Бабушки и дедушки

У каждого из нас есть родители, пусть даже некоторые их не знают, но родились-то мы пока не из пробирки! А у родителей - были свои родители. И очень хочется, чтобы про них узнали наши дети и внуки. Ведь это история семьи, наши корни.

Мне повезло - у меня было четыре бабушки. Нет, по факту - две, как и положено - мамина и папина.Но две бабушкины родные сестры тоже были бабушками для меня и всех моих братьев и сестёр разной степени родства - двоюродных и троюродных. А вообще - бабушек было ещё больше, но об этом позднее.Вот дедушка был один, с него и начну.

Мамины

Мамин папа родился в Санкт-Петербурге в 1907 году, 23 января. А 24 января был день рождения его мамы Татьяны, в честь которой меня потом и назвали. Вот только имя его было не Пётр, как в паспорте, а Питер, и фамилия немецкая...С приставкой "барон фон..." Надо ли говорить, что с такой метрикой он долго не прожил бы? Его отец вообще был комендантом Псковского гарнизона. "Повезло", что умер в 1913 году. После этого мать с сыном и горничной Любашей вернулась в Санкт-Петербург, где и умерла от голода в начале 1918 года. А Любаша увезла маленького Питера во Псков, где его усыновил её дальний родственник сапожник Василий Григорьев. Так мой дед получил новую метрику на имя Петра Васильевича Григорьева. И рабочую специальность сапожника. А спустя несколько лет у Василия родилась дочка Валентина. Время было голодное, в провинции обувь заменили лапти, жить стало почти не на что. И мой дед пешком ушёл снова в Петроград, в приют на подобие "республики ШКИД", а затем в ремесленное училище и рабфак, и выучился на конструктора авиастроения. И стал работать на нашем авиазаводе. Где и встретил мою Главную бабушку - Булю, Людмилу Георгиевну.

Буля родилась в 1913 в Санкт-Петербурге в семье Георгия Кулаженка, потомка украинского гетмана Кулаженки, и Александры Михайловны, урождённой польской графини Живнеровска. Правда, к тому времени семья разорилась (а как не разориться, если у графа было шесть дочерей, и каждой надо было выделить приданое?). Вот младшая Александра и вышла замуж за своего управляющего, тоже разорившегося потомка гетмана. И приехали в Санкт-Петербург, где прадед стал дворником в Кадетском корпусе. О, в те времена это был Дворник - лицо, наделённое властью. И платили хорошо - во времена НЭПа их столовое серебро спасало от голода, и до сей поры ещё остались серебряные ложки...Моя Буля - самая младшая, в семье было ещё восемь детей, из которых трое умерли в детстве - Оля в семь лет от пневмонии, Ваня в год от режущихся зубов, и Ксюша , двойняшка Лили, в пять месяцев. Остались три брата - Дядя Жоржик и дядя Гарри (Георгий и Григорий, погибшие во время Великой Отечественной), и дядя Петя, который в Гражданскую был в армии Будённого, и всю жизнь носил будёновские усы, которыми очень гордился и ни за что не сбрил даже во время Великой Отечественной, которую прошёл всю. Его внук, благодаря девичьей фамилии матери, поступил в МГИМО, и сейчас это высокопоставленный чиновник... Вот только родственные отношения ему не по чину...

А две бабушкины сестры - Кока (Клавдия, а до революции - Кларисса), и Лиля (Лидия) - стали для меня ещё двумя бабушками. У Коки детей не было, как и у дядей Жоржика и Гарри, а у Лилечки - единственный сын Серёжа, три сына которого росли вместе со мной. У Були , кроме моей мамы, было ещё два сына, у каждого - по родной дочери, а у старшего ещё и приёмный сын Алёша - от жены. И у меня есть родной младший брат. И двоюродный брат от папиной родной сестры, тоже Алёша. Вот на эту ораву - восемь - десять детей плюс три бабушки - снимали дачу. До школы мы там могли жить с марта по ноябрь! Школьниками - уже только на летние каникулы...
Ох, и доставалось же бабушкам! Стирка - наносить воды из колодца, готовка - наносить воды, уборка - опять вода...А ещё у Були был талант - она собирала вокруг себя всю детвору из дачного посёлка! Сколько было вылечено разбитых коленок, заштопано разорванных штанов и платьев! Чтобы родители не ругали.Но это - уже при мне.

