Начало начал 4 - 6

Предыдущая:http://www.proza.ru/2019/01/07/287

Юрий Прохорович ГОЛЫШЕВ


                4. СЕМИРЕЧЬЕ.


     Джетысу (семь рек) – так звучит на казахском языке Семиречье. Семиреченская область к началу XX века состояла из шести уездов: Верненского, Джаркентского, Лепсинского, Капальского, Пишпекского и Пржевальского. Территориально в неё входили юго-восточная часть Казахстана (современные Алма-Атинская, Талды-Курганская и часть Джамбульской области), большая часть Киргизии. Джетысуйская область занимала регион между  озером Балхаш на севере, озёрами Сасык-Коль и Ала-Коль на северо-востоке, хребтом Джунгарского Алатау на юго-востоке и хребтами северного Тянь-Шаня на юге. Название области произошло от семи главных рек: Чу, Или, Каратал, Аксу, Коксу, Лепса, Тентек. После Великой Отечественной войны в Алма-Ате на проспекте Абая сооружён памятник Семиречью. В 1981 году мой двухметроворостый племянник Юрий Евгеньевич Миловидов после регистрации своего первого брака сфотографировался с женой у этого исторического монумента.

     Площадь области тогда составляла свыше 350 тысяч квадратных километров. На её территории могли бы вместе свободно разместиться Белоруссия, Молдавия, Литва и Латвия.

     Через Семиречье почти два тысячелетия пролегал Великий Шёлковый путь. Европа через северное Причерноморье, север Каспия, Приаралье, правый берег Сыр-Дарьи, Чуйскую долину, районы южнее Балхаша, озеро Ала-Коль, Джунгарские ворота (Джаркент), китайскую Кульджу и до Пекина направляла гружённые предметами торговли охраняемые караваны за товарами Юго-Восточной Азии. Долог был путь туда и дорог привоз. Эпоха караванов по этому длинному сухопутному пути закончилась в 1499 году – сменилась эпохой каравелл с открытием Васко да Гамой морского пути в Индию. Города былого Великого Шёлкового пути засыпает песок забвения.

     Но вот в начале XX века у россиян пробуждается интерес к этому древнему людскому пути.  Капитализм в России в первые годы нового столетия, расширявший свои позиции повсеместно, проник и в Семиречье. Его тянуло сюда не только великолепие здешних мест, большие площади плодородных почв, возможности для развития животноводства, но и то, что здесь уже добывали железо, медь, уголь, серебро, свинец, кадмий, мрамор и другие полезные ископаемые.

     В долинные районы и предгорья устремился поток гонимых нуждой русских и украинских переселенцев. Переселенческое движение достигло наибольших размеров в 1905-1913 годах. Всё это привело к существенным изменениям в экономике этого края. На дремлющей земле кочевников стали появляться заводы и фабрики. Если к началу века преимущественно винокуренных, кожевенных и табачных было 8, то учебных заведений к тому времени уже насчитывалось 123 с количеством учащихся свыше 8000 человек.

     Конечно же, прежде всего начинали расти уездные центры. Они, как правило, располагались на предгорных шлейфах, которые рассекали многочисленные горные речушки. Застройка уездных городов шла по типовым проектам: улицы прокладывались строго с юга на север, и с востока на запад, с обязательной прокладкой оросительных каналов (арыков) и посадкой деревьев. Из деревьев преобладали тополя, узколиственные вязы (карагачи), берёзы, дубы, сосны и ели. Возводились парки и скверы. Активно строились церкви, мусульманские культовые учреждения.

     Самой величественной церковью был и теперь возвращён священнослужителям Кафедральный собор в центре г. Верный (Алма-Аты). Всё первое и второе поколения Григория Аристарховича Голышева побывали в этом великолепном образце деревянного зодчества (второй по высоте в мире). Третье поколение любовалось внутренним интерьером церкви в тот период, когда собор был использован в качестве краеведческого музея. На фото остался запечатлённым момент прощания с этим церковным храмом моего племянника Юрия Евгеньевича Миловидова и его сына Александра перед тем, как покинуть обетованную родину – Семиречье. С августа 1999 года они – жители США штата Орегон города Бивертон (в 15 км от столицы штата города Портленда).

    
     Население области к началу века было более миллиона человек. Порядка 80 процентов его составляли коренные жители этих мест – казахи и киргизы. Областным городом был Верный (ныне Алматы, кстати, ровесник Хабаровску) с населением 23 тысячи человек. В уездных центрах насчитывалось: в Джаркенте (Панфилов) – 16 тысяч, в Пржевальске (Каракол) – 8 тысяч, в Пишкеке (Фрунзе, Бишкек) – 7 тысяч, в Лепсинске – 3,5 тысячи, в Капале – 3 тысячи. Для сравнения: в Санкт-Петербурге тогда проживало 1,5 млн. человек, в Москве – 1,3 млн. человек, в Одессе – 400 тыс. человек, в Киеве – 270 тыс. человек, в Кишинёве – 112 тыс. человек, в Хабаровске – 5 тыс. человек, а в Ташкенте – 156 тыс. человек.

