Наедине со смертью

Из коридора не доносилось ни звука. На верхних нарах, в камере, где было человек тридцать, вдвоём супинаторами, заточенными, точно ножи, сковыривали штукатурку, расширяли лаз между брёвнами перекрытия потолка беглецы. Они ловили на себе взгляды других арестантов, и сочувственные, и откровенно, испуганные, тех, кто боялся за себя…
Из неровной чёрной дыры лаза, ведущего на чердак, пахнуло свежестью морозного воздуха. И это подстегнуло беглецов. Один за одним они выбрались на чердак.

В открытое чердачное окно от света прожектора из тюремного двора пробивался желтоватый лучик.
На него и пошли арестанты, как зачарованные.
Выбравшись на продуваемую холодным ноябрьским ветром крышу, они ползком спустились к её краю.
Кружились, в свете прожектора, снежинки, исполняя свой нескончаемый бледный хоровод.
Маячил на вышке, возле запретной зоны, часовой, одетый в тулуп.
А внизу, от снега, белел смертельный асфальт.

В эти минуты нерешительность овладела одним из беглецов - Витькой. По сравнению с этим окружающим адом – и камера показалась сейчас ему раем. Эти метания ума оборвались мгновенно, как струны на гитаре, голосами и топотом сапог, поднявшихся на чердак охранников.
Назад пути уже не стало!
И включая всю волю свою, уже не чувствуя ни страха, ни нерешительности, Витька прыгнул вниз, туда – в бездонное воздушное холодное марево снежинок – на асфальт.
На земле, несколько мгновений Витька приходил в себя от боли в ногах, точно окаменевших от удара.
Потом беглец поправил сползающие огромные резиновые перчатки – без них невозможно будет пролезть в "запретку".

Рядом застонал напарник Витьки. И эти его болезненные стоны вернули Витьку окончательно к реальности. Он подполз к напарнику, прошептал пересохшими губами:
- Ну что же ты, Серёга, держись!

И они вдвоём пошли, покачиваясь, будто пьяные, в сторону прогулочных тюремных двориков.
В одном месте к дворикам примыкало белое здание бани. А рядом, между баней и прогулочными двориками, был участок, где запретная полоса тюрьмы была доступной – кусок забора с рядами колючей проволоки.
Надо было проползти по стене прогулочного дворика, прямо к запретке, и тогда можно было оказаться возле высокого забора огораживающего территорию тюрьмы, а за ним уже город.

До беглецов ещё доносились растерянные крики преследователей, от которых их отделяла головокружительная высота. И в этих командах охраны чувствовалась досада охотников, упустивших добычу.

Мозг Витьки работал в эти минуты на пределе своих возможностей, отдавая команды всему телу.
Ветер всё ещё доносил злобную ругань охраны…
Выстрел, громыхнул сухо, как удар кнута!
…Только бы успеть добежать до стены!...
…Они вскарабкались на стену прогулочного дворика, и на четвереньках, переставляя руки, а потом ноги, осторожно поползли к углу, к которому примыкала ненавистная запретка.
Вот и колючее заграждение, через которое нужно было пролезть!
… И свело тело Витьки судорога.
Ладони, одетые в резиновые перчатки, отказывались повиноваться.
Ноги стали ватными.
«Ток!».
Пересохшим ртом Витька хватал морозный воздух, как карась, выброшенный на берег.
Он уже в полуобморочном состоянии продолжал пролезать по обжигающей тело «колючке».
Свет прожектора с вышки, ослепил, и  вернул Витьку к реальности.
Из последних сил он, прорвался за ряды колючей проволоки – в запретку.
И побежал к забору, чернеющему перед глазами.
Оставалось каких-то пять метров, чтобы взобравшись на забор, выбросить на свободу своё измученное тело.
Витька остановился, как парализованный. Напарника не было близко.
Свет прожектора метнулся по запретке, как затравленный солнечный зайчик.
Витька залез на стену, и не медля, перевалился через неё. Упал на снег.
Совсем близко послышался топот сапог охраны.
Беглец бросился к домам, светящимся многочисленными огоньками приветливых окон.
Пересекая ночные улицы, путаясь в переплетении дворов, убегал Витька от ненавистной тюрьмы.

###

Снег тихо поскрипывал под ногами. Приближалось утро. На улицах стали попадаться одинокие прохожие, спешащие на работу.
Чтобы не привлекать к себе внимание, Витька решил отсидеться в укромном месте до вечера, чтобы потом, в людской толчее, незамеченным, пройти к нужному адресу, что дал ему напарник.
Остановившись у подъезда многоэтажного дома, Витька потянул на себя ручку двери, и едва не столкнулся с выходящей женщиной, быстро уступил ей дорогу.
- Ох, испугали вы меня, - облегчённо произнесла незнакомка.
- Извините, - сказал Витька.
«Знала бы ты».
В этом мире беглец был один, и даже то, что его видели другие люди не давало ему возможности принять этот мир. Он был жилец другого мира, и этот другой мир шёл рядом с ним, не отпуская его ни на миг.