Голод

(серия автобиографических очерков о жизни и судьбах людей небольшого промышленного города постсоветской республики на рубеже 80-х–90-х годов)

Зеваки, шныряющие вдоль и поперек улиц, старики, играющие в нарды на лавках, женщины, вывешивающие белье на веревках, протянутыми между торчащими с балкона металлическими прутьями, их неугомонные дети во дворах, тонко улавливающие настроение родителей — все эти люди от мала до велика претерпевали метаморфозы. Мужские разговоры от критики производственного процесса на заводе плавно перетекали в более приземленное русло: что будет дальше со страной, куда бы податься на заработки. И неважно о чем был спор, в конце все сходились на мнении, что властную элиту надо расстрелять, а иных вешать на площади республики в назидание ворам более мелкого калибра. Женская болтовня за чашечкой кофе или чая заканчивалась примерно таким же единогласным приговором, но с акцентированными проклятиями.

Голод порождал злобу в людях, которые выросли, ощущая опеку вездесущего государства. Все воспитывались на кнуте и прянике партии. Теперь же пряник отменили, точнее, изъяли из рациона. Остался кнут. Граждане, не умеющие бороться за свои права против всемогущего кнута, начали вымещать злобу на таких же безмолвных и терпеливых трудяг, как они сами. Участились ругань между соседями по лестничной клетке, амикошонство в транспорте и магазинах, поиск засланных шпионов. В этой тлеющей вражде и контролируемом хаосе вольготно чувствовали себя только те, кто отродясь был движим злобой и корыстью. Зерна их таланта попали на благодатную почву.

Голод ощущался повсюду. В школах начали раздавать печенье из солдатских пайков вместо обеда. Судя по твердости и вкусу, печенье, вероятно, было найдено археологами в окаменевших солдатских пайках римских легионов. Отсутствующий взгляд учителей и фраза классрука, брошенная в пустоту — «сегодня нечем топить буржуйку», подсказывали нам, дурашливым сосункам, что завтра будет хуже. Перед родителями, а следовательно и перед их детьми вставал выбор между бесплатной улицей или бесперспективной профессией. В этой неравной борьбе с нокаутом в первом раунде победила улица.

Появился человек-обменник. Перед кинотеатром, на площади в простонародье называемом «ишак-мейданом» из неоткуда явились люди, покупающие и продающие валюту. У каждого из них было свое место на тротуаре. Если человек сидит на корточках, значит, закончилась валюта, либо перерыв, либо приступ тунеядства. Если же неспешно расхаживает по площади и с вопрошающим взглядом мямлит «куплю-продам рубли, доллары» — он на боевом дежурстве.
Человек-обменник в те времена — незаменимый помощник в быту. Очень удобно: продал квартиру, тут же обменял драмы на доллары, купил билет на самолет и свалил из страны.