За столиком

За столиком  уже начинающего пустеть вечернего кафе сидела женщина в строгом вечернем платье и замшевых туфлях в тон ему, с несколько ярковатым для этого стиля макияжем. Она была того замечательного возраста, когда дети уже подросли, а внуки еще не появились. Когда морщинки, едва заметные на еще свежем лице только добавляют ему шарма, а легкая округлость форм, подчеркивающая их женственность, делается особенно притягательной для тех, кто понимает. Перед ней стояла чашка с недопитым приторным напитком, почему-то именуемым здесь гордым словом латте, вместо банального «кофе с молоком», и  бокал с коктейлем. При всей, несколько напоказ, небрежности позы, взгляд дамы, странно выламывался из образа, был тревожным и напряженным. Это был не оценивающий взгляд светской львицы, а взгляд ребенка, попавшего в непривычное для себя место с множеством чужих людей.

Кафе было не из самых дорогих, но и к дешевым заведениям его отнести было трудно. Лет несколько назад именно здесь собирались модная молодежь города или те, кто хотели бы быть причислены к модной молодежи. Но мода – штука непостоянная. Молодежь перебралась в другое «крутое местечко», а кафе оккупировал народ постарше и поспокойнее. Тем не менее, слава «элитного заведения» еще не покинула эти стены.  И цены здесь соответствовали той, уже почти потерянной репутации.

Наверное, глядя на скучающую даму за столиком, постояльцы бы удивились, узнав какую брешь в ее бюджете пробьет посещение этого кафе. А платье было выходным, предназначенным для особо торжественных случаев, а совсем не для посещения кафе, куда завсегдатаи забегали выпить чашечку кофе между важными встречами. Впрочем, для дамы за столиком этот вечер и был торжественным. Точнее, нет, не торжественным, а особым. Просто в какой-то момент школьная учительница Юлия Александровна, проверив очередную стопку тетрадей, написав план-конспект на завтра, оглядев пустую квартиру, поняла, что так больше продолжаться не может.
 
Она, наверное, затруднилась бы объяснить, что именно не может продолжаться,  и что такое «так». Но чувствовала она это очень-очень ясно. В то, что больше не может, не должно продолжаться входила ее работа в школе, уже давно не приносящая никакого удовольствия, бездарные «частные» ученики и их родители, относящиеся к ней чуть лучше, чем к домработнице,  благоустроенная квартира в центре, доставшаяся ей после развода. Ой, много что. И ее дурацкое, сейчас точно понятно, что дурацкое, замужество. Да, и до него вся ее жизнь правильной, хорошей девочки дальше продолжаться просто не может.

С раннего детства ей объяснили, что такое хорошо, а что такое плохо. Вот, баловаться плохо, а мыть полы – хорошо. И она еще совсем кроха старательно натирала мокрой тряпкой пол в детской. Плохо хотеть дорогую игрушку, которой нет ни у кого во дворе. Очень плохо хвастаться. Нельзя привлекать к себе слишком много внимания. И еще сто тысяч нельзя, плохо.

Не то, чтобы ее родители были очень суровыми или любили свою дочку меньше, чем другие. Не были они и особенно бедными. Отец был военным, а мама работала врачом в военном госпитале. Просто они сами жили так, и не видели причин, почему их дочь должна жить иначе. Юля любила своих родителей. Боялась даже не наказаний, которые были совсем редкими, боялась огорчить маму. Она просто не могла, да и теперь не может выносить, когда лицо мамы принимает страдальческое выражение, а брови поднимаются «домиком», показывая, как ей обидно, что ее дочь делает что-то не хорошо. 

Всеми силами маленькая Юля старалась делать все хорошо, чтобы заслужить одобрение родителей. Но, несмотря на все старания, хвалили ее не часто. Еще реже ей доставалась ласка. Как-то, не выдержав, она спросила, едва не плача, маму: «Что она делает не так? Почему?». Мама удивленно посмотрела на нее и ответила: «Нет, Юленька! Ты все делаешь правильно.  Но делать правильно – это нормально. За это не хвалят. Хвалят за что-то особое». До того в ее детской душе жила, да и потом не угасала надежда, что не родители, так кто-то другой оценят ее старания, дадут ей ту ласку и внимание, которой так не хватало.

Но вот как-то не складывалось. Детство сменилось школьными годами. И здесь Юля все делал правильно. Хорошо училась, не рвалась в командиры, была тихой и не особенно заметной. Ее, в отличие от других девчонок в классе, даже не дергали за косичку на переменках, не прятали пенал. Ее просто не видели. То есть, все знали, что Юлька Королева учится в их классе, сидит на второй парте в первом ряду. У нее можно быстро списать домашнее задание по алгебре или контрольную работу по физике. Но на этом интерес к ней кончался.

