Желание с альтернативой

Статистика:
Страниц – 15 (при размере шрифта  =16=)
Слов – 3005
Знаков без пробелов – 16 158
Знаков с пробелами – 19 045
Абзацев – 250
Строк - 526

*   *   *   *   *

Желание с альтернативой.

Рождественский рассказ


1.

- Котик, застегнись, простынешь!
Кто это? Мама? Вера?
- Константин, как ты мог? У тебя прекрасная заботливая жена, авторитет на работе, а ты? Ходишь вечно рассупоненный, как твой непутёвый дружок, царство ему небесное! – это бабушка.
- Котяра, вставай! Не хочется, но надо. Ишь, живот распустил. Это беда, что вы в детстве не знали, что такое голод! От армии откосил, такую школу прошляпил! – это дед.
- Востриков, ещё одно опоздание, и премии тебе не видать, как своих ушей! – Владимир Петрович. Его голос самый неприятный, резкий, бьющий по нервам.
Голова раскалывается. Голоса, когда-то такие родные, теперь, после той аварии, приводят в ужас, звучат всё громче.
Если не открывать глаза, будешь уверен, что все говорящие находятся рядом.

Я же не дурак, понимаю, что это у меня вот такое психическое заболевание, слуховые галлюцинации. Тарасов, врач-психиатр, успокаивает:
- Если не шизофрения, то пройдёт. Не забывай принимать таблетки.
Хорошо сказано – «Не забывай». На эти таблетки никаких сбережений не достанет!
Иван Сергеевич, дорогой, что значит «Если не шизофрения»? А если я – законченный шизик, зачем тратить на пилюли такие деньжищи?
Он же врач, должен определиться.
Почему-то всё хуже и хуже.
Ладно, в общем, пока что терпимо.

 А вот в чём сомневаюсь... Тут волосы встают дыбом.
 Материал для голосов исходит из моей памяти, иначе откуда?
И вот когда голоса начинают общаться друг с другом, тогда чем объяснить содержание их диалогов?
- Возьмите парадоксы Зенона. Ещё в Древней Греции… – голос Татьяны Ивановны, преподававшей мне математику в школьные годы.
Но его перебивает голос нынешнего соседа нашей семьи, Давида Маратовича, работающего в каком-то НИИ:
- Ах, при чём тут ваша дихотомия, что вы с ней носитесь, как моя Рахиль со своим фикусом, то зачем полил, то почему не полил…
По одной лишь интонации его картавый голос не спутать ни с каким другим… Если они черпают тему из моей памяти… ни Зенона, ни «дихотомии» там не было.
Спросил у врача.
Иван Сергеевич пояснил оба термина:
- Известные парадоксы математики. Знает каждый школьник.
Ха, они есть в реальности? Но мы такого не проходили!
Были и другие подобные диалоги. И неизвестные термины. С этим предстоит разбираться самому, когда выпишусь. Но посвящать в мои сомнения Тарасова? Нет уж, иначе выписки не дождаться. Я готовлюсь к мистификации, к сообщению для врача, что глюки прошли…
Хочу на свободу!

Попытался разомкнуть веки; голоса приутихли, изменился тембр, но легче не стало. Добавились струны. Кто-то нещадно мучил гитару, словно ребёнок бил по струнам невпопад, от какофонии хотелось забиться в любую щель… Зажмурил глаза покрепче – пусть уж лучше голоса.

- Востриков, к вам пришли!
Это медсестра Зоя. Смотрите, какая умница: «к Вам пришли…»
Зоенька, заинька, думаешь – я совсем дурак, забыл, где нахожусь? Сюда посетителей не приводят!

Но огорчать милашку не буду. Сейчас только приоткрою глаза… полюбуюсь её ладной фигуркой… если повезёт – и богатством, выглядывающим из разреза на груди, когда она ко мне наклоняется…

Я разочарован.
Слева и справа от моих ног, возле ёлки, сооруженной из надутых медицинских перчаток, стоят «Деды Морозы». Тот, что слева – в шубке изумрудного цвета с пухом по краям и таких же шапке и варежках. Всё остальное белое: и волосы, и борода, и соболиный подбой на шубке, шапочке и тех же рукавицах.
А вот тот, что справа – не обычный; кроваво-красные шуба, шапочка и варежки, висящие на тесёмках из рукавов; но всё остальное – и медвежий подбой, и волосы на голове, бороде и усах – чёрные и блестящие, словно облитые жидкой смолой.