А вот до моего рождения Кока и Лиля прожили очень тяжёлую жизнь. Кока родилась в 1896 году, и была воспитанницей Смольного института благородных девиц. Школа там была суровой, и спать приходилось в холодных дортуарах, и эта закалка очень пригодилась во время блокады Ленинграда. А ещё она получила специальность золотошвейки и белошвейки. И научила вышивать мою бабушку. А у меня и сейчас бережно хранятся батистовые носовые платочки, вышитые Кокой. Вместе с Кокой в Смольном жила её подруга эстонка тётя Эля. Которая после революции потеряла возможность вернуться на Родину... Она вышла замуж за дядю Петю, родила единственную дочь Регину. Почти всю жизнь она прожила в России, но говорила очень плохо, с сильнейшим акцентом. Так мы всю жизнь её эстонкой и считали. В конце шестидесятых она поехала в Таллин, где ещё оставались родные, с которыми много лет не виделась, и даже не переписывалась - по известным причинам. Но там её не приняли - приехали вместе с тётей Элей ещё её дочка и моя мама, так им есть - пить даже не предложили, сказали "Ты - русская" - с тем и уехали... А чем была виновата шестнадцатилетняя девчонка, что не смогла вернуться к родителям после Революции? Жить-то надо было...Так всю жизнь бабушка Эля и прожила в Ленинграде, только перед самой смертью переехала к дочери в Москву. А Кока до войны работала швеёй. Вот у Лили - другая история.

Лиля у нас - Артистка! У неё был Голос. И пела она до войны в двух театрах Ленинграда - Малом оперном и Оперетты. Говорит - была солисткой и там и там. Не знаю, можно ли это проверить. Но рассказывала о закулисной жизни довоенных артистов очень много. Но во время войны и блокады они с Кокой бросили свои работы и отправились сперва рыть окопы на Лужском оборонительном рубеже, а потом - стирать бинты в госпитале. В ледяной воде Невы. Где Голос и пропал - от простуды. Хотя всю оставшуюся жизнь дома лучше певицы не было! А в сорок втором их с матерью эвакуировали по дороге Жизни. Они лежали на барже, а мимо - самое яркое впечатление - плыли панамки от разбомблённой перед ними баржи с детьми. Было тихо, никто не кричал, не плакал - устали за зиму, привыкли к потерям, задубели. Только звуки разрывов, свист бомб и эти панамки...
А Кокин муж дядя Ваня был водителем полуторки на Дороге Жизни. Потом рассказывал, что ездить приходилось с открытой дверью, часто - без лобового стекла, с подвешенным за головой котелком, в котором для шума лежала ложка - чтобы не уснуть. Но один раз он всё-таки уснул.Навалился грудью на руль и машина съехала в сторону, ткнулась в ледяной торос и заглохла. А в это время впереди раздался взрыв и в образовавшуюся воронку угодила следующая за дяди Ваниной машина... Был суд, и ему дали десять лет колонии за сон за рулём...Вот такое время было - военное.

