Глава 22. Выгода, разрушающая хрупкое равновесие
- Вы называете туземцев дикарями и варварами, а между тем, не заметили, что все человеческие чувства им не чужды. Мир, в котором они живут, гораздо естественнее нашего и нам остаётся лишь понять это. Ведь всё наше высокомерие только от того, что мы берёмся судить об их жизни, сравнивая со своей, и не пытаемся смотреть отвлечённо. То, что нам непривычно, мы принимаем за отсталость, или глупость, не замечая, что сами оказываемся в положении глупцов - ведь наши понятия представляются совершенными и непогрешимыми. Между тем, желание принести им цивилизованность, в том виде, каком её понимает капитан Дьюк, вызвано не стремлением возвысить их, а желанием загнать в стойло наших обычаев и привычек. Мы не хотим считаться с ними, не хотим даже понять их, а лишь стремимся подчинить, приручить, вообщем, сделать так, чтобы нам легче жилось. Говорить плохо об их вчерашнем образе жизни, всё равно, что говорить о плохом, порочном, образе жизни диких коз, да простит мне Господь за такое сравнение, которые были свободны и жили как им Бог дал, до тех пор, пока не были пойманы и загнаны в хлев. Можно сколько угодно доказывать преимущества жизни в загоне, но на самом деле, полноценная жизнь была у них только на свободе! – горячо говорил отец Иоанн.
- Но мы видели, как они поедают себе подобных в этой дикой природе! – с сомнением произнёс Кастаньеда.
- Такое кощунство несомненно требует исправления. Но то, что творил отец Бенедикт с пленниками в трюме, я считаю не меньшим, а большим злом. И если можно поведение туземцев хоть как-то объяснить самой дикостью природы, в которой они живут, то, как оправдать чудовищные издевательства цивилизованных людей? Дикари едят человеческое мясо, а мы – человеческие души! Так кто из них, по вашему, заслуживает больше права называться каннибалом?
Отец Иоанн умолк, пытаясь, успокоится. Затем, продолжил:
- К счастью, не все туземцы подвержены таким обычаям. Мы наблюдали это только один раз. Но видели и тех, которые вообще не ели никакого мяса.
- Согласен с вами, - ответил Хуан.
- Мне кажется, что туземцы настолько непосредственны, что делают лишь то, что им говорит сама природа. А она, как мы знаем, имеет божественное происхождение. И к ней они относятся весьма бережно и уважительно. Пытаясь дознаться, какая у них религия, я обнаружил, что если бы они смогли понять смысл моих вопросов, они ответили, что их Бог – природа, а религия – всё, что окружает. Они не молятся и не исповедуются, но и не совершают преступлений против природы, и своих соплеменников. Мы неоднократно становились свидетелями этого. Я священнослужитель, но могу только возрадоваться такому поведению.
- Отец Бенедикт посчитал бы ваш образ мыслей еретическим.
- А я считаю, таковыми его действия и мысли.
- Однако мнение папы будет на его стороне.
- Это лишь доказывает наше несовершенство. Или же, отступничество, - с сожалением сказал молодой монах, - а как вы думаете?
Кастаньеда задумался.
- Если говорить честно, я думаю, что во многом ошибался, когда начиналась экспедиция. Сначала, я понял, что не так всё просто, как мне представлялось раньше. Ваша проповедь, которую вы тогда произнесли перед всей командой, послужила этому причиной. А теперь, после последних событий, полагаю, что судьба не зря пока хранит меня. Если доберёмся до дома, я начну другую жизнь, - твердо сказал Хуан.
- Для того, чтобы начать другую жизнь, вовсе не обязательно ждать каких-то условностей. Начните сегодня, сейчас! Меняться всегда лучше раньше, чем позже!
- Вы даже не знаете, в какую сторону я собираюсь меняться! – удивился Хуан.
- Не знаю. Но надеюсь, что вы сделали правильные выводы.