Глаза!
У «белого» глаза глубоко посаженные, внимательные, карие с золотинкой, в них светится доброта…
У «чёрного» глаза навыкате, серые с зеленью, чуть раскосые и злые, белки глаз жёлтые.
Добрые… злые… что за манера внушать самому себе, ничего не ведая… может оказаться всё наоборот…
 
Никакой Зои. И не могло быть. Здесь замки в дверях подобны камнедробилке. Я ведь не сплю давно, открывалась бы дверь – услышал. Нет, не открывалась. Разве что эти гости стоят здесь с ночи…

Они говорят обо мне.
Послушаю. Открыть глаза никогда не поздно…

2.

- Однако, здесь жарко. – Голос белобородого с добрыми интонациями, густой, как у батюшки в церкви. – Похоже, быстро не управимся.
Он снимает шубу, шапку и натягивает белый халат, плотно облегающий его могучие плечи.
Халат? Он отливает атласом, голубизной снежного наста на лесной поляне в вечерних сумерках. Вместо пуговиц – палочки цвета оструганной ольхи, перехваченные посередине суровой бечёвкой. Непонятная дань старине…
Переодеваясь, дед говорит негромко:
- Я думаю, он человек добрый, заслуживающий нашей заботы.
Чернобородый тоже переодевается. Он подтаскивает к себе огромный мешок, в котором гремят металлические предметы; с трудом вытягивает халат – фиолетовый, усыпанный мелкими блёстками, сверкающие золотом отраженных в ручье звёзд. Голос этого деда – резкий фальцет, своим тембром напоминающий мне моего шефа Владимира Петровича. Сейчас скажет своё любимое «Какой перекур? Премия – не за пребывание, а за работу».
Но фальцет говорит другое, хоть и близкое по смыслу:
- Добрый? И всё? Чванливый эгоист, развязный и распущенный.
- Зато усидчив, осмотрителен и находчив.
Но фальцет не унимается:
- Ханжа и циник.
- Артистичен, общителен.
- Жаден! Алчен!
- Не жаден, а бережлив! И жизнелюбив!
- Ещё бы! Избалован, изворотлив, кичлив!
- Это перебор – спокойно возражает белобородый. – Учти его ранимость и отходчивость.
Этот голос мне всё больше импонирует.  Но фальцет гнёт своё:
- Отходчив? А вспомни, как он отомстил Раисе, целый год готовился. Он злопамятен!
Ну вот, началось. Раиса из отдела кадров – самая вредная баба. Докопалась, что я не закончил институт… три года в стаж не засчитала. И целый год я не готовился, просто не было возможности. Где тот отдел кадров… Случай подвернулся, когда стали собирать деньги ей на юбилей; я и позвонил начальству…
А этот… чернобородый, он-то, откуда узнал?
- Он просто обидчив.
- Развратен! Сколько раз…
- А вот это ты зря, это ниже пояса…
- Вот именно, что ниже пояса, но выше колена!
- Не лови на слове. Он мечтателен, любви все возрасты покорны – слыхал? А наш – нежен, стыдлив… и какая осмотрительность. Он деликатен!
Хороший у меня защитник. Я о себе столько эпитетов никогда не слышал.
Кажется, мой хулитель исчерпал все доводы. Ан нет:
- Всё притворство и жестокость. Так пнуть кота – самое благородное животное!
Тот котяра был вреден, приглашал играть, а начнёшь – сразу звереет; откажешься – кусается.
- Про кота знаю… и ты бы пнул, если б тебя кусали…
Речь чернобородого прерывает возглас моего защитника:
- А это зачем? Зачем ты достал молоток и долото?
Фальцет неприятно захохотал:
- Лоботомия – самое радикальное средство!
У меня зашевелились волосы не только на голове, но и на лодыжках.
Так это – врачи? Хирурги? Мог бы раньше сообразить, глядя на ёлку из хирургических перчаток.
И я знаю, что такое лоботомия. Операция на мозге… с трепанацией черепа или с молотком и долотом через носовую полость… ужас! Мне то зачем? Не хочу!
А мой добрый белоголовый дед добавил своим бархатным голосом:
- Не спеши. Мы же не испытали ещё ни инсулиновую терапию, ни электрошок.
Я закрываю глаза и начинаю соображать, как вырваться из рук этих странных хирургов.
Между тем бархатный голос вопрошает:
- Зачем циркулярка? Она же тяжелая! В моём мешке есть инструмент полегче. Полюбуйся – лазерный скальпель нового поколения! Глянь, как он элегантен.
Фальцет опять захохотал:
- И то верно, словно иней… алмазная пыль! Но циркулярка сподручнее, привычней.
3.

