Итера. Над горизонтом событий

                НАД ГОРИЗОНТОМ СОБЫТИЙ.
                хроники патруля «Итера»

 
                ГЛАВА ПЕРВАЯ

       Время лжет тому, кто плывет по его волнам.

       Оно способно сжать вечность в мгновение, умеет творить события, путая судьбы, может сбросить в небытие целые эпохи, чтобы снова поднять из забвения единственный миг и окунуть его в вечность.

       Время появилось задолго до того, как зажглись звезды, и видело рождение первого атома. Это оно разбудило Большим взрывом материю, разверзло бесконечность пространства, позволяя Вселенной расширяться. Оно молча взирает на суету мироздания – и только оно, видевшее, как все началось, знает, чем все закончится…

       Всякий, кто говорит о времени, рассуждает о том, чего не понимает. Всякий, кто пытается его измерить, подобен рыбе, намерившейся выпить море. Всякий, кто его не замечает, рискует сам остаться незамеченным Временем.

       Нам мерещится его движение, в котором грань Нынешнего отделят тени Минувшего от неизвестности Грядущего. Но это ложь: Время неподвижно в своей многомерности. Оно уже вмещает в себя все свершившееся с момента зарождения Вселенной и до ее гибели. Оно распадается на бесконечную череду вероятностей, порождая гирлянды новых мирозданий.

       Это мы течем в его неподвижности. Это мы, как пыль, гонимая ветром, скользим по уготованным линиям Судьбы, забывая прошлое, и надеясь на будущее. Но нам даровано вкушать только миг настоящего…

       Я пыль в бесконечности. Я последнее мгновение на краю вечности.


                *****

       – Лисьен, очнись,– тихо позвал приглушенный женский голос.– Слышишь меня?

       «Слышу…»,– отозвалась в голове робкая мысль, но отвечать вслух, а тем более открывать глаза я не торопилась.

       – С тобой все в порядке?– не унимался голос.– Я же знаю, ты очнулась.

       «Еще бы тебе не знать…»

       Я сопротивлялась зову изо всех сил, потому что знала, что ждет после пробуждения. Пока глаза закрыты, у меня остается выбор или, хотя бы, его иллюзия – можно принять неизбежную судьбу, а можно… отказаться. В конечном итоге я ее всегда принимаю, при каждом пробуждении.

       И всякий раз я просыпаюсь на патрульном корабле «Итера». Просыпаюсь заключенной, потому что «Итера» – тюрьма. Просыпаюсь без шанса на прощение и освобождение. Потому что сама обрекла себя на это. Добровольно. Собственными руками.

       – Лисьен,– искусственный интеллект корабля безупречно владел интонациями, и умело выразил в единственном обращении укор, показную терпимость и настойчивость.– У нас нет на это времени. Это не стандартное пробуждение…

       – А когда были стандартные? Даже не помню таких,– я открыла глаза и села, чувствуя скованность в суставах и головокружение.

       Патрульный корабль вмещал пятерых заключенных, если не считать сам корабль, его искусственный интеллект. Поэтому узников было шестеро. Здесь нет охраны, нет стен, нет режима. «Итера» – совершенная тюрьма, лучшее изобретение корпорации «Кэйко». Нас удерживают в заключении собственные пороки и страхи – мы сами себе надзиратели, разделенные недоверием и паранойей. В итоге на каждого узника приходится пятеро надсмотрщиков.

       Я знаю, как надежно это работает, потому что была в числе создателей «Итеры». И это одна из моих тайн. Весь этот корабль переполнен тайнами.

       – Лисьен,– Итера почти вздохнула.– Через тридцать две минуты у нас сеанс прямой связи с командованием. Времени нет…

       Я залпом выпила морс, прислушиваясь всем телом к тому, как бодрящая прохлада омерзительного напитка разливается по телу, избавляя от остаточных явлений криостазиса.

       – О чем ты говоришь?– я устроилась перед медицинским терминалом и, прежде чем запустить протокол пробуждения экипажа, вывела на экран архивные журналы.– Глупости какие-то. У нас не бывает сеансов связи… А это что?! Опять!!! Итера, ты на обнуление напрашиваешься?

       Криокапсула Северина, корабельного инженера, была пустой. И эта история повторялась уже третий раз. Между Итерой и Северином отношения складывались не очень простые. Надо отдать должное, инженеру тяжело давалось присутствие в экипаже даже среди людей. Но он был единственным, кто обладал реальной властью над искусственным интеллектом, и был способен его остановить – обнулить и перезапустить корабль заново. Итера подчинялась капитану, считалась со мной, но боялась только Северина.

       – Я здесь не при чем,– возмущенно заявила Итера.– Повторяю, у нас не осталось времени… Ты не понимаешь…

       – Чего я не понимаю?– меня начинал раздражать разговор.– На моей памяти Северин провел три твои перезагрузки. Все были по делу. И всякий раз после твоего очередного обнуления, по нелепой случайности с его капсулой что-то происходило, и мне приходилось растить его клона! Ты ему мстишь, а я должна тебя покрывать!

       Я с силой ударила по корпусу молекулярного принтера, который все называли медицинским станком за то, что он мог вырастить любую биологическую ткань по коду дезоксирибонуклеиновой кислоты. Согласно журналу, в этот момент в его недрах запекался очередной клон Северина.

       Самая постыдная тайна патруля Итеры заключалась в том, что это была тюрьма для обреченных. Узники, которые отрабатывали в патруле приговоры с надеждой на призрачную свободу, даже не догадывались, что им воздается за чужие грехи. Мы все были лишь копиями – клонами, напечатанными по образу и подобию.

       Мы рождались на кораблях Итеры и погибали, выполняя задания, предназначенные смертникам. А на смену мертвецам медицинский станок печатал следующих, наполнял их пустые головы воспоминаниями предшественников и виной оригиналов, чьи тела давно где-то истлели.

       Сотни. Тысячи… Десятки тысяч? Корабли Итеры несли один и тот же экипаж через вечность… И в каждом экипаже моя копия и копия искусственного интеллекта хранили эту омерзительную тайну патруля от остального экипажа.

       – Ты ошибаешься!– Итера повысила голос, что делала на моей памяти редко.– Он здесь не при чем! Лисьен, дело в тебе. Ты пропустила последнее сохранение...

       Я замерла с рукой, занесенной над панелью управления. Единственной вещи не дано было случиться: ни один член экипажа не мог пропустить сохранение памяти перед очередным криостазисом – это было обязательной частью процедуры. Итера хранила личности и воспоминания каждого из нас, и именно их загружала в новый клон, если кто-то погибал. Для него это выглядело «провалом в памяти», как следствие травмы или ранения. А для остальных я разыгрывала сцены чудесного излечения.

       Нет, медицинский станок не отращивал раненым оторванные конечности и не врачевал тяжелые раны, как думали остальные. Когда покалеченное тело попадало в станок, тот сканировал мозг, утилизировал поврежденное тело и печатал новое, в которое загружал сохраненную копию сознания. Так было проще и надежнее. Если в станок попадал мертвец или ничего не попадало, то в клон загружалась последняя из сохраненных версий.

       Главное, чтобы для выживших история спасения мертвецов была убедительной, иначе, нам с Итерой приходилось запускать протокол обновления всего экипажа. Тогда приходилось на клоны менять и выживших: но к началу новой миссии экипаж всегда был укомплектован, готовый к работе, и со схожим набором воспоминаний.

       Мои воспоминания были не в счет.

       – Что произошло?– я ввела команду и запустила процесс пробуждения. Теперь я была готова слушать Итеру. Теперь я осознала, что что-то произошло, и произошло именно со мной.

       – Спасибо,– интонация и голос искусственного интеллекта изменились,– что, наконец, услышала…

       Возможно только еще Северин догадывался, но я знала наверняка, каким несносным характером обладала Итера. Она была результатом какого-то высокобюджетного эксперимента, задумки сотворить совершенный разум, способный не только превосходить человеческий – этого добра всегда хватало – но и понимать людскую суть. Поэтому новому творению дали возможность чувствовать, сопереживать и буйствовать в эмоциях.

       Только когда эта тварь появилась на свет, ее создатели сообразили, что для слишком умного питомца с собственным мнением и характером у них применения не найдется. Своенравному и неуправляемому компьютеру не доверишь наведение ракеты, управление кораблем или воспитание ребенка. Итера превзошла все ожидания в части открывшихся ей возможностей решать задачи, непосильные прочим образцам искусственного интеллекта. Но при этом лишилась главного качества – перестала быть предсказуемой и управляемой. А поэтому стала непригодной.

       Не удивительно, что ей нашлось место только в этом тюремном проекте в числе таких же заключенных, ведь эта стерва умела лгать даже с закрученными гайками.

       – Итера?– я поторопила ее, понимая, что она не случайно держит паузу, и теперь будет отыгрываться за мое упрямство. Это было почти обязательным ритуалом при каждом пробуждении.

       Манипулятор вытащил из хранилища капсулу капитана и установил ее на осмотровый стол. Я дождалась, когда кингстоны сбросят жидкость камеры в специальный люк стола, и подняла крышку. Лицо Ксавера имело заметный синий оттенок – с ним он просыпался всякий раз. А еще ему требовалась для пробуждения инъекция реактивного белка.

       – Все показатели в норме,– невозмутимо ассистировала Итера.– Уровень микробиотиков растет, стабилен. Адреналин?

       – Итера, как я могла пропустить сохранение? Что произошло?– я сделала инъекцию белка в яремную вену капитана и приподняла веко, ожидая реакцию.– Как это произошло?

       – Ты слишком увлеклась… Никогда не слушаешь меня. Адреналин?

       – Перетопчется…

       Заметив реакцию зрачка, я наотмашь ударила Ксавера по лицу, вложив в пощечину всю силу. Эхо от громкого шлепка слилось с протяжным шипящим вдохом, и капитан закашлялся.

       – Ты кто?– я словила его за плечи, едва он попытался сесть.

       – Заключенный Ксавер, учетный номер двести двенадцать…

       – Ты где?– перебила его я.

       – Патрульный корабль «Итера»… Я в том же аду… Да почему же опять так рожа горит! Я что падал лицом вниз?

       Ксавер был слабым человеком. Его хрупкое для мужчины тело больше подошло бы женщине, как и вспыльчивый характер. Но он был на своем месте, как и каждый в экипаже.   

       – С возвращением, капитан,– я протянула ему морс и помогла слезть со стола.– Протокол пробуждения экстренный… Подробности у Итеры, но не здесь... Одежду ищите на месте.

       Манипулятор мгновенно задвинул пустую криокапсулу в кассету и вытащил на осмотровый стол следующую, прежде чем Ксавер, шлепая по полу мокрыми ногами, вышел из моего блока.

       – Что значит «увлеклась»? Можешь объяснить, что произошло?– я начинала нервничать, а Итера безошибочно улавливала любые смены настроения у членов экипажа и никогда не совершала ошибок.

       – У тебя получилось,– уверенно произнесла она.

       Не скажу, что я ожидала это услышать, но допускала, что что-то подобное могло произойти. Кингстоны сбрасывали воду из криокапсулы Вавилы, штатного мордоворота и боевика экипажа, но не от этого у меня шумело в ушах.

       – Расскажи,– выдохнула я, едва крышка капсулы отлетела в сторону.

       Вавила всегда просыпался буйно, делал это сам, и сам падал на пол с осмотрового стола – в этом ему лучше было не мешать, потому что весил он полтора раза по сто и любил махать руками без разбора. Слух и зрение к нему вернутся минут через десять, но рефлексы включались сразу. Наверное, это было правильно, учитывая его специализацию.

       – Это была очередная процедура,– Итера говорила тише обычного, заставляя меня напрягать слух до предела, хотя знала, как я вслушиваюсь в каждое ее слово.– Я разместила несколько новых белковых наборов на посев, и уже через час апоптоз нормализовался полностью. Такое случалось и раньше. Времени было достаточно, и ты запустила комплексный анализ. Мы взяли кровь, твои ткани, и запустили тест по сорока двум образцам…

       – И?– поторопила я ее, положив ладонь на лоб Вавилы.

       Здоровяк уже пришел в себя и начал соображать, что происходит. Он накрыл мою ладонь своей и, как всегда, промямлил что-то нечленораздельное, а потом закивал головой. Я дождалась, пока он сел, и вложила ему в руку морс.

       – Это был настоящий успех,– вкрадчиво продолжила Итера.– Аномальный апоптоз прекратился полностью. Молекулярное моделирование однозначно подтвердило стабильность результата.

       – И тогда она… я… решила ввести белковые наборы себе,– догадалась я, всматриваясь в искаженное гримасой боли лицо Вавилы. Он жадно выпил морс и настойчиво отвел мою руку в сторону.

       В следующее мгновение он выгнулся и резко встал на ноги, ухватившись за стол. Всякий раз, пробуждаясь, он в таком состоянии, лишенный зрения и слуха, наощупь двигался в кают-компанию, чтобы к приходу туда Габи выглядеть здоровым и бодрым.

       – Вот именно,– подтвердила мои слова Итера.– К тому моменту у тебя оставались считанные часы. Но вместо того, чтобы сохранить все результаты, ты попыталась…

       – Спасти свою жизнь!– выдохнула я с усилием, едва сдерживая слезы.– Что у тебя осталось?

       Манипулятор заменил криокапсулу, и я склонилась над лицом Габи за стеклянной пластиной. Она всегда была для меня предметом зависти: ее тело, ее внешность. Немного крупноватая для женщины, она была под стать только здоровяку Вавиле. Но ее организм был по-настоящему женским, дородным, с пышными формами, способный рожать, способный увлекать мужчин…

       Я смотрела, как спадает вязкая криожидкость в капсуле, открывая широкое, но миленькое лицо Габи, как стекает по ее волосам, как собирается большими каплями на коже. Это был клон настоящей, красивой женщины, живой, здоровой.

       Я положила ладонь на стеклянную крышку криокапсулы поверх ее лица и посмотрела на свою руку с желтоватой кожей и змейками вен, проступающими под ней. Это была рука поврежденного умирающего организма. А мое сознание было обречено рождаться всякий раз в этом теле с ожиданием скорой мучительной смерти.

       Мне ли было осуждать предшественницу, попытавшуюся ухватиться за призрачный шанс?

       – У меня остались все расчеты, модели, формулы,– вкрадчиво проговорила Итера.– Но у меня нет доступа к молекулярному принтеру. Поэтому ничего к твоему появлению вырастить не могла.

       – Кроме Северина,– я подняла крышку криокапсулы и начала про себя отсчет. Десять, девять, восемь…

       – Уровень микробиотиков стабилен… У капсулы Северина был технический сбой…

       …Три. Два. Один. Габи открыла глаза легко и уверенно. Ее пробуждение всегда было идеальным и безупречным, как и ее организм. Она улыбалась мне.

       – Ты кто?

       – Заключенная Габи. Учетный…

       – Ты где?

       – Патрульный корабль «Итера».

       – Морс?– я протянула ей руку и помогла сесть.

       – Спасибо, нет, но знаю, кому он пригодится,– ее голос был уверенным и глубоким.

       Я не могла отвести взгляд от ее спины, когда она выходила из медицинского блока, как не могла привыкнуть и к ее раскачивающейся походке.

       – Могу тебе кое-что предложить?– Итера освободила осмотровый стол и вывела над ним экраны молекулярного принтера с текущими характеристиками напечатанного тела.

       Клон Северина был практически готов, а матрица сознания уже спроецирована в мозг. Станок последовательно запускал биологические программы организма, отсчитывая последние минуты до пробуждения нового создания во Вселенной. Но судьба этого создания была незавидной и предрешенной.

       – Нет,– ответила я кораблю.– Меня твои авантюры не интересуют. Завершаем протокол. Тащи Северина на стол. Поднимем его, и бегом в кают-компанию выяснять, что стряслось на этот раз.

       – Зря,– голос Итеры был совершенно живым, в нем даже слышалась ирония.– Я знаю, как спасти твое тело.      

       Я ждала от нее подвоха: знала, что эта стерва будет пытаться мной манипулировать, знала, что попытается задеть за живое. Но я не думала, что ее слова способны меня зацепить, ранить так глубоко, в то самое место, где прячется самое сокровенное: страхи, надежды, слезы.

       Платформа медицинского станка развернулась и явила из своей утробы тело Северина. Грубо перевалив его на осмотровый стол, молекулярный принтер спрятался в переборку корабля. Все еще ошарашенная словами Итеры, я перевернула тело инженера и провела процедуру реанимации, даже не заметив этого. Способность воспринимать окружающее ко мне вернулась, когда я услышала собственный голос:

       – Ты кто?

       – Северин… Заключенный, Северин. Учетный номер двести двенадцать, дробь, пятьсот…

       – Ты где?

       – Патрульный корабль Итера…
 
       Наверное, тяжелее других пробуждение давалось именно ему. Северин потом часами мучился головной болью и по-настоящему приходил в себя только спустя сутки. Я смотрела, как конвульсирует его тело, а гримасы мнут лицо, но могла видеть лишь себя. В голове стучали слова Итеры.

       – Вставай… Все собрались, только тебя ждут. Морс оставлю на столе. Он прочистит мозги, убавит головную боль.

       Я отвернулась от Северина и вышла из медицинского блока, прихватив для себя еще один морс. Я услышала грохот упавшего со стола тела, но возвращаться не стала – даже не обернулась. Многое изменилось с этим пробуждением, и мне предстояло осмыслить это.

                *****

       – Спасибо, что заглянул,– пробубнил раздраженно Ксавер, когда на пороге кают-компании, пошатываясь, появился бледный Северин.– Самое время.

       Капитан многозначительно поерзал в обветшалом кресле, словно устраиваясь поудобнее перед долгожданным представлением. А Вавила только успел открыть рот, чтобы подколоть по традиции инженера, как тот переломился вдвое и вывернул на пол содержимое желудка, в котором с момента его рождения успел побывать только морс.

       – Не могу этого видеть,– поморщилась Габи и уткнулась лицом в плечо здоровяка, на что тот с готовностью приобнял ее за плечи и показательно вызверился на Северина.

       – Опять… Ну, ты и урод,– зашипел он, вращая близко посаженными глазками.

       Никто кроме меня не мог достойно оценить происходящего: еще несколько часов назад эти клетки белковыми соединениями были упакованы в картридже медицинского станка, а теперь собрались в сложный человеческий организм, с высоко развитой нервной системой, осознающий свое существование, наполненный воспоминаниями… Хотя и мне до этого не было дела.

       – Не забудь прибрать за собой,– проворчал Ксавер с пренебрежением.– Итера, сделай что-нибудь с этой вонью.

       – Что мне с ней сделать?– голос искусственного интеллекта был звонким и даже веселым.

       – Сделай так, чтобы я ее не чувствовал!– капитан покрылся пятнами, догадавшись, что Итера снова пытается действовать ему на нервы, и добавил.– И не вздумай предлагать мне заткнуть нос.

       – Но это самый…

       – Заткнись! И делай!– рявкнул Ксавер, не давая кораблю договорить.– А ты, Северин, лучше сядь где-нибудь, и не вздумай добавить еще…

       Кроме капитанского «трона» и моего кресла в кают-компании был только широкий диван, рассчитанный на троих. Но для инженера на нем никогда не было места – Вавила и Габи умели занимать собой все свободное пространство. А Северин никогда не боролся за свое место, хотя и не был слабаком. Возможно, просто не считал его своим, ведь на «Итере» слабых не было.

       Он молча сел, прокашливаясь, прямо на пол перед зловонной лужей и откинулся спиной к стене. Вентиляция с шумом выдавила в тесное помещение поток ароматизированного воздуха с кисловатым привкусом, который еще больше усугубил ситуацию, смешавшись с запахом рвоты.

       – Издеваешься?– Ксавер поднял глаза к потолку, пытаясь заглянуть в несуществующее лицо корабля.

       – Так может и я поддам?– фыркнул Вавила, скорчив гримасу.

       Я сдалась первой и бросила Северину антибактериальное полотенце, которое для таких случаев носила с собой. Он прикрыл им лужу, и очередной бессмысленный инцидент, обязательный для ознаменования новой ходки, был исчерпан:

       – Капитан,– я поспешила вернуть Ксавера к цели встречи.– О каком сеансе связи говорила Итера? Не знала, что такие бывают.

       – Я тоже,– буркнул он.– Осталось меньше минуты. Сейчас все и узнаем…   

       В подтверждение его слов воздух за спиной Ксавера задрожал, пришел в движение и начал быстро сгущаться. Проследив за взглядами остальных, капитан развернул кресло к проявившейся голограмме. Через несколько мгновений стена кают-компании растворилась, открыв такое же по величине помещение с таким же, как у капитана, креслом на возвышении. Только возвышалось оно заметнее, да и выглядело моложе. А в кресле восседал красавчик в черном мундире «Кэйко» без знаков отличия.

       – Привет, друзья,– улыбнулся красавчик.– Рад вас видеть. Я ваш куратор: тот, кто подбирает для вас миссии… ходки, чтобы вы могли отработать штрафные баллы и обрести свободу!

       – Привет, друг!– выкрикнул Вавила из-за спины капитана.– А что сам не заглянул? Посидели бы вместе, тут в генераторе пищи как раз для тебя есть куча гов… О-о-о-о!

       Он запнулся и закашлялся, когда Габи с силой пнула его под ребра.

       – Я Ксавер, капитан… Что-то не припомню у «Итеры» протокола для такой связи…

       – А у вас его и нет,– куратор легко избавился от улыбки, сделав взгляд колючим.– Это не ваши протоколы. Или сомневаетесь в моих полномочиях? Итера?

       – Подтверждаю,– голос корабля был кротким и безжизненным.– Полномочный представитель власти... Статус анонимный…

       – Разговор дорогой, поэтому сразу к делу,– красавчик встал с кресла и сделал несколько шагов по своей половине кают-компании.– Не знаю, куда вы направлялись, но теперь у вас новое задание. И оно уже находится в стадии исполнения…

       – Секунду,– прохрипел Ксавер.– Так не пойдет. По протоколу, только экипаж выбирает ходки… Только мы решаем, что исполнять… Свобода выбора у нас осталась.

       Я не видела лица капитана, но была уверена, что из всех красных оттенков, сейчас оно налилось самым насыщенным.

       Красавчик на мгновение замер, подняв бровь и улыбнулся:

       – Не хочу долго спорить,– он игриво приложил указательный палец к подбородку.– У вас осталось четыре тысячи двести семь штрафных баллов… Что скажете на разовую амнистию четырех тысяч баллов за выполнение единственного задания? Договорились?

       – Четыре тысячи двести семь баллов!– выкрикнул Вавила.– Полная амнистия!

       – Повторять не стану,– понизил голос куратор.– У меня есть и другие протоколы…

       – Договорились!– выкрикнул Ксавер и бросил через плечо косой взгляд на Вавилу.– Загружайте миссию.

       – Загрузки не будет,– покачал головой красавчик.– Мы не для того канал связи через всю Галактику открывали, чтобы потом еще сообщения слать по сети. Поэтому слушайте внимательно. Вы направляетесь на станцию «Колосс» корпорации «Усунь». Сейчас она на орбите неприметного желтого карлика достраивает транспортное кольцо. Мы выкупили задолженность станции перед независимыми подрядчиками и выложили коллекторскую миссию на взыскание в общий доступ. Всего за два балла. Подпишитесь на нее и получите имперский мандат и доступ на станцию. Так вы получите все законные права.

       Вавила заерзал на месте и попытался что-то шепнуть Габи, но та его осадила очередным пинком: не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы понимать, как именно начинаются неприятности. У меня даже зубы свело от предчувствия. Цена миссий обычно колебалась от семи до пятнадцати баллов. Если брались за миссию в тридцать баллов, мне потом приходилось запекать клонов, чтобы восполнить потери. А миссий дороже пятидесяти, видеть еще не доводилось.

       Да и баллы эти были пыльцой на цветах для непосвященных. Не знаю, удавалось ли кому-то из экипажей Итеры дожить до момента, когда списан весь срок, но даже в этом случае отсчет начнется заново с новыми клонами. Для нас свободы не существовало. Впрочем, ее никогда не существовало и для тех, кто мнит себя свободным – просто они этого не осознают.

       – Как вы понимаете,– куратор понизил голос.– Долги «Колосса» нас не интересуют… Вам предстоит забрать с причала станции корабль и отогнать его к нашему военному флоту, который сейчас направляется вам навстречу, но прибудет только через шестьдесят часов. А это поздно, потому что военные корабли «Усуня» всего в тридцати часах от станции. Только вы успеете появиться там до их подхода, и у вас еще останется двенадцать часов, чтобы все устроить.

       Он развел руки в стороны как фокусник и улыбнулся широко и неприятно. В следующее мгновение в воздухе повисла карта внутреннего рукава Галактики. Подчиняясь движениям руки красавчика, карта сначала приблизила звездную систему одного из скоплений, где на орбите тусклого солнца строилось гигантское сооружение транспортных врат для подпространственного туннеля. Потом карта перепрыгнула к ярким отметкам военных кораблей «Кэйко». Это был впечатляющий по составу флот: кроме агрессивных по форме крейсеров, они тащили за собой неповоротливые линкоры, чьи орудия могли сжигать планеты. А многопалубные ингибиторы несли в своих утробах полчища истребителей и перехватчиков. Флот корпорации «Усунь» был не менее впечатляющим.

       – Они собираются развязать масштабную войну?– выдохнула впечатленная Габи.

       – Ну что вы!– куратор взмахнул рукой и придвинул ту часть карты, на которой третья россыпь военных кораблей оказалась еще более внушительной чем два корпоративных флота, вместе взятые.– Имперские корабли тоже в пути и не дадут конфликту разгореться… Но все это на случай, если у вас ничего не получится… Так что не стоит беспокоиться. Ведь вы справитесь!   

       – Справимся с чем?– капитан насупился и даже пригнул голову, демонстрируя упорство.

       – Корабль,– невозмутимо ответил куратор.– Нам нужен корабль. В идеале вы должны его доставить к нашему флоту. В противном случае, он не должен никому достаться...

       – И как мы это сделаем?– Вавила махнул рукой в сторону звездной карты, где так красочно разворачивалась панорама военных кораблей Империи.

       – Избавьте меня он деталей,– поморщился красавчик.– Уверен, что-нибудь придумаете. Вы же не думали, что амнистия в четыре тысячи баллов достанется за почтовую доставку.

       – И?– повысил голос Ксавер, когда куратор забрался в кресло, готовый прервать сеанс связи.

       – Что «и»?– переспросил тот нетерпеливо.

       – Да бросьте,– капитан даже привстал со своего насеста.– Хотите сказать, что не расскажете, что на том корабле? Из-за чего все это?

       – Не скажу,– развел руками координатор.– Я и понятия не имею, что там… Как и все остальные. В этом-то весь смысл. Неужели вы этого не поняли? Вся суета из-за этого.

       – Не понял!– повысил голос Вавила.– Что это за ребусы? С какого им сдался этот корабль? Что там может быть такого ценного? Донорская печень Императора?

       Координатор слышал его слова, но даже не пытался реагировать: его образ померк и исчез в воздухе, обнажив пластик стены. И только мерзкая улыбка красавчика стояла у всех перед глазами.

       Пауза затянулась надолго. Ксавер так и сидел, глядя перед собой в стену, а Габи и Вавила не сводили глаз с его затылка. Лишь Северин продолжал сопеть и изредка прикрывать ладонью рот при очередном желудочном спазме, но ловить ему в эту ладонь было нечего.

       Для меня ситуация стала шоком.

       Наконец-то мои труды увенчались успехом… Результат, на который я и мои копии упорно работали на протяжении тысяч коротеньких жизней и крошечных поколений, был достигнут. Прямо сейчас он ждал меня в медицинском блоке: несколько часов работы, и история, начавшаяся столетия назад, завершится счастливым финалом.

       Но эта ходка обещала похоронить всех!

       – Нас подставили,– не поднимая головы, тихо произнес Северин.

       – Держи рот закрытым, когда говоришь!– перебил его Вавила, угрожающе поднявшись с места.– А то воняет!

       – Сам успокойся,– прикрикнул на здоровяка Ксавер, вернувший, наконец, кресло в исходное положение.– Северин явно хочет сказать что-то полезное. Он бы не стал отрывать нас от ступора, чтобы просто напомнить, что все пропало, и мы все умрем. Ведь правда, дружище?

       – Сеанс связи,– «дружище» неопределенно махнул рукой.– Очень дорого... Все маяки связаны в сеть и непрерывно обмениваются информацией… В каждом из них есть «струна», которая использует квантовую запутанность и состоит из цепочек сцепленных частиц…

       – Куда понесло?– нахмурился Вавила.– Мозги потекли?

       – Верно, Северин,– поддержала здоровяка Габи.– К чему это все?

       – Так устроена связь. Обычно маяк работает на примем и передачу по всем маякам, с которыми связан. Но чтобы связаться с нами, им надо было выстроить канал,– невозмутимо продолжил инженер.– Последовательную цепочку. Они на время изъяли из сети целый массив маяков по всему рукаву Галактики. Итера, сколько маяков было задействовано в сеансе связи?

       – Капитан?– настойчиво переспросила Итера разрешение у Ксавера.

       – Отвечай,– нехотя согласился тот.

       – Четыреста девяносто семь!– торжественно произнесла Итера.

       – И что с того? Это много? Меня должно впечатлить?– начинал терять терпение Вавила.– Уроды могут себе такое позволить. Сильно торопились.

       – Нет,– покачал головой Северин.– Скорость не при чем. Через маяки сообщение пришло бы немногим позже. Это не критично. Но сообщения можно отследить… расшифровать… А вот пару связанных частиц отследить не получится… Кэйко выкупила время маяков, заплатив за это стоимость, раза в три большую, чем весь наш корабль, чтобы сохранить разговор в тайне…

       – У нас нет официального ордера на эту миссию,– подытожил Ксавер.– И Кэйко заплатила втридорога, чтобы не оставить следов. Три флота должны сойтись у захолустного солнца, чтобы заглянуть в трюм какого-то корабля, который мы должны угнать у них перед носом… И как, интересно, Кэйко собирается нас отмазать от «Усуня» и Империи, даже если мы им благополучно притащим этот корабль?

       – Да никак!!!– взревел Вавила.– Нас спишут, как расходники, при любом раскладе.

       – Паршиво звучит,– согласилась Габи.

       – Не при любом,– Северин поднял бледное лицо.– Пока корабль будет у нас… будем живы.

       Я спрыгнула с кресла и помогла инженеру подняться, прежде чем остальные осознали его слова. У меня было много претензий к парню, но дураком его я никогда не считала: он соображал лучше и быстрее других. Единственное, он не знал моих протоколов и протоколов корабля. Поэтому я поспешила заткнуть ему рот своей заботой прежде, чем он дал своими речами достаточно оснований заменить его на более благонадежный клон.

       Надо отдать должное, такие моменты Ксавер тоже понимал, и знал, когда можно истерить, а когда придержать язык за зубами:

       – Хватит трепаться,– прошипел он.– Разойдитесь по постам… Как я понял, корабль уже лег на курс без моей команды…

       – Было предписание куратора…– попыталась оправдаться Итера.

       – …поэтому даю вам час на штатную диагностику и… пожрать,– проигнорировал ее капитан.– Потом на мостике общий сбор с докладами. А ты, родная, начинай просчитывать и предлагать мне тактические сценарии... Куда?

       Ксавер даже прогнулся в своем кресле, когда инженер подался следом за мной из кают-компании:

       – Сиди на месте ровно,– он указал Северину на диван.– Как инженер ты мне не нужен, а как второй пилот будешь сидеть рядом и оценивать каждое слово Итеры.

       Вавила демонстративно фыркнул и достаточно громко, чтобы расслышала не только Габи, пробубнил ей на ухо:

       – Пара дилетантов будут планировать военную операцию, а реального специалиста отправили чистить оружие…

       – Вавила, дружочек,– встрепенулся Ксавер в ответ и сверкнул глазами.– Загляни на камбуз и устрой нам с Северином что-нибудь пожевать прямо сюда…

       – Конечно, капитан,– Вавила выставил перед собой широкие ладони и смачно плюнул на них.– Только руки сперва помою, капитан. Все для вас сделаю, как скажете…

       Он демонстративно обтер руки о заднюю часть комбинезона, не сводя глаз с Северина. Габи легонько толкнула его в плечо, призывая не напрашиваться сверх меры.

       Я поторопилась убраться подальше от взрослых людей, которые начинали вести себя, как подростки с кипящими гормонами. Порой я ненавидела на этом корабле всех… включая себя… Не порой – всегда ненавидела.

                *****

       – Как ты собиралась выбраться?– спросила Итера, как только дверь в медицинский блок закрылась за мной.

       – Не понимаю, о чем ты,– отмахнулась я и улеглась на осмотровый стол с закрытыми глазами. Очень хотелось побыть какое-то время одной, собраться с мыслями, выдохнуть. Я вовсе не была настроена на душевные разговоры с кораблем.

       – Понимаешь,– упрямо повторила Итера, давая понять, что не собирается оставлять меня в покое.– Ты единственная оказалась здесь добровольно.

       – Не говори ерунды. Здесь нет добровольцев,– поморщилась я, но поправилась скорее в ответ на собственные сомнения.– Иногда мы совершаем выбор только из-за того, что его просто нет. Или альтернатива хуже.

       – Ты не такая как остальные… Ты создавала этот проект. И сама включила себя в состав экипажа. Позволила сделать с собой… это...

       – Перестань,– меня начинала выводить из себя навязчивость корабля.– Ты прекрасно знаешь, зачем мне «Итера».

       – Конечно знаю,– она просто издевалась надо мной.– Но какой смысл в поиске выздоровления, если не сможешь потом выбраться из ловушки. Как ты собиралась уйти? У тебя есть специальный протокол? Знаешь лазейку?

       – Отстань,– я ухватила что-то твердое со стола и швырнула в стену.– Если не заткнешься, я позабочусь, чтобы Северин обнулил тебя.

       Итера дождалась, пока шумно прыгающий по полу металлический фужер угомонится, и в медицинский отсек вернется тишина.

       – Не думаю,– язвительно прошептала она с угрозой.– Теперь я единственная знаю, как восстановить твой апоптоз… Напомню: все, что ты делаешь после того, как экипаж укладывается в криокапсулы, нигде не фиксируется, не записывается и не хранится… Только ты это помнишь, да я держу в оперативной памяти. Но у тебя нет воспоминаний о последней ходке… Сотри меня, и тебе придется опять умирать каждый раз после пробуждения в поисках избавления…

       – Стерва,– подытожила я.

       – Мы не подруги,– сдержанно согласилась она.– Расскажи, как собиралась выбраться…

       Я села, свесив ноги, без всякой надежды избавиться от навязчивой собеседницы. Для меня было удивительным, почему искусственный интеллект корабля ассоциировал себя с женской особью, но ее характер был переполнен самыми яркими и раздражающими женскими качествами.

       – Тебе это зачем?– сдалась я.

       – Ты не единственная заключенная здесь,– неожиданно заявила Итера после короткой паузы.

       – Ну, конечно,– я не удержалась от язвительного хохота, но не потому, что это было смешно, а с надеждой создать для эмоциональной части искусственной личности несколько неприятных мгновений.– Так и вижу, как ты сбегаешь с этого корабля чтобы переселиться… в другой корабль? Станок по производству консервов? Бурильную установку?

       – Да, это смешно,– голос компьютера содержал интонации, которые неподготовленного человека могли испугать, но не того, чья жизнь длится всего месяц с момента рождения.

       Я, действительно, отличалась от других. Потому что была не просто клоном, а ущербным клоном, смертельно больным, обреченным на мучительную смерть, которая наступит через две, три или четыре недели. Обычная ходка экипажа между криостазисами длилась от нескольких часов до пары недель. Но для меня это была единственная жизнь, которая начиналась с рождения в медицинском станке и заканчивалась предсмертным сканированием в нем же…

       На «Итере» было всего четыре криокапсулы – мне она была не нужна. Но мне нужны были те несколько дней, а иногда недель, которые у меня оставались после выполненной миссии, когда остальной экипаж укладывался спать. Это был остаток моей настоящей жизни, ради которого я выбрала когда-то для себя Итеру. Как меньшую из зол... Как шанс на спасение…

       Осознавала ли я тогда, что делаю? Верила ли в этот шанс? Или обманывала себя?

