжая в  научные экспедиции, отлавливал для продажи в зоопарки змей, ящериц, птиц. Вместе с ним я побывал в Бабатаге, на юге Узбекистана, о чем поведал в рассказе «Дедушкины горы»

              По выходным дням он брал меня и еще одного - двух кружковцев с собой на экскурсию по окрестностям Ташкента. Чаще всего мы отправлялись на Чирчик, быструю речку, протекавшую рядом с городом и впадавшую в полусотне км от него в Сыр-дарью.

               На его берегах из гальки и песка, поросших травой и кустарником, в то время водилось много всякой живности. Кроме обычных ящерок быстрых (видовое научное название, на латыни – Eremia velox), круглоголовок, полозов и ужей можно было встретить песчаного удава и стрелу-змею.

              Песчаный удав, точнее, удавчик, отличался от своих внушительных тропических сородичей малыми размерами (менее полуметра) и впечатления не производил.
      
               А вот стрела-змея отличалась своей упругостью, стремительностью. В руках она кажется стальной проволокой, если взять ее за хвост, она не повисает вниз головой, а может, благодаря сильным мышцам, держаться горизонтально. Недаром среди местных жителей бытует легенда о том, что стрела-змея, подпрыгнув, может пронзить тело лошади. Ее считают ядовитой, но для человека она не опасна. 

              Возвращались мы домой усталые, но довольные, обогащенные новыми знаниями, которыми щедро делился с нами Олег Павлович. Он рассказывал нам, как отличить неядовитую змею от ядовитой ( в Средней Азии у всех ядовитых змей кроме кобры зрачок щелевидный, у остальных - круглый), показывал, как ловить змей. Нередко мы возвращались с объемистой и тяжелой добычей.

               Как-то раз нам пришлось везти в трамвае два мешка с лягушками для университета. Глядя на мокрые мешки и думая, что в них рыба, пассажиры удивлялись нашей добычливости, но когда они услышали доносившееся из мешка глухое кваканье, нашлись такие брезгливые, которые потребовали от нас покинуть вагон. Олегу Павловичу потребовалось немало старания, чтобы отшутиться и заболтать недружелюбных пассажиров.
            
             Другой раз, весной, мы наткнулись на зимовку водяных ужей в дамбе, сложенной крупной галькой, опоясанной сеткой. Ужи из верхних частей дамбы, согретых весенним солнцем, выползли на поверхность и грелись на теплых камнях. Мы собрали всех ужей, вылезших наружу, и стали разбирать дамбу.

             Ловить ужей не так просто, как может показаться  Ужа надо брать правой рукой за шею, а левой, не мешкая, хватать за нижнюю часть тела и затыкать пальцем анальное отверстие - иначе обгадит вонючими выделениями.

               Нам в этот раз повезло, ужи были вялыми и не сопротивлялись. Всего мы набрали около сотни экземпляров, необходимых Богданову для изучения возрастного состава ужиного поголовья. Возраст ужа он определял по строению какой-то косточки в черепе змеи, потом надобность в ужах отпадала. Мы пробовали кормить ими зверей в зоопарке, с которым тоже поддерживали одно время связи. Кажется, ели ужей одни шакалы.
          
               Посещал я и Детскую станцию туристов, которая организовывала выезды в окрестности Ташкента и в близлежащие горы, отроги Таласского Алатау. Я побывал в Акташе, урочище на склоне хребта Каржантау, в Брич-Мулле (у известных в наше время певцов Никитиных была о ней песенка), Ходжикенте, поднимался по Бельдерсаю через Меловой перевал в Чимган, популярное место отдыха состоятельных жителей Ташкента еще до революции.

                Мой дед во время летних каникул нанимал телегу и со всем семейством, спасаясь от летней жары, уезжал в это благословенное урочище у подножья Большого Чимгана, горы высотой 3323 м, господствующей в этой местности.

                Все мои первые походы были непродолжительными вылазками от 2 дней до недели группами от 6-10 до 20 ребят с кем-нибудь из взрослых. Группы были очень разношерстными, в них было много незнакомых мне, иногда очень оригинальных ребят.
         
                Одним из первых моих выездов в горы был поход в Акташ. Нас собралось довольно много, около 20 ребят и девчат разного возраста, в основном, 14 - 16 лет В первый день наша разнокалиберная команда до Акташа не добралась, и мы заночевали у кишлака Сайлык , близ небольшой речушки, на покрытой сухой травой террасе.
         
                Уже смеркалось, когда к нам подошел молодой мужчина и попросил разрешения переночевать в лагере. Он не успевал на вечерний поезд и собирался уехать утром. Наш руководитель разрешил. Мужик поужинал вместе с нами и лег спать. Мы тоже улеглись, но необычность обстановки, незнакомые звуки не давали уснуть. Начались всякие страшные рассказы.

                И вот один из ребят, назовем его Аликом, вдруг спросил: "А вам не кажется подозрительным мужик, который устроился в нашем лагере? Почему он не пошел ночевать на станцию? Не нравится мне его рожа, мы заснем, а он нас перережет и обокрадет".

                Кто-то начал высмеивать Алика, но большинство, возбужденное выслушанными историями, поддержало его, и мы стали обсуждать возникшую проблему. Алик был настроен решительнее  всех: "Давайте свяжем его и будем пытать, у него наверняка есть сообщники, прячутся где-нибудь поблизости, а когда мы уснем, он свистнет, и нам крышка». Пытку сразу отвергли, но надумали всю ночь не спать - караулить. Я решил дежурить вторую половину ночи и улегся спать. Немного поворочавшись, я уснул.
      
                Когда я проснулся, была глубокая ночь, луны не было, и окружавшие лагерь холмы тонули во мраке. Я сел и начал оглядываться, Все вокруг спали, кто-то храпел, кто-то сопел и чмокал во сне. Вдруг где-то в стороне вспыхнул огонек и тут же потух. Снова загорелся. Потух. Некоторое время ничего не было видно, а потом огонек опять засветился, на этот раз желтый.

                Это было похоже на какие-то сигналы, но кто их подает? У наших ребят были фонарики, но откуда взялся желтый свет? Я разбудил ближайших ко мне ребят, и мы с беспокойством стали следить за приближающимся огоньком. Вскоре стали различимы чьи-то фигуры, и послышался негромкий разговор. Мы стали кричать:" Стой! Кто идет?" В ответ послышалось:"Тише, пацаны, всех разбудите!".

                Это были наши, а желтым свет фонарика они сделали, приставив к стеклу желтый светофильтр от фотоаппарата. Обстановка разрядилась, мы весело обсуждали случившееся. Наш гость, мирно спавший, несмотря на наши крики, уже не казался нам опасным.
         

              Мы пробыли в Акташе дня два, лазали по горам, осмотрели месторождение алунита, сырья для получения алюминия. За походом в Акташ последовали другие, не менее интересные, развившие во мне любовь к горам и походам и определившие мою судьбу.