Прощай, харьков

                ПРОЩАЙ, ХАРЬКОВ.
     Отец и брат с семьей  уезжали в Израиль. Юра спешил. Он поменял билеты с  12 апреля на 30 марта. Что решали несколько дней? Дядя  Юркиной жены  Наташи из Израиля взывал, скорее, скорей. Им казалось, что вот –вот произойдет нечто непоправимое и  вернется железный занавес.
     День проходил за днем. Родные оформили документы, отправили багаж. Вот уже проданы и раздарены вещи и книги, упакованы чемоданы, а мое существо все еще не смирилось с фактом их отъезда.
     Последние дни в их доме толпились друзья, родственники, соседи, Наташины ученики и Юркины сослуживцы. Люди приходили прощаться, те, с кем учились, ходили в горы, с кем работали... Гости пели под гитару, читали стихи, пили вино. Некоторых мальчишек помнила еще со времен Юркиного детсада.
     Заканчивался март 1990г. Отъезд воспринимался как трагедия,  казалось, уезжали – исчезали навечно.
     Незнакомые люди приносили им  бандероли и пачки писем, их следовало передать . Опасались отправлять по почте .
      Подошел самый последний день. Отъезжающие с утра отправились по делам, а я общалась в Юркиной квартире с его друзьями. Дима Данилкис, актер, с ним Юрка учился на одном курсе в институте, нервно ходил по комнате и говорил об огромной боли, которую вызывает у него этот побег. Пустоту после его отбытия не заполнить уже ничем и никогда. Чтобы отсрочить разлуку, Дима и Алла Дмитриевна решили проводить ребят до Киева. Я ехала  до Чопа, до границы.
     Вечером  прибыл заказанный автобус. Я окаменела. Память  фиксирует грязный снег, лужи чуть подморожены, гуськом по тропинке с чемоданами и тюками идем садиться. Тусклый свет фонарей на проспекте  Ленина.
     На вокзале автобус поджидала толпа друзей.  Юра Бродкин, руки перевязаны, он то ли обварил их, то ли обжег, сбежал из больницы. Стоял, огромного роста крепкий мужик, плакал, вытирал глаза невозможно грязными бинтами и не замечал этого:  дворовая детская дружба.
     Рядом с ним  жался  Костя Комлик. Костя с моим братом  вместе учился с первого класса. Он часто приходил к нам домой, притаскивал дефицитные книги и они подолгу  их обсуждали. Это он принимал мои вторые роды. Примчался после Юркиного звонка и они вдвоем отвезли меня ночью в роддом по улице Дарвина. Костя тогда там работал.
   Среди прочих выделялись старенькие  Наташины тетушки, рафинированные интеллигентки, чем –то неуловимо похожие друг на друга.
     Обособленно держались Наташины пэтэушники. Она одно время преподавала математику в училище при заводе им. Т.Шевченко. Наташа занималась горным туризмом. Ребят  увлекла тем, чем жила сама. В горах они вместе голодали, увязали в снегу, готовили на костре, сгибались под тяжестью рюкзаков, пели туристские песни, нередко попадали в ситуации, где проверяется человек. Горы изменили парней.
     Даже после того, как Наташа перешла на другую работу, мальчишки продолжали бывать в их доме. Теперь они больше приходили к Юре поделиться, поспорить, послушать.  Для подростков очень важно иметь взрослого, которому доверяешь.  Когда Юра сообщил об отъезде, ребята растерялись, не могли понять зачем. Он рассказал  об антисемитизме, на  что эти простые парни:
   - Да вы что? Да мы костьми ляжем у ваших дверей. Вас не тронет никто!
                ***
    Дорога в Киев показалась короткой. Ночью спала мало. В тамбуре несколько часов  проговорила с Аллой Дмитриевной.Она работала в медицинской библиотеке вместе с Юрой. У них собрался интересный коллектив:  поэт Н. Грибов, филолог и философ Миша Блюминкранц, писательница Инна Иохвидович ... Они  у себя , уж не знаю в каких фондах, находили книги , каких  в природе не должно было существовать, давным – давно уничтоженные и изъятые по указания «свыше». Иногда я заглядывала  к ним в библиотеку почитать стихи и покопаться в книгах.