- Он умудрился залезть под юбку к бабе, старшей его на двадцать лет. Я уезжала к маме… она тогда сломала ногу… сволочь! Сволочь!
Голос Веры… но как она узнала? Из наших никто ту женщину не знает.
- Он мужчина, у него было горе, погиб друг… это такой стресс. В таком состоянии он не ведал, что творил. Ты сама виновата, должна была быть рядом! – это бабушка.
- Изменять жене в день похорон друга… такой цинизм. Вот в наше время такого просто не могло быть.
Дедушка, его голос. Хоть бы раз заступился, как тот…

Боже мой! Я совсем забыл, где нахожусь… эти два хирурга… они ещё здесь? Можно открыть глаза? Но почему я привязан к койке? Они сейчас начнут распиливать мой череп, а я не смогу пошевелиться?
- В чём дело? Он ведь был такой уравновешенный! – Голос моего врача.
- Иван Сергеевич, санитары зашли для влажной уборки, а он как взбесился!
Это Зоя.
- Успокоительное…
- Ввела с большим трудом, пока санитары его держали.
- Придётся опять делать МРТ – вздохнул психиатр и добавил – не будите, подождём, пока проснётся сам.

Ну, слава богу, та сцена с Дедами Морозами, это были такие глюки? И я боролся с санитарами? Ничего такого не помню.

Хотел уже открыть глаза, как загремел засов дверей, и сразу же прозвучал знакомый фальцет:
- Ушли? Вот и ладненько, а то у меня уже начал таять лёд. Ладно, они нам облегчили задачу, связав пациента.

Что происходит? Зачем я им? Кто их прислал? Что они хотят со мною сделать?

Фальцету отвечает густой голос белобородого:
- Это неправильно! Нам надо его развязать. Ведь мы пришли по его желанию!

Вот те на! Когда это я высказывал подобное желание?
Я сильнее зажмуриваю глаза… так, что боль перемещается куда-то в затылок…

Бьют часы. Вот-вот наступит Новый Год. В моей руке бокал с шампанским.
Вера кричит:
- Скорей загадываем желания, пока не прозвучал последний удар часов!

А я? Что я загадал?
Видение длилось одно мгновение. Теперь я должен вспомнить…
Что я загадал? Что мне стукнуло в голову в ту последнюю, как оказалось – роковую секунду старого года?

Теперь фальцет:
- Нужен консенсус. Куда запропастились Снегурочки?
- Женщинам опаздывать простительно.
- Но не на операцию!
- Не торопи. Без операционных сестёр не начнём. Операция должна доставлять удовольствие!
Густой бас хмыкнул:
- Удовольствие? Разве что тебе, садисту?
- Сам такой! Я ведь не о нас, а о дамах!
Свет, пробивавшийся сквозь веки закрытых глаз, вдруг померк, как бывает, когда на голову натягиваешь одеяло. Но тут же я почувствовал на своём лице нежные ладошки. Слева от меня прозвучал женский смех:
- Это кто тут без нас перемывает наши косточки? Кстати, пациент только притворяется спящим.
Фальцет возразил:
- Вряд ли. Ему Зоя вдула пару кубиков.
- Седативное или транквилизатор? – сиплый голос справа тоже женский; почему-то подумалось – курящая.
Вмешался голос белобородого:
- Можешь взглянуть на упаковку. Угнетает гипоталамус и активирует ретикулярную формацию ствола мозга.
- Отлично! – опять голос курящей. – Значит, у пациента не будет страха.

Я прислушался к себе. Чёрта с два: страх сковывал всё моё существо!

Бархатный голос продолжил:
- Прекрасно, не люблю, когда человека опутывает страх. Он становится слишком управляемым.
Фальцет ему возразил:
- Человек, хоть раз поднявший руку на женщину, должен рано или поздно испытать страх наказания!
- Это наш-то клиент? И когда это случилось, почему не знаю?
В разговор вмешался мелодичный голос слева, утверждавший, что я притворяюсь спящим:
- Ему было пять лет, а ей шесть! Вполне сознательный возраст!

Вот уж не думал, что вспомнится эпизод из такого далёкого детства. А ведь вспомнилось.
Детская площадка, горка, девочка постарше плюнула мне на рукав курточки; я хочу толкнуть её в грудь, но она наклонилась, и я попадаю в нос. Вот визгу было.
Но это была Верка, ставшая моей женой, когда мы выросли.
Ну и дела! И что это за врачи и медсёстры, выступающие тут моими судьями и знающие обо мне то, что я и сам должен давно забыть?