Но вернёмся к моим родным бабуле и дедуле. Дедушка очень быстро стал Главным конструктором на авиазаводе, кем и оставался до конца жизни. А бабушка была сперва чертёжницей, а потом конструктором парашютов, которые потом сама же и испытывала! У неё восемь прыжков - и это довоенные прыжки! Кстати, в сериале "Чкалов" есть персонаж Павел Граховский - так вот - это собирательный образ из биографий реального Павла и моего дедушки. Фильм снят много позже смерти деда, и персонаж Павла произносит такую фразу "Пётр на небе нас рассудит" - мы с мамой её поняли по-своему - это он про дедушку, мама ведь многое помнит и в фильме узнала многие эпизоды. А вот жена Граховского по фильму Лида - это целиком и полностью моя бабушка Люда! Реальная жена не имела к авиации никакого отношения, а моя бабушка прыгала с парашютом, будучи беременной мальчиками-близнецами, и потеряла их. А когда собралась прыгать, уже будучи беременной моей мамой - дед её уволил в одночасье! Но был в жизни бабушки с дедушкой один трагикомичный эпизод, который сейчас не все и поймут. В СССР был издан Указ об опозданиях, согласно которому опоздавшие на пять минут были осуждены и отправлены "на лесоповал". Сколько молодых ветреных девчонок стало "указницами"... Про ленинградские белые ночи знают все. В одно прекрасное утро мои дедушка и бабушка встали по будильнику, спокойно позавтракали и поехали на работу в почему-то непривычно пустом трамвае. Хотя утро было расписано по минутам и они сверяли по минутной стрелке все свои действия. Удивились и пустой в это время проходной. Ещё мысль мелькнула - а не выходной ли? Но в цехах и отделах кипела работа. Повезло деду - хороший у него был директор завода! Опоздали они аж на четыре часа! Может - из-за детской шалости, может - сами ошиблись, или будильник сломался, но они проспали. А поскольку смотрели только на минутную стрелку (как-то раз и со мной такое было) - то всё делали спокойно и уверенно. Так же уверенно прошли проходную с опешившим охранником. В общем - выговор получили устный и задним числом - местную командировку на аэродром, где их, конечно же, не было... Второй раз деду с директором повезло 22 июня 1941 года. В этот день вся семья собиралась в зоопарк, а дед к завтраку побежал за свежей булкой. И не купил. Пришёл, покидал в рюкзак ложку-кружку - и на сборный пункт, с паспортом, в котором раньше ставили штамп с местом работы. Со сборного пункта позвонили директору авиазавода "Вам Григорьев нужен?" "А вам самолёты нужны? Да? Тогда отправляйте его назад" Так деду не пришлось повоевать, у него был свой фронт - трудовой. Очень быстро стало понятно, что строить самолёты под непрерывными обстрелами и бомбёжками невозможно, и завод эвакуировали в Нижний Тагил. Было несколько эшелонов, с одним из которых отправляли семьи рабочих, и в котором должны были уехать и бабушка с двумя детьми. Но дед их не пустил, уехали они все вместе с последним эшелоном, а тот - разбомбили, почти никого не осталось...Ещё дед сказал, что три месяца - срок не реальный, они только оборудование ставить до зимы будут и налаживать - бери тёплые вещи. Бабушка и взяла - и деду полушубок, и свою шубку с муфтой. А ещё взяла коробку с дедушкиным табаком - он курил "Казбек", гильзы надо было набивать самому, а обрезанные остатки табака он ссыпал в особую коробку. И - для своего досуга - легкомысленная бабуля взяла своё вышивание - "надо же что-то делать на досуге". Вот досуга-то и не было! Выгрузили их у какой-то избы - бабушку и двух детей - маме четыре года, её брату два. А дед уехал на завод, на казарменное положение - приходил раз в неделю на двенадцать часов - отоспаться, паёк передать. Ну, видимо не только за этим - в сорок третьем у Були третий ребёнок появился, сын. А до этого ещё девочка была, но родилась рано и не выжила...А бабушка-то у меня - горожанка, русской печки в глаза не видела, как подступиться? Попыталась у хозяйки спросить, но увы - в Нижнем Тагиле тогда было много раскулаченных переселенцев, и относились они к "выковырянным" очень плохо. Села бабушка посреди холодной избы и заревела. И дети с ней заодно заревели. Но теплее-то от этого не стало. Вспомнила поговорку "глаза боятся - руки делают", взялась за растопку. А к приезду из блокадного Ленинграда своих мамы и двух сестёр уже была заправской деревенской жительницей. Но дома всё равно оставалась одна - вновь прибывшие тоже перешли на казарменное положение, работая на заводе. А вскоре построили барак для семей эвакуированных, куда все и перебрались. Вот в том бараке и появились - сперва соседский мальчишка , для меня - дядя Коля, у тёти Маруси, потом мамин родной брат, а затем и двоюродный - дядя Серёжа у Лили. Их отцы были шоферами, перегоняли грузовики с запчастями самолётов на фронт - ведь обстрелянные самолёты чинили на месте. Оба и погибли от авианалётов... А моя мама оставалась с этой оравой младенцев за няньку, пока бабушка с тётей Марусей ходили по деревням - выменивать хоть что-нибудь на еду. Сёла там были богатые, и ничего-то им было не надо от нищих "выковырянных"... Вот тогда и пригодилось бабушкино мулине - нитки, которые во время войны стали дефицитом!А один раз за "доху с дыркой" - муфту - бабушке дали мешок картошки. Мороженой, сладкой, самим негодной... Счастью не было предела! Соли всё равно не было, ели жареную прямо с кожурой. Ещё забавный эпизод - в одной деревне у бабушки спросили, есть ли у неё "пялиться" Бабушка-вышивальщица им пяльцы даёт - нет, не то, надо "пялиться". Оказалось - карманное зеркальце!За него дали детскую доху, в которой моя мама проходила всю войну и пару лет после - сперва подворачивали полы и рукава, а потом не знали, чем и надставить, ещё и ругались "зачем так далеко руки в рукава просовываешь" В шутку, конечно.
Потом завод перебазировали в Химки под Москвой, а в конце войны вернулись в Ленинград. Сперва только дедушка, потом он выписал к себе бабушку с детьми. А тётя Маруся к тому времени на заводе уже не работала, в городе у неё никого не осталось, и вернуться она не могла. Но деду как-то удалось её выписать, но без прописки. Жили в двух комнатах в коммуналке, кроватей было мало,спали вповалку,  поэтому во время ночных проверок тётя Маруся и дядя Коля прятались под кроватями, их и не нашли... А потом они получили в Лахте в деревянном доме комнатку с верандой, где прошла большая часть моего детства. Меня маленькую вообще постоянно куда-то перевозили - то в Лахту, то во Псков, к тёте Вале - дедушкиной сводной сестре. А её приёмного сына дядю Толю моя мама считает братом, как и дядю Колю!Вот такая родня - не по крови, у меня была и есть. Правда, мужчины старенькие уже... Тётя Валя - ещё одна моя бабушка - немного пережила мою родную Булю. А тётя Маруся давно сгорела в своём деревянном доме в Лахте - от неисправного газового баллона...