     Утром на перроне нас поджидали киевские родственники. Оставалось несколько часов до прибытия поезда Киев – Будапешт. Наташа решила пойти в парикмахерскую. Уже подали наш состав, но она все еще не вернулась. Начался переполох. Папа заметил:
- Мы уже не граждане Союза, но еще не израильтяне. Другие билеты нам не продадут.
Юрка бросился на поиски, но все разрешилось благополучно. Наташа нашлась. Поезд тронулся.
     Ребята  стали разбирать  вещи, складывать, утрамбовывать и тут Юрка схватился за голову:
- Я идиот!
     Оказалось, он захватил полчемодана самиздата: стихи и прозу Цветаевой, Волошина, Даниила Андреева... Это можно было сделать только в бреду. Любая рукопись запрещалась к вывозу, а за неопубликованную можно было попасть в тюрьму. Почему он не оставил все это мне, друзьям? Очнулся только в дороге?
 Он принялся рвать листы бумаги и бросать их под колеса.
    За окном мелькали украинские деревеньки. До Чопа оставалось несколько часов. Мы  собрались в папином купе. Он  проверил   бумажник.  У меня остались деньги, чуть больше тысячи. Я их отдам тебе. Но позднее. Вдруг  придется еще за что – нибудь заплатить.
     Я ехала без денег и без вещей, только  с маленькой сумочкой.
     Внезапно дверь открылась. Вошли пограничники. Изрекли:
- Остаться только покидающим страну.
     Молча   поднялась и вышла ,даже сумочку не взяв, думая это  проверка документов, не надолго .Однако двери между вагонами наглухо заперли и поставили часового.  Я объясняла солдату, вы же не сказали, что расстаемся. Да я же без конейки денег и не смогу уехать  обратно. Мой билет остался в купе у родных. Никакой реации. Он стоял на посту как маникен. Наверное. им не разрешали разговаривать.  Я растерялась,но еще надеялась увидеть  своих на станции. Поезд остановился. Побежала, заглядывая во все помещения. Нигде никого. Забежала в таможню и в милиции. Полное нежелание меня выслушать. Тупые и недоверчивые лица.
     Что же предпринять? Даже телеграмму с просьбой выслать деньги мне не на что выслать. Потом выянилось, что почтового отделения на станции все равно не было. В крошечном зале ожидания сидели на лавках  немногочисленные пассажиры. В  привокзальном киоске продавались старые карамельки, черствые булки и сомнительные бутерброды с сыром и колбасой. Погода стояла весенняя. Вода хлюпала в лужах под ногами. В одной из них нашла 20 копеек.Чашка кофе с булкой обеспечены. Примостилась за высокой стойкой рядом с другими жующими. Разговорилась с одной из женщин. Она из Сибири. Приезжала к мужу. Он военнослужащий. Они собирались поехать в гости к его родителям  в поселок под Москвой, но ему не дали отпуск и вот теперь она возвращается домой.
    Поведала ей свою историю и она тут же отдала мне неиспользованный билет своего мужа.  Воистину в жизни иногда происходят фантастические вещи!
- Правда билет у меня до Москвы,- сообщила моя новая знакомая.
- Это замечательно, что до Москвы. Отсюда готова куда угодно. Дайте адрес и я вышлю вам деньги.
- Да вы что! Ничего не надо. Вот вам еще рубль на постель.
     Снова замелькали за окном западноукраинские деревеньки, теперь уже в обратном направлении. Ярко светило солнце. Проступила зелень и снег почти сошел. Напряжение спадало, сменялось усталостью.
     В Москву поезд пришел ранним утром. Сначала пронеслись пригородние станции. Люди поджидали электрички. Чувствовался морозец. От  ртов шел пар. Пасмурно. Небо низкое, дымка . Потом показался город.
     Электричкой  с вокзала без билета поехала в Болшево к харьковской подруге Томе Сахненко. Вечером ее муж принес  билет на поезд  до Харькова. Эпопея завершилась. С чем в жизни повезло, так это с друзьями!
    Утром следующего дня вышла на Привокзальную площадь  в родном  Харькове. Трамвай повез меня домой. Сколько времени прошло? Неужели только четыре дня?
В комнатах тихо. Муж варит на плите детям манную кашу, будто ничего не произошло.

             Харьков. 1990г.