Я бухал с Зигги Леманном

Зигги поставил кончики пальцев на липкий стол, и брезгливо отдернул руки. На столе, после шумной вечеринки, были лужи алкоголя, грязная одноразовая посуда была помята и заляпана остатками еды, и все это покрывал пепел от сигарет. Вечеринка уже перевалила через свой зенит, пик веселья спадал, а градус выпитого уже давно для кого-то зашкалил. Именно в этот магически грустный момент нужно было решать: уйти с вечеринки с достоинством или пойти во все тяжкие.  В тесной квартире было и без того накурено, дымовая завеса опустилась на комнату плотной едкой пеленой, неприятно пощипывая глаза. Зигги заученным отработанным движением длинных цепких пальцев выудил сигарету из пачки, подкинул зажигалку, что перевернулась в воздухе, подкурил, и лениво устремив взгляд в потолок, затянулся, элегантно выпуская дым в пространство комнаты.
Он умел отключаться от реальности на какое-то время, вплоть до того, что мог отгородиться от всех звуков вокруг. Он спокойно оглядел квартиру, в которой находился, и окружающих. Странное чувство неопределённости охватило его. Это был тяжелый для него момент, всегда. Константа Зигги. Дилемма: остаться еще погулять, или пойти домой. Он состоялся как рок-звезда не в шестнадцать, и даже не в двадцать лет, а позже. Понимая, что его золотое время тусовок медленно утекает, он старался выжиматься на максимум, как в музыке, в работе, так и на вечеринках. Сегодня он устал, порядком немало выпил, и долго раздумывая, решил вызвать себе такси до дома. Сегодня он посчитал, что если ловить на вечеринке больше нечего, то она не достойна его присутствия. Где-то еще есть другая, и третья. И завтра, и послезавтра.
Пока он рылся в своем рюкзаке, на мокром столе он увидел картонные карточки, которые кто-то бросил сюда перед тем, как начать здесь веселиться. Карточки промокли от вылитого на них пива, но они отвлекли Зигги от мыслей о своей дилемме. Он перевернул мокрые картонки и понял, что это те самые карточки, что раздавал на улице какой-то худой парень, и говорил всем: «Иисус с вами, он молится за вас».  Зигги понял, что на каждой карточке – одна заповедь, вроде, не убий, не укради, последняя была – «не создавай себе кумира». Зигги усмехнулся, и отбросил карточки обратно на стол. Он никогда не фанател от кого-то настолько, чтобы потерять голову. Конечно, он развивался как музыкант, вдохновлялся музыкой рок-легенд, некоторым даже подражал, но чувство подобострастного фанатизма было ему чуждо.
Звуки вечеринки не стихали, в квартире громко играла тяжелая музыка, кто-то из пацанов, переодевшись в женские колготки в сетку и леопардовую шубу, вытанцовывал на липком столе, из соседней комнаты слышались звуки не то дикого секса, не то дикой охоты на мамонта, ну а бедняга поляк Якуб, который не умел пить, как всегда, валялся на диване в отключке, а пара других парней делали ему «макияж» фломастерами. Зигги это порядком надоело. Наскучило. Подобное он видел множество раз, но домой все-равно идти не хотелось. Он хотел выжать и эту тусовку досуха. Но что-то всегда его останавливало. Он редко вот так, засыпал непонятно, где, напившись или нанюхавшись, или чего похуже. Он почти никогда не буянил, и уж точно не танцевал в женских колготках. Он всегда был в режиме «вечеринка», но чаще как зритель. Зигги могло перепасть не раз и не два за этот вечер, но он терпеливо отверг пьяных девок. Те, кто вешались на него после концертов и афтерпати, благополучно напившись, находили себе кого-то другого для уединения, несмотря на то, каждая в этой злополучной квартире, хотела бы именно его, Зигги. В конце концов, ему надоело наблюдать за тем, что он видел тысячу раз, и он взял свою гитару, закинул чехол себе за спину и набрал номер пиццерии.