Война - Великая Отечественная - сильно подкосила здоровье моих родных. У деда ещё в Химках обнаружили рак желудка. Оперировал его старенький профессор в Москве, а ассистировал молоденький паренёк, который к последней дедовой операции в 1970 году сам стал профессором - уже в Ленинграде. После первой операции деду сказали, что жить ему года два - три, а прожил он двадцать семь лет. Но часто ложился в больницы - на обследования. Старший бабушкин сын заболел туберкулёзом, а младшему не повезло с почками - моя мама до сих пор считает себя виноватой - ей было не согреть воды для подмывания младенцев, и она их мыла ледяной водой - разобьёт корку льда в ведре, зачерпнёт ковшиком - и моет...И у самой руки обморожены, и мальчишки верещали от холода.А что делать? Лиля на заводе, бабушка с тётей Марусей - по деревням продукты выменивают или в магазине часами в очередях стоят - отоваривают карточки. Когда родилась я - моей маме не дали место в садике - "У вас мама не работает". Да, Буля не работала. Во-первых, могла себе это позволить, как жена Главного конструктора, а во-вторых, ей и некогда было! Трое больных мужчин в доме, три абсолютно разные диеты - ей приходилось готовить каждый день четыре обеда! По чуть-чуть, но всё разное, диеты-то не совместимые - желудочная, лёгочная, почечная. И остальных кормить надо, в том числе младенца - меня. Мама вышла на работу, когда мне полгода исполнилось, такие тогда декретные отпуска были. А Буля с утра пробежать по рынкам и магазинам должна была, купить продуктов, потом дома готовить эти обеды, раскладывать по банкам и судкам и развозить по больницам - деду и сыновьям. А тут я ещё...Вот у меня самые первые воспоминания - я лежу в кроватке - железной, с подъёмной сеткой, открываю глаза - и тут же начинает лаять Жаконя - камчатская лаечка, привязанная к кроватке специально - для оповещения, что я проснулась. Раз Жаконя лает - значит, ко мне сейчас кто-нибудь придёт и поможет выбраться из кроватки и одеться. Это мог быть соседский мальчишка - Лёнька, уже большой, пяти лет от роду. А то и совсем взрослый сосед Борька - первоклассник!Вот так - в квартире могли абсолютно одни оставаться дети - с полугодовалого возраста. Ну, а чтобы совсем одну не оставлять - меня и отправляли то в Лахту - к тёте Марусе, то во Псков - к тёте Вале. Я в детстве Псков знала лучше родного города.