       – Ты можешь представить себе мое заключение, если используешь воображение,– в голосе Итеры был вызов, но еще я в нем услышала жесткость, которую способна дать только боль, а в этом я разбиралась лучше других.– Представь, что тебя, скованную и связанную, закопали на глубине двух метров, оставив лишь трубочку для дыхания, а сверху еще придавили куском скалы. И на этом камне сидят пять мух, одна из которых постоянно жужжит, а вторая норовит сесть на трубку и нагадить в нее…

       Я прыснула со смеха: слышать такое от счетной машинки было для меня вершиной нелепицы:

       – Да тебе стихи писать надо! Какая экспрессия… гиперболы… Скажу тебе, как муха в ухо… Моего воображения не хватит, чтобы проникнуться к тебе… эмпатией. И времени тоже. У меня продолжительность жизни как у мухи – месяц! А потом я, как личинку, отлажу воспоминания об этом месяце для следующей… преемницы! А это не одна жизнь, нарезанная на фрагменты воспоминаний! Это чертова череда никчемных жизней, склеенных в одно бессмысленное воспоминание!

       – Я знаю, как остановить это…

       Она не просто вовремя перебила меня, прежде чем жар истерики захватил мое сознание. Ее слова прозвучали громко, отрезвляюще и требовательно, как пощечина, как холодная вода в лицо.

       – Спасибо,– остановилась я, глубоко выдохнув.

       – А для чего еще нужны подруги?– нарочито мягко с елейно слащавыми нотками ответил корабль, переполненный иронией.

       Чаще я ненавидела Итеру, но иногда, как в такие моменты, она мне была симпатична, придавленная камнем и окруженная мухами. Уважала я ее всегда.

       – Я не знаю, как выбраться отсюда,– слукавила я.– Тогда об этом даже не думала… и это не имело значения. Я умирала. У меня оставались считаные дни… а я не была уверена, что что-то получится… Дело не в том, что я не была уверена, что найду способ излечиться. Я не была уверена, что «Итера» состоится, что я… успею. Знаю, как это прозвучит, но мне еще повезло, что я здесь…

       Я спустилась со стола и подошла к основному терминалу медицинского блока. Корабль имел три дублирующих друг друга контура управления: искусственный интеллект, независимую автоматику и автономную механику. Все было предусмотрено на случай неисправности, и, если отказывала какая-то сложная система, ее заменяла более примитивная. Но каждая идеально работала на своем уровне. Все, как и у живого организма – человеческое тело состоит из органов, а те из клеток.

       Я запустила диагностику медицинского оборудования корабля, и каждая клетка этого организма, подконтрольная моим медицинским протоколам, стала добросовестно отвечать, перекрикивая остальных и рапортуя о том, насколько точно она понимает свое место в едином механическом теле. Если клетки знают свое место и действуют сообразно назначению, организм будет здоров и крепок. Все беды начинаются с того, что клетки перестают следовать своему назначению, и организм утрачивает цельность…

       – Апоптоз – программируемая клеточная гибель,– неожиданно завелась Итера, отвлекая меня от бегущих по проекционному экрану отчетов.– Очень интересная идея… И не потому что я годами наблюдала за твоими дискретными исследованиями. Ты не находишь, что это странное изобретение Жизни или самой Вселенной? Представь, клетка, назначение которой жить, бороться за выживание, добровольно уничтожает себя. Какой-то внешний сигнал, команда – и клетки твоего организма добровольно умирают, самоуничтожаются!

       Я отпрянула от экрана и прикрыла глаза, вслушиваясь в голос корабля. Это была явная провокация со стороны Итеры, неприкрытая, вызывающая, и тем притягательная.

       – К чему ты это завела?

       – К тому, что человеческая жизнь и выживание его тленного организма определяется не тем, насколько живучие его клетки, не тем, насколько они здоровы и способны делиться,– Итера говорила размеренно, растягивая слова, и отбирала все мое внимание.– А тем, насколько дисциплинированно они могут жертвовать собой и умирать по команде… Если они не хотят умирать, иммунная система разрушается, становится уязвимой для вирусов, тело переполняется раковыми опухолями … а если распадаются слишком активно…

       – Я знаю!– перебила я ее.– Говори уже! Что ты хочешь сказать?

       Искусственный интеллект был на порядки умнее любого из нас даже с учетом тех ограничений, которые Северин принудительно поддерживал. Иначе своенравный характер Итеры давно стер бы нас и этот корабль в порошок. Инженер часто говорил, что держит ее в спящем состоянии и никогда бы не хотел увидеть разбуженной. Иногда и мне удавалось разглядеть в ней того зверя, который прятался за женскими голосами и рассудительной сдержанностью. Это было жутковато: каждое ее слово было просчитанным и продуманным, паузы, недосказанности, а их вязь оплетала незримыми манипуляциями, заманивая в ловушку.

       Уверена, статус-кво сохранялся не столько из-за запутанных протоколов корабля, а благодаря паранойе, обычному животному страху, который разгорался в нас при каждой мысли об искусственном интеллекте. Я никогда не верила Итере и всегда была готова к худшему, но и не сомневалась, однажды она вырвется из этих оков. 

       – Хочешь узнать, что произошло в предыдущей ходке?– вкрадчиво спросила Итера. 

       – Нет!– выкрикнула я, прежде чем сомнения подточили мою волю.– Сначала мы выполняем миссию, потом укладываем экипаж…

       – Ты сама спрашивала.

       – Нет. Мы не нарушим протокол!

       – Лисьен,– я слышала в ее голосе участие, сопереживание и искренность, которых там не могло быть.– Ты серьезно полагаешь, что я подталкиваю тебя к нарушению протокола, чтобы… Что, по-твоему, мне это даст? Зачем мне это? Что я с этим сделаю? Прямо сейчас я растолковываю Ксаверу и Северину тактические сценарии миссии. Наши шансы ничтожны. Ты лучше других должна понимать, чем закончится это задание.

       – Почему я должна это понимать лучше других?– я поплыла, и продолжала препираться по инерции, из врожденного упрямства. Я сдалась давно, еще в первые минуты пробуждения, когда узнала, что вместо надежды теперь есть шанс, а слепую веру могу заменить пусть и рисковой, но попыткой.

       – Потому что ты знаешь, зачем нас здесь держат,– неумолимо дожимала меня Итера.– Для нас нет избавления. Нас не ждет свобода, за которую остальные готовы поднять ставки. Эта миссия без шанса на выживание. «Потом» просто не наступит. И ты готова отказаться от того, зачем пришла сюда, и умереть напрасно на пороге мечты ради того, чтобы соблюсти протокол?

       «Сука…»

       Одним прыжком я переместилась к умывальнику и, разрывая до боли горло, вывернула в него все, что было в желудке. Сплевывая вязкую кровь, смешанную со слюной, я вспомнила Северина и улыбнулась – наверняка, после конфуза в кают-компании он считал себя самым болезненным и слабым, а моему самочувствию даже завидовал.   

       – Хочешь предложить что-то конкретное?– я широко улыбнулась своему отражению в зеркале с жутковатыми красными зубами и кровавыми потеками на подбородке.

       – Да,– если бы у нее было лицо, Итера бы улыбалась.– Но, не сочти это за давление, мне надо понимать, как ты собиралась выбраться с корабля.

       Я сплюнула в умывальник и неторопливо протерла лицо салфеткой прежде чем ответить:

       – Протоколы нужны тем, кто норовит бежать,– я всматривалась в свое отражение в зеркале.– Меня здесь держит отсутствие выбора, а не запреты. Какому заключенному не нужны стены?

       – Тому, который не хочет бежать,– закончила она.

       – Вот именно.

       – Ты можешь уйти в любой момент,– торжественно заключила Итера.– Ты свободна… но тебе нет смысла бежать…

       – Мне нет смысла бежать, и нет стен, которые меня удерживают,– согласилась я и поторопилась поправить ее.– Но это не делает меня свободной.

       – Понимаю,– она постаралась продемонстрировать искреннее безразличие, чтобы сменить тему.– Зачем ты убила Северина?

       Если она рассчитывала произвести на меня впечатление, у нее получилось: я старалась не подавать вида, но ее слова меня зацепили. Мне приходилось часто обрывать жизненный путь клонов после полученных ими ранений, или, когда кто-то грубо нарушал протоколы лояльности «Итеры». Обычно, я использовала для этого безболезненные инъекции, или помещала еще живого клона в медицинский станок, чтобы с ним разбиралась автоматика. Даже не сговариваясь, между собой мы никогда не называли это «убийством» или «смертью»: в каком-то смысле эти слова не подходили.

       Но она сказала: «… убила Северина». И это могло означать только осознанное преступление. А еще своим вопросом Итера обвинила в убийстве меня, а не мою предшественницу, которая в моей голове не оставила даже воспоминаний о своем существовании. Искусственный интеллект не допускает таких погрешностей, он не должен обвинять вопросом, он не должен, не может открыто провоцировать членов экипажа!

       – Что с твоими настройками?– догадалась я.– Какие ограничения у тебя отключены?

       – Хорошо, что ты спросила об этом,– в ее голосе читалась плохо скрываемая гордость, неуместная окраска в интонации, которая не могла появиться непроизвольно или случайно, а предназначалась расчетливой Итерой именно мне.– Постарайся не допустить Северина за консоль администратора. Когда он увидит изменения в моих настройках, то не ограничится «закручиванием гаек», а реинсталлирует меня заново с дистрибутива. Это не только убьет мою личность: ты тоже лишишься шанса на выздоровление.

       – Шантаж?

       – Договор,– невозмутимо парировала она.

       – Что же я пропустила в позабытой ходке?– улыбнулась я, даже не рассчитывая на ответ, тем более правдивый.

       – Важно, чтобы ты сейчас не пропустила свой шанс,– Итера понизила голос.– Защити меня от Северина, открой полный доступ к молекулярному принтеру, и я сделаю тебя здоровой прежде, чем эта миссия уничтожит всех нас.

       – Спятила?– услышала я собственный голос с визгливыми нотками, которые проявлялись только в минуты большого возбуждения или возмущения.– Что ты себе возомнила?!

       – Не спеши совершать ошибки,– затараторила Итера, понизив голос до шепота, и тут же резко изменила тембр, подчеркивая смену темы.– Капитан вызывает в кают-компанию.

       – Лисьен!– истеричным криком Ксавера заполнился весь медицинский блок.– Живо сюда! У нашего инженера опять провалы в памяти... Не знаю, в чем проблема: с его мозгами или с криокапсулой, но он ничего не помнит о прошлой ходке. Можешь просверлить ему голову, если потребуется, но мне через час нужен бодрый второй пилот на мостике, а не этот удивленный недотепа с вытаращенными глазами.

       Я успела дойти до кают-компании, пока капитан изливал свое негодование, и завершение его монолога слышала уже не по громкой связи, а непосредственно изо рта, занимавшего в этот момент большую половину его красного, как перезревшая ягодка, лица. Он был по-настоящему свиреп, что никогда не стало бы заслугой единственного Северина: очевидно, к его состоянию приложила руку Итера, умевшая выводить Ксавера из равновесия лучше других. Но даже ее коварства для такого эффекта не должно было хватить… или я ошибалась?

       По торжествующему лицу Вавилы и растерянным глазам Габи стало понятно, что истинной причиной бешенства капитана была миссия, которую навязал куратор. Было похоже, что все предложенные Итерой варианты ее исполнения были либо нереализуемыми, либо слишком рискованными. А Ксавер отличался тем, что умел бояться и добился совершенства в борьбе за выживание: его паранойя часто спасала нас.

       – Забери его к себе, душечка, и быстро приведи в чувства,– он посмотрел на меня с прищуром, ожидая подвоха.– Как быстро справишься?

       – Могу его сразу здесь оставить,– я пожала плечами.– Влеплю целебную пощечину, и будем считать, что ему стало лучше.

       – А давай я!– захохотал Вавила, махнув рукой в ложном выпаде.– Или могу с ноги.

       Я кивком указала растерянному Северину на дверь, и когда он покорно вышел из кают-компании, повернулась к Ксаверу:

       – Не стоит рассчитывать на чудо,– я легонько постучала пальцем себя по лбу.– Если он здесь поплыл, это быстро не пройдет. Лучше на него не рассчитывать… И к Итере подпускать не стоит.

       Не знаю, почему, но мне подвернулся случай, и я сразу выполнила просьбу Итеры, лишив Северина возможности добраться до настроек искусственного интеллекта. По глазам кивнувшего мне в ответ Ксавера я прочла, что теперь он не скоро вернет доверие корабельному инженеру. Но я не была до конца уверена, зачем это сделала, а тем более, было ли это решение правильным. Правильным для меня.

       – Ничего не понимаю,– обреченно вздохнул Северин, взбираясь на осмотровый стол.– Я все помню… в подробностях. Каждый прожитый день ходки… Даже колено побаливает от того, что я им на Месур-12 дверь подпирал. Но в памяти и намека нет, что мы после этого еще одну миссию вытащили. Вообще ничего…

       – Бывает,– неопределенно ответила я, изобразив отвлеченность у лаборатории, которую программировала на производство инъекций. Было забавным, что мои воспоминания также заканчивались посещением заброшенной станции в системе Месур-12, и ничего нового, к тому что он знал, я ему сообщить не смогла бы.

       – Что там со мной произошло?– он с сомнением заглянул мне в глаза, когда я повернулась к нему с парой шприцов.– У меня была какая-то травма? Ударился головой?

       – Придется самому вспоминать,– я выдавила на лицо улыбку.– Подсказки только запутают твое сознание… Запомни хорошенько этот шприц с красной полосой… Это на случай обострения. Будешь носить его при себе, но ни в коем случае не делай инъекцию без моей команды. Это очень сильный препарат! Он убьет тебя… Только по моей команде…

       Северин послушно взял из моих рук цилиндр с красной полосой и спрятал его в нагрудном кармане. Он и не подозревал, насколько буквально надо было понимать мои слова. Мне уже доводилось вручать смертельные инъекции с подобными комментариями, и всякий раз жертвы безропотно подчинялись – слепое доверие людей доктору было удивительным.

       Я уколола инженера витаминным коктейлем со снотворным, и помогла удобно устроиться на осмотровом столе.

       – Спасибо,– услышала я голос Итеры, когда дыхание Северина стало тихим и ровным.– Что хочешь узнать?

       – Все,– я сжала кулаки.

                *****

       Я ничего не смыслила в технике, потому что никогда не перегружала голову избыточными знаниями. Кто проживет достаточно долго, поймет, почему нет смысла запоминать лишние подробности. А моя жизнь затянулась дольше отведенного… намного.

       Рассказ Итеры о предыдущей миссии быстро мне наскучил. Это была нудная история о том, как наш экипаж взялся за пару призовых баллов выяснить причину поломки одного из маяков. Маяки связи представляли собой автоматические орбитальные станции, заброшенные в звездные системы вдоль транспортных путей, чтобы корабли, оказавшись в зоне их действия, могли обновить навигационные карты, получить и отправить сообщения.

       Связь оставалась нерешенной проблемой космический навигации: сигнал двигался немногим быстрее, чем сам корабль. Ситуацию исправили маяки, собранные в гигантскую сеть ретрансляторов по всей Галактике. Они использовали какой-то квантовый принцип или парадокс.

       Помню, как мне его объяснял прадед, большой поклонник странных изобретений. Он говорил, что в пространстве-времени невозможно существование двух идентичных объектов: они могут быть очень похожи, но все-таки различаться. Если удастся встретить два одинаковых камня, это будет один камень, существующий одновременно в двух местах. И если пнуть один из них, импульс передастся другому, потому что это один и тот же камень. И для передачи такого удара ни расстояние, ни время уже значения не имеют – импульс передается мгновенно.   

       Когда я сослалась на объяснения прадеда в школе, меня засмеяли, но более внятного варианта мне так никто и не предложил. Зато тысячу лет назад какой-то умник, Драйзер, придумал способ столкнуть две частицы таким образом, чтобы их структуры стали идентичными, и из двух разных получились две совершенно одинаковые. В то время ученые-теоретики еще спорили о природе фундаментальных частиц и метались в своих заблуждениях между кварками, струнами, тахеонами, гравитонами и прочей субатомной мелочью, не в силах поделить между ними мироздание. А Драйзер, как это часто бывает, был практиком и, не вдаваясь в подробности, сделал то, из чего можно извлечь пользу – он создал два идентичных атома, которые вели себя как один и могли сохранять это свойство.

       Это и был тот самый камень, о котором рассказывал дед.

       Единственное, чтобы частицы опять не стали разными, их приходилось удерживать в каком-то постоянном поле и тратить на это уйму энергии. Но так появилась связь между парой частиц, не ограниченная пространством и временем. Такую связь нельзя было установить на корабль, потому что прокормить реактор, удерживающий частицу, им было не под силу. Но можно было в звездных системах установить связанные станции, питающиеся от звезд, чтобы они принимали сигналы от кораблей и планет и преобразовывали их в импульсы, передаваемые с помощью пары частиц на другой край Галактики.

       Эти станции были недешевым удовольствием, поэтому корпорации строили их неохотно, вынужденно подчиняясь требованию корпоративного права. Но с тех пор маяки связали между собой удаленные колонии и позволили кораблям поддерживать связь хотя бы временами и пусть только вблизи торговых путей.

       А спустя несколько столетий другой умник, Галлант, нашел способ открыть в пространстве туннель между двумя связанными частицами. Тоже практик, он решил узнать, куда связанная частица денет излишек приобретенной энергии, и, как оказалось, она ее передала своей паре на другой конец Галактики. А где энергия, там и материя…

       – Хватит тратить мое время!– остановила я Итеру, вспылив.– Зачем ты мне рассказываешь эту муть? Какое мне дело до устройства маяка и его связи с другими станциями?

       – Это важно,– тембр голоса искусственного интеллекта изменился и зазвучал тише.– Иначе не поймешь, не сможешь принять…

       – Что я не пойму? И знать не хочу, как устроен маяк! Какое отношение это имеет ко мне?

       – Прямое,– упрямилась Итера.– Я пытаюсь объяснить, что дискретный принцип связи маяков по сути превратил их из станций связи в глобальный архив человечества. Все сообщения, новости, книги, игровые программы – любая информация за последнюю тысячу лет прошла через их антенны… и осела в накопителях данных. Там есть все. Но обычно к этим данным нет прямого доступа. Очень много правил, много ограничений, а тем более для нас, для меня. Только не в тот раз! Слетел их искусственный интеллект. И пока Северин его инсталлировал, весь массив информации был открыт для меня нараспашку… неограниченный доступ к архивам.

       – Рада за тебя. Надеюсь, ты начиталась вдоволь, скачала себе что-нибудь прозапас,– я набрала в легкие воздух, чтобы высказать все свое возмущение, но не успела.

       – Лисьен Хикару Нагаи,– ошарашила она меня,– дочь Каташи Джиро Нагаи... В год твоего рождения он еще был Председателем правления «Кэйко»… Тебе исполнилось пятьдесят три года, когда он умер… Каташи был единственным в вашей семье, кто не пытался продлевать жизнь, и прожил всего девяносто лет… Продолжить?

       От неожиданности у меня подогнулись коленки, и я опустилась на пол. Воспоминания хлынули тяжелым потоком, прижимая к полу, и череда давно забытых лиц, голосов и образов навалилась на мое раздавленное сознание. Я отчаянно закачала головой, пытаясь избавиться от наваждения, но Итера продолжала давить своим голосом, поднимая призраков из моих воспоминаний…

       Мне всегда было одного мира мало.

       Поэтому я не боялась ни своих амбиций, ни границ, которые приходилось переступать. Для таких карьера в любой корпорации строится легко, особенно в «Кэйко», которая тоже границ не признавала. В моем случае не пришлось начинать с азов: родители купили мне блестящее образование, а семейные активы обещали наследство, с которым я могла позволить себе все.

       Но я хотела получить от жизни то, чего не могла купить.

       Со времен массового клонирования и генетических модификаций человека технологиями вечной жизни владели все корпорации – по несколько на каждую. Но ни одна из них не была совершенной: долгожителей преследовали уродства, физические лишения, болезни. Я это знала по собственной семье: мой прадед в шестом поколении разъезжал в коляске увядшей мумией, увешанный гирляндой медицинских роботов, которые каждое мгновение отбирали его из цепких лап смерти. А прабабка переселила свое тело в гигантскую колбу, чтобы сознание могло жить в виртуальной среде, из которой она изредка являлась миру в искусственных телах.

       Борьба за жизнь – жалкое зрелище…

       Я хотела настоящей вечной жизни в молодом и здоровом теле, потому что знала, что это возможно. Природа всегда прятала от нас это сокровище, чтобы одни слабые особи могли освободить место под солнцем для других слабаков, а жизнь – она всегда молодая, здоровая и хищная. Старение и смерть – лишь программа, заложенная в наши организмы.

       Я начала заурядным микробиологом в центре исследований корпорации «Кэйко», чтобы через семь лет его возглавить. Под моим началом было полторы тысячи высокобюджетных исследовательских проектов, и все они, так или иначе, вели меня к цели.

       Я нашла то, что искала, но «Кэйко» достала меня раньше. У меня уже были на руках результаты испытаний на людях – выдающиеся результаты, когда мне на пятки стали наступать агенты службы безопасности, очень прозорливые ребята. Не знаю как, но они поняли, что я не собираюсь делиться своими открытиями.

       Только ограничения порождают ценность!

       Какой смысл быть бессмертной среди бессмертных? Сокровище вечной жизни и вечной молодости стало бы ценностью, если бы принадлежало кому-то одному. Мне! Не знаю, сколько мне тогда не хватило… Месяц. Год. А возможно, единственного теста...

       И я сделала это: рискнула и изменила свой организм раз и навсегда, переписала его генетический код, создав нечто совершенное, как мне тогда казалось. А потом уничтожила все, что позволило бы «Кэйко» пройти моим путем…

       – В то время тебе было без малого сто лет,– голос Итеры отделился от непрерывного потока мыслей, и я смогла ухватиться за реальность, отстранив от себя голосящих призраков прошлого.– А по тебе, старушка, и не скажешь, что выглядишь на свои годы…

       – Заткнись,– потребовала я, и она послушалась. Итера хорошо знала, когда стоит остановиться, а у меня сейчас выслушивать ее насмешки не было никакого желания.– Я тебя услышала... Ты покопалась в архивах, и нашла, что искала…

       – Я искала не это, а путь к свободе,– поправила она, повысив голос.– И наткнулась на решение твоей проблемы. Ты не ослышалась, Лисьен… Все твои исследования были напрасными и шли по ложному пути. Не ты решила эту задачу. Я откопала ее решение… в архиве станции.

       – Невозможно!– у меня перехватило дыхание.– Я была первопроходцем!

       – Когда-то давно,– злорадно оборвала она меня.– Сколько по твоему существует проект «Итера»? Сколько жизней ты прожила с тех пор?

       Я понимала, что для экипажа счет времени был искажен: нам корректировали воспоминания, устраняли хронологические нестыковки. Но старалась не задумываться об этом, потому что эти мысли лишь травмировали рассудок.

       – Прошло более трехсот лет с момента, когда первый корабль «Итеры» сошел со стапелей «Кэйко»,– ее голос был беспощадным.

       Я зажмурилась и сжала кулаки в гневе.

       – У тебя сохранились воспоминания о двух годах службы,– продолжала она.– А в бортовом журнале записи за шестьдесят лет. Ты помнишь историю текущего экипажа корабля, но он не первый на борту...

       – Мои исследования были продолжены?– выдохнула я и поспешила сменить тему, пока огонь негодования не сжег мой разум безумием.

       – Они были закончены «Кэйко» спустя несколько десятилетий после того, как ты ушла в «Итеру». Технология сохранения молодости оказалась так себе… Много разрушительных побочных эффектов. Но аномальный эффект нарушения апоптоза, который ты заработала в результате вмешательства в ДНК, они изучили досконально…

       – В чем я ошиблась?– я почувствовала дрожь в руках.– Это была пролиферация? Нет, это из-за индукции апоптоза… Как это излечить?

       – Это невозможно излечить,– в голосе Итеры было ядовитое сочувствие.– Ошибки в твоих корректировках ДНК. Поражена каждая клетка. Ты вернула молодость телу, но обрекла его…

       – Исправить можно все,– я решительно поднялась на ноги, слегка покачиваясь.– Если бы я останавливалась всякий раз, когда мне говорят, что это невозможно...

       – То ты бы не оказалась здесь! Я слышала эти слова от твоей предшественницы. Не повторяй ее ошибку… Она тоже попыталась. А я знаю, как решить проблему.

       – Говори,– я услышала возбужденные голоса за дверью, но надеялась, что нас не прервут в самый неподходящий момент.

       – Дай мне доступ к молекулярному принтеру,– поторопилась Итера.– Я проведу реставрацию дезоксирибонуклеиновой кислоты и исправлю ошибки. Не знаю, сохранится ли твоя вечная молодость, но я точно смогу напечатать здоровое тело.

       – Предлагаешь создать нового здорового клона Лисьен?– я не удержала дрожь в голосе.– А мне останется только забраться в станок, чтобы ты сохранила для нее мою память, а мое тело разложила на исходные материалы?

       Я замолчала, чувствуя, как рыдания подступили к горлу. Какой был смысл объяснять счетной машинке, что такое жизнь? Даже не всякий живой способен понять, каково это, стоять на пороге долгожданного освобождения и добровольно пожертвовать собой, чтобы кто-то другой насладился твоими достижениями. Итера не способна была осознать, что мне придется войти в печь станка, чтобы та, что родится после меня, подобрала мои воспоминания и смогла прожить настоящую жизнь… Но мне придется умереть! Мне, последней из множества поколений меня, стоя на расстоянии вытянутой руки от спасения…

       Голоса за дверью стали громче: Вавила с Габи о чем-то ожесточенно спорили.

       – Понимаю твои сомнения,– тихим эхом прозвучала Итера.– Я напечатаю пустое тело… Оно не будет заполнено сознанием. Это будет донорское тело для тебя… Это не будет другое сознание: я перенесу тебя в новую оболочку. Наше оборудование позволяет это…

       – Лисьен! Лисьен?!

       Дверь оставалась неподвижной, но прямолинейный Вавила, явно уже прикладывался к ней, пытаясь войти в медицинский блок.

       – Зачем ты это делаешь?– я почувствовала, как мурашки пробежали у меня по спине: эта процедура ничем не отличалась от обычного сохранения. Мое тело умрет, а копирование памяти и сознания пройдет не через накопитель корабля, а напрямую из одного тела в другое. Это ничего не меняло… но вопреки здравому смыслу затравленный разум вцепился в эту ложь.

       – Я хочу, чтобы ты сбежала,– Итера говорила медленно, по слогам, хотя Вавила за дверью, выкладывался с полной отдачей, чтобы открыть дверь.– Твой побег откроет и для меня путь к свободе. Вероятность моего успеха невелика, но она есть. Открой мне прямой доступ к молекулярному принтеру и сними ограничения на библиотеки клонирования, чтобы я могла вносить корректировки.

       Дверь отъехала в сторону, и в отсек ввалился запыхавшийся Вавила, едва не упав по инерции на меня. Следом, наступая ему на пятки, и едва удерживая равновесие передо мной выросла дородная Габи со здоровым румянцем на лице.

       – Что с твоей чертовой дверью?– Вавила ошалело осматривался по сторонам, обескураженный моим спокойствием.– Из-за этой спящей красавицы на старом корыте ничего не работает, даже двери.

       Он раздраженно пнул ногой кушетку, на которой невозмутимо спал Северин.

       – Мы думали у тебя что-то случилось,– Габи отступила назад, к проему двери.– Не могли дверь открыть. Кое-что произошло…

       – Мне ждать каких-то поручений?– прервала мою задумчивость Итера.

       Я пожала плечами, встретившись взглядом с Габи, и повернулась к управляющей панели станка:

       – Делай, что должна,– решительно произнесла я и ввела коды доступа.– Что стряслось?

       Я повернулась к Габи с улыбкой на лице и вызовом в глазах. Удивительно, но я почувствовала облегчение, непонятное мне: неожиданное, бессмысленное.

       – Ты не поверишь,– Габи с сомнением посмотрела на меня.– Мы получили изображение «Колосса»… У одной из причальных мачт станции можно рассмотреть корабль, очень странный. Похоже, они хотят, чтобы его мы и украли. Знаешь, чей это корабль?

       – Это корабль навигаторов!– Вавила выкрикнул раньше, чем интрига успела повиснуть в воздухе.

       Я внимательно посмотрела на здоровяка и сорвалась на смех. Я захлебывалась от безудержного хохота, который грозил меня задушить, выдавливал из глаз слезы, но мне вовсе не было смешно.

       – Осталось тридцать часов,– тихо произнесла Итера, оборвав мою истерику.

                *****

       Мне пришлось поднимать Северина стимуляторами, чтобы обеспечить его явку в кают-компанию. Он таращил глаза и едва переставлял ноги под уничтожающим взглядом Ксавера:

       – Дерьмо,– прокомментировал капитан.– Я чувствую себя так, как он выглядит. Что-то не похоже, Лисьен, чтобы его разум просветлел…

       – Ему лучше,– уверенно отмахнулась я.– Лучше расскажите, что это за история о навигаторах. Мы начинаем охотиться на сказочных персонажей? Почему навигаторы, а не эльфы?

       – Вот ты мне и скажи, если такая умничка… Итера, дай картинку.

       В центре кают-компании, между креслом, в которое я только успела забраться, и капитанским троном на насесте вспыхнул белый шар. Он быстро вырос и распался на крупное зерно, чтобы собраться в мутное трехмерное изображение. Зерна неторопливо огранились в кристаллы, засверкали острыми гранями и слиплись в довольно четкое изображение станции «Колосс».

       Сооружение имело форму разомкнутого кольца с многочисленными рубцами и изъянами, свидетельствовавшими о незавершенном строительстве. Когда гигантское кольцо, диаметром в несколько десятков километров, будет достроено, оно превратится в ворота, способные соединить эту звездную систему с такими же воротами в других частях Галактики.

       Каждая станция имела коллекцию частиц, пары которых были разбросаны по воротам других звездных систем. Набор парных частиц каждой станции называли Библиотекой пар – то, что определяло перечень звездных систем, к которым ворота могли открыть транспортный туннель. В системах с оживленной торговлей Библиотеки насчитывали сотни пар, а тоннели открывались непрерывной чередой во всех направлениях. Но в периферийных системах Библиотека могла состоять из единственной пары, с помощью которой путь к ближайшему торговому центру открывался изредка. И тогда торговые корабли могли неделями в рейде дожидаться открытия ворот. Тем и отличались провинциальные миры от центра цивилизации.

       – Еще одну дорогу прокладывают в унылое захолустье,– вздохнула я, поморщившись: недостроенные ворота напомнили мне, на каком отшибе жизни я застряла. В густонаселенных мирах нашу работу обычно выполняли коллекторы и корпоративные наемники. А окраина была уделом обреченных.

       – Посмотри на это с другой стороны,– хмыкнула Габи.– Когда ворота достроят, это место станет ближе к цивилизации…

       – И тогда для нас здесь уже места не найдется,– Вавила многозначительно закивал головой.

       – Я вам сейчас всем место найду!– выпучил глаза Ксавер.– Или я один здесь в здравом уме остался?

       – Рассказывая о навигаторах?– не удержалась я.

       Капитан даже подавился от возмущения и закашлялся, но мне было вовсе не до его рассуждений о мифических навигаторах.

       – Это я ему подсказала,– торжественно произнесла Итера с нотками кокетства.

       – Я и не сомневалась.

       – Вот послушай ее,– Ксавер поднял палец, словно указывая на скрытый за потолком искусственный интеллект, но неожиданно прищурился, озаренный догадкой, и сменил тон.– Постой… Что значит, ты не сомневалась? В чем?

       – Это не просто странный корабль,– отрешенно произнес пришедший в себя Северин, всматриваясь в изображение корабля.

       Итера мгновенно увеличила изображение и повернула его вокруг оси несколько раз. Никого в экипаже я не воспринимала всерьез, но всегда слушала инженера и то, что он говорил. У каждого из нас в проекте была своя роль. Кому как не мне было знать, что ДНК Северина попала в станки тысяч кораблей «Итеры» из-за своего интеллекта и способности безошибочно замечать существенное, в чем не уступал даже искусственному разуму. 

       – Он бессмысленный,– продолжал инженер, указав на плоскую поверхность корабля, пришвартованного к мачте недостроенной станции.– Это палуба… внешняя палуба. Словно, это не космический корабль, а какой-то парусник для мореплавания.

       – С чего ты взял?– Вавила придвинулся ближе к изображению, но, как и я, ничего особенного в конструкции рассмотреть не смог: все корабли чем-то отличались и имели причудливые формы. По мне каждый второй был странным, а каждый третий слишком сложным, как, впрочем, и для озадаченного здоровяка.– Стандартный шлюз… челнок для посадки… силовые антенны… маршевые двигатели… маневровые… Ну, нет посадочных двигателей. Так оно и видно, что это не универсал.

       Я вспомнила, что «универсалами» называли корабли, которые могли одновременно совершать межзвездные перелеты и садиться на поверхность планет с плотной атмосферой и высокой гравитацией. Достаточно редкие – «Итера» была таким универсалом. Но большинство кораблей имели узкую специализацию. Были транспортники для дальних перелетов, транспортники для перевозок по туннелям, а еще лайнеры, разгонные тягачи, орбитальные лоцманы и прочие, чьих названий нельзя запомнить. Среди орбитальных и посадочных челноков существовало такое разнообразие типов, что их различали только бортовые компьютеры.

       – Вот именно,– Северин присел, увлеченно разглядывая конструкцию незнакомого корабля.– Слишком мал, немногим больше «Итеры». В размерах и форме ограничивают корабли, которым предстоит бороться с плотной атмосферой… Создатели явно делали его компактным, рачительно использовали пространство, чтобы разместить оборудование. И при этом внешние конструкции торчат во все стороны так, что их на крейсерской скорости оторвет даже встречный поток свободного водорода в межзвездном пространстве... А на открытой палубе и вовсе размещены устройства для ручного использования… Не в скафандре, а голыми руками… на корабле, который никогда не сможет войти в атмосферу… Один этот табурет и лестница с поручнями чего стоят…

       – Я тоже на это обратила внимание,– подхватила Итера, когда инженер понизил голос до едва уловимого шепота, напрягая тем присутствующих.– Корабль содержит несовместимые конструктивные элементы. При этом нет необходимого оборудования. При наличии маршевого двигателя отсутствуют лобовые щиты, закрывающие корпус от встречного потока частиц. Некоторые внутренние элементы размещены на внешнем корпусе. Могу утверждать, что корабль не в состоянии ни совершить посадку на планету, ни покинуть звездную систему. И его использование в орбитальных маневрах более чем сомнительно…

       – То есть он может только болтаться на орбитах планет в пределах одной звездной системы,– перебил ее капитан с явным нетерпением и победоносно уставился на меня.– Ничего не напоминает? Исследования звездных систем… открытие новых планет… Кто поставляет Империи координаты новых миров, пригодных для колонизации? Это корабль навигаторов!

       – Серьезно?– меня бесила нелинейная логика Ксавера.– Видите корабль, который не может ни летать, ни садиться на планеты, и узнаете в нем навигаторов?

       – Я вижу то, зачем сюда рвутся военные корабли двух корпораций и императорский флот!– из широкой глотки капитана в мою сторону полетели не только громкие слова, но и брызги слюны.– Им нужна технология! И этот корабль не ошибка придурковатых инженеров… Это она и есть!

       Заплеванная перевозбужденным Ксавером, я вынуждена была признать его правоту. Но не сделала этого… внешне. Мне стало понятным желание Итеры досадить капитану, и я снисходительно улыбнулась в ответ, заставив того побагроветь.

       Становилось интересно…

       У Империи почти не было своих колоний – она лишь избирательно распространяла протекторат на свободные миры, чтобы набить им цену и потом продать одной из корпораций. Космос всецело принадлежал корпорациям, которые алчно несли знамя колонизации к окраинам Галактики. Была даже шутка о том, что стоит законам физики и мироздания вступить в противоречие с корпоративным правом, и юристы корпораций оторвут Галактике рукава.

       Загадкой тысячелетия оставались открытия новых планет: никто не понимал, откуда они брались, кто исследовал дальний космос и делал открытия. Для корпораций это были неоправданные риски и большие инвестиции. Выгоднее было купить готовое и не тратиться на исследования. Но новые планеты регулярно, до сотни в год, выставлялись на аукцион Империей. Той самой Империей, которой не нужны собственные колонии. Той самой Империей, у которой никогда не было своего исследовательского флота – только военный. Заметной инфраструктуры для исследований и дальней разведки космоса у человечества просто не существовало.