     К концу века в Алма-Ате и Одессе население перевалило за миллион; в Бишкеке, Кишинёве и Хабаровске – за 600 тыс. человек; в Москве – за 8,5 млн. человек; Санкт-Петербурге – за 5 млн. человек; в Киеве – за 2,5 млн. человек; Ташкенте – за 2 млн. человек.

     Мало вырос за век бывший уездный город Семиречья Пржевальск (до 100 тысяч). И в стороне от развития остались бывшие уездные центры: Капал, Лепсинск, Панфилов.
 
     В Джетысуйском крае в станицах и выселках большими земельными угодиями владело Семиреченское казачество. Оно тогда, в мирное время формировало четырёхсотенный полк. А в военное время обязано было выставить три конных полка и двенадцать отдельных сотен. Семиреченское казачье войско отвечало за оборону восточных границ Туркестана, несение сторожевой и охранной служб области, выполняло ряд полицейских функций.  Подчинялось оно Туркестанскому генерал-губернатору Ташкента. Военный наказной губернатор-атаман командовал войсками Семиречья и из Верного вершил судьбами всей области.

     Революционность пролетариата центральной России начала XX века своими волнами докатилась и до окраинного Семиречья. В 1905 году в Верном впервые прошли политические забастовки, митинги и демонстрации.  Активные выступления вернинцев против засилия царских чиновников позже (в 1916 году) слились с национально-освободительным движением под руководством Амангельды Иманова (в последующем активного борца за Советскую власть в Туркестане).

     В начале марта 1918 года вооружённые трудящиеся города Верного низложили белоказачью диктатуру и вместе с солдатами и частью казачества Верненского гарнизона установили Советскую власть. 1 мая 1918 года в Ташкенте образована Туркестанская Советская республика, в которую вошло и Семиречье.
 
     Летом 1918 года мирная жизнь во всём Туркестане была прервана начавшейся гражданской войной. Во второй половине 1918 года Туркестанская республика оказалась в окружении. 27 декабря 1918 года Туркестан объявлен «военным лагерем». Революционные войска, поначалу представлявшие собой местные, порой, импровизированные боевые формирования, вынуждены были отражать наступление Уральского и Оренбургского белоказачества, позже объединённых в армию генерала А.И. Дутова. Эта армия входила в состав войск адмирала А.В. Колчака. Дутова активно поддерживал восставший белочешский корпус, оседлавший основную магистраль России, ведущую на Дальний Восток.

     Первый удар по дутовским казакам с севера нанесли красные полки В.К. Блюхера и отряда Амангельды Иманова. А в сентябре 1919 года войска ранее образованного Туркестанского фронта под командованием М.В. Фрунзе окончательно разгромили дутовские отряды. Остатки их бежали сначала в Семиречье, а затем в марте 1920 года – в Китай. Там 7 марта 1912 года в Суйдуне генерал-лейтенант Дутов был убит.

     Летом 1918 года на Семиречье со стороны Семипалатинска, 11 июня 1918  года захваченного противниками революционных сил, начало выдвигаться Сибирское казачество. Позже его возглавил сам атаман Б.В. Анненков, прославившийся исключительной жестокостью в подавлении революционных выступлений. Особенно он отличился при разгроме окружённых отрядов Семиречья в Черкасском районе обороны. Жуткие картины расправы отрезвляюще подействовали на линейные части, находившиеся в его подчинении. Тягостные приказы Анненкова подвигли к переходу на сторону революционных отрядов ряд подразделений. А под Копалом на сторону Семиреченских сил перешёл артполк, в котором служил муж сестры отца Веры Николаевны Голышевой – Михаил Никитич Родин.

     Для того, чтобы остановить продвижение анненковских частей, общей численностью свыше 7 тысяч человек, а затем победить умелых казаков Анненкова, которых поддерживали многие казаки 34-х Семиреченских станиц, необходима была организованная военная сила. Для этих целей 28 июня 1918 года образуется Семиреченский фронт, поначалу численностью в 5 тысяч человек. В него вошли 1-й, 2-й пехотные, 5-й, 6-й, 7-й кавалерийские Верненские полки, 1-й и 4-й Пишпекские полки и другие части.


     Центральное московское руководство молодой Республики Советов 11 ноября 1918 года оказывает Семиреченскому фронту помощь: экспедицией А.Т. Джангельдина на железнодорожную станцию Челкар доставлена большая партия оружия и боеприпасов. На ходу в боевых условиях местные революционные формирования преобразовывались в воинские части, соединения, боевым ядром которых становилось вернувшееся с германского фронта демобилизованное обстрелянное воинство. Одним из таких был и мой отец Прохор Николаевич Голышев.

    
     Ещё в апреле 1918 года он был мобилизован и зачислен в 1-й Семиреченский рабоче-крестьянский социалистический полк. Военные действия хотя и развернулись на большой территории, но развивались они лишь на отдельных разобщённых направлениях и носили в основном очаговый характер. С января 1919 года боевые действия революционных сил стали координироваться из единого центра Туркестана – Ташкента. В это время Москва вновь оказывает помощь Туркестану: сюда направляются хлеб, ткани, медикаменты, вооружение и все другое самое необходимое для жизнедеятельности и борьбы.
 