Но мелодичный голос продолжил:
- Есть ещё мальчик, названный Костей в честь нашего негодяя.
Густой голос мгновенно отреагировал:
- Наш клиент ни слухом, ни духом!
Фальцет:
- Неправда! Он просто гнал от себя мысли об отцовстве, но догадался сразу, как узнал от заезжей москвички, что несколько бурных ночей не прошли бесследно, и что родившийся ребёнок назван его именем. Успокаивал себя тем, что у ребёнка есть отец. Но ведь отец не биологический, закон крови нарушен, и виновный должен держать ответ!

Сиплый голос справа вдруг произнёс:
- Открывай глаза, притвора. И не дёргайся, отвязываю.

Я открыл глаза.
Оба деда возились возле длинного стола, что-то вытаскивая из мешков и раскладывая на другом столике, поменьше. Ёлки из хирургических перчаток не было. Мы находились в зале под остеклённым куполом; с одной стороны проникал лунный свет, с другой – звёзды; я даже узнал созвездие Геркулеса – две трапеции с общим основанием.
С узлами на моих руках и ногах возились две женщины. Вопреки моему ожиданию сиплый голос принадлежал девушке, по виду – цыганке; звонкий – пожилой даме, которая, отвязав узлы, сразу отошла в сторону; в её руках появилась коробка с силуэтом гор и надписью «Казбек», из которой она тут же достала папиросу и закурила, чиркнув спичкой. А я-то «курящей» прозвал молодую…
Пожилая, выпустив клуб дыма, произнесла:
 - Зови меня Лизанькой!
Молодая тоже представилась:
- Ну, а я – Изольда Петровна!
Я резко сел и чуть не свалился на пол. Оказалось, что я лежал на узкой тележке на колёсиках. Пришлось повернуться, чтобы сесть, свесив ноги.
К большому пальцу на ноге привязан номерок. Я хотел оторвать, но Лизанька, выпустив очередной клуб дыма, сказала:
- Не спеши, может пригодиться!
Ха, это если я стану покойником? Но почему-то страха уже не было. Наверное, начал действовать Зоин укол.

Изольда Петровна придержала меня за поясницу и громко произнесла, повернувшись в сторону дедов:
- Ребята, мне бы стаканчик, горло пересохло!
Ей ответил фальцет:
- Возьми у Константина из вены. Он ведь даме не откажет!


4.

Я засучил рукав. Страха не было, он меня отпустил, куда-то делся.
Тут я заметил, что вся четвёрка двигалась, скользя, как по льду. Подлетел белоголовый со словами:
- Девочки, так не пойдёт, он потерял страх!
Лизанька:
- Мы что, зря прилетели?
Фальцет тоже высказался:
- Действует укол. Придётся ждать, а времени совсем мало. Пусть подвигается.

Изольда, оказавшаяся позади, подтолкнула меня в спину, и я встал на ноги. Попытался бежать, ноги скользили, я несколько раз падал, но вскоре очутился у дверей. Их было много. Зал имел овальную форму, двери располагались по всем сторонам. Открыв ближайшую, я увидел прямой коридорчик, заканчивающийся выходной дверью. Наконец-то я вырвусь на свободу.
Но я влетел в тот же зал.
Теперь играла музыка. Приятная, звучащая со всех сторон, с еле уловимым ритмом. Музыка высших сфер…
Деды танцевали со своими «снегурочками», а я, пролетев очередной коридорчик, снова попадал в тот же зал.

Опять появился страх. После очередного выхода женщины вдруг подхватили меня под руки, Изольда сказала:
- Наконец-то!
Мы покатились к середине зала.
Теперь я впервые решил заговорить:
- Что вам надо? Кто вы? Что собираетесь делать?
Лизанька рассмеялась своим звонким смехом:
- Вспоминай! А я помогу!
Она достала флакон синего цвета, открыла и плеснула жидкость на розовый платочек. В воздухе поплыл запах фиалок. Это был запах Оксаны, единственной моей любви…

Теперь я хорошо держался на ногах и скользил вместе с этой четвёркой в каком-то странном танце.
Фальцет ответил на мои слова:
- Мы из созвездия Геркулеса. У нас задача – привезти лучший праздник землян, его символ и в благодарность выполнить самое сильное желание. Праздник у вас называется Рождеством. А у нас – звёздный бал, но праздника нет, праздник мы привезём от вас. Вы умеете праздновать, а мы только учимся!
Белобородый добавил:
- Символ нас удивил – ёлка из хирургических перчаток, украшенная шариками и нелепой мишурой над кучей ваты, имитирующей снег.…
Я перебил его:
- Ёлка из перчаток – не настоящая!