Как жаль, что бабушки и дедушки достаются нам уже не молодыми! Я люблю рассматривать их фото в молодости. Увы, довоенных почти нет - прадедушка умер в марте  сорок второго от голода, а перед смертью просил своих дочерей "Девчонки, сварите картошки, я же принёс мешок, неужели вам жалко?" - и показывал в пустой угол...А Кока с Лилей плакали и пытались накормить деда отваром от дяди Петиной портупеи времён гражданской войны. Там было граммов двести натуральной свиной кожи. Всю съели. Как и прадедушкин столярный клей из натуральных костей. И обои в комнате, которые тогда клеили на крахмал. Похоронен прадед на Пискарёвке - мы знаем, где, Кока сама его туда отвезла и запомнила место. Сколько себя помню - 9 мая мы везём туда горбушку чёрного хлеба... А по первой воде выживших женщин эвакуировали. Они попросились в Нижний Тагил. Комната осталась пустой. Тогда в освободившееся жильё заселялись из разбомблённых домов. Когда все вернулись в Ленинград - комната была занята. Правда, жильцы попались хорошие - отдали сохранившуюся мебель ( у меня до сих пор стоят старинная этажерка , которую мы зовём музыкальной шкатулкой из-за стоящей на ней аппаратуры и хранящихся внутри пластинок), письменный стол и висит старинное зеркало. Отдали кое-что из не сожжённых книг и фотографии. А жильё дед получил на Канонерском острове, откуда потом по обмену переехали на Невский проспект, в две комнаты большой коммунальной квартиры, где и я потом родилась. Вот так - мой дед был не только Генеральным Конструктором авиазавода, но ещё и депутатом нескольких созывов - сохранились специальные блокноты с такой шапкой на каждой страничке - или "Главный конструктор", или "Депутат Государственной думы...какого-то созыва"( на тех листочках тогда можно было писать какие-то распоряжения и они приравнивались к письменным приказам!), а жил в коммуналке! Единственное, что было - это городской телефон, единственный на весь дом. И все соседи приходили звонить, если возникала острая необходимость, а до телефона-автомата бежать некогда. Кстати. на новой квартире ему телефон провели по той же причине. А на новую квартиру , вернее - две квартиры по одной лестнице, мы переехали из-за метро. Сперва наш флигель дал трещину при взрыве церкви на углу улиц Марата и Стремянной, а когда открыли метро "Маяковская" - трещина поползла и дом пошёл на слом.На очереди на улучшение жилья мы не стояли - комната бабушки с дедушкой была метра сорок четыре, наверное, это наша около двенадцати, не положено было. А тут внеплановое расселение. Вот и дали двум семьям - бабушке с дедушкой и двум их сыновьям и нам на четверых - по двухкомнатной квартире. Спасибо, просьбу удовлетворили - на одной лестнице, мы на шестом этаже, а они - на третьем. Один из сыновей был только прописан, жил у жены, а второй женился уже после смерти деда. И единственным человеком, который невзлюбил нашу Булю, была его молодая жена! В итоге сделали тройной обмен, и Буля переехала в комнату в коммуналке по нашей же лестнице на восьмом этаже, а в её квартиру въехали сваты. А уж перед моей свадьбой бабушка сделала со мной родственный обмен, и мы с мужем въехали в эту коммуналку, но это уже наша история. А бабушка переехала к моим родителям и брату, в двушку, которая вся была меньше её комнаты на Невском...Прожила она там лет пятнадцать, а незадолго до её ухода к ней пришли дедушкины сослуживцы и сказали, что дедушкины приборы ещё летают! Дед ведь не сами самолёты конструировал, а "начинку" к ним, приборы высоты и ещё что-то. Я в детстве играла с какими-то образцами из плексигласа, дюраля и ещё чего-то - ведь зачастую работа у деда продолжалась и дома, вечером, с сослуживцами. Был короткий звонок бабушке - я приду не один - и бабушка в срочном порядке должна была приготовить какое-то угощение, чаще всего - пироги. О, эти знаменитые бабушкины пироги! Вкуснее я до сих пор ничего не ела. Но, увы, ни маму, ни меня, как ни пыталась, научить печь так же  бабушке так и не удалось...А ещё приходили партийные деятели - дед ведь был членом КПСС, тогда иначе никак руководителю его уровня. И была среди них Галина Дмитриевна Тёмная, в то время очень известная личность. А я из-за неё обзавелась аллергией на парфюмерию - она очень любила духи "Красная Москва", всегда носила их в сумке, где они, увы, проливались. И там же - конфеты для меня, которые, естественно, от долгого ношения пропитывались этим запахом. В моём детстве конфеты появлялись только на большие праздники, так что отказаться от угощения было выше моих сил...