- Да, халлё, девушка, можно пожалуйста пиццу с баварскими колбасками, грибами, корнишонами и сыром через час, на адрес Фридрихс Штрассе номер 95б на имя Зигарда Леманна. Да, спасибо. Да, звонить на этот номер.
Затем Зигги стал набирать номер такси, но кто-то вдруг выхватил телефон у него из рук, и он увидел перед собой красноватую пьяную морду своего друга Гюнтера Шлосса, в народе - Гюни.
- Чего тебе, сука? Отдай телефон, - запротестовал Зигги. Но Гюнтер и слушать не хотел:
- А-а-а, так ты, говно такое, уходить намылился. Слышь, давай останься, тут короче сейчас чуваки подъедут. Так они наши, понял? Из Баден-Бадена. Недавно в Берлин приехали, ну и говорят, давайте затусим. Я и позвал их.
- Ну нет, я ухожу. Я их даже не знаю!
- Зато они знают тебя, - Гюнтер похлопал Зигги по плечу, - там пацан этот Ганси, так вообще твой фанат. Да он на гитаре начал играть только благодаря тебе. Видео твои на You-tube смотрел. Так что, заканчивай сборы, брат. Сядем, выпьем еще максимум по бутылочке пивка, и разбежимся. Ферштанден?
- Как скажешь, пидрила, - сдался Зигги, снова поставил гитару к стене, и лениво пошел к дивану. К его ногам, кажется, были привязаны гири, а руки от усталости тряслись.
Буквально через двадцать минут, в квартире раздался звонок, но он был заглушен ревом Фрэнки Пальмери из колонок. Гюни впустил гостей, двух пацанов, оба уже навеселе. Время перевалило за три часа утра. Зигги сидел на диване, вперив усталые бесцветные глаза в гостей, затем криво улыбнулся и пожал им руки. Старший из пришедших, по кличке Чубакка (настоящего имени никто не помнил), и правда был похож на Чубакку, а младший Ганси, ухватил за руку Зигги, как в последний раз! Перед ним был его кумир, ни больше, не меньше, и Ганси был рад оказаться не просто на его концерте, но еще и потусоваться с ним! Зигги смерил Ганси холодным отвлеченным взглядом, но глаза его стали весело косить, от того, что, кажется, он нашел «жертву». Себе на потеху. «Что ж, можно и побыть еще часок», подумал Зигги, и на миг ему стало противно от самого себя.
Но подумав немного, он решил, что это идеальный момент для его любимого вида вампиризма. Он любил питаться чужими эмоциями, ни с кем не делясь своими. Все-равно домой идти не особенно и хотелось. Зигги и не надеялся, что ему вдруг снова станет весело. По-настоящему весело ему не было уже давно. Но он всегда надеялся на продолжение банкета, надеялся на то, что уходить ему еще не пора. А наблюдать за тем, как позорятся другие, он втайне даже любил. Раньше это веселило его. Он посмотрел на своего фаната Ганси, которому на вид было не больше двадцати. Для кого-то взрослый, для кого-то совсем еще ребенок.
- Ганси, чувак, подай-ка мне, пожалуйста, пивка. «Вон стоит!» —сказал Зигги, и Ганси быстро и подобострастно вручил ему бутылку Becks.
- Зиг, концерт просто пушка! Я так угорел! Блин, ты просто лучший. Всех сделал! – начал восторженно Ганси, и потом, обращаясь к Чубакке: - Ну, скажи, они были лучшие?! Звук, чувак, просто космос. А, соляк-соляк на последнем треке, - и Ганси изобразил как Зигги играет соляк, - да это взрыв мозга!
Зигги улыбнулся краешком рта, стрельнул глазами, сквозь Ганси, словно и не видя его на самом деле, кивнул, и сухо сказал: - Спасибо. Выпьем за это!
И он поднял бутылку пива. Стекло бутылок празднично зазвенело, и все парни выпили в тишине. Тогда Гюни встретился взглядом с Зигги, и у них за секунду произошла телепатическая беседа, быстрая и понятная им обоим. За годы дружбы они понимали друг друга без слов. А на вечеринках так и подавно: когда оба были в нужном состоянии, их сознание становилось практически одним целым.