     Не все действия администрации Туркестана поддерживались некоторыми революционными частями, уездными воинскими формированиями. Ряд руководителей эсеровского толка и зажиточное казачество организовывали митинги, мятежи. Так, 19 января 1919 года в Ташкенте вспыхнул мятеж во главе с военкомом. 21 января мятеж был подавлен. 12 июня 1920 года батальон Верненского полка отказался выполнить приказ командующего войсками Туркестанского фронта М.В. Фрунзе на выдвижение к Фергане на борьбу с басмачами. Мятежники заняли Верненскую крепость. Через семь дней их принудили к капитуляции. В этом усмирении принимал участие уполномоченный РВС Туркфронта Д.А. Фурманов.

     В марте 1920 года Семиреченский фронт начал теснить части генерала Анненкова к китайской границе. Гнали анненковцев через те места, где в начале века прадед Григорий Аристархович Голышев промышлял коммерческой деятельностью, а его средний сын Иван нёс полицейскую службу на китайской границе. И вот спустя 15 лет в преследовании атамановых прислужников до Джаркента и Коргаса принимали участие пехотинец Прохор Голышев и артиллерист Михаил Родин. Атаман Анненков в 1927 году по приговору военного трибунала был расстрелян.

     Интересен и тот факт, что ещё через 25 лет, в апреле и мае 1945 года к Берлину гнали фашистов семиреченцы теперь уже артиллерист капитан Прохор Голышев и сын Михаила Родина пехотинец старший лейтенант Герман Родин.

     Отец воевал в 492 оиптап 3-й ударной армии Кузнецова, а двоюродный брат Герман – в составе 5-й ударной армии Н.Э. Берзарина. Обе эти армии сражались рядом в первом эшелоне 1-го Белорусского фронта маршала Г.К. Жукова – одногодка отца. После Великой Отечественно войны по местам Семиречья, где в гражданскую воевали родичи, с теодолитом и кипрегелем прошёл Герман Михайлович Родин, готовя геодезическую базу для будущего ракетного щита СССР.

    
     Вскоре после изгнания анненковцев ликвидируется Семиреченский фронт. Из оставшихся частей формируется 3-я туркестанская стрелковая дивизия и кавалерийская бригада.

     Революционные события Семиречья тесно связаны с такими людьми, как М. Фрунзе, Д. Фурманов, П. Виноградов, Л. Емелев, А. Джангельдин, Т. Бокин, А. Иманов, У. Джандосов, Г. Муратбаев и др. Семиречье хорошо знали и всемерно помогали его становлению и развитию М. Калинин, С. Киров, В. Куйбышев. В Алма-Ату в 1928 году был сослан Л. Троцкий.

     Созданное царским правительством России административное деление Семиречья в советское время претерпело значительные изменения. Здесь родились и расширились в более масштабные союзные республики Казахстан и Киргизия.

     Во время Великой Отечественной войны в Семиречье формировались многие соединения и части, в том числе знаменитая Панфиловская дивизия. Семиреченцы сражались с гитлеровскими захватчиками под Москвой и Ленинградом, под Сталинградом и на Украине, на многих других фронтах, в партизанских отрядах и под Берлином, пресекали агрессивные действия японских милитаристов в Маньчжурии.

     Какое-то время после Великой Отечественной войны дух Семиречья поддерживался в Алма-Ате Среднеазиатским военным округом. Но он долго не просуществовал – его упразднили. А в 90-е годы после распада Советского Союза появились самостоятельные государства – Казахстан и Киргизия. С 1998 года, когда по настоянию Нурсултана Абишевича Назарбаева – президента Казахстана столицей Казахстана стала Акмола («Белая могила»), позже переименованная в Астану, Семиречье утрачивает своё былое самостоятельное значение.

     Семиреченское казачество, возродившееся после Великой Отечественной войны, стало притесняться. Семиречье исчезает, как исчезла параллельно существовавшая «Маньчжурская жемчужина» - тоже уникальный феномен российского присутствия – Харбин и КВЖД. Именно русские люди задумали в 1898 году и осуществили грандиозный проект строительства железной дороги, протянувшейся через весь китайский Северо-Восток от Забайкалья до Порт-Артура. Именно российские архитекторы и инженеры проектировали и строили Харбин.

     Подобное было и в Семиречье. Ясно одно, что российское становление Семиречья послужило первотолчком в развитии Казахстана и Киргизии. «Я с гордостью отмечаю поистине космический взлёт моего Казахстана, - писал Абиджан Нусрепов – писатель, лауреат госпремии СССР, - где за короткий исторический отрезок времени древняя земля кочевников превратилась в край цветущий, с развитой промышленностью, сельским хозяйством, наукой и культурой».

     Хотя многонациональные труженики этих самостоятельных государств продолжают создавать значительные материальные и духовные ценности в этом благодатном крае, но особых успехов в движении к процветанию пока не достигли. Видимо, это быстрее произошло бы в более тесном содружестве с Россией и другими странами СНГ.