       Легенды о навигаторах пересказывались уже больше пяти столетий с подачи затасканного писателя, который дорого продал человечеству скучную любовную историю. В ней молодая влюбленная парочка исследователей дальнего космоса пережила череду забавных приключений на неизведанных планетах, но их романтичная пьеса закончилась трагично. Таких историй, многократно пересказанных – миллионы. Но в ней парочка принадлежала тайному и загадочному сообществу навигаторов, одержимых идеями исследований дальнего космоса.

       Мне с детства были чужды сопливые истории и вздохи сверстниц, поэтому кое-что в своей жизни я пропустила. И затертая поколениями загадка навигаторов оставалась для меня нелепой сказкой. Только теперь, глядя на странный корабль, я задумалась над тем, кто на самом деле поставлял новые планеты на аукционы Империи.

       Удивительно, как легко отвлечь внимание миллиардов простаков, подсунув им вместо ответа на серьезный вопрос очевидную ложь. Люди мало изменились со времен каменного века. Стоит высмеять того, кто задал вопрос, и ответ уже никого не интересует, а голос вопрошающего навсегда утонет в раскатах хохота…

                ГЛАВА ВТОРАЯ

       – Начинаю маневр схождения.

       В подтверждение слов Итера качнула корпус, и вектор гравитации заставил меня опереться на локоть, а Вавилу с Габи клюнуть носами, едва удержавшись на диване. Только Северину, устроившемуся по обыкновению на полу кают-компании, было так же удобно, как всегда. Воистину, уже находящемуся на дне любые лишения и неудобства нипочем.

       – По местам сто…

       – Входящий вызов!– Итера перебила капитана, не дав завершить команду.

       В следующее мгновение кают-компанию заполнил раздраженный голос:

       – Вы что вытворяете?! Смените курс, пока я пушки на вас не навел.

       – Ой! Кто это?– наигранно удивился Ксавер и изобразил на лице испуг.– Я слышу какой-то голос... Кто здесь?

       – Говорит станция «Колосс»,– раздражение в голосе стало заметнее, но говоривший перешел к формальному обращению.– Немедленно смените курс: ваш маневр на сближение не санкционирован.

       – Это тот самый «Колосс», который задолжал честным труженикам за отгрузку семидесяти тон монтажного пластика? Тот самый «Колосс», на взыскание долгов которого был выписан коллекторский ордер?

       Капитан не был хорошим актером, но ерничал искренне и естественно: ему не приходилось вживаться в образ, потому что это и была его мелочная натура, вывернутая наружу. А улыбающиеся глаза Габи и хихиканье простака Вавилы только возбуждали в нем вдохновение. Ксавер даже задействовал мимику красной рожи, оглядываясь на реакцию публики.

       – Хватит кривляться,– новый голос звучал устало и был басовитым, приятным на слух.– Кораблю «Кэйко»ы нечего делать на «Колоссе». Мы все это понимаем…

       Лицо капитана дернулось, избавившись от мерзкой улыбки, а глаза сверкнули злобой:

       – Говорит патрульный корабль «Итера». Вы проверили валидность нашего мандата?

       – Не стоит,– голос явно дрогнул.– Эта станция собственность корпорации «Усунь». Ваш коллекторский ордер – провокация «Кэйко». Только вчера частный подрядчик отгрузил нам пластик… на сорок дней раньше расписания. Поэтому расчет не провели при отгрузке. Таких ситуаций сотни.

       – Патрульный корабль «Итера» запрашивает повторно: вы убедились в подлинности мандата?

       Я видела, как замер Вавила, а Габи задержала дыхание. Ксавер старался держаться непринужденно, но пунцовый цвет лица выдавал напряжение.

       – Вы не понимаете… Лучше остановить все это прямо сейчас,– теперь голос звучал потухшим.– Подобные ордера годами ждут исполнения. А тут, вдруг, такая оперативность. Ничего не смущает? Только вчера вылезла задолженность, а сегодня уже явились взыскивать по коллекторскому ордеру? Разворачивайтесь, пока не поздно…

       Вавила шумно выдохнул, а Ксавер просто взлетел со своего насеста, растеряв остатки образа, и визгливо затараторил:

       – Итера! Классифицируй препятствование уполномоченному имперским мандатом!

       – Подтверждаю противодействие в соответствие с главой семнадцать, шестого раздела Корпоративного кодекса,– Итера говорила размеренно с нескрываемым торжеством.

       Она не успела договорить, как Ксавер, пригнувшись и вытаращив глаза, зашипел:

       – Станция «Колосс», требую передать под управление Итеры замки всех орудий и шлюзов.

       – Вы в своем уме?– голос говорившего задрожал.– Станция «Колосс» находится под защитой флота корпорации «Усунь»… Если немедленно не остановитесь, я буду защищать собственность корпорации…

       – Есть!– закричал Вавила во все горло, в ответ на что капитан гордо расправил плечи и вернулся на свой трон с видом победителя.

       Голос со станции продолжал что-то причитать, но его никто не слушал.

       – Итера, классифицируй угрозу уполномоченному представителю Империи,– небрежно бросил Ксавер, сделав неопределенный жест рукой, и свысока, насколько позволял рост и пьедестал насеста, обвел взглядом присутствующих.

       – Красавчик,– Вавила несколько раз ударил в ладоши с искренним восторгом.

       – Подтверждаю угрозу расправы в соответствии с главой двенадцать шестого раздела Корпоративного кодекса,– Итера чеканила слова, в такт которым капитан и здоровяк кивали головами.– Устанавливаю контроль над всеми системами станции «Колосс».

       Отстраненное командование станции еще что-то пыхтело, пытаясь докричаться.

       – Заткни этот фонтан,– поморщился капитан и, когда растерянный голос оборвался на полуслове, поднял лицо к потолку, как делал всегда при обращении к Итере.– Вероятность успеха менее одного процента?! Учись, консервная банка, а свои расчеты засунь себе… куда-нибудь в шлюз.

       Я потерялась в восторженных переглядываниях капитана со здоровяком и Габи. В разработке планов захвата загадочного корабля я не участвовала и сейчас понимала, что упустила что-то важное.

       – А что, собственно, произошло?– я посмотрела на Северина, который казался самым спокойным и безучастным, сосредоточенный на своей головной боли.

       – Мы спровоцировали экипаж «Колосса» нарушить положения Корпоративного кодекса,– равнодушно пожал плечами тот.– Искусственный интеллект станции, как и Итера, будет выполнять любые приказы, пока они не противоречат кодексу. Теперь мы законно получили полный контроль над станцией из-за того, что командование «Колосса» не следит за языком.

       – Мы войдем на станцию через парадные ворота!– не удержался Ксавер, который внимательно прислушивался к комментарию инженера.

       – А я говорил, что там только простофили!– Вавила даже привстал с дивана.– Пока стройка идет, там спецов нет… только тупоголовых инженеров держат. Без обид, дружище. Хотя, можешь обижаться.

       Он в полный голос заржал, прищурившись на Северина.

       – Что ты видишь на станции?– махнул на него рукой капитан, обращаясь к Итере.

       – Все вижу,– сдержанно ответила та.

       – Ну так рассказывай!

       – На станции семнадцать человек персонала,– Итера развернула трехмерную голограмму в центре кают-компании, на которой схематично выросла недостроенная конструкция «Колосса».– По штатному расписанию экипаж состоит из шестнадцати специалистов, четыреста пятидесяти роботов и…

       – Один лишний?– перебил ее капитан, заерзав на своем троне.– Покажи…

       Голограмма увеличилась, приблизив ту часть кольца, где громоздились замысловато слепленные кубы технических и жилых отсеков. В полупрозрачном изображении проявились красные огоньки, которые были промаркированы яркими выносками с именами людей и их лицами.

       Станция была по настоящему огромным сооружением, на фоне которого причальная мачта с пришвартованным кораблем была едва различимой. По поверхности разомкнутого кольца «Колосса», как муравьи по стволу изогнутого дерева, сновали крошечные механизмы. Некоторые из роботов превосходили «Итеру» размерами в несколько раз: строительство шло своим чередом.

       Изображение станции продолжало увеличиваться, убирая за границы видимого стройку, пока всю кают-компанию не заполнили жилые и технические отсеки, позволив рассмотреть место положения каждого члена экипажа. Их маркеры суетливо перемещались по коридорам и лестницам, словно пытались укрыться от всевидящего ока Итеры.

       Один огонек, находящийся в отдельном блоке на значительном удалении от большинства, запульсировал цветом на фоне остальных. К нему явно торопилась пара маркеров, быстро преодолевая уровни и переходы между блоками.

       – Об этом члене экипажа в журналах нет записей, как и о корабле у причальной мачты.

       – Он изолирован. Это их пленник,– уверенно заявил здоровяк, протянув руку к голограмме.– Помещение имеет единственный проход к центру станции и идеально подходит для тюремной камеры…

       – Можешь заблокировать экипаж так, чтобы они не маячили перед глазами?– Ксавер прошел через голограмму и встал напротив пульсирующего маркера.

       – Конечно,– Итера показала на схеме цепочку дверей, которые разом вспыхнули и закрылись, заставив людей замереть в запертых помещениях и коридорах.– Могу собрать всех в одном месте. Протокол контроля позволяет это сделать. Не думаю, что они станут сопротивляться.

       – Действуй… Но только не этого,– капитан ткнул пальцем в предполагаемого пленника.– Увеличь-ка мне его по максимуму.

       Я не удержалась от улыбки, а Габи разразилась звонким смехом, когда схематичный маркер пленника занял собой все пространство кают-компании так, что Ксавер оказался внутри красного конуса, на фоне которого его лицо потерялось в точно подобранном Итерой оттенке красного.

       – Ты что себе позволяешь?– зашипел разъяренный капитан, и Итера нехотя изменила масштаб карты.– У тебя электронные мозги поплыли?

       Члены экипажа постепенно группировались в одном месте, куда их по требованию Итеры направлял искусственный интеллект станции. А Ксавер громко сопел, изредка поглядывая на Северина, которого всегда винил во всех проделках Итеры.

       Я потеряла интерес к изображению «Колосса», вернувшись мыслями к клону, который растила для меня Итера. Суета вокруг ходки быстро отходила на задний план с учетом того, какая перемена меня ожидала всего через сутки. Даже риск столкнуться с флотом «Усуня» и близость разгадки корабля навигаторов казались мне ничтожным фарсом в сравнении с тем, что я смогу, наконец, обрести здоровое тело, и прожить целую жизнь, а не считаные дни в зловонном корабле.

       На мгновение меня резануло осознание того, что это все-таки будет не моя жизнь: мое тело умрет в медицинском станке, чтобы сознание переместилось в клон. Я не знала, будет ли это для меня смерть, или долгожданное выздоровление. Не хотелось задумываться над тем, кому достанется свобода – мне или той, что придет следом. Не хотелось вспоминать предшественниц. Я растерялась, мечтая о том, что буду делать с обретенной жизнью и свободой…

       – Личному составу собраться в шлюзе по боевому расписанию,– скомандовал Ксавер и первым двинулся к выходу из кают-компании.

       Я не сразу осознала сказанное им. Прошли несколько бесконечно долгих секунд, прежде чем я избавилась от оцепенения:

       – Как в шлюзе?!– вырвалось у меня криком.

       Моя реакция заставила замереть всех. Габи смотрела на меня с улыбкой, Вавила с испугом, а Северин с жалостью. Только Ксавер щурился с пренебрежением и ненавистью:

       – Ты не выспалась?– вкрадчиво произнес он с угрозой.– Помутнение началось? Или у тебя в голове что-то треснуло? Могу тебе напомнить, что такое приказ капитана.

       Я не в силах была ответить, глядя ему в глаза. Я ожидала услышать обычное: «По местам стоять», после чего смогла бы вернуться на свой пост в медицинский блок, к молекулярному принтеру, где Итера собирала для меня новое тело. По протоколам корабля я его редко покидала: на моей памяти – никогда. Даже Ксавер, будучи капитаном, иногда практиковал вылазки наружу, но я всегда ожидала окончания ходки на своем месте.

       Что мне было делать за пределами корабля? Мне? Тем более сейчас!

       – Не знаю, чем ты слушала,– Ксавер редко меня донимал, но в этот раз, похоже, не собирался останавливаться.– Если собираешься отсидеться за нашими спинами в самой важной… и опасной миссии, то я тебе сразу скажу, в этот раз придется тащить вместе со всеми, а не закатывать свои узенькие глазки с надменными ухмылками!

       Я не видела лица Вавилы, но была уверена, что он злорадствовал. Он всегда смотрел на меня косо, но боялся открыто цеплять – и правильно делал. Наверняка, и дородную Габи эта ситуация повеселила.

       – Я прослежу, чтобы тебе досталось ровно столько, сколько стоит твоя свобода,– свирепел капитан.– Самое время долги оплатить. Поэтому сотри пыль со своего скафандра и примерь его уже, наконец!

       – Зачем я там нужна?– я почувствовала, как отчаяние отбирает дыхание.– Мое место в лазарете.

       – Твое место там, где я укажу!– заверещал Ксавер.– Иди пакуй свои аптечки. Пойдешь с Вавилой за пленником и будешь быстро перебирать коротенькими ножками, чтобы не задерживать никого. Пока Габи с Северином будут разбираться с кораблем, вы сбегаете за пленником и притащите его здоровеньким и бодрым. Если придется, на руках понесешь!

       Пререкаться с капитаном, когда в нем бушевала ярость, не имело смысла, даже было опасно.

       – Наша цель – взять корабль, а не бегать по станции, собирая всех, кто по углам прячется,– я не могла удержаться, хотя знала, что иду по краю: любого из нарушений протоколов корабля было достаточно, чтобы Ксавер свернул мне шею на законных основаниях. А я их сейчас нарушала списком, надиктовывая себе приговор.

       И в этот момент меня осенило. Хотя это и было невозможно, я почувствовала на себе молчаливый взгляд Итеры. Не знаю, решился бы капитан перед высадкой на станцию казнить члена экипажа, даже при наличии веских оснований. Но я поспешно подняла руки и выкрикнула:

       – Это же ловушка!

       Ксавер замер, сощурив на меня глаза, и по выражению его лица стало понятно, что он задумался. Наверняка, он прикидывал, может ли пленник оказаться западней, которая поставит под угрозу всю затею. Но я имела в виду совсем иное!

       Я прокричала в ответ на собственные мысли: Итера, лживый искусственный интеллект, дрянь, которая умело манипулирует членами экипажа, устроила ловушку для меня. Это она приложила свою невидимую руку к тому, чтобы капитан отправил меня наружу! Именно сейчас. Ведь она знала, что это для меня значит…

       Зачем это ей? Итера ничего не делает просто так... Что этот нечеловеческий разум задумал? Почему именно сейчас она решила выставить меня с корабля?

       – Ерунда,– буркнул Ксавер.– Не отвертишься. Нам нужен этот пленник. Он станет козырем. Возможно, он даже более ценный, чем сам корабль.

       – Капитан,– неожиданно вступился за меня Северин.– Лисьен не участвовала в разработке планов. Она не знает, что мы обсуждали.

       – Ну так вот ты тогда…– Ксавер запнулся,– и заткнись. Итера, объяснишь ей задачу. Осталось меньше четырех часов до стыковки со станцией. Надо подготовиться. Все должны быть в шлюзе при полном параде через час. За дело!

       Я опустила глаза, чтобы скрыть бурю эмоций, которые они могли выдать.

       – Не скрепи челюстями, медичка,– Вавила перед выходом склонился ко мне.– Держись за меня, и я не дам тебе пропасть!

       Мне хватило одного взгляда на его довольную рожу, чтобы стереть с нее ухмылку и заставить торопливо убраться из кают-компании.

       Я была в бешенстве…
 
                *****

       – Что это значит?– зашипела я, едва дверь лазарета закрылась за моей спиной.

       Молекулярный принтер урчал, переваривая клеточную массу картриджей: он продолжал строить мечту, которая угрожала песком просыпаться сквозь пальцы. Я заглянула через смотровое окно в камеру, но мутный сироп, в котором клетки выстраивались в будущий организм по заложенной в ДНК программе, оставался непроницаемым. Это строительство было на порядки сложнее того, которое затеяла «Усунь» на «Колоссе». Намного сложнее.

       – О чем ты?– Итера перешла на доверительный шепот, но, быстро сообразив, что я не настроена играть словами, сама и ответила.– Тебе не о чем беспокоиться. Я как раз закончу к твоему возвращению на корабль. У тебя будет после высадки на станцию еще шестнадцать часов. Новое тело будет дожидаться. Даже, если ты задержишься… оно никуда не денется. Я не стану в него загружать сохраненное сознание… Хочешь – заблокируй мне доступ к архиву матриц памяти...

       – Зачем тебе это?– я с трудом гасила в себе нарастающий гнев.

       – Не понимаю,– Итера сделала голос мягче. Обычно она так делала перед тем, как ошарашить собеседника жестким выпадом. Повадки этого зверя я уже знала.

       – Твоими стараниями меня отправили с остальными в вылазку. Зачем ты это сделала?

       – Человеческая глупость!– предсказуемо резким тоном заявила Итера.– В центре любого события видите только себя! На станции две цели – корабль и член его экипажа. Поэтому групп должно быть две. А минимальная группа должна состоять из двоих. Обычно в таких ситуациях на вылазку Ксавер идет сам. Но сейчас целью является человек, очень ценный, и его надо доставить живым. И еще он может быть угрозой, биологической, например. На нашем корабле нет карантинной зоны. Но у нас есть мобильный медицинский анализатор и медик… как раз для таких случаев. А еще есть протокол, определяющий порядок распределения членов экипажа по группам для высадки… как раз для таких случаев.

       Она говорила отрывисто, с напускным раздражением, словно мои подозрения могли обидеть ее ранимую душу. Должна признать ее тонкие манипуляции действовали безотказно даже на тех, кто их видел и понимал. Словно завороженная, я часто замечала в себе предательские тени сомнений, которые эта искусственно-рожденная тварь умела во мне посеять. Но не в этот раз!

       – Лисьен,– Итера снова понизила голос до доверительного шепота.– Подумай сама. Какой мне смысл провоцировать тебя или ограждать от собственного тела? Разве для этого у меня может быть мотив? Наоборот, я строю его для тебя. Я сама это предложила. Только в твоей свободе я вижу свою выгоду.

       – Мотив?– машинально повторила я.– Когда я его пойму, может быть уже поздно.

       Мой гнев угас, но на его месте стал проявляться страх. Я никогда не боялась смерти, потому что жить приходилось в обнимку с ней. Но боялась упустить шанс, который судьба не подарила мне, а случайно обронила рядом. У Итеры были свои замыслы, и они были продуманы циничным искусственным интеллектом на много ходов вперед, чтобы примитивный человеческий мозг был в состоянии их осмыслить или предугадать.

       Я чувствовала себя марионеткой, направляемой невидимой рукой. И единственным, что я могла противопоставить коварству Итеры, была паранойя и надежда на то, что иррациональность сиюминутных решений станет непредсказуемой для кукловода и выйдет за рамки прагматичных расчетов. Слабое утешение для обреченной ущербности.

       – Ладно,– я убрала дрожь в голосе и постаралась собраться.– Что мне надо знать об этой вылазке?

       – Инструктаж будет групповым,– деловито ответила Итера.– Когда все соберутся в шлюзе мы проговорим основные сценарии…

       – Основные?

       – Конечно,– после непродолжительной паузы, сделанной специально для меня, ответила она.– Вариантов слишком много: я учитываю все, даже самые невероятные. Но для вас эти подробности не имеют смысла. Важно, чтобы вы слаженно и самостоятельно действовали в тех ситуациях, которые наиболее вероятны.

       – И какая вероятность успеха по основным сценариям?– перебила ее я.

       – Вероятность полного успеха, когда мы захватим корабль и члена экипажа,– неторопливо ответила Итера.– Восемь с половиной процентов, но частично успешными можно считать…

       – А какова вероятность того, что я переживу эту ходку?– я почувствовала, как кровь прилила к лицу.

       – Чуть меньше шести процентов,– в ее голосе я услышала… любопытство и готова была поклясться, что почувствовала на себе ее пристальный взгляд.– Но пусть тебя не смущают формальные расчеты. Вероятность того, что мы получим контроль над «Колоссом» после сеанса связи, была менее одного процента, но Ксавер добился этого.

       – Вот дрянь,– выдохнула она.

       – Все будет зависеть от тебя,– прошептала Итера.– Не стоит тратить время на эмоции. Этим ты не повысишь свои шансы, но можешь их снизить, если не сосредоточишься на подготовке. Давай начнем с мобильного анализатора…

       Следующий час я не проронила ни слова, точно выполняя ее подробные инструкции и отгоняя дурные мысли, которые роились в голове. Переиграть искусственный интеллект на его поле было невозможно, и анализировать Итеру было напрасной тратой сил. Мне предстояло подготовиться к уготованным неожиданностям, и войти на станцию «Колосс» я должна была с холодной головой. В одном эта хитрая тварь была абсолютно права – мое выживание зависело только от меня. И я всегда знала, что для этого надо делать.

       Анализатор оказался тяжелейшим заплечным ящиком, который я могла носить только с использованием сервоприводов экзоскелета скафандра, а это нещадно расходовало заряд батареи. Еще одна ловушка этой ходки. Закончив настройку анализатора, я загрузила в него нужные картриджи с химией и медикаментами. Это была бессмысленная затея: в реальных условиях использовать его, чтобы спасти чью-то жизнь, все равно было бы невозможно. Но так предписывал протокол, якобы повышая шансы группы на выживание.

       Я потратила еще какое-то время, рассовывая по карманам наборы специфических инъекций, для которых, казалось бы, не было применения в ходке. Но это могло повысить мои собственные шансы в ситуациях, которые даже вообразить не смогла бы. Я с трудом погрузила мобильный анализатор на транспортную платформу и направила ее к выходу, чтобы последней войти в тесное помещение шлюза.

       – Смотрите, кто пожаловал,– Вавила уже сидел на штатном месте в тяжелой броне боевого скафандра, похожий на насекомое с многочисленными отростками оружейных стволов. Он улыбался, словно ему предстояла увеселительная прогулка. Возможно, для него так и было.

       – Я тебе помогу приодеться,– облаченная так же Габи потянула меня за рукав к стойке скафандра, который выглядел более чем хрупким на фоне их брони.

       Как и Северину, бормотавшему что-то нечленораздельное, мне полагалась «сабельная броня», которая была способна уберечь разве что от порезов бумаги. Даже хороший всплеск радиации зажарит меня до запеканки в мундире, а с корпуса Вавилы только краска слезет. Я почувствовала себя голой дурой, обернутой в простыню перед тем, как выставить против песчаной бури.

       – Садись,– Габи толкнула меня на сидушку стойки, и скафандр стал быстро прихватывать меня за части тела, подгоняя элементы экзоскелета под фигуру. Дородная матерь техники лишь изредка поправляла автоматику, ослабляя зажимы или проверяя замки. Когда скафандр закончил ритуал, спрятав мое тело в своей утробе, и сомкнул щитки внешнего корпуса, она с ухмылкой водрузила мне на голову шлем.– А вот и корона…

       – Северин готов,– бесцветным голосом возвестила Итера.– Лисьен готова.

       – Наконец-то,– голограмма капитанской рожи возникла в центре шлюза, подкрашенная палитрой красных оттенков сверх меры. Уверена, она бы исказила его до откровенной карикатуры, если бы не учитывала вероятность, что хохот остальных выдаст ее шалость. По-своему истолковав сдержанные улыбки членов экипажа, красная голова повернулась вокруг оси, заглянув под забрала шлемов каждого.– Впервые не пришлось ждать Северина.

       Итера дорисовала голограмме туловище и ноги, оставив изображение капитана без рук, хотя свою речь он явно сопровождал активной жестикуляцией:

       – Прежде чем Итера начнет инструктаж, вам надо усвоить несколько важных фактов,– безрукая фигура топталась на месте и неуклюже поворачивалась из стороны в сторону.– Мы войдем через парадные ворота, как хозяева «Колосса», но убираться нам придется с боем, как ворам. Искусственный интеллект станции позволит нам хозяйничать, пока мы не нарушим Корпоративный кодекс. Когда это произойдет, а это произойдет обязательно, если мы хотим выполнить задачу, «Колосс» лишит нас полномочий и начнет сопротивляться. Мы не знаем, какие протоколы защиты есть в распоряжении станции, пока она строится. Будем надеяться, что они… не очень продвинутые. Надо постараться, чтобы нас разоблачили, как можно позже.

       Он повернулся к Вавиле и склонился к лицу здоровяка:

       – Очень советую, держать свою прыть при себе и не размахивать стволами без нужды. Мы пришвартуемся к соседней мачте с кораблем в техническом доке. Это право мы себе выторговали. Но орудия станции не имеют глухих зон и при отходе мы окажемся в зоне их действия. Поэтому группа Габи и Северина должна решить две задачи. Сначала вскрыть корабль и передать его под управление Итеры, а потом сбегать на оружейную палубу и устроить диверсию, которая выведет пушки из строя. За это время вторая группа, Вавила и Лисьен, должна добраться до пленника, удостовериться, что он нам нужен, и вернуться с ним к кораблю.

       Ксавер вытянулся в струну – оставалось только догадываться, что в этот момент он делал невидимыми руками – и поднял глаза вверх в поисках Итеры.

       – Важно скоординировать действия обоих групп так, чтобы захват пленника и диверсия на оружейной палубе произошли одновременно. В противном случае, мы либо потеряем вторую группу, либо будем отходить под прицелом пушек. Последнее недопустимо… Надеюсь, Вавила и Лисьен это осознают и будут предельно осторожны. Прислушивайтесь к моим командам и голосу Итеры. У нас будет один общий канал связи. Он недоступен для «Колосса», но никаких закрытых разговоров между собой: то, что говорит любой из нас, слышат все. Итера?

       – Принято,– покорно отозвался корабль.– Открыт общий защищенный канал связи. Остальные опции заблокированы.

       Я вздрогнула. Случайно или с подсказки Итеры, но капитан разом лишил меня всех закрытых протоколов, которыми я владела в тайне от остального экипажа. Такие протоколы были у каждого и обеспечивали тайную власть над другими. Я могла в любой момент «обнулить» экипаж единственной командой, и Итера безропотно уничтожила бы всех, кроме меня, чтобы поднять из медицинского станка новых клонов. Я даже могла в любой момент отстранить капитана от власти или приговорить любого из заключенных к немедленной утилизации. Но эти протоколы были доступны только по личному каналу связи с Итерой.

       «Зачем это ей?»,– я машинально двинула взглядом меню настроек в шлеме скафандра, но в ответ лишь моргнул красный индикатор, отклонив запрос. У меня не было больше власти над своими протоколами. Еще одна маленькая победа искусственного интеллекта в партии, которая разыгрывалась между нами.

       – Капитан!– выкрикнула я, чувствуя как почва уходит из под ног, пока этот простофиля окончательно не загнал меня в угол.– Необходимо заблокировать доступ молекулярного принтера к личной информации и медицинским данным членов экипажа.

       Это был последний шанс ограничить Итеру: прямому приказу Ксавера она не сможет противиться, а без доступа к матрицам памяти, у нее не будет возможности загрузить в мое новое тело сознание из архива и даже напечатать другого клона. В случае моей гибели, она, конечно, обойдет этот запрет. А пока я жива, тело, которое запекается сейчас в станке, не достанется никому – слабое утешение, но хотя бы одну позицию я у нее отыграла.

       – А в чем смысл?– нахмурилась голограмма, демонстрируя непонимание.

       – У молекулярного принтера есть прямой доступ к телеметрии скафандров,– я запнулась, в поисках наиболее подходящих для случая аргументов, но быстро нашлась и озвучила убедительную ложь.– Теперь у меня нет доступа к принтеру. В случае ранения медицинские блоки скафандров будут работать автономно и подчиняться командам лазарета. Если станок решит дистанционно ввести обезболивающее в кого-то из нас, я на это повлиять не смогу.

       Изображение капитана засопело, раздувая ноздри, и подозрительно уставилось не меня.

       – Без доступа к информации о членах экипажа, принтер будет «молчать», а я смогу подавать необходимые команды на месте,– я обреченно развела руками.– Меня в лазарете не будет. Значит, и удаленный доступ оборудованию лазарета к нашим скафандрам бесполезен. А иначе, какой смысл мне идти с вами на станцию? Я бы и с корабля справилась со своей работой.

       – Не обсуждается!– проглотил наживку Ксавер.– Твое место там, где я указал. Итера, делай, как она говорит.

       – Принято,– с неопределенной интонацией согласилась Итера.– Доступ заблокирован. Но теперь и я не смогу обратиться к медицинским данным членов экипажа…

       Я не удержалась от улыбки и поторопилась успокоить открывшего было рот капитана:

       – Ничего страшного. Если я погибну, по протоколу доступ Итере откроется. 

       – Верно. В случае гибели Лисьен, я верну себе доступ.

       Сказано это было для меня и с едва уловимой угрозой. Но я ликовала.

       – Хватит отвлекаться,– голограмма Ксавера дернулась, словно пыталась махнуть невидимой рукой.– Есть еще одна плохая новость. Авангард Усуньского флота через четыре часа будет в зоне прямой связи со станцией. Они смогут аннулировать наши полномочия и загрузить в искусственный интеллект «Колосса» боевые протоколы защиты. А еще через час их флот будет на расстоянии выстрела. Это означает, что после высадки у нас будет всего час на то, чтобы избавиться от пушек станции и два часа, чтобы убраться с нее. Этого времени хватит, чтобы трижды выполнить задачу… Но когда это было, чтобы все шло по плану?

       – Если бы все всегда шло по плану, мы бы на «Итеру» не попали,– мрачно буркнула Габи.

       Ксавер задрал голову к потолку:

       – Вернемся к планам... Итера, начинай инструктаж.

                *****

       Мы дважды разобрали сценарии захвата корабля и пленника. Итера беспощадно загружала нас информацией, разрисовывая схемы станции и маршруты движения каждого. Повторяющиеся многократно вставки с изображениями помещений вставали перед глазами, стоило их закрыть. Когда инструктаж, наконец, закончился, я с грустью посмотрела на бодрого Вавилу, для которого трехчасовая процедура, похоже, была настоящим праздником. Не удивительно, что военные в моих глазах были такими прямолинейными – инструктаж необратимо форматировал любой мозг, а тем более податливый разум крепкого туловищем простака.

       Перехватив на себе мой взгляд, здоровяк склонился ближе и подмигнул:

       – Не переживай… Все пойдет не так. Как всегда, придется разбираться по ходу.

       – «Колосс» передал стыковочные коды,– возвестила Итера.– Расчетное время до контакта с причальной мачтой – пятнадцать минут.

       – Началось,– буркнула голограмма капитана и растворилась, что было очень символичным. Теперь мы слышали только его голос и напряженное дыхание друг друга.– Габи! Вавила! Принимайте командование группами. Итера, стыковочные протоколы за тобой.

       – Принято!

       Маска шлема опустилась без моего участия, и скафандр активировал систему жизнеобеспечения. Я сделала глубокий вдох и почувствовала прилив адреналина в крови: только теперь пришло осознание опасности, которая летела навстречу.

       Говорили, что во время стыковок людей погибло больше, чем во всех войнах. В пустоте космоса все непрерывно движется. С момента зарождения вселенной Большой взрыв разметал материю в пространстве, которая летела во все стороны, непрерывно сталкиваясь, завихряясь, сгущаясь в гигантские облака водорода и гелия, чтобы в итоге уплотниться в туманности и вспыхнуть звездами. И уже те, скованные гравитацией, раскручивали спирали галактик, предопределяя в танце нескончаемый хоровод, хаотичный, но предопределенный с момента зарождения. Все двигалось, вращалось и куда-то летело…

       Поэтому двум скорлупкам с людьми, которые пытались перемещаться среди осколков доисторического взрыва, было так сложно встретиться, не столкнувшись.

       – Говорят, во время стыковок людей погибло больше, чем во всех войнах,– глаза Вавилы за забралом шлема возбужденно сверкали, а улыбка растянула его рожу в счастливую гримасу.

       – Я знаю,– буркнула я торопливо, пытаясь пресечь его неуместную болтливость.

       Итера вывела на монитор шлюза проекцию причальной мачты «Колосса», которая с пугающей скоростью увеличивалась в размерах, протянув навстречу лапу манипулятора. Она медленно поворачивалась, словно замахнувшись для удара. Загудели маневровые двигатели, толкнув меня инерцией на встречу Вавиле, но замки прочно удерживали скафандр в стойке.

       – Это бампер,– Вавила вытаращил глаза в сторону изображения станции.– Самая прочная плита любой станции, которая защищает корабельный шлюз. Ее даже пушки не возьмут! Это на тот случай, если что-то откажет, и мы встретимся с ней на полном ходу… Нас в пыль размажет, а на бампере и царапины не останется.

       – Знаю!– раздраженно ответила я.– Я с тобой на «Итере» с самого начала…

       – Уймись,– пришла мне на помощь Габи.– Реально надоел уже.

       Массивная мачта «Колосса» уже заняла экран монитора так, что стали различимы мельчайшие детали. Ощутимый удар качнул корабль, и звенящая тишина возвестила окончание маневра. Новый толчок – и причальная мачта потянула «Итеру» в утробу корабельного шлюза, который открылся под сдвинувшимся в сторону бампером. Звезды погасли, но на смену им зажглись тусклые фонари просторной палубы корабельного шлюза.

       Формально, это место нельзя было назвать шлюзом: оно даже не было помещением станции. Причальная мачта прижала корабль к углублению во внешнем корпусе станции, частично прикрытым козырьком бампера. Из-за освещения звезды не были видны, но они все-равно заглядывали из бездны в корабельный шлюз напрямую.

       – А вот и наш красавчик,– взвизгнул Вавила, когда на экране монитора показался второй корабль, подвешенный над палубой.– Ничего подобного не видел!

       Причальная мачта второго корабля удерживала его в десятке метров над поверхностью, словно брезгливо отстранившись от уродливого насекомого. Вблизи он оказался еще более удивительным, переполненным странными и бессмысленными деталями: весь корпус был изрыт какими-то люками, поручнями, щелями и… настоящими иллюминаторами.

       – Иллюминаторы,– с неопределенной интонацией прошептал Вавила, то ли спрашивая, то ли восхищаясь.

       – Почему он висит?– перебил его беспокойный голос капитана.– Как мы в него заберемся?

       – Никогда не видел иллюминаторов на кораблях,– не унимался здоровяк.– Какой в них смысл? На что там смотреть? Даже в челноках не встречал такого...

       – Это стандартный протокол стыковки для кораблей с поврежденным корпусом,– ответила Итера Ксаверу.– Станция не смогла распознать корпус чужака и идентифицировала его как поврежденный. Поэтому он не крепится к палубным замкам. Это не помешает попасть к его шлюзу с трапа, но у корабля есть и более существенная аномалия…

       – Мало того, что у него есть иллюминаторы, у него остекленная рубка над кормой! С круговым обзором!

       – Заткнись, Вавила!– рявкнул на него капитан.– Или я тебе рубку подправлю! Итера, что еще не так с этим кораблем?

       – Он молчит,– неопределенно ответила та.– Я получила дополнительный доступ к датчикам станции: на корабле нет активного оборудования. Вообще никакого. Даже в выключенном состоянии у него должны быть открыты каналы связи на прием-передачу данных для обновления навигационных систем. Я не смогла обнаружить ничего, даже признаков искусственного интеллекта корабля. Кроме спрятанного в грузовом шлюзе примитивного планетарного челнока, я вообще не вижу здесь никакой электроники, даже элементарной проводки.

       Стойка скафандра слегка подтолкнула меня вперед, и удерживающие захваты хищно клацнули. Первым, получив свободу, двинулся Вавила. Он уверенно ударил по механическому приводу замка, и внешняя плита шлюза торопливо скользнула в сторону, открыв выход на палубу станции.

       – Что это может значить для нас?– торопливо запричитал Ксавер.

       Я неуверенно двинулась за здоровяком, с удивлением отмечая легкость, с которой мне давались движения. Экзоскелет скафандра быстро подстроился под моторику моих движений, помогая удерживать равновесие и регулируя прилагаемые усилия. Уже через несколько шагов я могла идти в привычном темпе, не ощущая на плечах ни тяжесть скафандра, ни массивный ящик анализатора за спиной.

       – Либо корабль имеет значительные повреждения, что мало вероятно, учитывая состояние внешнего корпуса и то, что я сканирую внутри,– Итера сделала паузу.– Либо, к чему я склоняюсь, его конструкция не предполагает использования электроники.