- Эй, - вдруг пободрее сказал Зигги, начиная свою «игру», - а что это мы так скромно? Пиво уже не катит! У нас тут есть шнапс!
- ЭЭЭЭЭЭЭ!!! – дружно подхватили все, и Гюни поплелся за рюмками и шнапсом, и Зигги тут же прорекламировал:
- Между прочим шнапс то настоящий, натюрлих Руссиш!
Гюни встал позади него, и сказал:
- Ага, если че, Зиг тут даже не живет, но натюрлих он знает, где тут Шнапс припрятан, хозяин то спит бухой где-то. Кстати, где он?
Все махнули рукой, ведь парни даже не знали, как зовут хозяина этой квартиры.
Чубакка и Ганси, прибывшие в столицу из Баден-Бадена, оценили такое развитие событий, и через секунду шнапс был разлит по рюмкам, и они зазвенели с тостом «за наших пацанов из Баден-Бадена, что нагнули метал-сцену Берлина»!
Безымянный Чубакка в футболке Star Wars и с красивой ухоженной рыжеватой бородой и такими же медно-рыжими волосами уже порядком забыл, что такое настоящие тусовки. Все его друзья-музыканты, ставшие известными, покинули родной город, а те, к кому никакая слава так и не пришла, женились, отрастили пивные животики, и были не способны даже нормально оторваться на Rock am Ring. Когда Чубакка был моложе, Зигги и Гюни, этих пьяных рок звезд, он знал только за глаза, через других людей, но знал, что вся эта жизнь, залитая алкоголем и прокуренная, называлась ими просто «рок-н-роллом». Название хоть и не имело ничего общего со стариной Элвисом, но рок звезда, она и есть рок звезда. Чубакка соскучился за рок-н-роллом в своей жизни, он медленно утекал из его дней, и ему было приятно оказаться в Берлине рядом с людьми из одной тусовки, с теми, кто мыслил и жил практические так же, как и он.
Трезвенник Ганси с горящими глазами, все еще красивой кожей, и розовощекий, хлопнул рюмку шнапса, и почувствовал, как все внутри у него загорелось. Глаза заблестели еще больше. Он захмелел, а ведь ему и пива, выпитого до этого, было предостаточно. Облизнув губы, он не сводил глаз с Зигги Леманна, что улыбался и вел светскую беседу с Гюни, Чубаккой и еще каким-то чуваком о сегодняшнем концерте, признавал, что кое-где лажал по пьяни, но все отрицали это и говорили, что на самом деле они были на высоте. Ганси наслаждался компанией и беседой, слушал Зигги, отмечая, что у того были мертвые, уставшие глаза, с отекшими нависшими веками от постоянных тусовок и бессонных ночей. Ганси был именно в том возрасте, когда и положено становиться рок-звездой. Но он хотел быть как Зигги. Прожжённым и опытным, спокойным и отстраненным. Для Ганси эти минуты были волшебными. У себя в Баден-Бадене, максимум, что он мог себе позволить, это репетировать со своей группой у папы в гараже, и то, только днем. Никаких вечеринок было не видать, а выступить можно было в местном клубе, который посещали от силы человек десять, со звукорежиссером, спящим прямо за пультом, с сигаретой в зубах и стаканом пива в руке. После репетиций и концертов Ганси запирался у себя в комнате, но не только для того, чтобы подрочить, а для того, чтобы посмотреть на You-tube видео-ролики с записями концертов, гитарными каверами известных блогеров, музыкантов, для того, чтобы посмотреть на то, как его старшие земляки становились известнее, где-то за пределами Баден-Бадена. С каждый новым видео, Ганси наблюдал, как сцена, где играли эти парни, менялась, становилась больше, ярче, а толпа под сценой росла и росла.
Парни выпили еще шнапса, потом еще и еще. Чубакка напомнил Ганси, что тому пора бы было остановиться, он чувствовал свою ответственность перед ним. Он был младше, он был неопытен, и он так хотел был заметен, быть с ними всеми наравне. Ганси был разгорячен! Он кричал о том, что такая возможность выпадает не каждый день, он пьет шнапс с Зигги, гуляет, как рок-звезда, море ему по колено, и полный рок-н-ролл!