     Брак Айдара Акаева (сына президента Киргизии) и младшей дочери Назарбаева Алии в некотором смысле – династический союз. Назарбаев давно лелеет мечту о вхождении Киргизии в Казахстан. Ему не даёт покоя рождающийся союз Белоруссии с Россией. Между прочим, Назарбаев с Акаевым – дальние родственники. В своё время женщина из племени Назарбаева была выдана замуж за деда Акаева. А вдруг в объединительном стремлении возрастёт не только интерес к возрождению Семиречья, но и возродится его была значимость?



                5. ПРАДЕД И ЕГО СЕМЬЯ.



     Итак, Григорий Аристархович Голышев к началу XX века пустил основательные корни в Семиречье. Основным местогнездованием его семьи была станица Талгар. По профессии он был плотник, столяр и бондарь. Долгое время работал в Верном на винокуренном заводе Пугасова. Однако большую семью прокормить только освоенным ремеслом было сложно. И он решил податься в Джаркент, ближе к китайской границе и потрудиться на торгово-коммерческой ниве, видимо, не всегда законными методами. На той почве у него произошёл долговременный конфликт со средним сыном Иваном, служившим полицейским надсмотрщиком на границе.

     Но это обстоятельство не помешало Аристарховичу сколотить приличную сумму денег и уйти в сторону от настырного попечительства поднаторевшего на царской службе сына. Понятно, большие деньги иметь в провинциальном Джаркенте, расположенном на бойком торговом пути, тогда было небезопасно. И прадед решил приобретённые средства пустить в дело, построить добротный дом и мельницу в центре в центре привлекательной станицы Талгар, где уже давно обосновался его старший сын Николай (мой дед).

     Этот дом украсил центральную базарную площадь станицы, как и дома ранее разбогатевших Борисова, Козьмина, Жуковского, Ирискина и других.

     Вот в этом доме, где он жил с младшим сыном Егором, и застала его непонятная ему революция. В Талгаре – то одна власть, то другая. Закончилась гражданская война. Прадед вернулся к своему ремеслу мельника и плотника. Мальчишкой я видел, как виртуозно он, уже немолодой, владел всем набором плотницкого инструмента. Нам с Лёлькой (сыном Егора) доставляло большое удовольствие подбирать закрученные стружки из-под фуганка Аристарховича. Он своему плотницкому мастерству обучил сына Егора. Это дело для Егора стало основным жизненным занятием.

     Мельница, которую выстроил Аристархович на отводном канале реки Талгарки, была тоже в центре станицы Талгар, рядом с главной церковью. Кстати, становление будущего священника – его старшего сына Николая (моего деда) произошло именно в этой церкви станицы.

     Моя детская память сохранила однажды увиденную нарядно-праздничную процессию зимнего крестного хода из этой церкви к каналу – речушке для освящения воды. Но больше всего запомнился случай моего летнего падения в водную быстрину деревянного короба, подводящего воду к колёсам прадедовской мельницы.

     Как-то мой отец Прохор Николаевич, будучи продавцом в магазине на центральной площади Талгара, поручил своему пятнадцатилетнему брату Вениамину проводить меня, пятилетнего, к дому. Мои капризы, видимо, Вениамину надоели до чёртиков и он, рассерженный, шёл впереди, а я плёлся за ним. При прохождении по переброшенной через канал доске я, глядя на быстрый поток воды, потерял равновесие и рухнул в воду. На моё счастье ниже по течению наша соседка полоскала бельё и, увидев меня в быстрине водного потока, схватила за рубашку и вытащила из воды, избавив меня от неминуемой беды. Вот с тех пор мне кажется, что я родился в рубашке – коль не угодил под колёса прадедовской мельницы.

     Настал период новой экономической политики.  Оживился люд Семиречья. Закипела благополучная жизнь в Талгаре. Даже большое семейство моего деда Николая (священнослужителя) засеяло большое поле и убрало солидный урожай. Завершением станичной сельскохозяйственной страды были выезды на природу – на весёлые пикники. Приободрился в своей деятельности и Григорий Аристархович. Но вскоре Советская власть стала снова притеснять разбогатевших. А потом и просто стала отбирать добротные дома и мельницы. Тогда их именовали кулаками.

     Средний сын Иван рекомендовал отцу Григорию Аристарховичу добровольно отдать свою мельницу новым властям. Но последний не послушал совета сына.  Произошла очередная размолвка между Иваном и его отцом. Всё равно потом пришлось оставить нажитую недвижимость Борисовы, Голышевым, Козьминым, Жуковским, Ирискиным и другим. От раскулачивания и выселения в Сибирь зажиточный люд бросился в бега в разные стороны.

     Григорий Аристархович, помирившись со средним сыном Иваном, перебрался к нему в Кугалы. Затем все переезжают в посёлок Или. К этому времени прадед уже был одиноким. Но такая жизненная позиция, конечно же, не устраивала его.  Аристархович присмотрел себе 60-летнюю невесту. Ему уже тогда было далеко за 80. Отчаянно начистил свои ботинки, тщательно отутюжил костюм и направился к своей четвёртой избраннице на окончательный сговор. Но сватовству не суждено было состояться – невеста накануне… умерла. Для него это была большая утрата.