Подружки были. Но не близкие. Они изредка приходили к ней в гости или на дни рождения. Еще реже приглашали ее к себе. Ведь она не шалила, не могла похвастаться особо модной одеждой или игрушкой, не соглашалась на маленькие подлости, обычные в жизни детского коллектива. А с такими не интересно. Она понимала это. Но сделать ничего не могла.

Особенно обидно это было, когда отношения в классе перешли от дергания за косы к первым свиданиям, вечерним прогулкам вдвоем, веселым вечеринкам. Нет, на вечеринки ее приглашали. Но до остального она  не допускалась. Даже не так. Она просто не попала, хотя и очень хотелось, в мир, где мальчики приглашают девочек в кино, дарят им цветы, говорят такие желанные слова.
Почему? Бог весть. И ведь не урод. Фигурка ровненькая. Лицо не сказать, что супер, но очень даже ничего. Даже грудь к старшим классам вполне обозначилась. Вот только не выходило у нее ничего. Даже, когда на школьных дискотеках кто-то пытался за ней приударить или просто пригласить на танец, она так долго смущалась, что потенциальный поклонник успевал заинтересоваться ее соседкой.
 
В институт поступила легко. Как-то само собой. Просто подала документы, сдала экзамены и стала студенткой факультета русского языка и литературы. Почему сюда? Враз и не скажешь. Нет, литературу она любила. И сочинения писала на отлично. Но пошла не потому. Просто там конкурс был поменьше, а, как раз, тогда появившийся вариант платного поступления был для ее семьи неподъемным. Даже не так, родители считали, что платить за образование – это разврат. Раз не смог сдать нормально экзамены, иди работай руками. И точка.  А еще ей не очень давалась математика. Почему-то она до сих пор ассоциировалась с мытьем полов в детской. Нужно сделать. Только очень не хочется, тряпка тяжелая, мокрая. А там, во дворе ее ждет тайник с зеленым стеклышком, через которое так интересно смотреть на солнце. На филфаке же математики не было. И это было хорошо.

Было и плохое. В группе было три мальчика и множество красивых, ярких и веселых девчонок. Правда, был еще физмат и физкультурный, где мальчики были в большинстве. В колхозе, куда их отправили в сентябре собирать картошку, жили рядом. Перезнакомились. Там, возле барака, где жили студенты, она первый раз поцеловалась. Точнее, парень после танцев, которые устраивали каждый вечер, не найдя более подходящей кандидатуры, зажал ее в углу и впился в губы своими губами.

Почему-то вспоминать об этом было неприятно и немножко стыдно. Юля постаралась отогнать воспоминания. Отпила небольшой глоток терпкого коктейля, неторопливо, как ей казалось, небрежно огляделась. В кафе осталось совсем немного народа. За соседним столиком гуляла небольшая компания «мужчин за» с приличествующими их возрасту и полу «вторичными» признаками в виде несвежих лиц, отвисших животов и просвечивающих сквозь остатки волос лысин. Две девушки в невероятно модных и, наверняка, недоступно дорогих прикидах о чем-то щебетали в уголке у сцены. Они, наверное, остались от того времени, когда заведение было самым модным. А, может быть, просто случайно зашли, чтобы переждать паузу между чем-то важным и другим, не менее важным.  Да еще у окна сидит пара смешных старичков, играющих в молодых влюбленным. Вон как к ручке-то приложился. Рыцарь, блин. Смешно.

Но, на самом деле, совсем не смешно, а обидно. Обидно так, что хочется выть и кусаться. Ну, почему? Почему?! Почему в ее жизни все так серо и тускло? Где ее рыцарь на белом коне. Да, шут с ним, с конем. Пусть хоть такой смешной старичок. Только пусть будет ласка, обожание. Пусть! Пусть даже не ночь страсти. Где такому на целую ночь сил набрать?  Пусть просто нежно держит ее за руку или обнимает за плечи. И пусть долго-долго и красиво-красиво говорит, какая она чудесная, необыкновенная, волшебная. Пусть гладит ее по волосам. Пусть просто гладит.  Как же этого не хватает!

Она вспомнила знакомство со своим мужем. Тоже все очень обычно. После вуза распределили в школу. Мужиков там: физрук, историк и математик-пенсионер. Тетки-учительницы все какие-то странные, дерганные, у всех комплексы. Все время сидят, сплетничают. Мужиков обсуждают или на родителей ругаются. Физрук внимания не привлек. Старые треники с отвисшими коленками, вечно масленые глазки. Вот историк показался таким, как бы это сказать, надежным, основательным. Неразговорчивый, немножко тяжеловесный. Чем-то он был похож на ее отца. Хотя тоже выпустился пару лет назад и, на свою беду, попал в школу. Под новый год, разогнав детвору на каникулы, школьная общественность решила провести междусобойчик. Там все и случилось. Были пьяные, веселые. Долго болтали. Он рассказывал про то, как тяжело ему жить, какая она необыкновенная, замечательная. Особенно после того, как они оказались в постели.