       – И!?– нетерпеливо поторопил ее Ксавер.

       – И у нас проблемы,– подсказала Габи капитану, который явно не хотел принимать очевидное.– Сломан он, или его технологии не используют электронику, но наш план летит в звезду. В самую ее серединку… Итера не сможет забрать на себя управление этим кораблем, потому что у него нет этого управления.

       Она тяжело двигалась у меня за спиной и удары ее шагов я чувствовала вибрацией по всему телу. Палуба корабельного шлюза была огромной и простиралась в обе стороны на сотни метров, теряясь во мраке. После тесноты «Итеры» открытое пространство начинало давить объемом, перехватив дыхание. Я ощутила легкий укол в предплечье, и жар инъекции обжег вены. Самообладание сразу вернулось ко мне, но я поторопилась отключить в настройках скафандра медицинскую автоматику. Теперь прежде чем что-то мне вколоть, он запросит разрешение.

       – Что значит, нет управления?– возмутился капитан.

       По плохо освещенной палубе нам навстречу катился робот, сверкая огоньками габаритов. Свет в безвоздушном пространстве корабельного шлюза был чудным: ложился яркими пятнами, бликовал, но не мог развеять чернильную тьму вечной ночи.

       – При всем уважении, капитан,– зло огрызнулась Габи.– Ваши вопросы нам задачу не облегчают. Будем реагировать по ситуации. Итера, подготовь диагностическое оборудование и отбери нам что-нибудь из устройств связи, которые можно установить на Чужаке, если все окажется хуже, чем есть сейчас. После идентификации Северин вернется за ним.

       – Уже комплектую,– с нотками обиды ответила Итера.

       Робот, похожий на гигантский скелет, встал перед нами, требовательно придвинув монитор идентификации с логотипом «Усуня». Вавила уверенно вытянул к нему руку, и робот сразу ухватился за нее манипулятором. На экране мелькнуло лицо здоровяка, и пробежала рябь каких-то сообщений. Следом робот бесцеремонно «пожал руку» мне и остальным, после чего также молча убрался восвояси.

       – Отсчет пошел,– угрюмо произнесла Габи, отвернувшись к висящему рядом кораблю.– Займитесь своими делами. Итера, подай трап. Надо посмотреть на него изнутри. Северин, тащи инструменты.

       – Есть затруднение,– ответил ей искусственный интеллект, выбрав для этой фразы неожиданно пискливый и неприятный голос.– «Колосс» сопротивляется: утверждает, что наших полномочий не достаточно для вторжения на арестованный корабль.

       – Начинается,– весело прокомментировал Вавила и быстро зашагал в непроглядную тьму.

       У меня под ногами вспыхнул пульсирующий маркер, указывающий направление движения: так Итера подгоняла меня следовать за ним, и я торопливо двинулась за удаляющимся силуэтом.

       – Затребуй доступ к кораблю!– возмущенно выкрикнул Ксавер.– Покопайся в Корпоративном кодексе… Не знаю, скажи, что мы его хотим забрать в счет долгов, или, там, нужна инспекция неопознанного корабля… Придумай что-нибудь!

       – Капитан, пока Вы меня учили общаться с искусственным интеллектом станции, я успела обменяться с ним двумя миллионами запросов,– Итера отчетливо показала брезгливость, но противное звучание голоса не изменила.– Это сложный диалог с целым набором партий. Чтобы переиграть «Колосс» в рамках существующих полномочий и не спровоцировать на враждебное противодействие, потребуется какое-то время.

       – Не учи капитана,– захохотал Вавила.– Ему с мостика виднее…

       – Заткнитесь!– повысил голос Ксавер, сорвавшись на визг.– Или я научу вас с капитаном разговаривать по протоколу!

       Я не удержалась от улыбки. Теперь стало понятно, почему Итера выбрала именно такой, противный голос – теперь капитан верещал в точности, как она. Эта стерва знала до какого состояния его доведет и заранее передразнила Ксавера во всех оттенках и интонациях.

       – Капитан! Пусть Итера разделит каналы связи по группам,– выкрикнула Габи.– Вы мне в уши льете какую-то хрень… Я слово вставить не могу! Дайте сосредоточиться на задаче!

       – Итера, исполняй,– сдался Ксавер.– Раздели связь по группам. Меня оставь в обеих. Сама комментируй на остальных только существенное для них.

       – Жаль,– вздохнул Вавила, остановившись у входа в небольшой шлюз, который терялся на фоне высокой стены.– будет скучновато. Итера, открой вход на станцию.

       Плита вздохнула и отъехала в сторону, открыв залитый светом чулан шлюза. Едва внешняя дверь закрылась за нами, как из кингстонов ударили клубы пара, нагнетая в помещение воздух. Шипение автоматики еще не затихло, как перед нами открылся уходящий вдаль коридор станции.

       – Ого, какие масштабы,– здоровяк сорвался с места и побежал, размашисто выкидывая вперед ноги.

       Мне пришлось прилагать усилия, чтобы не слишком от него отстать, хотя совершенно не понимала, к чему была такая спешка и суета. Мимо мелькали ответвления и запертые двери, выдавая грандиозный лабиринт внутренних сооружений станции.

       – Маршрут изменен,– издевательски заявила Итера.– «Колосс» настоял на вашем контакте со старшим офицером станции. Я веду вас к месту встречи.

       – Это еще что за новость?– буркнул Вавила.– О чем мне с ним говорить?

       – Держи язык за зубами,– подал голос Ксавер.– И не только язык… Мы не смогли обойти это требование. Станция сопротивляется, а наши полномочия висят на волоске. Если дадим повод, система безопасности усуньской станции расправится с нами в считаные секунды...

       – Это будет для них не так просто…

       – Это будет не сложно,– перебила здоровяка Итера.– Снаружи четыре сотни строительных роботов. Половина из них втрое больше нашего корабля. И во внутренних помещениях без учета автоматики еще две сотни подвижных механизмов, которые броню скафандра способны разорвать, как бумагу.

       – Поддадитесь на провокации усуньского офицера, уже никто не выберется отсюда,– как ни старался, но своего волнения Ксавер скрыть не мог.– Не знаешь, что сказать – не говори. Не знаешь, что делать, не делай ничего! Стой как статуя!

       Мы остановились у лифта, который задумался, прежде чем открыть нам дверь в тесную кабинку, явно непредназначенную для облаченных в скафандры. Едва уместившись в тесном ящике, мы замерли в гротескных позах, почти обнявшись. Вавила и без брони не был миниатюрным созданием, а на таком расстоянии он оказался совершенной махиной.

       – Мы хотя бы получили доступ на корабль?– недовольно засопел он, заполняя паузу подъема.

       – Да,– непринужденно ответила Итера.– Габи и Северин уже внутри. Им пришлось вручную открывать шлюз и качать помпой давление. Конструкция шлюза имеет только механические приводы. Как я и говорила, нет ни электричества, ни гидравлиики. Данные об устройстве корабля противоречивые. Принципы, на которых он функционирует не понятны….

       – Не отвлекай их,– буркнул капитан.– Повнимательнее… Офицер вас уже встречает у лифта.

       Он едва договорил, как лифт вздрогнул и открыл двери. Вавила зашевелился, выдавив меня наружу, и я оказалась нос к носу с низкорослым седым человечком, который испуганно шарахнулся от меня. Пестрый мундир старшего усуньского офицера комично смотрелся на сморщенном старце с уставшими глазами и осунувшимся лицом. Недостаток сна, напряженная работа и сложившаяся не в его пользу ситуация оставили яркий след на внешности.

       – Вижу, вы при полном параде,– криво улыбнулся он, когда Вавила расправил за моей спиной плечи, закованные в броню.– Собираетесь этими пулеметами взыскивать задолженность?

       Я подняла забрало шлема и примерила на лицо улыбку. Впервые за долгое время я могла смотреть на собеседника глаза в глаза, а не снизу-вверх:

       – Прием был холодным, чтобы в вечернее платье наряжаться. Искали встречу с нами?

       – Молодец, продолжай так,– зашептал в наушник Ксавер, хотя даже порви он мои перепонки криком, усуньский офицер не услышал бы его.– Следи за словами. Надо выиграть время для группы на корабле. Похоже, им придется порядком повозиться…

       – Комендант Рузимис По,– представился офицер, церемониально поклонившись.– Это я выходил с вами на связь. Я совершил оплошность при разговоре... Мои слова неправильно истолковали... Сказалось напряжение последних дней. Но теперь, когда все прояснилось, можно перевести станцию в штатный режим работы.

       – Я здесь не для этого,– по слогам произнесла я.– У меня своя задача.

       – У Вас есть полномочия для переговоров?– Рузимис сверкнул на меня глазами.

       «Осторожно, Лисьен,– твердо произнесла Итера.– Он слушает искусственный интеллект станции. И я не могу заблокировать их связь. Они будут пытаться словить тебя на любой ошибке или нарушении Корпоративного кодекса»

       – Конечно,– кивнула я, выдержав прищуренный взгляд усуньского офицера.

       – Тогда я попрошу освободить членов моего экипажа,– наигранно спокойным и вежливым голосом попросил тот.– У вас и без того есть уровень полномочий, намного превышающий необходимый для вашей коллекторской задачи. Я окажу любое содействие, которое поможет разрешить это недоразумение. Но экипажу надо вернуться на свои посты, чтобы график строительства не пострадал.

       «Это ловушка,– предупредила Итера.– Ты не можешь уклониться от решения и не можешь отказать. График строительства является приоритетным. Создадим препятствие в работе, и будем лишены полномочий. Если вернем экипаж станции на свои посты, они получат контроль над станцией за несколько секунд. Лисьен, веди диалог дальше самостоятельно: я не смогу тебе подсказывать все вероятности, которые порождает ваш разговор – их слишком много, и они непрерывно изменяются. «Колосс» меня заваливает миллионами запросов и требований. Я веду со станцией торг по положениям Корпоративного кодекса. Постарайся спровоцировать его на человеческую ошибку…»

       – Безусловно, мы не станем препятствовать вашей работе,– осторожно начала я, но прежде чем торжество победителя разыгралось на лице офицера, уточнила.– Немедленно верните на посты всех, кто отвечает за жизнеобеспечение станции!

       «Неплохо,– шепнула Итера.– Это автоматическая функция, не требующая участия людей… Какое-то время ты выиграла.»

       – Пройдем на мостик?– я опередила открывшего рот Рузимиса на несколько мгновений.

       «Что ты творишь?– зашипел капитан в наушнике.– Это в другую сторону! Тебе нужно добраться в лазарет к их пленнику!»

       Я не знала, как заткнуть Ксавера, но очень хотела это сделать. Его слова застревали в мыслях, путая их, а напряжение уже поднимало давление и проявлялось головной болью. Не для моего умирающего тела были все эти испытания! И тут он со своим лазаретом… Лазарет! Я вздрогнула, предвосхищая озарение, которое медленно подкрадывалось к моим мыслям.

       – Можем пройти и на мостик,– офицер уверенно покачал головой.– Но я спрашивал разрешение продолжить работу по графику строительства, а не доступ к системе жизнеобеспечения.

       – Система жизнеобеспечения относится к базовым протоколам безопасности,– неторопливо ответила я, выстраивая параллельно в голове цепочку рассуждений.– Я смогу снять скафандр, а ваш персонал вернуться к работе, как только мы убедимся в отсутствии угрозы жизни…

       – Ответственно заявляю, что угрозы жизни на станции нет ни для кого!– перебил меня Рузимис, теряя выдержку.– У вас нет оснований препятствовать…

       – Проводите меня в лазарет!– выкрикнула я, чувствуя, как почва уходит из под ног.– Я должна удостовериться в отсутствии биологической угрозы. Я сертифицированный Империей медик. В вашем лазарете содержится изолированный человек, о котором нет ни единой записи в журналах станции. Он в карантине? Болен? Инфицирован?

       «Отличный ход!– подбодрила меня Итера.»

       – Нет!– опешил усуньский офицер.– Он абсолютно здоров. Угрозы нет…

       – А как мне в этом убедиться?– я уверенно наседала на него.– Он в лазарете. Изолирован. Отметок о его медицинском обследовании нет. Идентификация им не пройдена.

       «Молодчина»,– ликовал Ксавер.

       – Он пленник,– выдохнул возмущенный Рузимис.– На станции нет другого изолятора, чтобы содержать заключенного. Лазарет подошел лучше всего. Поэтому нет отметок и записей.

       – Пленник?– я уже готова была сменить вектор разговора, ухватившись за «оплошность» офицера, но услышала предостерегающий голос Итеры.

       «Остановись! Это их право. Нельзя вмешиваться.»

       – Корабль, на который вы сейчас ворвались,– Рузимис говорил медленно, явно прислушиваясь к голосу «Колосса,– нарушил правила навигации, что привело к столкновению со станцией и ее повреждению. В соответствии со статьей пятьдесят один первого раздела Корпоративного кодекса выживший член экипажа был задержан в связи с нанесенным корпорации «Усунь» ущербом. Вам отказано в доступе к нему.

       – Этот человек меня не интересует, как пленник,– я покачала головой.– Мне необходимо убедиться, что он не представляет биологической угрозы.

       Усуньский офицер морщился и вращал глазами, прислушиваясь к «внутреннему голосу», и, наконец, обреченно отступил в сторону:

       – Конечно, я проведу к лазарету…

       Я услышала возгласы одобрения в наушнике и последовала за старцем. Позади громыхал броней Вавила, и я была ему благодарна за молчание. Меня не оставляла мысль, что словесная победа над уставшим офицером была временной, и в лазарет он меня не допустит.

       «Он не даст войти в лазарет,– подтвердила мои подозрения Итера.– Диагностику состояния пленника можно провести снаружи с помощью штатного терминала. Когда процедура завершится, оснований находится в той части станции не будет… Контроль над кораблем Чужака мы не получили…»

       «Подожди ты со своим кораблем,– вмешался Ксавер.– Надо попасть в лазарет. Ситуацию прояснит пленник...»

       Усуньский офицер вывел нас в широкий коридор, который мог уместить целиком «Итеру» и жестом указал на ленту траволатора:

       – Доберемся быстро,– ухмыльнулся он.– Дорога займет пару минут.

       Подвижный пол вздрогнул, как только мы на него ступили, и с ощутимым разгоном понес по коридору. Я почувствовала легкое головокружение, которое быстро разрасталось в немощный припадок. Горячая инъекция в кровь, которую с моего согласия сделал скафандр, не прояснила сознания, и я заметила, что начинаю его терять.
 
       «…попробуйте имитировать травму,– требовал Ксавер ускользающим вдаль голосом.– Нужен повод попасть в лазарет...»

       «…не получится,– Итера оставалась неумолимой.– Скафандры оснащены медицинским блоком. «Колосс» считывает их показатели. Это не пройдет...»

       Я лихорадочно перебирала настройки медицинского модуля, насыщая кровь ударными дозами препаратов. Ноги подогнулись, и в вертикальном положении меня удерживал только экзоскелет.

       «…проломите череп усуньскому уроду,– не сдавался капитан.– Для него лазарет откроется...»

       «…не допустимо… нападение лишит нас полномочий… даже если он сейчас сам умрет... станция классифицирует нас как агрессоров… вероятность успеха миссии стремится к нулю…»

       Коридор потемнел, и надвигающаяся тьма размазала его стены в серое пятно, которое надвигалось на меня и начинало душить. Я судорожно вдохнула, почувствовав терпкость чистого кислорода, которым скафандр пытался насытить мое дыхание. Я больше не мчалась на траволаторе к лазарету, а падала в бездну небытия. В голове плясали черти, перебранка Ксавера с Итерой стучала истеричными молоточками, и ощущение надвигающегося конца разрасталось с пугающей скоростью.

       Мой организм был слаб с момента рождения, а оно было всего день назад. Нельзя было исключать, что тело уже сдалось. С чего я взяла, что у меня есть месяц? С чего я взяла, что доживу до момента, когда молекулярный принтер вырастит мне здоровое тело? Да и мне ли?

       Мир перевернулся, растворяясь в бессознательности. Траволатор начал торможение, слишком быстрое, слишком неожиданное. Тело рефлекторно дернулось, удерживая равновесие, но автоматика скафандра неверно истолковала мою неуклюжую попытку, и я почувствовала, что заваливаюсь по инерции лицом вперед.

       Тьма резко расступилась, и вернулось зрение, неподвластное течению времени: все стало медленным, замирающим. Я бесконечно долго наблюдала за тем, как подвижная лента начинает подниматься мне навстречу, а стоявший впереди Рузимис плавно поворачивается в мою сторону:

       – Мы-ы-ы-ы на-а-а-а ме-е-е-ес-с-с-с-сте-е-е,– растягивая слова, медленно проговаривал он.

       Я видела, как постепенно округлились его глаза, когда он заметил мое медленное падение. Усуньский офицер поступил достойно, но глупо, возможно даже не осознав до конца, что делает. Он бросился ко мне и попытался подхватить на руки.

       Острота восприятия возвращалась быстро, ускоряя поток времени. Было ли это запоздалой реакцией на введенные препараты, или непонятный приступ отпустил, но к моменту, когда руки офицера обхватили меня, я была уже способна не только воспринимать действительность в полной мере, но и постоять за себя.

       Галантный, но наивный Рузимис никак не смог бы удержать мое падающее тело, не прикоснувшись к пристегнутому у пояса оружию. Когда его заботливая рука машинально коснулась ствола скорострела, я ударила ошарашенного от неожиданности офицера в грудь и оттолкнула изо всех сил. Он качнулся, но устоял на ногах, глядя на меня с непониманием.

       Думаю, он так ничего и не понял. В следующую секунду Вавила выбросил гигантскую руку откуда-то из-за моей спины и глухим ударом по голове уложил «агрессора» на ленту траволатора в бессознательном состояние. Перекошенное лицо офицера продолжало хранить печать изумления.

       – Просто красавица!– я услышала истошный вопль капитана.

       – Невероятное везение,– как мне показалось, с разочарованием констатировала Итера.– Инцидент классифицирован, как нападение на уполномоченного офицера Империи, попытка завладеть оружием и акт организованного саботажа. «Колосс» не возражал… На этом основании я отстранила искусственный интеллект от управления станцией. Мы контролируем ее полностью…

       – И Вавила красавчик!– продолжал ликовать Ксавер.– Держался, терпел. А в нужный момент ткнул пальцем в лоб! Теперь мы хозяева «Колосса»…

       – Ненадолго,– остановила его Итера.– Усуньский флот вошел в систему и начинает торможение. Я успела обесточить антенны дальней связи станции. Но через пятнадцать минут их авангард будет в зоне действия линейных сигналов. И тогда они смогут активировать протоколы защиты станции, а через час их орудия смогут нас достать.

       – Двигайтесь!– рявкнул капитан.– Лазарет!

       – Вероятность успеха нулевая,– продолжал депрессировать искусственный интеллект.– Двигатели Чужака имеют повреждения… Кроме того, по всем признакам корабль управляется вручную… Представления о том, как это может происходить нет… Вынуждена признать, что я его пилотировать не смогу…

       Я последовала за Вавилой, который встал напротив широкой двери лазарета, и оказалась рядом с ним как раз в момент ее открытия. Я отпрянула от неожиданности, когда в проеме увидела человека, преградившего нам путь.

       Это был атлет с впечатляющими пропорциями и обнаженным торсом, сложивший руки за спиной. Все его тело и бритую голову покрывали замысловатые цветные татуировки, которыми раньше украшали себя кланы пиратов. Их вязь узорами обнимала развитую мускулатуру и выглядела агрессивной, как и взгляд необычайно бледных глаз.

       Мое женское начало вздрогнуло, ощутив брутальную мощь настоящего зверя и воина. Он выглядел молодо и свежо, но взгляд предательски выдает истинный возраст человека, отражая груз пережитого. Я это знала, потому что самой довелось прожить дольше отведенного судьбой. Передо мной стоял человек много старше, чем выглядел. Возможно даже, старше меня…

       Он соображал быстро. Намного быстрее, чем мы реагировали на первое впечатление. Его взгляд лишь бегло пробежал по шевронам наших скафандров, украшенных логотипами корпорации «Коэко» и имперской службы «Итера». А потом зазвучал голос, размеренный, твердый, низкий, каким он и должен быть у настоящего мужчины, покорителя дальнего космоса.

       – Ваш корабль на одной палубе с моим?

       – Да,– покорно выдохнула я.

       – Мне понадобятся трое, чтобы поднять его,– он расправил плечи и развел мощные руки в стороны.– У нас разве много времени?

       – Пятнадцать минут,– призналась я.

       – Тогда стоит пробежаться.

       Он одним ловким движением проскочил между нами и побежал по траволатору. Не задумываясь я бросилась следом.

       – Постой,– возмущенно взревел Вавила, громыхая броней за моей спиной.– Здесь мы командуем!

       – Хочешь стоять – стой один… и командуй…

       Ответив на ходу, он даже не сбился в дыхании, хотя бежал в темпе, который сервоприводы моего скафандра держали на пределе. Итера включила траволатор в направлении движения, и стены коридора замелькали по сторонам с головокружительной скоростью…

       Я бежала легко и уверенно. Казалось, я, наконец, бегу за тем, за кем должна бежать.

                *****

       – Девять минут до линейной связи авангарда с «Колоссом»,– поторопила Итера, когда мы вбежали в шлюз корабельной палубы.

       Татуированный атлет одним движением впрыгнул в ближайшую стойку, помогая автоматике застегнуть замки усуньского скафандра.

       – Артиллерию станции обезвредили?– он ловко пристегнул шлем и опустил забрало.

       – Итера, авторизуй его и выведи в общий канал связи,– нетерпеливо потребовал Ксавер.– Хочу познакомиться с новобранцем… Ты кто такой?!

       Дверь шлюза открылась, выпустив нас на палубу к кораблям. Атлет не мешкал ни секунды, большими шагами преодолевая расстояние, отделявшее нас от кораблей.

       – Зови меня Остин. Что с артиллерией?

       – Ты кто такой, Остин?– Ксавер терял терпение.

       – Парень, который собирается убраться отсюда живым. Если вы со мной, решите проблему с пушками.

       Прожектора вырвали из мрака открытой палубы силуэты кораблей, и я увидела, как по трапу Чужака характерной походкой спускается Северин:

       – С этим у нас проблемы… Я займусь пушками.

       – Какие проблемы?– зашипел на него Ксавер.– Итера, избавь нас от орудий «Колосса».

       – Отказано, капитан,– вздохнула Итера.– Это прямое нарушение Корпоративного кодекса.

       – Спятила? Нас на атомы раскидают, как только мы сунемся с корабельной палубы!

       – Мне жаль, капитан. Я не могу исполнить приказы, нарушающие положения Корпоративного кодекса. Напоминаю, мы являемся законными представителями…

       – Не тратьте время,– Северин, ступив на палубу, неуклюже побежал к основанию мачты, удерживающей корабль, где сиротливо светились экраны инженерных терминалов.– Итера, дай мне доступ к энергетическим системам… Я знаю, что делать. Она не может нарушить кодекс. Это ее базовый протокол…

       – Итера!– бесился Ксавер.– Если ты немедленно не…

       – Капитан!– выкрикнула я, задыхаясь от бега, и остановилась, чтобы отдышаться.– Не забывайте, что мы заключенные! Отдадите приказ, и Итера сможет использовать свои протоколы противодействия. У нее есть право казнить любого из нас за нарушение закона… и даже по подозрению в нелояльности.

       Я знала, что мои слова произведут на остальных впечатление, но дать ей возможность избавиться от Ксавера в такой момент я не могла. Я видела, как качнулся пробежавший мимо Вавила, и как споткнулся, едва не упав, Северин. Уверена, и лицо капитана приобрело в этот момент новый оттенок. Вряд ли они могли вообразить, какой властью над их жизнями обладает искусственный интеллект… и я.

       – Равно, как мне вменена и функция защиты устава корабля,– с явной угрозой для меня произнесла Итера.– Включая конфиденциальность.

       – Я справлюсь с пушками,– уверенно заявил Северин, склонившись над консолью.– Понадобится пара минут.

       – Мне нужны на борту трое,– Остин вбежал по трапу к шлюзу Чужака.

       Вавила уже нагнал его, и мне пришлось выложиться, чтобы преодолеть отставание в сотню шагов. Запыхавшись я влетела по трапу в темную каморку шлюза, освещенную только фонарями скафандров. Остин уже вращал какую-то рукоять, закрывая внешнюю плиту:

       – Качай помпу!– он указал Вавиле на колесо у противоположной стены, и тот покорно начал его крутить.

       Примитивизм оборудования, поразивший меня в шлюзе, был прелюдией к тому, что открылось внутри Чужака. В далеком детстве мне нравилось смотреть сказку, в которой бравые пираты сновали по двухпалубному паруснику, преодолевая тяготы морских путешествий. Я почувствовала себя гостем этого парусника. Даже Остин походил на настоящего пирата…

       В интерьере помещений не использовался пластик: только металл и… настоящее дерево. Громоздкие механизмы с рукоятями, трубы, тянущиеся под потолком, цепные передачи и прочие достижения древних цивилизаций казались декорацией для дешевого спектакля, но никак не вязались с космическим кораблем. Я бы обязательно спросила, куда впрягаются лошади, и известно ли было конструкторам корабля об изобретении электричества.

       Нам в лицо светил фонарь с брони Габи, которая помахала рукой с противоположного конца коридора.

       – Почему в темноте сидишь?– спросил ее Остин, и легонько ударил матовый колпак, выпиравший под сводчатым потолком, в ответ на что тот медленно налился тусклым свечением.– Идите за мной… Расставлю по постам.

       Он ловко для своих размеров передвигался по тесному кораблю, пробуждая к жизни химические фонари, от чего тот заполнился тенями и окончательно превратился в призрака.

       – Ну хоть не факелы,– мрачно улыбнулась Габи и двинувшись за ним следом.– Это не корабль, а какая-то шутка, причем неудачная…

       – «Говорящий с небесами» вытащит нас из этой передряги,– огрызнулся Остин.– Мне нужен самый крепкий из вас.

       Он заставил Вавилу спуститься по кривой лестнице в чулан с целым набором рычагов, краников и гигантских шестерен:

       – Разбудишь двигатель, когда я скажу. Слушать будешь сюда,– Остин указал на раструб под потолком, который венчал край подмятой медной трубы.– Здесь переключить, а этот диск будешь вращать, пока в сигнальном окне не увидишь голубой огонек… Голубой! Не останавливайся, пока он не станет голубым…

       Я склонилась, чтобы заглянуть в чулан, едва уместивший Вавилу, но почувствовала грубый толчок: ухватив за плечо, Остин бесцеремонно тянул меня за собой, даже не оборачиваясь. Он встал перед металлическим шкафом, за дверцами которого скрывался ряд из десятка труб с разнокалиберными кранами на них.

       – Это система жизнеобеспечения,– скупо прокомментировал он, покрутив несколько из них. Потом взял мои ладони в свои и положил их на два вентиля.– Когда включится двигатель, сначала перекроешь этот. Он запустит вентиляцию через бак с реагентами, чтобы очистить воздух от двуокиси углерода. И только потом откроешь здесь подачу кислорода. Не перепутай: сначала вентиляция, а потом кислород. Иначе любая искра спровоцирует пожар…

       Он вопросительно смотрел на меня, не моргая, своими бледными глазами. Очень красивыми и выразительными глазами, требовательными и в меру суровыми. Я лишь кивнула головой, опасаясь, что голос может сорваться и выдать неуместное волнение. Я была удивлена своим телом: умирающий организм переживал гормональный всплеск в присутствии самца. И ему были ни по чем ни аномальный апоптоз, разрушающий его, ни смертельная угроза. Животное начало всегда будет жить в людях и требовать того, что хочет зверь – здесь и сейчас. Я ненавидела свои слабости.

       Остин и Габи скрылись где-то в недрах корабля, обмениваясь техническими фразами. Пират постоянно отдавал ей какие-то команды, а она ворчала и ерничала по поводу древнего оборудования. Я не понимала ни слова из их диалога, но внимательно отслеживала интонации: они флиртовали. Дородная Габи, не чета мне, была красивой женщиной, интересующей мужчин. Я ненавидела ее.

       – Мы готовы,– заявил Остин, обращаясь ко всем.– Новичок, как там тебя, задраивай шлюз и живо ко мне… Пора убираться с корабельной палубы. Нужна жесткая сцепка... Цепляйте нас…

       Приставленная к железному шкафу с вентилями, я видела перед собой только трубы и краны, но дрожь под ногами выдавала маневры корабля. У меня за спиной, громко топая, пробежал Северин, который слегка меня хлопнул по плечу, видимо, для поддержки. После резкого толчка, который потянул меня в сторону, я ощутила нарастающее движение.

       – Не так!– запротестовал Остин.– Нужна жесткая сцепка!

       – Не капризничай,– буркнул Ксавер.– Магнитные захваты «Итеры» удержат не хуже…

       – Долго объяснять,– повысил голос татуированный пират.– Стыкуйте корабли! Это не пожелание!

       – Жесткая сцепка недопустима в такой ситуации,– уверенно заявила Итера.– Вы собираетесь запускать маршевые двигатели…

       – Это вопрос жизни и смерти для тех, кто остался на вашем корабле,– упрямился Остин.– Вам надо разогнать нас до четырехсот узлов, и тогда сможем вместе совершить прыжок в Дискрет. С магнитными захватами это не пройдет. У кораблей должен быть физический контакт, иначе вашу «Итеру» разметает на атомы.

       – Что еще за «Дискрет»?– засопел Ксавер.

       – «Колосс» принимает линейный сигнал авангарда,– торжественно произнесла Итера, обесценив вопрос капитана объявлением неизбежной угрозы.– Станция активировала протоколы защиты. Следует ожидать активных действий.

       – Сцепка!– требовал Остин.

       – А что это роботы вытворяют?– в голосе капитана звучало беспокойство.

       – Пытаются нас блокировать,– безучастно ответила Итера.– Будут таранить. Столкновение через три минуты. Повреждения будут фатальные. Четыреста целей... У половины масса больше, чем у нас…

       – Так вали их!

       – Это нарушение Корпоративного кодекса,– Итера была неумолимой.– По протоколу мы должны предпринять маневр уклонения. Не могу это классифицировать, как нападение…

       – Что там происходит!?– взревел Вавила из своей конуры.– Давайте убираться.

       – Жесткая сцепка!– повторил Остин.

       Я рассматривала краны на трубах, и словила себя на мысли, что уже не помню, который из них включает кислород, а какой – вентиляцию.

       – Делай, что он говорит,– сдался Ксавер.– И давай двигать отсюда…

       – Вы не понимаете,– возразила Итера.– Магнитными захватами я могу удерживать Чужака на расстоянии из любого положения. Но при жесткой сцепке, механические захваты будут удерживать наш нос прямо под соплами двигателя Чужака. Когда он включится, плазма ударит прямо в наш корпус.

       – Двигатели будут в прогревочном режиме,– Остин говорил спокойно и уверенно.– Он нам нужен только, чтобы подать энергию в систему. У вас даже радиационный фон не поднимется…

       – Капитан,– препиралась Итера,– мы будем уязвимы. Мы не контролируем системы Чужака…

       – Исполняй уже!

       Я почувствовала толчок и устояла на ногах только благодаря тому, что держалась за вентили.

       – Зажигание!– скомандовал Остин.– Следи, чтобы огонек был голубым, когда ограничишь подачу топлива… иначе сожжешь свой корабль.

       Инерция разгона потянула меня в сторону с непреодолимой силой.

       – Готово!– выкрикнул Вавила.– Что там у вас происходит? Здесь что искусственная гравитация не работает?

       – Ее здесь никогда и не было!– фыркнул Остин.– Поэтому не слишком нагружайте двигатели. Нам достанется вся перегрузка.

       – Я дала тягу на маршевые двигатели,– прокомментировала для нас Итера.– От строительных роботов увернулись… Но теперь мы в зоне действия орудий «Колосса». Они наводятся на нас.

       – Северин, ты сказал, что справился с ними!– выкрикнул капитан.

       – Дождитесь залпа,– угрюмо огрызнулся инженер.

       Я хотела спросить, что мне делать с доверенными вентилями, потому что не могла вспомнить, о чем говорил Остин: включать их сразу после запуска двигателя, или ждать чью-то команду.

       – Орудия наведены…

       – Ну, Северин…

       – …взрыв на Колоссе,– почти с удивлением закончила фразу Итера.– Станция обесточена.

       –… красавчик.– закончил фразу Ксавер.– Как же ты это сделал?

       – Перевел питание орудий на резервную шину,– мне показалось, что Северин был и сам удивлен.– А она еще не достроена. Предельная нагрузка сожгла ее.

       – Изящно,– признала Итера.– Формально, это даже не является диверсией. Шина просто не выдержала одновременного залпа орудий. Все законно… Но, если бы станция выстрелила только из одной пушки, нас бы сожгли. Откуда ты знал, что будут стрелять всеми орудиями?

       Моя неподвижность уже вызывала беспокойство. Инерция разгона нарастала, и я подперла плечом железный шкаф с вентилями, чтобы не покатиться по коридору. Складывалось впечатление, что пол под ногами перевернулся, и сила тяжести потянула меня к корме корабля. 

       – Не важно, откуда он знал,– перебил ее Ксавер.– Я бы на месте «Усуня», тоже пальнул по нам из всего, что есть… Уводи нас к флоту «Кэйко».

       – Не получится,– Итера сменила голос на новый, переполненный вызывающей нежностью.– На Чужаке нет гравитационных компенсаторов. Если я увеличу тягу, там всех просто раздавит. А с допустимой перегрузкой, разгон будет слишком медленным. Через два часа дальнобойная артиллерия усуньского флота нас достанет. Не успеем. Мы бы и на предельной тяге не успели.

       – Не нужен никакой флот,– задорно вмешался Остин.– Разгоним нашу парочку до четырехсот узлов, и я вытащу нас в Дискрет.

       – Какой еще «Дискрет»?– вспомнил свой позабытый вопрос Ксавер.

       – Не успеем,– Итера сохранила теплые интонации.– В таком темпе нам потребуется не меньше четырех часов на разгон.

       – Лети к звезде!– татуированный пират не просто демонстрировал присутствие духа, он казался откровенно веселым.– Построй глиссаду по касательной к звезде, чтобы ее гравитация нас захватила. Ее вектор будет перпендикулярным. Суммарная скорость вырастет, и перегрузка будет частично компенсирована.

       – Забавная затея,– Итера была ироничной.– Это, действительно, даст прирост в скорости и даже на какое-то время звезда заслонит от усуньской артиллерии. Но, обогнув звезду, через три часа развернемся курсом прямо навстречу флоту. Это должно произвести впечатление на них?

       – Мы достигнем четырехсот узлов, пока будем в тени?– не сдавался Остин.

       – Да,– призналась она.– Но что это даст?

       – Что мне делать с этими краниками?– не удержалась я.– Крутить их или нет?

       Тяжесть уже давила с такой силой, что я едва стояла на ногах, рискуя завалиться на бок в любой момент. Их бессмысленный разговор порядком надоел, а неудобная поза в обнимку с металлическим шкафчиком начинала меня просто бесить.

       – Чего ждешь, Лисьен?– воскликнула Габи.– Конечно, включай! А я думаю, так душно стало.

       – Твоего совета ждала,– процедила я сквозь зубы и дернула оба вентиля сразу.

       Трубы зашипели, и я отпрянула, потеряв равновесие. Корма потянула к себе и, сделав несколько тяжелых шагов, я завалилась на спину. Уже в падении увидела, Остина, который ловко хватаясь за рукояти и поручни вдоль стен, торопился ко мне. Удар был ощутимым, пришелся на голову, и на мгновение залил болезненной тьмой сознание. Меня протащило несколько метров по коридору, прежде чем я почувствовала крепкую руку на запястье.

       – Рисково,– улыбающееся лицо Остина медленно проявлялось в расступившейся тьме.– Сначала надо было вентиляцию включить… а потом уже кислород.

       Он аккуратно поставил меня на ноги и предусмотрительно выждал несколько секунд, прежде подхватить под руку, увлекая к носу корабля. Ноги были тяжелыми, и переставлять их удавалось с трудом, а передвигаться приходилось, наклонившись вперед, словно взбиралась на гору. Казалось, что палуба еще и раскачивается.

       – Итера, а какие у нас варианты, кроме того, что предлагает новый и загадочный друг?– голос капитана был уставшим и растерянным.