Кастаньеда, и в самом деле, оказался хорошим капитаном. К земле, на которой находилась построенная миссия отца Бенедикта, корабль пришёл в назначенное время, ничуть не сбившись с пути.
- Сначала нужно осмотреться, - твердо сказал Хуан, едва впереди показалась церковь.
Подойдя ближе, он велел сбросить якорь и стал внимательно смотреть в подзорную трубу.
- Я никого не вижу, - после долгого молчания объявил он.
- Может они ушли в лес? – предположил монах.
- Может и ушли. Сейчас мы выстрелим из пушки в море. Если они в лесу, то этот выстрел услышат и ответят нам.
Кастаньеда сам зарядил пушку, разжёг фитиль, и скоро раздался оглушительный грохот.
Дожидаясь ответа, он опять поднял подзорную трубу.
- Вот чёрт! – вырвалось у него, - похоже, пополнения нам ждать не стоит.
- Что случилось? – с тревогой спросил отец Иоанн.
- Смотрите, - ответил капитан, и протянул ему подзорную трубу.
Отец Иоанн навёл её на берег и отчётливо увидел, как из леса выскочили туземцы в странном одеянии, с палками в руках. На некоторых из них были штаны, другие напялили на себя рваные камзолы, а на одном, увидел рясу отца Бенедикта, в подозрительно бурых пятнах. Присмотревшись к церкви и дому для прихожан, он заметил, что в некоторых местах стены были разрушены.
- Похоже, мы опоздали, - сокрушённо сказал монах.
- Признаться, я ожидал нечто подобное. Инквизитор, с его привычками, мало кого устраивал даже среди нас, а уж среди туземцев, тем более. А вот моряков жаль. Среди них были хорошие ребята.
- Что будем теперь делать?
- Теперь пойдём к острову Тхайя. Мне кажется, Антонио дель Санта проявил себя достойным губернатором, и под его руководством всё сложилось иначе, - задумчиво объявил Хуан.
- Антонио достойный человек и я разделяю ваше мнение. Хочется верить, что у него всё хорошо.
- С ним оставалось десять матросов, и пять рудокопов. Если мы наберём человек шесть, готовых отплыть с нами, я буду рад. Да и он сам хотел вернуться домой. Такой опытный моряк нам тоже бы пригодился.
Кастаньеда отдал приказ поднять якорь и распустить паруса. Отец Иоанн продолжал смотреть на строения из камня, оставшиеся на берегу.
- Вы знаете, я сейчас понял, что вторгаясь в этот девственный мир, мы гораздо быстрее разрушим его, чем построим другой, привычный нам, - в раздумье произнёс монах.
- Вы думаете, наши миры вообще никак не смогут ужиться? - спросил Хуан.
- Нет! Конечно, нет! Один из них, непременно падёт, - последовал печальный ответ, - наши каменные дома, всего лишь подтверждают это.
- Они не стали их полностью сносить. Стены подпортили, но в целом, дом и церковь остались стоять!
- Это меня и побудило так думать. Туземцы успели заметить, что наш дом укрывает от дождей и ветра лучше, чем их хижины. Веками они жили почти под открытым небом, и ничего в этом не менялось. Но вот появились мы, и они захотели жить в крепком каменном доме. Они увидели одну хорошую сторону новой жизни, но не поняли, что за ней кроются несколько плохих. Получается, что мы уже начали менять этих людей, - отец Иоанн огорчённо покачал головой, - дело в том, что их мир более хрупкий. В нём всё совершенно только до тех пор, пока соблюдается равновесие. В этом его сила и слабость одновременно. А наш цивилизованный мир, состоит из бесконечных перекосов в разные стороны. Равновесие, увы, это давно утерянная нами добродетель. Сам образ нашей жизни исключает его, неизменно нарушая основные принципы. Подумайте сами – один хочет быть богаче другого, второй - знатнее третьего, четвёртый -влиятельнее пятого, шестой - умнее первого! Как при таких стремлениях может соблюдаться равновесие?! Желание получить выгоду – вот что его разрушило. И каждый хочет её получить за счёт чего-то, или кого-то. Другими словами, все вносят свой вклад в разрушение изначального блага. В этом скрыт корень всех бед нашего мира. И в этом его порочная слабость!