Небесного наслаждения она не испытала. Но было мило. А потом была свадьба. Может быть, она и не стала бы так торопиться. Но дома каждый день начинался разговор об одном и том же: когда она выйдет замуж? Вот и вышла. Первое время даже ничего было. Новая жизнь, новый человек рядом. Да и просторная квартира в центре, доставшаяся Владимиру от родителей.  Зато потом началось. Муж все чаще впадал в депрессию. Так и говорил: «Отстань, видишь, у меня депрессия. Лучше сгоняй за пивом». Потом мог целый вечер просидеть перед своей банкой, уставясь в стенку, напрочь ее не замечая. Ласковые слова и даже просто супружеские ласки делались все более редкими и быстрыми. Временами муж становился агрессивным, особенно выпив лишнюю бутылку пива. Он кричал, топал ногами, обвинял ее в своих несчастьях. Обвинения делались все более тяжкими. И замуж она вышла из-за квартиры, и готовить она не умеет, и в постели лежит, как бревно. А главное –  именно по ее вине он, такой талантливый и подающий надежды сидит в школе.
 
Пока она была беременной, сносила все, терпела. И потом еще долго терпела. Все думала, что как-нибудь утрясется. Когда жизнь изменилась, Владимир попробовал заняться бизнесом с однокурсником. Однокурсник его и обманул. После этого муж сидел дома, строя планы быстрого обогащения или мести всем мерзавцам. В школу вернуться не захотел. Чтобы как-то свести концы с концами она стала заниматься репетиторством. Домой приходила поздно, полуживая. Сразу получала кучу упреков, что сын без присмотра, а обед не готов, и становилась к плите. Ночью проверяла тетради, писала конспекты. Все жила надеждой, что все образуется. Муж найдет работу или начнет что-то делать дома. Хотя бы пилить ее перестанет.

Не образовалось. После очередного скандала и обвинений в измене (она?, когда?,  с кем?) Владимир избил ее. Подхватив маленького Димку, она сбежала к родителям. Оттуда и разводилась. Тоже все было очень тягуче все, липко как-то. Муж вдруг стал считать стоимость холодильника и микроволновой печи, долго и нудно объяснял, насколько она ему обязана и как виновата. Хорошо отец тогда все взял на себя. Поговорил с мужем. В результате Юля стала обладательницей однокомнатной квартиры с видом на центр города и реку.

Потекла длинная и серая, еще более серая жизнь. Хотя, нормально все было. Ну, как нормально?  Обычно. Сын рос. Болел. Она переживала, лечила, как могла. Старалась все делать правильно. Хотела быть хорошей матерью. Но порой срывалась от усталости. Орала на Димку. Он делал круглые испуганные глаза, спешил «в угол». Потом ночью она ревела в подушку, проклиная себя, мужа и все эту тягомотину, которую почему-то называют жизнью.
 
А потом все опять поменялось. И, как обычно, не в лучшую сторону. Сначала неожиданно умер отец. Мать резко постарела. Почти не выходила из дома, не желая никого видеть. На Юлю свалились заботы о матери, продолжавшей учить ее, как жить правильно. А потом ожидаемо, но все равно неожиданно вырос Димка. Он всегда мечтал о большом городе. Сразу после школы умчался в Москву. Поступил в какой-то непонятный университет, учиться на еще менее понятного ей маркетолога. Вот уже два года она живет одна. Казалось бы, чуть за сорок. Еще очень даже ничего. Квартира, опять же, в наличии. Живи и радуйся. А не выходит. Постепенно у нее сложилось устойчивое убеждение, что ничего особенно хорошего в ее жизни уже не будет. Так и будут одни серые дни перетекать в другие.

Какие-то приключения случались. Но тоже все как-то мимо. Только что лучше, чем совсем ничего. Каждый раз, обнаруживая утром рядом с собой  храпящего мужика в несвежем белье, она испытывала только удивление: как он сюда попал и зачем? То есть, понятно как, сама привела. Но зачем ей это совсем не привлекательное и чужое существо?

