Еще одна ночь перед Рождеством

               
В сплошном снежном заряде, сквозь который еле пробивался лунный свет, Петр отчаянно хлестал кнутом лошадь. Несчастное животное с трудом тащило сани, еле вытаскивая копыта из бесконечного  снежного сугроба, сплошь покрывшим   дорогу из небольшого районного центра в Тульской области поселка Одоев в соседнюю деревеньку Дубки.
 
Даром,  что его друг бежал за санями, если можно было назвать бегом дававшееся ему с трудом поочередное вытаскивание ног из снежного месива, и  подталкивал их изо всех сил. Петр и сам побежал бы с ним рядом, но не мог. В сорок третьем в бою на Курской дуге потерял ногу, когда его пушку разворотило вражеским танковым снарядом, а весь ее расчет, кроме Петра, погиб на месте. Вот таким "счастливчиком" в свои двадцать шесть лет он оказался - без ноги, но ведь живой, и с тех пор на своих двоих бегал  уже только во снах.

Эх, надо было выехать пораньше, ведь в январе в наших северных широтах темнеет рано. Да кто ж знал, что разыграется  такой снежный буран!  Впрочем, вряд ли можно  искать объяснение той ситуации, в которую попал Петр, лишь  его непростительным  легкомыслием. Скорее, это был несчастный случай - один из тех, которыми иногда "одаривает" нас судьба, кого реже, кого щедрее. Почему же несчастный случай?
 
Прежде всего, потому что накануне выезда ничто не предвещало никаких особых выходок со стороны природы. Не было у Петра болей в отсутствующей конечности - современная медицина называет это фантомными болями, что в то время для многих бывших фронтовиков вполне заменяло собой прогнозы погоды. Чем, кстати, частенько бессовестно пользовались и его соседи, зная их почти стопроцентную точность. Зайдет, бывало, такой с утра и, глядя на протез Петра, затеет такой бесхитростный разговор: "Вот, зашел поздоровкаться. Ну, что, Василич, как здоровьице? Нога не болит? А то мне сегодня сено косить, не знаю, будет дождь или нет".  Впрочем, им это было простительно - радио в те времена мало у кого было.

Но а если и непогода - так что? Петр уже как два года проработал  в секретном отделе райкома партии  фельдъегерем, объездил со своей лошадью в районе каждый  закоулок, а потому знал его как свои пять пальцев. Ездил и летом, и зимой, нередко попадал и в снегопады. К тому же был отважным парнем – недаром на его груди красовались орден Солдатской Славы и медаль «За отвагу». Так что  для него промахать двадцать верст хоть зимой, хоть летом, было  привычным и, в сущности, пустяковым  делом.

Но поскольку описываемые события происходили в канун Рождества, с которым, как известно, связано много всяких мистических историй, то не исключено, что и в этот раз вмешалась еще какая-то сила, а какая именно – об этом лишь можно догадываться. Во всяком случае, предпосылок для этого имелось достаточно, и  связано это было с тем, что,  как говорится, Петр не верил ни в Бога, ни в черта.  Во всяком случае - не должен был верить, потому что у молодого коммуниста или комсомольца в то время  вера должна была быть только одна – вера в идеалы коммунизма, в устав партии и в партийный гимн «Интернационал». Ну, а как там все было на самом деле – он об  этом особо ни с кем и не делился. Но с определенностью можно сказать, что во второго персонажа приведенной выше поговорки Петр точно не верил, иначе не позволял бы себе иногда в сердцах  упоминать его имя без должного почтения  при особо досадных неприятностях. Не исключено, что пару раз он это сделал и во время борьбы со снежным бураном, что вполне могло усугубить ситуацию. Строго говоря, и у противоположной стороны к Петру могли быть претензии. Точнее, не к Петру лично, а к партии, представителем которой он являлся. Ведь, кто как ни партия боролся с верой, разрушал храмы, запретил после гражданской войны новогоднюю елку и отменил Рождество? И хоть елку потом разрешили, да и Рождество в усеченном виде вернули, но в главном мало что изменилось, и кто-то все равно за это должен был быть в ответе. Вот Петр и оказался крайним. Впрочем, возможно, мистическая версия проигрывает версии несчастного случая, поэтому пусть она останется лишь для тех, кто читал когда-то Гоголя.

Какая же нужда заставила Петра с товарищем оказаться в такой отчаянной ситуации, и мог ли он до поры до времени отложить свою поездку? Нет, не мог, потому что это было делом его чести – он ехал за невестой, с которой завтра утром - седьмого января одна тысяча девятьсот сорок шестого года - они должны были расписаться в районном загсе.

Сейчас, по прошествии многих лет, уже нельзя сказать точно, почему для регистрации брака ими была выбрана именно эта дата. Скорее всего, причина была весьма прозаичной - потому что понедельник, на который и выпало седьмое января,  мог вполне  оказаться  единственным предназначенным для этого днем в маленьком районном загсе. Вот почему встреча с невестой была назначена на предшествующий день - воскресенье,  единственный в те годы выходной день недели.
 
