Выжжено холодом

   Саша умела показывать других людей, подмечала тонкости. Не сказать, что это ей нравилось, скорее, это оказалось ее особенностью. Бывало, пообщается с человеком и чувствует, как через пару дней смотрит его глазами, улыбается его губами. Про жесты и говорить не чего. Выходило забавно, когда требовалось показать человека. Схоже с эпиграммой. Точно, колко, а главное коротко. Иногда люди всплывали сами, спустя года. Саша понимала, что это предвестник важного события. Чувствовала, что люди специально стучаться в ее жизнь. Не подумайте, что Саша гадала на картах или исправляла карму. Боже упаси. В этом плане она была атеисткой.
   Субботним вечером Саша вышла на кухню, чтобы налить себе воды. Кружка, кран, вода. Глоток за глотком и Саша понимает, что кожа дышит иначе. Кухня в привычно бежевых тонах превращается в белую. Саша моргала, пытаясь убрать пелену с глаз. Медленный поворот. Сердце бьётся иначе, дыхание становится медленным, как будто боится, что ее найдут. Странные ощущения. Саша оказалась на чужой белоснежной кухне с резными фасадами, где штора-вуаль складками ниспадала на белый пол.
В голове крутится имя «Дарья». Саша села на мягкий белый стул и вытянула ноги, ощутила, что мысли в голове чужие. Она уже почти не осознает себя.
   «Черт, как мне тошно от этих стен. Я так устала. Сука! Надоело все», - и бросала кружку с водой об пол. Вода брызнула на стены, кружка разлетелась на мелкие осколки. Саша смотрела глазами Дарьи, дышала ее кожей. Такого раньше не случалось.
   Саша терпеть не могла эту заносчивую, вечно ноющую особу. Дарья была лет тридцати пяти. Миниатюрная женщина с короткими стриженными волосами цвета сиамского кота. Глаза, как две маслины были похожи на черные дыры, которые поглощают еще в зародыше все хорошее. Тонкие губы всегда кривились и даже в спокойном состоянии выражали презрение. С этих губ давно не слетало ничего хорошего. Дарья была интересной женщиной ровно до тех пор, пока не открывала рот. Люди, обстоятельства, страна, в которой она родилась и жила, все было не того качества. Все имело привкус гнильцы и мешало ей жить. Дарья любила смеяться над своими нелепыми шутками. В такие моменты глаза превращались в щелки, а лицо становилось крысиным, и она начинала толи кашлять, толи каркать. Все культурно смеялись, но не над шутками, а над тем, как Дарья выглядит. Саша же предпочитала не вступать в полемики и чаще молчала в разговорах с Дарьей. Стоило Саше вступить в разговор, как ее мнение гасилось и оставалось ощущение никчемности и бестолковости. После таких встреч Саша задумывалась о своих умственных способностях, точно бы теряла энергию.
   Она продолжала сидеть на этой ослепительно белой кухне. Смотрела, как педантично разложила хозяйка на свои места каждую вещицу. Предметы интерьера имели свою смысловую нагрузку, но при этом не имели энергетики любви и тепла.
«Прагматизм или что-то иное?» - подумала Саша. Поднялась со стула и инстинктивно, словно повинуясь порядку, который здесь царил, поправила стул. Ножка стула с хрустом раздавила мелкий осколок кружки.
   Коридор оказался маленьким и таким же безжизненным, точно в двери никто и никогда не входил. Три двери в одном углу. Входная, гардеробная и та, что вела в личную комнату хозяйки.
   В комнате оказалось все так же стерильно, как и в других помещениях. Большой кожаный диван, похож на белый надутый символ шин. «Мишлен» кажется. Изысканная люстра в центре комнаты кровоточила слезами. С этой люстры свисали тряпичные красные сердца на алых атласных лентах. «Неожиданно» - удивилась Саша. На противоположной стене располагались два кресла на резных ножках. Как они оказались в этой стерильности не ясно. Они были разных цветов синий и красный. Что натолкнуло Дарью на приобретение стульев и сердец было загадкой для Саши. Решив присесть на белоснежный диван, Саша почувствовала, что диван имеет прикосновения чего-то холодного и не понятного. Словно кто-то выжигал его своими морозными прикосновениями, как узоры на окне зимой. Провела по гладкому дивану рукой и только после того, как убедилась, что это ее воображение разыгралось, села на мягкий край. Картинка начала складываться. Саша поняла, что чувство недоброжелательности к этой заносчивой особе у нее исчезло. Пришло другое чувство. Чувство сострадания.
   «Зачем она выжгла свое сердце?» - мысли хороводом понеслись, - «Это все напускное». Саша дышала прерывисто, желая уловить непонятное в воздухе. Оглядывала комнату, хмурилась, силилась помочь. Ей хотелось подбежать к Дарье и крикнуть: «Очнись! Ты все это натворила сама! Прекрати пока не поздно!». Она отчетливо ощущала в сердце забившийся и дрожащий кусочек нежности. Он, как последний уголек от костра еще не потух. Стоит лишь ему помочь и огонь сердца вернется. На этот уголек указывали эти два кресла. Синий явно мужской. Это были чувства уверенности и спокойствия, которые никак не могли войти в жизнь Дарьи. На кресле по-хозяйски расположилась мягкая плюшевая кошка. Она лениво один раз открыла глаза, потянулась, воткнув свои когти в синюю обивку кресла, давая понять, что место занято. Красное кресло было креслом хозяйки. Накал страстей и эмоций тонул в белом цвете холодного интерьера, в жизни выплескиваясь недовольством. Сердечки чуть покачивались, словно перешептываясь: «Она съест твое сердце. Беги».
   У Саши по щекам покатились холодные слезы: «Как же ей сложно жить с собой», - мучительной мыслью пробежало в голове Саши. Дрожь по телу расходилась кругами. Благодаря вспышке теплых воспоминаний жизни, Саша покинула это искусственно-стерильное место. Очнулась на своей кухне, держась за стену. На полу валялась кружка и остатки недопитой воды растеклись по полу. Удивительно, но кружка была целой. Сердце билось так быстро, точно бы Саша бежала из той квартиры.
   «Как же легко стало на душе», - подумала Саша, и села на салатовый стул, вытянув ноги, - «Я дома». Оставалось дождаться важного события...