     Несмотря на свой возраст, Аристархович на новом месте в Или быстро завоёвывает симпатии соседей своей непоседливостью и неугомонной деловитостью. В Или объявился признанный лучшим гробовых дел мастер. Это ему принесло удивительную известность, особенно в голодное время.

     В 1933 году, когда Григорию Аристарховичу исполнилось 94 года, он смастерил себе гроб. Его 14-летний внук Николай (сын Ивана), когда увидел своего живого деда в гробу, остолбенел – оказывается, его дед примерял своё изделие.
 
     Через некоторое время однажды он особенно тщательно помылся в бане. Затем обошёл всех близких и знакомых – простился с ними. После чего ночью вспомнил, что он не насадил новое топорище на свой мастеровой топор, поднялся, вышел во двор для того, чтобы завершить последнее дело своей почти вековой жизни. Но силы оставили его, и он смиренно отошёл в мир иной.

     Хоронили его сноха Александра Ионовна (жена Ивана), внуки Мария, Татьяна, Николай, да около двух десятков знакомых и соседей.  Его сына Ивана в это печальное время дома не было – он сидел в тюрьме. К сожалению, остальные родственники, разбежавшись из Талгара по разным весям, из-за плохой связи в то непростое время не смогли узнать об уходе из жизни патриарха Семиреченской ветви Голышевых. Похоронен он был в той части кладбища г. Или, которое впоследствии ушло под воду Капчагайского водохранилища.

     Спустя 35 лет, в очередной отпуск, который я проводил в городе моей юности Алма-Ате, добрые соседи пригласили меня на соблазнительную поездку на Капчагай. Отдых в летнюю жару на водохранилище вблизи г. Или был удивительным. Но я тогда не знал, что та же ласковая вода, радовавшая моё тело, в другом месте скрыла в своей пучине тело Григория Аристарховича Голышева – моего прадеда. Узнал об этом позже – в октябре 1982 года, когда Николай Иванович Голышев (мой двоюродный дядя), с которым мы не виделись более 45 лет и встретились в Алма-Ате, буквально утащил меня к себе – в свою большую усадьбу в Уштобе.

     Тогда, проезжая на автобусе через г. Или и плотину Капчагайского водохранилища, Николай Иванович сказал мне: «Посмотри налево – Капчагайская ГЭС, направо – полноводное водохранилище на реке Или, затопленное кладбище, где похоронен наш Аристархович».

     Далее Николай рассказал мне и о его встречах с родоначальником Семиреченских Голышевых. После службы на китайской границе его отец Иван Григорьевич (средний сын Аристарховича) был переведён в город Верный, где и поселился с семьёй в центре губернской столицы, на улице Исык-Кульской. К двадцатым годам в его семье уже было семеро детей: Анатолий (1904 года рождения), Анна (1906), Мария (1908), Вениамин (1910), Татьяна (1913), Николай (1918), Палладий (1920). Весной 1928 года на этой Алма-Атинской квартире Ивана Григорьевича после долгой размолвки неожиданно появился Григорий Аристархович.

     Вошёл крупный старик, с хорошей шевелюрой волнистых волос, подошёл к отцу Николая пожал ему руку, похлопал по его плечу и произнёс: «Значит, уезжаешь? Егор мне сказал, что ты подаёшься в какой-то район. Пришёл уточнить – на время или совсем?». Отец ответил: «Не знаю. Может и совсем. Обстоятельства покажут». Продолжил разговор Григорий Аристархович: «Ты в случае чего напиши. Хватит сердиться. Кто старое помянет…».

     Отец ответил: «Ладно. Познакомься с ребятишками. Ведь ты их ещё не видел. Это Николай (указал на него) – предпоследний. Последний вон с ребятишками бегает. Зовут Палладием».

     «Значит, Николаша!» - сказал дед и, легко подхватив его на руки, поцеловал в лоб.

     Далее отец Николая познакомил Аристарховича с Анной, Марией, Вениамином, Татьяной. Анатолия – старшего сына – не было: он незадолго до этой встречи был призван в армию. Вот этот Анатолий – двоюродный брат моего отца Прохора Николаевича, в январско-февральскую стужу, пятью годами раньше в 1923 году на санях, запряжённых парой рысаков, встретил молодое семейство  моего отца в Рыбачьем (на западной оконечности озера Иссык-Куль) и привёз в Алма-Ату в эту квартиру своего отца Ивана Григорьевича на улице Иссык-Кульской. Моя мать Прасковья Ивановна позже мне поведала, что мне тогда было около месяца. Вскоре мы втроём уехали на родину отца в станицу Талгар, где проживали остальные семьи Григория Аристарховича.