Постепенно, дорога из линии, соединяющей две точки на карте, превратилась сначала в направление, а потом перестала отвечать даже и этому нехитрому определению. Она стала просто местностью с непроходимыми сугробами. Порой друзей охватывало отчаяние, слишком велика была вероятность вообще никуда  не добраться, а примитивно замерзнуть в  чистом поле. Но выручила то ли интуиция лошади, которая почуяла  где-то рядом жилье, то ли просто Бог сжалился над молодым коммунистом и его товарищем, в чем, конечно, Петр на людях никогда не сознался бы, но через несколько часов их борьбы со стихией к их радости, наконец-то,  показались спасительные  деревенские огоньки.

Огоньки-то деревенские, да не той деревни, которая им была нужна. Что делать, друзья разыскали председательшу колхоза, которая популярно объяснила им, что ни в какие Дубки они сегодня не попадут, и предложила им переночевать до утра, а уже утром сделать все, что было запланировано на этот вечер. Так они и поступили.

А в это время в Дубках готовились проводы невесты. Зинаида – деревенская красавица, и тоже работала в связи, а, конкретно, на деревенской почте. Тут на нее и положил свой глаз бравый парень Петр, по долгу службы бывавший и в этих краях.

Зина тоже пострадала из-за войны. Пятнадцатилетней девчонкой ее поставили к штампу на военном заводе в Туле, а рука ее – раз, и попади в этот штамп. Так пальцы на левой руке и отрубило. В результате она вернулась в родную деревню, а чуть позже попала  на легкую работу – в отделение связи. Каково это оказаться калекой в такие годы –  знают не очень многие, но, не дай Бог, знать никому. Впрочем, Петр хорошо это знал, и душа его раскрылась навстречу  бесхитростной деревенской девушке, к тому же редкой красавице. Но проблема-то осталась, и чувство неуверенности в себе всегда немного присутствовало у Зины как тень былого несчастья. По-крайней мере, до той поры, пока не вышла замуж, а, ведь, согласитесь, ничто так не укрепляет  в женщине уверенность в себе, как выход замуж.

Когда в Зинаидиной деревне уже прошли все мыслимые сроки ожидания жениха, гости, участвующие в обряде проводов, с деревенской прямотой начали высказывать такие мысли - вот, дескать, обманул жених невесту. За ними, городскими, дескать, это водится. То ли дело наши деревенские парни – вот по кому надо было вздыхать. Тоже, конечно, не без греха - ну, выпивают, ну, дерутся иногда, и девок иногда обманывают,  но хоть свои. В общем, всю эту ночь невеста провела в слезах - ну, а что, сама виновата, что связалась с городским.

Наконец, наступило утро. И вновь судьба подготовила для Петра очередной "подарок" - как раз из тех, за которые к ней прилип словесный штамп "судьба–злодейка". Когда  они  с напарником  пошли  запрягать лошадь, увидели, что она лежит бездыханная. То ли отчаянная схватка со стихией ее загнала, то ли уже в стойле кто-то напоил ее холодной водой, этого они так и не поняли. Зато Петр хорошо понял, что ему теперь грозит. Конечно, его не расстреляют, все же это был уже не тридцать седьмой год. Но и еще и не пятьдесят седьмой, когда наметилась первая,  хоть и  небольшая, но оттепель - имеется в виду оттепель политическая. И, таким образом, за гибель лошади - государственного имущества, которое использовалось в личных интересах, он вполне мог оказаться  не за свадебным столом в качестве жениха, а в колымских лагерях в качестве зека лет, эдак, на десять.

Конечно, было до боли жаль спасшую их животину, но что ж тут поделаешь!

Как  говорится, чему быть, того не миновать, а за семь бед – один ответ. Петр уговорил  председательшу дать ему на время колхозную лошадь, погрузил на сани свое погибшее  животное, и в таком виде они явились за потерявшей уже было все надежды невестой. В районный центр они возвратились  вместе, хотя уже, конечно, не  совсем в свадебном настроении, а, скорее, совсем не в свадебном.

Поскольку Петр никогда не имел нареканий по службе, к тому же был в райкоме  своим парнем,  дело с лошадью удалось более или менее благополучно замять. Знакомый ветеринар выдал справку, что лошадь умерла от желудочных колик, которыми давно страдала.  Также пришлось немного разориться на самогонку, хотя и бывшую под запретом, но как же без самогонки?

В конечном счете, операция «женитьба» реализовалась.  Зинаида вышла замуж за Петра. Они прожили  вместе сорок пять лет, родили двух детей. Зинаида пережила Петра на пятнадцать лет. Они ушли, но память о них осталась, в том числе и о таком непростом их первом дне совместной жизни. И с тех пор в каждый первый православный праздник каждого нового года  вся их большая семья, увеличившаяся не только за счет детей и внуков, но уже и за счет семей самих внуков, вспоминает тот  далекий  предрождественский  день из  одна тысяча девятьсот сорок шестого года. К тому же сама история  сделала им подарок – день  свадьбы, о которой идет речь, совпал уже не с обычным по советским меркам религиозным праздником, а со ставшим большим всенародным праздником для всей страны - светлым праздником Рождества.