Моя подруга Ольга Ландман

     Моя подруга ОЛЬГА ЛАНДМАН.

      Мы с Олей учились вместе с третьего  по десятый класс. В последнем,одиннадцатом, она перешла в вечернюю школу и устроилась работать, сначала на фабрику головных уборов, а потом, на обувную, к своему отцу.
     В школе мы долго не замечали друг друга. Она сидела на первой парте с братом - близнецом и считалась примерной ученицей, а я чаще всего с тайной книгой под партой, незримо отгороженная ото всех.
     Однажды в восьмом классе во время производственной практики на заводе радиодеталей я предложила Ольге пойти со мной на поиски литературного объединения. Она согласилась. Уже вечером мы отправились на улицу Сумскую, где в особняке бывшего магната Юзефовича располагался Дворец пионеров.Там работали самые разные кружки и среди них-литературный.
     С этого дня началась наша дружба.
     В университете, на филфаке, мы оказались в одной группе.
     Оля увлеклась поэзией ребят, погибших в ВОВ, особенно ей нравился Михаил Кульчицкий. Темой дипломной работы она выбрала его творчество. Собирала все, что только  могла, в архивах, библиотеках, разыскивала людей, знавших Михаила. Она встречалась с его родной сестрой, с друзьями. Познакомилась с Григорием Михайловичем Левиным и Лилей Марковной Неменовой- оба бывшие харьковчане.
      Левин руководил в Москве несколькими литературными студиями, дружил с Евтушенко, Ахмадулиной, Окуджавой.
     Григорий Михайлович был человеком чрезвычайно эрудированным, знал  на память сотни стихов, читал нам совершенно разных поэтов:  восточных,  средневековых, античных. Он был одержим поэзией. О чем бы ни говорил, рассказывал чрезвычайно интересно. Вспоминал довоенный Харьков и своего друга Кульчицкого.
    Мне казалось, что Ольга сама под стать этим ребятам, готовая на самопожертвование, как это не звучит патетично или фальшиво- на подвиг. В ней чувствовалась нестандартность. Она как бы выпадала из общего ряда. Невысокого роста, коренастая, сильная, целеустремленная.
      Лиля  Неменова, несмотря на разницу в возрасте, подружилась с Олей и решила принять деятельное участие в ее судьбе. Она написала об Ольге статью и опубликовала ее в журнале «Молодой коммунист», где Лиля Марковна  работала. Со всех концов страны  начали приходить письма, сотни писем. С Олей делились сокровенным солдаты, заключенные, люди самых необычных судеб.
     Неменова часто ездила по стране и много писала. По ее кино сценариям снимали фильмы: «Пути и судьбы», «Музыка Верди»,»Не могу сказать прощай»,»Тихая застава», «Щен из созвездия Гончих псов» и др. Среди друзей и знакомых Неменовой- немало  интересных людей. Она хотела ввести Олю в их круг. Помочь с переводом в Москву, устроить на работу в газету.
     Подруга  отказалась. Она не терпела вмешательства в свою жизнь, говорила, не хочу занимать чужое место, пусть все идет своим чередом.
     Как-то я застала  Олю за переводом книги Неменовой на украинский. Я ей: «А, может, стоило переехать в Москву?
     Она в ответ: «Я чувствую, в Москве меня подстерегали разочарования, а в Харькове ждал успех, начиналось то, что называют доброй славой: в педагогике, краеведении и детской журналистике.
     В Оле сочеталось несочетаемое: застенчивость и резкость, мягкость и жесткость.
      Была бессребреница. Ради себя не пошевелила бы и пальцем, но ради других становилась требовательной, настойчивой.
     В быту полная неустроенность, К одежде удивительное безразличие: одна юбка, одна пара туфель, пока не сносится. Она легко расставалась с вещами. В молодости мы совершенно нищие, но когда у Оли появлялись хоть какие-то деньги, она приглядывалась, кому требуется помощь и всегда находились родственники или сотрудники или друзья.
     Оля романтик. На одном из литературных вечеров она познакомилась с  читинским поэтом Геннадием Головатым. Он калека. Его руки- руки больного человека, а ноги перестали расти в четырехлетнем возрасте. Друзья возили его из города в город в инвалидной коляске и он везде выступал с чтением своих стихов. Геннадий пригласил Олю в гости.
     Летом, получив на фабрике зарплату, она с приятельницей Раей Каминской купили в общем вагоне два билета до Читы. На купейные денег не хватило, а ехать  до Читы предстояло  семь суток. Как спать? Что есть? Авантюризм.
      В первые дни они покупали на станциях пирожки, пару раз попутчики угостили бутербродами, а последние двое суток во рту девчонки не держали ни крошки. Билеты на обратный путь купил им Головатый.
     За что бы Оля не бралась, все делала хорошо. Плохо работать она не умела. Когда  приходила ко мне, а я занималась домашними делами,  бросалась помогать.Она так надраивала полы, ванну или раковину на кухне, что я не верила своим глазам.
     Нам удалось на несколько месяцев устроиться на работу в областной архив. Мы приводили в порядок документы двухсотлетней давности. Никто не делал этого   много лет. Задача - где-то  подрезать или  приклеить, завязать потуже. Норма на человека сорок связок в день.
     Работали и говорили, говорили о самом важном для каждой из нас. И чем дольше говорили, тем больше общих тем. Читали друг другу стихи.
      Я не успевала со своей нормой. Оля справлялась со своей нормой, помогала мне и у нее еще оставалось время пролистать папки.