     Понятно, что тот красивый дом в Талгаре и мельницу у Григория Аристарховича реквизировала местная советская власть. Он и его младший сын Егор с семьёй вынуждены были поначалу поселиться на первом этаже дома Ирискиных тоже в центре Талгара. Затем обстановка подсказала, что назойливая станичная советская власть «богатеев» не оставит в покое и на новом месте жительства и посему было решено удрать от греха подальше – раствориться в многолюдной Алма-Ате в двухкомнатной глинобитной избе, на улице Ленина, 48.

     Вот сюда, на эту квартиру к младшему сыну Егору и направился Аристархович после той памятной встречи на ул. Иссык-Кульской с сыном Иваном и его семьёй.
 
     Осенью же 1928 года на этой квартире объявился Николай (сын Ивана), который закончил начальную школу в Или. Учёбу в 5-6 классах он продолжил в школе № 10 на ул. Калинина, в которой в 1936 году в 6-м классе учился и я. Огромное добротное деревянное одноэтажное здание бывшей гимназии, в которой потом разместилась школа № 10, было позже снесено и на этом месте выстроена многоэтажная гостиница «Алма-Ата».

     Весной 1928 года Ивана Григорьевича, как хорошо знакомого с особенностями торговли с Китаем, пригласили в систему «Совсинторга» (советско-иностранная торговля). Он дал согласие и уехал со своей семьёй сначала в Кугалы, потом в Сары-Озек, а затем на железнодорожную станцию Или, где вскоре угодил в тюрьму по навету непорядочного руководства «Совсинторга». Начальники этой конторы залезли в государственный карман, а грехи свалили на Ивана Григорьевича. Но справедливость через восемь месяцев восторжествовала. Истинных расхитителей определили в тюрьму, а Ивана Григорьевича выпустили.

     Он не стал больше работать в этой фирме, а поступил на службу в «Скотоимпорт». Помню, как отец мой воспользовался тем, что его дядя работает в этом бойком заведении и приобрёл через него кожаное пальто для себя и куртку для меня. Я был, конечно, в великом восторге.  Тогда купить вещи, предназначенные на экспорт, было непросто.

     В памяти сохранился и такой казусный случай. В 1935 году Иван Григорьевич с женой Александрой Ионовной приехали к нам в гости в Алма-Ату. Мы тогда жили в бане, оборудованной под жильё, на улице Гоголя, 36. Купили они кое-какую обувь для своей семьи. Сумку с покупками оставили на внутреннем подоконнике, а сами ушли за следующими покупками. Дома осталась моя шестилетняя сестрёнка Тоня. Этим воспользовались очутившиеся рядом доброхоты лёгкой наживы и попросили через закрытое окно у Тони эту сумку. Она – добрая детская душа – открыла окно и отдала эту сумку незнакомым дядям. Вернувшись, наши гости узнали о случившемся. А воришек и след простыл. Эта неприятность легла на плечи прежде всего моего отца, который многим был обязан своему дяде, да и просто был дружен с ним и его семьёй.
 
     Умер Иван Григорьевич в 1936 году. А его жена Александра Ионовна пережила своего мужа на 45 лет.

     А в доме № 48 по ул. Ленина вскоре была сыграна свадьба. Дочь Егора Веру выдали за достойного зрелого водителя Макса Андреевича Револь. Меня – друга детства – Вера на свою свадьбу не позвала – не простила детской обиды за то, что когда мы были детьми я однажды во время нашей совместной игры забросил её красивый красно-синий мяч в реку, а она унесла его вдаль.

     В доме стало трое мужиков – Егор, Макс и Алексей (сын Егора), которые порешили, что хватит жить им в этой глинобитной развалюхе. Построили в Алма-Ате добротный четырёхкомнатный дом на Городской, 22. Здесь, в этом доме у Веры и Макса родились Неля (1946), Надежда (1948), Елена (1958), а у её брата – моего доброго друга детства Алексея и его жены Анны родились две дочери: Вера (1951) и Татьяна (1955). В непосредственной близости от великолепного дворца появился на ул. Городской, 22 «дом невест». Постепенно старожилы этого дома ушли из жизни: плотник и кровельщик Егор Григорьевич, водитель Макс Андреевич, мастер сапожных дел Алексей Егорович и Анна Ивановна (жена Егора).

     В XXI век вошли Вера Егоровна Револь с дочерьми и внуками, Анна Никифоровна Голышева (жена Алексея) – единственная представительница с этой коренной фамилией Аристарховича на весь Талгар и Алма-Ату – тоже со своими дочерьми и внуками.

     Коль уж зашла речь о сохранности коренной фамилии, следует упомянуть о стоическом уважении к этой фамилии моей двоюродной сестры Маргариты Вениаминовны Голышевой, родившейся в грозном 1941 году в Алма-Ате и проживающей ныне в подмосковном Подольске с сыном Павлом в фамильной квартире Вениамина Николаевича Голышева по ул. Кирова, 37 в квартире 51. Своему сыну Павлу она с гордостью даровала свою фамилию Голышева (от себя добавлю, что в марте 2018 года я был у них в гостях, в подмосковном Подольске, где её сын Павел получил новую квартиру. Увы, эта встреча с тётушкой Ритой оказалась прощальной: в середине июня она ушла из жизни и была похоронена в семейной могиле).