А ещё я помню, как дед водил меня в Летний сад и на стадион в ЦПКиО . Это еще до переезда, и до моей школы. И не летом - всегда был то снег, то дождь.А вот в августе и сентябре были лесные походы. Но их я помню плохо - это было до моего семилетия, потом дед слёг и уже из дома почти не выходил.

Папины

Про папиных я знаю гораздо меньше, увы. Наверное, потому, что его папа не то погиб в ополчении в сорок втором, не то умер от голода тогда же - версий две, от разных родственников...По факту - его мама с моим маленьким папой и младшей дочерью, родившейся в мае сорок первого, ещё в июле отправилась в эвакуацию, а отец остался работать и на моём потом уже заводе. Скорей всего - он из госпиталя, где лечился от истощения, отправился в ополчение, но не доехал - прямое попадание в их полуторку. И, чтобы не лишать семьи пайка "за потерю кормильца", всем написали, что они умерли в заводском госпитале.
 
А с его мамой у нас были сложные отношения.Во-первых, она восприняла его женитьбу плохо "вот, растила-растила сыночка, а он взял и женился". А потом ещё и рождения нас с братом встречала словами "зачем ты семью всё увеличиваешь и увеличиваешь?" Хотя у самой - двое детей. По метрикам. А вот в разговорах с другими папиными родственниками нет-нет, да и проскакивало кое-что, из чего мы сделали выводы - папа - не родной сын бабы Ляли, как я её называла. Похоже, она вышла замуж за вдовца с сыном. Да она и сама как-то проговорилась, что рожала только один раз - дочку. И метрика у папы была "дубликат". А ещё она любила рассказывать, как при ожидании эшелона в эвакуацию, когда они сутки сидели на Московском вокзале, папа убежал от них на Суворовский проспект, где жила его бабушка.А потом ещё и вернулся - один. И это - в два года, если верить метрике! А если ещё учесть, что младшая сестра бабы Ляли тётя Нина работала не то в ЗАГСе, не то в паспортном столе... Моя мама после десятого класса на поступила в институт и отец отвёл её в техникум, где она и познакомилась с моим будущим папой - самым взрослым из соучеников, но только-только окончившим восьмой класс!

Кстати, мамины родители тоже были не в восторге от маминого выбора...Если вспомнить отнюдь не пролетарское происхождение её родителей и сравнить с предками папы - всё станет понятно. А предки папы по отцовской линии - белорусы, с типичной белорусской фамилией, которую всё моё детство произносили на еврейский лад, чем отравили мою жизнь. Но - они из Западной Белоруссии, фамилию получили от проистекающей там речки. Как они получили вольную за четыре года до отмены крепостного права - уже не выяснить. Но приехали в Санкт-Петербург в 1857 году, как раз к открытию моего завода - "Ленинградского Металлического" и работали там с самого его основания. Как и предки бабы Ляли. На рабочих местах - литейщики, кузнецы, слесари, кладовщики. На этот завод потом пришёл работать мой папа, а затем и меня привёл. Работали хорошо, есть в музее завода и про папиных предков упоминания. Правда, династию нам почему-то не считали - может, потому, что баба Ляля фамилию не меняла? Но вот немного мистики - когда я чуть-чуть не потеряла работу по сокращению штатов, вдруг открылся литейный цех (где работал когда-то мой прадед), уже закрытый для продажи, и я там проработала четыре года, пока его не закрыли окончательно, но я всё равно осталась на заводе - перешла в другое подразделение, где тоже кто-то из предков раньше работал...Как будто мои предки протягивали руку помощи...