     Материал попадался уникальный. Я им зачитывалась как романом. Попадались документы о расквартировании в Чугуеве армии Наполеона, о случаях грабежа и насилия. Передо мной лежали листы с донесениями чиновников, докладные полицейских.
     А судебные процессы! Девушка спрятала ребенка на камышовой крыше избы, а другая утопила новорожденного в дворовой уборной. Ее поймали. Шел суд. Опрашивают свидетелей. Дают слово матери.  В рассказе  девицы тупость и жестокость. О своем преступлении говорит обыденно до жути.    
     Вспоминается немало случаев из нашей жизни. Как-то еще школьницей я гостила на каникулах в Киеве у своей тети Фани.  Позвонила Оля. Она приехала к  двоюродному брату Изе  на несколько дней и предлагала встретиться. У ее брата моторная лодка, Он решил покатать нас по Днепру, однако на середине реки мотор заглох и Изя оставил нас на небольшом островке, а сам поехал ремонтироваться. Мы купались, загорали, съели наши скудные запасы еды: у меня два пирожных, у Оли бутерброд. Спрятаться там негде, да и нельзя, он бы нас не нашел.
    Потемнело. Мы недоумевали.Только поздно вечером Изя приехал за нами. Оказалось, он о нас просто забыл.
     Оля была человеком смелым. Университетские лекции на вечернем заканчивались поздно. Мы возвращались большой компанией, заходили выпить кофе в кафе-пулемет. Сидели в сквере Победы и долго трепались. Сначала домой провожали Иру. Она жила в начале Московского проспекта, в центре, потом на Дмитриевской шла к себе Аллочка, затем на Конторской мое жилище. Оле до ее дома на Черепановых оставалось пройти еще минут 25, ночью, через мост, но она не боялась.
      Как-то на мосту, ее остановила местная шпана, но она умела разговаривать с такими людьми. Они даже проводили ее домой.
     Оля испробовала много профессий. Она вела юнкоровский и туристско-краеведческий кружки, когда ее сынишке исполнился год, устроилась нянечкой в детский сад. Работала воспитателем и библиотекарем в школе для малолетних правонарушителей.
     Тамошние ребята ее настолько уважали, что уже выйдя после школы, приезжали поговорить и посоветоваться. Об этом периоде жизни - ее повесть «Зона для малолетних».
     С дипломом филолога в Москве она  устроилась ночной уборщицей в кинотеатр «Зарядье», для другой работы в столице требовалась прописка.Ночевала почти год в комнате для инвентаря на диванчике. Ночью убирала кинозал, днем ходила по городу, в музеи и на лекции.
      Основным для нее всегда оставались педагогика и психология.
    Все друзья знали- Оля человек надежный, на нее можно положиться. К ней, а не к родственникам я обращалась,  не успевая забрать ребенка из  детского садика.
     Когда с температурой под сорок (мгновенная флегмона )я изнемогая от боли, ждала утра, чтоб отправиться на операцию, Оля поехала к знахарю в деревню Донецкой области и привезла мне чудо-мазь. Резать руку не пришлось. Подруга появилась у нас рано утром, мокрая, грязная, с заветной коробочкой.
     Выйдя замуж, она узнала, что в Узбекистане, где жила семья ее мужа, парализовало отчима. Они хотят выбраться из своего Коканда. Оля едет и забирает всех: старика, мать мужа и его сестру. Куда?
      Дом  ее отца на улице Черепановых крошечный, окнами чуть ли не  цепляет асфальт. В доме две комнаты. Одна гостиная, она более-менее жилая, а вторая клетушка. Там помещалась только кровать. Еще имелась неотапливаемая прихожая. В ней стояли ведра. Воду носили из колонки. Во дворе старая деревянная уборная.
     В этом домике проживали: Олины отец  с мачехой, больной старший брат и она с мужем.
     Рассчитывать Ольга не умела. У нее отторжение корысти и мелочности. Пригласила родственников потому, что они  просили о переезде.
     Прожили гости неделю, поставив условие, либо отец покупает им кооперативную квартиру, либо они уезжают и уехали, захватив с собой Ольгиного мужа и оставив ее беременную.
     Олина требовательность к слову вызывала уважение. Текст вымарывала и вычитывала, убирая лишнее. Снова возвращалась, находя  новые огрехи.
     В сорок лет она продолжала учиться. Писала:»Мои планы на ближайшее будущее-сидеть дома и читать, писать, о чем другие могут только мечтать. Но, милая Зиночка, я чувствую, что времени у меня не так уж и много, чтобы откладывать это еще на долгие годы. В прошлом (95 )году получила диплом ХГУ, диплом практического психолога. Училась на стационаре, весь год не работала.
     В мае получила третий диплом «Социального педагога» в Пединституте им. Сковороды. Теперь мне предложили учиться в ХГПУ на звание магистра психологии, но надо заплатить 500 долларов. Еще мне предложили написать диссертацию- докторскую на основе диплома «Взрыв как метод психологического воздействия» Профессор Шпалинский говорит, что это уже готовая диссертация. Мне предложили писать книгу, защищаться на звание  доктора пед. Наук.”
И дальше: «Я очень люблю учиться, готова снова и снова воспринимать новые знания».
     Об Оле Ландман писали, что ею сделаны открытия в области психологии и педагогики по теме « психология эмоционального взрыва». Ее стихи публиковались в украинской прессе, она прислала мне слова своей песни «Свеча», записанной вокально-инструментальным ансамблем.
Гори свеча за дружеским столом,
Пускай не гаснут розовые свечи.
Поговорим о дальнем, о былом,
Пусть льется в сердце этот летний вечер.