Однажды она даже влюбилась. От городской администрации выделили путевку в Грецию за часть цены. А завуч, добрая тетка, выдала ей. Там она и влюбилась. Красавец. Лет на пять младше нее. Кожа загорелая, чистая какая-то. Бородка. То ли грек, то ли хорват. Ласкал так, как и в даже в фильмах не бывает. Долго, сладко, до изнеможения. Думала, вот оно. А оказалось, просто любитель курортных романов. Едва она попробовала о чем-то таком заикнуться, разом и исчез. Даже ни разу не написал. Впрочем, об этом приключении она жалела меньше всего. Память о ночах с ним до сих пор вызывала приступ желания и ощущение полной пустоты, когда оно отпускало.

Вот в один из таких моментов она решил, что так дальше быть не может! И все понеслось кувырком. За день она умудрилась ухнуть половину денег, отложенных на летний отдых. Сделала то, чего не позволяла себе никогда. Дорогущий СПА-салон, чуткие и внимательные руки массажиста на теле, солярий, сауна, шопинг. Да, никогда такого не было. А теперь столик в дорогущем кафе. Но, как все волшебное и необычное, день безумства заканчивается. Оркестр смолкает, гости разъезжаются. Еще немного и карета превратится в тыкву. Вернется чреда серых, беспросветных будней.
 
Внезапно она ощутила на себе пристальный взгляд. Повернулась. Через столик от нее сидел мужчина ее лет. Ну, может быть, чуть старше. Зато, какой интересный. И одет не то, что супер модно. Но, знаете, со вкусом. Волосы немного растрепаны. Но ему и это шло. И вот этот красавчик смотрел на нее долгим и внимательным, каким-то «мужским» взглядом. Точнее, смотрел, пока она не повернулась. В этот же миг он перевел взгляд на пару у окошка. Потом опять взглянул на нее и, поймав ее взгляд, улыбнулся.  Как-то светло, легко и очень весело.

Сердце забилось. Ерунда, конечно. Но, вдруг! Мужчина ей понравился. Нет, больше. Он ей очень понравился. Примерно таким она и представляла своего «принца».  Вот сейчас-сейчас. Он встанет, подойдет. И… больше не будет длинных, серых дней и бесконечных вечеров. Вот сейчас.
Она отхлебнула глоток коктейля. Господи, какая кислятина. В этот момент кто-то тихонько коснулся ее плеча. Он вздрогнула и повернулась. За стулом стоял он, тот самый красавчик.

- Знаете, – неспешным, глубоким баритоном начал он – Вы мне очень нравитесь. У Вас во взгляде… в облике есть что-то такое… Даже не знаю, как сказать, трогательное и необычное. Можно я присяду за Ваш столик?
В голове Юли все смешалось. Неужели. Так не может быть. А потом вдруг стало холодно-холодно и пусто. С НЕЙ так не может быть. И не будет. Кто она, чтобы с ней был этот красавчик с бархатистым голосом и ухоженными руками?  Разве только ночь ему провести не с кем. Или, того хуже, жена на дверь  указала, вот и ищет временное лежбище. А может и, вообще, авантюрист какой-то.

- Молодой человек! – голосом, предназначавшимся для родителей нашкодивших учеников, проговорила Юля – Вы опоздали. Я уже ухожу.
Красавчик как-то даже отпрянул от неожиданности, пожал плечами,  повернулся и медленно пошел за свой столик, опустив голову. Юля долго-долго смотрела, как он уходит, уходит ее надежда. И с каждым его шагом мир становился все более и более серым.

Блин. Ну, зачем она так?  Не похож он на афериста или брошенного мужа. А даже если…  Мне-то что? Что он на мне нааферирует? Да, плевать.
 Мужчина не уходил. Теперь он как-то тревожно и ожидающе смотрел на Юлю, вертя в пальцах бокал с остатками какого-то желтого напитка с уже почти растаявшими кубиками льда.

В душе Юли бушевал ураган. Весь ее жизненный опыт подсказывал простой и понятный выход из  неловкой ситуации. Расплатиться, вызвать такси (гулять, так, гулять) и домой. Выспаться за следующий выходной. А там опять школа, тетради, учительская с такими же, как она дамами тургеневского возраста, с обычными разговорами ни о чем, сплетнями, интригами. Редкие звонки от Димки, поездки к маме, становящиеся все более угнетающими. И так оно и будет течь до маленького холмика в отдаленной части города по дороге в аэропорт.

Но другая Юля, та самая, которая все детство мечтала о похвале, ласке, любви, но так и не дождалась их, вдруг восстала против хорошей девочки. Она  сегодня вдруг стала главной. И пусть это будет одна ночь! Но это будет ее ночь с тем, кто ей нравится, кого она сейчас хочет прижать, к кому хочется прижаться. Это не Юлия Александровна, а этот маленький дьяволенок, оживший в ней, заставил ее небрежно достать из кошелька последнюю тысячу рублей, бросить на столик. Вновь посмотреть на неожиданного ухажера и… сделать шаг навстречу. И будь, что будет.