Байка 4. Обновки

— Петровна, ты пошто не по-людски-то так? — верещала из-за дверей Клавка Таракашечка, проворно пропихивая в лаз для кошек ловкими крючковатыми пальцами тощих длинных рук цветастые платья, — сперва навалишь наряды, а потом возвернуть требуешь да ишо и позоришь! На вот, подавись своими тряпками, мне таки подарочки поперёк горла!
Худющая, с рыжими взъерошенными волосёшками и маленькими хитрыми глазками, Клавка Таракашечка, прозванная так за свою схожесть с неприглядным насекомым, проворно вытрясла из мешка прямо на крыльцо добрую дюжину скомканных одёжек.

С бабулей Диной Петровной они накануне по-соседски чаёвничали, обсуждая предстоящую поездку на могилки в Трофимово. Вот тогда-то щедро и одарила Клавку Дина, отдав ей за просто так обмалевшие свои платья, строго-настрого при этом запретив хвастаться ими перед подругами.
А Таракашечка на другой же день проговорилась Вальке -Олёшихе: мол, Динушка раздобрела шибко, в наряды не влезат и раздаёт направо-налево свой гардероб.
А уж Олёшиха разнесла новость по Сармасу, да так приукрасив и приврав, что стали жёнки над Петровной насмехаться да с издёвкой "бадьёй безразмерной" по-за глаза звать.

Прослышав про это, Дина выцепила Клавку Таракашечку в магазине да так накостыляла ей, что Клавка с позором да рваным подолом скакала через весь посёлок, прикрывая худые голые ляжки сумкой и визжа по пути проклятия в адрес соседки:
— Ох и курва же ты, Динка! Я ишшо устрою тебе сладку житуху, увидишь!Опозорила на всю деревню! Штоб ты сдохла, проклятая! И наряды твои с тобой вместе и закопали бы!
Клавдия не унималась до самой калитки. Рыжие ее редкие волосёшки от беготни да испарины повисли вдоль лица тощими сосулинами, напоминая тараканьи усы. Да и сама она тряслась от злости и ненависти так, что все её сухое длинное тело била дрожь, добавляя схожести с улепётывающим от расправы тараканом.
А следующим утром Клава прибежала к Дине раным-рано.

Только-только Петровна обрядила да выгнала за ворота нерасторопную корову Милку, качающую поджарыми боками, густо мычащую, подгоняемую жидкой вичкой из прохладной стаи на знойную жару улицы да надоедливых утрешних комаров.
Петровна чуть подойник из рук не выронила, завидя в окошко подбегающую к калитке Таракашечку с мешком. Калитка звонко щёлкнула притвором, и так же гулко, ей под стать, загремела внутренняя заложка на уличных дверях: Дина успела выскочить на мост и опустить запор, обороняя свои позиции от приближающегося врага.

После небольшой словесной перепалки у запертых изнутри дверей, кои Клавдия пыталась выбить костоватым своим плечом, но скоро, оставив тщетные попытки и со злости в придачу крепко пнув, она стала пихать вещи в отверстие для кошки. С той стороны незамедлительно последовал ответный манёвр — бабуля выкидывала платья обратно в дыру, чехвостя при этом соседку:

— На кой ляд мне они, уноси обратно, Клавка, от греха подальше! Не приму назад дарёное!
— Ишшо как примешь, бадья ты безразмерная, — огрызалась Клавка, ловко просовывая наряды в лаз, — так бы и сказала, што наобещщала Олёшихе, а то вишь што удумала: Клавка выпросила! Да мне и даром твого барахла не нать!
— Да ты сдурела, Клавдия, куда Вальке эки платья-то?— негодуя, оправдывалась бабушка, крича из-за дверей, — она глянь-ко, как лешачиха, грязнущща да засалена, срамота и только!
Устав выслушивать Динины обидки да упрёки, Клавка смачно плюнула на валяющиеся шмотки и направилась восвояси, таща за собой пустой серый мешок.

— Бабуля, ты чего так кричишь с утра, — протирая заспанные глаза и потягиваясь, спросила я, выйдя босая на мост, — весь сон нам с дедуней сбила.
— Ничего-ничего, Ирушка, это тётка Клавдия платьев нанесла, — собирая с пола разноцветные тряпки, пыхтела от наклонки бабушка, — будем тебе обновки завтра шить! Простирнуть только надоть.
— Ой, ягарма старая, — поктал дедуня, раскуривая трубку в горнице у окошка, — кому ишшо лопотья-то свово насовала? Теперича што, кажинно утро будут так будить?

Как и обещала бабушка, через пару дней обновки мне были сшиты! Она обрезала у всех платьев подолы, продернула в прошитые кулиски резиночки, пришила лямочки - и готово! Сколько же радости у меня было, когда она повязывала мне очередной наряд тонким пояском у зеркала и ласково приговаривала, любуясь внучкиным отражением:

— Ты ж моя красотулечка, будешь у бабушки каждый день в новых сарафанах бегать, всем на зависть! Только, как на улку соберёшься, я тебе, Ирушка, лобик посолю, от сглаза! А то мало ли злыдней всяких в округе, живо порчу наведут!