Гори свеча для тех,кого уж нет,
Кому не суждена с Россией встреча.
Дари,дари им теплый свой привет,
Не надо слез в такой хороший вечер.

Гори свеча для всех, для всех, для всех,
И дай испить судьбу свою до дна.
Мы догорим с тобой за них, за тех,
Кому Россия-нет, не суждена.


     Вместе с сыном и его женой Ольга уехала в Германию, в город Ганновер. Она в письме ко мне признавалась мне :» Я зову мою молодость, но разве она покидала меня. Я зову мое детство, но и оно всегда было рядом. Я зову дорогих мне людей-как пусто без вас.
    Какая странная тоска
    Со мною нет друзей любимых,
     Лишь голос мой издалека
     Зовет вас: Оля! Нелка! Зина!
    
     В Ганновере Оля с 2001г. Была правой рукой руководителя литературной студии «Палитра» Григория Галича, а когда он умер, заменила его.
     Ее публикации – в изданиях в Германии, Украине, России: в сборнике центра помощи детям «Жаворонок», в антологиях современной русской поэзии «Киевская Русь», «Гул былого», регулярно в альманахе литераторов Ганновера «Палитра», в сборнике «Запятая». Писала стихи и прозу.
     Она устраивала великолепные литературные вечера: авторской песни, литераторов Ганновера, Цветаевой, приглашала на встречи интересных людей, занималась литературными изысканиями.
    20  марта 2012 года  утром говорила по телефону с сыном Даниилом и не жаловалась на плохое самочувствие, а  позднее во время беседы с приятельницей вдруг ей сказала, что ей не хорошо и трубка упала. Телефон молчал.
     Приехал сын с полицией, дверь взломали. Уже было поздно.  Скорее всего, оторвался тромб.
     Свой рассказ о моей любимой подруге, я хочу закончить так, как она закончила одно из своих писем ко мне, стихами:
В иных мирах, иных веках
Забыть друг друга не смогли бы,
Мое письмо в твоих руках
Такое теплое на сгибе.

И нежность, ту, что в детских снах,
В ладошке спящего ребенка,
Найдешь ли ты в моих словах,
Так недосказанную тонко.