Монах в отчаянии вскинул верх руки.
- Как тут не нарушить равновесие! Ведь выгода для одного, неизменно ведёт к ущербу для другого! Теперь посмотрите на так называемых дикарей. Они берут ровно столько, сколько даёт им возможность жить, не запасая ничего впрок, и не стремясь, чтобы у кого-то было больше. Это правило мы встречали у всех туземцев, и именно оно является очень важным для равновесия. Вождь выбирается в племени, но его все слушают, а не стараются занять его место. Добытая совместно пища, также совместно и съедается. Живут все в похожих условиях, и умирают, как и рождаются, без титулов, подношений и обид. Посмотрите на их радостные лица, и вы поймёте, что такое счастье! Никакой богатый, знатный, или уважаемый человек у нас не бывает таким весёлым и беззаботным.
- Мне кажется, вы не совсем справедливы к нашему обществу.
- Хорошо. Тогда скажите, в чём я не прав!
Кастаньеда опять задумался.
- Наши люди тоже бывают счастливы. Да и собственно, что могут знать о счастье эти туземцы? Они ведь абсолютно невежественные, - наконец, ответил он.
- А я думаю, что невежественными стали мы. Не нужно пытаться объяснить, что такое счастье, какими-то высокими материями. Оно либо есть, либо его нет. И если ты можешь радоваться жизни, каждому прожитому её дню, значит, это и есть счастье, а ты – счастливый человек. Они значительно умней нас, не потому, что поняли это, а потому, что живут такой жизнью. Я нигде не видел столько радостных лиц. Ни в скитах отшельников, ни в монастырях, ни во дворцах, ни на городских площадях. И если они могут так жить, значит, они умнее нас.
Кастаньеда не нашёл что ответить на такие доводы.
- Мне хочется верить, что вы честный человек, и поймёте меня правильно, - продолжил отец Иоанн, - добро всегда делать труднее, чем зло. А когда добро сопряжено с опасностью, чтобы вершить его, нужно быть смелым. Но именно в этом заключается миссия честного, порядочного человека. Убийство туземцев Дьюком, и его сообщниками, я считаю проявлением не только трусости, но и подлости. Даже в этом гнусном злодеянии они не смогли хоть как-то проявить подобие милосердия и пали на самое дно, убивая не только мужчин, но их жён, стариков и детей!
Отец Иоанн опять неистово взмахнул руками.
- А теперь подумайте, что побудило их совершить такое преступление?
- Вероятно, золото, - ответил Хуан.
- Желание получить выгоду, в разных её формах. Именно ради этого они совершили все убийства.
- А отец Бенедикт? Какая ему была выгода?
Монах сокрушённо вздохнул.
- Боюсь, ему просто нравилось причинять боль, и наслаждаться муками людей, - тихо ответил он.
Кастаньеда понял, что молодой монах презирает инквизитора ещё сильней, чем капитана Дьюка. Больше он не стал ни о чём его спрашивать.
«Роял» уверенно шёл в направлении острова, на котором правил вождь Тхайя, или, как после крещения его стали называть, Томас. Спокойный и ленивый нрав местных жителей позволял надеяться, что никаких убийств там не произошло. Немало способствовало таким мыслям и то, что первым губернатором на острове стал Антонио дель Санта. С ним очень хотел встретиться отец Иоанн. Их дружеские отношения, сложившиеся, благодаря похожим взглядам на происходящие события, и жизнь в целом, были, чуть ли не единственными хорошими воспоминаниями молодого монаха, за всё время экспедиции.
Солнце светило вслед кораблю, и волны послушно разбегались за его кормой.
Свидетельство о публикации №219010600523