Синдром джентльмена

На фото: М. Веселовский и С. Десимон, 5 курс ВМедА, действующие лица рассказа.    

Сколько я себя помню, с раннего детства и особенно со школьных лет, я пропускал всех вперед: «Проходите, пожалуйста», показывая руками и головой направление движения. Кто этому меня научил? – уже забылось. Думаю, что это заслуга родителей, они своими замечаниями: «Не лезь вперед, пропусти (девочку, взрослых, не видишь, человек спешит) и словесными поощрениями, к которым присоединялись и другие взрослые: «Молодец. Такой маленький, а какой вежливый», – всё это вместе и положили начало формированию у меня, условно говоря, «Синдрома джентльмена».    

Со временем этот комплекс поведенческих отношений с окружающими людьми расширился. В него включались и другие признаки, свидетельствующие о хорошем воспитании, все они между собой были тесным образом взаимосвязаны и взаимообусловлены, составляя единое целое, законченный устоявшийся образ.     Однако в определённых условиях этот синдром, словно своеобразная болезнь, делал из меня инвалида. Сейчас я попытаюсь объяснить почему. Всем известно, что антиподом джентльмена выступает тоже английское порождение – хулиган (от имени ирландца Патрика Хулихэна, этот вариант происхождения слова мне нравится больше).   

Легко предположить, что крайняя степень невоспитанности имеет относительно постоянный, присущие только ей, комплекс признаком, составляющий, тоже условно говоря, «Синдром хулигана». При этом нетрудно догадаться, что эти два понятия-синдромы находятся в постоянном непримиримом антагонизме особенно в крайних своих проявлениях. В среде невоспитанных тактичный человек чувствует себя по меньшей мере ущербным или, говоря иначе, инвалидом. О «Синдроме хулигана», я расскажу позже.
               
***   

Это произошло в самом начале осени 1977 года. Мы, я и мой друг Михаил Веселовский (в просторечье нашего курса – Майкл), шестикурсники ВМА им. Кирова, проходили войсковую стажировку на одной из дальних площадок полигона МО СССР для испытания ракетной техники Капустин Яр в Астраханской области. В понедельник мы решили съездить в военный городок Знаменск, как справедливо прокомментировал это решение мой друг: «Не дурно было бы проветриться. Да и Красников звонил, ждёт нас во вторник у себя с планами» (Подполковник медицинской службы Красников – руководитель практики). Общее решение «о проветривании» не обсуждалось. От нашей части отходил автобус к мотовозу, собиравший офицеров, прапорщиков и женщин-служащих с разных площадок на станции пересадки «23 км».    

На автобусной остановке собралось много народу. Все торопились побыстрее отправиться на первом автобусе к своему вагону на мотовозе. Было тепло солнечно, около 17 часов. Рабочий день закончился, и это не могло не отразиться на настроение отъезжающих. С шутками и улыбками автобус ПАЗ довольно быстро заполнился полностью, сидели даже на внутреннем капоте рядом с водителем спиной к лобовому стеклу. Проход салона заняли плотно стоящими друг к другу офицеры. То и дело раздавалось: «Товарищи офицеры, уплотнимся! Всем домой хочется».    

Мы же с моим другом стояли несколько поодаль передних дверей ПАЗа, пропуская отъезжающих, с расчётом в числе последних взобраться на ступеньки автобуса, лишь бы только дверь закрылась. Ехать было не далеко, можно было и постоять плотно прижавшись к спине попутчика.     Я и Майкл уже собирались осуществить свой план посадки в числе последних, когда появились опоздавшие две молодые женщины из офицерской столовой, как сейчас помню, Валя и Галя. Как воспитанный человек я не раздумывая пропустил их, помогая им взобраться на ступеньки первой двери автобуса, задняя были уже закрыта, и её открытию препятствовали тела офицеров и прапорщиков.    

В благодарность на моё тактичное поведение я получил лучезарную улыбку от Вали и благосклонный взгляд Гали. Их реакцию на мою галантность я собирался в дальнейшем конвертировать в порцию нежирного мяса и в дополнительный стакан компота в офицерской столовой части. По опыту я знал: вежливость ничего не стоит, но часто вознаграждается. Дверь закрылась и автобус запылил отъезжая, а мы с другом остались в надежде на второй рейс.
– И всё твой «Синдром джентльмена», – произнёс с досадой мой друг.
Ранее я ему неоднократно рассказывал об этом симптомокомплексе, всякий раз пытаясь оправдаться и напирая на его положительные стороны. Майкл не видел в этом синдроме ничего хорошего, так как, по его мнению, он только усложнял жизнь.
– Неизвестно будет ли ещё вторая ходка, – вслух размышлял он, растерянно озираясь по сторонам.
– Что уехал? – спросил, подошедший к нам прапорщик из нашего медпункта. Он шёл из штаба.
И после того, как мы ему ответили, добавил, отреагировав на выражения наших лиц:
– Не расстраивайтесь, должен быть второй рейс минут через десять-пятнадцать, я ещё в медпункт за портфелем успею сходить.    

И действительно минуты через три на остановке снова стали собираться офицеры. Но ни через пятнадцать, ни даже через двадцать минут наш ПАЗик не возвратился. Зато со стороны медпункта появилась санитарная машина, и тормознув рядом с нами, наш врач из кабины скомандовал: «Веселовский, Десимон, срочно в машину!»   