     К сожалению, о старшей дочери Григория Аристарховича Ефрасинье (по мужу Колесниковой) и его трёх жёнах материала не нашёл.

     Повествование о старшем сыне Григория Аристарховича Николае Григорьевиче пойдёт в более широком плане, потому как это дед автора этих строк и о нём собран более ёмкий материал, нежели о его младших братьях.


                6. ДЕД И ЕГО СЕМЬЯ.


     Мой дед Николай Григорьевич Голышев родился в Семиречье в 1871 году и к началу XX века обосновался в станице Талгар.

     Высокий, стройный, красивый мужчина – он поначалу занимался чумачеством – извозом между Семипалатинском и Верным. Во второй половине 90-х годов прошлого века женился на обаятельной Анне Ивановне Борисовой – старшей дочери именитого богача Талгара. Пошли дети. Пришлось ему расстаться с дальним извозом. Вспомнил он про своё церковно-приходское образование и тягу к церковному пению. Его чудесный тенор восхищал многих, имевших возможность слушать его. Стал регентом центральной церкви Талгара. Затем освоил должность псаломщика. Позже получил повышение – стал дьяконом. А в 1924 году он был введён в сан священника и направлен в церковь в село Маловодное.

     Его привлекательная внешность, чарующий голос, правильная речь завораживали многих дам. И он порой пользовался их благосклонностью. Стал чаще выпивать. Иногда позволял себе дальние и долгие загулы, оставляя большое семейство на самовыживание. Хорошо, что у бабушки было к кому обратиться за помощью. Её зажиточный отец, конечно же, не оставлял её в беде. В порядке очередной помощи он даже устроил её старшего сына Прохора продавцом в свой магазин. А ему в то время исполнилось только тринадцать лет.

     Всего у дедушки Николая и бабушки Анны родилось восемь детей. В 1896 году появился первенец Прохор (мой отец), в 1898 году родилась Мария, в 1899 – Вера, в 1901 – Таисия, в 1906 – Николай, в 1911 – Тамара, в 1913 – Вениамин и в 1917 году появился Борис.

     Природа распорядилась сделать удивительную симметрию в этом семействе: двое парней (Прохор и Борис) и две девицы (Вера и Тамара) походили на мать, а двое других парней (Николай и Вениамин) и две девы (Мария и Таисия) походили на отца. На приводимой фотографии 1914 года они соответственно и размещены (Борис к тому времени ещё не появился на свет).

     Безусловно, основную тяжесть по присмотру и доброму воспитанию своих детей бабушка безропотно взяла на себя. Приобщение же их к хоровому пению, музыкальной культуре, привитие духовной стойкости, тяги к учёбе, естественно, принадлежали деду, несмотря на его непозволительные для церковного сана и отца заблудные выходки.

     Все их дети вырастали физически крепкими, добропорядочными и внимательными друг к другу людьми. Окружающие чувствовали это на расстоянии. К их детям тянулись женихи и невесты. Талгарские богатеи почитали за честь породниться с Голышевыми. Стаичный кожевенный магнат Яков Жуковский заслал сватов, чтобы повенчать своего сына Ивана со старшей дочерью Николая Григорьевича Голышева Марией. Домовладелец Иосиф Козьмин выдал свою дочь Ольгу за красивого парня (в отца) Голышевых Николая.

     Всё это создавало необычную популярность Талгарских Голышевых и определило их могучую жизненную потенцию, особенно по женской линии. Мария прожила 88 лет, Таисия – 93 года, Вера – 86 лет, Тамара – 87. Сыновьям Николая и Анны в этом плане дико не повезло. Великая Отечественная война унесла жизни сорокадевятилетнего Прохора, тридцатипятилетнего Николая, двадцатичетырехлетнего Бориса. А Вениамин прожил только 68 лет.

     Настал черёд внуков. Счёт открыла Таисия Николаевна Кишканова. В 1922 году у Кишкановых появился сын Валентин – первый внук в дедовом семействе. Позже, в 1925 году, Таисия родила ещё сына и назвала его в честь деда Николаем. В 1923 году у Прохора Николаевича и Прасковьи Ивановны родился я и был назван Юрием. В 1929 году у меня появилась сестрёнка Тоня. Тоней была названа и старшая дочь Николая Николаевича. Вторую они с Ольгой Иосифовной назвали Ирой, третью – Ларисой. У старшей дочери деда Марии и её мужа Ивана Яковлевича Жуковского первым в 1925 году родился сын, которого назвали Яковом, а в 1928 году увидела свет и их дочь Зоя.

     А Вера Николаевна и её муж Родин Михаил Никитич произвели на свет в 1924 году сына Германа в 1936 году – дочь Римму и в 1937 году дочь Иру. Младшая из сестёр Тамара Николаевна с мужем Петром Фёдоровичем Вербицким дали жизнь дочери Татьяне. Позже у них родился сын Володя. У Вениамина Николаевича и Елены Александровны Голышевых родилась в 1941 году дочь Маргарита, в 1947 году – сын Вячеслав и в 1949 году – сын Владимир.