Теперь я танцевал с Изольдой. Фиалковый запах по-прежнему витал в атмосфере зала, и я то и дело вспоминал то время в палатке с Оксаной. Моя спутница просвещала меня, говоря вполголоса.

- Главное – желание! Множество желаний уносилось вверх. Это всё были пожелания приобрести какой-нибудь предмет, и они быстро слабели. Были желания улучшения здоровья себе, или кому-то… эти поднимались выше. Были сильные желания чьей-то смерти. Далеко в космос улетали пожелания любви. Но твоё желание оказалось сильнее всех остальных, и мы летели по его лучу. И вот мы здесь. И мы в растерянности. Если выполним, ты сильно изменишься…

Вся четвёрка непрерывно двигалась вокруг меня, вовлекала меня в этот странный танец, и со всех сторон доносился шепот:
- Вспоминай… вспоминай… вспоминай…

- Шестилетняя Верка и Костя нравились друг другу. Когда мальчик посильнее сорвал с Верки бантик, а Костя побоялся вступиться, она плюнула ему на рукав.
- Вспоминай… вспоминай…

- Он не хотел жениться на Вере, но боялся её братьев и женился со страху…
- Вспоминай… вспоминай…

- В походе он встретил Оксану и ярко вспыхнула настоящая любовь. Целую неделю они провели в одной палатке, любя друг друга. Ребята их группы всё поняли и забрали влюблённых только на обратном пути. Оксана была готова бросить мужа, и Костя обещал уйти от Веры, но не смог, побоялся её братьев.
Белобородый вставил своё слово:
- Братья жили своей жизнью, оба по второму браку. Им было не до Веры.
- Вспоминай… вспоминай…

Лизанька, раскуривая очередную папиросу, упрекала:
- Он всего боялся. Котик кусался не больно, при игре коготков не выпускал, Но Костя всё равно боялся.
- Вспоминай… вспоминай…

Изольда добавила:
- Он страшно боялся начальство, терял дар речи.
- Вспоминай… вспоминай…

Фальцет проговорил с издевкой:
- Он боялся женщин. Первый шаг делали и Вера, и Оксана.
- Вспоминай… вспоминай…

И я вспомнил!
Да, я знал, что я трус. Но больше всего я боялся, что и другие раскусят меня, догадаются о моей трусости, засмеют.
В то предновогоднее мгновение у меня вырвалось желание ИЗБАВИТЬСЯ ОТ СТРАХА!

Изольда захлопала в ладоши:
- Наконец-то!

Подкатил белобородый:
- У нас мало времени. Завтра ваш праздник Рождество, ночью откроется окно для нас. Мало времени. Ты пропьянствовал почти неделю. Пришлось что-то делать. Хотели выслушать твой внутренний голос, но появились чужие голоса. И они не помогли. Не понимаешь?
Подключился фальцет.
- Лоботомия и прочие зверские методы в прошлом. У нас другой инструмент. Мы можем избавить тебя от страха, даже не прикасаясь к тебе.
Я спросил:
- Значит, моё желание исполнится?
Лизанька выпустила папиросный дым:
- Хорош ваш «Казбек», жаль, не смогу прихватить с собой. Голубь мой, если мы заберём твой страх, ты потеряешь вкус, способность любить и ненавидеть, ценить прекрасное, возмущаться и радоваться!
Изольда добавила:
- Будешь, как растение!
Наконец, решающее слово сказал фальцет:
- Мы не хотим, выполняя желание, причинить зло.
Я спросил:
- Что же делать?
- Есть альтернатива. Ты должен сам побороть свой страх. Мы просим тебя отменить желание!
Наступило молчание. Слабо звучала грустная мелодия.

- Ладно, я отменяю. Что же мне делать?
- Спасибо! Сам решай! Сам! Сам!

Глядя в ночь сквозь окно скорого поезда, я приходил в себя. Под синими, красными, желтыми фонарями сверкала снежным настом Ночь Перед Рождеством. Мелькнуло воспоминание о странном сне и тут же угасло. Я придвинулся к окну. Ярче всех в небе сверкало Созвездие Геркулеса.
Мысли развернулись к Москве, где меня ждёт встреча с моей Оксаной-Ксенией-Ксюшкой, такой родной и желанной!

И с сыном, которого я ещё не видел. Какой он, мой Костик… Котя?
Ещё не Константин Константинович, но он им будет!