Мы не заставили себя долго ждать, так как нас учили выполнять толковые указания без возражений. Вместе с нами попытались залезть в санитарный УАЗ трое – майоры и подполковник, но капитан медицинской службы Гриневич категорично отрезал, обращаясь к последним: «Освободите машину, садятся только медики».    

Наша «санитарка» буквально сорвалась с места, и последнее что мы увидели –удивленные лица оставшихся старших офицеров, с которыми так бесцеремонно обошёлся наш начмед.
– Кажется мы окажемся в городе ещё раньше мотовоза и уж точно раньше майоров, – прошептал мне на ухо мой друг, и добавил. – Слова о твоём джентльменстве, спутавшим все наши карты, беру обратно. Был неправ.   

Я же с гордостью подумал о том, что не мог себе изменить, не пропустив вперед женщин. Разве моему другу доступны мои душевные порывы, в которых я готов принести в жертву интересы не только свои, но и его, ради усвоенных с детства определённых правил поведения воспитанного человека. И теперь за это мне и ему воздаётся сторицей – мы мчимся с комфортом к нашей цели, в военный городок Знаменск. Всё складывалось очень удачно…
– Наш автобус на переезде столкнулся с тепловозом, приготовьтесь оказывать первую помощь, – открыв окошко из кабины с салон ошарашил нас Гриневич, – укладки и шины для иммобилизации переломов рядом с вами.               

***    

Как рассказывали очевидцы, автобус на скорости подъезжал к нерегулируемому переезду в то время как сбоку набирал скорость тепловоз. Водителю молодому сержанту из салона стали поступать команды от лихих командиров, сидящих и стоящих в автобусе: «Давай жми, проскочим! Жми и так опаздываем! Тебе ещё за остальными возвратиться надо!» И он газанул. Спросить, что у него было в голове, потом не удалось, он погиб один из первых.      

То, что я увидел, когда мы оказались на месте, показалось мне последствиями взрыва авиационной бомбы. В метрах десяти от переезда около железнодорожных путей лежал на боку искорёженный автобус без крыши, вернее, всё что от него осталось. После столкновения, тепловоз какое-то время ещё тащил ПАЗик с людьми, пока он не повалился в сторону.      

Вокруг этого места в разных позах были разбросаны офицеры, прапорщики и женщины нашей части, как я потом узнал в автобусе находилось, подумать только, около 50 человек. Когда я пробирался среди пострадавших, обломком автобуса и стекла, со всех сторон раздавались стоны и просьбы: «Доктор, помоги!»    

Первое, что я пытался выяснить, так меня учили, кто нуждается в неотложной помощи по жизненным показаниям. Всё нужно было делать быстро: останавливать наружное кровотечение, вводить обезболивающее средства, накладывать асептические повязки и шины на открытые переломы. Разбираться с повреждением внутренних органов, внутренним кровотечением, в том числе внутричерепным не представлялось возможным. Спустя некоторое время из соседних частей подъехали ещё санитарные машины с врачами и несколько КУНГов.    

Несколько в стороне я увидел тело Вали, казалось она улыбается. Помочь ей уже было нельзя, её травмы были не совместимы с жизнью, я это понял, когда увидел, как Гриневич, склонившийся над ней горестно замотал головой. Недалеко от неё стонала Галя от боли в правой ягодице, на которой я обнаружил обширное кровоизлияние. Попросил её поднять правую ногу, и она со стоном потащила пятку по земле. «Перелом костей таза, – я был словно робот, выдавая уже готовые заключения и решения. – Омнопон и осторожно в машину». Её уложили в соответствующей позе с раздвинутыми и согнутыми в коленях ногами на щите. В сторону Вали я старался не смотреть, казалось её улыбка окажется предсмертным оскалом, а мой мозг никак не желал примеряться с тем, что она мертва.    

Вокруг нас с Майклом, приехавшими первыми, уже работали врачи с других площадок. С шумом отъезжали санитарные машины, увозя пострадавших в госпиталь. Подъезжали какие-то другие персонажи из числа зрителей. Когда наконец я поднял голову и оглядеться, то увидеть генерала Захарова, начальника 2-го испытательного управления. Он в сопровождении нескольких старших офицеров осматривал место происшествия. Тогда мне в голову пришла «недостойная офицера» мысль, и именно потому я её запомнил: «Генералов можно увидеть так близко только во время торжеств и трагедий, в обыденной жизни они от нас прячутся, чтоб мы их не беспокоили».    

До Знаменска в этот день мы всё-таки доехали, но в КУНГе, приспособленном под катафалк, в нём на носилках лежали трупы погибших. В закрытом кузове было темно. Рядом со мной на своём последнем ложе подпрыгивало на неровностях дороги тело Валентины. Как мне казалось она в эти моменты словно оживала в любовном танце со смертью. И я подумал: «Некоторое время тому назад она мне улыбалась. А я пропустил женщину вперед… как оказалось… на тот свет, а другая из-за моей галантности испытывает сейчас страдания и ещё не известно, какое будущее её ожидает?»    

И как бы прочитав мои мысли мой друг обратился ко мне, придерживая носилки с трупом какого-то подполковника.
– Было бы лучше, если бы здесь лежали мы?
– Не знаю, – ответил я Майклу. – В жизни многое непонятно… Кажется всё ясно только им – нашим молчаливым попутчикам.