     В 1927 – 1928 годах в Семиречье начали закрывать и даже рушить церкви, мечети. Эта варварская процедура происходила подчас на глазах многих зевак. Среди праздно интересовавшихся этим необычным событием оказался и пятилетний я.  Было страшно и любопытно наблюдать, как взрослые дяди с помощью длинных верёвок сбрасывали колокола и кресты. Я тогда радовался этому зрелищу.  Где ещё увидишь такое, когда этакие махины с огромной высоты летят вниз и, ударяясь о земную твердь, с уханьем содрогают её. А дед стоял рядом и осуждающе смотрел на меня. У него текли слёзы. Он уже тогда понял, что из меня вырастет ярый безбожник. Так и получилось: я сначала стал октябрёнком, потом пионером, затем комсомольцем, а впоследствии вступил в компартию.

     Потрясённый этим неслыханным советским самоуправством, дед уехал в свою глушь – Маловодное, куда ещё не докатился этот произвол. Летом 1929 года меня, шестилетнего,  и моего пятилетнего двоюродного брата Германа в Алма-Ате (я тогда с родителями жил в этом городе) дед усадил на телегу и мы отправились в дальнее путешествие – в Маловодное. Дед нам с Германом разрешил буквально на ушах стоять.

     Первый раз в жизни мы почувствовали детскую свободу на природе. Ехали мы долго в жару по пыльной грунтовой дороге. Дед по нашей просьбе без конца останавливал лошадь. Мы бегали по кустам, лазали по деревьям, купались в протекавшей речушке. Такая же недельная вольность нам была предоставлена и в Маловодном, но под присмотром его младшего сына Бориса (нашего дяди), который был всего на 6-7 лет старше нас.

     Дед наивно думал, что его – священнослужителя в захолустном Маловодном – не достанет новая власть. А она пришла надолго и была злопамятной. Не прощала уклонистам от марксизма-ленинизма. Николай Григорьевич был схвачен на своём церковном посту в 1930 году и сослан на три года в Усть-Каменогорск.
 
     После освобождения из тюрьмы он с женой уехал подальше от родных мест – в красивый посёлок Покровку на берегу озера Иссык-Куль. После того, как чуть поутихло с гонением священников, они переехали к сыну Вениамину, который к 1935 году уже жил в Алма-Ате на Каракольской, 4. Вскоре Вениамин женился на своей сослуживице Елене Александровне Миняевой.

     Последнее время дед работал сторожем.

     Однажды, будучи подростком, а мой дядя Борис – юношей, мы направились с ним купаться на пруд в алма-атинском парке им. Горького. Во время купания я залюбовался красивыми прыжками Бориса с большого обрыва в воду. Надо отдать должное тому, что отменно нырял в воду и Вениамин, о чём свидетельствует удивительная фотография, на которой запечатлён момент полёта двух братьев в воздухе на Иссыкском озере. Эта фотография есть в альбоме моего младшего брата Владимира Вениаминовича.

     Так вот, засмотревшись на броски Бориса в воду, я забыл присматривать за нашей снятой одеждой. За свою беспечность я поплатился – стащили именно мои брюки и футболку.  Я остался в мокрых трусах.  Добираться до центра Алма-Аты, где мы тогда жили, в одних трусах было просто стыдно.

     Борис пришёл мне на выручку, предложив задворками пройти к деду, который жил у Вениамина недалеко от парка, и попросить что-нибудь из одежды.

     Деда застали дома. Он из своего тощего гардероба выделил допотопные штанцы с двумя яркими заплатами на самом ответственном месте и штопанную майку. Мне ничего не оставалось, как вырядиться в его старенькую одежду и пуститься в дальний путь по оживлённым улицам.
 
     Мне показалось, что дед вспомнил моё неприличное детское веселье в Талгаре во время сбрасывания колоколов и крестов с его обжитой церкви, принесшее ему досадную горечь, и решил теперь мне «насолить», попавшему в безвыходное положение. И ему это удалось сполна. Потому как меня во время продвижения к дому догнали две мои одноклассницы и язвительно спросили: «Юра, где ты такую «моднячую» одежду приобрёл?» Я готов был сквозь землю провалиться.

    
     Дед ушёл из жизни в мае 1943 года, не ведая о том, что трое его сыновей не вернутся с фронта. Похоронен на семейном участке центрального кладбища Алма-Аты. Его жена (моя бабушка) Анна Ивановна пережила своего мужа на 16 лет. Похоронена рядом с ним.


     Выпорхнувшим в XX век семиреченцам из Талгарского родового гнезда восьми детям Николая Григорьевича и Анны Ивановны не суждено было увидеть XXI век.

     Заглянуть в третье тысячелетие удалось только восьми внукам из 17, 18-ти правнукам из 21, всем 22 праправнукам и одному прапраправнуку.

     Рассеялся Талгарский род Голышевых по многим городам и странам: Алма-Ата и Бишкек, Семипалатинск и Усть-Каменогорск, Москва и Подольск, Хабаровск и Санкт-Петербург, Орджоникидзе и Новосибирск, Германия и США.

                Продолжение:http://www.proza.ru/2019/01/15/527