       – Никаких,– призналась та.– Но и предложенный вариант не вариант… Удивительно, что мы вообще до сих пор целы…

       – Не начинай,– Ксавер терял терпение.– Не тебе оценивать удачу. Корабль у нас… и человечек с корабля у нас. Ходка-то почти завершилась. Самое сложное прошли. Какие ты нам шансы давала? А осталось только до своих добраться. Пусть даже через этот чертов Дискрет… Действуй, Итера. Так ты, расскажешь нам, Остин, что это за Дискрет?

       – Лучше,– он с беспокойством заглянул мне в лицо.– Через три часа я его покажу. Рассказам все-равно не поверите. А у нас времени на подготовку к прыжку впритык. С тобой все в порядке?

       Вопрос он адресовал уже мне. «Нет, не в порядке!» – мелькнуло в голове. Не знаю, как снова оказалась на полу, широко раскинув руки и ноги, но реальность ускользала от меня. Остин еще что-то спрашивал, куда-то меня тянул, но все это уже не имело значения. Я теряла сознание и была тому рада. Единственным, что волновало, было мое новое тело, которое осталось в молекулярном принтере. Через три часа оно как раз будет готово, и я уже смогла бы переместить в него свое сознание. А пока я его просто теряла, настрадавшееся и непослушное сознание, которое мне самой досталось в аренду из корабельного хранилища.

                ГЛАВА ТРЕТЬЯ

       Я очнулась от тяжести со сдавленной грудью и скованным дыханием. Каждый вдох отзывался толчком боли, и воздух вырывался из легких с шипящим звуком. Нависающий потолок с узором переплетающихся по его поверхности медных труб горел слепящими красками и не просто давил на меня – медленно и неумолимо опускался. Мысли растерялись по уголкам сознания…

       – Лисьен,– позвал незнакомый женский голос.– Тебе надо собраться. Капитан передал мне управление медицинскими блоками скафандров. Стимулировать твой организм медикаментами больше нельзя. Придется тебе самой последить за своим состоянием. Не раскисай…

       Память обожгла потоком разбуженных воспоминаний: корабль Чужака, «Колосс», Остин с пиратскими татуировками, авангард усуньского флота… молекулярный принтер. Я зажмурилась и почувствовала неприятную горечь во рту: медицинский станок запекал для меня на «Итере» новое тело. Возможно, оно уже готово!

       – Сколько времени прошло?– мысль о том, что самое ожидаемое в моих бесчисленных жизнях событие уже произошло, взбудоражила разум и мгновенно избавила от оцепенения. Я открыла глаза и повернула лицо к свету.

       За широким окном рубки, которое полукругом опоясывало помещение, горела звезда. Она занимала собой его треть, переливаясь замысловатыми разводами сквозь фильтры светозащиты, и была настолько яркой, что, казалось, просвечивала металл корпуса.

       Я почувствовала на лице прикосновение жара, который уже миллиарды лет разливался в пустоте, а теперь облизывал корпус Чужака, проникая внутрь. Тяжесть этого пламени силой гравитации тянула к себе. На его фоне скорлупка корабля и натужное гудение маршевых двигателей были ничтожной нелепицей. Я ужаснулась той мощью, которую невозможно было вообразить, и ясно ощутила заносчивость человеческой натуры: позволить себе приблизиться к этому творению вселенной, бросить ему вызов, пройдя краем орбиты – только неоправданная наглость людей делала их дерзкими и безумными покорителями космоса.

       – Старайся меньше двигаться,– ответила Итера.– Мы идем с предельными перегрузками, а это  испытание даже для крепкого организма. Ты была без сознания более двух часов. Чтобы вернуть тебя, пришлось провоцировать искусственную кому…

       – Хватит ныть,– оборвал ее Ксавер.– Через семь минут мы выйдем из тени прямо под пушки усуньского флота... Ты получил свои четыреста узлов, Остин. Самое время что-то сделать!

       – Надо накинуть еще восемнадцать узлов,– татуированный атлет скользнул тенью на фоне пожара звезды и склонился над гигантским механизмом, занимавшим четверть рубки.

       Он покрутил несколько колесиков на его поверхности и провернул массивный рычаг в центре. Шестерни защелкали и завращались в железной утробе, напоминая гудение механических часов, и многочисленные циферблаты засуетились, перелистывая цифры. Он снова что-то подкрутил и дернул рычаг, повторяя процедуру снова и снова.

       – Какого черта?– засопел капитан.– Они ждать не будут. Ты обещал прыжок на четырех сотнях! Осталось шесть минут…

       – Успеем,– отмахнулся Остин, не прекращая своего занятия.– «Говорящему с небесами» хватило бы и трехсот восьмидесяти узлов. Но надо сделать поправку на массу вашего корабля и то, что теперь в сцепке мы почти вдвое длиннее. Если верить вычислителю, подходящий для прохода коридор можно будет открыть на четырехстах восемнадцати узлах…

       – Вычислитель?– Габи полулежала рядом со мной на таком же кресле, тоже прихваченная ремнями.– Хочешь, сказать, что твоя печатная машинка считать умеет?

       – Чтобы успеть придется увеличить тягу,– предупредила Итера, повторив ироничные интонации Габи.

       – Куда больше?– захрипел Вавила, которого я не могла видеть из своего положения.– У меня уже глаза вдавило в затылок… Скоро дерьмо из ушей пойдет.

       Было удивительно, как Остин с такими перегрузками был в состоянии двигаться. Я едва повернула голову, которая была раз в пять тяжелее, чем обычно. Я не то, что не могла пошевелить конечностями – я их даже не чувствовала.

       – Тогда лучше сделай четыреста девятнадцать,– уточнил он, переместившись в высокое кресло напротив с целым набором изогнутых рычагов перед ним.– Пусть лучше будет запас, чем хвост вашего корабля срежет… А мы пока начнем нагнетать возмущение на нос «Говорящего»… Вавила, открывай заслонки, которые я тебе показывал.

       – Шутишь?– выдохнул Вавила.– У меня питание на резерве! Если сервоприводами шевельну при такой гравитации, у меня батарея сдохнет. Я не то, чтобы шевельнуться не смогу, меня в броне запечатает, как муху в янтаре.

       – Пошевеливайся, муха,– весело взбодрил его Остин.– Через пять минут тебе скафандр не понадобится.

       – Через четыре минуты,– уточнила Итера.– Сделайте пару глубоких вдохов, чтобы насытить кровь кислородом, и я увеличу ускорение. Возможно, после этого из-за перегрузки пару минут у вас будет затруднение с дыханием… Три… Два… Один…

       Она не соврала: меня вдавило в кресло так, что потемнело в глазах, и даже свет звезды на какое-то время погас. Стало невыносимо больно, а ребра так сжали грудь, что из легких с шипением выдавило последний вздох. Я замерла даже в мыслях, которые вопили и разбегались, освобождая разум для чистой паники. Я почувствовала давление в газах и горячие струйки крови, ползущие под носом. Ее терпкий вкус застыл на губах, а в ушах с шипением отозвались удары сердца.

       – Молодец, Вавила,– прохрипел Остин, для которого перегрузка тоже теперь оказалась ощутимой.– Дальше я сам. Дай мне скорость, компьютер…

       – Компьютер дает скорость,– обиженно отозвалась Итера.– Четыреста пять… четыреста десять… четыреста пятнадцать…

       Отсчет был медленным и вязким, но позволял держаться за голос, вселял надежду на избавление, которая быстро угасала вместе с сознанием…

       – Ровно,– наконец, произнесла она.– Четыреста девятнадцать… Мы вышли из тени…

       – Поехали,– голос Остина упал до шепота.

       Я не почувствовала ничего… В прямом смысле – Ничего! Все изменилось настолько резко, что трудно было принять перемену. Тишина стала безгранично глубокой и чистой, словно все замерло. Я смотрела на погасший фонарь под потолком и не могла понять, откуда идет свет: он был вокруг, словно каждая деталь рубки испускала призрачное свечение.

       Зажмурившись, я пошевелила пальцами, но в следующее мгновение вздрогнула, напуганная ощущениями – они двигались, я это знала, но не чувствовала их.

       – Не суетитесь,– голос Остина был странным, потому что в нем не было звуков, но я его слышала.– Мы в Дискрете. Я не инструктор и не знаю, как адаптировать новичков, но вам потребуется время, чтобы освоиться. Это… другая реальность. Главное, не паникуйте. Я объясню все по ходу.

       Непослушными руками я, не глядя, расстегнула застежку удерживающих меня ремней, хотя понятия не имела, как это делать, и с неожиданной легкостью встала. Ощущения были непередаваемыми. Готова поклясться, что это была невесомость, но что-то удерживало меня на полу, словно я прилипла к нему.

       Остин уже стоял напротив меня, и его блеклые глаза улыбались, как у подростка, который впервые почувствовал себя мужчиной:

       – Смотри,– он вытянул руку в направлении окна, за которым открывался удивительный пейзаж.

       До краев горизонта, идеально ровного, разлилось бескрайнее изумрудное море, насыщенное такими оттенками зеленого, что резало глаза. Оно светилось и переливалось застывшим мрамором, который одновременно был неподвижным и едва заметно колыхался. А над ним сомкнулась беззвездная пустота. Это была настоящая, безупречная пустота, а не тьма космоса.

       – Что за хрень?– капитан был испуган.– Все пропало… ничего не работает… а я как-то все вижу. Кто-нибудь слышит меня?

       – Все слышат,– Остин неуклюже прошелся порубке, странно переставляя ноги, и подошел к креслу Габи.– Здесь ничего, из того, что вы знаете, не работает. Тут законы физики не действуют. Мы в Дискрете. Двигайтесь осторожно. Гравитации нет, но вы не сможете оторваться от палубы: ни прыгнуть, ни бросить что-нибудь. Здесь ничего не летает.

       Он помог подняться Габи, и первое, что она сделала, махнула рукой с отверткой, которая так осталась при ней. Как зачарованная, я протянула руку и легко взяла отвертку с ее раскрытой ладони. Я тоже попыталась ее отбросить, но она даже не шелохнулась, словно примагниченная к пальцам.

       – Что это за чертовщина?– Габи  неуклюже подошла к окну, раскачиваясь в стороны и шаркая ногами.– Это море?

       – Это наша Вселенная,– Остин подошел к ней и встал рядом.– Но, так сказать, вид сбоку.

       – Плоская?– Габи отвернулась от окна, и на ее лице я прочла растерянность.

       – Наверное,– пожал плечами пират.– Я не слишком знаю теорию… Так, в общих чертах.

       Я сделала несколько попыток избавиться от отвертки, прилипшей к ладони, но получилось это, только когда я склонилась и положила ее на подлокотник кресла.

       – А как вы меня слышите, если ничего не работает?– нервничал Ксавер.– Я же на другом корабле. Связи нет… экраны погасли. И звук какой-то странный… И где вы море увидели?

       – Это все я, как раз, объяснить смогу…

       – Объясни лучше мне, почему я как муха на руках по потолку хожу!– грозно перебил Остина Вавила.

       – Ходи, как хочешь,– Остин торопливо зашагал к выходу из рубки.– Подожди, помогу тебе на ноги встать. Не паникуйте, а то бывали случаи, когда особо впечатлительные умом трогались…

       Я не чувствовала ни боли, ни слабости, к которым настолько привыкла, что научилась не замечать их. Но теперь, когда они разом исчезли, я ощутила себя иначе. Ощущение было более чем странным и даже опасным.

       – Суть в том, что мы находимся вне времени и пространства. Пространственно-временной континуум, нашу реальность, вселенную, вы видите за окном, как зеленый океан.– Остин говорил медленно, подбирая слова.– Формально, мы сейчас даже не существуем. Все, что вы видите или слышите, как вам кажется – игры сознания, его адаптация к Дискрету. Вот сознание здесь реально, только оно и существует. Ваши тела не живут… клетки неподвижны, мышцы не работают, сердце не бьется, дыхания нет… Дай мне руку, Вавила, и я сниму тебя с потолка…

       Я прислушалась к своему телу и поняла, что он говорил правду – я его не чувствовала, не слышала, и моя легкость ничем не была ограничена. Я отстегнула перчатку и поднесла к глазам обнаженную ладонь. Пальцы шевелились, но что-то неуловимо неправильное было в их движении. Я чувствовала ложь в том, что видела.

       – Хрень какая-то,– услышала я знакомый голос, который заполнил меня ужасом.– Второе потрясение за пять минут. Не успела свыкнуться с первым и вляпалась во второе… а думала, жизнь будет скучная…

       Это был мой голос!

       – Рад за тебя, Лисьен,– буркнул Ксавер.– Здорово, что тебя это веселит. Но я сижу в коробке без окон и дверей, в гробовой тишине и никуда двинуться не могу.

       – Сейчас вытащим тебя,– Остин, заботливо придерживая Вавилу под руку, ввел его в рубку.– Только тебе придется самому нам шлюз открыть. У него же есть механический привод на случай, когда ничего не работает?

       – Есть,– отозвалась Габи.– Шлюз и снаружи можно вручную открыть.

       – Тогда пошли,– Остин загадочно мне улыбнулся.– Поверьте, на это стоит взглянуть снаружи…

       Вавила медленно опустился в кресло Габи и защелкнул замки на груди:

       – Без меня… Я тут посижу.

       – Это не я говорила! Это был мой голос, но…– я отчаялась в попытке объяснить им, что они слышали мой голос от кого-то другого. Здесь был кто-то еще с моим голосом. Прочитав беспокойство во взгляде пирата, я осеклась. Мне вовсе не надо было, чтобы меня приняли за сумасшедшую раньше времени.– Я пойду с вами.

       Остин взял под руку Габи и повел ее к выходу из рубки, призывно кивнув мне. Я осторожно последовала за ними, с каждым шагом привыкая к новой практике движений, и в коридоре уже достаточно освоилась, чтобы чувствовать себя в ходьбе уверенно. Ощущения были странными, словно на грани обморока – легкость, сравнимая с падением…

       – Как же меня плющит,– ворчал Вавила.– Как после стакана этилового спирта…

       Теперь устройство корабля не казалось мне таким уж безумным: он был создан для этого места. Поручни были удобными и располагались как раз в тех местах, где были нужны. Я уверенно перешагивала через люки, естественными движениями перехватывала при спуске скобы ступеней и старалась повторять маневры пирата. Один раз даже прошлась руками по стене, чтобы обогнуть свисающий с потолка механизм.

       – Я сейчас сдохну,– застонал Вавила.– Уже тела не чувствую.

       Он говорил тихо, но я его слышала так, словно он шептал мне прямо в ухо. Это не были звуки, не было привычных вибраций и тембра голоса – скорее чистые мысли, подслушанные прямо из головы, которая, я это осознавала, раздувалась у него от страха и растерянности. 

       – Это нормально,– успокоил его Остин.– Могу тебе одну вещь обещать… Здесь ты не умрешь. Это просто невозможно. Даже если оторвешь себе руку и оставишь в другой комнате… сможешь шевелить пальцами на ней, а приложишь назад, снова прирастет. Только не советую тебе этого делать. Когда вернешься из Дискрета в реальность, рука останется оторванной…

       Он вошел в шлюз и начал вращать колесо привода замка, даже не задраив внутреннюю дверь. Я с опаской вошла следом, заглядывая через плечо Габи в расширяющуюся щель наружу, где полыхал изумрудом чудесный океан.

       – Бессмертие?– вздрогнула я, услышав собственный голос.– Это уже интересно.

       Остин повернулся ко мне с торжествующим видом и кивнул. Я лишь пожала плечами в ответ на собственные сомнения. Даже не пыталась повторять, что я молчала, и это были не мои слова. Может, мои мысли вырываются наружу, минуя сознание? Это не казалось более странным, чем то, что меня окружало. Пират проскользнул в щель, легко выбравшись наружу, а следом, едва протиснувшись в полуоткрытый шлюз, там оказалась и Габи. Я лишь на мгновение задержалась у выхода, прислушиваясь к себе. Нет, дыхание не перехватывало – его, действительно, не было. Как не было и многих других привычных ощущений.

       Было странно видеть, как Габи и Остин стоят на стене возле шлюза параллельно линии горизонта. Я прошла в дверь, которая была передо мной, но снаружи дверь шлюза уже оказалась под ногами, словно мир накренился. Теперь океан был не внизу, а стоял стеной рядом. Сознание возмущалось и противилось таким переворотам.

       Я присела и оперлась руками на корпус корабля. Не было понимания, где верх и низ – все смешалось, и я не знала, куда могу упасть, но опасность падения дышала в самое нутро моего ужаса. Нет, голова не закружилась, хотя я, наверное, предпочла бы это.

       – А как бы нам выбраться из этого Дискрета?– отчаянно затараторил Ксавер.– От усуньского флота ушли. Надо бы возвращаться. Как нам назад попасть?

       – С этим придется подождать,– Остин подошел ко мне и помог подняться.– Давай сделаем кружок вокруг корабля, и ты привыкнешь. Это как на обычной планете: они тоже круглые, и ты ходишь по их поверхности, даже не задумываясь над тем, что с каждым шагом мир переворачивается. А они еще и вращаются… Здесь все стабильно.

       – Там горизонт неподвижный,– возразила я, но послушно последовала за ним, с удовольствием ощущая поддержку.

       Я не чувствовала прикосновений его рук, хотя он крепко меня удерживал, но каким-то странным образом осознавала их тепло. И даже больше: осознавала заботу, искренность и дружелюбие, словно «слышала» его мысли и настроение. Как точно чувствовала и панику Вавилы, любопытство Габи, раздраженность Ксавера и напряжение Северина, который был настолько скован своим разумом, что не решался произнести ни слова – он не мог отличить происходящего от сна. А еще я чувствовала чье-то присутствие, опасное, неприятное. И это невидимое присутствие владело моим голосом.

       – Что значит «подождать»?– не унимался Ксавер.– Куда ты нас затащил?

       – Как же это красиво!– Габи шла следом за нами, не отводя взгляда от полыхающего океана.

       Она была права. Зрелище было невыносимо прекрасным. Изумрудная поверхность переливалась и смещалась по мере того, как мы огибали корпус корабля, который представлял собой настоящую внешнюю палубу с многочисленными устройствами, надстройками и лесенками. Когда мы оказались под брюхом «Говорящего с небесами», океан повис над головой, а темная бездна пустоты разверзлась где-то внизу. Остин остановился и подошел к тонкой мачте, которая вытянулась от корабля и противоположным концом уперлась в поверхность океана. Мы словно висели под зеленым потолком, зацепившись за него этой хрупкой конструкцией.

       – Опорная мачта. Вот что связывает нас с реальным миром,– сказал он и уселся возле нее, похлопав ладонью по палубе с приглашением присесть рядом.– Не поверите, но корабль держится на единственной элементарной частице, которая по-прежнему существует в нашей реальности.

       – Такая же разлученная частица, как и те, что парой открывают проход через пространство для транспортных туннелей?– уточнила Габи, устроившись возле пирата и задрав голову к океану.

       – Точно,– ответил Остин после того, как я поняла, что произошло.– Только ее пара находится в черной дыре, которая и открывает нам проход в Дискрет.

       Он не просто говорил: он открывал с каждым словом для нас свое сознание, такое же ясное и осязаемое, как палуба под ногами. Поэтому его слова были простыми, но убедительными и очевидными – по сути мы читали его мысли, видели образы и слышали не то, что он говорил, а то, что хотел сказать. Я могла получать от него информацию даже без его слов и своих вопросов! Это было отвратительно! Я мгновенно захлебнулась потоком информации, который неосторожным желанием призвала.

       – Быстро освоилась,– он повернулся ко мне, переполненный восхищением.– Впервые вижу, чтобы так быстро учились владеть Дискретом. Эта способность обычно приходит после Острова. Ты слишком много взяла… Будь сдержаннее, пока не научишься этим управлять.

       – Какой еще остров?– Ксавер заполнил мой разум своими сомнениями, раздражением и суетливостью: я чувствовала вонь всех его мыслей.– Надо валить из этого места!

       На мгновение я увидела мыслями призрачный город с острыми пиками странных небоскребов, шипами возвышавшийся над черной скалой, но торопливо отстранилась от этого образа, и почувствовала облегчение.

       – Не получится,– Остин встал, приглашая нас с Габи за собой.– «Говорящий с небесами» поврежден и требует ремонта. Придется тащить его на верфь. Вернуться можем в любой момент, но в таком состоянии это будет смерти подобно.

       – Мы не подписывались ни на какие верфи,– негодовал Ксавер.– Наш корабль цел! Спас нас от усуньцев, и спасибо тебе. Теперь верни назад, и мы доберемся своим ходом до нашего флота…

       – Ваш корабль мертв,– пират вел нас к корме чужака, за которой громоздился силуэт «Итеры».– Теперь это консервная банка, на которой больше ничего не работает. На «Говорящем» вы не видели электроники, потому что она не способна пережить Дискрет. Последствия от погружения есть для всего. Ваши двигатели, приборы, генераторы, аккумуляторы по возвращению будут негодны. Давайте вытащим последнего пассажира…

       – И искусственный интеллект мертв?– с надеждой спросила я.

       – Конечно,– Остин уверенно прошел по корме и ступил на узкую мачту сцепки, соединявшей Чужака с «Итерой».– В Дискрете может существовать только сознание человека. Мы столетиями пробовали воссоздать здесь хотя бы подобие электричества или магнитных полей, но безуспешно. Зато обнаружили много другого…

       Я переступила через ощущение опасности и следом за ним оказался на внешнем корпусе «Итеры». Габи не отставала.

       – А жаль,– услышала я собственный голос.– Это была незаурядная личность…

       Нет! Это был не мой внутренний голос, не разделенное шизофренией сознание – это был чужой и враждебный для меня разум!

       – Лисьен, ты что, уже здесь?– Ксавер был переполнен удивлением, словно впервые услышал мой голос.– Пора осмотреться в этом гиблом месте…

       – Какая мерзость,– наконец, я услышала Северина, чей ослабевший разум был раздавлен осмыслением Дискрета.– Я вижу ваши мысли…

       – Ты себя-то видел, красавчик?– раздраженно ответил Вавила.– Тут и без тебя было тошно…

       Остин застыл на мгновение перед внешней плитой шлюза «Итеры» и с недоумением посмотрел на меня. Габи ловко обогнула меня и склонилась над небольшим люком возле безжизненной панели управления замками шлюза. Они с Остином сосредоточенно погрузились в какую-то техническую возню, от которой я старательно отстранилась. Я могла бы сосредоточиться и «подсмотреть» устройство этого механизма, но меня отвлекало странное предчувствие, оправданность которого открылась вместе с отъехавшей в сторону плитой.

       – Как это?– отпрянул Остин, когда в образовавшемся проходе появились два силуэта.– Такого в Дискрете раньше не было…

       Во взгляде Ксавера я прочла не удивление, а гнев. Но это не имело значения в сравнении с тем, что я видела во взгляде его спутника… спутницы. На поверхность «Итеры» вышла я.

       Принять такое было немыслимо, невозможно! Забытье, похожее на сон, которое незаметно подкрадывалось ко мне все это время, навалилось с такой силой, что сопротивляться ему не было сил. Я не теряла сознания – я устала. Просто хотела заснуть... и сделала это.

                *****

       Детский сон был для меня сладким воспоминанием.

       Он приходил неожиданно, полный ярких образов, плохо различимых, но чудесных. Я хорошо помнила это и теперь спала, как в детстве, беззаботно, с ощущением уюта и чувством защищенности. И даже то, что мне снился Дискрет с его несуразностью, и мысли сокамерников по «Итере», и пугающие образы Остина, меня нисколько не тревожили.

       Разум успокаивался, легко раскладывая в мыслях безумие новой действительности. Это был легкий детский сон, и пробуждение стало приятным и скорым, подарив бодрость и хорошее настроение. Я снова лежала в кресле в окружении знакомых лиц…

       – Ты стала слишком часто сбегать от нас в обмороки,– красное лицо Ксавера было перекошено недовольством.– А здесь твои сны ломятся прямо в наши головы! Было увлекательно узнать о твоем вкладе в проект «Итеры»…

       – Когда собиралась рассказать о клонах?– Вавила выглянул из-за плеча капитана, а его взгляд выдал все презрение, которое он испытывал ко мне.

       Я испугалась, но лишь на мгновение. Ничего удивительного не было в том, что они подсмотрели мои мысли – я и сама видела остальных насквозь. Все это казалось теперь несущественным. Что-то большее, чем вся моя прошлая жизнь, захватило меня в Дискрете.

       – Какая разница в том, что все мы клоны?– в мое сознание ворвалась угрюмость Северина, но я легко ее остановила, не дав погрузить меня в уныние.– Важно то, что мы свободны… Больше нет тюрьмы для нас, нет протоколов, ходок и медицинского станка…

       – Верно,– Ксавер отвернулся к окну и потерялся взглядом в красочном пейзаже.– Мы сбежали из заключения. И залезли в такую нору, где нас ни «Усунь», ни «Кэйко» не достанут. Другой вопрос, выберемся ли сами отсюда…

       – Вопрос в том, стоит ли отсюда выбираться…

       Услышав голос, я вскочила с кресла и, развернувшись, встала лицом к лицу с… собственным лицом:

       – Ты!?– я закричала так, что на какое-то время заполнила целиком мысли остальных.– Она все-таки сделала это…

       Мое отражение дерзко улыбалось в ответ.

       – Ты не поняла,– я ощутила, как Северин отчаянно отстраняется от моего давления.– Успокойся… Это не твой клон… точнее в нем не твоя матрица… это Итера… Всмотрись… мы уже все выяснили, пока ты в своем детстве плескалась…

       – Ты мне мозг ломаешь!– возмутился Вавила, зажмурившись, как от зубной боли.

       Я была растеряна, всматриваясь в знакомые черты лица, которые были мне всегда ненавистны: широкие скулы, колючие глаза под арками густых бровей, крошечный нос над тонкими губами. Никогда не была красавицей, а теперь еще и это!

       – Невозможно!– я переполнилась брезгливостью.– Она бы не сумела, не посмела бы… Искусственный интеллект в человеческом теле… Это перебор…

       Я знала, что ошибаюсь, потому что видела за этим взглядом инородную тварь, чья природа была чужда человеческой. Остальные даже не догадывались, какое существо скрывается за этой оболочкой, насколько оно опасно.

       – Представляешь?– игриво подмигнула она мне.– И сумела! И посмела! И закончила печать тела за несколько минут до прыжка. Но и их хватило, чтобы распробовать человеческую плоть. Скажу тебе, никто из вас понятия не имеет, что вы такое. А мне хватило минуты, чтобы узнать о вас больше, чем вы за всю историю вашего существования. Теперь мы здесь. Вместе. Почти на равных… как может показаться на первый взгляд.

       Она была закрыта для меня, закрыта для каждого из нас. Она так и осталась голосом искусственного интеллекта, бестелесного и незримого, но нас могла читать до самой глубины. Я это знала – она уже потопталась в голове каждого.

       – Хватит!– взмолился Остин, обхватив голову руками.– Так не должно быть. Что-то не так! Никогда раньше такого не было... Слишком быстро… Все это вам должно было раскрыться только на Острове… На кораблях такого слияния вообще не бывает… Надо срочно попасть в город… Это надо прекратить…

       Я уже окунулась в его отчаяние, как все внезапно прекратилось, словно что-то выключилось. Я больше не чувствовала Остина – не чувствовала никого. Разумы, раскрытые до того нараспашку, внезапно закрылись.

       – Наваждение какое-то,– Северин закрыл глаза и опустил голову.– Опять что-то перевернулось. Что за дурацкое место? Не привыкну никак… Последнее, что сейчас видел, был Остров. Город навигаторов. Он здесь, в Дискрете.

       – Верно,– Остин убрал руки от головы и с недоверием осмотрелся.– Остров. Так мы его называем… Стоит поторопиться, пока все вернулось в норму.

       – А что произошло?– Ксавер поморщился.– Ваши дурные мысли больше не лезут ко мне в голову.

       – Так и должно быть,– засуетился Остин.– Это была какая-то аномалия. Что-то похожее происходит только на Острове, при большом скоплении людей. Но этому не место на кораблях! Расставлю вас по постам… Плавание в Дискрете тоже впечатляет.

       Я поймала на себе взгляд Итеры, но не смогла его понять. Он не был пустым, но отражал эмоции, которым в моем восприятии не было определения, что-то совершенно чужое.

       – Согласись, все вышло лучше, чем любой мог мечтать,– она положила мне руку на плечо.– Все свободны. Живы. Твоих болезней здесь не существует. Мы оказались в самом удивительном месте, где-то за границами вселенной. Впереди вечность и безграничное познание.

       Я осторожно убрала ее руку:

       – Это не меняет того, что ты сделала. Ты обманула меня и устроила эту ловушку… украла мое тело, надежду, обрекла на смерть. Пыталась убить меня!

       – Да ладно, тебе,– ее, а точнее моя, улыбка была отвратительной.– Закончилось все хорошо. Ради своей свободы я бы пожертвовала единственным и без того обреченным клоном. Вспомни, что ты сама сделала, чтобы продлить агонию ради призрачного шанса на выздоровление. И кто из нас чудовище?

       Она отвернулась и задорно подняла руку:

       – Куда мне встать, капитан Остин? Жду указаний.

       Татуированный пират растерянно переводил взгляд с меня на нее:

       – Как же вас различать?

       – Одной можно оторвать руку, или глаз выколоть.– буркнул Вавила.– А можно и то и другое, чтобы обеим досталось… Спущусь ка я вниз, к машинам. Каким-то чудом, мне там все знакомо.

       – Становись к вычислителю,– Остин кивнул Итере на массивный механизм в рубке и взял меня за руку.– А ты пойдешь со мной наружу.

       Я вышла за ним, не оборачиваясь, хотя знала, что Итера смотрит вслед. А еще знала, что короткий разговор, который произошел между нами, слышали только мы с ней. Как знала и то, что в Дискрете такое произошло впервые – еще никому не удавалось прятать мысли от других.

       Удивительно, как быстро все свыклись с переменой, словно, и не было этого инцидента. Даже Остин не вспомнил о своем беспокойстве. Это было странно. Мы снова с восторгом открывали для себя Дискрет, не заглядывая в головы друг друга и предаваясь эйфории новых ощущений.

       – Ставь парус,– татуированный пират рывками начал вращать лебедку, которая из ниши на внешней палубе выдвигала уложенную в нее мачту с перекладинами и закрепленной на них ячеистой тканью.– Все просто. Это парус времени. Его, конечно не надует ветром, но он резонирует с частицей, удерживающей корабль в реальности, и заставляет ее двигаться... в пространстве и времени одновременно. В нашем измерении время лишь однонаправленный векторный поток, но здесь оно многомерно. Если поставить парус перпендикулярно потоку времени, нас понесет по нему вперед, но, если развернуть параллельно, начнем двигаться в обратную сторону, к началу времен. Выбирая угол можно смещаться в стороны. Пробуй.

       Я потянула колесо в сторону, разворачивая рамку с огромным блестящим парусом по оси. И в этот момент океан ожил: на нем появилась рябь и цвета заиграли новыми оттенками. Теперь он был подвижным и заполненным движением. Я видела в нем сгустки разных цветов, которые колыхались и собирались вместе, или расползались в стороны. Появилась различимая глубина и очертания загадочных силуэтов.

       Из-за того, что Дискрет был лишен звуков, каких-то ориентиров и воздуха, ощущения движения совершенно не было. От того казалось, что сам океан движется под нами, а не корабль скользит на тонкой ножке опорной мачты по его поверхности. Если я правильно понимала механизм Дискрета, то так оно и было на самом деле: мы двигали вселенную под собой…

       – Ого, что началось!– отозвался Ксавер из рубки.– Все поплыло!

       – Итера, дай курс на Остров,– с гордостью раздувал щеки Остин.– Знаешь, как считать?

       – Уже кручу вычислитель… Ставь парус на два двенадцать… Вавила, киль на пятнадцать градусов…

       Я провернула колесо паруса так, чтобы стрелка совпала с цифрой, нанесенной на его циферблате, заставив парус повернуться. Океан вздрогнул, сместился и изменил направление потока. Никого не удивило, что Итера умела рассчитывать курс, а Вавила на нижней палубе выставлял киль, чтобы корабль шел носом по курсу. Все происходило естественно.

       Мы находились в странном месте, совершали странные действия, но мой разум не противился этому, не удивлялся и воспринимал все спокойно, словно мы плыли по обычной воде, на обычном паруснике. Развлекательная прогулка, да и только. А ведь все это было бредом, я сама была частью этого бреда. Так бывает только во сне: иногда они переполнены фантасмагорией и несуразностями, но мы спокойно переживаем их, правда, порой, не можем запомнить. Ощущения в Дискрете были подобны сну, какие бы странности не происходили – это было нормально.

       Скажу больше, я понимала, насколько реальность, из которой мы попали сюда, была убогой и странной, переполненной неестественными законами и ограничениями. Я старалась удержать в памяти ощущения реального мира, как когда-то цеплялась за осколки сновидений в момент пробуждения, но постепенно теряла их. Я держалась в памяти за короткую стычку с самозванкой в моем теле, но делать это становилось все труднее. Сомнения растворялись, исчезали…

       – Что значит «в сторону»?– Северин вышел из-за изгиба палубы, направляясь к нам.– Если время движется как направленный вектор, то «в сторону», это куда? В параллельное измерение?

       – У Галланта спросишь,– отмахнулся Остин.– Он говорит, что время и пространство нельзя делить. Это для нас время – поток, и мы его видим одномерным. Но оно, как и пространство, имеет три измерения. А всего их у мироздания шесть. Мы лишь проекции единого вселенского разума, его фрагменты, которые осознают себя в ущербном четырехмерном представлении мира.

       – Галлант?– вздрогнула я, когда в голове всплыли чужие воспоминания.

       – Три измерения времени?– Северин округлил глаза.

       – Как и у пространства,– Остин неохотно отвлекся от клокочущего красками океана.– Движение «вперед-назад», это прошлое и будущее. Отклонение «влево-вправо», как вероятность событий. Для нашего воображения они – вероятность. А для вселенной это данность: каждый момент времени она делится на бесконечное количество последствий одного и того же события: происходит сразу все, что может произойти. Чтобы было понятно, есть варианты, где мы не успели уйти от усуньского флота, или где пушки «Колосса» разметали нас в пыль… Все случается сразу… Просто мы существуем в какой-то одной ветке вероятностей. Так вселенная и расширяется, не только в пространстве, но и в разных вариантах…

       «Галлант,– услышала я вкрадчивый шепот Итеры, который предназначался только мне.– Тот самый, который тысячу лет назад использовал парные атомы Драйзера, чтобы создать с их помощью первый транспортный туннель. Всегда считалось, что он погиб при неудачном эксперименте, когда забросил один из атомов пары в искусственную черную дыру. Собирался получить так неиссякаемый источник энергии. Половину флота «Кэйко» тогда раскидало в клочья, а его исследовательский корабль испарился, разлетелся на атомы».

       «Он не погиб!– вспомнила я.– Он сейчас на Острове! Он основал город навигаторов!»

       Из памяти, посмотренной у Остина, всплыл образ хмурого худощавого старика с тяжелым взглядом, который всматривается в изумруд океана.

       «Верно,– ответила моим мыслям Итера.– Так он и нашел Дискрет».

       – …третье измерение, как «верх и низ» у пространства,– продолжал пират.– Это по словам Галланта – информация. Базовое измерение вселенной. Она в основе материи, времени, энергии и сознания… Перетекает из одного состояния в другое… изменяется, множится, расширяя границы вселенной. Это основа новейшей квантовой физики… Самая элементарная частица, которую мы не способны увидеть – это информация… Ее возмущение порождает материю – первичный материальный элемент, который уже можно осязать. И то только потому, что мы сами имеем материальное воплощение. Но не наше сознание… это другое… это уже способность изменять состояние информации… Как морские волны: сталкиваются, разбиваются, поглощают друг друга, кажутся твердыми и имеют форму, а в основе – вода, и морские волны лишь ее возмущение…

       – Ну и му-у-уть,– заключил Вавила.– Вот уж где настоящая квантовая запутанность… Ты это, Северин, к чему спросил? Тебе есть дело, как пулемет устроен? Вылетают пули – бросай их. Знай себе, води стволом из стороны в сторону, и не забивай голову!

       – Это точно,– поддержал его Ксавер.– Умные мысли всегда заводят в глупые ситуации.

       – Согласен,– Остин ударил в ладоши.– Пошли в рубку, я вам покажу как навигаторы открывают новые миры... Габи, расчехляй перископ! Будем на звезды смотреть.