Про бабу Лялю могу сказать очень немного. Она была родом из племени вепс. Из многодетной семьи, из которой лично я знала только младшую сестру тётю Нину, да слышала про сестру Катю и брата Мишу. Но знаю, что их было гораздо больше. Кажется, даже папа не всех помнил...Ну, не были мы там желанными гостями, что же делать.Всю жизнь она считала, что "сын должен помогать матери, и это его дело, что семья большая, а он - единственный кормилец". (Мама не работала, так как брат бы не садиковым ребёнком, а бабушки с ним сидеть отказались - мамина пошла работать после смерти деда, пенсия по потере кормильца была слишком мала. А сама баба Ляля с внуком от сына не ужилась! С двухлетним...) Что поделать - всю свою жизнь она любила только свою дочку...

После потери мужа баба Ляля до самой пенсии замуж не выходила, а с выходом на пенсию - вышла и замуж за своего сослуживца дядю Сашу. Митрофаныча, как его потом все звали. Как же были против и её, и его дети! Но - они поженились. И почти двадцать лет прожили душа в душу! Вот дядя Саша и стал моим вторым дедом. Особенно запомнилось одно лето - дачу тогда сняли только на нашу семью и неудачно, хозяева попались нечестные, от дачи пришлось отказаться. Мама с маленьким братом остались в городе, а меня на август отправили в Лебедевку, к папиным родным. И там мы с Митрофанычем ходили в лес - за черникой, которую баба Ляля ездила продавать в Выборг, и за грибами.В первый раз я ходила бездумно, куда поведёт дядя Саша, туда и иду. Второй день - тоже самое. А на третий, когда было всё собрано, он сказал - "А теперь ты веди нас домой" А куда??? Ну, до дорожки мы добрались, а по ней быстрым шагом примерно полчаса мы шли не в ту сторону! Пока не дошли до оврага, которого не должно быть на пути к дому. И дядя Саша, с тяжеленной корзиной грибов, с рюкзаком, в котором стояли наши бидоны с черникой - не сказал ни слова упрёка!Развернулись, пошли обратно. А со следующего дня началась моя муштра по ориентированию в лесу!Спасибо ему огромное за эту науку - я никогда ни разу не заблудилась даже в самом незнакомом лесу, в сибирской тайге, куда ездили с мужем к его родне - одна ходила. А если появляется какая-то неуверенность, я как будто слышу тихий чуть надтреснутый голос дяди Саши - и нахожу дорогу. Когда я как-то сказала маме, что ходить по лесу меня научил Митрофаныч, она обиделась - "тебя мой папа учил". Да, учил - грибы я узнала от него. Но я была с ним в последний раз в лесу в семилетнем возрасте - много ли я тогда запомнила? Да и ориентироваться он не учил, если честно. Лес-то около дачи был небольшой, заблудиться там трудно.

Больно терять родных людей. Конечно, это закон жизни - уходит старшее поколение. Но они с нами, пока мы их помним. Последней из всех моих бабушек ушла Лиля. Летом двухтысячного. А в апреле того года мы отметили её девяностолетие! Когда позвонили и спросили, что подарить - ответила "только то, что я смогу унести с собой"...Накупили каких-то экзотических фруктов, только появившихся йогуртов, приехали. А она расплакалась от моего обращения "Лилечка, я ТЕБЯ очень люблю и поздравляю" - сказала, что в таком возрасте самое дорогое, когда кто-то ещё может сказать Ты и назвать просто по имени, без отчества...