Зигги уныло и понуро наблюдал за Ганси, видел, как пацан пьянеет, как его глаза становятся мокрее, и добрее, и в момент в нем произошла перемена, веселье снова сдулось, как шарик, а Ганси стал жалок. Зигги стало противно на это смотреть. Но Зигги умел останавливать только себя. Он никогда не переставал «играть», шоу должно продолжаться. Таким и был тот самый «рок-н-ролл», в нем не было правил и приличий. Скривившись, он налил еще шнапса, и толкнул рюмку Ганси, и она поехала на лужах алкоголя по столу, прямо к парню, который уже был готов на все. Пацан словил рюмку мокрой от алкоголя рукой, и взглянув на Зигги, поднес рюмку ко рту. В этот момент, Зигги почувствовал полную власть над ним. Он управлял Гансом, крутил им, как хотел, не жалея ни чести, ни достоинства своего фаната. Ради этого, Зигги и остался сегодня здесь, послушал Гюни и не стал вызывать такси. Он привык помешивать угли в этом очаге веселья. Даже если самому больше не было весело. Он привык к чувству стыда за других, но и бороться с этим чувством стыда он не брался. Лишь подыгрывал.
 Парни открыли вторую бутылку шнапса. Потом третью. Прошел еще час. Музыка не стихала, она стучала бласт-битами, ревела голосами вокалистов, визжала гитарными рифами, она превращалась в какофонию… Лица людей смешались в одно большое блевотно-бежевое пятно и плыли в какой-то неприятной розовой пляске, к горлу подкатывала тошнота, и лицо покалывало. Но все это чувствовал именно Ганси, по правде сказать – только Ганси. Рядом с ним парни, с колоссальным опытом в распитии алкогольных напитков и принятии веществ при случае, были лишь в середине пути к забытью, в то время как он был почти в конце. 
И тут Ганси взорвался. Из его рта гнилостно-желтым потоком начало извергаться все, что он ел за день. Парни подорвались с мест, и Чубакка, схватив того за шиворот, поволок парня в туалет. Вышел он оттуда уже один. Кривя лицо, он вымыл руки, и теперь вытирал их бумажными полотенцами.
Из комнаты, где сидели парни, были слышны звуки неудавшейся тусовки Ганси, которого извергало в туалете, в такт музыке, что играла, и утробным крикам вокалиста из динамика, чей голос не особо и отличался от звуков, издаваемых Ганси. Потом звуки прекратились. Наступила долгая пауза. Парни ломанулись в туалет.
Там, уронив голову на пол, прямо возле унитаза, валялся Ганси, который успел наблевать не только в отведенное место, но и на коврик. По его джинсам растекалось темное пятно. Парень обоссался под себя. Услышав восклицания Чубакки, тот на последнем издыхании, вскинул вверх кулак, и прохрипел:
- Зато я бухал с Зигги Леманном! – и отрубился.
Зигги, виновник «торжества», скривился и вышел из туалета. Поспешно забрав свой телефон, и снова взвалив на себя гитару, он нетвердым шагом, направился к двери на выход. Проходя мимо туалета, он бросил Чубакке:
- Приберись тут, ладно?
- Это ты о чем?
- О Ганси, конечно. Вы же вместе пришли. Вызывай ему такси, нечего ему тут делать.
С этими словами, Зигги, шуточно отдав честь одними пальцами, зашагал прочь из квартиры.
Чубакка горестно ударил кулаком о дверной косяк, и уронил тяжелую голову на руку, закрыв лицо длинными рыжими патлами. Покачав головой, он в сердцах сказал:
- С Зигги Леманном он бухал… Нашел с кем бухать!
Он пнул коврик под Ганси ногой, и сконфуженный, опозоренный, со стыдом за все, что тут было и за то, что тут будет, он сказал:
- Идите вы нахер со своим «рок-н-ролом», мы возвращаемся в Баден-Баден.