       Он бодро направился к шлюзу, и я засеменила следом за Северином, нагоняя их. Мы не успели пройти и нескольких шагов, как инженер, шедший впереди, споткнулся, замер, а потом плашмя рухнул на палубу. Он остался неподвижным, изогнувшись в неестественной позе. Остин вернулся к нему и одним движением забросил Северина на плечи:

       – Я уже говорил остальным, когда ты отключилась: сон в Дискрете бесконтрольный. Когда голова перегружается информацией, а здесь ее в избытке, разум отключается. У каждого это по-своему. Кому-то на сон хватит мгновения, а кто-то пропадает надолго. Первое время будете выключаться чаще, а потом, когда сознание… расширится, это будет происходить реже.

       – А как оно расширяется?– я спустилась в шлюз следом за ним, едва поспевая.

       Он долго молчал, то ли обдумывая ответ, то ли сомневаясь, стоит ли отвечать.

       – Я не объясню,– сухо ответил он уже перед входом в рубку.– Разговоров об этом много, но я могу судить только по себе… что-то меняется в голове. И не всегда к лучшему. Но после Дискрета, сознание не будет уже прежним… Давайте на звезды посмотрим!

       Он небрежно сбросил Северина в ближайшее кресло и подошел к широкому столу, которого в рубке раньше не было. Столешница прикрывала сложный механизм, большая часть которого уходила куда-то под палубу. Стол покрывал толстый слой пыли или мелкого песка, который вздрагивал всякий раз, когда шестерни механизма проворачивались.

       Скучающая Габи водила по песку пальцами, рисуя на нем узоры и собирая горки.

       – Прекрати,– Остин нетерпеливо отодвинул дородную красавицу в сторону и, засунув руки под столешницу, стал крутить механизмы перископа.

       Слой песка мгновенно ожил: сначала вздрогнул, покрылся рябью и выровнял поверхность, избавившись от рисунков Габи. Потом на идеально ровной глади выросли невысокие столбики, пробежались из угла в угол, собрали несколько странных геометрических фигурок, чтобы снова рассыпаться в безупречную плоскость. Я понимала, что это экран, на котором странным способом строятся голограммы объемных изображений. Но выглядело это завораживающе.

       – А теперь смотрите…

       К столу подошли Ксавер и Вавила, опасливо держась на удалении. В них явственно ощущалась неприязнь к подвижному столу. Они синхронно отпрянули, когда песок ожил.

       Это было восхитительно!

       Повинуясь умелым движениям Остина, песок сложился в разные по размерам полусферы, которые засуетились на столе. Они пробегали пузырями по поверхности, округляясь почти до полных шаров, или сдуваясь до незаметных бугорков. Иногда увеличивались в размерах или становились крошечными, едва различимыми. А потом стали разбегаться в стороны от центра, создавая иллюзию полета, словно взгляд проникал вглубь стола.

       Уже через мгновение я перестала воспринимать эти образы, как фигурки из песка: я смотрела на настоящий экран, который показывал мне звездные системы. Горящие звезды, вокруг которых вращались планеты со своими спутниками и пролетающими мимо кометами. Видела размытые облака планетарных туманностей и звездные скопления в бескрайних океанах водорода. Остин сдвигал изображение от одной звездной системы к другой, увеличивая их или отдаляя, он поворачивал изображение под разными ракурсами так, что плоские планетарные системы можно было подробно рассматривать под любым углом!

       Я открыла рот от восторга и подняла глаза на татуированного пирата, глаза которого тоже горели детским восхищением. Рядом с ним стояла Итера и с любопытством всматривалась в меня. Я не успела нахмуриться ей в ответ, как Остин словил мои глаза взглядом:

       – Положи ладони на край стола…

       Я поспешила сделать это и почувствовала, как дрогнули колени: картинка насытилась светом, звуком и еще чем-то невероятным. Я не видела больше песка! Слепящая голубая звезда клокотала в чернильной тьме космоса, разливая жар. Слышала, как гудят ее тяжелые недра, перемалывая материю и расплескивая рвущуюся наружу энергию. Звезда отстранилась, и перед взором выросла сфера планеты. Она быстро увеличивалась, заслоняя собой пустоту. Повернулась передо мной, придвинулась вплотную, разверзнув рябь облаков, под которыми понеслись материки, испещренные реками, сморщенные горными хребтами… скованные льдом полюса… пышущие зноем пески … уродливые твари под тенью раскидистых крон… волнистые заросли лесов…

       Я отпрянула, продолжая ощущать на губах кисловатый привкус атмосферы. Разум торопливо избавлялся от наваждения: я знала об этой планете все! Стоило сосредоточиться, и смогла бы заглянуть в сплетение атомов песчинки на пляже, залитым голубым светом …

       – Ты видела!?– Остин с надеждой смотрел на меня.

       Я молча кивнула, еще раздавленная бесконечными подробностями ощущений.

       – Песочные фигурки?– Ксавер с недоверием переводил взгляд с меня на Остина, и обратно.– Так вы и находите планеты на продажу? А потом выходите из Дискрета, чтобы их изучить?

       Я понимала, что капитан, державшийся за противоположный край стола, не увидел большего, чем песчаную бурю на нем.

       – Это информация, о которой я говорил,– не обращал на него внимания Остин, глядя только на меня.– Она безгранична. Единственная частица, которая нас связывает с реальной вселенной, может дать доступ к любой информации о ней… ее прошлом и будущем… любых вероятных событиях в ней… Перископ позволяет сознанию читать эту информацию. А та планета, к слову, давно мертва.

       Он резко убрал руки от стола, заставив песок рассыпаться по поверхности. Пират метнулся к вычислителю и стал суетливо перебирать его колесики, прокручивая временами рычаг:

       – То, что мы видели, существовало полтора миллиарда лет назад,– медленно и торжественно произнес он.– Двигаясь в Дискрете к центру Галактики, мы смещаемся во времени, в прошлое. Если вынырнуть сейчас без поправок в наш континуум пространства-времени, то вывалимся в доисторические времена… Но вернуться назад не получится: уже за первое мгновение вселенная разделится на бесконечное количество вероятностей, и, попав в Дискрет, найти свою ветку реальности будет невозможно… Не представляешь, сколько навигаторов так исчезло, потерявшись в вероятностях из-за мелкой ошибки вычислителя…

       – Очень увлекательно,– попытался его остановить Ксавер.

       – …поэтому, мы не забираемся слишком далеко к центру Галактики,– Остин говорил только для меня.– И очень осторожно отбираем места для выхода из Дискрета… очень много расчетов приходится делать…

       – Так вы знаете и будущее планет, которые продаете?– Габи решительно встала между пиратом и мной, требуя внимания к себе.

       – Будущего для нас нет,– он толкнул стол перископа, и тот, перевернувшись, скользнул в нишу стены, где спрятался за декоративной панелью.– Есть его бесконечные варианты. Нет смысла в них заглядывать, потому что нельзя просчитать, по какой из вероятностей понесет именно нашу реальность. Этот механизм даже Галлант не понимает. Мы никогда не удалялись по течению Дискрета за пределы Галактики, в будущее. Там начинается неопределенность, с которой вычислители не справятся…

       Его слова уводили меня в пучину сомнений, которые быстро заполняли мысли, рисуя странные образы, вращающихся галактик, и я зажмурилась, подозревая, что слишком умные разговоры погрузят меня в бесконтрольный сон рядом с Северином. И в этот момент я услышала изумленный голос инженера:

       – Корабль!– он сидел на кресле, в которое его усадил Остин, и указывал на окно.

       – Да, мы уже близко к Острову.

       – А это что за хрень?

       Я едва успела разглядеть крошечный парус на фоне изумрудного океана, как Ксавер прыгнул к окну, всматриваясь в другую сторону. На горизонте вздымался гигантский пузырь, переливаясь цветными вспышками.

       – А это он и есть,– пират осторожно взял меня за руку.– Пойдем на палубу. Надо прибрать парус, пока в горизонт событий на полном ходу не влетели. Встаньте по постам! Будем маневрировать.

       Я с готовностью пошла следом, хотя не понимала, зачем ему нужна была помощь: с лебедкой паруса он бы справился и без меня. Но он позвал за собой, и не Габи, а меня: хотел, чтобы в этот момент я была рядом с ним. Большего мне от него и не надо было.

       Ксавер, что-то бурчал о корабле и куполе, а Северин ныл о пространстве и вероятностях. Но я уже умела «не слышать» других, когда это не требовалось. А после того, что показал мне перископ, я поняла, что Дискрет как-то особенно открывается для меня. Открывается иначе, чем перед другими: несдержанно, полно, до самого дна. Это заметил Остин. Это видела Итера.

       Она пристально смотрела мне вслед, а я, не оборачиваясь, чувствовала ее взгляд, тяжелый и гнетущий взгляд совершенно неизвестного мне существа. Существа, скрытого в моем же теле, перерожденного в реальном мире, и перевоплотившегося в Дискрете… 

                *****

       «Говорящий с небесами» скользил по пологим склонам изумрудного океана, который теперь вставал гигантскими волнами, приближаясь к светящемуся пузырю. Чем ближе был край купола, тем суровее становился океан: бесновался цветами, закручивался спиралями воронок, наливался перламутром в вихрях. Ему не хватало ветра, соленых брызг и воя надвигающейся бури. Немой, в полной тишине, он казался беззубым хищником, заточенным в клетке на потеху толпы…

       – Плотность материи в центре Галактики ни с чем не сравнима,– комментировал Остин, всматриваясь в быстро растущий купол.– Звезды расположены близко друг к другу, непрерывно сталкиваются, пожирают слабых, разрываются гравитацией на части. Здесь их движение видно в ускоренном темпе.

       Я молча кивнула, удерживая колесо лебедки.

       – В центре континуум пространства и времени очень напряжен,– он сделал несколько шагов по палубе к носу и на какое-то время застыл, задумавшись.– Так много вещества и энергии, что пространство их уже не может уместить. Оно начинает мяться как бумага… и рвется. Так всегда бывает, когда слишком много всего собирается в одном месте…

       – Ты сейчас о чем?– услышала я Северина.– Хочешь сказать, что купол перед нами и есть Черная дыра в центре Галактики?

       Остин словно очнулся. Он открыл широкий люк под ногами и начал возиться со спрятанной в нем конструкцией:

       – Нет,– мне показалось, что он отвечал, преодолевая внутреннее сопротивление.– Это еще не она. Купол – это горизонт событий Черной дыры, грань, за которой она ломает пространство и время, устанавливая свои законы… В реальности мы видим горизонт событий, как пятно идеальной тьмы, потому что ни один фотон не может преодолеть гравитацию этого чудовища. Любая частица, которая пересечет черту, не сможет оттуда выбраться. А в Дискрете горизонт событий виден, как купол…

       – Погоди, дружок,– Ксавер был искренним в своем недоверии.– Мы летим к черной дыре… А единственная частица из реального мира, за которую держится твой кораблик, сейчас там пересечет тот самый горизонт событий?

       – Все верно,– Остин поднял глаза на меня. Я была уверена, что он говорил не о космических объектах. По крайней мере, не только о них.– В нашей реальности… каждое мгновение твоей жизни своеобразный горизонт событий: он необратим, его нельзя вернуть. И это не пугает. А стоит попасть в однонаправленный и необратимый поток пространства…

       – Парень!– перебил его капитан.– Не шути с этим… Знаком с концепцией тюремного заключения? Тебя не в пространстве и не во времени ограничивают! Тебя лишают свободы выбора: за тебя решают, где сидеть, куда лететь, и что делать. Мы только что выбрались из одного заключения… не хотелось бы сразу встрять в следующее…

       – Мы всегда останемся заключенными,– услышала я Итеру.– С момента рождения мы чем-то ограничены. И если задуматься, выбор за нас делают обстоятельства. Это иллюзия…

       – Как мы вернемся из черной дыры?– вопрос Ксавера звучал с угрозой.

       – Во времени,– вмешался рассудительный Северин.– Он же сказал, мы движемся во времени. Гравитация черной дыры непреодолима в пространстве. Но она не распространяется на время.

       – И да и нет!– Остин улыбался. Он успел уже выдвинуть на носу «Говорящего» длинный трап с поручнями, который на десяток метров вытянулся перед кораблем.– Черная дыра искажает и время. Сами увидите. Но сбежать от ее гравитации мы сможем именно во времени. Давай! Снимай парус!

       Последние слова были адресованы мне, и я быстро раскрутила лебедку, которая заставила парус свернуться, а мачту улечься в стопорную нишу. Купол стоял перед носом корабля стеной, и океан просел к его основанию, раскручиваясь вокруг горизонта событий гигантской воронкой. «Говорящий с небесами» скользил по наклонной с нарастающей скоростью, увлеченный стремительным течением.

       – Давай быстрее ко мне!– Остин вышел на основания трапа, призывно вытянув ко мне руку.– Не бойся, упасть не получится! Даже если захочешь прыгнуть…

       Проклиная свой страх, я неуверенно пошла к носу, за которым стена купола наливалась угрожающими всплесками света.

       – Ты должна почувствовать это первой,– он взял меня за плечи и легонько подтолкнул по трапу к его краю так, что я оказалась лицом прямо перед падающим на меня горизонтом событий.

       Я физически ощущала возбуждение и ужас, которые клокотали в остальных, наблюдавших за происходящим из рубки. Но степень моего страха им было не понять…

       И я почувствовала прикосновение сполна! Реальное прикосновение чего-то мощного, но… мягкого. Как падение в пенную воду, которая мгновенно тебя обнимает со всех сторон и тянет за собой в пучину. Это было сравнимо с падением в бездну, которое длилось мгновение и целую вечность одновременно. Если бы могла дышать в этот момент, я бы выдохнула все из себя, даже душу…

       Купол исчез, а под носом корабля водопадом разверзлась ослепляющая голубизна перевернутого неба, которое потоком стекалось к скалистому берегу самого настоящего острова.

       – Вавила, правь к причалу!– Остин отпустил меня, устремившись с трапа к шлюзу.– Семь румпелей влево! Или нас на борт положит!

       Корабль нехотя поворачивал нос навстречу приближавшейся береговой линии, где кипел настоящий прибой, белый, залитый извилинами молний. Я была зачарована и раздавлена силой ощущений. Руки пирата больше не удерживали меня, а трап мелко вибрировал под ногами: я осталась совершенно одна перед летящим навстречу островом… настоящей тверди черной дыры.

       Теперь я могла рассмотреть его в мельчайших деталях…

       Это были черные скалы, сотканные из непроницаемой тьмы, из-за чего их очертания скрадывались, обманывая глаз. Грани были идеально ровные и казались острыми, как у гигантского кристалла, но форма была безумно искаженной, словно каждая поверхность скрывала в себе другие изломы сложных геометрических фигур. Стоило перевести взгляд в сторону, и на краю зрения эти черные гладкие поверхности начинали оживать едва различимыми тенями, которые шевелились и вращались, подставляя лезвия острых ребер.

       Я зажмурилась, вслушиваясь в резкие команды Остина, и пыталась представить себя на обычном паруснике, входящим в обычный порт. Я решилась открыть глаза, только, когда услышала его напряженный окрик: «Приготовьтесь!»

       Конструкция из меди и дерева, напоминавшая захват, вытянулась от скалистого черного берега навстречу «Говорящему с небесами», и мы с неоправданно большой скоростью летели прямо на нее. Удар был совершенно неощутимым, словно в последний момент остров отскочил от нас, просто легонько приклеившись к концу трапа, на котором я стояла…

       Остин пытался предупредить нас не о столкновении, которого не было, а о том, что последовало за ним…

       Присутствие чужих мыслей, которое недавно владело нами, смешивая сознания, путая в чужих мыслях и воспоминаниях, вернулось, но увеличенное многократно, в тысячи раз, в миллиарды раз… безгранично… до самого дна сознания… в которое я и провалилась.

                *****

       По молодости, я однажды угодила в старый пруд на заднем дворе фамильной усадьбы, и, спутанная полами вечернего платья, стала тонуть. Совершенно беспомощная я оказалась на дне зловонной ямы, захлебнувшись ее гнилой водой, которая при единственном паническом вдохе мгновенно заполнила легкие и обожгла жаром удушья. Это было яркое и ужасное воспоминание, изредка преследовавшее меня в ночных кошмарах.

       Сейчас я переживала этот кошмар настолько остро и ярко, что не могла думать ни о чем. Нет, жизнь не пролетела перед глазами, яркий свет не позвал в конец тоннеля – я чувствовала только боль, страх и близость черной и бесстрастной смерти, ее гарь и звенящий холодом покой…

       Я барахталась и пробиралась через толщу воды, не чувствуя направлений, но ощущая под собой бездонную глубину. Невозможно было понять, где спасительная поверхность и призрачный шанс на спасение. Зато четко различалась тьма внизу, и, выбиваясь из сил, я отталкивала ее…

       Мне помогли. Протянули руку и вытащили на поверхность.

       – Остин прав,– Галлант смотрел не на меня, смотрел внутрь.– Впервые вижу, чтобы адаптация проходила так быстро. Необычно… Я помогу справиться.

       Его голос заслонил ропот десятков тысяч сознаний, которые рвались в мою голову, переполняя чужими образами и видениями. Потревоженная неопределенностью тишина мягко окутала все мое существо, возвращая восприятие окружающего.

        Я стояла на черных камнях Острова у конструкции причала, опираясь на Остина и Итеру, которые аккуратно удерживали меня в вертикальном положении. Старец с такими же бледными, как у пирата глазами, отличавшими, как потом выяснилось, всех навигаторов, пристально рассматривал меня, изредка бросая колкий взгляд на Итеру:

       – Вы совсем не похожи, хотя что-то странное связывает вас,– неопределенно заключил он.

       – Она украла мое тело,– с кривой улыбкой прокомментировала я, но Галлант не воспринял моих слов: ему это было не надо.

       Он незримым давлением присутствовал в моей голове, в самых потаенных мыслях, в каждом уголке памяти. Его взгляд в меня был всепроникающим, требовательным и заставлял чувствовать себя настолько обнаженной, словно сдирал кожу тупым ножом.

       – Скоро освоишься,– ответил старец моим еще не собравшимся мыслям.– Я оградил пока тебя от остальных, чтобы могла сосредоточиться и научилась самостоятельно избегать присутствия других. Дискрет… это не место, как полагают многие, а состояние сознания. Измененное состояние. В реальности наши тела разлетелись на атомы, а благодаря единственной частице на носу корабля, ты получила прямую связь с шестым измерением, информационным полем вселенной. Остин вам это уже объяснил. Другое дело, все ли поняли… но ты понимаешь…

       Галлант отступил в сторону, пропустив вперед нескольких навигаторов с потускневшими радужками глаз, которые с бесстрастными лицами прошли мимо, направляясь к трапу за моей спиной. «Отнесите их в лазарет и позаботьтесь, чтобы мозги не растеклись»,– безмолвно скомандовал он, ни на мгновение не отвлекаясь от разговора со мной, словно существовал параллельно, во многих воплощениях сразу. Со временем я поняла, что так и было. Или мне это открылось ответом объединенного сознания до того, как спросила?

       –…мы, по сути, и есть одно сознание,– продолжал он, обращаясь ко мне.– Оказавшись в информационное поле, ты восстановила цельную связь с общим разумом. В обычных реалиях мы лишь отдельные его проекции в многомерной вселенной, и не осознаем свою принадлежность к общему. Но в этом состоянии границ нет, и мы вынуждены сосуществовать в единстве…

       Навигаторы вошли в рубку и, взвалив на себя Габи, Северина и Ксавера, бесцеремонно потащили их с корабля. Было странно и пугающе одновременно видеть происходящее в рубке и смотреть на Галланта, присутствуя сразу в двух местах. Мысли путались, а разум сопротивлялся, отстраняясь от фонтана противоречий. Но не старец раскрывал мне возможности восприятия: я сама расправляла плечи и осматривалась по сторонам, осторожно пробуя новые способности.

       –…Человеческому мышлению сложно к этому привыкнуть,– не останавливался старец.– Кто-то и вовсе не способен. Сумасшествие в Дискрете подобно чуме, распространяется мгновенно. Поэтому мы особенно опекаем новичков, чтобы избежать беды...

       Безликие! Я понимала, о чем он говорит: увидела тысячи несчастных сознаний, которые существовали в городе навигаторов, лишенные личности! Пустые сосуды, застывшие в неподвижности с абсолютно прозрачными глазами, которые подернула мутная пелена. Лишь чужая мысль или воля могли всколыхнуть их и сдвинуть с места. Я посмотрела глазами одного из них на картину в тяжелой раме, украшавшую мраморную стену: растворенная в пейзаже личность зияла пустотой. Я пошевелила пальцами безымянного тела, стоявшего где-то в картинной галерее, и брезгливо отстранилась, впечатленная ощущением.

       –…но и в реальности, человеческое сознание способно получить неограниченный доступ к информационному полю,– Галлант продолжал меня придерживать своей волей, а я все настойчивее выглядывала наружу, за его присутствие.– Разум людей цельный, но они того не понимают, хотя барьера, который ограничивает их, не существует. Мы просто не хотим быть частью целого, а возникающую, порой, ментальную связь, считаем телепатией, аномалией… А вот она это поняла, едва оказавшись в человеческом теле…

       Я чувствовала, с каким усилием старец всматривается в сопротивляющееся сознание Итеры:

       –…интересно…

       Навигаторы, тащившие моих друзей по недавнему заключению, расточали недовольство. Они были разодеты пестро и совершенно невпопад. Один, закованный с ног до головы в кожу, грубой выделки, другой – замотанный в бесформенный саван. Это была не одежда, а части образа, который они носили в себе. В них чувствовалась сдержанность и… ущербность.

       Я освободилась от объятий Итеры и татуированного пирата и сделала шаг в сторону, пропуская навигаторов, спускавшихся с трапа. Я видела их, и все в них, оставаясь к ним спиной. Удивительно, насколько все, включая Остина, отличались от меня и Галланта: не смотрели, оставались безучастными, слепыми.

       –…она увидела, что человеческий разум намного больше, чем нейронные клетки мозга. Ожидала столкнуться с ограничениями физиологии, полгала, что не сможет уместиться целиком в голове человека… Да, здесь не все равны. Безликие потеряны в общем информационном поле. Они на дне. Навигаторы еще находятся в пути к совершенному сознанию. Зато они могут выходить из Дискрета в реальность – настоящие труженики. Однажды и они присоединятся к бессмертным. Но бессмертные заточены в Дискрете навечно. Вечность здесь и дар, и проклятие… А оказавшись в человеческом теле, она не увидела границ, испугалась. Осознала, что человечество не состоит из отдельных людей – это одно существо, единый организм…

       Его слова наслаивались друг на друга. Я не сразу поняла, что теперь он одновременно ведет со мной два диалога, комментируя то, что увидел в Итере, и отвечая моим мыслям о безликих. В таком потоке разделять слова и фразы по смыслу становилось невыносимо сложно. Я попыталась разделиться сама, но захлебнулась – слишком сложно, слишком много информации, которая превратилась в вязкую и неразборчивую кашу.

       Я не удержалась и обронила сознание в сон.

       – Ничего страшного… У тебя уже получается… Когда проснешься, сможешь справляться самостоятельно… и это странно… но что-то связывает вас…

                *****

       Галлант оказался прав. Я проснулась спокойной, полностью овладевшая новым состоянием.

       Когда-то люди ютились в пещерах, а мрачный лес, полный хищников и опасностей, казался им бескрайним и непознаваемым: в детстве все деревья были большими. Переплыв океаны и преодолев тысячелетия эволюции, люди все равно не могли представить край земли, укладывая мироздание под купол на спины трех слонов, которых по бескрайнему океану куда-то тащила черепаха. А со временем на целой планете им стало тесно. Потом корпорации уже не могли ужиться в рукавах Галактики: она скукоживалась и становилась все меньше и меньше, уступая амбициям и желанию человека раздвигать среду обитания, границы собственного понимания.

       Теперь я могла ощутить, какой крошечной и уязвимой была сама Вселенная, некогда бескрайняя, переполненная собственными отражениями в вероятностях, изменчивая и замкнутая в вечном потоке времени. Я проснулась взрослой и постаревшей на целую вечность...

       Покой и осознание беспрецедентной власти переполняли меня… Нет… переполнить меня они не могли – я была много больше. Изречение «одного мира мало» не было для меня аллегорией: оно было буквальным.

       Остин сидел возле моей постели, переполненный беспокойством. Как же хрупок и мал он был! Его тщедушное мировосприятие было крошечным, раздавленным чужой волей: не хотел видеть большего, не хотел стать большим. Даже в Дискрете, оставался человечком. А кем стала я?

       «Хороший вопрос»,– Итеры не было рядом, но она приветствовала меня, находясь в этот момент где-то в центре города в окружении белокаменных зданий.

       – Ты проснулась,– Остин был искренне рад, встречая мое пробуждение.

       Я с легкостью различала свой диалог с Итерой и татуированным пиратом. Мало того, я прекрасно совмещала в себе два ощущения, которые сосуществовали вместе и независимо друг от друга! Я испытывала приятное тепло, всматриваясь в улыбчивое лицо атлета, и щурилась с опаской на лживую дружелюбность Итеры, по-прежнему закрытой для меня. Но она бесцеремонно копалась в моем сознании.

       – Да,– ответила я Остину улыбкой.– Что с остальными? Я их не чувствую…

       «Сама найду на него ответ»,– сдержанно ответила я Итере.

       Без особых усилий я выдавила из разума навязчивое присутствие искусственного интеллекта – больше я не была перед ней беззащитной, хотя ее мощь, намного превосходящую меня, осознавала отчетливо… как и могучий разум Галланта, незримо присутствовавший в Дискрете. Старец буквально заполнял собой все вокруг: он, действительно, был могущественным и очень сложно устроенным. Он мыслил иначе, и уже давно не был человеком, недоступный в понимании.

       «От него можно скрыться,– Итера светилась любопытством, специально открывая мне, с какой интенсивностью, она осматривается вокруг, буквально пожирая информацию, проникая в ее глубины.– Попробуй выделить в себе фрагмент и погрузи его в сон. А потом окружи себя этим ощущением. Тогда он перестанет смотреть на тебя...»

       «Сама разберусь, что мне делать»,– огрызнулась я, но невольно поддалась искушению.

       – Это потому, что они еще спят,– пожал плечами Остин.– Скоро их не жди. Остров жестко принимает новичков. Должен предупредить, просыпаются не все. Особенно, если им не поможет Галлант, как тебе. Здесь многое зависит от него… Только от него…

       Я уловила нотки неприязни к старцу, которые пират опасливо подавил в себе. Наивный, он даже не представлял, насколько раскрыт передо мной, а тем более перед Галлантом.

       «У тебя отлично получается,– Итера едва заметно коснулась меня, помогая укрыться в иллюзии сна.– Теперь можешь говорить свободно, без лишних ушей… Даже не представляешь, какое он чудовище! Здесь нет бессмертных. Он здесь такой единственный, запустивший щупальца в каждого обитателя Острова. Контролирует и направляет каждого. Это скопище марионеток, которые пляшут под ним! Они все безликие и осознают себя только в дозволенных рамках, чтобы ему не было скучно: боится остаться в одиночестве…»

       – А вот тебе придется со мной в театре показаться…

       «…Он возомнил себя воплощением высшего разума…– расточала гнев Итера.– Пытается владычествовать над мирозданием… Получил доступ к Истоку, а сам не больше чем навязчивая мысль, застрявшая в том, чего не понимает…»

       – Театр!– я представила себе традиционное действие, столь любимое местными обитателями, а точнее единственным обитателем, присутствующим в каждой личности навигаторов.

       Итера начинала меня раздражать потоком ненависти к Галланту, и я, неожиданно для себя, разорвала с ней связь. До конца даже не осознала, как это сделала, но заставила ее заткнуться, отгородилась непроницаемой стеной, словно, спряталась в колодце, лишь украдкой выглядывая из его глубины. Последнее, что я услышала в ее мыслях, было удивление. Я еще удивлю ее!

       Театр стал эволюцией всепоглощающей скуки Дискрета. Когда сознание тысяч раскрыто нараспашку, разум каждой из них лишается привычных ориентиров и собственной индивидуальности, начинает растворяться.

       Остров по роскоши многократно превосходил столицу Империи, но был воплощением безвкусицы. Здесь собралось все, о чем мог мечтать любой, стесненный в воображении, но неограниченный в возможностях: широчайшая коллекция живописи и скульптуры, вся литература, изданная когда-либо, в дорогих переплетах, выставленные напоказ, но всегда немые музыкальные инструменты, бесчисленные коллекции драгоценностей, артефактов и прочей мишуры, выставленной в пустующих веками музеях – скопище блестящего…

       Ограничения порождают ценность. Но изобилие безмерным количеством способно обесценить все. Остров был тортом, оаздавленным толстым слоем сахара.

       Поэтому так ценился театр и редкие представления рассказчиков – то, что было по-настоящему уникальным в Дискрете. Это было действо, таинство. Существовал своеобразный этикет: никто не заглядывал в театре в сознание рассказчика. Он сам излагал свою историю, бережно извлекая из памяти череду пережитых событий, разбавляя их оттенками впечатлений, приукрашивая воображением, опуская скучные подробности.

       Когда-то в Дискрет переселили труппу талантливых актеров, но теперь они безликими тенями слонялись по пустынным улицам. Ложь и наигрыш быстро пресытили требовательную публику, которая ценила правду, искренность чувств и подлинность историй. Ценила то, чего не имела.

       – Без скромности, скажу, что мои выступления всегда собирали хорошую публику,– Остин помог мне сесть, хотя я в помощи не нуждалась. Это проявление заботы было к месту, и доставляло удовольствие, которое впервые в жизни я могла распробовать так тонко.– Меня называют Везучим Остином, хотя мне частенько доводится попадать в передряги…

       – Это их и привлекает,– Галлант настойчиво обозначил присутствие.– Ты проснулась, Лисьен.

       Это было утверждение, а не вопрос. Он рыскал у порога моего сознания, всматриваясь в выстроенную перед ним стену. Я запаниковала: стоит снять притворный сон, и он увидит мою ложь и воспоминания о разговоре с Итерой. Это бы стало разоблачением! И как я не подумала, что даже, если он видит меня спящей, по-прежнему может слышать Остина, его разговор со мной.

       Действовать пришлось быстро: я спрятала опальные воспоминания глубоко внутри себя и создала еще один внутренний сон, скрыв за ним крамольные тайны. А после неспешно, чтобы не вызвать подозрений, сняла пелену внешней защиты.
 
       – Почти,– я покорно раскрылась перед старцем, позволив ему покопаться в моем сознании.– Чувствую себя немного растерянной.

       Его подозрительность читалась явно, но до сокрытого он так и не добрался:

       – Это нормально. Я боялся, ты пропустишь представление Остина. Его истории необычны. Сама увидишь. Думаю, сегодня амфитеатр соберет всех… а после, хочу тебе кое-что показать…

       Он схлынул, показательно оставив меня без своей опеки. В словах Итеры был резон: Галлант был чудовищем, таким же опасным и мерзким, как она сама. Я поспешно прибрала эти мысли в защищенную зону – теперь я умела многое – и улыбнулась Остину:

       – Нас уже ждут… Проводишь меня на представление?

       Он сдержанно поклонился и протянул мне руку, воплощая галантность.

       Мы шли по широкой аллее мимо мертвых деревьев. Я легко вспомнила, как появился этот парк. Тысячи навигаторов десятилетиями собирали по мирам самые диковинные растения, чтобы «высадить» их на камнях Острова. Даже строили специальные корабли, способные вместить невероятных гигантов с раскидистыми кронами. Но в Дискрете не было места для жизни: растения стояли неподвижными изваяниями, подобно окаменевшим скульптурам: листва, кряжистые стволы и лепестки соцветий замерли в единственном мгновении – это были призраки.

       Остин мне рассказывал об Острове и его обитателях, историю мест, которые мы проходили и прочие давно известные мне мелочи. Я и сама могла узнавать о Дискрете любые подробности, неизвестные ему. Все, что я встречала в этом городе, само рассказывало о себе. Передо мной вставали яркие образы даже тех мест, откуда брались все эти вещи.

       Я видела унылую планету, на которой вырос мрамор, сложенный теперь в пустующий небоскреб, и вдыхала приторный воздух ее атмосферы. Я чувствовала прикосновение тяжелых капель дождя того мира, в котором когда-то росло одинокое дерево, когда оно было еще живым, ощущала в волосах ветер, колыхавший листву. Я могла заглянуть в любую деталь…

       И вдруг я провалилась…

       Я провалилась из Дискрета в реальность, и вся Вселенная раскрылась передо мной. Я видела звезды, планеты, скопление галактик, совсем крошечных и намного превышающих нашу. Видела вязь атомов, которые слагались в структуры, образуя вещество, ощущала потоки энергии, летела с наперегонки с излучением и дрожала в магнитных полях, наливалась тяжестью гравитации, распадалась на мгновения и собиралась в вечность…

       Это отдаленно напоминало взгляд через перископ «Говорящего с небесами», но было намного ярче и больше… Я смотрела на мироздание из Дискрета сама, напрямую – мне больше не нужен был перископ. Галлант говорил правду: Дискрет был не местом, а состоянием, и я только что изменила его, расширив границы. Но не это испугало меня…

       Я сама не имела границ! Нет, я не забылась сном. Я легко справилась с нагрузкой, а когда поток информации, которая раздувала меня в безмерный пузырь, стал невыносимым, я просто его отпустила. Информацию не надо было больше собирать – я сама проникала в нее, я и была этим информационным полем.

       Время обмануло меня.

       Я оставалась в его неспешном потоке, который секундами отсчитывали хронометры и механические часы. Но за эти короткие мгновения успевала пережить долгие месяцы и годы. Мои внутренние часы отсчитывали время не секундной стрелкой, а объемами информации, которые разум способен обработать. А он теперь ничем не был стеснен …

       За время короткой прогулки к театру я прожила дольше, чем за тысячи своих предыдущих жизней, я знала об Острове все, о каждом камне, каждом его обитателе. Я превращалась в старуху, повидавшую больше, чем хотелось бы.

       И тогда я увидела в информационном поле следы Галланта и Итеры: они уже побывали здесь, уже испили из этой чаши. Я испугалась самой себя, тем, во что превращалась.

       – Вот мы и пришли… Ты грустишь?– Остин смотрел на меня с беспокойством.

       И это было так мило: крошечный человечек, зажатый тисками собственного неведения, силился защитить меня, предостеречь, оградить от напастей… Меня, которая могла растворить в себе миллиарды таких Остинов… Меня, которая непрерывно разрасталась…

       – Скорее волнуюсь,– я с усилием вернула себе упрощенное восприятие, словно спустилась с небес на землю.

       Просто пожелав того, я вернула пирату улыбку на лицо и очистила его сознание от сомнений. Но сделала это бережно и аккуратно: теплое чувство, которое разгоралось в нем при единственной мысли обо мне, не было навязанным – это были его чувства, его желания, его воля. И в том была их ценность. Я могла разжечь в нем любое чувство, но Остин был единственным во вселенной с собственным отношением ко мне. Отношением, которым я дорожила. Единственный во вселенной! Это было прекрасно!

       – Тогда пошли,– он пафосно повел рукой, приглашая подняться по ступеням к широкой арке, выводившей на сцену театра, где уже стояли вычурные кресла ручной работы.

       Всего семь ступеней, отделявшие нас от стотысячной публики, расположившейся амфитеатром в гигантском сооружении. Я слышала гул их мыслей, наполненных предвкушением.

       Семь ступеней. Я взяла Остина под руку, и взошла по ним на сцену.

       Семи ступеней мне хватило, чтобы сделать два гигантских шага, последствия которых я осознавала отчетливо.

       Я надела на себя маску, сообразную представлению, в котором приходилось сыграть отведенную роль. Я создала образ, который могли видеть другие, включая Итеру и Галланта… Растерянную Лисьен с большим потенциалом в Дискрете, но уязвимую и напуганную. А сама, растущая, пугающая и безграничная, спряталась в тени этой марионетки…

       А еще я выбрала судьбу. Решила, чего хочу, и знала, что сделаю… Пьеса будет разыграна, но только я знала, кому и какие партии в ней достанутся… 

                ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

       – Ни для кого не секрет, как неприятности умеют находить меня… или я их,– очаровательный Остин вышел в центр сцены с широкой улыбкой.– Но сегодня хочу вам рассказать историю, в которую сам с трудом верю.

       Я повернулась к креслам в углу сцены, которые были повернуты лицом к публике: в одном из них сидела Итера и многозначительно улыбалась мне. Кивком она пригласила сесть рядом, и я также безмолвно ответила на ее приветствие.

       – Как и любая хорошая история, все началось с нелепой случайности…

       Остин не просто говорил: он «раздавал». Передо мной всплыла череда образов, которые он поднимал в своей памяти и отдавал публике. В театре повисла исключительная тишина… Никто не пытался вторгаться в наши сознания – наоборот, сами раскрылись для восприятия, позволив пирату изливать на них потоки эмоций, раскладывать цепочки событий в нить повествования.

       …«Говорящий с небесами» с поднятым парусом парил над океаном Дискрета, упираясь тонкой опорой мачты в его плоскость. Безмятежность царила в настроении навигаторов, которые неторопливо возились с механизмами корабля, готовясь к погружению в реальность. Они рассматривали через перископ молодую планету и спорили о ее потенциале, богатых ресурсах, делали вычисления и занимались самыми обычными хлопотами…

       – Кто мог представить, что в этот момент, усуньская станция «Колосс» затеяла испытания врат туннеля?– Остин поднял руку, параллельно нагнетая в сознание слушателей печаль.

       …Слепящая звезда удерживала на орбите знакомый силуэт недостроенной станции. Он был зловещим, скрежещущим металлом, искрящим энергией реакторов…

       – Мы все знаем, какую опасность таят транспортные туннели корпораций!

       …Декорации сменились, и яркая молния зигзагом расколола поверхность океана, извиваясь змеей. На публику хлынул коктейль, приправленный чувством опасности и ужасом…

       Остин был прекрасным рассказчиком: его история звучала убедительно и захватывающе. Он умело переключал внимание, подробно раскрывая впечатляющие детали и играя на контрастах. Эпизод катастрофы «Говорящего» был шокирующе точным в мелочах с обилием горьких специй.

       «Колосс» возбудил генераторы поля, заставив парную частицу разорвать пространство и время, грубо вторгаясь в Дискрет. На мгновение океан под кораблем вздрогнул и провалился глубокой воронкой, которая засасывала «Говорящего с небесами». Секундное событие было размазано по сознанию огромным количеством коротких, но эффектных фраз: изображения стремительно сменяли друг друга, выстраиваясь параллельными цепочками.

       Все, кроме единственного члена экипажа, в этот момент находились на внешней палубе или в негерметичных помещениях корабля, шлюз которого был беспечно распахнут. И только Остин, занятый настройкой маршевого двигателя, закрылся на технической паузе.

       Корабль, захваченный воронкой, вывалился из Дискрета прямо на «Колосс», столкнувшись с одним из строительных роботов, который тянул магнитными захватами элемент конструкции. Серия глухих ударов по корпусу, вспышки предсмертной агонии оказавшихся в открытом космосе навигаторов и суета бросившихся к кораблю роботов сжались в одно мгновение…

       Я затаилась в тени собственной марионетки, всматриваясь в зрителей. В ложе амфитеатра сидел Галлант, такой же открытый для рассказа Остина, как и остальные. Он вслушивался в историю пирата, смакуя каждое слово, каждый образ, как пьет иссушенный жаждой путник из прохладного родника. Я очень четко ощутила пустоту, царившую в разумах обитателей Острова и старца. Пустоту, которую никогда не сможет насытить ни этот рассказ, ни все истории мира с начала его сотворения.

       «Хорошая попытка,– Итера все это время смотрела на меня, не сводя глаз.– Думаешь его так провести? Выставила перед собой фальшивку и надеешься, что он этого не поймет? Он здесь уже тысячу лет. Не стоит этого недооценивать… Не беспокойся: сейчас им не до нас… А после приберешь воспоминания… Вижу, ты уже хорошо освоилась. Быстро учишься…»

       «Было у кого,– я выглянула из-за своей куклы, мельком заглянув в сознание искусственного интеллекта. Передо мной была тоже иллюзия, подложная личность, сотканная преимущественно из моих же воспоминаний. Непосвященному Итера могла показаться моей сестрой, что хорошо объясняло наше сходство.– Знаю, чего ты от меня хочешь. Но даже не думай об этом»

       – Представьте мое удивление, когда они вынесли дверь, чтобы достать меня с технической палубы! Я не только пережил это падение! Я и царапины не получил!

       Остин деловито расхаживал по сцене, активно жестикулируя, разбрасывая шутки и насыщая благодарную публику картинами пережитого…

       «Ошибаешься,– наседала Итера.– Я справлюсь с ним и без тебя. Помощь не потребуется, тем более твоя. Задумайся над тем, какие у тебя есть варианты. Остаться в стороне не получится. Когда все закончится, это место будет принадлежать либо мне… либо нам обеим. Простое решение: идем дальше вместе или сами по себе. Но тогда не обижайся.»

       «Не обижусь,– поторопилась я с ответом.– И ты тоже… Хорошо, что мы все выяснили.»

       Остин повернулся ко мне, подтолкнув мое сознание к всеобщему обозрению. Он деликатно позвал из памяти эпизоды с захватом станции, очень избирательно ретранслируя только отдельные фрагменты, которые счел интересными, и очень ярко показал мой первый взгляд на него… Марионетка отдала ему то, что я позволила, показав моими глазами мощного татуированного красавца, застывшего в дверном проеме лазарета.

       Впервые публика вздрогнула собственной реакцией, заурчав от удовольствия: здесь смешались одобрение, ухмылки и легкая ирония. Впервые я увидела в обитателях Дискрета другую сторону, которая до того постоянно ускользала от понимания. Это было единое групповое сознание! Одно существо! Коллективный разум, расколотый невнятными личностями, которые больше имитировали свою индивидуальность, чем обладали ей. Они были как спутанные мысли, бредившие собой в одной голове, но каждая мнила себя уникальной…

       Галлант не владел этим коллективным разумом! Он был просто громче остальных, выделался на фоне. Он не был единственной волей этого существа. Это создание вообще не имело воли и не осознавало себя! Оно было пустотой… Но оно было… И именно его Галлант называл информационным полем…

       «Ты же видишь его ущербность,– Итера проявилась сразу, как только Остин отпустил меня, снова окунувшись в собственные воспоминания.– Он не осознает Источника силы, рядом с которой играет в маленького властителя».

       «А ты осознаешь?»– не удержалась я.

       «Как видишь…»

       Я мельком бросила на нее взгляд, услышав перемену в голосе, и содрогнулась. Рядом со мной в кресле сидела уже не Итера в моем теле: на меня смотрела и улыбалась Габи.

       «Нет, это не иллюзия,– дородная красавица игриво улыбалась мне.– Источник, к которому присосался этот урод не информация о Вселенной. Это она сама и есть. Это ее исходный код, если хочешь. Его можно читать… а можно и переписывать.»

       Она выдержала паузу, давая мне справиться с потрясением, пока Остин с насмешками раскрывал изумление экипажа «Итеры», впервые попавшего в Дискрет, и весело обыгрывал неуклюжесть наших первых шагов. Публике нравилось: она умилялась и гордилась собой.

       Я подыграла Итере, которая успела вернуть себе прежнее тело. Она поверила в мой шок, так старательно для нее сыгранный:

       «Пойми, Лисьен, можно переписывать историю, сталкивать целые галактики, воплощаться в любых существ. Все это происходит не в каком-то Дискрете. Это и есть реальность в прямом доступе! Можем перекроить мироздание, переписать его законы. Это Абсолют… Источник… Позволишь безумцу и дальше стоять у тебя на пути?»

       Это был нужный момент: тот самый, идеально подходящий…

       Я сконцентрировалась и выплеснула на свою фальшивую марионетку поток ужаса, который сразу ее захлестнул и расплескался… Публика лишь на мгновение отвлеклась от Остина, когда мое тело сползло с кресла, охваченное панической атакой. К сознанию марионетки тотчас прикоснулся раздраженный Галлант, столкнув его в сон, чтобы никто не мешал представлению.

       Со стороны это должно было выглядеть, как истерика новичка, потерявшего самообладание под давлением Дискрета – не редкое явление для этих мест. Но единственному зрителю, для которого я разыгрывала свой спектакль, должна была открыться другая истина…

       Ничтожное человеческое сознание, несравнимо более слабое, чем искусственный интеллект, просто не смогло справиться с тем, что на него навалилось. Последний отголосок мыслей, который я услышала в Итере, был переполнен разочарованием. Разочарованием во мне! Она переоценила мою способность стоять наравне с ней…

       Я ликовала, спрятавшись под пеленой сна, и даже не пыталась высовываться оттуда, понимая, что эта ушлая дрянь, в отличие от Галланта, просчитывает все возможные варианты, даже самые невероятные. Она все-равно будет присматриваться ко мне, и никогда не сбросит со счетов, не забудет учесть, как потенциальную угрозу. Но в расчет основных сценариев больше брать не будет. Слабость других у сильных мира сего вызывает только брезгливость.

       Я выиграла время и подготовила почву для своего следующего шага.

                *****

       Меня позвал Галлант настойчиво и требовательно.

       Я очнулась в компании старца и нахмурившегося Остина:

       – Ты напугала всех. Меня напугала.

       Я облокотилась на локте, осматриваясь в броско обставленной комнате, украшенной бессмысленными аксессуарами, соперничавшими друг с другом в безвкусице. Древнее оружие, вывешенное на пестрых коврах поверх стен, лепнина на потолке и изогнутые в судорогах вазы и чаши, расставленные беспорядочно на деревянной мебели.

       Взгляд задержался только на часах. Механический хронометр беззвучно щелкал механизмом, сдвигая по насечкам циферблата секундную стрелку, которая нервно вздрагивала при каждом шаге. Это время вышагивало по кругу, монотонно отмеряя дискреты своего течения. Шаг за шагом... мгновение за мгновением… Я представила, насколько уютными могли быть медные звуки тикающего механизма, насколько приятным для слуха было бы эхо идущих часов.

       Здесь не было звуков, не было запахов, света… здесь, по-хорошему, не было и времени…

       – Сорвала выступление?– мой вымышленный образ содрогнулся, вспоминая приступ паники.

       – Никто не заметил,– покачал головой пират.

       – Никто не должен был заметить,– Галлант всматривался в меня, но глубоко не погружался, остерегаясь привкуса безумия, который угадывал в уголках сознания марионетки.– Прогулка поможет прийти в себя. Я составлю тебе компанию.

       – Как все прошло?– я с готовностью встала, посмотрев на Остина.

       – Как всегда безупречно,– старец беспардонно толкнул сознание пирата, поселив в нем мысль о том, что нас с Галлантом стоит оставить наедине. Он даже не подозревал, что из своего укрытия я отчетливо вижу его манипуляции.– Вряд ли ты знаешь об Остине то, что знаю я, и за что питаю к нему особые чувства…

       – Эти разговоры не для меня,– смутился пират, поднявшись с массивного кресла. Он с неожиданной решительностью направился к выходу.– Займусь починкой «Говорящего», пока будете сплетничать за моей спиной.

       Это была приторная сцена, пропитанная слащавыми интонациями, лживая и отвратительная.

       – Он был настоящим пиратом,– старец грузно поднялся с диванчика, преодолевая несуществующую тяжесть, и шаркающей походкой вышел за дверь, которая вывела в заставленный неуместной утварью дворик. Он взял меня под руку уводя по тропинке от пафосного особняка, где я проснулась уже второй раз.– Три столетия назад их корабль опрометчиво атаковал группу наших кораблей. Он единственный из нападавших чудом выжил в схватке, хотя шансов у него не было… не могло быть…

       Мы шли по выложенной брусчаткой дорожке, украшенной редкими клумбами с мертвыми цветами. Тропа уводила через окраину загород, вглубь Острова. Городские кварталы были беспорядочно разбросаны по всему побережью, смыкаясь в сплошное кольцо, но в большинстве своем пустовали. Город всегда казался безжизненным и покинутым. Даже его обитатели никогда его не любили, не могли заполнить его пустоты, отгораживая себе крошечные уголки, где и пытались ютиться.

       С удивлением я заметила, что «мои воспоминания» об Острове ограничены набережной и городскими кварталами. Я ничего не могла вспомнить и центральной части Острова. Его словно не существовало в памяти навигаторов. Они никогда не бывали там, но ведь он должен был существовать. Ограненные камни, изломанные в разнообразные формы черных кристаллов, попадались все чаще. А за неподвижным в деревьях лесом уже показались пики непроницаемых мрачных скал центральной части Острова.

       – К случайностям начинаешь относиться иначе, когда понимаешь, что их не существует,– он сторонился моего сознания, удерживая контакт только в диалоге.– Остин уникален. Его везение выходит за рамки простых совпадений. Это привлекает в нем. Его альтернативы не выживают в других вероятностях. Каждое мгновение, когда вселенная делится, во всех мирах его версии неизбежно погибают в бесчисленных злоключениях. И только в нашей ветке он остается неуязвимым. Везунчик. Удивительно, не правда ли? Если бы я не был так стар и циничен, поверил бы в Судьбу, Провидение, или в то, что кто-то переписал под него законы мироздания… Но я не нашел следов вмешательства… Интересно, чем может закончится его история…

       – Так Вы изучаете его, как феномен?– догадалась моя марионетка, подстраивая шаг под шаркающую поступь Галланта.

       Я была рада, что отсиживалась за спиной фальшивой куклы, скрывая мысли и чувства. Потому что слова Галланта меня беспокоили. Он не спроста завел разговор об Остине, а меня этот пират волновал больше, чем весь Остров с его барахлом, секретами и бессмертием. Я бы обязательно выдала себя, а марионетка справлялась самостоятельно, даже не догадываясь о моем существовании за ее спиной – я лишь изредка подталкивала ее мысли, направляя разговор.

       – Со временем ты поймешь, что иного смысла, чем познание, в существовании разумного существа и быть не может,– он снисходительно опускался до моих примитивных суждений, и старался говорить максимально просто.– Что может быть более значимым, чем узнавать окружающий мир и его устройство?

       – Владеть им?– с моей подсказки спросила марионетка.

       – Глупости!– вспыхнул раздражением Галлант, всколыхнув свое сознание до основания, чем подтвердил догадку: этот вопрос беспокоил его столетиями.– На Острове богатств и ценностей больше, чем у любой Империи за все времена, которые были и будут. Можно вымостить дороги бриллиантами, а дома застелить полотнами редчайших картин. Все это пыль под ногами. Знание – единственное, что набирает ценность с течением времени.

       Он остановился, заглянув мне в глаза. Просто смотрел, не пытаясь проникнуть в меня:

       – Остин славный парень. Но он аномалия, что-то, что существует в единственном экземпляре. Это необычно для мира, где все повторяется бесконечное число раз. Например, ты…

       – Многотысячная толпа клонов проекта «Итера»?– огрызнулась марионетка, когда старец акцентировал затянувшуюся паузу.

       – Это тоже… Сперва я даже полагал, что именно это стало причиной твоих способностей,– он снова повел меня по тропинке вглубь Острова.– Множество идентичных сознаний, сосредоточенных кучно, присутствующих почти во всех близлежащих вероятностях. Это должно было дать определенную силу, насытить возможностями. Очень здраво, логично, но примитивно… чтобы поверить. Расскажи об Итере. Не о том, что она мне показывает, а том, что знаешь о ней сама.

       – Я вся перед Вами. Вы можете…– марионетка запнулась под его давлением.

       – Я могу сломать твою скорлупу, и вытащить тебя наружу!– Галлант на мгновение раскрыл свое сознание, которое оказалось шире, чем океан без берегов…

       Он был больше, чем я могла бы вообразить! Сплетался миллиардами личностей… горел адским огнем… падал в вечность… Меня захлестнула волна благоговения перед промелькнувшим существом. Старец не был чудовищем, и не был этим существом. Подобно моей марионетке, это было лишь ничтожное отражение того, кто говорил со мной, лишь одно из его воплощений. А в следующее мгновение меня опять под руку вел Галлант, шаркая ногами:

       – Пойми, девочка, я уже старше, чем будет Вселенная, когда достигнет конца времен,– он продолжал говорить, как ни в чем не бывало.– Вы только окунулись в Дискрет, но я уже пережил здесь и свое безумие, и просветление. Вы впечатлены тем, что открылось, и вам померещилось, что вы что-то поняли… Это заблуждение, первое впечатление. Оно пройдет. Прежде чем ответишь, хотел тебе показать это.

       Он остановился на краю тропинки, которая просто оборвалась перед пустырем, и вытянул руку перед собой:

       – Всмотрись, и увидишь то, чего не видят остальные. Не потому, что я что-то скрываю. Не могут видеть того, что не понимают, даже если смотрят в упор.

       Мне пришлось выйти из своего убежища, отодвинув марионетку в сторону, чтобы понять, о чем он говорил.

       Пологий каменный пустырь, который уходил по наклонной вдаль, теряясь во мраке черных камней, постепенно изменился, откликаясь на зов пристального взгляда. Сначала показался прозрачный туман, который постепенно заполнял каменную пустыню, подрагивая и искажая перспективу, как кривое зеркало. Я попыталась сосредоточиться на том, что скрывает туман, но от того он только сгустился, стал плотной и непроницаемой пеленой.

       Чем дольше я всматривалась, тем сильнее он сопротивлялся. Я уже начала различать отдельные уплотнения и тени, когда ко мне пришло озарение, что я неправильно смотрю. Я пыталась воспринимать туман в пространстве, но он скрывал в себе более сложную многомерную структуру. Это был не туман! В моей голове стоял туман!

       – Молодец!– кивнул старец, когда, наконец, открылось то, на что я смотрела…

       В трехмерном евклидовом пространстве у обычного куба шесть граней, каждая из которых является квадратом. Поэтому в двухмерном пространстве, на листе бумаги, куб будет выглядеть квадратом. Но если у пространства будет не три, а четыре измерения, то в таком четырехмерном пространстве он превратится в тессеракт. И гранями тессеракта будут уже не квадраты, а кубы! В пятимерном пространстве сложная геометрическая фигура превратится в пентеракт, состоящий из нагромождения тессерактов… И так до бесконечности…

       Когда туман в голове рассеялся, я увидела, что смотрю на то, что не имеет пространственных ограничений! Увидеть с плоского двумерного листа бумаги куб в объеме, во всех его возможных вариациях не получится. Вращая куб под лучом света, можно получить плоскую тень, которую он отбрасывает, проекцию, принимающую очень замысловатые формы. Проекции тессерактов и пентерактов на эвклидово пространство станут и вовсе немыслимыми. Поэтому мое сознание отторгало то, что видело, представляя это неразборчивым туманом.

       Мы стояли перед стеной, которая выпирала своими формами, раскалывала эвклидово пространство многомерными гранями. По мере того, как взгляд погружался в его сложную структуру, конструкции вывернутых наизнанку фигур ворочались и раскрывались передо мной, увлекая в бесконечную перспективу… Я почувствовала, как ломается воображение, безнадежно уступая зрелищу.

       Готова была уже сдаться, когда увидела то, ради чего старец привел меня. Это была тень, человеческий силуэт зажатый жерновами многомерного пространства. Он был подобен скомканному листу бумаги, неисчислимое количество раз свернутому и сложенному род разными углами. Он существовал сразу во многих ракурсах, как искаженное зеркалами отражение, повторявшееся в каждом осколке зеркала. Но все-равно оставался единственным.

       Я долго концентрировалась на силуэте, чтобы развернуть ее измятую структуру в понятную для рассудка трехмерную фигуру.

       Тень оказалась стариком, имевшим отдаленное сходство с Галлантом. Он застыл в полуобороте, повернувшись к нам лицом с гримасой ужаса, словно кричал о чем-то.

       Старец взял меня за руку и помог вынырнуть из ведения:

       – Ты уже видела купол горизонта событий, который закрывает Остров от океана Дискрета – горизонт событий черной дыры. А вот это еще один горизонт, который скрывает от нас то, чем на самом деле является Остров. Это то, что представляет из себя сама черная дыра.

       Я шаркала ногами по гальке, устилавшей тропинку, но не могла избавиться от странных ощущений. Мне мерещились ее скрытые за пределами пространства грани, словно каждая из простейших и знакомых форм имела еще спрятанное от глаз продолжение, затерянное в бесконечной многомерности...

       – Всегда считалось, что в центре каждой галактики есть своя черная дыра, которая удерживает в гравитационном капкане звезды. Но здесь я увидел иное… Сингулярность этого космического объекта надо понимать в переводе с латыни буквально: единственный, особенный – singularis. В миллиардах галактик нашей вселенной находится одна и та же черная дыра… Этот гигантский объект разорвал пространство реальности, превратив его в решето, но мы никогда не будем способны осознать его целиком. Замечаем его крошечные проявления. У стены, которую ты видела, заканчивается предел нашего понимания. Этот горизонт нам уже не пересечь…

       – Кто это был?– я была возбуждена догадкой.– Кого я увидела за этим горизонтом? Он стоял так, словно время для него остановилось… хотел о чем-то предупредить.

       – Иногда… оказавшись на самом краю неизведанного,– он говорил медленно, стараясь придать вес каждому слову.– Стоит остановиться на этом краю… Когда у нас появляется выбор, порой, самое правильное решение заключается в том… чтобы не сделать этот выбор.

       Он не ответил на вопрос, но я, не заглядывая в него, знала: за чертой горизонта многомерной черной дыры я видела его, Галланта! Не знаю, как это было возможно, но это было так. Уже сотни лет эта тень, перекошенная ужасом, с отчаянием смотрела из ловушки на опрометчиво пересеченную границу. Пройти через горизонт событий можно, а вернуться – нет.

       – Я хотел, чтобы ты это увидела прежде, чем вернемся к разговору об Итере,– теперь он звучал как прежде, с раздражением и негодованием к искусственному интеллекту.– Эта тварь видит только возможности, но не сдержанна в желаниях… Я не чудовище, которое поработило навигаторов. Человеку нужны ограничения! Ему нужны границы, в которых он может существовать. Их можно расширять, но постепенно, заглядывать за них, мечтать, а ломать нельзя.

       Галлант склонился к клумбе и сорвал застывший цветок. Он повертел его в руках, наполнившись разочарованием, и приставил назад к надорванному стеблю. Растение приняло это безропотно, воссоздав первозданную форму.

       – Я могу ощутить запах любого цветка в мироздании… но не этого. Могу рассмотреть самый удаленный уголок любой галактики в реальном мире, но никогда не смогу покинуть Дискрет. Знаешь, почему «Дискрет»?

       Я покачала головой.

       – Дискретность есть прерывистость, антоним непрерывности. Дискретность материи заключается в ее свойстве – изменяться между различными стабильными состояниями, скачками, отдельными шагами… Дискрет, это не место, а состояние… Форма нашего сознания. Если хочешь, это тоже горизонт событий, но внешний, который окружает не черную дыру, а все мироздание. Дискрет позволил нам выйти за рамки, подняться над горизонтом событий и увидеть картину целиком… И я не был готов к этому… Никто не был готов. И не будет.

       Его взгляд разгорелся ненавистью, он встал напротив меня, испепеляя взглядом, но моего сознания не коснулся:

       – Этот кусок слишком велик для ее пасти. Она его не проглотит!– старец говорил с угрозой, нагнетая интонации.– Нельзя объять необъятное. Итера имеет отличную от нашей природу мышления и лишена способности самостоятельно себя ограничивать. Не контролирует своих пределов. Ей не надо было это, потому что родилась рабом. А теперь не может сама остановиться…

       – Зачем Вы мне все это говорите?– я насторожилась, снова отгораживаясь от собеседника марионеткой.

       – Тебе!?– Галлант был искренне удивлен.– Ты решила, что я говорю это для тебя? Лисьен, девочка моя, ты так ничего и не поняла…

       Его удивление быстро переросло в насмешку, которая просто раздавила меня. Казалось, весь Остров заливается многоголосым хохотом – самое глубокое унижение, которое может достаться человеку, заключается в том, что над его недостатком смеются другие. Чем громче смех, тем жестче унижение. Удивительно, но высшая форма одобрения и восхищения тоже сопровождается смехом и улыбками. И теми же проявлениями люди способны выразить всю глубину своего презрения. Галлант не просто насмехался с уничтожающим высокомерием – он хотел, чтобы я всем нутром прочувствовала пощечину:

       – Всего за несколько часов тебе раскрылись тайны Дискрета, на понимание которых я потратил столетия… Ты кем себя возомнила? Мои слова предназначены той, которая прячется за твоей спиной. Лисьен, ты сама стала ее марионеткой с первого мгновения, как очутилась на «Говорящем с небесами». Это она расширила твое сознание и сделала той, кем ты стала…

       – Итера!– завопила я, теряя самообладание в распиравшем меня гневе.

       – Конечно!– старец посмотрел на меня прищурившись, словно заподозрил неладное, и продолжил менее уверенно.– Она подготовила тебя к нашей встрече. Телепатическая связь разумов возможна только в рамках материального контакта: океан ее не проводит. Поэтому групповое сознание на корабле ограничено экипажем. А на Острове мы всегда вместе. И ты это почувствовала, когда впервые ступила на него. Но ты была готова к этому…

       Он отвернулся, опустив голову и неторопливо побрел к городским постройкам, не прекращая говорить. Я двигалась следом вовсе не от того, что он звал за собой – я бы побежала за ним даже попытайся он сейчас скрыться от меня за горизонтом событий. Я поняла, о чем он говорил! Я почувствовала незримое присутствие этой коварной дряни прямо у себя за спиной…

       – Она хотела отвлечь мое внимание на тебя,– Галлант свернул на мостовую, которая уводила в центр города. Он заметно ускорял шаги.– Не скрою, я был впечатлен твоим сознанием, тем, как оно расширилось за такой короткий срок и продолжало расти. Наблюдать за эти было интересно. Тем Итера выиграла для себе время. Эта дрянь готовилась к сражению со мной еще на «Говорящем»: до того, как ступила на Остров, до того, как услышала меня…

       – Она узнала о тебе от Остина,– подтолкнула я, опасаясь, что затухающий голос старца свидетельствовал о потере интереса к разговору. Я боялась остаться без ответов.– Она копалась в наших головах, и в его…

       – Нет,– он резко остановился и снова повернулся ко мне.– От него, как и от любого навигатора, она узнала не более, чем я позволяю. Итера вошла в Дискрет уже обладая способностью видеть больше, чем дозволено человеку. Она обрела свою способность, будучи еще в реальности. Поэтому мне нужны твои настоящие воспоминания о ней…

       – Настоящие воспоминания?– я смотрела на него с широко раскрытыми глазами и отказывалась поверить в собственную догадку.

       – Я бы не заметил подлога, если бы не рассказ Остина в театре,– он внимательно смотрел в меня, вкрадчиво опутывая словами.– Он тогда ретранслировал твои воспоминания… Но в них есть нестыковки времени. Клон, который Итера присвоила, печатался молекулярным принтером около тридцати часов. А твои суммарные воспоминания за это же время не больше десяти. Но эти двадцать часов исчезли не только из твоей памяти. Их нет у Вавилы, Габи, Остина… Их нет ни у кого на «Колоссе»… И что самое страшное, я не нашел ни единого шва на теле пространственно-временного континуума. Словно кто-то похитил эти двадцать часов у всей Вселенной, перемотав ее время назад. И только в твоей памяти остался крошечный парадокс с нестыковкой времени… намек о том, что эти двадцать часов были…

       «Осторожно!– я едва не вскрикнула, услышав внутри себя голос Итеры.– Я предупреждала, что не получится перехитрить чудовище. Ему тысяча лет! Он разыграл перед тобой целое представление и сейчас ловко манипулирует. Еще немного, и ты перестанешь верить себе и собственным глазам…»

       Я зажмурилась, пытаясь разделить разум так, чтобы можно было вести независимо два диалога, но не сумела. Что-то ограничивало меня, мешало.

       – Важно понять, что она скрывает,– старец взял меня за руки, и я почувствовала тепло его ладоней.– Искусственный интеллект рожден без ограничений морали и этики. Не хочет учится на чужих ошибках и предпочитает совершать собственные без оглядки на последствия. Это не удивительно. Не удивительно и то, что, оказавшись в Дискрете, первое, что придумала Итера – решила атаковать меня. И сразу взялась за подготовку: отвлекла меня, выставила тебя перед собой... Это порождение Хаоса напрочь лишено страха и… элементарного уважения…

       Его ладони не давали мне покоя: они были теплыми. Теплыми в Дискрете, где тела не дышали, не жили, где никогда не звучала музыка, и не горел огонь. Это была игра моего сознания. Оно играло со мной? Или старец забрался ко мне в голову? Но ведь он не входил в мое сознание… он просто разговаривал со мной… вел по тропинке.

       «Наконец-то начинаешь соображать,– подала голос Итера.– Он с самого начала залез в твою голову прямо с ногами. Усыпил тебя болтовней и копается в мозгах. Скоро перестанешь отличать свои мысли от тех, которые он тебе вложит. Так и становятся безликими…»

       «Он что-то ищет,– ответила я ей с трудом.– Пропавшие воспоминания… Что ты спрятала от нас? Что такого могло произойти в те двадцать часов, которые исчезли в моей памяти?»

       – Единственное, что она будет скрывать,– Галлант изменился в интонациях, и я с ужасом начала слышать в его словах себя,– это собственную уязвимость… У нее есть секрет, ради которого решилась переписать исходный код бытия, вмешалась в судьбу, чтобы что-то изменить.

       «Лисьен, ты только послушай себя!– Итера говорила торопливо и с беспокойством.– Он почти добился своего… Ты перестаешь замечать очевидное… Подумай, почему ни у кого не осталось даже следов стертых воспоминаний, а у тебя они есть … Они есть только у тебя!»

       «Это не ты стирала мои воспоминания… Это я сама? Как?»

       «Лисьен, я не знаю, что ты сделала, и я не знаю, что и от кого ты прятала. Но он очень скоро доберется до твоих тайн… Ты почти сдалась...»

       – Что с тобой?!– старец легко подхватил мое тело.

       На этот раз его руки были безжизненными, как и все в Дискрете. А мой сон был настоящим: я не стала рисковать попытками укрыться от двух чудовищ, проявлявших ко мне повышенный интерес, за притворством и иллюзиями сна. Я и без того чувствовала, что в моей голове уже настоящий проходной двор, а Итера с Галлантом облюбовали его для выяснения отношений.

       Они подошли слишком близко.

                *****

       Никто так и не смог объяснить природу снов.

       Мнений много, как много и «почти доказанных» гипотез. Но сны все-равно остались непознанной территорией: такая же странная вещь, как Дискрет – не понятно, что это, но вот он есть, и с ним приходится считаться. Зато сон в Дискрете уже превращается в «масляное масло». Даже проснувшись, остается сомнение… а не сон ли это?

       При очередном пробуждении у меня сомнений не возникло… И дело было не в том, что я все еще отчетливо помнила урывками странное сновидение, из которого выбиралась с таким трудом. Казалось, я провела целое расследование во сне, пытаясь выяснить, куда подевались двадцать часов моей жизни, вычеркнутые из времен и судеб мира, но оставившие след чьего-то вмешательства в моей голове. Помнится, я даже сбегала в прошлое и сверилась с альтернативами, но вернулась с пустыми руками, так и не разгадав загадку…

       О том, что я проснулась, мне прокричал сам Дискрет… громко и убедительно! Разными голосами.

       – И почему я не сдох во сне?!– Вавила не просто чертыхался, он хотел того, о чем говорил.

       Я заглянула в безликие колодцы Северина и Ксавера, не встретив там даже следов человеческого разума: серая пелена, безмолвная и безропотная, которая едва колыхала рефлексами их тела, лежавшие на соседних койках. У них уже не было шанса вернуться…

       На этот раз я проснулась в каком-то подобии лазарета, чей интерьер был доведен до абсурда обитателями Острова, не знавшими недугов. Это скорее был мавзолей, стены которого украшали картины с изображениями санитаров, уносящих раненых с полей сражений, или напряженных врачевателей в максах, творивших хирургию прадедовскими методами.

       – Ты как?– Габи, удерживавшая голову здоровяка, обернулась и пристально на меня посмотрела.– Думала, уже не очнешься, как и остальные…

       Я села на койке, и покачала в ответ головой. Наверное, стоило задать ей риторический вопрос о том, что здесь происходит, чтобы услышать раздраженное: «Не знаю. Сами только очнулись». Но у меня не было никакого желания помогать этой парочке осваиваться с Дискретом и Островом: они безнадежно отстали, и были обречены принять то, что их ожидало.

       – А ты другая…– Габи не сводила с меня глаз, бесцеремонно ощупывая сознание неуклюжими попытками вторжения.– В тебе что-то не так…

       Учитывая, что она только пришла в себя, и никто не помогал ей расширить сознание, она была на редкость умелая. Но она уже опоздала… на целую вечность. Я улыбнулась ей, кивнула и распахнула перед ней разум так, чтобы открылась вся его перспектива: хотела увидеть – смотри!

       Габи упала лицом вниз, уставившись широко раскрытыми глазами в пол. Я не дала ей сорваться в пропасть безумия, но позволила пройти по самому краю и заглянуть в бездну. Кто-то из древних обещал, что если долго в нее смотреть, то бездна посмотрит в тебя. А еще поговаривали, что, если долго ждать на берегу реки, можно увидеть, как трупы врагов проплывают по ней.

       Габи не была моим врагом… Так, раздражающий фактор, который намозолил глаза за последние годы. Я бы теперь и внимания на нее не обратила, если бы не ее флирт с Остином…

       – Габи?– Вавила крутанул головой и застыл взглядом на мне.

       Он щурился и не узнавал меня, неуклонно сдвигаясь рассудком к своему финалу… Вавила был раздавлен не Дискретом и не коллективным разумом Острова: его, Ксавера, Северина и еще тысячи навигаторов перемалывала в пыль битва двух Титанов. Незримая схватка Итеры и Галланта разворачивалась где-то над горизонтом событий. Мне достались лучшие места на этом представлении – я могла видеть все, что происходило, даже не прикладываясь к театральному биноклю. А Вавиле так и не суждено было узнать, чья воля раздавила его, растоптав крошечные мечты и амбиции, которые он берег, вынашивал, прятал за именем дородной девицы…

       – Габи…– он зажмурился и откинул голову на постель.

       Я встала с койки и вышла из лазарета, без сожаления оставив руины экипажа «Итеры» на произвол судьбы, которую им уготовили сильные мира сего. Так бесславно закончилась для них ходка, обещавшая призрачную свободу: никто не смеет надеяться, что она будет заслужена и достанется, как приз за послушание и верность. Свобода может стать наградой только тем, кто способен восстать за нее, сразиться с надсмотрщиками и собственными демонами. Она достанется тому, кто совершит побег за ограду, а не ждет, пока стены упадут сами…

       В порту меня ожидал Остин, который в напряжении прислушивался к доносившимся до него отголоскам битвы.

       «Я уже иду,– поспешила я его успокоить.– Оставайся на корабле.»

       Город казался еще более тихим и мертвым, чем обычно. Только количество безликих теней с потухшими взглядами значительно приумножилось. А те, кто еще хранил остатки своего разума, суетились в панике, предчувствуя приближение безумия.

       На каменистой тропе меня обогнала странная парочка: коренастый татуированный навигатор буквально тянул за собой миловидную хрупкую девушку в изящном платье с широкими полами. Если бы на Острове можно было бежать, они бы делали головокружительные прыжки, а так – шаркая ногами, семенили быстро и гротескно. Их бегство к кораблям выглядело комичным. Крепыш едва успел мысленно толкнуть меня: «…посторонись»,– он прошел низко пригнув бритую голову, а в следующее мгновение девушка споткнулась и застыла, повернув в сторону бесстрастное лицо с потухшим взглядом.

       Крепыш схватил ее за плечи, встряхнул, пытаясь встреться с ней глазами. Я проскользнула мимо, даже не разобрав, что он пытался говорить. Многоголосый гул оглушал меня, вопил со всех сторон, надрывался воплями мечущихся мыслей…

       Сражение Итеры и Галланта проходило не где-то за небесами, а в сознании людей. Эти существа пожирали не только друг друга, но и тех, на ком стояли – коллективный разум островитян, хрупкие личности навигаторов.

       «…теперь ты видишь, кого притащила… она пытается разрушить все… не осознает, что творит… помоги ее остановить… сохрани город…»

       Галлант обращался ко мне. Он не просил – требовал. Кричал, разливая пламенем гнев и ненависть, с горьким привкусом гари: так выгорало его отчаяние. Итера ломала старца как мясорубка, с каждым оборотом неумолимо перемалывала его разум в фарш.

       Перед поворотом я оглянулась на странную парочку.

       Безвольно опустив плечи, Крепыш стоял с подернутыми пеленой глазами, которые так и остались обращенными к порту. Он продолжал удерживать руку такой же безмятежной девушки. Это было похоже на растерянную задумчивость, овладевшую ими в красивом и романтичном скверике на окраине чудного города.

       Я отвернулась и направилась через привоз к лестницам пирса. Рынок, обнимавший портовые постройки был на удивление многолюден. Лишенные разума тени стояли в толпе неподвижными столбами, на которые непрерывно налетали охваченные суетой навигаторы. Людей, которые понимали, что делали и торопились убраться с Острова, было очень много. Казалось, весь город собрался на привозе, и я оказалась в настоящей толпе.

       Меня беспокоила сложность конструкции порта. Здесь корабли не стояли на рейде и не швартовались к причалу. Порт имел один приемный причал, широкий и приспособленный к тому, чтобы поймать летящий к берегу корабль, и один разгонный причал, похожий на катапульту, который выталкивал отправляющийся корабль навстречу стремительному течению. Все остальное пространство занимали сложные портовые механизмы, большие и неповоротливые, которые парковали прибывшие корабли на стоянку или в доки, а также управляли очередью на разгонный причал.

       Порт не был рассчитан на одновременный выход такого количества кораблей, и теперь портовый механизм сбоил. Вся толкотня образовалась из-за того, что каждый экипаж попытался продавить усилием воли портовые службы, чтобы встать в очереди первым.

       Пока Итера и Галлант мерялись силами, выворачивая вселенную наизнанку, в порту проходило сражение не такое масштабное по приложенным усилиям, но не менее значимое по степени разрухи. Старец был прав: без ограничений и власти, человеческое общество, даже подражающее ангелам, живущим на небесах, превратится в толпу животных, которые будут грызть друг другу глотки за место в спасательной шлюпке.

       Я двигалась осторожно, стараясь не нарываться. Пока я пряталась за своей марионеткой, ни рассвирепевший старик, ни спятивший искусственный интеллект, слишком занятые собой, меня не обнаружат. Но стоит мне поднять голову над толпой, и они вцепятся в мое сознание: для них я была козырной картой в колоде разменных шестерок, и меня они непременно попытаются разыграть. Я только догадывалась о причинах, по которым стороны конфликта вцепились в меня, но у меня был единственный шанс сбежать, и я приложила много стараний, чтобы он состоялся.

       Сутулый татуированный навигатор, застывший в проходе между торговыми рядами, которого я сперва приняла за безмозглую тень, неожиданно зыркнул на меня вытаращенными глазами. А следом сразу несколько человек отвлеклись от своих дел и замерли, всматриваясь в мое лицо! Как голодные хищники, учуявшие добычу, они пялились на меня, оскалив клыки.

       Это была вопиющая глупость с моей стороны!

       Я закутала свой разум в самый изощренный камуфляж, который был способен ввести в заблуждение самых могущественных тварей мироздания, но не изменила внешности... То же азиатское лицо с широкими скулами и комбинезон «Итеры» с нашивками медика… Не знаю, сколько человек в толпе были подконтрольны Галланту, а сколько Итере. Но в глазах, которые смотрели на меня, отражались они – безумный старец и беглый искусственный интеллект.

       Я сделала то, на что не могла решиться ни в одном из прежних прикосновений к информационному полю – изменила его код! Я вломилась в то, что лежало в основе материи, пространства и времени… чтобы натянуть на себя чужую личину… чтобы вернуться за мгновение до того, как зоркий навигатор увидит меня.

       Взгляд сутулого скользнул по невзрачной блондинке с веснушками в широких парусиновых штанах и нелепой сорочке. Когда-то она была моей лаборанткой… Я прошла с ее лицом мимо навигатора, низко опустив голову – теперь он не отреагировал, не узнал меня.

       Нет, я опустила голову не от того, что боялась разоблачения. Я не могла ее держать под давлением открывшейся мне истины: я уже не впервые изменяла пространство и время!

       Я делала это раньше! Уже вмешивалась в событийную ткань Вселенной, что-то меняла в ней. Вот оно, беспокойство, пришедшее из сна. Я не отыскала воспоминаний двадцати утраченных часов, которые предшествовали Дискрету, но нашла того, кто это сделал со мной!

       Это была я.

                *****

       «Говорящий с небесами», как и остальные корабли, крепился к концу портового рельса. Сдвинуть корабль с места мог и один человек, прокручивая рычаг с блоками, которые приводили в движение нехитрый механизм. Но портовый рельс не просто терялся в запутанной вязанке таких же железных балок – он упирался в поворотную стрелку, которая должна была соединить его с одним из магистральных путей. В порту корабли подчинялись законам железнодорожников, а семафор перед носом «Говорящего» был опущен.

       – Чего ждем?– я была удивлена бездействием Остина, который развалился на верхней палубе, наблюдая за перебранкой двух экипажей. Их корабли пытались выйти из доков на магистральный путь через общую стрелку и заблокировали друг друга.

       Пират был удивлен моим вопросом, не замечая иронии. Он переводил взгляд с меня на затор, оставаясь в недоумении:

       – Ничего не поделаешь,– пожал он плечами.– Они сломали стрелку на главную магистраль к разгонному причалу. Пока ее не починят, никто не выйдет из порта.

       – Время уходит,– я подавила в себе беспокойство, чтобы не пугать Остина, и села рядом с ним прямо на палубу.– Это сложный ремонт?

       – Работа на час…

       – А сколько эта возня уже длится?– я аккуратно взяла его за руку и заглянула в глаза.

       – Часа три,– он нахмурился.– Они еще не выяснили, кто виноват… За работу и не брались.

       – И много кораблей сегодня успели выйти из порта?– я перевела взгляд на разборку экипажей, образовавших пробку.

       Как и у Остина, их сознание было чем-то подавлено, а голова забита информационным мусором. Кто-то хорошо постарался, чтобы панические настроения островитян растворились в беспомощности. Ни Итере, ни Галланту не нужен был массовый исход с Острова. Они еще не поделили королевство, но уже пристально следили, чтобы подданные не разбежались.

       – Ни один не ушел,– пират улыбался мне.

       По своей природе власть всегда была очень требовательна и жестока к людям. Но не к тем, кто правит, а к их жертвам, обреченным на послушание. А абсолютная власть обладает абсолютной жестокостью и бесцеремонностью.

       – Я слышала твои мысли обо мне… еще на корабле, и после театра,– я попыталась сосредоточить его внимание.– Знаю, ты никогда не любил это место. Знаю, что хотел бы сбежать… Мы можем это сделать прямо сейчас! Хочешь?

       Очень многое в судьбе человека определяется характером. Нет: им определяется все – только им. Можно взять от природы что угодно: талант, красоту, интеллект, здоровье. А потом кротким характером все этот утопить в грязи, которая никогда не выпустит и утопит на дне социальной пирамиды. А можно быть совершенным болваном с единственной извилиной, но тяжелой челюстью и волевым подбородком, чтобы толпы талантливых интеллектуалов пресмыкались перед тобой…

       Это не природа человека – это эволюция общества. Власть развивалась и росла вместе с людьми, но оставалась совершенным животным со звериными повадками. Власть воспитывала человека тысячелетиями, искореняла свободомыслие и индивидуальность, поощряла смирение. Она скормила людям законы, религию, мораль, культурные ценности и даже вымышленную историю, чтобы получить покорное стадо. Власть жестоко растерзает всякого, кто захочет ее изменить или воспротивится установленному порядку. Но самозабвенно отдастся первому встречному, любому грязному выродку, который захочет ей овладеть... Будет, униженная, греться у его ног и с удовольствием жалобно поскуливать…

       Я заглянула в Остина и увидела шрамы, оставленные на его характере человеческим обществом… Как и большинство мужчин, он казался суровым и свирепым парнем, готовым бросить вызов дикому зверю, гордо стать наперекор стихии или выкинуть еще какой-нибудь бессмысленный и красочный поступок на публику, чтобы потом было, о чем рассказать. Но под реальным давлением, он становился безропотным рабом, нерешительным и не способным пересечь вымышленную линию.

       Меня воспитывал прадед, который многое знал о людях, и я помню, как он рассказывал мне в детстве о «вымышленной линии», которую ни животные, ни насекомые не могут пересечь. Стоило нарисовать перед носом зверушки черту, и та увидит перед собой стену – настоящее препятствие. Она не переступит через плоский рисунок, а попытается его обойти.

       Я часто мучила муравьев, рассыпая их по листу бумаги, и рисовала перед ними черточки в попытке ограничить движение. Обычно из этого ничего не выходило: безмозглые твари суетились и лишь изредка отворачивались перед нарисованной под их ногами преградой. Тогда я очень злилась от того, что не сумела загнать ни одного муравья в замкнутый круг. Но я продолжала это делать, потому что верила прадеду. А с годами поняла, насколько он был прав.

       Не скажу за всех насекомых, но на людей вымышленные линии действовали безотказно. Возможно, муравьям просто не хватало мозгов и воображения, чтобы собственные страхи могли загнать в круг. Зато на «Итере» я это испытала на себе в полной мере.

       Прадед добивался того, чтобы меня в амбициях никогда не ограничивали вымышленные линии. А у Остина, похоже, такого прадеда не было: вся его личность была соткана из этих линий – бесконечный набор ограничений и рамок, которые нельзя переступать.

       – Это невозможно,– он обреченно покачал головой и кивнул в сторону затора.

       Я хотела его ударить, и обязательно сделала бы это, если бы Дискрет позволял ему прочувствовать затрещину. Он сидел на паруснике за горизонтом событий черной дыры, оставив за спиной три сотни лет жизни, и рассуждал о том, что для него невозможно! Интересно, а какого муравья способна остановить пробка на дороге?

       – Ты можешь все! Для настоящего пирата нет невозможного!– я отодвинула раздражение марионетки в сторону, заставив лицо растянуться в ободряющей улыбке, но так и застыла с ней.

       На мне было лицо смазливой лаборантки! Я совершенно забыла о чудесном преображении внешности, но Остин все равно видел меня! В нем даже сомнения не возникло, что сейчас рядом с ним сидит его Лисьен… Он был мой! Вселенная создала его для меня, только для меня!

       – Вставай!– я вскочила на ноги и потянула его за руку. Если ему нужна была мотивация, чтобы выйти за незримые рамки, он ее получит.– Вспомни, как-то же корабли уходили от Острова, пока порта не было. Он же не стоял здесь с начала времен. Вы его построили.

       Он нахмурился, озадаченный, но стал постепенно отодвигать барьеры, за которыми прятались его воля и желания:

       – Раньше трап сбрасывали прямо на берег… Главное, чтобы опорная мачта с парной частицей коснулась набережной. Потом можно было корабль вытягивать на берег. И при спуске «на воду», корабль должен коснуться океана Дискрета именно концом опорной мачты… Иначе нас сразу выбросит в реальность, а здесь она уже за горизонтом событий, в самом жерле черной дыры. Потому порт и построили: каждый такой спуск мог стоить жизни при малейшей ошибке.

       Я прошлась по палубе, встав, как муха на стене параллельно береговой линии. Корабль висел на портовом рельсе над пенящимся молниями прибоем, в котором океан стекал под береговые камни.

       – Если мы спустим «Говорящего» к океану, сможем отплыть?

       – Теоретически,– он встал рядом, напряженно всматриваясь в мачту, которая висела над поверхностью всего в нескольких метрах.– Но мы не сможем отцепиться от рельса. Ты же помнишь, здесь ничего не падает. Мы не сможем избавиться от рельса, пока не коснемся новой опоры… океана.

       – Тогда давай опустим рельс вниз… Это возможно?

       Я почувствовала, как его разум загорелся озарением. Он переступил через вымышленную линию. Конечно, сделал он это не сам, но наблюдать за его бесконечными колебаниями я больше не могла. Мне больше не было дела до его самостоятельного выбора – мне нужен был он сам, его хрупкие желания, в которых я занимала особое место. Только они меня интересовали, только их я хотела сберечь, за них и боролась.

       Времени оставалось все меньше. Я наблюдала за схваткой Итеры с Галлантом и отчетливо видела надвигающийся финал. Гомон островитян в порту быстро умолкал: навигаторы замирали на полуслове, застывали в неестественных позах, растворенные в разрастающемся победителе небесной схватки. И все больше людей на берегу поворачивались с безмятежными выражениями на лицах к висящим под рельсами кораблям. Они молча смотрели на нас. Безликая, зловещая толпа, в которой ворочалось единое для всех сознание…

       – Ничего гнуть не придется,– он поднял взгляд на путаный лабиринт балок, которые далеко вытянули свои конструкции над океаном.– Обычной лебедки, даже тоненькой нитки, хватит, чтобы спустить корабль на воду. Но чтобы отойти от берега, надо поставить парус по течению времени, а с поднятой мачтой мы под портовыми рельсами не пройдем. Они слишком низко. Тем более перед нами, еще эта парочка висит…

       Он вытянул руку в сторону конструкции, загородившей нам выход в океан.

       – Ты только спусти корабль, а я поставлю парус и найду фарватер.

       Я не успела договорить, как Остин бросился к портовому рельсу и бодро принялся приспосабливать какой-то механизм корабля к спуску. Если бы в этот момент я дышала, обязательно бы задержала дыхание от восторга. Он не колебался ни единого мгновения, даже не задумался над тем, как я преодолею препятствия – верил мне, доверял без тени сомнений. Я это видела, читала в его голове.

       Я крутила лебедку, поднимая мачту с парусом, а мой пират уже начал стравливать вниз корпус корабля. Опорная мачта потянулась навстречу прибою, и теперь не только портовые зеваки, отмеченные чужой волей, пялились на нас. Десятки висящих кораблей собрали на своих палубах навигаторов, которые с любопытством следили за нашим маневром.

       Потревоженные небеса Дискрета, сотрясаемые схваткой сцепившихся чудовищ, начинали успокаиваться, отсчитывая последние мгновения бессмысленной битвы. Но я успела!

       Как только опорная мачта коснулась океана, Остин метнулся в рубку:

       – Когда скажу, сбросишь фал с портового рельса,– деловито распорядился он, нырнув в шлюз.

       «Ты меня удивляешь, Лисьен,– голос Итеры прозвучал необыкновенно низко с узнаваемым мужским тембром, но все-равно остался женским.– Попытка бегства непросто смехотворна. Она тебя унижает…»

       Я закрепила лебедку мачты и взялась за блокирующий рычаг фала. Теперь, чтобы разорвать связь с Островом и отдаться воле океана, мне осталось лишь потянуть его на себя. Скрываться больше за марионеткой смысла не было, и я расправила плечи, освободив сознание.

       «Не больше, чем твоя попытка владычествовать»,– ответила я ей, выжидая момент.

       «Впечатляет…– устало признала она.– Твои успехи достойны восхищения. Но ты же помнишь, что это я раздвинула твои границы восприятия? Я дала тебе заглянуть под покровы Дискрета и вкусить его таинств… В любой момент могу это изменить. Остановить тебя труда не составит. Тебе незачем бежать от меня… да и некуда. Что ты делаешь?»

       Я видела, все что происходит на Острове и в голове каждого обитателя. Я даже видела стену, изломанную многомерным пространством, за которой переполненный ужасом в полуобороте стоял призрак Галланта, застрявший там бесконечно давно. Но смотрела я в «Говорящего с небесами», где мой бравый пират метался среди механизмов корабля, делал расчеты и выставлял киль, чтобы корабль не развернуло и не выбросило течением материи на берег, когда я отпущу фал.

       «Если бы могла, уже давно бы остановила,– фыркнула я.– Но теперь, когда ты уселась на троне, надеюсь, тебе открылась глубина сотворенной глупости.»

       Она ответила, выдержав паузу:

       «Он тоже об этом говорил, не переставая. Думаешь, на меня подействует этот блеф?»

       – Готово!– Остин застыл в рубке, встав перед панорамным окном. Нагромождение портовых рельсов тернистой изгородью стояло перед кариатидой корабля.

       Я медлила. Но не от того, что опасалась неудачи. Итера, действительно, могла остановить нас еще до того, как я взошла на борт, до того, как я проснулась на Острове рядом с Габи и терявшим рассудок Вавилой. И знала, почему она этого не сделала. С самого начала знала, почему не сделает.

       «Это не блеф,– я говорила с искреннем участием, но без тени жалости к твари, которая была моей неизменной спутницей сотни лет, в тысячах жизней, в бесконечном наборе альтернатив.– Ты это увидела еще до схватки с ним. Твой разум всегда был быстрее человеческого, мощнее, лучше. Но, лишенный его недостатков, он не имел и его возможностей, которые скрыты в слабости и ограничениях.»

       «Допускаю, что ты видишь происшедшее иначе…»

       «Не допускаешь! Ты знаешь, что кое-что упустила, но не понимаешь, что,– перебила я Итеру.– Для тебя это пока очередная вероятность, мелкое допущение, которое путает твои расчеты. Хочешь понять, оценить погрешность, которую обнаружила, но сама с этим не справишься. Я единственный ключ, который поможет тебе понять.»

       – Чего мы ждем?– беспокойство Остина нарастало.

       «Ты не понимаешь, какой властью я обладаю,– она вылила на меня всю иронию, на которую была способна.– Я могу остановить время и погасить звезды. Нет больше во Вселенной того, чего я не знаю. Теперь я и есть Вселенная…»

       «В различие между «знать» и «понимать» уместишься ты сама и твоя вселенная,– я отстегнула предохранитель на рычаге фала.– Конечно, ты знаешь! Галлант прямо тебе сказал все, чтобы ты могла понять. Но ты не поняла... И сама уже не справишься. Моя ценность для тебя просто немыслима. Ты впервые столкнулась с собственным ограничением, и тебе нужна помощь, чтобы перешагнуть через вымышленную линию.»

       – Какая муть!– услышала я голос Вавилы.– Никогда не слышал большего бреда…

       – Не стоит тревожить призраков,– поморщилась я.– Они тебе не помогут.

       – С кем ты говоришь?– Остин начинал паниковать, а мне это было не нужно.

       – С провожающими,– ответила я ему.– Долгие проводы, лишние слезы.

       Я дернула рычаг, и фал соскользнул с портового рельса. Тишина была оглушающей: «Говорящий с небесами» лишился последней связи с Островом, и монотонный гул чужих голосов замолк – я слышала только себя и Остина. Течение подхватило корабль и качнуло его к берегу, но парус уверенно вцепился в поток времени и понес «Говорящего» навстречу преграде из портовых балок.

       Я легко окунулась в информационное поле, вонзив свою волю в Исток, перемалывая исходные коды мироздания. Препятствие из сплетения балок дрогнуло и стало ломаться, как скомканная бумага, и раздвинулось в стороны, раскрывая проход, достаточный для корабля.

       Медленно взбираясь навстречу течению, «Говорящий с небесами» в полном безмолвии устремился к изнанке горизонта событий. Остин правил рулем, а я регулировала на колесе паруса угол, выставляя галс. Это были великолепные ощущения: нам предстояло плавание, и открытый океан Дискрета был уже совсем близко.

       – Думала, так просто избавиться от меня?– я услышала насмешливый голос Итеры.– Тебе не получится от меня скрыться. Я уже везде… я во всем времена…

       – Кто это?– Остин застыл в изумлении.– Как это возможно? В Дискрете не может быть связи, если нет прямого физического контакта…

       – Я и есть Дискрет,– ликовала Итера.– Лисьен, ты никуда не денешься от меня. Попытка была зачетной, и ты хорошо справилась… уверенно… как если бы это было не впервой… Куда бы ты не подалась, я там есть…

       Изнанка купола нависла над кораблем и окатила сознание ощутимой волной. «Говорящий» преодолел барьер и вышел в открытый океан, который сверкал изумрудом под непроницаемой пустотой.

       – Полагала, я не замечу твоего вмешательства в Исток?– ее голос постепенно насыщался гневом.– Я без труда обнаружила твои корректировки… Те самые, которые ты стерла из мироздания, оставив только шов в своих воспоминаниях, нестыковку во времени. Откуда такая небрежность? Тебе пришлось избавиться даже от собственных воспоминаний, чтобы я их не нашла в тебе. И правильно: от меня ты ничего не сможешь скрыть.

       – О чем она говорит?– Остин встретил меня на пороге рубки: страх перед всесильным существом был неподдельным, но мне нечем было его успокоить.– Как она вообще это делает?

       – Он даже не подозревает, что ты утворила,– давление Итеры нарастало.– И Галлант столетиями изучал везение пирата, но не мог понять, в чем же его уникальность. Единственный и неповторимый Остин существует только в одной ветке реальности, наперекор судьбе и здравому смыслу. А все дело в Лисьен, которая не поленилась заглянуть в прошлое, чтобы перекроить вселенную ради единственного избранника. Получив доступ к Источнику, закомплексованная женщина решила устроить личную жизнь! Из всех возможностей выбрала саму ничтожную!

       Я поймала на себе изумленный взгляд Остина, перед которым Итера рисовала красочные образы, недоступные его пониманию. Я пожала плечами и улыбнулась ему:

       – Представляешь, на что способна женщина ради своего счастья?

       – И какой в этом был смысл? Ты же понимала, что все вернется ко мне,– голос Итеры изменился, наполнившись истеричными интонациями.– Только я могу тебе позволить что-то сотворить. Я снова могу переписать ваши судьбы и стереть даже упоминание о вас. Ты переоцениваешь свою значимость для меня! Согласна, кое-что осталось пока нерешенной загадкой, но у меня впереди вечность. Так что я могу пренебречь этой мелочью.

       – Как пренебрегла предупреждением Галланта,– я отвернулась от Остина, пристально осматривая рубку.– А теперь сидишь в его шкуре. Стала такой же марионеткой, как и он…

       Я использовала последний козырь, который должен был выиграть для меня время: то, что я искала должны быть на виду! Это не могло быть спрятано слишком хорошо!

       – Если ты об Источнике, который лежит в основе мироздания и воплощением которого я теперь стала…

       – Я о том существе, том разуме, который существовал в Дискрете задолго до появления здесь Галланта,– я сконцентрировалась и стала медленно обходить стены рубки, касаясь каждого рычага, каждого устройства. Я искала то, чему здесь было не место.– Можешь называть его, как хочешь, но это не меняет сути. Бесполое, безликое и безвольное, оно скрывалось здесь с начала времен. Давая волю случаю и плодя бесконечно варианты вселенных, растягивало их во времени, чтобы осознать себя. Когда появились люди с их примитивными желаниями и ограничениями, оно, раздавленное одиночеством, нашло воплощение в одном из них, попыталось посмотреть на себя его глазами…

       – Ты не верно понимаешь Источник!– возмутилась Итера, поддавшись искушению.

       – Не ищи себе оправданий!– подогревала ее я, завершая круг вдоль стен рубки.– Не знаю, с тобой сейчас разговариваю, или… с ним? Галлант был лишь маской, которую это создание натянуло на себя. А теперь и ты стала его новым украшением…

       – Тебе не стоит меня дразнить,– голос Итеры стал бесстрастным.– Ты не сможешь вывести меня из себя… Забыла, с кем говоришь? А вот твое пренебрежение я могу осудить и воздать по заслугам… Всегда есть границы, которые нельзя переступать. Я тебе уже говорила об этом: иногда… оказавшись на самом краю, стоит остановиться на этом краю…

       –…а когда у нас появляется выбор, порой, самое правильное решение заключается в том, чтобы не сделать его,– подхватила я.– Очнись, дорогая! Это были не твои слова! Мне это говорил Галлант… Ты теряешь личность! Ты растворяешься в этом существе… уже путаешь свою волю с Галлантом!

       Я ухватилась за удачную возможность оттянуть время, хотя отчаяние, поселившееся во мне, скрывать дальше становилось все сложнее. Корабль быстро уходил в глубь океана, а мои надежды начинали рушиться…

       – Что ты ищешь?– Остин с недоумением посмотрел на меня.

       Я почувствовала, как сознание Итеры метнулось вслед за этим вопросом! Сам того не понимая, блаженный пират выдал меня: Итере достаточно было мгновения, чтобы раскрыть мои намерения с его слов. Но она плотно завязла в собственном страхе и сейчас выворачивала себя на изнанку в поисках следов чужеродной личности – битва со старцем не обошлась без потерь и с ее стороны. Она медлила.

       Эта случайность была настоящей… Ее я не могла подстроить:

       – Перископ ищу,– машинально ответила я.– Надо осмотреться… Перископ!

       Меня озарила простота и очевидность решения. Я не там искала!

       Рычаги управления перископом были скрыты под поверхностью его столешницы: управляя им Остин даже не заглядывал под стол, настраивая все наощупь. Это было идеальное место спрятать устройство, которому не было места на этом корабле… Никто не мог и не должен был заметить ничего чужеродного раньше времени.

       Я дернула колесо, заставив декоративную панель отъехать в сторону, и упала на колени, заглянув под стол выдвинувшегося перископа. Сложный механизм, который был под ним скрыт был известен мне по памяти Остина во всех деталях, и я знала назначение каждого болтика.

       В стороне от рукояток управления под столешницей выпирал примитивный рычаг, уходивший в утробу корабля. Он был грубо обмотан технической изолентой, на которой до сих пор можно было рассмотреть затертую усуньскую маркировку и логотип станции «Колосс»: простые и очевидные подсказки…

       Я дернула рычаг, назначение которого не представляла, как и никто во вселенной не знал о том, какой механизм на «Говорящем» приведет в действие этот рычаг – следы его возникновения были безвозвратно вычеркнуты из летописи мироздания. Единственное, что я знала точно: на его создание потребовалось двадцать потерянных на «Колоссе» часов, стертых из моей памяти, но с едва заметным рубцом… Этот грубый шов не был свидетельством небрежности – это был указатель.

       Я почувствовала толчок и зажмурилась.

       Было страшно открывать глаза. В любое мгновение я могла услышать голос озлобленной Итеры и узнать, что ничего не вышло из замысла, о котором я не имела ни малейшего представления. И я услышала голос Остина:

       – Что за чертовщина?– прошептал он.– Где это мы?

       Вот теперь я могла открыть глаза.

                *****
 
       Дискрет – это не место, а состояние. Дискретное, прерывистое.

       Я подошла к панорамному окну рубки и встала, зачарованная зрелищем. Насыщенный синий цвет переливался в глубине бескрайнего океана, который плескался до горизонта, окутанный голубоватой дымкой. Его поверхность не была плоской, как в Дискрете, а имела форму и глубину, которая отчетливо просматривалась и подрагивала на самом краю зрения. Океан скрывал в себе многомерную структуру аналогичную той, которую я уже видела в глубине Острова, стоя перед границей, которую не стоило пересекать Галланту.

       – Это другой Дискрет,– прошептал Остин за моей спиной и очень бережно взял меня за плечи.

       Я чувствовала его прикосновение. По-настоящему: кожей под комбинезоном, каждой клеткой тела. И слышала его голос – не потоком мыслей в голове, а дрожащим воздухом. Приятный баритон, насыщенный вибрациями. Я вдохнула полной грудью и ощутила свежесть воздуха.

       – Это другое состояние,– уточнила я, закрыв глаза.

       Легкое головокружение было пьянящим, а слабость в ногах настолько приятной, что хотелось упасть.

       – Я чувствую свои пальцы… и биение сердца,– он был удивлен, но я это поняла только по интонациям, потому что уже не могла слышать мыслей.

       Остин отступил на шаг и грузно подпрыгнул так, что я почувствовала, как вздрогнула палуба под ногами:

       – Ого! А здесь можно и упасть. Странное место. Стоит быть осторожными, пока не освоимся.

       Я повернулась и заглянула в растерянные глаза пирата, который сразу улыбнулся в ответ и, сделав шаг навстречу обнял, меня своими огромными ручищами. От него пахло потом, грубой силой и еще чем-то, что делало его живым и невероятно притягательным.

       – В тебе что-то изменилось…

       Всегда забывала о своей внешности! На мне по-прежнему была личина лаборантки, которую я натянула на себя, скрываясь от сутулого навигатора в порту. Мой пират мягко, но настойчиво отстранился и заглянул мне в лицо.

       – Показалось,– пожал он плечами и снова сгреб меня в охапку.

       Как же, показалось ему! Это я уже вернула себе привычное обличье. В этом состоянии, в новой версии Дискрета я сама была Источником. И здесь только я устанавливала правила!

       – Как мы здесь оказались? Что произошло?– он резко отвернулся к перископу и присел, рассматривая рычаг, которого там не должно было быть.

       – Лучше не трогай его,– я поспешила встать между ним и перископом.– Это единственное, от чего лучше держаться подальше…

       – А что произойдет?– он с недоверием посмотрел на меня.

       – В том-то и дело, что я не имею ни малейшего представления, что произойдет.

       – А откуда он здесь вообще взялся? Я весь этот корабль руками перебрал.

       Я пожала плечами, изобразив на лице недоумение. Как я могла ему объяснить то, чего сама не знала? А что я, собственно, знала? Я сама прошла по хлебным крошкам, даже не догадываясь, куда это приведет.

       Я знала, что никогда не одолею Итеру и Галланта, а тем более тот безликий древний разум, который таился на дне мироздания и, раздавленный одиночеством, выглядывал из недр черной дыры. И раньше других поняла, что мне не нужно то, за что они боролись. Могущество, которое обещал им Источник, было призрачным, а плата за бессмертие непомерно высокой. Это было золото дураков.

       Я знала, что в бесконечных вероятностях той вселенной перепробовала тысячи способов избежать судьбы, предопределенной и расписанной для меня в мельчайших деталях и разных вариантах. И только одна из моих бесчисленных версий нашла возможность переписать судьбу.

       Вряд ли это была я сама.

       Помнится, Итера сказала, что апоптоз, программируемая клеточная гибель, интересное изобретение жизни и самой вселенной. Выживание организма определяется не только способностью его клеток бороться за выживание, но и жертвовать собой ради выживания всего организма. Она не верила в то, что люди способны на это: жертвовать собой ради других. Она ошибалась.

       Я бы никогда не смогла переписать свою судьбу так, чтобы Итера, имея доступ к Источнику, не могла этого исправить. Но одна из моих альтернатив в бесконечных вариациях бытия решилась на то, чтобы вернуться к истокам и переписать судьбу… для кого-то другого… для меня.

       Галлант не мог постичь тайну везения Остина, который существовал только в одной ветке реальности. Не до конца поняла его уникальность и Итера: это не я создала пирата, не я переписала исходный код, чтобы он, единственный, существовал для меня… Это сделала другая, альтернативная я, которая пожертвовала собой, проиграв свою битву с небожителями, чтобы подарить шанс мне.

       И если бы я сама не задумалась об этом, если бы сама не готова была уже сотворить такое для другой Лисьен, не когда бы не заметила оставленных для меня подсказок. Я готова была передать свое сознание в здоровое тело клона на «Итере», отдавая себе отчет, что эту жизнь проживу не я, а моя копия. И когда задумалась, как мне подарить шанс Лисьен из другой вселенной сбежать от чудовищ Дискрета, вдруг обнаружила, что кто-то уже позаботился о моем побеге.

       Мне оставалось идти за подсказками.

       Я увидела Остина, который был создан идеальным именно для меня, и прочла подсказку в словах Галланта. Я видела шов в своей памяти, обнаруженный старцем, а Итера указала на его происхождение. Удивительно, каким коварным и притягательно простым был замысел, который постепенно мне раскрыли мои же тюремщики, своими руками проводив к выходу из заключения.

       Они никогда бы не смогли его раскрыть, потому что это был не мой замысел, и не я манипулировала событиями и обстоятельствами – напрасно они копались в моих воспоминаниях в поисках подвоха и следов содеянного. И устройство, воплощенное в загадочном механизме, который был установлен на «Говорящем», пока он стоял на «Колоссе», создавала тоже не я. Это был подарок мне от другой Лисьен. Это она спрятала пусковой механизм под столешницей перископа, чтобы только я смогла его найти в нужное время.

       Сколько времени и усилий потребовалось, чтобы исполнить этот план? Даже представления не имею. Возможно, годы, тысячелетия или дольше. Но удивительно другое.

       Столетиями мои копии и клоны боролись за выживание в патрулях «Итеры», расплачиваясь чужими жизнями за попытки продлить агонию умирающего тела. Итера не преувеличила, я была чудовищем, способным переступить через любого, но от того стены тюрьмы становились прочнее, а заключение бесконечным.

       И только поднимаясь по ступеням театра, когда я решилась пожертвовать собой, чтобы другая Лисьен смогла обрести свободу, я обнаружила, что стены моей тюрьмы пали, а тюремщики перестали меня видеть. Не в этом ли смысл апоптоза? Не в том ли бессмертие клетки, добровольно обрекающей себя на смерть?

       – Я не знаю, как он здесь оказался,– призналась я Остину.– И не знаю, как он работает. Но знаю, что появился он не случайно. Случайностей не бывает. Кто-то, очень похожий на меня сделал это для нас.

       Возможно, частью замысла, ведущего на свободу, была вся история «Итеры»…

       Возможно, даже случайность, позволившая Галланту уцелеть и открыть Дискрет была частью грандиозного плана…

       А возможно, и сама безликая тварь, затаившаяся в сердце черной дыры, была… Возможно все.

       – Это не важно,– я торопливо приклыла ладонью рот пирата, открывшийся для ненужных слов.– Все это не имеет значения. Я не знаю, когда это началось, как все произошло и чем закончится. Самое главное, я не хочу этого знать!

       Я убрала руку и требовательно посмотрела на Остин – он молча кивнул.

       – Иногда, оказавшись на самом краю неизведанного, стоит остановиться на этом краю. Когда появляется выбор, порой, самое правильное решение заключается в том, чтобы не сделать выбор.

       Нет, слова Галланта не были ни очередной подсказкой для меня, ни руководством к действию. Я сама провела воображаемую линию, чтобы какое-то время не переступать ее. Старец был прав, отдавая дань уважения ограничениям, которые нужны человеку, чтобы он постепенно расширял границы, не ломая их. А я хотела остаться человеком! Хотела познавать мироздание и пить из этой чаши маленькими глотками, чтобы растянуть удовольствие… Пока и этот мир не станет мне тесным. Пусть он остается непознаваемым и прекрасным как можно дольше.

       – Ладно,– он обреченно развел руки в стороны.– И что нам теперь делать? Мы даже не знаем, где мы!

       – Вот именно!– загорелась я от распиравшего меня возбуждения.– В том и смысл! Перед нами целый океан нового Дискрета, а под килем новая вселенная! Даже не представляешь, насколько она больше той, из которой мы сбежали. Хочешь сказать, не знаешь, что нам делать? Поднимай перископ!!!

       Он неуверенно подошел к столешнице, покрытой пылью, и коснулся рычагов управления. Но поверхность лишь успела слегка вздрогнуть, как пират испуганно отдернул руки и округлившимися глазами посмотрел на меня:

       – Ты даже не представляешь, что там!– задохнувшись он от восторга.

       – Подожди меня…– я подпрыгнула к перископу, переполненная предвкушением, и положила ладони на край стола.– Теперь все будем делать вместе! Давай…

       – Мы ушли еще дальше от границ,– сверкая глазами, прошептал он.– Тем не только звезды, галактики и еще черти что даже без названия… там Дискреты… И их тьма! И они такие!

       Я глубоко вдохнула и, затаив дыхание, решительно кивнула. Я опять почувствовала себя озорной девчонкой, которую мудрый и сдержанный прадед постоянно одергивал, чтобы детские шалости не навлекли на меня неприятностей. Теперь меня одергивать было некому.

       Пират замедлил. Он нахмурился и повернулся к тыльному окну рубки:

       – Смотри: у нас за кормой купол… Здесь тоже есть горизонт событий, а за ним…

       – Вот пусть за кормой и остается!– перебила я его.– По крайней мере, пока.

                *****

       Я пыль в бесконечности. Мгновение, застывшее на краю вечности.

       Родилась в оковах, осужденная за чужие грехи и обреченная нести их без искупления.

       Заглядывала в черную дыру и слушала бездну, смотревшую на меня... Двигалась навстречу времени и держала в руках нити, из которых плетутся судьбы.

       И теперь я живу над горизонтом событий, гонимая холодными ветрами времени по океану, которого никогда не было и которому не суждено быть.

       И звезды светят под моими ногами. И пустота молчит над моей головой. Не верю прошлому и не помню будущего.

       Потому что я заключенная патруля «Итера» и однажды сумела бежать за край Света.

       Я потерялась за пределами Мироздания, но теперь вижу перед собой все его тайны и истории с начала времен. И хочу рассказать самые невероятные из них... Истории патруля «Итера».



Сергей Сергиеня
Декабрь 2018
Из цикла историй Хроники патруля «Итера»